Марка Теренция Варрона, ВОРОНА 22 страница
Звали дрессировщицу Полина Виардо: то был цирковой псевдоним Иры Марковны Мнацаканян‑Мнацакановой. Он просто нравился ей — и все, этот псевдоним, а никаких ассоциаций не вызывал.
В данный момент Полина Виардо в руках имела горн — и несколько шавок, одетых в хаки, относились к ней, как к полководцу, трепеща и ожидая, когда протрубят поход. Полина Виардо озаботилась было трубить, но вдруг из зала крикнули: «Подождите меня!» — и старик в белом халате пристроился к колонне шавок, поджав верхние конечности. «Трубите!» — властно приказал он, зрители зааплодировали, полагая в старике клоуна. Полина Виардо как ни в чем не бывало улыбнулась, вильнула бантом и протрубила поход. Вымуштрованные ни славу собачки в ногу зашагали вдоль барьера — и в ногу с ними вдоль барьера же отправился старик в халате. Публика взревела.
Полина‑Виардо‑с‑группой‑дрессированных‑собачек‑и‑стариком сорвала немыслимый аплодисмент. Проделав несколько атлетических реверансов, почти касаясь пола красным бантом, она подошла к старику и с умильным лицом сказала ему немного тихих слов. Старик реагировал как собака: он стал на четвереньки и злился — рыча. Потом залаял весьма правдоподобно и мастерски.
Зал кончался от смеха. Аид Александрович прекратил лаять, повременил и заорал рыночным голосом, глядя прямо в отдельные глаза дрессировщицы:
— Сахару давай, Полина! Чего ждешь?
|
|
Прочие шавки, поджав передние ноги, хотели сахару молча. Услышав слово «сахар», Полина Виардо машинально полезла в карман, располагавшийся в неописуемом месте, и принялась ловко раздавать кусочки, начав, между прочим, не с Аида Александровича. Оскорбленный непочтительностью Аид — кстати, при поддержке зрительской массы, чуткой ко всякого рода дискриминации, — взвыл, ринулся к обидчице с явной недружелюбностью. Притормозив около нее, он — прямо скажем, без удовольствия — впился ей в ляжку мертвой достаточно хваткой. Опытная Виардо принялась отрывать от пола «задние» конечности озверевшего старика, но тот не понимал приема и челюстей не разжимал. Мелкие шавки с уважением смотрели на человекоподобного собрата, дисциплинированно не вмешиваясь в конфликтную ситуацию.
— Фу! Фу! — возопила, наконец, Полина Виардо, не понимая, по‑видимому, что воплем этим несколько компрометирует себя, поскольку как‑то оно странно — «фу!» в собственный адрес…
Публика начала валиться с сидений, прыснул и старик, отпавший от ляжки и виновато затрусивший в хвост‑терпеливой‑очереди‑за‑сахаром… Полина Виардо улыбнулась причудливой улыбкой, профессионально не обращая внимания на порванный чулок и, между прочим, до крови прокушенную ногу. Сахару старику она не дала вообще. И даже не позвала его с собой за кулисы — в отличие от тех же шавок, которых позвала.
|
|
За кулисами Полина Виардо принялась рыдать, не щадя рисунка лица, и мазать йодом ногу, не щадя рисунка чулка. Рыдая и мажа, она приговаривала:
— Это‑Нинка‑Майская‑со‑своими‑волкодавами‑сука‑ну‑ничего‑я‑не‑то‑что‑старика‑бешеного‑я‑ей‑целый‑дурдом‑на‑арену‑пущу‑пусть‑горло‑перегрызут‑и‑ей‑и‑волкодавам‑ее!
— Поленька, — сконфузился возле нее конферансье, напудренный, как обсыпной эклер, — выйти бы надо… это… публика требует.
Поленька, утерев морду кулисой, с лучезарной улыбкой выпорхнула на арену и там поверила наконец нарисованным своим глазам: успех действительно был ошеломляющим. Нинка‑Майская‑с‑ее‑волкодавами, если, конечно, это Нинкин старик, просчиталась: шиш ей, а не дурдом на арену, — пусть так и подыхает в безвестности!
Старик спокойно сидел на барьерчике и улыбался в разные стороны. Рабочие у входа на арену обсуждали, как бы эдак его изловить, чтобы получилось естественно, но, увидев Полину Виардо, сложили с себя все полномочия и ушли за кулисы. «Уведите его немедленно!» — спиной услышала несчастная дрессировщица и поняла, что испытания ее не закончились. Старик же дружелюбно поднялся ей навстречу и приветственно залаял. Она смело подошла к нему и, прощаясь со славой, крикнула звонким пионерским голосом:
|
|
— За мной, Трезор!
Трезор упал на четвереньки и с лаем бросился за ней в распахнутый занавес.
Изобразив на останках лица победоносный страх, дрессировщица в сопровождении послушного пса исчезла из поля зрения.
Цирк рыдал… Полину Виардо — размягченную, в поту — вызывали еще раз пять. За эти пять раз она больше всех на свете полюбила Нинку‑Майскую‑с‑ее‑волкодавами (при условии, конечно, что старик — Нинкин) и даже решила подарить ей наконец свой рыжий парик из Кореи, от которого Нинка с ума сходила: пусть носит парик, сука, мы не жмоты!
А в это время за кулисами Аида Александровича подвергали допросу: в ходе допроса выяснилось, что никакой он не сумасшедший, а просто пьяный, и что по нему давно медвытрезвитель плачет. Старик настойчиво требовал отправить‑его‑куда‑следует: они мне там мозги‑то прочистят! — мечтательно приговаривал он, — кузькину мать‑то покажут и… справочку на работу‑ррраз! Однако мечтам его не суждено было сбыться: великодушная Полина Виардо, проходя мимо, отдала приказ: «Старика отпустить!» — таким убедительным голосом, что уже через пять минут тот стоял у выхода из цирка. Там дожидалась собутыльница — нянька Персефона. Она встретила Аида Александровича бурно и не замедлила сообщить:
|
|
— А я у буфетчицы деньги украла! Только она, по‑моему, не заметила…
— Много? — с надеждой спросил Аид Александрович.
Нянька Персефона предъявила комок купюр — в том числе и пятидесятирублевых.
— Деньги спрятать в бюстгальтер! — скомандовал Аид Александрович и пояснил: — Арестуют. — Комок, впрочем, тут же и отобрал.
Снова вышли на Самотеку, где незамедлительно подвернулось такси.
— В Прагу! — распорядился пассажир.
— Куда? — обомлел водитель. — Вы с ума сошли, у меня рабочий день кончается!
— Вы не москвич, что ли? — поинтересовался пассажир.
— Не… третью неделю только тут, — сознался водитель.
— А‑а… Ресторан «Прага» на Арбатской площади — знаете? Нас туда. — Аид Александрович выглядел страшно усталым. У водителя отлегло от сердца.
В чопорном «Зимнем зале» были места. Нянька Персефона предложила снять халаты.
— Сюда только в белом пускают, — отрезал Аид.
— А они не в белом! — показала на посетителей наблюдательная нянька Персефона.
— Их и выгонят, — пообещал кавалер.
Моложавый официант с меню заскучал возле столика.
— Разберетесь?
— Да ни за что! — посетитель замахал руками, после чего смиренно сложил их на коленях, косясь на раскрытый текст. — Семга… — Он зашевелил губами и с ужасом взглянул на официанта. — Кто это?
— Рыба, — криво улыбнулся тот.
— Смотри‑ка, е‑мое! — восхитился посетитель и добавил, покачав лысой головой: — Дорогая, е‑мое…
— Можете не брать, — разрешил официант, старея на глазах. — Салатик возьмите мясной…
— Мясно‑о‑ой? — обалдел посетитель, словно ему предложили что‑то немыслимое. — Нет уж, нет уж… Вы лучше, знаете что… принесите‑ка нам тринадцать мороженых.
— Сколько? — моложавый официант состарился окончательно.
— Ice‑crem as usual, my sweet? — обратился Аид Александрович к няньке Персефоне.
Та кивнула пустым лицом.
— Наша гостья из штата Мичиган, миссис Кларк, привыкла на ночь съедать дюжину порций мороженого. Одну я для себя заказал. — Старый официант не двигался и не моргал. — Могу я порцию мороженого съесть, е‑мое? — возмутился посетитель. Потом снова обратился к молчаливой американке: — He doesn’t understand us, this stupid waiter. I’ll try to find somebody smarter, wait a little!
— Ноу, — медленно сказал stupid waiter, — ай андэстэнд ю велл анд нау ай бринг айс‑крим фор а мэдэм, — оставаясь на том же месте.
— But not for a madam, please! For that madam! — преподал старикан и напомнил: — Yo‑moyo!
При последних словах нянька Персефона закивала с такой скоростью, что голова ее чуть не оторвалась от шеи.
— Ай эм сорри… — Древним старцем отошел от их стола официант к массиву прочих, пока еще молодых и моложавых официантов, уже интересовавшихся нерядовой ситуацией… Древним же старцем и вернулся, держа почти перед лицом поднос с мороженым — двумя только вазочками. Поставив их на стол, собрался откланяться, но не тут‑то было.
— Миссис Кларк, — сообщил ему посетитель, — привыкла к тому, чтобы все мороженое, которое ей предстоит съесть, стояло перед ней.
Официант улыбался.
— Ну, е‑мое, хватит улыбаться уже!
Официант улыбался‑таки.
— Excuse me, my sweet, let me kill him, — обратился тогда Аид Александрович к няньке Персефоне, и та возбужденно закивала почти оторвавшейся уже головой.
Aид схватил со стола нож, вскочил и засверкал глазами. Потом взревел и бросился на официанта. Тот кинулся прочь — не по годам резво, а посетители повскакивали‑с‑мест. Впрочем, тут же, попирая закон сохранения энергии, из ничего возник метрдотель и мягко остановил руку с ножом.
— В чем дело, товарищ?
— Ваш служащий оскорбил честь нашей гостьи из штата Мичиган, миссис Кларк, позволив себе лицом выразить намек на то, что миссис Кларк обжора. Я убью его.
— Не надо, — попросил метрдотель. — Дайте мне нож, пожалуйста.
Аид Александрович нехотя отдал нож.
— Эдуард, — тихо позвал метрдотель.
Официант вышел из‑за перегородки, приблизился.
— Это он, я узнал его, — крикнул посетитель и, развернувшись, отвесил Эдуарду роскошную плюху. Тот закачался и крикнул:
— Врет он!
— Не врет, а лжет, — отредактировал метрдотель, за что сразу схлопотал такую же плюху.
Эдуард внезапно захохотал. Его поддержали в зале.
— Я сейчас вызову милицию, — утомленно сказал метрдотель, поправляя скулу. — Довольно уже этого балагана.
— Стольник возьмешь? — аккуратно, в самое ухо, спросил его Аид Александрович, придержав за локоть.
Метрдотель кивнул и, шепнув Эдуарду «обслужи‑как‑следует», вышел с Аидом Александровичем из зала.
Нянька Персефона осталась сидеть и смотреть по сторонам — прочие посетители, в свою очередь, смотрели на нее. Какой‑то вежливый молодой человек, очень пьяный и к тому же грузин, взяв со своего стола бутылку «Напареули», подошел к нянькиному столу и поставил бутылку эту перед ней. Нянька не поняла ситуации и напряглась, готовясь обороняться. А молодой человек улыбнулся ей, огляделся вокруг праздными глазами, остановил их на идущем мимо официанте, который вообще был не в курсе событий, и вдруг с размаху врезал ему по уху. Тот оказался малый‑не‑дурак и сильным ответным ударом свалил вежливого грузина с ног. Тогда другие грузины, как по команде, бросились на других официантов — и началась ничего‑себе‑потасовочка. Те из остальных посетителей, кто пожелал в ней участвовать, участвовали тоже. Только Эдуард с совершенно независимым видом катил по полю боя тележку с одиннадцатью порциями мороженого, ловко увертываясь от впрочем‑не‑ему‑предназначенных‑ударов.
Возле столика няньки Персефоны Эдуард улыбнулся и принялся выставлять вазочки красивым ромбом.
Когда Аид Александрович и метрдотель вернулись, битва шла славная.
— Та‑а‑ак, — строго‑но‑справедливо сказал метрдотель.
— Еще стольник? — предложил Аид Александрович.
— Пожалуй, — прикинул метрдотель, обводя Ватерлоо глазами. Операцию проделали прямо здесь, на‑так‑сказать‑ристалище.
— Нам, наверное, пора. — Аид Александрович нашел глазами няньку Персефону, наблюдавшую за ходом сражения — безо всякого, кстати сказать, интереса.
— За мороженое заплатите только… двадцать рублей восемьдесят шесть копеек, — напомнил метрдотель.
— Это конечно. — Аид Александрович рассчитался копейка‑в‑копейку, пожал метрдотелю руку и отправился к няньке Персефоне, машинально бия по случавшимся по пути лицам. — Нянечка, бог с ними, пусть их повоюют…
Странная пара вышла из ресторана на прохладную мирную площадь.
— Теперь куда, Ваше Высочество? — спросила старушка, запахивая на ветру легонький воротник халата и глядя на Аида Александровича усталыми от преданности глазами.
Аид Александрович посмотрел в глаза эти и вспомнил: война, молодой военврач, пухленькая санитарка и любовь, жизни которой отпущено было чуть больше трех лет, — три года в подарок за все те века, какие прожиты и какие предстоит еще прожить.
— Вечная ты моя спутница, — сказал он ей, обнял круглые плечи и, сползая ладонями по вечереющему халату, опустился на колени перед маленькой сестрой милосердия, припав к стойко хранящим больничные запахи полам. И целовал, целовал, целовал холодную белую ткань.
— Обалдеть! — сказала прохожая школьница, стряхивая с плеча руку школьника, наверное, влюбленного в нее.
Глава ДВЕНАДЦАТАЯ
Вообще‑черт‑ЗНАЕТ‑что
В помещении Центрального республиканского банка было очень душно. Посетители обмахивались газетами, квитанциями… в ход шло все, что сделано из бумаги.
Рабочий день кончался на малых уже скоростях: медленно передвигали ноги посетители, медленно передвигали рычаги кассиры, медленно обводил глазами зал милиционер — первый день второго весеннего месяца, пятница, почти исчерпал свои возможности.
— Всем оставаться на местах. Руки вверх!
Ну что ж… вот и прозвучала в советском учреждении несоветская… антисоветская эта реплика. Голос был резкий и хриплый — вряд ли человеческий был голос. И неправдоподобный. Не‑прав‑до‑по‑доб‑ный.
— Всем оставаться на местах. Руки вверх!
Ситуация прояснялась и одновременно запутывалась: голос гремел над залом. Источник его находился как бы на потолке, но виден не был. Делать нечего — все недоверчиво и постепенно принялись оставаться на местах. Некоторые, если не подняли, то уж по крайней мере приподняли руки‑вверх. Впрочем, кнопки сигнализации были давно нажаты, пистолет из кобуры милиционера — выхвачен, но пока никуда не направлен.
— У нас такого не может быть! — в полной тишине убедительно выкрикнул неведомый герой.
— Одно движение — и все взлетит на воздух к чертовой матери. У нас в руках бомба. Бросить оружие!
Боже, зловещий какой голос… Милиционер оружие не бросал, но был, в общем, готов и бросить.
— Бросить оружие!
Вот теперь бросил: удар о каменный пол прозвучал внушительно. Остававшиеся неподнятыми руки поднялись.
— Всем выйти на середину зала!
Стало быть, всерьез… Безропотно уже служащие (включая злополучного милиционера) и посетители банка начали стягиваться к середине зала. Вот, значит, как оно бывает… А жутковато!
— Лицом к окну! Лицом к окну, живо!
Хоть и воет на улице уже милицейская сирена, но то на улице. А здесь пока всякое может случиться. Лица повернулись к окну. Снаружи — должно быть, в рупор — крепкий мужской голос произнес:
— Здание оцеплено. Сопротивление бесполезно. Выходите!
— Придурок! — ответили сверху.
И уже через несколько секунд повернувшиеся к окну услышали, как по полу простучали легкие каблучки.
— Берем банк! — пропел звонкий девчачий голос, совершенно безоблачный.
Люди обернулись на голос: от такого голоса нельзя было ожидать ничего плохого. И что же?
Грациозная красавица в джинсиках держала наперевес автомат, дуло которого было весело и безжалостно направлено в сторону масс. На лице красавицы имелась узенькая черная полумаска, закрывавшая лишь глаза, и обворожительная полуулыбка.
— Хороша! — крякнул какой‑то бабник.
— Петр, застрели его, — приказала девушка, продолжая улыбаться — теперь уже полной улыбкой.
— Секундочку! — отозвался из окошечка кассы некто Петр — и незамедлительно возник перед обомлевшей толпой высокий молодой человек в такой же, как у девушки, узенькой полумаске и с таким же, как у нее, автоматом на груди.
— Которого? — осведомился он, подойдя к сообщнице и поставив у ног мешок‑с‑награбленным.
— Четвертого справа! — сообщница дулом автомата указала на толстяка в‑кепи‑величиной‑с‑Алазанскую‑долину.
— Попробуем, — согласился обаятельный грабитель, приветливо глядя на жертву. Жертва сделался пунцов и скрылся за спиной сухонькой старушенции — правда, лишь отчасти…
— Боится. — Бандиточка совсем развеселилась. — Кончай с ним и пошли.
Молодой человек навел дуло автомата на старушку. Та тихо засмеялась.
— Лучше совсем отойдите, прошу вас. Вы только мешаете видеть жертву.
Старушка резво отпрыгнула в сторону, а преступник спустил курок. Короткая очередь свалила толстячка с ног, но Алазанская‑доли‑на прочно держалась на мертвой уже голове, едва успевшей крикнуть «стой»… Женщины завизжали.
— Марк Теренций Варрон! — в пространство позвала девушка. — Линяем отсюда!
В тот же миг с потолка прямо на плечо ее упала птица невиданной расцветки и оказалась вороном.
— Мокруха… — прохрипел ворон. Подождал и добавил: — Хана.
— Бросай барахло! — скомандовала девушка и, не спуская дула автомата с кучки свидетелей, взяла сообщника под руку. Медленно отступая, они исчезли из поля зрения публики, склонившейся над начавшим стонать толстячком.
Под занавес ворон сказал:
— С первым апреля вас, свидетели! Все свободны.
Однако, исчезнув из поля зрения публики, банда тут же оказалась в поле зрения милиции, действительно оцепившей здание Центрального республиканского банка.
На выходе из первого поля зрения Петр, пересаживая ворона к себе на плечо, шепнул Эвридике:
— Статья 206 УК РСФСР, часть вторая.
— Нас будут судить по грузинским законам, — усмехнулась она. ‑Паанымаешь? — Эвридика на секунду прижалась к нему и тихонько пожаловалась: "Страшно, Петр…
— Сущщай, генацвали! — со смехом развел руками тот. Она взглянула на неправдоподобно молодого Петра и вздохнула — можно сказать, облегченно.
Банда вышла на улицу. Увидев перед собой чуть ли не целый полк готовых к схватке милиционеров, Эвридика прыснула и громко — с восходящей интонацией, как маршал на параде, — произнесла:
— Здравствуйте‑товарищи‑милиционеры!
Ответного приветствия не последовало. Шутки кончились. Эвридика и Петр с Марком Теренцием Варроном на плече были препровождены в ожидавший их здесь же фургон, где могли бы поместиться Али‑Баба‑и‑сорок‑разбойников. Дверь фургона захлопнулась. Часть милиционеров заняла свои места в принадлежащих им транспортных средствах, другая часть осталась у входа.
Из здания вышли несколько человек, предназначенных в свидетели. под предводительством толстяка‑с‑Алазанской‑долиной‑на‑голове. Он оказался живее‑многих‑живых — правда, был слегка сконфужен отсутствием смерти. Заметив милицию, толстячок почтительно и серьезно сказал;
— Здравствуйте‑товарищи‑милиционеры.
И, словно залп орудий, ответил ему хохот окружающих, хоть чем‑то в конце концов вознагражденных за бездарное ожидание красивой развязки.
С позволения читателей, автор воздерживается от комментариев по приведенному выше инциденту, поскольку смысл случившегося непонятен ему совершенно. А так как автор все еще симпатизирует Эвридике и Петру (даже несмотря на то, что глупостей они наделали уже предостаточно), он считает себя вправе воздержаться и от подробного изложения событий, предшествовавших суду. Одному богу известно, до какой степени тяжело было бы автору описывать снятие показаний и камеры предварительного заключения!
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!