Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 29 страница
Книга третья
КОНВЕЙ
Глава 20
Вот уже больше шести недель Эбатноты покинули Калькутту и направились в долгое путешествие в Дели. Их сопровождали Гарденены‑Смиты и, – что было неожиданностью, – лорд Карлион.
Лорд Карлион решил посетить древнюю столицу Моголов Дели и попросил позволения составить компанию этим двум семьям. Иначе, как он выразился, ему пришлось бы страдать от скуки и одиночества. Просьба, выраженная в галантно‑вежливой форме, просто не могла встретить отказа. Миссис Эбатнот была искренне рада такому попутчику, однако ее весьма раздосадовало то обстоятельство, что и семейство Гардененов‑Смит, в самую последнюю минуту, изменив свои планы, решило отправиться на несколько недель в Дели, присоединившись к ним.
Мама Делии объявила, что зной и влажность Калькутты уже невозможно выносить, но миссис Эбатнот, – хоть и не хотела выглядеть злючкой, – заподозрила, что на изменение планов миссис Гарденен‑Смит повлияло известие о том, что лорд Карлион выразил желание присоединиться к компании. Она понимала, что такой приятной просьбой со стороны лорда Карлиона обязана отнюдь не достоинствам своим или мужа. Продолжая рассуждать, миссис Эбатнот сразу же отмела вариант с Лотти и Винтер, поскольку они уже были обручены. Неужели?.. Неужели ему приглянулась Софи?!.. Софи еще совсем ребенок, но зато уже такая миленькая и хорошенькая!.. Неужели все‑таки Софи?!
|
|
|
Миссис Эбатнот некоторое время потешила себя мечтами счастливой матери. То, что она без особого воодушевления восприняла присоединение к их поезду семьи Гарденен‑Смит, было вполне объяснимо, ведь Делия… Со вздохом миссис Эбатнот признавала про себя, что Делия – настоящая красавица, способная вскружить голову любому мужчине и затмить бедняжку Софи.
Полковник Гарденен‑Смит, впрочем, как и полковник Эбатнот вынужденно отправились в эту поездку. Их женам и дочерям путешествие казалось на редкость некомфортным, утомительным и, если бы не присутствие лорда Карлиона, смертельно скучным. Что касается самого Карлиона, то Индия не произвела на него впечатления, если не считать великолепных условий и свободы охоты для путешественников. Одна Винтер с интересом и восхищением преодолевала каждую милю дороги. Она любовалась каждым рассветом, и который поднимался над равниной или над джунглями в шафраново‑желтом зареве, каждым вечером, когда солнце закатывалось на покой, окрашивая местность то в бледно‑золотистое, то в розовое, то в янтарное свечение. Она приветствовала одинокую луну в небе, которая походила на мускатный орех… На тот самый серебристый орех, который ехала посмотреть «дочь испанского короля».
|
|
|
Пейзажи раскрывались перед ней во всей своей непередаваемой красоте. Спутавшиеся в тугом клубке джунгли, низкие холмы вдали и ровные равнины. Широкие, причудливые изгибы индийских рек, их серебристые песчаные пляжи, белые стаи цапель, ищущих корм на отмелях. Поблескивающие в сумерках джили, с поверхности которых поднимались в зеленое вечернее небо косяки диких уток. Пальмовые деревья и желтые, похожие на мимозы, цветы шиповых кикар‑деревьев. Тишина обожженных солнцем пыльных дорог и веселая суматоха параос[43]. Небольшие села с крохотными базарами, скрипучие крестьянские телеги и повозки, водоемы, храмы. Крик павлина в сумерках и гиканье диких гусей и журавлей на рассвете.
Винтер не могла понять, как человек, путешествующий по такой сказочной стране, мог, как, например, сестра лорда Окленда Эмили Иден, называть ее «краем золы и мусора» или «на редкость отвратительным местом». Она не понимала, почему в одних глазах одна и та же вещь кажется образцом красоты, вызывающим только восхищение, а в других – отвратительной, обескураживающей и отталкивающей?
Все нравилось ей в этой поездке в Дели. Все, кроме одного. Радость омрачалась присутствием лорда Карлиона.
|
|
|
На Винтер Карлион не произвел благоприятного впечатления еще во время их первой встречи на летнем балу Сибеллы в Уэйре. И несмотря на то, что с того времени, как они покинули Калькутту, он вел себя с ней исключительно вежливо, она, внутренне съеживаясь, чувствовала к нему антипатию.
Часто бывало, что томно‑ленивый взгляд Карлиона подолгу задерживался на ней. В этом оценивающем взгляде было что‑то оскорбительно очевидное, как будто он рассматривал молодую рабыню или чистокровную кобылу, думая, купить ее или не купить. Во всех его словах и фразах, несмотря на их внешнюю легкость, таился какой‑то скрытый смысл. Наконец, он по всякому поводу и без повода дотрагивался до нее. Она не могла отказать ему в этом, не желая показаться неблагодарной или по‑детски резкой. Когда к ней прикасались эти белые, ухоженные, как у женщины, руки, – хоть и необычайно ловкие в обращении с поводьями или ружьем, – по всему ее телу пробегала брезгливая дрожь, и ее охватывало нехорошее предчувствие.
Карлион чувствовал ее состояние, но истолковывал его по‑своему. Это был эгоистичный человек, привыкший благодаря своему высокому титулу, богатству и внешней привлекательности добиваться у женщин неизменного успеха. В серьезные отношения он старался не вступать – его вполне устраивали легкие «амурные» победы. Причем с одинаковой поразительной ловкостью он стрелял, скакал по пересеченной местности или соблазнял очередную чужую жену. До сих пор он никогда не проявлял интереса к одиноким молодым леди. Еще ни разу он не удостаивал таких женщин знаками своего внимания. Но Винтер де Баллестерос совсем не походила на них и ярко выделялась в общем ряду притворно застенчивых, постоянно краснеющих светских дебютанток.
|
|
|
Ее неординарная внешность заинтриговала его. Он решил чуть «подзаняться» ею и был застигнут врасплох тем, как она отреагировала на его, якобы блестящий комплимент. Его поставили на место и наградили решительным отказом во взаимности. И кто отказал?! Такая молодая и такая еще в светском отношении неопытная девочка! По своей новизне это ощущение уязвило и одновременно заинтриговало его. Он увеличил натиск, но намеченная жертва все никак не попадала в его силки и неизменно ускользала. И тогда здравый смысл на время взял в нем верх. Действительно, преследование незамужней девушки из хорошей семьи могло привести либо к скандалу, либо к алтарю, а ему не улыбалось ни то, ни другое.
Сейчас, однако, ситуация была совершенно иной. Здесь, на пыльной дороге, не было рядом влиятельных родственников, которые своим вмешательством могли бы устроить для Карлиона серьезные неприятности. Эбатнотов не стоило рассматривать в качестве серьезного препятствия. А что касается того олуха‑комиссара, за которого девушка должна выйти замуж, Карлион вообще не брал его в расчет. Он цинично считал, что, если человек служит в Индии, он уже заведомо ничтожен как в духовном, так и в социальном плане. Иначе он нашел бы себе место и в Англии.
Карлион был продуктом своей эпохи, когда богатые члены аристократического клана ставили себя над законами, общими для всех, но подходящими лишь для среднего и низшего класса. Карлион всегда преклонялся перед так называемым «Правом сеньора», считал это прекрасным обычаем и горько сожалел о том, что он уже отжил и не может быть восстановлен. Ведь как было бы приятно преподать этому очаровательному юному и невинному существу пару‑другую уроков на тему приятных сторон супружеской жизни. Ведь познакомившись с радостями нежной страсти под руководством признанного знатока, она бы потом терпимо относилась и к убогим объятиям того ничтожества, которое должно было стать ее мужем. Он чувствовал, что девушка с таким чувственным ротиком и такой соблазнительной фигуркой должна оказаться весьма способной ученицей в любовной науке. А путешествие длиной в несколько недель, казалось, представляет уйму великолепных возможностей для того, чтобы развлечься таким способом.
Но несмотря на все тщательные маневры, ему все никак не удавалось поговорить с малышкой Баллестерос наедине, ибо всегда рядом с ней оказывались либо Лотти, либо Софи. Было ясно, что она вовсе не желает уединиться с ним для интимной беседы. И Карлион, который отправился в путешествие, заранее уверенный в своих силах и возможностях, постепенно начал терять терпение.
Господи, сколько своего обаяния и слов он уже растратил на то, чтобы развлечь этих скучных мещанок! Уже не говоря о том, что из‑за этой поездки ему пришлось отложить свой отъезд из Индии! Ради чего? Ради того, чтобы трястись по этой пыльной дороге, ежедневно терпя лишения и неудобства? Ведь даже до сих пор преданный ему слуга наотрез отказался сопровождать своего господина в этой поездке. И все это зря?! Он просто не мог в это поверить! Но день проходил за днем, путешественники приближались к Дели, а Карлион все топтался на месте, не имея возможности хоть на шажок сократить расстояние до так самонадеянно поставленной цели. Все относились к нему хорошо, кроме Винтер. Жены полковников находили его приятным и обаятельным. В особенности этого мнения придерживалась Делия. Сами полковники считали, что Карлион отличный парень, невысокомерный и первоклассный стрелок. Но Винтер… она оставалась холодна, чем полностью оправдывала свое имя, и все так же далека.
Вместе с терпением Карлион растерял и осторожность. Миссис Эбатнот уже подозрительно косилась на него и тревожилась за свою подопечную, по отношению к которой поведение лорда Карлиона начинало казаться странным. Впрочем, миссис Эбатнот все время старалась себя чем‑нибудь успокоить. Она говорила себе, что лорд Карлион не имеет в мыслях ничего серьезного, а те дополнительные знаки внимания, которые он уделяет Винтер, объясняются просто тем, что она из родовитого дома и все такое. Все же… Миссис Эбатнот стала повнимательнее приглядывать за Винтер. Закончилось все тем, что рассерженный, раздраженный и уязвленный лорд Карлион сделал то, что он всегда раньше называл «верхом глупости»: он влюбился.
Карлион так долго играл в прятки с этим чувством, что поначалу даже не сообразил, что произошло. Любовь была развлечением и наградой за сильноразвитый сексуальный голод, но ни сердце, ни душа никогда не знали этого чувства. И он уже был уверен в том, что обладает иммунитетом от этой особой формы безумия. Осознание же того, что он, – Артур Верайан Сент‑Мор, десятый барон Карлион, – по‑настоящему влюбился в какую‑то семнадцатилетнюю девчонку, изумило и взбесило его. Он не мог в это поверить! Этого, казалось, не могло быть! Наверно, это все влияние отвратительного климата и того обстоятельства, что он вот уже в течение восьми месяцев, – беспрецедентный факт! – был лишен женщины.
Тем не менее он влюбился. И оказавшись в роли влюбленного, он потерял голову, он также потерял способность рассуждать здраво и рационально.
Он обнаружил, что не может спать по ночам. Что изящество, благодаря которому он выходил невредимым из десятков переделок, покинуло его. Он стал вести себя грубо и знал об этом. И зная, ничего не мог с собой поделать. Миссис Эбатнот испугалась, а миссис Гарденен‑Смит оскорбилась. Только полковники, обладавшие большим пониманием, в отличие от своих жен, кидали на Карлиона сочувственные взгляды. Делия дулась и хмурилась. А Винтер оставалась все такой же совершенно погруженной в себя.
Настойчивые ухаживания Карлиона вызвали у Винтер неприязнь, больше похожую на страх. Она молила Господа о том, чтобы это невыносимое путешествие, отравленное присутствием лорда Карлиона, поскорее закончилось. Как только она выйдет замуж за Конвея, она перестанет бояться всех и вся. О, скорее бы выйти замуж за Конвея! Скорее бы защититься этим браком от холодной недружелюбности Джулии, зловредности Сибеллы и от похотливых взглядов таких людей, как полковник Маулсен и Карлион! Дни путешествия, начавшиеся так радостно, теперь превратились в пытку постоянного напряжения и смущения.
Когда в конце пути показались розово‑красные стены Дели, один Карлион из всей компании не выразил радости.
Домик Эбатнотов располагался в военном городке на каменистом взгорье примерно в четырех милях от обнесенного стеной города. Карлиону удалось без труда добиться приглашения на время поселиться у Эбатнотов. Таковы были правила вежливости.
В глубине души миссис Эбатнот возражала, ведь еще в дороге она все поняла. Но лорд Карлион как‑то беззаботно сказал о «недельке‑другой» и она, вздохнув, согласилась. Ее утешала только мысль о том, что комиссар Лунджора, которого известили о дате приезда Эбатнотов в Дели, конечно же, будет уже ждать свою невесту в городе, и свадьба состоится в ближайшие же дни. С другой стороны, она немного даже жалела о том, что теперь уже поздно девушке порывать с комиссаром. Лорд Карлион был гораздо более привлекательным и во всех других отношениях, – особенно в имущественных, – больше подходил на роль жениха Винтер. Но теперь уже ничего не поправишь. Разрыв с комиссаром накануне свадьбы породит нежелательные разговоры. Да и потом сама Винтер вроде бы не показала ничем, что с симпатией относится к лорду. Скорее, наоборот. Можно было даже подумать, что он вызывает у нее неприязнь. Хотя любая девушка почла бы за великую честь удостоиться знаков внимания со стороны такого красивого и богатого мужчины. Даже если эта девушка уже обручена с другим.
Привязанность лорда Карлиона настолько уже пустила глубокие корни и была настолько очевидна для всех, что миссис Эбатнот горько сожалела о том, что у нее не хватает морального мужества подойти к нему и решительно посоветовать, учитывая сложившиеся обстоятельства, максимально сократить свое пребывание в их доме. Может быть, Джордж сможет провести с ним такой разговор… Впрочем, она и сама не понимала, отчего вдруг так обеспокоилась. Не могут же в самом деле одни лишь взгляды, которые лорд Карлион бросает на Винтер, быть серьезной угрозой… Хотя в последнее время поведение лорда Карлиона было таким, что не могло не встревожить кого угодно. В Калькутте она ни о чем не догадывалась, как и на протяжении всей первой половины их путешествия в Дели, но потом… потом ей стало казаться, что под внешней маской этих томно‑ленивых манер и обаяния скрывается опасная и эгоистическая натура. А, может, она это все просто выдумывает?..
Какое облегчение настанет, когда она увидит мистера Бартона! Он, конечно же, до свадьбы будет жить в Лудлоу‑Касл у господина Симона Фрейзера, комиссара Дели, и в первый же вечер появится у них дома. Миссис Эбатнот надеялась, что он не объявится сразу, дав тем самым невесте время принять ванну и сменить платье. Девушка несомненно захочет предстать перед ним в самом лучшем виде. Шесть лет, Бог ты мой!.. Миссис Эбатнот сентиментально вздохнула и утешила себя мыслью о том, что уже через полчаса их утомительный переезд подойдет к концу.
Впечатляющий строй домашних слуг, выстроившихся на веранде дома для встречи Эбатнотов… Была здесь и Кунти, нянька миссис Эбатнот, которой нездоровье помешало приехать в Калькутту встречать свою хозяйку. Она прослезилась от счастья, когда увидела двух взрослых девушек, которых помнила совсем еще детьми: одну в носочках и с пояском, а другую – грудной малышкой. Она по очереди сердечно прижала их к груди.
Лотти поджидало дома не меньше семи писем, каждое из которых было толстым пакетом. Таким же толстым, поддразнивая ее, заметила Софи, как романы миссис Хейман. Все послания были, разумеется, от Эдварда Инглиша. Для контессы де лос Агвиларес, однако, не было ничего.
«Да и откуда? – мысленно утешала себя Винтер. – Конвей уже наверняка находится в Лудлоу‑Касл. Зачем ему оттуда писать? Всего миля расстояния». Через час, – а может, меньше, – она увидит его. Надо поторопиться и надеть свое самое лучшее платье. Господи, в каком она диком виде! Волосы покрылись пепельно‑серым налетом от дорожной пыли, осевшей также на ресницах и в уголках носа и рта. Ужас! Немедленно в ванну и переодеваться! Быстро, быстро!..
Тину, молодую родственницу Кунти, которую приставили к девушкам в качестве няньки, послали за водой. Винтер пока снимала с себя дорожное платье, а Софи и Кунти распаковывали чемоданы с одеждой. Вот Софи достала яблочно‑зеленое бареж с атласными полосками и стала встряхивать его. Одного из домашних немедленно послали за прачкой и приказали передать ей, чтобы не забыла утюг.
Спустя час Винтер в последний раз придирчиво осмотрела себя в зеркало, лишний раз пожалев, что не имеет синих глаз и золотистых завитков Лотти, затем прошла через коридор в гостиную и села ждать Конвея. Из окон ей были видны ворота, значит, она не пропустит его появления. Слуги уже накрывали стол для обеда. Уже около пяти часов… конечно, он будет вот‑вот!
Она услышала, как кто‑то подходит к комнате, и повернулась, ожидая увидеть в дверях миссис Эбатнот.
– Кого ждем? – спросил Карлион. – Видно, наш счастливый избранник запаздывает, а?
Винтер вся словно окаменела. Ее темные глаза широко раскрылись, на шее забилась учащенным пульсом какая‑то жилка. Достаточно было бросить на лорда Карлиона один‑единственный взгляд, чтобы понять, что он выпил и находится навеселе. Нет, он не был пьян, но разрумянившееся лицо, ярким блеском горевшие глаза и не вполне четкая речь указывали на то, что он также и не совсем трезв.
Винтер проговорила решительно и холодно:
– Я жду господина Бартона. Лучше, наверное, будет ждать его в саду. Сегодня приятная, прохладная погода, и солнце заходит…
Она подхватила полы своего кринолинового платья и медленно стала приближаться к дверям. Карлион стоял неподвижно до тех пор, пока она почти не поравнялась с ним, а затем с неожиданной прытью преградил ей путь.
– Не думаю, что там будет лучше. Наконец мне выпала редкая возможность! Вы старательно избегали меня, не правда ли? И надо признаться, делаете это очень умело. Почему вы не позволяете мне поговорить с вами?
Винтер с трудом взяла себя в руки и как можно более спокойным голосом сказала:
– Неправда. Вы часто разговаривали со мной.
– Всегда в присутствии посторонних и ни разу наедине! Вы задумывались над тем, что мне никогда не удавалось уединиться с вами? Даже на секунду! Почему вы так поступаете со мной? Вы делаете это для того, чтобы уязвить меня, Винтер? Нет, вы никуда не пойдете! Я попросту не пущу вас!
Она попыталась обойти его, но он снова сделал шаг и снова загородил ей проход. У Винтер перехватило дыхание, она прошептала:
– Лорд Карлион… Пожалуйста, дайте мне пройти. Я… Я слышу в холле миссис Эбатнот…
– Никакой миссис Эбатнот там нет. Кстати, меня зовут Артур. Я вам должен это сказать. Я также должен сказать вам, что вы самое милое, самое очаровательное и самое желанное для меня существо на всем белом свете! Я должен сказать вам, что…
– Лорд Карлион, прошу вас!
– Артур! Меня зовут Артур! И я люблю вас! Это абсурд, не правда ли?
– Лорд Карлион, вы не можете говорить со мной так, – прошептала Винтер в отчаянии. – Вам известно, что я выхожу замуж и…
– Замуж? За кого? За этого ничтожного комиссаришку? Чепуха! Это смешно! Черт возьми, это просто бред! Вы же сами это понимаете! Понимаете, не правда ли, моя красивая лебедушка, моя снежная дева… Я должен растопить этот лед и научить вас быть теплой, как лето, а не холодной, как ваше имя. Я должен, должен…
До Винтер донесся стук лошадиных копыт на подъездной аллее у дома. Конвей! Она снова попыталась миновать лорда Карлиона, но он поймал ее за руку. Прикосновение этих горячих пальцев отозвалось в ней чувством отвращения, но даже в таком состоянии она понимала, что не должна вырываться. Это будет невиданным позором, если сейчас откроется дверь и они войдут, и увидят… Не дай Бог, Конвей найдет ее здесь вырывающейся из объятий другого мужчины!.. Что он подумает? Он может подумать, что она поощряла лорда Карлиона каким‑нибудь образом!.. Она подумала, что не имеет права терять спокойствие…
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!