Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 32 страница
В глазах полковника Эбатнота сверкнул фанатичный блеск, и он стал рассказывать Винтер об одном случае небольшой перестрелке, случившейся лет тридцать тому назад. Так вот, рота местной пехоты, которой он тогда командовал, проявила просто завидную удаль и храбрость.
– Эх, вот бы моих сипаев в Крым послать! – мечтательно вздохнул полковник Эбатнот. – Клянусь честью, они утерли бы нос всем этим молодчикам из Конной Гвардии! Там, правда, уж очень холодно. С климатом они, пожалуй, не совладали бы. Но если не брать это в расчет, если дать им толковых офицеров, они горы свернут, клянусь честью! Я же говорю: лучшие войска в мире! Для меня большая честь командовать ими. Как и для всякого другого офицера. И пусть кто‑нибудь попробует с этим не согласиться! Люди, вроде Карлиона, сами не ведают, что говорят. Нет опыта, что поделать. Но…
Полковник Эбатнот, который с гордостью и нежностью отзывался о своем полку, словно там служили его любимые сыновья, казался заметно раздраженным, видно, вспомнил что‑то неприятное.
– Эх, старина Карлион, – вслух продолжал рассуждать полковник Эбатнот, нахмурившись. – Просто не знаю, что с ним делать! Неплохой парень вообще‑то. Прекрасный стрелок, а видеть его в седле – просто одно удовольствие. И тем не менее порой он…
Летучая мышь пролетела над полковником Эбатнотом, едва не коснувшись крылом головы. Это вывело его из состояния задумчивости. Он удивленно осмотрелся вокруг, как будто только сейчас осознал, что сумерки уже совсем сгустились, и Ридж, где они находились, давно уже светился под серебристым лунным светом.
|
|
|
– Поедем отсюда, дорогая. Пора возвращаться, а то миссис Эбатнот еще, чего доброго, будет волноваться.
Они повернули лошадей в сторону дома и легким галопом поскакали сквозь сумерки к белому бунгало в военный городок, огни которого просвечивали сквозь листву.
Глава 22
К северо‑востоку от Дели облака собрались в тот вечер, на который был назначен пикник при луне: угрожающе серая полоса легла вдоль всего горизонта, хотя над ней небо оставалось чистым. Миссис Эбатнот поглядела на небо с некоторой тревогой и решила взять с собой на пикник коллекцию плащей и зонтов и распорядиться подать крытую карету. Но Алекс убедил ее, что если она это сделает, то дождь пойдет уже наверняка, и добавил, что, если бы на севере действительно шел дождь, он застал бы его на обратном пути в Лунджор.
Низкое солнце, окрасившее стены старинного города, блистало своим теплым великолепием и слепило тех, кто приехал на пикник раньше и теперь прогуливался по широкой зубчатой стене между Кашмирскими воротами и Водным бастионом, глядя на зеленые заросли Кудзиа‑Баг. Ужин должны были устроить у дома охраны, рядом с главной смотровой башней. Тем временем гости прогуливались по стенам, любовались закатом и ждали восхода луны.
|
|
|
Карлион, Винтер и Алекс отправились на пикник верхом, а миссис Эбатнот с дочерьми поехала в карете. Поездка была приятной, несмотря на то что дорога была чересчур пыльной. Карлион вел себя примерно. Когда он хотел этого, он мог быть замечательным спутником, а в тот вечер прилагал к этому все усилия. Поэтому к моменту, когда они достигли Кашмирских ворот, Винтер была настроена к нему весьма благосклонно. Проехав под массивной аркой ворот, они спешились перед главной смотровой башней, и Алекс остановился поговорить с джемадаром. Неожиданно его окликнул всадник, подъехавший к воротам со стороны церкви Святого Джеймса.
– Алекс! Ей‑Богу, это ты! – всадник пришпорил своего коня, подъехал ближе и, перегнувшись через седло, хлопнул капитана Рэнделла по спине. – Когда ты вернулся? За эти полгода я получил от тебя всего пару слов по почте. – Алекс быстро обернулся и схватил протянутую руку.
– Уильям! Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Мне сказали, что ты в Дагшае.
|
|
|
– Да, официально я именно там и нахожусь.
– Ну‑ка, слезай и присоединяйся к нам. Контесса, позвольте мне представить вам лейтенанта Ходсона. Уильям, контесса де лос Агвиларес и лорд Карлион.
Лейтенант Ходсон, наклонившись, протянул руку, и, здороваясь с Винтер проговорил:
– Надеюсь, вы меня простите, если я не стану спешиваться. Я недавно вывихнул лодыжку и с трудом передвигаюсь без коня.
Он был стройным и поджарым, как Алекс, хотя несколько выше его ростом, и выглядел несколько старше; но Алекс был темноволосым и сильно загорелым, Ходсон же был мужчиной нордического типа. Индийское солнце, не в состоянии изменить цвет его белой кожи, выжгло его светлые волосы и длинные кавалерские усы до такой степени, что они тоже стали почти белыми, и темными на его лице остались только глаза. И глаза его были замечательны: цвет их был настолько голубым и они казались темными и такими большими, что способны были покорить женское сердце, но они могли быть колючими, свирепыми и сверкающими, как у сокола.
Пожав руку Винтер, Ходсон бросил на Карлиона испытующий взгляд, который позволил ему в считанные секунды составить мнение об этом человеке.
– Ваш покорный слуга, сэр, – сказал он и снова обернулся к Алексу с расспросами о его поврежденной руке.
|
|
|
Винтер и лорд Карлион продолжили свой путь и присоединились к группе на крепостном валу.
– Уильям, твои манеры, как обычно, оставляют желать лучшего, – обратился к нему Алекс.
– Вздор! Неужели ты думаешь, что я стану тратить время на соблюдение светских условностей, когда не видел тебя два года? Влезай скорее на коня, и проедемся вместе по окрестностям. Я не могу беседовать с тобой здесь.
Алекс снова вскочил в седло, и оба, выехав через ворота и повернув направо, поехали вдоль глубокого, высохшего рва, отделявшего стены Дели от бурной тропической зелени Кудзиа Баг.
– А кто эта испанская красавица? – спросил Ходсон. – И что ты вообще делаешь в подобной компании?
– Играю роль дуэньи, – сказал Алекс с усмешкой. – Испанская красавица приехала сюда, чтобы выйти замуж за моего уважаемого начальника, и на меня возложена неблагодарная миссия следить за ее безопасностью в этом путешествии. Я сопровождаю ее сюда из самой Англии.
– Что? – Ходсон запрокинул голову и раскатисто рассмеялся. – Теперь мне все ясно!
– Да, здесь есть над чем посмеяться, – заметил Алекс с кривой усмешкой. – Но я понял, что не представлял себе будущей службе, когда решил вступить в ряды Бенгальской армии. Я вынужден совмещать практически все гражданские профессии от магистрата до акушерки. Теперь я уже не удивляюсь, что мне приходится служить в эскорте невест высших чинов. Это немногим хуже, чем обременять себя заботой о сироте‑подкидыше, от чего, помнится мне, однажды ты страдал.
– Бог мой, ты прав! Вряд ли мне когда‑нибудь удастся об этом позабыть. От того, чем нам здесь приходится заниматься, у любого кавалериста волосы станут дыбом. А кто был этот титулованный выскочка? Только не говори мне, что твой несносный начальник, помимо обязанностей няньки, принудил тебя выполнять роль гида для знатного туриста!
– Пока еще нет. Хотя могу предположить, что к этому все идет. Находясь здесь на службе, можно всего ожидать. Лорд Карлион приехал в Дели сам по себе.
– У него опасный вид, – заметил Ходсон. – Однажды у меня был такой же конь. Породистый, с виду архангел, а внутри полон пороков, как Вельзевул. Я потом пристрелил его. Да, кстати, я вспомнил, что ты мне так и не сказал, что стряслось с твоей рукой. Неудачно сел на коня? Или кто‑то всадил в тебя пулю?
– Последнее более точно, – сказал Алекс.
Они ехали медленным шагом вдоль поросшего травой и мелким кустарником берега реки Джамны.
– Это длинная история. Не хочу утомлять тебя. Как бы то ни было, эта повязка превратилась уже в сплошную бутафорию. Ее нужно было снять еще несколько дней назад, но я нахожу ее полезной.
Он улыбнулся, и Ходсон, в отличие от лорда Карлиона, хорошо знающий эту улыбку, сказал с укоризной:
– Что еще за чертовщину ты задумал, Алекс?
Алекс засмеялся.
– Никакой чертовщины, я тебя уверяю, Уилл. Но так случилось, что именно сейчас мне никак нельзя ссориться с его светлостью, и пока у меня рука на перевязи, он вряд ли будет вести себя со мной вызывающе, даже если бы он этого захотел. Никто не станет оскорблять человека, который не в состоянии отплатить за оскорбление.
Твердые голубые глаза глядели на Алекса с интересом и не без удивления.
– Что за чума на тебя нашла, Алекс? Боишься скандала?
– Бог мой, нет, конечно. Просто я так же, как и ты, не доверяю этому типу. Ему очень легко все дается, и он, кажется, достаточно эгоистичен, чтобы пойти на все ради мести. У него влиятельные друзья, и в данный момент у меня нет особого желания, чтобы на меня жаловались в Калькутте – или где бы то ни было – а потом взяли бы на мое место расторопного и сговорчивого парня, а меня отправили бы куда‑нибудь подальше в медвежий угол месить воду в ступе.
– Как это делал я, – мрачно сказал Ходсон. – Ты ведь слышал историю о том, что меня отстранили от командования разведотделом, и что по моим действиям было проведено расследование? Ну да, конечно же, ты слышал. Ты же писал мне об этом.
– Да, и предлагал свои услуги, чтобы задушить этого твоего Тэйлора собственными руками, – сказал Алекс. – Жаль, что ты не принял моего предложения. Как сейчас у тебя дела?
– О, они ничего не смогли доказать. Но доказательства, способные оправдать меня и снять обвинение, спрятали в каком‑то надежном гнездышке и оставили собирать там пыль, а меня отправили загорать в Дагшай. И скажу я тебе, Алекс, чертовски трудно начинать с нуля, как младшему офицеру после более чем одиннадцатилетней нелегкой службы. Долго я этого не выдержу. Подожду еще полгода, и если и тогда не получу удовлетворения, то придется выбирать между самоубийством, отставкой или дезертирством – или, четвертый вариант, заставить генерал‑губернатора взять свои слова обратно и принести мне извинения! Я больше склоняюсь к последнему.
– Слушай, давай‑ка слезай с лошади, если ты в состоянии доковылять хотя бы до тех ближайших деревьев. Мне надо многое сказать тебе, но я не могу спокойно говорить с тобой, сидя на этом беспокойном животном.
Он помог другу спешиться, и, привязав лошадей, оба расположились между кочками на берегу Джамны, которая неторопливо несла свои воды, жемчужно‑розовая и блестящая в лучах заходящего солнца.
Позади них, примерно на расстоянии мили, виднелась низкая, неровная линия Гряды. Справа от них в пыльной дымке возвышались розово‑красные стены Дели.
Алекс оглянулся через плечо на густые заросли в десяти шагах позади них, и Ходсон сказал, проследив направление его взгляда:
– Там павлин. Я видел его, когда мы проходили мимо. Если кто‑нибудь будет подходить с той стороны, он нас предупредит.
Алекс одобрительно улыбнулся.
– Ты великий человек, Уильям.
– Еще нет. Но я им стану. Если Богу будет угодно, я им стану.
Эти слова были сказаны очень серьезно, и Алекс внезапно спросил:
– Что ты здесь делаешь? Ты что, уехал тайком?
– Более или менее.
Он нетерпеливо поднял руку, расстегнул каску, стащил ее с головы и, бросив на траву рядом с собой, взъерошил бледно‑желтые волосы.
– Я приехал, услышав, что в Дели ожидается один твой друг. У меня есть в городе несколько друзей, и я решил, что стоит провести небольшое расследование.
– Мой друг? – Алекс нахмурился.
– Спарков.
– Григорий!
– Он самый.
– В таком случае он перемещается чертовски быстро. Я видел его на Мальте, возвращаясь сюда.
– Ты шутишь! Что же он там делал?
– Обманывал, калечил и убивал, – ответил Алекс и рассказал ему всю историю.
Ходсон выслушал его, не перебивая, и когда он закончил, в задумчивости произнес:
– Очень интересно. Я полагаю, что в Дели его нет – пока. Фарид Хан послал мне весточку, что он ожидается здесь, хотя не сказал когда, и еще он не сказал, как к нему попала эта информация. Я приехал сюда, чтобы вытянуть из него побольше, но кто‑то его сильно напугал. Хотя уже это ценно – знать, что Кишан Прасад поддерживает контакт с Григорием: я встретил Раол‑сахиба. Ловкая бестия.
– И чертовски опасен, – коротко заметил Алекс.
– О, да. Очковая кобра. Ближайший друг твоего хорошего знакомого, специального уполномоченного Бартона, я полагаю.
– И это тоже, – подтвердил Алекс с горечью в голосе.
Ходсон легко пожал его поврежденную руку.
– Я знаю, что это так. Бог мой – мне ли не знать! Иногда я лежу ночью без сна и чувствую себя, как… как Кришна, понуждающий Арджуну убить своего родственника и оправдывающий это деяние. Если бы только была возможность убрать этих ожиревших дураков, каким благословенным краем стала бы Империя!
Он поднял руку таким жестом, словно хотел обнять широкую равнину, тихую реку, старинный город Дели и всю Индию, и глаза его неожиданно вспыхнули. Затем он опустил руку и сказал горько:
– Существует так много людей, за которыми можно следовать без оглядки, в саму преисподнюю, если это понадобится: Лоуренс, Николсон, Эдвардс – да и дюжина других первоклассных парней. Но ведь для того, чтобы исправить то зло, которое может причинить один Бартон, потребуется не одна сотня хороших парней. И я еще не знаю, что хуже, он или восьмидесятилетние выжившие из ума старики, которых гораздо больше, и которые оказываются на верхушке командования нашей армией, благодаря ее идиотской системе. Один бригадир, под началом которого я служил во время кампании 49‑го года, попросту не имел уже физической возможности видеть свой полк. Я должен был водить его лошадь под уздцы, а он спрашивал меня, в какую сторону мы едем. Кастовость в нашей армии слишком сильна. Какая‑то высокопоставленная бездарь позволяет себе командовать людьми, которые стоят двадцати, а то и больше таких, как они сами. Но в целях дисциплины в мирное время и эффективного ведения боевых действий невозможно придумать ничего хуже, чем эта система, и однажды нам придется ощутить это на собственной шкуре.
– И возможно, скорее, чем мы думаем, – сказал Алекс мрачно.
Ходсон резко обернулся на него.
– Что ты знаешь?
Алекс рассказал ему все. К тому времени, когда он закончил, их длинные тени, протянувшиеся по белому прибрежному песку Джамны, сделались черными и легли позади них в свете поднимавшейся на небо луны.
Выбежал шакал на серебристый песок, чтобы насытиться гниющими останками речных обитателей, выброшенных на берег. В зарослях тростника резко и пронзительно закричал павлин. Привязанные лошади нервно забили копытами, и лошадь Алекса тихонько заржала.
– Это, должно быть, Нияз, – сказал Алекс, оглядываясь через плечо.
Он встал на ноги и протянул руку Ходсону, помогая ему подняться.
– Я должен вернуться и выполнять мой общественный долг. Присоединяйся к нам, Уилл.
– Не могу. Завтра я должен быть в Дагшае.
– Завтра? Да ты с ума сошел? Уильям, ты не сможешь этого сделать! Во всяком случае, со своей вывихнутой ногой. Почему ты вечно должен скакать куда‑нибудь, как угорелый?
– Мне так больше нравится. И к тому же однажды это может оказаться полезным. А потом, ты ведь знаешь, я могу спать в седле. Что же касается лодыжки, то она у меня привязана к шине. Поэтому я так хромаю. Чертовски больно, зато очень удобно.
Он доковылял до своей лошади и позвал:
– Охе, Нияз Мохаммед Хан. Это ты?
Нияз выехал вперед на освещенное лунным светом пространство и, спрыгнув с лошади, приветствовал его, как приветствуют старших по чину.
– Салам алейкум. Все ли хорошо с тобой, Ходсон Бахадур?
– Нет, я болен. Моя звезда закатывается.
– Это я слышал, – сказал Нияз серьезно. – Не важно. Она поднимется снова.
Он поддержал Ходсону стремя, помогая взобраться на лошадь, а Алекс спросил:
– Они послали тебя за мной?
– Нет, я только следовал за вами, потому что увидел садху, который тоже шел сюда. Это Шакта‑левша. Он шел очень тихо и держался в тени деревьев, я пошел за ним, чтобы посмотреть, что он будет делать. Но он услышал, как моя лошадь шуршит по сухой траве, повернул назад и ушел на север. Я ждал, но он не вернулся.
– Еще один из твоих друзей, Алекс? – спросил Ходсон через плечо, пока его лошадь по узкой тропинке выбиралась на дорогу.
Алекс пожал плечами.
– В Индии много садху. Ты в самом деле собираешься в Дагшай сегодня, Уильям?
– Боюсь, что так.
– Значит, я некоторое время не увижу тебя. В понедельник я отправляюсь в Лунджор. Дела здесь прояснились раньше, чем предполагалось, но Фрейзер попросил меня остаться здесь на уикэнд. Я должен был возвращаться, но принял его приглашение, потому что у него остановился гость, с которым мне интересно будет встретиться. Дунду Пант. Наследник Пейшва. Ты встречался с ним когда‑нибудь?
– Однажды. Еще одна змея. Что он здесь делает?
– О, это частный визит. Неофициальный. Он приехал в Дели на два дня. Должен признать, что я всегда испытывал определенную симпатию к этому человеку. От этого никуда не деться, по законам Хинду на этой земле жили веками, и мы не можем попросту отмахнуться от них только из‑за того, что они не приняты на Западе. Сэр Джон Малком просил правительство выделить пенсию этому человеку, как настоящему сыну и наследнику старого Пейшвы. И я не могу отделаться от чувства, что жестом последнего скряги было отказать ему потому, что он является не родным, а приемным его сыном. Ведь в глазах любого индуса он является официальным наследником.
– Твоя беда в том, Алекс, – сказал Ходсон, – что ты всегда воспринимаешь чужие проблемы, как свои собственные. Знаешь, такая позиция сильно усложняет жизнь.
Алекс криво усмехнулся.
– Уж я‑то это знаю. Хотел бы я быть таким, как ты. А какова твоя цель в жизни, Уильям?
– Лидерство, – не задумываясь, ответил Ходсон. – Я бы хотел суметь заставить людей слепо следовать за мной – так, как я бы последовал за Джоном Николсоном – в самое пекло, если это будет необходимо.
– Так и будет, – сказал Алекс с улыбкой. – Нияз не поддержал мне стремя и не назвал меня Бахадуром.
Ходсон рассмеялся.
– Знаешь, я тоже верю, что так и будет. Только если мне удастся помешать этим слабоумным старым бабам в штанах подрезать мне крылья. Однажды, с милостью Божьей, удача повернется ко мне лицом, и тогда все пойдет так, как надо!
Он натянул поводья своей лошади, потому что они уже достигли главной смотровой башни, и протянул руку своему другу:
– Ну, да благословит тебя Господь, Алекс.
Они коротко и сильно пожали друг другу руки, и Ходсон, вонзив шпоры в бока своего коня, галопом промчался под сводами Кашмирских ворот, провожаемый Ниязом, спешившимся и вставшим по стойке смирно. Затем Алекс услышал, что копыта его лошади гулко прогрохотали по мосту надо рвом.
– Что делает здесь Ходсон Бахадур? – вполголоса осведомился Нияз, придерживая под уздцы лошадь Алекса, пока тот спешивался.
– Он навещает друзей в городе.
– Вот как! – сказал Нияз задумчиво. – Помнишь ли ты, как в год, последовавший за взятием Пенджаба, астролог из города Амристара составил его гороскоп и предсказал, что его звезда взойдет через семь лет и будет гореть ярко посреди большой крови? Эти годы мчатся очень быстро, и может быть, он уже чует эту кровь.
Он поднял поводья и отвел лошадей в тень, в то время как Алекс поднялся по пандусу на зубчатую стену, откуда доносился гул голосов, смех и звон бокалов.
Участники пикника расположились вдоль длинной белой скатерти, которой был накрыт ковер, разложенный прямо на теплых камнях. Пожилые леди сидели на плетеных стульях, а те, что помоложе, расположились на подушках, брошенных на ковер. Широкие юбки, окружавшие их, были похожи на распустившиеся цветки роз. Мужчины сидели рядом с ними, по‑турецки скрестив ноги или прислонившись спинами к амбразурным зубцам стены. Разносили великое множество разнообразных холодных закусок и напитки. На скатерть были поставлены свечи, но их свет привлек так много летающих и ползающих насекомых, что их быстро пришлось потушить, и теперь собравшихся освещал лишь белый свет луны. Свет индийской луны гораздо ярче, чем свет луны весенней ночью на Западе.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!