Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 18 страница
– Почему? Они… они ненавидят нас?
Алекс нетерпеливо продолжил:
– А ты полагаешь, они должны нас любить? Блага западной цивилизации не обязательно рассматриваются как непреложные благодеяния, особенно, если они навязаны Востоку иноземным завоевателем.
Он глянул на ее побелевшее лицо и увидел, какое потрясение она перенесла сейчас от этого открытия. Она, вероятно, никогда не думала об Индии, как о завоеванной стране. Она воображала, что возвращается домой, и сознание, что многие жители этой страны могут ненавидеть британцев с дикой и непримиримой страстностью, оказалось для нее, как удар по лицу доверчивого ребенка. Поэтому ему хотелось сказать ей:
«Да не гляди так! Плохо быть столь ранимой и ожидать слишком многого от жизни».
Но вместо этого он с какой‑то усталой злостью проговорил:
– Я предупреждал вашего кузена Уэйра, что сейчас не время посылать молодую женщину в Индию, но он не слушал. Никто из них не захотел меня даже выслушать!
И, резко отвернувшись, он спустился по проходу на мокрую палубу.
Но лишь два дня спустя, когда Кишан Прасад свалился за борт, именно Алекс бросился за ним…
Глава 12
Алекс не знал, что за бортом оказался именно Кишан Прасад. Возможно, если бы он это знал, течение многих жизней могло бы измениться.
День был жаркий и тихий, и от шторма осталось только долгое, едва ощутимое волнение, из‑за которого лениво хлопали двери, да горизонт поднимался и падал в медленном ленивом ритме. Море вновь обрело ту интенсивную полуночную синеву, которая характерна для Индийского океана, и стало таким ясным, что проплывающая в глубине стая медуз казалась пузырьками в синем стекле, а солнце, сияющее с безоблачных небес непрерывно целый день, делало доски палубы слишком горячими, чтобы их касаться.
|
|
|
Все случилось после четырех часов, когда палубы были относительно пусты, так как пассажиры переодевались к обеду. Лотти поднялась наверх рано, намереваясь встретить своего Эдварда и, поглядев вверх, увидела Кишана Прасада, стоящего на кожухе гребного колеса, глядя на море. Как раз, когда она смотрела, корабль резко качнуло, и Кишан Прасад, ничего не подозревая, поскользнулся, упал и проскользнул под леером. В следующий момент он исчез из виду, а Лотти вскрикнула и побежала.
Двое матросов‑индусов вместе с корабельным офицером и полковником Маулсеном тоже видели, как кто‑то упал, и с криком побежали по палубе. Полковник Маулсен с быстрой сообразительностью подобрал два стула и бросил их в пенящийся кильватер, за ними почти сразу же последовала клетка для кур, брошенная индусами.
– Человек за бортом! – завопили полковник Маулсен и корабельный офицер.
|
|
|
Спавший в тени лицом вниз, уткнувшись в руки, Алекс проснулся от крика Лотти и вскочил на ноги. Она налетела на него с белым, как мел, лицом, крича и указывая на море, он повернулся и поспешил по палубе в направлении, которое она указывала.
– Все в порядке, Рэнделл, – огрызнулся полковник Маулсен. – Всего лишь один из этих темнокожих. Он уже утонул – они не умеют плавать.
Алекса вдруг охватила вспышка гнева. Он скинул обувь в следующее мгновение перешагнул через леер и, прыгнув ногами вперед, погрузился в сомкнувшееся над его головой море.
Вода оказалась неожиданно холодной и пенящий воду кильватер засасывал его все глубже и глубже, пока он не почувствовал над собой тонны воды. Но как раз в тот момент, когда ему казалось, что легкие его должны взорваться, вес исчез, и его пробкой выбросило на поверхность, и он вновь оказался на воздухе. Он сделал глубокий вдох и быстро поплыл, чему помогало кручение кильватера. После удушливой жары «Глэморген‑Касла» холодная струя пенящейся воды была невероятно ободряющей, и он, стряхнув волосы с глаз, засмеялся.
По‑видимому, решил он, это был один из слуг Кишана Прасада, так как, если бы это был член команды, Маулсен сказал бы, что утонул «ласкар»[5].
|
|
|
– Чертовский идиотизм! – подумал Алекс, предавая анафеме свое поведение.
– Что за глупость жертвовать жизнью ради какого‑то лакея‑язычника, проявлять донкихотство, пытаясь выудить его? Почему в критические минуты человеку отказывает здравый смысл?
Он увидел перед собой борющуюся с водой фигуру, а в следующее мгновение она исчезла. Алекс наполнил легкие воздухом и нырнул. Тонущий слабо сопротивлялся и с минуту, которая казалась вечностью, они тонули вместе. Затем Алекс ухватил его за волосы и, сильно оттолкнувшись ногами, они снова поднялись на свет и воздух.
Но и теперь он еще не понял, кого держит. Он схватил наполовину утопленника под мышки и поплыл к тяжелой клети для кур, которая виднелась на гребне волны не более чем в двадцати ярдах. После нескольких бесплодных попыток водрузить бездыханную ношу лицом вниз на крепко сбитую клеть, это ему удалось, он держал его так, пока из него изрыгалась вода.
Гребень волны скрыл от них удаляющийся «Глэморген Касл». Следующий вал поднял их, и где‑то вдалеке, за много миль отсюда, корабль выглядел маленьким на фоне неба. Им потребуется много времени, чтобы развернуться назад, подумал Алекс. Отдаленный корабль вновь исчез; когда клеть оказалась опять внизу между валами, индус кашлянул, рыгнул, поднял голову и слабо шевельнулся.
|
|
|
– Лежи тихо, дурень, – проговорил Алекс на туземном языке.
Человек повиновался, но теперь он повернул голову и Алекс впервые увидел, кого он спас.
Оба долго смотрели друг на друга, и Алекс почувствовал бесполезную, тщетную, нездоровую злость на судьбу, на себя за происходящее сейчас с ним.
Винтер однажды спросила его, не собирается ли он убить этого человека, и он с горечью ответил, что убийство не в характере британца. Он знал, что не сможет хладнокровно убить Прасада, хотя, если бы он смог доказать свои подозрения и тем законно приговорить его к виселице, он сделал бы это без малейшего колебания. Но он не смог этого сделать и из‑за тупой слепоты тех, кто не желает этого видеть; он знал, что никогда не получит доказательств, которые удовлетворили бы их. И вот вмешалось само Провидение и сделало все, чтобы покончить с Кишаном Прасадом, а он, дурак, рисковал своей шеей, чтобы спасти человека, которого считал одним из опаснейших врагов британского владычества в Индии.
Если бы он только замешкался! Если бы он задал несколько вопросов перед тем, как прыгнуть. А все это дурацкое заявление Маулсена. Он сказал:
– Это всего лишь один из этих темнокожих…
И Алекс сразу потерял голову, а в результате попал в ловушку и спас Кишана Прасада. Морская вода горчила во рту, он посмотрел на черное лицо индуса и рассмеялся.
Губы Кишана растянулись в усталой ухмылке. Хриплым голосом он проговорил, борясь с затрудненным дыханием.
– А ты считал, что спас… саиба? – обращение было скорее оскорблением, чем знаком уважения. – Одного из своих? Возможно, большую шишку?
– Нет, я думал, что это один из твоих нукеров.
Он увидел удивление и недоверие в его темных глазах.
– Мой слуга?
– Да, – отрывисто ответил Алекс. – Если бы знал, что это ты…
– То позволил бы мне утонуть, – докончил Прасад, борясь с каждым вздохом.
– Да, – просто подтвердил Алекс. – Молчи или устанешь, а бот еще не скоро подплывет.
Индус долго молчал. Медленные валы лениво поднимали их, и в интервалах они видели далекий корабль и маленькую точку стремящейся к ним шлюпки, затем они опять опускались в долгую синюю пустоту, когда все исчезало и оставались лишь два человека и деревянная клеть для кур, одни в бесконечном океане.
Кишан Прасад смотрел на прозрачную воду и думал о невообразимых глубинах, что лежали под ними, вплоть до слизистого дна, и пальцы его конвульсивно сжимали грубое дерево, поддерживающее их.
Наконец он тихо заговорил, вопреки всем усилиям едва справляясь со своим голосом:
– Вы сказали, что, если бы знали, кто упал, то оставили бы меня умирать. Но кажется, что и так одного из нас здесь ждет смерть. Посмотрите туда.
Алекс повернул голову, у него подвело живот и сердце похолодело – на гребне за ними лежало длинное серебристо‑коричневое тело, из воды высовывался лишь треугольный плавник. Акула!..
Под ними темнело море, а по воде палило низко висящее солнце, окрашивая гребень золотом и очерчивая хищницу огнем. Она не двигалась, но висела неподвижно, словно муха, застывшая в янтаре.
Алекс, казалось, потерял всякую способность двигаться. Он держался за край клетки одной рукой и смотрел назад в маленькие холодные глаза. Они наблюдали за ними с ленивым любопытством.
Индус хрипло прошептал:
– Эта деревяшка не выдержит двоих на поверхности, и моя жизнь – расплата за твою.
С этими словами он начал соскальзывать с клети, и Алекс настойчиво проговорил:
– Не будь дураком! Забирайся обратно, ты не умеешь плавать.
При первом же движении акула вильнула в сторону, и они увидели только ее плавник на приличном от них расстоянии. Они опять оказались на вершине вала, и снова стала видна шлюпка. Низкое солнце сверкало на лопастях весел, но шлюпка все еще была слишком далеко.
Алекс вспомнил, что слышал где‑то про нелюбовь акул к шуму и начал бить по воде ладонью. Плавник исчез, сделал круг и вернулся назад. Кишан, спустившись в воду, держался за клеть одной рукой, и Алекс снова сказал:
– Забирайся назад, дурень!
Он схватил индуса за талию, поднял и водрузил на клеть, а затем затолкал на нее и его ноги, и тот оказался теперь на этой деревянной конструкции на четвереньках, держась за край. Куриная клеть была ненадежной и опасной, и теперь, когда на нее давил весь вес Кишана, она возвышалась над водой всего на один‑два дюйма. Но, по крайней мере, все тело было над поверхностью.
Плавник медленно разрезал воду, курсируя по волне параллельно с ними, и вызвал у Алекса спазм холодной, лишающей возможности двигаться паники.
– О, Боже, если бы только у меня был нож, – прошептал он, не сознавая, что говорит вслух.
– Вот, – выдохнул Кишан. Он порылся в своей мокрой одежде – утлый плот под ним угрожающе закачался, и, вытащив нож с тонким грозным восьмидюймовым лезвием, сунул его в руку Алексу. Это было совсем не то орудие, которым можно было бы справиться против двадцатифутового чудовища, осторожно кружащегося около них, но ощущение его в руке вселило вдруг в Алекса чуточку надежды. Это было уже кое‑что. Он читал о ловцах жемчуга на побережье Цейлона, которым удавалось отделаться от акул с помощью ножа.
Он снова стал бить ладонью по воде и шуметь, и акула уплыла вновь, подождала вдали и вернулась. Казалось, она зависла над ним, и он вдруг понял, что, если она нападет на него, когда он держится за клеть, толчок этого огромного тела опрокинет так называемый плот, и Кишан также окажется в воде.
Он забыл, что индус был врагом, смерть которого он только приветствовал бы и всего несколько минут назад сожалел, что не позволил ему утонуть. Человек на плоту был товарищем по несчастью перед хладнокровным морским убийцей.
Он разжал кисть и отплыл, не отрывая глаз от спинного плавника. Алекс поднялся на гребне, и акула еще раз зависла над ним. Она приближалась очень медленно и при этом переворачивалась. Алекс сверхчеловеческим усилием уклонился от нее, оттолкнувшись и вновь повернувшись к ней лицом. Он услышал хриплый, предупреждающий крик Кишана Прасада, и у него мелькнула мысль, что прибыла шлюпка.
– Как раз вовремя, – хмуро подумал Алекс. Но затем увидел быстрое движение слева… еще плавник. Вторая акула… третья. Они кружили около него словно из простого любопытства, а он почувствовал тяжесть воды под собой, когда первая вернулась для повторного нападения, но он снова как‑то сумел его избежать. Теперь они устремились к нему все вместе. Он не стал ждать, когда они разорвут его на куски, а сжал в руке нож и поплыл на ближайшую из них.
Движение его, очевидно, оказалось неожиданным для рыбины, так как она исчезла со скоростью света, а он быстро обернулся, увидел в лениво катящемся водяном валу приближающееся к нему проворное туловище другой и на секунду отчетливо разглядел тоненькие полосатые тельца рыб‑пилотов, плывущих впереди и рядом, затем нырнул, чтобы встретить ее, когда она нависла над ним со своими острыми челюстями, и что было силы всадил в нее нож.
Нож скользнул по подреберью и выскользнул у него из руки, а в воде медленно появилось облако крови. На мгновение две другие акулы замерли, но в следующее мгновение вода вскипела, они набросились на раненую подругу, разрывая ее на куски. Вода покраснела от крови, Алекс повернулся и поплыл прочь. Он все еще отчаянно плыл, как вдруг почувствовал, как кто‑то схватил его за плечо и закричал, а потом его втащили в шлюпку, и он бездыханно и беспомощно упал к ногам команды.
– Прошел по лезвию, – проговорил первый помощник, хлопая его по плечу. – Бросился в пасть смерти и отделался испугом. Вот! Гляньте, мистер Прасад. Святые угодники! Что за скотины, они опрокинут нас. Веслами, веслами ее, стервозу!
Лодка опасно закачалась, так как десятифутовая акула, привлеченная кровью, столкнулась с килем, а океан вдруг ожил, как будто состоял из треугольных плавников и гладких перекатывающихся тел… А затем они поплыли к кораблю, и путь их озаряло заходящее солнце, а море было уже не синим, а черным под ними и золотым впереди.
Алекс сидел и ухмылялся Кишану Прасаду, голова кружилась, а Кишан Прасад смеялся, подняв голову в кратком жесте приветствия. На какое‑то время они больше не были врагами, так как только что были перед лицом неминуемой смерти и все же каким‑то чудом избежали ее и остались целы и невредимы. Они пили горячий грог, предложенный первым помощником, слегка улыбались друг другу и с изумленной благодарностью смотрели в ясное небо над головой в то время как ласкары болтали и налегали на весла, а «Глэморген‑Касл» с возбужденными, приветствующими их пассажирами становился больше и ближе и наконец повис над ними – такой прочный и безопасный.
Алекс плохо воспринимал шум, крики, как и людей, пожимающих ему руки и хлопающих по плечам. Он едва держал голову и изо всех сил не давал глазам слипаться, зевая прямо в лица поздравляющих его пассажиров и, спотыкаясь, прокладывал себе путь в каюту, где рухнул на койку, а корабельный доктор, следующий за ним, нашел его так крепко уснувшим, что он не проснулся даже, когда его раздели и прикрыли одеялом.
На следующий день он проснулся рано утром, чувствуя себя бодрее и лучше, чем все последнее время. Долгое плавание, большое напряжение прошлого вечера с последующим почти двенадцатичасовым непрерываемым сном, оказали на него явно более благотворное влияние, чем ленивые жаркие дни и знойные беспокойные ночи с тех пор, как они покинули Мальту. Его компаньоны по каюте, по‑видимому, были на палубе, и Алекс лежал, глядя на тесное пространство и низкий потолок над головой со странным, новым для него чувством иного миропонимания и удивления оттого, что он жив. Сойдя с койки и одевшись, он поднялся на палубу подышать предрассветным воздухом.
Солнце еще не взошло, но небо уже было ярким, палуба блестела от ночной росы и соленой воды и группа ласкаров мыла корабль. В предрассветном сумраке море было бесцветным, лишь вблизи корабля оно казалось холодно черным и прозрачным, как стекло. Решетки и крышки люков на палубе были заняты пассажирами, которые предпочли прохладу ночи под звездами жаре закрытых кают, и проснулись пока только ласкары.
Алекс пошел на корму и наклонился над леером, лениво разглядывая белый след кильватера. Услышав за собой шаги, он повернулся и увидел Кишана Прасада. Мгновение они смотрели друг на друга холодным оценивающим взглядом противников, измеряющих мечи, затем Кишан Прасад медленно проговорил:
– Я хотел бы поблагодарить вас…
– Вам не за что меня благодарить, – резко прервал его Алекс.
– Вы хотите сказать, знай вы, что это я, вы не стали бы меня спасать? Это действительно так? Зная, что я не умею плавать, вы не попытались бы помочь мне?
Алекс твердо посмотрел ему в глаза.
– Вот именно. Я и пальцем бы не пошевелил.
Кишан Прасад хмуро поклонился, получив ответ, которого ожидал, продолжил:
– Именно поэтому я и пришел поблагодарить вас. Не за то, что вы сделали для меня, но за то, что вы сделали бы для одного из моих слуг. Немногие бы рискнули жизнью ради… темнокожего и слуги темнокожего.
– Вы переоцениваете меня. Никакого риска не было – я сильный пловец.
– А акулы? – мягко спросил Кишан Прасад.
– Вы заставляете меня признаться, что я начисто забыл об их существовании. Если бы я об этом помнил, даю вам слово, я бы не прыгнул. Так что видите, вы мне ничем не обязаны.
– Тем не менее, – улыбаясь продолжал индус, – волей‑неволей вы вернули мне жизнь, которую боги отобрали бы у меня. В прошлом я был врагом вашего народа…
Он увидел внезапный блеск в глазах англичанина и, подняв руку, как бы защищаясь, засмеялся.
– О, нет! Это не признание… я не скажу вам ничего, что не было бы вам известно. Да к тому же здесь никого нет, чтобы это подслушать. Мы говорим наедине. Ваш комиссар не выдвинет против меня никакого обвинения, я это знаю.
– И я тоже, – с горечью проговорил Алекс. – Не хотите ли вы мне сказать, что сменили гнев на милость оттого, что я рисковал сломать себе шею, чтобы вытащить вас из моря?
Кишан улыбнулся и покачал головой.
– Увы, нет. Я не изменил своего отношения к англичанам. Во имя моей страны, народа и богов, я сделаю все, что в моих силах, чтобы скинуть иго вашей Компании.
– А я, – заявил Алекс, – сделаю то же, чтобы повесить вас или сослать на каторгу ради моих соотечественников, которые управляют вашей страной.
– Хорошо, – печально проговорил Прасад. – Мы понимаем друг друга, ведь мы не дети.
Он снял небольшое кольцо, которое носил на правой руке, и протянул Алексу. Эта была мишурная вещица, не имеющая ценности, сделанная из серебра, с тремя красными камешками, которые могли сойти за бракованные рубины. Странное украшение для такого человека.
Индус проговорил:
– Не согласитесь ли вы принять его ради меня? В знак моей благодарности? Оно не стоит и десяти рупий, но это талисман, который может когда‑нибудь избавить вас от многих бед. Когда настанет день, о котором я молю богов, посмотрите на это кольцо и вспомните Кишана Прасада. Ибо в тот день, кто знает, я смогу оплатить часть моего долга.
Алекс посмотрел на протянутую руку, колеблясь. Затем он взял его, надел на мизинец правой руки и сказал:
– Я не помнил, что существуют акулы, когда прыгал через леер вчера вечером. Но вы уступили мне место на этом чертовом курятнике, когда заметили их появление, и я буду носить его, как подарок храброго человека.
Кишан Прасад сложил руки вместе, торжественно поклонился, повернулся и ушел.
Глава 13
– Завтра мы будем в Калькутте, – думала Винтер. – Еще день, и я увижу Конвея!
Казалось невероятным, что долгое ожидание, начавшееся шесть лет назад в Уэйре, наконец закончится, и через два дня она уже будет не «мисс Винтер» или графиня де лос Агвиларес, а станет миссис Конвей Бартон, и покинет церковь вместе со своим красивым мужем, чтобы жить счастливо, как принцесса в сказке.
«Глэморген‑Касл» встал на якорь, ожидая первого свистка и прилива, когда с лоцманом на борту он начнет движение по реке к Калькутте, и Винтер, лежа без сна на койке, думала о том, встретит ли Конвей ее в устье реки или взойдет на борт корабля на пути к Калькутте. Полковник Маулсен считал это возможным.
Какое‑то время назад она еще не могла четко представить себе Конвея, и образ его стал нереальным и безжизненным – тенью, лишенной сущности. Она не могла объяснить, чем это вызвано, и смутно винила в этом капитана Рэнделла, хотя и не могла сказать, в чем собственно заключается его вина. Но, по крайней мере, он нес ответственность за то, что восстановил образ Конвея в его первоначальном блеске. И сделал он это столь же неподдающимся объяснению способом. Все это было связано с драматическим спасением индуса Кишана Прасада…
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!