Очерки, корреспонденции. 1932 – 1936 45 страница
– Будешь охотником.
А отец знает.
Сейчас Мишка мечтает об охоте на оленя и на медведя. Он учится стрелять, мишенью служит консервная банка. Он умеет править четверкой собак. Косматый «Борька» – лучший друг Мишки. Детей вокруг нет больше. Мишке дружить не с кем. Но и скучать Мише некогда. Весь день – в работе. Помимо всего прочего, Мишка ведет дневник. Наблюдает погоду. Отлично знает ветры. У него компас. Больше всего Миша любит зюйд‑ост. Хороший ветер.
Так и растет этот мальчик с далекого Севера. Знает повадки зверя, умеет бегать на лыжах, терпеть при случае голод и нужду, холод. На Диксоне Миша интересовался всем – радиоцентром, патефоном, музыкой, телефоном. Но он ничему не удивлялся: все он принимает как должное.
Обо всем он читал в книжках, слышал в рассказах проезжих промышленников, – в жизни все бывает, удивительного нет.
Спросите у Миши: «Хочешь уехать с Севера?» Закричит: «Ни за что!»
Потом задумается, тихо прошепчет заветное:
– Машины увидать охота. Автомобили. Трамваи. Метро.
Встряхнет головой: «Все равно увижу. Вырасту и поеду. А потом опять вернусь сюда обратно».
Все увидит Миша. Все узнает глазастый парнишка с Севера. Хорошая горячая кровь течет в его жилах. С такой кровью не застынешь на месте. До свидания, гость с Диксона – Миша Емельянов!
Визжат собаки, скрывается нарта. До свидания!
Марта
На Диксоне сохранился старый маяк, деревянная обледеневшая вышка, очень похожая на сельскую звонницу с пожарным колоколом. Сейчас тут развешаны шкуры белых медведей, своеобразные флаги зимовки.
|
|
|
Деревянный «маяк» с керосиновым фонарем – это все, что осталось от старого «порта» Диксона.
Черная коленкоровая потрепанная тетрадь, бережно сохраняемая на острове, открывается выразительной записью командира судна «Лена», посетившего Диксон 23 августа 1912 года и обнаружившего здесь «поломанные порожние койки, тачки, лопаты и порванную меховую одежду».
Маленький, угрюмый, скалистый остров на далеком севере – 73°80" северной широты и 80°23" восточной долготы – был известен только географам. Предсказание капитана Норденшельда, что эта «лучшая на всем северном берегу гавань, ныне пустая, скоро превратится в сборное место множества кораблей», ожидало своего выполнения.
Редкие корабли проходили мимо Диксона – гидрографические суда, транспорты, случайные иностранцы. Если была хорошая погода, они спокойно проходили мимо, нет, – заходили в Диксон отстаиваться. Капитаны оставляли скупые записи в тетрадке, молодые франтоватые помощники удивлялись дикой красоте острова и сочиняли стихи.
Большевики стали овладевать дальним советским Севером. Могучие работящие северные реки – Енисей, Лена, Колыма – ожили, неся на себе десятки судов. На Игарке возник морской порт. Мимо Диксона, весело дымя, пошли караваны судов Карской и Лено‑Карской экспедиций. Десятки пароходов под иностранными флагами идут за лесом в Игарку. Их сопровождают, расчищая льды, советские ледоколы. В бухте Диксон они отстаиваются. Впереди ледоколов летят разведчики льдов – гидросамолеты. Они также находят приют и гостеприимство в широкой бухте Диксон. Плавучие угольные базы – лихтеры – снабжают суда углем. Скрежещут лебедки. Метеорологическая служба Диксона всегда в деловом напряжении. Ледоколы, самолеты, суда запрашивают прогнозы погоды.
|
|
|
– Как идут льды? – спрашивает ледокол.
– Какие ожидаются ветры? – спрашивает самолет.
– Будут ли штормы и туманы? – спрашивают суда.
Диксон всем «делает» погоду.
Шумно и оживленно в кают‑компании Диксона летом. Гости с судов. Летчики. Туристы. Гидрографы. Профессора‑полярники. Иностранные моряки. Черная коленкоровая тетрадь испещрена сотнями записей, подписей и даже стихов. Север настраивает поэтически!
Сейчас Карское море сковано льдами. Льды то подступают вплотную к Диксону, то, прогоняемые зюйдом, отходят, очищая большие полыньи, в которых купаются любопытные нерпы. По бухте сейчас «плавают» только собачьи транспорты.
|
|
|
Но тишины нет и сейчас. Строится большой северный морской порт Диксон. Временным причалам, плавучим угольным базам, деревянным маякам приходит конец. Порт строится всерьез и надолго. Диксон становится важнейшей угольной базой на Великом Северном пути.
На самолете Молокова среди прочей почты находился большой казенный пакет, запечатанный сургучными печатями. В порту этот пакет ожидали с большим нетерпением. В нем были утвержденные центром проект и чертежи новых морских причалов.
В прошлом году на Диксон приехали строители нового порта. Они вышли на берег, оглянулись: на месте будущего порта на острове Конус высились голые черные скалы. О скалы плескались волны. На воде качались баржи. Ни жилья, ни бревна. Строители посмотрели и стали строить.
В «темную пору» (полярную ночь) здесь уже горели прожектора, взрывались скалы, в мастерских и кузнице ремонтировался инструмент, промерзшие рабочие ночевали в удобных жилых домах, мылись в отличной бане и ели хлеб из собственной пекарни. Порт строился. Две мастерские на материке, причалы на Конусе.
|
|
|
Маленький остров Конус предназначен в жертву морю. Мы смотрим на него в последний раз – его не будет. Он тает медленно, но верно. Его черные скалы лягут на дно бухты, образуя, как выражаются здесь, «постель» для морских причалов. На эту постель улягутся ряжевые клетки, а за ними деревянный настил – набережная самого северного в мире порта. Десятки флагов будут плескаться у этих причалов.
Метр за метром исчезает остров Конус. Но исчезает он, отчаянно сопротивляясь. Нелегко пробурить его скалы.
– Диабаз, грунт двенадцатого класса, – с почтением говорят бурильщики.
И все‑таки вгрызаются перфораторами в скалы. Закладывают бурки, рвут Конус, сокрушают его упрямые скалы и рушат в море. Ни морозы, когда к рукавицам примерзает инструмент, ни полярная ночь, ни упорство скал не могут остановить строителей. Только северная пурга заставляет бросить инструмент. Пурга загоняет людей в дома.
После пурги у строителей вдвое больше работы. Приготовленные к откатке груды камня занесены снегом. Их надо откапывать, освобождать. Часто после этой работы снова налетает пурга, и весь труд людей летит к черту, все снова заносится снегом. Упрямые люди терпеливо ждут, когда пурга кончится, берут опять лопаты и снова начинают борьбу со снегом.
По узкоколейке вагонетки с камнем откатываются в море. Здесь во льду прорубается большая широкая прорубь – «майна». Прорубается – мягко сказано. Проламывается, взрывается, рушится – это будет вернее. Лед толщиной в два‑три метра, на нем крепкий, смерзшийся слой снега. Лед рвут аммоналом, с ним борются, как со скалами, – на Севере ничего не делается без борьбы!
В майну опрокидывается камень, он падает в воду, образуя «постель». Тачка за тачкой, кубометр за кубометром. Тает остров. Ширится «постель». 1 апреля впервые под лед полезут водолазы «стелить постель», ровнее класть камни, разведывать, что делается под водой.
Первая очередь – сорок метров причала – должна быть готова в этом году. Должна быть готова, – это знает каждый строитель порта. Знает начальник порта Громыхалов, инженер Казаков. Знают апроновцы‑подрывники, водолазы и их командир широкоплечий Курлеев. Знают старик подрывник Горбунов, бригадир водолазов Ревин и начальник всей механики и пневматики комсомолец Коробко. Знает весь коллектив – восемьдесят человек. Знают, что надо построить, несмотря на пургу, метели, нехватку рабочих рук. Надо построить при той технике, которую имеют, при деревянных «дерриках», при задыхающемся компрессоре. Взять иную технику сейчас, зимой, неоткуда.
С нового Диксона в порт переброшен трактор, отлично работающий в Арктике. Впервые завезенные в Арктику лошади честно делают свое дело, прекрасно переносят трудные полярные условия. Сорок метров причала должны быть построены – это знают все!
На днях мне пришлось быть на партийном собрании в порту. В комнате собралась горсточка большевиков. Шел разговор о сорока метрах причала. Говорилось о том, что надо мобилизоваться, поднять массы, составить четкий план ударной работы, взять пример со строителей диксоновского радиоцентра, – и эти слова, столь привычные там, на Большой Земле, звучали здесь по‑особому. За ними стояли пурга, льды, черные скалы Конуса, за ними стояла суровая Арктика, которую большевики должны победить.
– Сорок метров причала должны мы построить, – взволнованно говорит старик подрывник, – только тогда мы сможем, вернувшись на Большую Землю, смело глядеть людям в глаза.
Сорок метров причала самого северного порта в мире будут построены. Будет готов к навигации и третий в мире, второй в Союзе, мощный радиомаяк. Но деревянная обледеневшая вышка с керосиновым фонарем останется, как память о древнем Диксоне.
Апреля
На Диксоне есть могила, в ней погребены останки норвежца Тессема, участника экспедиции Амундсена на судне «Мод». Страшная арктическая история связана с этой могилой.
Осенью 1919 года тяжелые льды остановили экспедицию Амундсена у пустынного мыса Челюскин. Предстоял долгий ледовый дрейф. Чтобы скорее доставить научные материалы экспедиции, норвежцы Тессем и Кнудсен отправились через тундру на остров Диксон. На Диксон они не пришли, больше их нигде не видели, известий от них не получали.
Десятого августа 1921 года начальник советской поисковой экспедиции Бегичев нашел у мыса Стерлигова брошенную карту и невдалеке, у мыса Приметного, остатки костра, консервные жестянки с иностранными этикетками, полуобуглившиеся кости сожженного человека и череп.
Кто это был, Кнудсен или Тессем, удалось установить только летом 1922 года, когда около Диксона, на материковом берегу, в расщелине был найден скелет человека, остатки одежды на нем, золотые часы с именем Тессема и материалы об экспедиции Амундсена. До Диксона Тессем не дошел всего четыре километра.
Сейчас норвежцам не пришлось бы скитаться в безлюдной тундре. В устье Пясины они нашли бы большой поселок. До самого Диксона их путь лежал бы через цепь зимовок и промыслов. Север ожил.
Их было немного, радиостанций Севера, до революции. Редкие, плохо связанные между собой две‑три точки среди великого безмолвия Арктики. Больные цингой, измученные зимовкой, забытые миром радисты.
Широка и мощна радиосеть сейчас. Радист в Арктике – одна из самых почетных профессий в нашей стране. Станции связаны между собой по строго продуманной схеме. А в зимовку 1934/1935 года эта сеть получила свой центр и мощный узел связи – радиоцентр на острове Диксон.
Четырнадцатого августа 1934 года советский лесовоз, шумя приветственными флагами, вошел в широкую бухту Диксон. Началась разгрузка. Прибывшие на лесовозе строители радиоцентра превратились в грузчиков.
В ночь на 23 августа с открытого моря внезапно налетел шторм, он ударил с единственной незащищенной стороны – бухты Кречатика, где находилась баржа с грузом для Диксона.
Ночью на барже раздался страшный треск. Ее начало бросать с волны на волну и, наконец, погрузило в воду. Строители ахнули. На барже было все оборудование для радиоцентра Диксона.
Никогда люди не работали с таким остервенением, как здесь, спасая баржу. Тащили ящики. Водолазы ползали по дну баржи. Мокрые, измученные люди на вытянутых руках подымали над головой спасенную из воды радиоаппаратуру. Они осторожно передавали ее на берег и снова бросались в воду. Решался вопрос: быть или не быть радиоцентру на Диксоне в эту зиму? Решались судьбы всех этих людей, приехавших в Арктику, чтобы строить, и в самом начале работы потерявших возможность строить.
Шесть суток шла борьба за спасение радиоцентра. На седьмые сутки мокрые, просоленные грузы лежали на берегу. Теперь надо было спасти оборудование от порчи. Так же, как боролись с водой, стали бороться с порчей. Много раз перетирались и сдавались в склад части приемников и передатчиков.
Будет ли работать искупавшееся в море оборудование?
Будет! Должно работать!
В четырех километрах от старой радиостанции на глазах подымался новый Диксон. Возникали дома. Поднимались огромные мачты, волоча за собой хвосты тросов. В силовой настилался кафельный пол. Собирались дизеля и генераторы. Монтировались приемники и передатчики.
Двадцать четвертого декабря наступил, наконец, решающий день. Взволнованные, собрались у микрофона строители: начальник строительства Василий Ходов, награжденный орденом за героическую зимовку на Северной земле, инженер Доброжанский, конструктор специально изготовленных для Севера радиопередатчиков, установленных на новом Диксоне, начальник острова инженер Светаков.
На своем посту у дизелей – огромный бородатый механик Скубков, у передатчиков – старший радиотехник Волков, у распределительного щита – старший электрик и заместитель начальника радиоцентра Толстопятов.
Блистают чистотой кафельные плиты. Оранжевым светом пылают огромные генераторные лампы, льется фиолетовый свет газотронов. Сигнальные лампочки на пульте. Ожидание, напряженное, тугое, звонкое.
– Внимание! – произносит, волнуясь, Доброжанский. – Говорит полярный радиоцентр острова Диксон на волне тысяча четыреста пятьдесят метров. Слушайте трансляцию из Москвы.
Так вошла в строй мощная полярная радиостанция.
Сегодня радиоцентр Диксона – нормально работающий арктический узел связи. Со всех сторон, мысов и зимовок Арктики, со всех полярных станций сюда поступает корреспонденция. Диксон передает ее непосредственно Москве, Новосибирску, Архангельску.
В дни челюскинской эпопеи радиограммы из Уэллена в Москву бежали по длинной цепочке полярных радиостанций. Сквозь восемь станций проходила радиограмма, прежде чем попадала в Москву.
На Диксоне собираются все метеорологические сводки полярных станций. Ежедневно к вечеру бюро погоды Диксона знает о малейших колебаниях ветров во всех точках Арктики. Прогнозы погоды, передаваемые Диксоном, слушают по радио и Арктика, и Большая Земля, и заграница. Радиоцентр Диксона дал возможность Центральному бюро погоды точно учитывать прогнозы арктической «кухни погоды».
Горячие дни предстоят радиоцентру Диксона в навигацию. Всем судам и самолетам нужно обеспечить связь как между собой, так и с Москвой. Летом здесь в эфире начинается суетня и неразбериха. Кричат рации со всех судов, перебивают друг друга, мощные заглушают слабых. Радисты Диксона в эту навигацию хотят взять на себя дирижерство этим, как они говорят, «хором Пятницкого».
Капитаны судов в эту навигацию получат возможность говорить по радиотелефону с Москвой. Возможно ли? Но ведь сейчас ежедневно Диксон по телефону разговаривает с Москвой и Ленинградом! У микрофона в прекрасно оборудованной студии полярного радиоцентра усаживаются хозяйственники Диксона – строители порта. Надевают наушники. Раскладывают перед собой чертежи. В Москве у телефона Главсевморпуть.
Начинается совещание по телефону. Обсуждаются чертежи морских причалов. Заседание продолжается час, два, три.‑
Нормальными стали разговоры зимовщиков Диксона по телефону со своими семьями. Почти ежедневно раздается:
– Коля, слушаешь? Это я – Маруся.
Радиоцентр Диксона приблизил Арктику к Большой Земле, уничтожил расстояние. Вся Арктика слушает сейчас граммофонные концерты с Диксона. Вся Арктика с нетерпением ждет трансляции из Москвы. В час дня по московскому времени все население Арктики у репродукторов: передается ежедневная радиогазета Диксона «Арктические известия». В ней сообщаются последние новости Союза, напечатанные в сегодняшних газетах. Рассказывается о делах полярных зимовок. По радио читаются лекции, доклады, очерки.
Доктор Диксона Никитин дает консультации больным по радио. Больному радисту станции Маре‑Сале он посоветовал сделать операцию, – летчик Фарих увез больного в Архангельск. По заключению врача, переданному по радио, Молоков из Иннокентьевской увез больного, нуждающегося в немедленной операции.
Нет, в Арктике бушуют не только свирепые норд‑осты, шквалы и пурги. В Советской Арктике сейчас бушуют радиоволны, умелой рукой поставленные на службу нашему делу.
Мая
Зимою диксоновцы пьют снег. Журчавший летом ручей замерзает, и единственная питьевая вода – та, которую вытапливают из снега. Между прочим, это отличная, очень вкусная холодная вода, напоминающая родниковую, в ней лишь мало земных соков, солей. Но в общем это отличная вода.
Доставка снега в кухни – одна из основных обязанностей дежурной, или, как здесь говорят, вахтенной бригады. Эту вахту несут все зимовщики. Обеспечение условий жизни на Севере есть общее дело – нянек здесь нет.
С 1 мая на вахте стоит бригада под «командой» вашего корреспондента. Бригада дежурит пятнадцать дней: топит баню, заготовляет дрова на кухне, добывает снег.
Не все, очевидно, знают, что снег можно пилить. Да, пилить обыкновенной ручной пилой. Пила врезается в глубокий, крепкий снег на полтора‑два метра и режет его нежно, но уверенно, как сливочное масло, как бисквитный торт, на ломти. Но снег сопротивляется (тут уже теряется сходство с сливочным маслом). Наши представления о снеге, как о чем‑то легком, пушистом, здесь опровергнуты. Никогда не видел я такого упорного снега, как здесь. Мы выпиливаем толстые – метр на метр – глыбы снега, которые не рассыпаются, когда их бросают на нарту. Добыча снега идет чуть ли не «промышленным» способом. Около далеких амбаров или на скатах и в оврагах есть целые снеговые карьеры, на которых выпиливается снег. Добытый снег сваливается на нарту, в которую впрягаются два человека, – вахта идет попарно. Эта пара тянет нарту добрым бурлацким способом, накинув на плечи лямки, шагая в ногу, приговаривая на трудных местах, когда перегруженная нарта не ползет в гору, – «эх, взяли, эх, разом», спотыкаясь, тяжело дыша.
Снег вытапливается на кухне в больших чанах. Ломоть за ломтем мы съедаем снежный покров острова. Мы работаем на весну. Мы помогаем ей. Впрочем, снега здесь так много, что и весне работы хватит.
Большевики пришли в Арктику всерьез и надолго. Они пришли не только осваивать, но и обживать Арктику. Они решили победить и победили цингу, холод, покончили со многими лишениями, казавшимися непреодолимыми ранее в Арктике. В частности, решили мясную проблему.
Старые зимовки жили консервами и охотой. Животноводство, как и земледелие, в Арктике было, с точки зрения старого полярника, чем‑то фантастическим. Но вот в Игарке за Полярным кругом отлично растут овощи, в теплицах обильные урожаи редиски, салата, огурцов, помидоров. Такая же теплица строится Игаркой и для Диксона. В следующем году северное солнце будет выращивать на 73‑й с половиной параллели нежную розовую редиску. Навоза для удобрения здесь много, ибо Диксон уже в этом году имеет свое животноводческое хозяйство.
Здесь есть, во‑первых, свиноферма, пока на двадцать восемь голов. Свиньи отлично плодятся в Арктике: две свиноматки дали уже вторичный приплод. Как украинец могу засвидетельствовать, что сало «арктической» свиньи отличное. Но диксоновцы не хотят съедать свою свиноферму. Их замыслы куда шире. Они вздумали снабжать свежим мясом в навигацию все пароходы.
– Берите свежее мясо, – говорит энтузиаст этого дела, начальник острова Диксон Светаков, – не в Архангельске, а у нас, в Арктике. Для этого нужно только забросить сюда некоторое количество племенного скота.
На Диксоне отлично живут и коровы и козы. Детвора Диксона и зимовщики пьют великолепное свежее молоко. Одна корова благополучно отелилась, – это было радостным событием в жизни зимовки. Благоденствуют на Диксоне и козы и лошади. Следует упомянуть и северный рабочий скот – собак. Их на Диксоне в собачьем питомнике – сто двадцать шесть штук. Это подрастает арктический транспорт.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!