КОРОЛЕВА ЭВЕРЕСТА И КИНОМАГНАТ ПОГИБЛИ 2 страница



Наталкиваясь на рифмованные фразы, словесные игры и другие поэтические приёмы организации текста, я старалась передать их адекватными русскими приёмами, даже если это несколько уменьшало точность перевода. К сожалению, мои «поэтические таланты» не позволили мне сделать грамотный литературный перевод стихотворных текстов с полным соблюдением техники оригинала, но, во всяком случае, я постаралась передать те технические и смысловые особенности, которые важны для понимания текста. Например, если сказано, что это газель, я использовала характерную для газели схему рифмовки.

Наибольшую сложность в этой связи представляла передача имён собственных. В тех случаях, когда англоязычному читателю была совершенна очевидна игровая составляющая имени, русское ухо не различило бы ничего, кроме его «нерусского» звучания. Взяв в качестве образца для подражания перевод произведения другого английского классика, «злоупотребляющего» говорящими именами — «Танцоров на Краю Времени» Майкла Муркока, — я решила, что будет правильнее полностью поменять такие имена, сохранив «нерусское» звучание, но сделав их более понятными для читателя (по крайней мере, достаточно образованного). Так, например, вместо Юджина Дамсди (чья фамилия составлена из «doomsday» — «Судный День», в оригинале намекающего на его религиозные взгляды, и «dumb» — «немой», указывающего на одно описанное в романе событие) появился Амслен Магеддон, чьё имя представляет собой название одного из языков жестов для глухонемых, а фамилия явственно созвучна с Армагеддоном — местом Последней Битвы Добра и Зла. Хэл Уэланс (фамилия которого означает красивый, но бесполезный элемент декора) стал «Хэлом Паулином» (с намёком на павлина из мультфильма про барона Мюнхгаузена), Максим из «Шоу Чужаков» — «Максимильяном» (для большего сходства с фамилией своей партнёрши по шоу — Мими Мамулян), Спуно (от «spoon» — «ложка», что является переводом индийского «чамча») — «Вилкиным» (этот каламбур предложен мне одним из моих критиков вместо использованного ранее «Вилли», и он показался мне достаточно остроумным). В ряде случаев на тех же основаниях и аналогичным способом приходилось менять цитаты (например, в диалоге Мирзы Саида и его тёщи) и отсылки к фильмам (например, вместо слова «pussies-galore», обозначающего проституток и вместе с тем намекающего на Пусси Галоре из фильма про Джеймса Бонда, я написала «Такие биби — и только для моих глаз», намекая на Биби из фильма «Только для твоих глаз» про того же агента 007 и вместе с тем используя часто встречающееся в романе индийское слово со значением «девушка», «женщина»), при этом я старалась не впадать и в другую крайность: излишнюю русификацию характерно английских (или индийских) образов. В двух случаях для перевода лондонского жаргона кокни использовался его наиболее близкий русский аналог — «падонковский язык».

Другую сложность представляли местоимения второго лица. В английском нет их разделения на простую и уважительную формы, подобно русскому «ты» и «Вы», поэтому обычно я старалась придерживаться следующих принципов. Местоимение «Вы» употреблялось при общении незнакомых или малознакомых друг с другом людей; при обращении человека, явно стоящего ниже по возрасту или социальному положению, к вышестоящему человеку; при сочетании с уважительными обращениями («мистер» и т. п.), даже если они использовались (зачастую — в ироническом смысле) применительно к близким людям; в ситуациях, когда говорящий подчёркивает превосходство собеседника. Местоимение «ты» употреблялось при общении близких людей, равных или примерно равных по положению (друзей, любовников, супругов — при условии, что описанные отношения в семье предполагают относительное равенство); при обращении человека явно более высокого статуса к человеку явно меньшего (например, отца к сыну). Разумеется, в ряде сложных ситуаций приходилось пользоваться интуицией и отклоняться от этой схемы, а случаи перехода с «ты» на «Вы» и обратно иногда, возможно, происходят трудноуловимо для читателя.

Отдельной проблемой являлись некоторые многозначные слова английского языка. Одно из них — «power». Вот список его значений: сила, мощь; могущество; способность, возможность; значение (слова в контексте); сила (физическая), мощность, энергия, производительность; оптическая сила линзы; власть; держава; полномочия, уполномоченность, право, полноправие; сверхъестественное существо, божество; шестой ранг ангелов в средневековой их классификации; вооружённый отряд; куча, множество, большое количество чего-либо; математическая степень. Во многих из этих значений это слово употребляется и в романе (иногда могут подразумеваться одновременно несколько значений). В русской версии переводилось контекстуально. «Dream» — ещё одно очень сложное для адекватного перевода слово. Его значения — сон, сновидение, мечта, грёза, видение, наваждение. Поскольку весь роман построен на стыке сна и реальности, в разных случаях может подразумеваться или какое-либо одно значение, или несколько (а то и все) сразу, причём зачастую трудно установить, какое именно имел в виду автор. Наиболее уместный перевод в сомнительных местах, пожалуй, «грёза», но и он не всегда уместен. Разумеется, это далеко не все «трудные» в этом отношении моменты.

Слова неанглийского происхождения (в большинстве случаев — из хинди) для сохранения «экзотики» и колорита передавались транскрипцией: в том случае, если слово это встретилось мне в русскоязычных источниках, я использовала устоявшуюся традицию, в других передавала так, как считала наиболее правильным (к сожалению, отсутствие даже поверхностного знакомства с хинди не позволило мне сделать это полностью правильно). Фразы на других языках тоже оставлялись без перевода, а в тех случаях, когда исходный язык обладал письменностью, отличной от латиницы, сохранялась их английская транскрипция. Иногда не переводились и английские названия и цитаты из песен, достаточно широко известных в оригинале (например, знаменитое квиновское «Show must go on»).

Отдельно стоит остановиться также на использовании в переводе ненормативной лексики. Поскольку мат — столь же важная составляющая языка, как техницизмы, архаизмы, диалектизмы и т. д., а также в целях сохранения авторской стилистики, я решила переводить английские инвективные выражения адекватными русскими, без купюр и цензуры, кроме, с одной стороны, случаев, когда стилистически более уместен нормативный вариант перевода, либо, с другой, когда возможности русского мата, гораздо более богатого и красочного, позволяют точнее передать эмоциональный колорит фразы.

Большинство других, более частных моментов перевода рассмотрено в ссылках. Все комментарии составлены мною и моими товарищами на основе компиляции данных, находящихся в свободном доступе в Интернете, а также (в гораздо меньшей степени) на основе наших личных познаний. К сожалению, у меня нет возможности перечислить все источники, поскольку они столь же многообразны, как и само творчество Салмана Рушди. Это и английские комментарии к роману (за них отдельное спасибо Полу Брайансу), и многочисленные энциклопедии (в т. ч. Википедия), и аннотации к фильмам и книгам, и онлайн-переводчики, и произведения других авторов, цитируемые Рушди, и обсуждения на форуме, и историческая литература, и многое другое. Поэтому я просто поблагодарю всех тех, кто невольно помог нам в этом деле.

Заранее прошу прощения у читателей за вкравшиеся в комментарии ошибки и неизбежную их неполноту, иногда компенсируемую столь же неизбежной избыточностью, а также за невычитанные и невыправленные ошибки и опечатки в цитатах, взятых из Интернет-источников, и за далеко не словарную унифицированность статей. Надеюсь, кто-нибудь исправит за меня эти недостатки.

 

*

 

И в заключение — об авторских правах. Все права на сам роман принадлежат, разумеется, Ахмеду Салману Рушди, кроме вклинивающихся в текст цитат. Все права на этот перевод принадлежат мне, Анне Нэнси Оуэн, однако я позволяю любым организациям (включая издательства) и частным лицам публиковать в печатных изданиях и Интернете любые отрывки из данной работы — с обязательной ссылкой на авторство перевода, а также весь перевод целиком — при условии, что он будет размещён вместе с данным предисловием. По понятным причинам у меня мало надежды получить гонорар за мой труд (не учитывая уровень сложности конкретного текста, а также его «социальную» специфику, художественные переводы такого объёма стоят, как я узнала, от 50 тысяч рублей и выше), однако мне не хотелось бы, чтобы кто-либо, стремящийся к известности более, чем к сохранению собственной жизни, присвоил себе мои «лавры». Если (что маловероятно, пока я умею наслаждаться Жизнью) я захочу покончить с собой оригинальным способом; или если (что представляется мне ещё менее правдоподобным) ислам сделается вдруг миролюбивой и столь же веротерпимой религией, как это заявлено в 109-й суре Корана; или если (что кажется мне самым вероятным вариантом развития событий — лет так через...) моя смерть так и так будет неизбежна и мне захочется увековечить своё имя, — я привожу в конце этой статьи шифр, ключ к которому знаю только я и в котором закодированы моё имя и данные. Им же я могу воспользоваться, если кто-то (вдруг) пожелает передать мне вознаграждение за эту работу и у меня будут все основания полагать, что произойдёт это способом, не раскрывающим моего инкогнито. Вот этот шифр:

 

264 422 237 156 012 080 320 130 501 304 294 011 090 301 488 902 904 303 178 116 360 301 420 627 401 205 276 152 151 371 587 918 052 404 042 140 132 191 210 115 502 828 246 153 190 811 450 234 401 111 053 144 010 531 452 428 301 601 030 018 132 881 210 112 816 826 294 157 000 640 150 121 803 120 368 113 040 501 453 134 702 013 217 023 082 181 620 714 301

 

Будьте счастливы! Я люблю этот мир!

Может быть, мы ещё встретимся с вами!

 

Анна Нэнси Оуэн,

март 2008 года


Посвящается Мэриан[1]

Итак, Сатана обречён бродяжничать и скитаться, не зная ни покоя, ни пристанища; и хотя есть у него, ввиду его ангельской природы, некоего рода империя в водных просторах или в воздухе, всё же несомненная часть его наказания состоит в том, что он... лишён всякого определённого прибежища и не имеет права дать отдых усталым стопам.

Даниэль Дефо,

Политическая история дьявола



I. Ангел Джибрил

1

тобы вам родиться вновь, — пел Джибрил Фаришта[2], кувыркаясь в небесах, — прежде надо умереть. Хо джи! Хо джи![1] Чтоб на грудь земли упасть, прежде следует взлететь. Тат-таа! Така-там![2] Как веселье обрести, если слёзы не ронять? Как завоевать любовь, если прежде не вздыхать? Если вы хотите родиться снова, бабá[3]...

Прямо перед рассветом одного зимнего утра, на Новый год или около того, двое живых, настоящих, взрослых мужчин падали с чудовищной высоты — двадцать девять тысяч и два фута[4], — в Ла-Манш, без парашютов или крыльев, прямо с ясного неба.

— Внемли мне, смерть придёт, внемли мне, внемли мне[3], — и так далее, под алебастровой луной, пока громкий крик не пронзил ночь:

— К чёрту твои мелодии! — летел хрустальный голос сквозь ледяную белизну ночи. — В кино ты только открывал рот под фанеру, так избавь же меня теперь от этого адского воя!

Джибрил, немелодичный солист, плясал в лунном свете, исполняя свою импровизированную газель[4], плыл в воздухе — брасс, баттерфляй, — сжимаясь в комочек, один против квазибесконечности квазирассвета, принимая геральдические позы — необузданные, наигранные, — противопоставляя гравитации — левитацию.

Затем он радостно обернулся к источнику сардонического голоса:

— А, это ты, Салат-баба, как здорово! Ну и ну, старина Чамч!

На что второй, как бесплотная тень, падающий головой вниз в сером, застёгнутом на все пуговицы костюме, руки по швам и в чудом удерживающемся котелке на макушке, сморщился от ненависти к прозвищам.

— Эй, мистер Вилкин! — завопил Джибрил, заставив собеседника скривиться вновь. — Благословенный Лондон, бхаи[5]! Вот мы и добрались сюда! Эти придурки так никогда и не узнают, что их сразило. Метеор, или молния, или кара господня. Из тонкого воздуха, детка! Дхаррраааммм[6]! Бабах, да? Вот это выход, яар[7]! Ей-богу: шмяк!

Из тонкого воздуха: Большой взрыв, а за ним — падающие звёзды[5]. Рождение Вселенной, миниатюрное эхо начала времён... Огромный авиалайнер «Бостан»[6], рейс АI-420[7], внезапно раскололся высоко над огромным, гниющим, прекрасным, белоснежным, освещённым городом, Махагони, Вавилоном, Альфавилем[8]. Но Джибрил уже назвал его, и я не буду вводить вас в заблуждение; Благословенный Лондон, столица Вилайета[9], мигал мерцал сверкал[10] в ночи. Едва молодое да раннее солнце пронзило сухой январский воздух на высоте Гималаев, светящееся пятнышко исчезло с радарных экранов, и тонкий, разреженный воздух наполнился телами, сыплющимися с Эвереста катастрофы в молочную бледность моря.

Кто я?

Кто здесь?

Самолёт развалился надвое: стручок, разбрасывающий свои семена, яйцо, раскрывающее свою тайну. Два актёра — гарцующий Джибрил и засупоненный, насупившийся мистер Саладин Чамча[11] — падали, подобно лакомым крупицам табака из разломленной старой сигары. Над ними, за ними, под ними висели в пустоте откидные кресла, стереофонические наушники, тележки с напитками, пакетики для рвоты, посадочные талоны, беспошлинные видеоигры, соломенные шляпки, бумажные стаканчики, одеяла, кислородные маски. Также (ибо на борту находилось множество мигрантов, да, немалое количество жён, с пристрастием допрошенных бдительными чиновниками о длине и отличительных родинках на гениталиях их супругов, и некоторое число детей, чья законнорождённость вечно вызывала у британского правительства разумные основания для сомнений[12]), вперемешку с осколками самолёта, такие же разрозненные, такие же бессмысленные; парили здесь обломки души, разбитые воспоминания, содранные личины, отверженные наречия, раскрытые тайны, непереводимые шутки, сломанные будущности, потерянные любови, забытые значения пустых, громких слов родина, отечество, дом. Слегка обалдевшие от взрыва, Джибрил и Саладин падали, словно свёртки, выпавшие из небрежно разинутых аистиных клювов, и оттого, что Чамча летел вниз головой, в положении, предпочтительном для младенцев, входящих в родовой канал, он начал чувствовать некоторое раздражение из-за нежелания своего спутника падать общепринятым способом. Саладин пикировал, тогда как Фаришта ловил воздух, обнимая его руками и ногами, молотя его: возбуждённый актёр, потерявший чувство меры. Ниже, скрытые облаком, ожидали их явления медлительные холодные воды Ла-Манша — места, где должно было состояться их водяное перевоплощение

— Разодет я, как картинка, — пел Джибрил, переводя старую песню на английский в подсознательном трепете перед стремительно приближающейся гостеприимной нацией, — я в английских ботинках, в русской шапке большой, но с индийской душой[13].

Облака пузырились, стремительно надвигаясь на них, и — возможно, из-за великой таинственности кучевых и грозовых облаков, уподобившихся молотам в свете зари, а может быть, из-за этого пения (один исполняет, другой — освистывает исполняемое), или из-за ошеломлённости взрывом, избавившей их от преждевременного признания неизбежного... но, какова бы ни была причина, эти двое, Джибрилсаладин Фариштачамча, обречённые на это нескончаемое и всё же заканчивающееся ангельско-дьявольское падение, не заметили момента, когда начался процесс их трансмутации.

Мутации?

Так точно; но не случайной. Там, в воздушном пространстве, в этой мягкой, незримой стихии, порождённой этим веком и тем самым этот век породившей; ставшей одним из признаков, определивших эпоху, местом перемещений и полем битв, где уменьшаются расстояния и исчезает всякая власть; самой опасной и переменчивой из сфер, иллюзорной, прерывистой, метаморфической (ибо всё, что ты бросаешь на ветер, становится возможным), — там, в вышине, происходящие, так или иначе, в наших безумных актёрах перемены могли бы порадовать старое сердце месье Ламарка[14]: под чрезвычайным давлением окружающей среды развивались благоприобретённые признаки.

Какие же признаки? Погодите; разве Творение совершается в спешке? Вот и для Откровения спешка ни к чему... Взгляните же на этих двоих. Заметили что-нибудь необычное? Только лишь два коричневокожих мужчины, упорно падающих, и ничего особенного; может быть, вы решили, что они вознеслись чересчур высоко, прыгнули выше своей головы, подлетели слишком близко к солнцу, — так?

Не так. Слушайте:

Господин Саладин Чамча, поражённый шумом, исходящим из глотки Джибрила Фаришты, сопротивлялся при помощи собственных песнопений. В невероятном ночном небе услышал Фаришта старинную песню на слова Джеймса Томсона[15], 1700-1742.

— ...по команде Небес, — неслось сквозь шовинистически бело-сине-красные от холода уста пение Чамчи, — родилааааась из лазуууури... — Устрашённый, Фаришта пел всё громче и громче об английских ботинках, русских шапках и безупречно субконтинентальных сердцах, но был не в силах заглушить неистовые рулады Саладина: — И ангел-хранитель поёт нам протяаааажно[16]...

Признáем: они не могли слышать друг друга, и ещё меньше — общаться и, тем паче, состязаться в пении. Ускоряясь к планете сквозь ревущую атмосферу, как смогли бы они? Но признаем и вот что: они смогли.

Всё вниз и вниз мчались они, и зимний холод покрывал инеем их ресницы, грозил заморозить их сердца, готовые пробудиться от безумных грёз и осознать чудо пения, и дождь из конечностей и младенцев, частью которого они являлись, и ужас стремительно приближавшегося к ним снизу рока, — но были поражены, пропитаны и немедленно заморожены холодным кипением облаков.

Они оказались в некоем подобии длинного вертикального туннеля. Чопорный, выпрямленный и всё ещё вверх тормашками, Чамча увидел, как Джибрил Фаришта в фиолетовой бушевой рубашке[17] приближается, плывя к нему через эту окружённую стеной облаков воронку, и крикнул бы: «Подите прочь, убирайтесь прочь от меня!» — если бы некое событие не воспрепятствовало ему: где-то в кишках Саладин ощутил трепет ужаса, и потому вместо слов отчуждения он раскинул руки, и Фаришта заплыл в его объятья, переплетаясь с ним голова к хвосту; и сила столкновения закружила их вместе, и они устремились, два брата-акробата, сквозь нору, ведущую в Страну Чудес, и, вылетев из туманной белизны, увидели череду облаков, претерпевающих непрестанные метаморфозы: боги обращались быками, женщины — пауками[18], мужчины — волками. Гибридные облачные твари теснились вокруг: гигантские цветы с женскими грудями, свисающими с мясистых стеблей, крылатые коты, кентавры, — и Чамче в полуобморочном состоянии мнилось, что он тоже обрёл свойство облачности, становясь метаморфическим, гибридным, словно бы он врастал в человека, чья голова ютилась теперь у него между ног и чьи ноги обвивались вокруг его длинной, патрицианской шеи.

Однако у его напарника вовсе не было времени для таких «возвышенных размышлений»; по правде говоря, он вообще утратил всякую способность к каким бы то ни было размышлениям, внезапно узрев поднимающуюся из облачного вихря фигуру очаровательной женщины бальзаковского возраста, укутанную в парчовое сари зелёно-золотых тонов, с бриллиантом в носу и лаком, защищающим её высокую причёску от натиска ветра на таких высотах, — ибо она невозмутимо восседала на ковре-самолёте.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!