Случаи заболевания и смерти, произошедшие вслед за инокуляцией Шика от дифтерии 13 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 27Следующая ⇒

У другого экземпляра мексиканской агавы на замерзших и потемневших участках листьев вообще не было микрозимов, а были только маленькие бактерии и некоторые более длинные разновидности размером от 0,008 мм до 0,02 мм. На здоровых участках микрозимы были нормальными, но по мере приближения к замерзшим частям появлялись микрозимы изменившихся форм и размеров.

Пятым примером стал дурман пахучий (Datura suaveolens), кончики веток которого замерзли. Под эпидермисом и в глубине клубились bacterium termo, немного меньше было bacterium volutans и немного больше бактерий размером от 0,03 мм до 0,04 мм. Также были длинные игольчатые веретенообразные кристаллы размером от 0,05 до 0,10 мм — они были неподвижны, и их не было на здоровых участках. Замерзшие и сморщившиеся участки, тем не менее, оставались зелеными.

На основе этих и многих других наблюдений Бешан убедился, что микрозимы растительного мира хорошо приспособлены для превращения в бактерии. Но он никогда не делал скоропалительных выводов и старался максимально удостовериться в том, что никакое проникновение организмов извне не могло стать причиной появления этих бактерий.

Год спустя эхинокактус рукаринский (Echinocactus rucarinus) стал любопытным примером отсутствия бактерий там, куда им не составляло никакого труда проникнуть³. Это лишний раз доказывало справедливость его теории о том, что проблемы с питанием или изменения во внешней среде наподобие заморозков могут привести к естественному видоизменению собственных внутренних микрозимов.

Однажды он зашел в оранжерею Ботанического сада в Монпелье и заметил эхинокактус внешне очень похожий на тот, что ему довелось изучать год назад — вероятно, растение тоже было обморожено. Он расспросил садовника, и тот объяснил, что корни кактуса сгнили из-за чрезмерного полива. Для упорного исследователя Природы это вновь послужило предметом тщательного изучения (можно не сомневаться: профессор Бешан не упустил бы такую возможность). Твердая и толстая кожа растения казалась целой, но на ее поверхности образовалась плесень, состоявшая из крупных клеток грибка с уже развитой грибницей. Однако при надсекании в разрезе не оказалось бактерий, а были только микрозимы, хотя для инвазии были созданы все условия: плесень на поверхности и гнилые корни растения.

Безусловно, в каждом рассмотренном случае профессор не останавливался только на микроскопических исследованиях: проводя химические тесты, он обнаружил, что в среднем клеточный сок здорового кактуса имел кислую реакцию, в то время как сок замороженных клеток имел слабую щелочную реакцию. Однако изменения в каждом из растений были различными, и в своих записках, посвященных этому вопросу, он указывал, что степень развития бактерий напрямую связана со степенью щелочной реакции среды. Он добавлял:

Несмотря на то, что раньше это считалось невозможным, бактерия оказалась способна развиваться в кислой среде, которая при этом либо остается кислой, либо превращается в щелочную. А также они могут развиваться и в абсолютно нейтральной среде⁴.

Он считал, что одни микрозимы превращаются в бактерии только в нейтральной или слегка щелочной среде, а другие, тем не менее, могут развиваться в нормальной кислой среде.

Как мы помним, Бешан первым наглядно доказал способность микроорганизмов воздушного происхождения размножаться в подходящей среде. Он прекрасно понимал, какую важную роль играют атмосферные микробы, и, естественно, ему было любопытно узнать, какое влияние окажет их намеренное введение туда, где они столкнутся с микрозимами, которых он считал живыми строителями, формирующими организмы животных и растений. Для этого он инокулировал растения бактериями и внимательно изучил результаты такого чужеродного вторжения. Постепенно приходя к выводам в ходе Сигнального эксперимента в 1857 г., он наблюдал, как росли и множились в подслащенных растворах вторгавшиеся извне микроорганизмы. Но теперь внутри растений они сталкивались с такими же полноценными живыми организмами, какими были сами. После прививки отчетливо наблюдался рост кишащих бактерий, но у Бешана были причины считать, что они не были порождены чужеродными микроорганизмами. Он пришел к убеждению, что вторжение извне потревожило собственные микрозимы, и что размножающиеся бактерии, которое он наблюдал внутри растений, были, по его собственным словам "аномальным развитием постоянно находящихся внутри нормальных микроорганизмов"⁵.

Эксперименты, которые провела Природа в Ботаническом саду Монпелье, оказали огромное влияние на учение профессора Бешана о патологии. Они удержали его от поспешных выводов наподобие тех, которые сформулировал Пастер, представлявший себе ткани и жидкости животных и растений как просто инертную химическую среду⁶ сродни подслащенным растворам, в которых Бешан впервые продемонстрировал роль атмосферных микроорганизмов.

Ботанические наблюдения Бешана были очень кстати, поскольку тема бактерий стала привлекать к себе все больше внимания. В начале 1868 года Бешан посвящает отдельное исследование помороженным растениям. В том же году, но позже, 19 октября, в возрасте всего 45 лет Пастера настигает несчастье — его разбивает сильный паралич, вызванный, по его словам, "чрезмерным напряжением" в ходе работы над заболеваниями шелкопрядов. Но перед тем знаменитый химик, как мы знаем, сделал все возможное для возвеличивания роли воздушных микробов, как он их называл, и для присвоения себе заслуги этого открытия. Учеников и поклонников Пастера вполне удовлетворяли его ограниченные идеи о микроорганизмах, и в шестидесятые годы один из них, Давэн, фактически положил начало тому, что сейчас известно как микробная теория заболеваний.

Вот как это случилось. Заболевание под названием карбункул или сибирская язва, позднее более известное как антракс, периодически опустошало стада рогатого скота и овечьи отары во Франции и других местах Европы. В 1838 г. француз по фамилии Делафон обратил внимание на частички в форме палочек в крови зараженных животных, это позднее подтвердили также Давэн и другие. Теория о том, что особые микроорганизмы могут вызывать болезнь, была уже раньше выдвинута Кирхнером, Линнеем, Распаем и др. И Давэн, познакомившись с теорией Пастера о том, что каждый вид ферментации вызывается особым воздушным микробом, предположил, что маленькие палочкообразные организмы, которых он назвал бактеридиями, могут быть паразитическими инвазивными микроорганизмами в организмах животных и вызывать сибирскую язву, то есть антракс. Давэн, а также все остальные, кто пытался исследовать этот вопрос, столкнулись с противоречивыми выводами в ходе своих экспериментов. Позднее, в 1878 году, на помощь им пришел немецкий доктор Роберт Кох, который культивировал бактеридии и обнаружил образование спор среди них. И вот, наконец, за дело берется Пастер и провозглашает со свойственным ему пристрастием к догмам:

Таким образом, сибирская язва вызывается бактеридиями так же, как трихинеллез вызывается трихиной, а чесотка — особого вида клещами⁷.

Обобщения всегда были опасны в мире противоречий, но, как справедливо говорится, "нет такого ложного учения, которое не содержало бы крупицы истины". Процитировав это мудрое изречение, Бешан продолжает:

То же самое и с микробными теориями. Естественно, в глазах целого ряда ученых, врачей и хирургов теория априори существующих болезнетворных микробов лишена малейшего смысла и не находит подтверждения на практике. Но для меня остается загадкой, почему ее приняли те ученые, которые, судя по всему, не исследовали ее достаточно глубоко. Тем не менее, некоторые факты, подтверждающие ее, кажутся неоспоримыми. И действительно, точно известно, что существуют микроскопические живые существа мельчайшего порядка, которые без сомнения способны приносить с собой определенное заболевание. Причина как вирулентности, так и заразности некоторых продуктов больного организма, а также тел в состоянии разложения после смерти, действительно заключается в таких микроорганизмах. Люди действительно обнаруживают эти существа во время развития определенных болезней — патологических, инфекционных, заразных и других⁸.

Таким образом, по мнению Бешана, это и было той самой крупицей истины в микробной теории, ослепившей столь многих и заслонившей собой ошибки этой теории. Он объясняет, что недостаток понимания вызван недостаточными знаниями:

На мой взгляд, врачи так легко пренебрегли законами великой науки и вслед за Давэном и Пастером приняли микробную теорию заболеваний Кирхера, поскольку они не осознали взаимоотношения, связи между определенными гистологическими элементами животных и растительных организмов и бактериями. Так, не видя, подобно Давэну, существующей важной связи между бактериями и нормальными гистологическими элементами наших организмов, и подобно Пастеру отрицая ее, они вновь поверили в теорию Кирхера. Еще задолго до того, как Давэн провел свои наблюдения и пришел к выводу, что внутренности организма представляют собой среду для развития инокулированных бактерий, Распай сказал: "Организм не порождает болезнь, он получает ее извне… Болезнь есть следствие внешней активной причины". Несмотря на это, великие врачи всегда утверждали другое, как замечательно сформулировал Пиду: "Болезнь порождается нами и в нас". Но господин Пастер, следующий мнению Распая и пытающийся подтвердить гипотезу экспериментально, считает, что врачи ошибаются, и что причина наших недомоганий заключается в болезнетворных микробах, зародившихся вместе со всем сущим, и эти микробы, незаметно проникая в нас, превращаются внутри в паразитов. Для господина Пастера и для Распая болезнь не возникает спонтанно: они считают, что без микробов не было бы заболеваний, независимо от наших действий, нашего безрассудства, наших несчастий или наших пороков! Теория не нова и не оригинальна — она очень изобретательна и коварно проста, и как следствие, ее легко воспринимать и распространять. Любой невежда поймет, что чесотка вызвана клещами, если ему указать на связь между ними. Таким образом, многие поддались искушению и бездумно позволили этой теории возобладать. Человечество увлеклось этой правдоподобной и легкой доктриной, тем более что большинство было удовлетворено туманными оправданиями ее несоответствия доказанным и научно подтвержденным фактам⁹.

Да, к большому сожалению великого учителя из Монпелье, глубокие знания, понимание науки цитологии (которая, по словам профессора Минхена, до сих пор, в двадцатом веке, находится в очень запущенном состоянии¹⁰) требовали и, судя по всему, все еще требуют глубокого осмысления идей ее основоположника, а также более загадочных и более сложных, чем принято считать, патологических процессов. Природа проводила опыты, которые каждый мог изучать с помощью микроскопа, но лишь немногие были достаточно квалифицированы, чтобы копнуть глубже обманчивой поверхности. Лишь немногие обладали достаточными знаниями, чтобы понять открытия Бешана во всей их сложности, хотя он с самого начала предупреждал мир о двух заблуждениях. Еще в 1869 г. он писал:

Было доказано существование бактерий в тканях и в крови при тифозной лихорадке, гангрене, сибирской язве, и было очень легко принять это за случаи обычного паразитизма. После всего вышесказанного становится очевидным, что, вместо отстаивания теории о том, что причины и происхождение заболеваний кроются в попадании чужеродных микробов и их последующем воздействии на организм, необходимо признать, что мы имеем дело с переменой функции микрозимов, на которую указывают изменения, происходящие с их формой¹¹.

Великий ученый, однажды уже доказавший открытием причин пебрины свое знание истинных обстоятельств развития паразитического заболевания, несомненно лучше других мог разобраться в экспериментах Природы, при которых нормальные процессы приходят в состояние хаоса и в организме воцаряется анархия. Но бóльшая часть человечества, ничего не зная об элементарных частицах клеток, восхищалась грубой, но понятной теорией заболеваний, проигнорировав основополагающее учение профессора Антуана Бешана. И теперь мы должны обратиться к попыткам Пастера присвоить себе это учение.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См. гл. VII.
² Les Microzymas, par A. Béchamp, p. 141.
³ ibid., p. 144.
⁴ Comptes Rendus de l'Académie des Sciences 68, p. 466 (22nd February, 1869). Les Microzymas des Organismes Supérieures, Montpellier Médicale 24, p. 32. Les Microzymas, p. 145.
⁵ Comptes Rendus, 66, p. 863.
⁶ "M. Pasteur ne voyait dans un œuf, dans le sang, dans le lait, dans une masse musculaire, que des substances naturelles telles que la vie les élabore et qui ont let vertus de transformation que 'l'ébullition détruit." Les Microzymas, par A. Béchamp, p. 15 (Avant-Propos.)
⁷ The Life of Pasteur, by René Vallery-Radot, p. 260.
⁸ La Théorie du Microzyma, p. 37.
⁹ ibid., p. 38.
¹⁰ Presidential Address — British Association, September, 1915.
¹¹ Comptes Rendus, 75, p. 1525.

XII. Неудавшийся плагиат

Заметное отличие Бешана и Пастера заключалось в том, что все теории первого были обязательно логически взаимосвязаны между собой, в то время как второго вполне устраивали явные противоречия в его взглядах. Например, Пастер считал организм не более чем инертной массой, простым химическим набором, который в здоровом состоянии защищен от вторжения чужеродных организмов¹. Похоже, он так никогда и не понял, что это противоречит его микробной теории заболеваний, первоначально выдвинутой Кирхнером и Распаем, а затем так легко принятой им и Давэном. Каким образом чужеродные микробы могут вызвать болезнь в организме, если, согласно учению Пастера, им не попасть внутрь, пока этот организм не заболеет? Любому, кто обладает чувством юмора, очевидно это противоречие. Но несмотря на то, что среди своих поклонников Пастер слыл остряком, умение разглядеть глупость редко бывает сильной стороной того, кто подобно Пастеру слишком серьезно воспринимает себя, или подобно поклонникам Пастера чересчур всерьез восхищается кем-либо.

29 июня 1863 г. Пастер зачитал перед Академией наук свои записки по вопросу гниения².

В частности, он сказал:

Если целиком замотать кусок мяса в льняную ткань, пропитанную спиртом (здесь он копирует один из предыдущих экспериментов Бешана. — Э.Х.), и во избежание испарения спирта поместить его в закрытый резервуар (неважно, с воздухом или без), мясо не будет гнить ни внутри, поскольку в нем нет вибрионов, ни снаружи, поскольку пары спирта предупреждают развитие микробов на поверхности. Но я наблюдал, что если мяса было взято немного, оно явно портилось, а если его было много, то оно становилосьгангренозным³.

Целью Пастера было показать, что мясо не содержало внутри себя никаких собственных живых частиц, и если внешнюю жизнь (микробы воздуха), целиком исключить, то не будет никакого бактериального развития из внутренних микроорганизмов. Это было время, когда он, с одной стороны, уже с энтузиазмом принял идеи Бешана о важной роли атмосферных армий, а с другой столь же громогласно отрицал существование внутренних живых элементов в организмах животных и растений.

Зная о своем превосходстве как микроскописта над современниками, Бешан понимал, что Пастер мог не различить мельчайшие организмы в глубине волокон мяса. Но он считал, что собственные слова Пастера об испортившемся или гангренозном мясе должны были стать достаточно убедительным доказательством происходящих химических изменений, а значит, и обязательного наличия причинного фактора. Бешан утверждал, что собственные эксперименты Пастера, направленные на опровержение микрозимной теории, напротив, доказывали ее справедливость.

Например, в опыте с кипяченым молоком Пастер наблюдал появление запаха, напоминающего запах жира, и отделение жирного вещества в форме сгустков. Если в молоке не было ничего живого, то чем было объяснить изменение его запаха и появление сгустков?

Трудно не заметить существенную разницу в том, как относились Бешан и Пастер к явлениям: в то время как первый ничего не упускал из виду, второй постоянно проходил мимо самых противоречивых свидетельств. В частности, несмотря на все отмеченные им изменения в молоке, Пастер описывал его как неизменное вещество в условиях изоляции от микробов воздуха и не более чем раствор минеральных солей, лактозы и казеина с взвесями частичек жира. Другими словами, он считал его просто эмульсией без каких-либо живых организмов, способных вызывать изменения в составе. Бешан годами изучал молоко, прежде чем пришел к выводу, что разобрался во всех его сложных научных аспектах.

Если в 1857 г. Пастер придерживался спонтепаристских взглядов, совершенно противоположных взглядам Бешана, то в шестидесятые годы девятнадцатого столетия он точно так же игнорировал учение Бешана о микрозимах (микросомах) клеток и ферментативных изменениях, вызванных этими внутренними живыми частицами. Признав, в конце концов, существование микробов в воздухе, он словно ослеп в отношении микробов в организме, не заметив важного исследования Бешана, в котором тот опытным путем определил разную степень нагрева, требующуюся для разрушения микрозимов молока, мела и т.п. И наконец, создается впечатление, что Пастер был против воли вынужден признать справедливость выводов Бешана о заболеваниях шелкопрядов, и осознание опасного соперничества, без сомнения, спровоцировало его на попытки дискредитировать Бешана. Пастер слег в конце 1868 года, и кто знает, какие мысли посещали его тогда в отношении теорий человека, доказавшего существование атмосферных микробов и объяснившего их роль в ферментации; человека, настолько неопровержимо доказавшего причины заболеваний шелкопрядов, что научная репутация самого Пастера оказалась под серьезной угрозой... В общем, человека, который уже никогда не стал бы его последователем?

Впрочем, когда Пастер оправился от болезни, наполовину парализованный и приволакивавший одну ногу, прусские захватчики на время прервали спокойное течение жизни Франции, и национальное бедствие отодвинуло на второй план все разногласия. Кто знает, быть может, он считал, что события этой национальной катастрофы сотрут многое из памяти современников. Во всяком случае, в 1872 году Пастер внезапно поразил своей выходкой Академию наук.

Но сначала давайте подведем черту. Вспомним, что еще в 1862 г. Бешан взялся за изучение винного брожения, и результаты его экспериментов были опубликованы в 1864 г. В них ясно говорится, что источник плесени, вызывающей ферментацию виноградного сусла, находится вне винограда, и что на черенках и листьях виноградников содержатся организмы, способные вызвать вредную для урожая ферментацию. Он продемонстрировал всесторонний взгляд на феномен ферментации. Он не только понял роль атмосферных микроорганизмов и вездесущих внутриклеточных элементов, но также указал на организмы, находящиеся на внешних поверхностях. Впоследствии, начиная с 1869 г. и до 1872 г., два других исследователя, Лешартье и Беллами, подтвердили его теорию, продемонстрировав, что внутриклеточные элементы фруктов в изоляции от воздуха вызывают ферментацию и производят спирт, и что такая ферментация связана с растительной активностью.

Пока безо всякой шумихи проводилась эта серьезная работа, Пастер старался как можно больше привлечь к себе общественное внимание. С самого начала, как мы знаем, Пастер заручился благословением императора и посвятил Наполеону III книгу, за которую получил медаль Гран-при на выставке в 1867 г. Естественно, чтобы получить приз, он специально совершил паломничество в Париж, где, как наивно предположил биограф Пастера, "его присутствие не было совершенно необходимым"⁴. Казалось бы, после такого успеха Пастер должен был признать достоинства противоположных теорий, несогласных с его постоянным обращением к атмосферным микробам как единственной причине ферментации. Но даже его поклонники вынуждены признать, что едва ли в привычке Пастера было уступать место другим, кроме тех случаев, когда его признавали светилом, а он в ответ готов был делиться успехом со своими последователями, позволяя им погреться в лучах своей славы. Если бы Бешан преклонил перед ним колени, Пастер признал бы заслуги профессора, но поскольку тот превосходил Пастера и критиковал его, им суждено было вечно противостоять друг другу, даже в тех вопросах, по которым их мнения совпадали.

Дата добавления: 2020-11-29; просмотров: 77; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!