Глава 4. Эмоциональные переживания в старости.
Переживание, связанные с мыслями о смерти.
Эмоциональные переживания приближения смерти достаточно обширно представлены в философской и психологической литературе, благодаря классическим трудам З. Фрейда, К. Юнга, М. Хайдеггера, а также современным исследованиям С. Грофа и Д. Хелифакса, Э. Кюблер-Росс, Р. Моуди, Л. Уотсона и других, однако мало известно об этой сфере эмоционального бытия, когда смерть еще не «на пороге», но уже «не за горами».
Особый вклад З. Фрейда и К. Юнга в танатологию состоит в доказательстве того, насколько обширно представлены в подсознании мотивы, связанные со смертью и как глубоко укоренились в эмоциональной сфере воплощающие их переживания. Согласно К. Юнгу в нормальных условиях озабоченность проблемой смерти возникает в более поздние десятилетия жизненного пути. Становление индивидуальности, описанное К. Юнгом, приводит к психологической полноценности личности и включает в себя разрешение проблемы смерти (100).
Вопрос смерти занимал важное место в теориях экзистенциалистов, особенно в философии М. Хайдеггера: в проведенном им анализе существования кончина играет ключевую роль. Сознание бренности жизни и близости смерти неуловимо присутствует в каждом миге человеческого существования; жизнь-это «бытие, обращенное к смерти». Осознание смерти является постоянным источником напряженности и экзистенциональной тревоги, но оно также образует фон, на котором само бытие и время приобретают более глубокий смысл. М. Хайдеггер считал смерть более важным явлением, чем жизнь, ибо она, смерть, и делает жизнь – жизнью, персонифицирует ее [цит. по (19)].
|
|
|
Согласно Э. Кюблер-Росс, умирающие обычно проходят через пять стадий (45).
Первая из них – отрицание. Слова: «Нет, не я!» – самая обычная и нормальная реакция человека на объявление ему смертельного диагноза. В зависимости от того, насколько человек способен взять события под свой контроль и насколько сильную поддержку ему оказывают окружающие, он преодолевает эту стадию легче или тяжелее.
Гнев, охватывающий больного при вопросе: «Почему именно я?», характеризует вторую стадию. Умирающий изливает этот гнев на заботящихся о нем людей и вообще на всякого здорового человека. Для завершения этой стадии важно, чтобы умирающий получил возможность излить свои чувства вовне.
Затем начинается стадия «торга»: больной вступает в переговоры за продление своей жизни, обещая, например, быть послушным пациентом или примерным верующим.
Перечисленные три фазы составляют период кризиса и развиваются в описанном порядке или с частыми возвращениями назад.
|
|
|
После разрешения этого кризиса умирающий вступает в фазу депрессии. Вопросов он больше не задает. Он просто говорит себе: «Да, на этот раз умереть предстоит именно мне». Он замыкается в себе и часто испытывает потребность плакать при мысли о тех, кого он вынужден оставить. Это стадия подготовительной печали, на которой умирающий отрекается от жизни и готовится встретить смерть, принимая ее как свой жизненный последний этап.
Это принятие смерти составляет финальный этап жизни умирающего, когда он, как правило, смиренно ждет своего конца (45).
Можно предположить, что эти стадии проходит человек, которого смерть настигает внезапно, когда он еще полон жизненных сил и не готов к ней. В связи с проблемой старости возникает вопрос об универсальности этих стадий (столь часто цитируемых в литературе о смерти и умирании). Существует немало свидетельств тому, что если пожилой человек имел достаточно времени для того, чтобы примериться с неизбежностью смерти, то мысли о кончине не нарушают его душевного покоя (31, 54).
В своей знаменитой энциклопедии жизни Г. Крайг (29) приводит многочисленные исследования, согласно которым пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно молодые, что люди имеющие ясную цель в жизни, меньше боятся умереть и, что, по словам пожилых людей, они думают о смерти часто, но с поразительным спокойствием. Однако, Г. Крайг указывает на неоднозначность этих выводов: хотя многие пожилые люди обычно утверждают, что смерть не вызывает у них большой тревоги, не все разделяют это отношение к смерти. Индивидуальные различия в отношении к смерти у пожилых людей обусловлено их жизненными ценностями, адаптированностью к жизни, состоянием здоровья. Смерти боятся люди не принявшие старость как возраст жизни, не адаптированные к ней боятся смерти, люди, мучимыми тяжкими недугами, боятся умирания как периода усиления страданий и беспомощности. Крайг приводит также немногочисленные данные о том, что пожилых людей, физически здоровых, имеющих планы на будущее и чувствующих себя хозяевами собственной жизни, смерть все же беспокоит. Однако большинство данных свидетельствуют о том, что люди психологически хорошо адаптированные и достигшие целостности личности (в понимании Э. Эриксона), сообщают о низкой тревоге смерти (29).
|
|
|
Здесь уместно вспомнить высказывания самого Э. Эриксона по поводу возможности страха смерти. В своей книге «Детство и общество» он писал: «Только в том, кто некоторым образом заботится о делах и людях и адаптировался к победам и поражения
|
|
|
м, неизбежным на пути человека... постепенно вызревает плод всех предшествующих семи стадий" (65, с. 376). Эриксон назвал его высшим уровнем эго-интеграции. Для обсуждаемой здесь темы важно, что для достижения высшего уровня эго-интеграции необходимо сознание того, что жизнь есть лишь случайное совпадение одного жизненного единственного цикла с одним и только одним отрезком истории – при такой завершающей консолидации смерть теряет свою мучительность (мы назвали бы это экзистенциональными переживаниями). Отсутствие или утрата этой накопленной интеграции эго выражается в страхе смерти: единственный и неповторимый жизненный цикл не принимается как завершение жизни. Отчаяние выражает сознание того, что времени осталось мало, слишком мало, чтобы попытаться начать новую жизнь и испытать иные пути к целостности. (65).
Это очень важная мысль находит все больше подтверждений в современной таналогии. Работы С. Грофа и Р. Моуди подтверждают, что принятие жизни и смерти в целом не только снимают страх смерти, но и украшают поздние годы жизни: предают им особый смысл, особые краски. Приняв неизбежность смерти люди, становятся более сосредоточены на состоянии своего разума, чем физического тела, в связи с чем, они сами могут оказывать умиротворяющее воздействие на окружающих. Мысли о смерти вызывают у них стремление завершить незаконченные дела, позаботится о близких (41).
Большую роль в оттеснении и полной утрате страха смерти играет обзор собственной жизни, подведение ее итогов, извлечение смысла (19,45). Гроф указал на экзистенциальную важность подобного обзора и подчеркнул значимость того уникального взгляда на жизнь, к которому он приводит – существование индивида становится завершенной структурой, что даёт возможность обрести или защитить те цели, которые мыслились как главные. Ссылаясь на многих исследователей, Гроф показал, что жизненный обзор как экзистенциальное переживание может вылиться в чувство единства и связи с другими людьми, природой, миром в целом, а также в чувство безусловной реальности высшего сознания и бесконечности существования души. Многолетние исследования диалектики жизни и смерти привели С. Грофа и мысли о том, что причина психологического значения смерти кроется не в осознании интеллектом факта бренности жизни и неизбежности кончины, а в существовании значимых хранилищ переживаний смерти в нашем подсознании. Важно не осознание, а переживание смерти и это переживание не может быть только страхом, оно всемогуще значимо для жизни. В завершении всего известного труда «Человек перед лицом смерти» авторы приводят изречение Леонардо да Винчи. В час наступления кончины Леонардо подвел итог своему отношению и той богатой и плодотворной жизни, которую он прожил, сказав: «Я думал, что я живу, но я только готовился умереть» (19,с. 239).
Жизнь всегда мыслится в соответствии со смертью, но человек способен это подлинно осознать лишь в старости. И у некоторых стариков, которых можно назвать мудрыми, существование выходит на достаточно широкую грань, отделяющую жизнь от смерти. Это совсем не то состояние, которое наполнено заботой о хлебе насущном, о работе и отдыхе. Здесь заново оцениваются приоритеты жизни, теряют значение мелочи, возникает чувство освобождения от «нужных» дел, усиливается сиюминутное ощущение жизни. Выход на эти экзистенциальные переживания доступен немногим – П.Балтес выявил, что среди пожилых людей существует не более пяти процентов по-настоящему мудрых.
Среди отечественных ученых наиболее полно Н.Ф. Шахматов описал переживания стариков, связанные со смертью. На основании обзора многочисленных экспериментальных исследований он показал, что в основной своей части пожилые люди не боятся и не избегают разговоров о собственной смерти (63). Беседа с пожилым человеком на эту тему не носит для него травмирующего характера (конечно, при условии соблюдения такта и осторожности). Пожилые люди внешне не проявляли интереса к вопросам смерти. Обычными их ответами на вопросы соответствующего рода были: «стараюсь не думать о смерти, какой в этом прок», «зачем думать о ней, какой в этом прок», «если буду чувствовать себя, как чувствую физически сейчас, готов жить сколько угодно», «боюсь не смерти, а физических страданий, которые могут им сопутствовать». В высказываниях, отражающих отношение старых людей к смерти, можно увидеть личное решение основного вопроса, определяющего их жизненную позицию, - «живи, пока живется». «Несмотря на, казалось бы, наивный философский характер заключения, его значение не может быть преуменьшено, так как именно в этом можно увидеть итог жизненного личного опыта. Малую актуальность мыслей о смерти или вообще отсутствие страха перед завершением жизни у пожилых людей отмечал Д. Мейсон. Отношение к смерти находит свое выражение в форме ожидания времени физического дискомфорта, боязни болезненных ощущений и предпочтения в данном случае смерти физическим страданиям. Какой-либо прямой зависимости мыслей о смерти, от соматических болезней в старости как будто бы не отмечается. Относительный характер жизненных основных ценностей, постигаемый к концу жизни, распространяется и на саму жизнь. Страх смерти, сама смерть в глубокой старости как бы теряют свое значение. От очень пожилых людей нередко можно услышать заявления, что они устали жить, жизнь стала им безразлична. И.И Мечников приводит слова 93-летней женщины, которая сказала ему: « Если ты доживешь до моего возраста, то увидишь, что смерть становится такой же потребностью, как и сон». По-видимому, близко к этому стоит так называемое отвращение к жизни, которое, как отмечает С.Г. Жислин, в редких случаях может наблюдаться в глубокой старости. Подобное чувство, по мнению автора, не может рассматриваться как аффективное нарушение. Если указанные формы отношения к жизни и смерти составляют крайние случаи, то общей оказывается тенденция к ослаблению силы в подобных переживаниях на заключительных этапах психического старения» (63, с. 59).
В целом, в своем известном труде «Психическое старение» Н.Ф. Шахматов, отразил переживание близости смерти в случаях нормального старения. Одним из психологических механизмов этого феномена является переживание «насыщения душой жизнью»
(удачная и красивая метафора К. Ясперса).
Как указывает С.А. Белоусов (8), критерий правильного устроения души, или, что одно и то же, духовной зрелости – осознанно принимать факт собственной конечности. Описанная выше двойственность – знание и отрицание знания, - столь свойственная человеческой натуре, должна быть преодолена. От двусмысленности человек призван прийти к простоте ясности. Прислушавшись к слову «простота», различим «рост». Возрастание личности в духе приводит к простоте. Простота, собранность, трезвение, смирение – основополагающие понятия христианской духовности. Проникнувшись ими, человек сможет жить осмысленно и уютно со знанием собственной смертности. Больше того, он получит право истинной свободы. Ведь для христианина свобода – это согласие с волей Божией, возможность говорить Богу «да». Чтобы жить без страха, следует позволить Богу решить за нас, прежде всего вопрос конца нашего земного существования и с благодарностью принять Его «волю». Христианин верит в то, что его жизнь заканчивается в оптимальный для этого момент: самый благоприятный для спасения его души (8).
Человеку не следует спать в духовном смысле этого слова. Он должен быть открыт всему, что ждет его на пути. Психолог В.Франкл пишет о том, что без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходимо обнаружить смысл. Как жить, так и умирать человек должен осмысленно. “В беседах митрополита Антония Сурожского есть пронзительные слова: « Не важно – жив ты или мертв, важно ради чего ты живешь или во имя чего ты умираешь». Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-первых, она смиряет человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом. Творение осознает себя и свою потребность во встрече с Творцом. Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку потерять себя в суете. В третьих, смерть объединяет всех. Столкнувшись со смертью, человек осознает свою причастность человечеству” (8,с.60).
Итак, одним из значимых переживаний нормального старения является переживание естественности смерти, ее значимости как необъемлемой составляющей жизненного процесса. Мудрого пожилого человека не страшат болезни и недужность, поскольку он постигает во внутреннем переживании неизбежность ограничения существования всего сущего не впадая в уныние, не поддаваясь желанию остановить мгновения жизни. В поздних годах каждый человек обращается к вере: он начинает чаще ходить в церковь или вступает в непосредственный диалог с Богом через молитву. Возможно, эта вера не осознана и переживается как ощущение разлитости Бога в природе, как чувство, что жизнью руководит Разум, но не Хаос. Так или иначе, но в старости все переживают веру в бессмертие души (она переживаема, но не умопостигаемая), и потому становятся мудрее. И это переживание, во многом, определяет другие характерные переживания позднего периода жизни.
Переживание, горя
Утраты.
Старость – это возраст потерь. Очевидно, что люди позднего возраста больше подвержены риску переживания тяжелых утрат, чем молодые люди. Для пожилых становиться очевидным, что жизнь не беспредельна, ограничена, времени остается мало. Не все утраты и потери могут быть чем-то компенсированы.
Первой потерей может стать смерть одного из супругов и близких членов семьи или друзей. По исследованию Р. Калиша, на вопрос: «Сколько людей, которых Вы лично знали, умерли за последние два года?» 33% 60-летних и более пожилых людей назвали от четырех до семи человек, 22% - восемь и более человек. Пожилые вынуждены мириться с тем, что в их годы постоянно приходиться иметь дело со смертью близких для них людей (21).
Кастенбаум описывает «чрезмерную нагрузку от тяжести утраты» при повторении или наложении нескольких потерь. Не успев оправиться от смерти близкого человека, пожилой снова теряет кого-то. Восстанавливающая сила организма может оказаться недостаточной.
Глубокое, всестороннее исследование переживания горя пожилыми людьми, позволили Р. Калишу сделать вывод о том, что, несмотря на увеличивание потерь и источников горя в позднем возрасте, старики переживают горе менее жестоко, чем молодые или люди среднего возраста (21).
В связи с этим возникает проблема, осуществляется ли в этом случае в полной мере очищающая «работа горя». Для описания процесса скорости чисто используется модель Кюблер-Росс [цит. по (25)]. Она предполагает чередование стадий отрицания, озлобленности, компромисса, депрессии, адаптации. Считается, что нормальная реакция скорби продолжается до года.
Сразу после смерти близкого человека возникает острая душевная боль.
На первом этапе эмоциональному шоку сопутствует попытка отрицать реальность ситуации. Шоковая реакция иногда проявляется в неожиданном исчезновении чувств, «охлаждении», словно чувства проваливаются куда-то вглубь. Это происходит, даже если смерть близкого человека не была внезапной, а ожидалось долгое время. Отрицается сам факт смерти – «Он не умер (она не умерла)», «Этого не может быть», «Я не верю этому» и т.п. об умершем нередко говорят в настоящем времени, он принимается во внимании при планировании будущего.
В процессе скорби наступает озлобленность. Понесший утрату человек стремится обвинить кого-то в случившемся. Вдова может обвинять умершего мужа за то, что он оставил ее, или Бога, который не внял ее молитвам. Обвиняются врачи и другие люди, способные реально или только в воображении скорбящего не допустить создавшейся ситуации. Речь идет о настоящей злости. Если она остается внутри человека, то «подпитывает» депрессию.
После первой реакции на смерть близкого человека – шока, отрицания, злобы – происходит осознание утраты и смирение с ней. В статье «Скорбь и меланхолия» З. Фрейд назвал процесс адаптации к несчастью «работой скорби». Современные исследователи «работу скорби» характеризуют как когнитивный процесс, включающий изменение мыслей об умершем, горечь утраты, попытку отстраниться от утраченного лица, поиск своего места в новых обстоятельствах. Этот процесс не является какой-то неадекватной реакцией, от которой надо уберечь человека, с гуманистических позиций он приемлем и необходим. Имеется в виду очень тяжелая психическая нагрузка, заставляющая страдать. Консультант способен доставить облегчение, однако его вмешательство не всегда уместно. Скорбь нельзя приостанавливать, она должна продолжаться столько, сколько необходимо [цит. по (25)].
Типичное проявление скорби – тоска по умершему. Человек, переживший утрату, хочет вернуть утерянное. Обычно это иррациональное желание недостаточно осознается, что делает его еще глубже. Навязчивые мысли и фантазии об умершем постоянно лезут в голову. Его лицо видится в толпе; пропадает интерес к событиям, которые прежде казались важными, к своей внешности. Места и ситуации, связанные с умершими, приобретают особую значимость. Поиск умершего не бесцелен – он явно направлен на воссоздание утраченного человека. Не надо противиться символическим усилиям скорбящего, поскольку таким образом он старается преодолеть утрату. С другой стороны, реакция скорби бывает преувеличена, и тогда создается культ умершего. В случае патологической скорби нужна помощь психотерапевта.
В разные периоды жизни люди испытывают амбивалентные чувства друг к другу. После смерти близкого человека прежняя амбивалентность является источником чувства вины. «Работа скорби» обуславливает возврат к отношениям, которые прервала смерть. Предпринимается попытка понять их значение в перспективе времени. Понесший утрату постоянно задает себе вопросы: «Все ли я сделал для умершего?», «Достаточно ли уделял ему внимания?». Вспоминаются случаи несправедливого отношения к умершему, и страдающий человек заверяет себя в своем ином поведении, будь возможность все вернуть (25).
Согласно обзору, проведенному Г. Крайг (29) многие специалисты сомневаются в целесообразности выделения определенных фаз в процессе горевания, поскольку это может побуждать людей предаваться горю согласно предписанной схеме. Сторонники же выделения последовательности фаз горевания отмечают, что первоначальные реакции часто включают шок, оцепенение, отрицание и неверие. Фаза шока часто продолжает несколько дней, а иногда гораздо дольше. После внезапной смерти люди, которые были ближе всего к покойному, могут находиться в оглушенном состоянии и участвовать в церемонии погребения механически, не полностью осознавая утрату. Во второй фазе они могут более активно переживать горе: плакать, причитать или прибегать к другим способам выражения скорби. Они могут мучиться и тосковать по умершему. У некоторых людей горе имеет физические симптомы, проявляясь чувством слабости или опустошенности, а также бессонницей и отсутствием аппетита. Часто они утрачивают интерес к своим обычным занятиям и постоянно думают о покойном. У некоторых могут проявляться все симптомы депрессии. Со временем близкие покойного начинают чувствовать себя лучше, постепенно приспосабливаясь к новым обстоятельствам жизни. Они «отпускают» умершего и начинают уделять время и силы новым отношениям. Они воссоздают заново свою идентичность, без той ее части, которую составляли отношения с покойным. (29).
Разумеется, паттерны горевания существенно различаются, в зависимости от личности человека, его возраста, пола, культурных традиций и отношений с покойным. К тому же некоторые факторы могут способствовать восстановлению нормального состояния. Например, в случае продолжительной болезни пожилого, его близкие имеют возможность подготовить себя к его смерти. Вполне вероятно, что они переживают антиципаторное горе. Возможно даже, что в такой ситуации чувства утраты, вины или упущенных возможностей обсуждаются с умирающим. Антиципаторное горе, однако, не устраняет горевания после смерти близкого человека. Оно, возможно, даже не делает его слабее. Но все же в случае длительной болезни покойного его смерть переносится окружающими не так тяжело, потому что они имели возможность подготовиться к ней, и им легче справиться со своим горем (29).
Пожилой человек часто долго болеет перед смертью, однако, для его оставшейся жить «половины» смерть все равно предстает травматическим событием, потрясающим все основы прежней жизни. Пожилой вдовец (вдова) на время теряют интерес к жизни и в душе постоянно остаются в прошлом. При этом для физических ощущений пожилых людей характерно ощущение нереальности происходящего, сжатие в груди, недостаток силы и нехватка дыхания. Смерть близкого порождает сомнение, рассеянность, попытки почувствовать смерть на себе, тревога, ослабление чувства самосохранения. Однако, для переживания горя и утраты в старости не сопровождаются потерей самоуважения, но могут привести с обострению депрессии, чувства неудовлетворенности жизнью и частому обращению и мыслям о смерти. (21).
Пожилой вдовец (вдова) стоит перед проблемой строить свою жизнь в другом обществе, в другой социальной ситуации. Когда один из пожилых супругов умирает, происходит ломка человеческих отношений, продолжавшихся десятилетиями, от которых остались многочисленные воспоминания и ассоциации. Смерть также напоминает второму супругу о его уязвимости. Это обычно наносит тяжелый удар по повседневной жизни и чувствам овдовевшего.
Характерной чертой глубокого переживания горя и утраты является попытки вступить в глубокую внутреннюю связь с умершим; что выражается в бесконечном внутреннем диалоге с умершим. Отсутствие возможности выразить ему сочувствие, высказать благодарность за прошлое либо найти способ попрощаться, приводит к тому, что оставшиеся в живых испытывают чувство неудовлетворенности, горечи и зачастую глубокой вины. Если же психотерапевт в состоянии включиться в существующие отношения и побудить возникновение эффективного эмоционального взаимного общения, процесс кончины и смерть могут стать событием, наполненным глубоким смыслом для всех, связанных с ним. Оно может привести к возникновению ощущения соприкосновения с вечно-действующими силами Вселенной, которым подчиняются все живущие. При таких условиях люди почти не испытывают вины за человеческое страдание и смерть, отчего период горя и траура, видимо, значительно сокращается. Кроме того, участие в происходящем вместе с умирающим может повлиять на представления о смерти остающихся в живых, помочь им сформировать образ собственной смерти, а также, возможно, благотворно повлиять на их поведение, когда придет время последнего перехода (19).
Таким образом, переживания горя от утраты супруга (супруги) старым человеком не всегда проявляются во внешней острой реакции, но погружаются в более глубокие слои души, где «работа скорби» обращается обретением новых смыслов жизни – сохранения в памяти близкого человека для себя, сохранения памяти о нем для других и бессознательное обеспечение бессмертия покойного через его продолжения в других людях.
Сходный взгляд на переживания утраты как на обретение новых смыслов жизни в старости развивает Н.В. Хамитов (58). Он утверждает, что «мужчины тяжелее переносят утрату жены; женщины гораздо проще могут прийти в себя после смерти мужа – для того чтобы жить во имя детей. И великодушная природа сделала так, что феномен вдовца значительно более редок, чем феномен вдовы. Вероятно, это является дополнительным объяснением того, что во многих культурах ношение траура по умершему супругу обязательно только для женщин.
Как ни странно это звучит, но женщине привычно стать вдовой – такова логика развития вида «homo sapiens», где мужчины в среднем живут меньше женщин. Бытие женщины включает в себя мысль о вдовстве и бессознательную готовность к нему, бытие мужчины отгоняет эту мысль и готовность. Женщина значительно проще мужчины смиряется со вдовством, соблюдая все его ритуалы, налагаемые родом. Вдовство мужчины находится по ту сторону разума, вдовство женщины рационально.
Одиночество вдовца трагически уникально, одиночество вдовы – это одиночество общности вдов. Дети никогда до конца не заменяют вдовцу их матери, вдова находит в заботе о детях не только замену, но и завершение жизни с мужчиной. Она находит материю мужа в детях и успокаивается.»(58, с.124). Эти рассуждения подтверждены американскими исследователями, которые утверждают, что мужчины тяжелее переносят подобную утрату (29).
Если взаимная привязанность и любовь пожилых супругов была велика, подчеркивает Н.В. Хамитов, то здесь приходиться столкнуться с «трагическим парадоксом. Чем глубже и истиннее любовь, тем в меньшей степени вдовство может вызвать только боль и тоску. Любовь наполняет тоску по умершему светом, ибо, даруя любящим чувство бессмертия любви, дарует ветру в возможность соединения с любимым или любимой в новой жизни за пределами биологической смерти…» (58, с 125).
Таким образом, эмоциональные переживания старого человека уникальны: переживания, связанные с мыслями о смерти, переживания утраты отличаются от переживаний молодого человека или человека зрелого. Переживание эти по сути и форме – не аффект, а глубокая печаль и тоска, постепенно отступающая вглубь души и прорастающая новым смыслом и готовностью принять в себя все положенное человеку и с достоинством до конца «нести свой крест».
Нельзя обойти вниманием переживание горя пожилым человеком, потерявшем своего ребенка. Здесь эмоциональный удар обычно очень велик. Потеря мечты, надежд, каких-то ожиданий для пожилого несравнимы с потерей детей. Это как бы означает для него лишение права жить дальше. Хотя логическому объяснению такое мнение пожилого, перенесшего утрату ребенка, не поддается, оно всегда присутствует в его сознании. Старики, потерявшие детей, под тяжестью безысходности и утраты чувствуют себя обманутыми временем.
В ряде некоторых случаев, пожилые люди, проживающие отдельно от своих детей, ощущают эту потерю менее остро, однако только в том случае, если им удается переключить внимание на других детей или внуков.
Горе от потери ребенка выражается и переживается острее, чем потеря спутника жизни и позитивного итога в виде нового смысла (жить, чтобы помнить) не оставляет. Это горе может соединить пожилых родителей, но может и навсегда их разлучить. Образ умершего ребенка будет бесконечно витать в сознании, вызывая тоску и жалость, горечь несбывшихся надежд на продолжение жизни в ребенке, чувство вины и отчаяния. Ни при каких обстоятельствах в первый период потери ребенка, пожилой человек не должен оставаться один, поскольку одиночество и связанные с ним переживания - это особая внутренняя работа, которая живет своими законами; оно – спутник старого человека, но не лекарь его.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 250; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!