Посвящается моему единственному другу: Диме Русакову, от которого я впервые услышал этот рассказ в студенческие годы и его девушке со странным именем « Angie ». 9 страница
Галатея с участием смотрела на своего создателя. Если бы она могла утешить его в эти минуты, но её немая плоть была ещё бесчувственной. Пигмалион уже не мог сдерживать рыданий. Опустившись на колени перед Галатеей, он воздел к ней руки и, смущаясь собственного взгляда на созданную им же непорочную женскую фигуру, обхватил её стопы ладонями, прижавшись к ним лицом. И Галатея не выдержала. Нет, она не ожила, но в ней пробудилось чувство: она не стала способной рассуждать, но зато стала обладать милосердием такой силы, что не было у человека со времён сотворения Адама и Евы. Пигмалион стенал у стоп своего шедевра ещё некоторое время, затем привстал и как надломленный тяжёлым бременем, упал на кушетку. В ту ночь в мастерской стояла благоговейная тишина. Манекены, поражённые вечерним поведением своего создателя, не решались вступать в праздные разговоры между собой. За час до рассвета свершилось чудо: Галатея прозрела, и первым проявлением этого стали её слёзы. Если бы это видел Пигмалион?
На следующий день мастерская наполнилась людьми. Большие ящики были готовы для укладки в них моделей. Мастер суетился, давая наставления какому-то важному господину с сигарой во рту, но, похоже, тот только из уважения к Пигмалиону кивая головой, равнодушно созерцая процесс упаковки манекенов. Что чувствовала Галатея, помещённая в тёмный ящик, мы, наверное, никогда не узнаем. Но вот тряска в автофургоне кончилась, ящики стали размещать в большом просторном зале, вскрывать их один за другим и Галатея увидела свет. Перед её взором открылся волшебный мир, полный различных предметов, красок, звуков. Что был в сравнении с этим раем какой-то сарай-мастерская мастера? А Пигмалион стоял в это время среди своей опустевшей комнаты. Сквозь окна, рассекая полумрак лезвиями солнечных лучей, в потоках которых парили тысячи сверкающих пылинок, лился дневной свет. В правой руке Пигмалион сжимал тридцать фиолетовых купюр: эквивалент своего четырёхнедельного труда.
|
|
|
Галатея быстро освоилась в новом для неё мире и приняла его игру. Её поставили в центр витрины в окружении роскошных, респектабельных моделей джентльменов. Наряды и украшения на Галатее сменялись настолько часто, что она не успевала к ним привыкнуть. Деловой проспект предстал перед её взором и она с удовольствием наблюдала за его круглосуточной жизнью. Со временем Галатея ощутила в себе новое пробуждающееся чувство - чувство превосходства перед людьми.
|
|
|
Оно возникло оттого, что она сравнивала свои наряды с нарядами проходящих мимо неё женщин и видела, что только незначительная часть их могла составить ей конкуренцию. Вспоминала ли она Пигмалиона? Вряд ли. Поток людей, завистливые взгляды, изобилие различных предметов, огни реклам, каскад звуков и собственная значимость так вскружила ей голову, что она уже смутно припоминала сумрачную тесную каморку своего создателя. Но изредка, в предрассветные часы, когда проспект редко озарялся светом проходящих автомобилей, а прохожих практически не было, кроме мерно прохаживающихся джентльменов, одетых в одинаковую форму, с прикреплёнными к поясу палками, Галатея ощущала искристое покалывание в груди от тоски по создателю. Её начинали раздражать манекены соседи, только и занимающиеся тем, что обсуждали качество и текстуру материи, сочетаем - ость цвета и фасона сорочек, галстуков, пиджаков. К Галатее они обращались как к себе равной, не интересуясь её прошлым, а это вызывало в ней всё большее недовольство. Что-то её начинало не устраивать во взаимоотношениях с окружающим миром, что-то её стало часто тревожить. Пигмалион стал вспоминаться чаще.
Дни становились короче. Люди одевались теплее. Галатею в соответствии с сезоном стали облачать в роскошные шубы, не забывая, конечно, и об украшениях. А как-то в один из дней, когда с неба на землю начали падать холодные белые пылинки, голову Галатеи увенчали чудесной, сияющей диадемой. Прохожих с каждым днём становилось всё больше и больше. Чаще они останавливались пред Галатеей, любуясь её нарядами. Галатея научилась уже к тому времени по глазам людей, созерцающих её, определять их характер. Напротив супермаркета, в витрине которого красовалась Галатея, открылся музыкальный салон. Это произошло как раз в тот день, когда в центре проспекта было водружено гигантское зелёное дерево, всё увешанное сверкающими огнями. По проспекту стали ходить занятные человечки, одетые в красные, синие с белой оторочкой шубы, с островерхими шапочками.
|
|
|
Они держали в руках колокольчики, мерно звенели ими, призывая прохожих опускать в шкатулки какие-то бумажки. Галатею они забавляли, но смысл их действия она не могла постичь. А в музыкальном салоне были установлены удивительные коробки различных размеров. В них периодически менялись изображения. Сначала на Галатею это новшество не произвело никакого действия, но через несколько дней, приглядевшись, она стала распознавать в изображениях этих коробок, людей, только уменьшенных. Наиболее частыми были картинки взаимоотношений мужчин и женщин, показываемых на фоне различных предметов. Невольно сравнивая изображения в коробках с потоком людей, снующих по проспекту, Галатея стала замечать, что люди ходят в основном парами и самое важное, мужчины и женщины идут либо в обнимку, либо скрепив свои руки в своеобразном объятии. От такого открытия Галатее стало ещё более тоскливо и одиноко. Тревога усиливалась, она уже не смотрела на людей высокомерно, не доставляли её удовольствие и их восторженные взгляды. "Почему никто из людей не хочет вынести меня в мир из этой витрины? Что мне не достаёт, чтобы быть избранной?" - всё чаще задавала себе вопрос Галатея. "Где же мой создатель? Я хочу, чтобы он обнимал мои стопы как прежде и созерцал меня. Не надо мне никаких и одеяний. Лишь бы быть опять вместе с ним", - мечтала она.
|
|
|
Тем временем, рядом с музыкальным салоном стал круглосуточно работать бар. И в один из вечеров Галатее показалось, что кто-то ей очень знакомый вошёл туда. Ни на кого уже не обращая внимания, Галатея пристально наблюдала за входной дверью бара. И каков же был её восторг, когда в выходящем из бара человеке, она узнала Пигмалиона. Её создатель как-то неуверенно стоял на ногах и его облик отнюдь не сочетался с внешним видом респектабельных дам и господ, обладающих этой частью проспекта. Но Галатея не обращала на это внимания. Для неё главным было стать замеченной им. Если бы она могла позвать его? Но и Пигмалион заметил её. Отступив по тротуару на шаг, толкнув какого-то прохожего, неловко извинившись, мастер ринулся к ней через проспект, маневрируя между мчащимися и отчаянно гудящими автомашинами. И вот, наконец, они оказались совсем рядом. Пигмалион приложил ладони к холодному толстому стеклу, разделявшему их, и с волнением созерцал свой шедевр. Всё внутри Галатеи ликовало. Казалось, весь мир принадлежал теперь только им. "Скорее, скорее забери меня отсюда!" - хотелось крикнуть Галатее. Но вдруг она увидела приближающегося к Пигмалиону одного из людей, одетых в одинаковую форму, движениями рук которого повиновались даже автомашины. Он подошёл к мастеру вплотную, презрительно осматривая, его внешний облик, что-то сказал ему от чего Питмалион стал неловко переминаться с ноги на ногу и, повинуясь направлению руки этого строгого человека, удалился от витрины, выйдя из поля зрения Галатеи. Свет померк в её глазах. В этот вечер для неё ощущение счастья сменилось чувством безнадёжности. Она стала ненавидеть людей, одетых в одинаковую одежду, призванных как ей казалось, только разъединять людей. Ночью, когда с неба как никогда падало много холодных пылинок, она почувствовала в глубине души нарастающую волну тепла, которая, в конце концов, сконцентрировалась в том месте, где её левая рука едва прикасалась к груди.
Утром на проспекте было особенно оживлённо. В двери супермаркета чаще других входили люди, держа за руки маленьких человечков. Оттуда они выходили с коробками различной величины и формы, причём Галатея замечала, что приобретение покупок доставляло большое удовольствие маленьким людям, чем большим. В этот вечер магазины и сам супермаркет прекратили работу значительно раньше. Через некоторое время закрылся музыкальный салон. Как-то по особому торопливо неслись по проспекту автомашины, боясь опоздать к какому-то событию. Только двери бара оставались открытыми, компенсируя работу закрытых торговых учреждений проспекта. В его сверкающее нутро входило больше посетителей, чем выходило. Горячие, жгучие искорки защипали в груди Галатеи, когда в бар вошёл Пигмалион. "Сегодня или никогда…" - подумала она и стала ждать. Томительно тянулись минуты, и вдруг наступил момент, когда всё разом стихло. И в следующее мгновение тишину проспекта нарушил каскад звуков. Звенели колокола церквей, из окон наружу прорывался смех людей, всюду заиграла музыка, в небо взлетали ракеты и хлопая в бархате ночи, рассыпались на множество светящих точек.
"Сейчас или никогда" - Галатея почувствовала, что может сделать шаг. В ту же минуту двери бара распахнулись, и на пустующий проспект выбежал Пигмалион. Он ринулся прямо по направлению к ней, сжимая в правой руке увесистый длинный предмет. Преодолевая вязкую тяжесть, нога Галатеи начала медленно приподниматься от пола витрины. Вне всякого сомнения, она упала бы, если бы в тот же миг не раздался оглушительный треск разбиваемого стек- ла. Как показалось Галатее, она упала в объятия Пигмалиона. К ликующим мелодиям проспекта добавился новый, диссонирующий громкий звук, но для Галатеи это был гимн свободы и любви. Как жаль, что к плотному объятию своего создателя она не могла прибавить благодарный поцелуй…
Пигмалион бежал по пустынным перекрёсткам, пересекающим проспект, неся её на руках, а сзади них слышался шум приближающегося автомобиля, мигающего фиолетовыми огнями и издающего пронзительные, отрывистые звуки. Пигмалион свернул в проулок, затем повернул несколько раз, избегая освещённых мест улицы. От волнения и прилива нежности к мастеру Галатея хотела обнять его, но руки её оставались неподвижными. Остановившись под тёмной аркой, чтобы перевести дыхание, похититель поудобнее перехватил талию Галатеи, пробежав быстрым взглядом по её драгоценному убранству. "Сейчас мы вместе окажемся в прежней мастерской, я смогу, наконец, двигать - ся и мы будем принадлежать друг другу" - счастливо подумала она. Прислонившись плотнее к стене проулка, Пигмалион переждал, пока мимо них не пронесутся автомашины погони. Затем он побежал дальше по пустынному скверу. Фонарей становилось всё меньше. Сияющие окнами дома сменились серыми строениями. Пигмалиону уже приходилось с трудом пробираться со своей драгоценной ношей через груды щебёнки и оскаленные зубы битого кирпича, балансировать по трубам над каналами, зияющими чернотой глубин. "Нет, наверное, мы бежим из города подальше от этих равнодушных людей. Там, у пустынной сторожки нас будет ждать роскошный автомобиль, и мы помчимся в нём с любимым в его загородное бунгало, а потом..." - предполагала Галатея, воскрешая в памяти сюжеты картин, виденных ею в музыкальном салоне, и чувствуя как сильно бьётся сердце спасителя, пытаясь прижаться к нему всем телом…
Как только тускло засерело утреннее зимнее небо, к городской свалке, что за доками на окраине города, подъехало несколько полицейских машин. Гулко хлопнули дверцы и, осторожно ступая по отлогим холмам мусорных пирамид, на их вершины стали взбираться полицейские. Раздались голоса:
-Вахтёр из мебельной фабрики видел, как он бежал в этом направлении около часу ночи, сэр.
-А что действительно большая кража? В новогоднюю ночь подняли всю полицию.
-Диадема, сержант! Почти четверть миллиона.
-Зачем же выставлять на витрине подлинные алмазы? Достаточно хватило бы стекляшек!
-Что теперь судить об этом.
Справа от поисковой группы один из полицейских позвал остальных:
-Вот она! Сюда, господин капитан!
Все торопливо стали опускаться вниз.
-Если у него нет сообщников, то он просто глупец! Там река и горный кряж. Дороги уже перекрыты.
-Тогда Рэдж справиться с этой задачей без труда. Пускайте его по следу!
Гулко урча, несколько машин удалились в направлении города. В противоположную сторону, преодолевая дюны мусора, бежало несколько полицейских с собакой.
Галатея лежала на холодной земле в своём первозданном виде. Брачным ложем ей служили предметы, отторгнутые людьми из их повседневной жизни. Стопы; некогда ласкаемые Пигмалионом, припорошило свежим новогодним снегом. Лицо Галатеи было повёрнуто к верху, широко раскрытые глаза взывали о помощи. Правая рука, устремлённая в небо, просила о его защите. Продолжал падать снег, постепенно покрывал тело Галатеи пушистым саваном. Только в том месте, которое она прикрывала левой рукой, снег таял и тонкой струйкой стекал на землю. Галатея умирала. Она уносила с собой так и нерастраченное чувство любви к Пигмалиону…
Декабрь, 1990 г.
В.П.Смирнов
ВСТРЕЧА
Жан Поль вышел на площадь Согласия. Уличные фонари бросали на сиротскую мостовую блики света, как бы пытаясь согреть её в агонии уходящей осени. Был не то густой туман, не то мелкий косой дождик. Жан Поль поднял воротник плаща, достал из кармана пачку сигарет, купленных им ещё в порту Абу-Даби и, наслаждаясь игрой светлячка зажигалки, закурил. Стало как будто теплее. Он уже больше двух часов слонялся без дела по вечернему Парижу, бессознательно повторяя маршрут, по которому весной следовал с ней вдвоём. Пройдя мимо подземки и свернув в проулок, он без труда нашёл "их" кафе ВОЛОНТИРЗ.
В зале было совсем пусто, не считая двух парочек, притулившихся у портьеры в тени канделябров. Хозяин за стойкой бара с видом капитана, повидавшего дальние моря, штормы, с иронической улыбкой поглядывал на молодых, протирая салфеткой фужеры. Жан Поль заказал мартини и, перелистывая журнал "ДЕ МОНД", весь отдался наслаждению южного напитка. Алжир, ОАС, де Голь, Куба, Конго - всё одно и то же, подумал он. Перевернув журнал на последнюю страницу, Жан Поль увидел фотографию симпатичной женщины, рекламирующую продукцию фирмы "МОНБЛАН". С фотографии на него смотрела ОНА. Нет, конечно, это была не Ирен, но как похожа… Жан Поль заплатил хозяину за мартини и журнал и вышел из кафе в объятия столицы мира.
Идя по набережной Сен-Жермен, он заметил, что слишком часто встречает полицейских. Странно. Ночью город вступает в иные права. Всё великое свершается ночью. Признание в любви и измена, убийство и рождение человека, добродетельные поступки и ограбления.…Вот и сейчас, полицейские расхаживают по улицам, упреждая воров и преступников. А вот за ворованную любовь не арестовывают и не сажают в тюрьму, хотя остальное, даже самое тяжёлое в жизни человека, случается именно от этого.
Потеря любви самая страшная из потерь, можно прожить остаток жизни, так и не восполнив эту трату. Что идёт в сравнение с этим кража имущества или разорение, думалось ему. Возвращаться в гостиницу не хотелось, и Жан Поль решил зайти в благо - творительный музей Парижской Академии Художеств, кстати, работающего круглосуточно. Он вошёл в холл, гулко повторяющего его шаги, и, очнувшемуся от дрёма привратнику, дал пять франков. Тот, сквозь круглые очки недоумённо взглянул на Жан Поля и стал отсчитывать сдачу. Жан Поль жестом остановил его действия и вошёл в первый зал. Редкие посетители двигались от картины к картине с одинаково безучастными, усталыми выражениями на лицах. Бездомные, решил Жан Поль, им некуда идти, хоть несколько часов тепла и тишины они ухватят от этой холодной ночи. Вот уж действительно, невольные стражи искусства. Искусство для жертв и жертвы для искусства. Он вспомнил свои картины, когда-то выставленные здесь, свою "Радугу", в которой были все цвета - от чёрного до белого, затем в памяти всплыли два последних года, проведённых в Омане, на раскопках древних поселений христиан, самых дальних на Востоке, и, наконец, свой отпуск этой весной, Ирен. В зале авангардистов Жан Поль обратил внимание на молодую пару. На парне был широкой свитер, протёртый на локтях, девушка - типичная хиппи: джинсы, холщовая рубашка, ниспадающие волосы перехвачены повязкой. А вот этим-то, как и некуда сейчас податься, подумал Жан Поль. Им-то и нужно убежище.
Жан Поль подошёл к парню и протянул ему пятидесятифранковую купюру, сославшись на благотворительный фонд Академии Художеств. Парень и девушка переглянулись и, счастливые, поблагодарив своего ангела-хранителя, торопливо направилась к выходу. Хоть что-то полезное я ещё смогу сделать, решил для себя Жан Поль. Оставаться в музее больше не хотелось, и Жан Поль вышел на улицы Парижа.
Опять тротуар, опять набережная…Опять маяк Эйфелевой башни. Резкий свет и скрип тормозов вывел Жан Поля из задумчивого состояния. Он отступил на шаг и, приложив ладонь ко лбу, попытался из потока света определить нарушителя своего спокойствия. Дверца новенького "Рено" открылась и из салона грациозно, несколько развязно, вышла леди. Не веря ещё в чудо, а, только догадываясь, Жан Поль сделал несколько шагов к ней.
-Долго я буду мотаться по ночному Парижу, мсье? Вы, наверное, принимаете меня за ищейку Пинкертона?
-Ирен.…Это ты?
В несколько прыжков Жан Поль очутился рядом с ней, обнял, смял её, взял в охапку, закружил на мостовой. Ирен по озорному взвизгнула, повиснув на его шее, засмеялась, откинув голову назад.
-Отпусти. Тигр…Моё платье…Ну и манеры у тебя стали. Это так на Востоке принято? Ну, отпусти же!
Они смотрели друг на друга и улыбались. Время остановилось только для них обоих.
-Как ты меня нашла?
-А разве это трудно? Зная, что ты сегодня прилетишь, я просто следовала по нашему весеннему маршруту, лишь на полчаса отставала. Только в одном месте ошиблась. Не могла предположить, что ты будешь на Сен-Жермен. Хорошо, что полицейский один подсказал, ты ему показался подозрительным.
Ирен, уже приводя себя в порядок после бурной встречи, поправила ладонью сбитую причёску.
-Так, значит, от полицейских иногда бывает польза.
Ирен подошла к "Рено".
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 119; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!