КОГДА ВВЕРХУ...» – «ЭНУМА ЭЛИШ»

Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

 

 

КОГДА АНУ СОТВОРИЛ НЕБО

Литература Древней Месопотамии

 

Москва

Алетейа

2000

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ [1]

 

 

Аккадская литература – так мы называем литературу Вавилонии и Ассирии – по своему происхождению тесно связана с литературой шумерской, равно как и многие другие проявления аккадской культуры связаны с культурой Шумера.

История древнего Двуречья вкратце может быть изложена так: к концу IV тысячелетия до н. э. шумеры, племена неизвестного этнического происхождения, освоили болотистую, но плодородную аллювиальную долину рек Тигра и Евфрата, осушили болота, справились с нерегулярными, а иногда катастрофическими разливами Евфрата, создав сложную систему ирригации, и образовали первые в Двуречье города‑государства. Среди разнообразных достижений цивилизации, приписываемых шумерам, наиболее значительным следует признать изобретение в конце IV –начале III тысячелетия до н. э. письменности. Шумерский период истории Двуречья насчитывает около полутора тысячи лет.

С самой глубокой древности соседями шумеров были восточные семиты‑аккадцы, которые в III тысячелетии до н. э. заселяли северную часть Нижнего Двуречья и находились под сильным шумерским влиянием. Проявление собственно аккадской культуры мы можем засвидетельствовать не ранее, чем с середины III тысячелетия до н. э. Языком науки, религии, литературы в течение всего III тысячелетия оставался шумерский язык даже тогда, когда жители Двуречья полностью перешли на аккадский язык, а шумерский стал языком мертвым.

История Двуречья во II тысячелетии – это уже история народов, говоривших па семитских языках; из них наиболее значительную роль в первой половине II тысячелетия играли вавилоняне – народ, говоривший по‑аккадски и образовавшийся от слияния шумеров и аккадцев. Наивысшего расцвета Вавилон достегает при шестом царе первой династии города Вавилона, Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.), но уже при последних царях этой династии Вавилония подвергается нашествию горных племен и приходит в упадок более чем на пятьсот лет.

Ассирия, с чьими памятниками связано наше первое знакомство с аккадской культурой, появляется на исторической арене как объединенное государство примерно в XIV веке до и. о., а в конце IX века до н. э. становится могущественнейшим государством Передней Азии, распространившим свое влияние на части Малой Азии и Ирана, на Восточное Средиземноморье и, одно время, даже на Египет.

Последние страницы истории Двуречья снова связаны с Вавилоном – вавилоняне вместе с соседями‑мидийцами в конце VII века до н. э. наносят сокрушительное поражение ассирийской державе. Однако в 538 году до н. э. Вавилонию уже завоевывают персы. Разговорным языком Вавилонии в конце первого тысячелетия до н. э. делается арамейский, на нем ведутся деловые документы и частная переписка, как писчий материал вводится пергамент. Но клинопись, письмо на глиняных табличках, по‑прежнему остается господствующей в городах Двуречья; самые поздние клинописные тексты датируются первыми годами н. э., и аккадский язык остается языком литературы. О верности старым литературным традициям говорит хотя бы тот факт, что еще в IV веке до н. э. сочиняются ритуальные тексты на аккадском языке, не говоря уже о переводах литературных и учебных текстов. По‑прежнему создаются произведения и на шумерском языке, правда, в большинстве случаев они сопровождаются подстрочным аккадским переводом.

Значительная часть литературных клинописных текстов, как шумерских, так и аккадских, попала к нам из дворцов ассирийских царей, главным образом из знаменитой библиотеки царя Ашшурбанапала (669 ‑ ок. 636 гг. до н. э.). в Ниневии, столице Ассирии, а также из ряда провинциальных библиотек. Но почти все дошедшие до нас аккадские памятники являются образцами не ассирийской, а вавилонской литературы, то есть произведениями, созданными вавилонскими авторами, написанными на вавилонском диалекте аккадского языка, или же созданными в подражание им. Исключений из этого правила очень немного. Ассирийской литературы, как таковой, практически не было. Единственными, по‑настоящему самобытными памятниками ассирийской литературы являются царские надписи, но и они, кроме анналов царей IX века до н. э., написаны па вавилонском литературном языке, лишь с некоторыми местными диалектальными особенностями.

От аккадской литературы более чем за две тысячи лет ее существования нам досталось обширное наследие – многие сотни клинописных табличек. Тут и рассказы о сотворении мира, о создании людей из глины, о всемирном потопе, о героических подвигах обожествленных царей, исторические надписи реальных правителей, восхваляющие их деяния, гимны и молитвы богам, заклинания, гадания, предсказания, притчи, пословицы, поговорки. Только большинство текстов дошло до нас в обломках, полностью сохранившихся произведений очень немного. Поэтому одной из первых задач ассириологов было и по нынешний день остается – опознание отдельных фрагментов и составление из многих мелких частей единого связного текста. К счастью, почти все тексты каждого памятника неоднократно копировались древними вавилонскими писцами, что значительно облегчает труд по их идентификации и реконструкции.

Можно ли определить, какой частью вавилонского литературного наследства мы обладаем? Такие попытки производились: например, американский ассириолог Л. Оппенхейм произвел расчет, опираясь в своих вычислениях на размеры библиотеки Ашшурбанапала. Из писем царя к храмовому управляющему в городе Борсиппе, Щадуну, известно, что Ашшурбанапал повелел создавать копии текстов, которые он собирал по всем землям своей державы, для того чтобы составить царскую библиотеку в Ниневии. Можно предположить, что библиотека Ашшурбанапала являла собой наиболее полное собрание традиционных текстов своего времени. В пей находилось более семисот сочинений. Двести из них следует обозначить термином «научные» (словари, грамматические тексты, перечни терминов, списки отдельных клинописных знаков и идеограмм, математические задачи), более трехсот составляют разного рода тексты гаданий и предсказаний (в специальной литературе они именуются «омина»). На долю памятников, которые мы могли бы назвать «литературными» (в узком смысле этого слова), приходится немногим более двухсот текстов. Мы, вероятно, обладаем, целиком или в виде фрагментов, примерно третьей частью аккадских литературных произведений, бытовавших в первом тысячелетии до н. э. Другая попытка определить состав аккадской литературы состояла в том, чтобы сравнить сохранившиеся литературные тексты со списками дошедших до нас названий в древних каталогах. Каталоги с названиями произведений ‑ обычно названием служила первая строка памятника – составлялись для сведения воедино разных текстов предсказаний, выделения магических и ритуальных текстов и для учебных целей. Были каталоги, в которых специально отмечалось авторство текстов. Шесть фрагментов одного такого каталога сохранило более пятидесяти названий различных памятников, приписываемых свыше тридцати авторам. Примерно двадцать одно название может быть соотнесено с имеющимися у нас текстами, то есть опять‑таки выходит немногим более трети из всех произведении, зафиксированных каталогом,‑расчет совпадает с выкладками Оппенхейма.

Изучением аккадской литературы занимаются уже более ста лет, и некоторые литературные памятники, как, например, эпос о Гильгамеше, прочно вошли в обиход мировой культуры. Но все же до сих пор не существует ни полной истории этой литературы, ни обобщающего исследования жанров, стилистики, поэтики. Более того, далеко не все тексты, дошедшие до нас, изучены и поняты полностью. Почти каждый труд, посвященный аккадской литературе, начинается с перечисления проблем и вопросов, препятствующих ее изучению и ждущих будущих исследований. Вынуждены будем коснуться вкратце этих вопросов и мы.

Проблема датировки памятников. Время записи текста (не говоря уже о времени его создания) за редкими исключениями неизвестно. Расхождения в сто–двести лет при определении возраста памятника считаются небольшими. Многие тексты дошли до нас в нескольких, разновременных версиях – иногда промежуток между ними составляет пятьсот лет и более.

Каковы критерии датировки текста? Наиболее надежным средством оказывается почерк писца и форма клинописной таблички, но таким образом мы определяем только время записи текста, который чаще всего является лишь копией. Можно попробовать датировать памятник на основании языка, но язык при переписке подвергался модернизации; к тому же языковые архаизмы часто оказываются стилистическим приемом. В отдельных случаях датировке помогают характерные термины, упоминание исторических лиц и событий, однако такие намеки – довольно редкое явление. Определенную помощь могут оказать географические названия, но и они могут быть поздней вставкой. Датировка текста по его стилистическим особенностям могла бы, вероятно, дать надежный ключ в руки исследователей, но пока это дело будущего.

Проблема жанров. Как выделить из общего потока письменной традиции те памятники, которые можно было бы назвать собственно литературными, как отнести их к определенным категориям или жанрам? Из поколения в поколения переписывались, копировались и сохранялись разнообразные по назначению тексты – научно‑технические (например, рецепты изготовления глазури), медицинские, юридические памятники и даже письма. Естественно, что понятия «жанра» в пашем смысле слова у древних вавилонян не существовало. Не существовало и понятия «поэтики». Как определить степень «художественности» произведения, отделить светскую литературу от культовой, по каким признакам следует производить систематизацию древних памятников? Эпическое повествование о сотворении мира «Энума элиш» – «Когда вверху...», например, было частью новогоднего ритуала, поэма о боге Эрре служила заговором против чумы, небольшой стихотворный текст соединял в себе эпизод о сотворении мира, заклинание против зубной боли, а также рецепт, как ее излечить. Можно группировать памятники, выделяя героя, скажем, бога или царя. Можно попытаться по числу списков и копий текстов, а также по местам распространения установить степень популярности произведения или степень его «избранности»,– явно существовали памятники, созданные по особому случаю или для определенного лица. Можно идти и более привычным путем: постараться обнаружить и выделять такие традиционные категории, как былина, эпос, сказание, гимн и другие. Основная беда указанных классификаций–их произвольность, ибо исследователь работает, главным образом доверяясь своему чутью и опыту.

Проблема разграничения шумерских и аккадских литературных памятников , пожалуй, не только„ одна из наиболее сложных, но и одна из ключевых. За ней стоят вопросы соотношения шумерской и аккадской литератур, степень зависимости последней от первой, в конечном счете – проблема происхождения и самостоятельности самой аккадской литературы. Пока не удалось обнаружить ни одного раннего, чисто семитического культа. Все аккадские боги –либо шумерского происхождения, либо издавна были отождествлены с шумерскими: бог солнца Шамаш –с Уту; богиня плодородия, любви и распри Иштар–с Инанной и рядом других шумерских богинь; бог бури и ветра Адад (или Адду) – с Ишкуром; лунное божество Син –с Наиной. Один из верховных шумерских богов, божество – покровитель города Ниппура, центра древнейшего шумерского племенного союза, Энлиль (семитский Эллиль) приобрел семитское имя «Бел», что означает «Владыка». После падения шумерской третьей династии города Ура в конце III тысячелетия до и. э. почти все правящие династии городов‑государств в Двуречье в результате нашествия семитских* племен амореев стали аморейскими. Однако соприкосновение с западносемитскими аморейскими племенами не оставило следов в языке и культуре Двуречья. Нам пока известны только два аморейских бога – Даган и Амурру (Эль‑Амуррим), которого амореи называли «Эль», то есть нарицательным именем «Бог».

Возможно, мы не можем еще обнаружить следов семитских божеств именно потому, что семиты называли богов своих племен главным образом именами нарицательными. Имя Бел, например, применявшееся по отношению к Эллилю, а позже и к главному богу Вавилона, Мардуку, означает, как мы уже сказали, «Господин», «Владыка», Иштар значит «Богиня», следовательно, это имя могло употребляться не только для обозначения Иштар, но и любой другой богини.

Первые тексты (нелитературного содержания) на аккадском языке появляются в Двуречье примерно в середине III тысячелетня до п. э., то есть в то время, когда уже существовали шумерские литературные произведения. Но при этом некоторые древнейшие шумерские тексты написаны писцами, носящими семитские имена. Вместе с тем основное количество шумерских литературных памятников дошло до нас от периода между 2000 и 1800 годами до н. э.,– от того времени, когда шумерский, но всей видимости, уже не был разговорным языком. Основная масса аккадских литературных текстов появляется после 1800–1740 годов до н... (1739 г. – год разгрома южных городов Месопотамии царем Самсуклуна, сыном Хаммурапи, и гибели э‑дуббы, шумерской чиновничьей школы),–во второй половине II тысячелетия – не только по‑аккадски, но и все еще по‑шумерски. Мы не всегда можем сказать, на каком же именно языке был создан памятник первоначально – на шумерском или на аккадском: переводы с одного языка на другой выполнялись регулярно, особенно когда речь шла о гимнах, молитвах, богослужениях. Создается впечатление, что для жителей древнего Двуречья существенной роли не играло, на каком языке написано сочинение. В одном аккадском каталоге, например, содержа. щем заглавия и первые строки ритуальных и литературных текстов, аккадские и шумерские названия перемешаны: из девяти произведений, чье создание приписывалось богу мудрости Эйе, четыре представляют собой аккадские «омина» с шумерскими заглавиями, три имеют аккадские заглавия, а два последующих дают начальные строки шумерских литературных текстов, известных нам, однако, в двуязычной шумеро‑аккадской версии. Видимо, какие‑то иные критерии, а не языковая принадлежность, определяют в данном случае культурную основу литературного труда.

У большинства аккадских мифологических и эпических персонажей существовали шумерские прототипы. Герой знаменитого аккадского эпоса Гильгамеш – шумер: ему посвящено несколько шумерских поэм‑сказаний, большая часть которых и легла в основу аккадской эпопеи. Шумерский царь‑мудрец Зиусудра («Нашедший жизнь дальних дней») оказывается предтечей сразу двух вавилонских героев ‑ Атрахасиса (дословный перевод имени: «Превосходящий мудростью») и Утнапишти[ма] (перевод шумерского имени Зиусудра). Так же как ц Зиусудра и Атрахасис, Утнапшпти[м] пережил потоп благодаря покровительству бога Эйи, шумерского Энки, но, в отличие от них, он не является героем самостоятельной истории: она введена в эпос о Гильгамеше (таблица XI). Другой прославленный вавилонский герой – Этана – упомянут как полулегендарный шумерский царь в так называемом «царском списке», в тексте, имеющем исторический' характер, составленном во времена III династии Ура. А такой герой, как Адапа, принадлежал к числу знаменитых шумерских «семи мудрецов», к которым древняя традиция причисляла также и Гильгамеша. И хотя не сохранилось шумерских поэм ни об Этане, ни об Адапе, видимо, сказания о них должны были существовать. Это же соображение справедливо и по отношению к вавилонскому мифу о богине подземного царства Эрешкигаль и боге Нергале, ставшем ее супругом и владыкой подземного мира: шумерских версий этого мифа мы не знаем, но оба героя носят шумерские имена.

Также заимствовано большинство сюжетов и мотивов аккадских сказаний. Представления о мировом океане подземных пресных вод Абзу (аккадское Апсу), о Стране без Возврата – Куре, откуда вернуться на землю уже никто не может, даже бог, если он не оставит замены себе, о создании людей из глины, смешанной с кровью убитого божества, сказания о всемирном потопе, о чудовищной птице‑буре Анзуде (аккадский Анзу) и многие, многие другие уходят корнями в шумерскую мифологию. Шумерскому рассказу о нисхождении богини Инанны в подземный мир соответствует вавилонское сказание о сошествии аккадской Иштар. Отрывок, посвященный схождению богини под землю, где ее проводят через семь ворот и при этом в каждом снимают с нее какую‑то часть одежды или украшения, отчего она теряет свои магические силы,– почти точный перевод с шумерского (но все же не дословный!). Однако и этого мало. Многие композиционные и стилистические приемы, обнаруженные и памятниках аккадской литературы, кажутся заимствованными из шумерской. Шумерская поэзия изобилует монологами и диалогами, и авторской речи в ней очень мало. Бывает, что все произведение состоит из многократных повторений (иногда до десяти раз!) речей героев без всякого стилистического усечения или варьирования. От этого создается впечатление, что в произведениях шумерской литературы мало действия. Повторы сосредоточивают внимание па том, что именно один персонаж сказал другому, как именно он совершил то или иное деяние, по отнюдь не на деянии самом. Даже писчий материал, такой, казалось бы, громоздкий, каким была глина, не побуждал авторов к экономности и сжатости композиции, к уменьшению числа повторов. Следовательно, повторы были очень важны, они выполняли некую важную функцию в композиционном построении, может быть, являлись художественным приемом. Повторы, особенно в прямой речи, встречаются в вавилонских произведениях, и, что крайне интересно и странно, особенно изобилуют ими два поздних памятника, не имеющих в шумерской литературе предшественников,– поэма о сотворении мира «Когда вверху...» и сказание о боге чумы Эрре.

Основу стиля шумерской поэзии составляет параллелизм. Ритмические комплексы‑строфы построены по принципу нарастания, увеличения звукового ряда (например: первая строка – короткая вводная фраза; вторая ‑ повторение ее, но с добавлением имени собственного, эпитета и т. д.) или объединения двух (иногда и более) последовательных строк при помощи описания в каждой строке близкого, параллельного действия, то есть главным образом по принципу двучленного параллелизма. Этот же прием широко применяется и в аккадской поэзии, как, скажем, в любой поэзии, тесно связанной с фольклором (впрочем, мы ведь еще не знаем, насколько зависима от фольклора поэзия аккадская!). Встречаются в аккадской поэзии и стереотипные формулы‑трафареты, так распространенные в шумерской поэтике. Это не цитирование, а стандартные, готовые к употреблению клише, которые переходят из одного произведения в другое и более свойственны памятникам, рассчитанным на устное исполнение, чем литературному тексту. В аккадской литературе они не так распространены, как в шумерской, но все же встречаются; к их числу можно отнести, например, описание подземного мира в мифах о Нергале и Эрешкигаль, в поэме о нисхождении Иштар, в эпосе о Гильгамеше.

Что же, аккадская литература – зависимая от шумерской, полная заимствований и – как бы ‑ литература второго порядка? Но сравним еще раз те произведения шумерской и аккадской литератур, которые имеют общий сюжет, и попробуем подойти к ним теперь, отмечая уже не сходство, а различие.

Поэмы о сошествии Инанны и Иштар в подземное царство. Один сюжет, и много совпадений. Но разница видна уже во вступлении. Шумерское сказание начинается с перечисления семи (в других вариантах – до тринадцати) храмов, из которых одновременно уходит богиня Инанна, с описания семи магических сил, которые она надевает на себя в виде украшений, и с ее наказов своему визирю. Начало вавилонской версии – выразительный образ той страны, куда отправляется Иштар,‑ «Страны без Возврата». Не будем говорить и оценивать, какое введение «лучше и интереснее», отметим только разный подход к развитию темы с самого начала, а также то обстоятельство, что аккадское вступление получилось более сжатым, лаконичным и, пожалуй, более драматичным. Сокращен и переработан эпизод похода посла богини ко всем богам, их отказа помочь Инанне, волнения Энки‑Эйи за судьбу богини. Вместо этого ‑короткое, энергичное описание горя богов от того, что перестало на земле зарождаться все живое – ведь богиня любви ушла в преисподнюю. И сами образы богинь и шумерских и аккадских произведениях не схожи: Иштар и Эрешкигаль более четко противопоставлены друг другу, чем в шумерской поэме, яснее выражено их отношение друг к другу. И мы начинаем понимать, что перед нами по просто перевод и даже не переложение, » новая версия, другое сочинение на ту же тему. Еще показательнее эволюции эпоса о Гильгамеше. Аккадское произведение, в том виде, в каком оно предстает перед нами уже из текстов II тысячелетия,–не простое соединение отдельных шумерских былин, а монументальная эпопея, в которой все элементы тщательно скомпонованы, связаны в единое целое общей идеей и подчинены определенному художественному замыслу. Не все шумерские сказания вошли в эпос –нет рассказа о сражении Гильгамеша с царем Киша, Аггой, нет и эпизода о том, как герой срубил волшебное дерево «хулуппу»,‑ возможно, это потому, что они показались автору недостаточно выразительными, мешающими драматическому развитию действия. И в то же время самостоятельное шумерское произведение – сказание о потопе – органично влилось в эпос; этим рассказом как бы подчеркивается тщетность погони за бессмертием. Не статичны, как в шумерских былинах, образы Гпльгамеша и Энкиду, они даны в развитии. Становление героической натуры происходит на наших глазах: Гильгамеш в начале повествования – буйный молодец, наделенный разрушительной силой. Он не знает, на что направить ее; от его буйства страдают его сограждане. Но вот, под влиянием облагораживающей дружбы с Энкиду, характер героя меняется, он готов служить добру – отправляется в поход на Хумбабу, чтобы «все, что есть злого, уничтожить на свете». Отчаяние, тоска по безвременно погибшему другу обрекают его на скитание, на поиски «цветка молодости», который так и остается ему недоступным. А Энкиду? В шумерских сказаниях он – раб Гильгамеша, и его история – всего лишь «фон», оттеняющий подвиги главного героя. О существовании Энкиду мы узнаем из фразы: «Гильгамеш уста свои открыл, рабу своему Энкиду слово молвит...» Аккадский Энкиду – полноправный герой эпоса, чья трагическая смерть становится кульминационным моментом произведения,– именно она дает толчок прозрению Гильгамеша: «И я не так ли умру, как Энкиду?..» Как и у Гильгамеша, у Энкиду своя собственная судьба: дикарь, живущий среди природы, а потом приобщающийся к цивилизации, могучий герой, совершающий смелые подвиги с побратимом, и, наконец, человек, обреченный смерти, познавший страдание. Меняется и трактовка многих, общих в шумерской и аккадской версиях, эпизодов: подготовка к походу, ночные сновидения Гильгамеша, сражение со стражем кедрового леса и другие. В аккадском эпосе они изложены эмоциональнее, действие в них динамичнее, они обрастают подробностями и деталями, которых нет в шумерских сказаниях. Плач Гильгамеша по Энкиду, описание бегства в пустыню тоскующего Гильгамеша и многие другие эпизоды делают, по справедливости, эпос о Гильгамеше одним из шедевров древневосточной эпической поэзии.

Следует также отметить, что не только отдельные эпизоды приобретают иной облик и смысл; так, прежний шумерский сюжет может получить в аккадской литературе совершенно иное воплощение. Наглядным примером является рассказ о потопе в эпосе об Атрахасисе и в эпосе о Гильгамеше. Эпос об Атрахасисе, с которым читатель впервые ознакомится в настоящем издании, как и сказание о Гильгамеше, относится к вершинам вавилонского поэтического творчества. Рассказ о сотворении людей, о том, как присудили им «бремя божье», о бедствиях, насылаемых на людей богами, постоянно недовольных ими, о вечном страхе людском перед богами, об их зависимости от гневных, капризных, неуловимых божественных сил построен необыкновенно искусно, с ритмическим нарастанием действия, объединенных рефреном, кольцом, соединяющим начало и конец песен‑глав: «Не прошло и двенадцати сотен лет, земля разрослась, расплодились люди...» Каждое новое бедствие, уготованное роду людскому, превосходит предыдущее по своей разрушительной силе, и потоп, который должен был уничтожить все человечество, становится, таким образом, завершающим весь эпос событием, наиболее драматичным и самым ярким. В эпосе о Гильгамеше роль потопа иная: это лишь одно из звеньев повествования о поисках и скитаниях главного героя, о его судьбе смертного, судьбе, чью обреченность рассказ, вложенный в уста единственного бессмертного, только подчеркивает.

Повествование о потопе в «Гильгамеше» ведется от первого лица, и потоп как бы видится глазами очевидца,– это придает рассказу образную силу и выразительность. Совершенно иначе, но едва ли не более драматично трактован соответствующий эпизод в эпосе об Атрахасисе, но там рассказ ведется уже как бы от лица автора.

Аккадская литература, таким образом, столь много от шумерской литературы взявшая, оказывается и самобытной и самостоятельной в первую очередь отчетливо заявляемым авторским отношением к тексту, к его композиции. И действительно, за текстом угадываются авторы – писцы, «грамотеи» вавилонского общества, чьи образованность и терпеливая мудрость сохранили нам «глиняную» культуру Двуречья. Ибо вся клинописная литература (включая и шумерскую) вышла из э‑дуббы ‑ «дома табличек», то есть шумеро‑вавилонской школы. О ней нам рассказала сама школа: до нас дошло большое число табличек, из которых мы узнаем, что именно эта школа представляла собой, как происходил процесс обучения, какие предметы преподавались, каковы были экзаменационные требования, кто в ней учился и кто в пей учил. Нам известно, что писцы старались сделать свою профессию наследственной, и хотя грамотность была распространена среди значительной части населения (об этом говорят литературные тексты, найденные в частных домах, ведомости, составленные не профессиональными писцами, а, например, старшими пастухами), все же писцы выделялись в особую социальную группу, чьей привилегией стала область знания л творчества. Известно также, что грамотность была доступна и девочкам, есть тексты, подписанные женщинами‑писцами, и недаром в подземном царстве списки умерших ведет богиня‑писец.

Большое внимание уделялось изучению языка: экзаменационные тексты, дошедшие до нас, упоминают обязательные переводы с шумерского на аккадский и обратные, а также подбор разного рода терминологических эквивалентов. Огромную роль в системе обучения играло заучивание наизусть, чтение вслух и переписка древних текстов, отдельных оборотов и выражений. В процессе обучения будущий писец копировал табличку до тех пор, пока не достигал совершенства. По мере освоения определенного раздела он переходил к более сложной задаче, затем к еще более сложной и так далее. Поэтому до нас. дошло гораздо большее число копий именно первых таблиц одного и того же произведения, чем последующих. Интересно, что шумерские тексты копировались чаще, чем аккадские, во всяком случае, если некоторые шумерские таблички сохранились в пятидесяти экземплярах, то число копий одного и того же аккадского текста обычно не превышает пяти‑шести. Это объясняется тем, что шумерские тексты изучались в э‑дуббе, а аккадские– уже после ее гибели, когда ученики стали обучаться у заклинателей, у младших жрецов, а не у профессиональных учителей. Изучались и переписывались не только ритуальные и культовые памятники, но и фольклорные: пословицы, притчи, поговорки и, естественно, эпические произведения. Можно предположить, что писцы заучивали отдельные повторяющиеся эпические мотивы, фразеологические обороты, именно копируя древние памятники. Так и создавался основной фонд литературных произведений, тот источник, из которого могли черпать древние поэты. Это относится не только к мифам, гимнам, эпосам, но и к царским надписям. Известно, что писцы, которые составляли анналы, вотивные надписи, письма к богам и другие подобного рода произведения, имели доступ к современным им текстам, равно как и к более древним.

Э‑дубба шумерского времени объединяла систему преподавания в масштабах государства. В вавилонский период вместе с обширным царским хозяйством исчезали и крупные школы. Подготовкой писцов, видимо, занимались писцы‑практики, у которых были учебные списки произведений, являвшихся чем‑то вроде учебного канона. Канонический круг памятников, который существовал в Вавилонии точно так же, как и в Шумере, сложился не ранее XV–XIII веков до н. э. Этот канон был не только учебным, но и религиозным: в него входили культовые тексты общегосударственного значения (иногда в отдельных городах записывались и религиозные тексты, связанные с местными культами). Литературные произведения были лишь малой его частью, а главная состояла из ритуальных, магических, научных сочинений. Последние, как правило, представляли собой разного рода списки терминов ‑ назначение их было учебно‑познавательное ‑медицинских, ботанических, географических, геологических и т. п. Из светских художественных произведений сохранились в основном дидактика и эпос. Но дошли и доканонические памятники – ранние версии героических эпосов, боевая песнь воинов царя Хаммурапи, любовный диалог. Кроме того, наряду с каноническими, писцы переписывали и такие неканонические произведения, как шутливую песню о Гильгамеше, сказку о бедняке из Ниппура, политический памфлет «Поучение царю» и другие сочинения. Создавались и новые памятники уже после того, как канон наметился. К ним можно отнести так называемую «Вавилонскую теодицею», ассирийские псалмы Асархаддона и Ашшурбанапала. Некоторые тексты стали считаться каноническими позже других. Поток традиции, таким образом, не был   замкнутым, канон менялся в разные времена и в разных писцовых школах. Поэтому каноничность или неканоничность произведения не были абсолютными. Вне канона, например, была вся историческая литература и анналы, которые не рассматривались как произведения литературы художественной. На многих табличках стоят имена их авторов. Конечно, это могут быть и имена копиистов. Но есть списки и литературные каталоги, где речь идет прямо об авторах. Часто это боги, что вполне понятно, или мифологические персонажи, а один вавилонский диалог, спор между волом и конем, даже записан как исходящий «из уст коня». Но среди фантастических, явно неправдоподобных имен попадаются и вполне вероятные. В некоторых текстах авторы названы по имени или «по имени и отчеству»: «такой‑то, сын такого‑то», или по профессии: «такой‑то, заклинатель». В произведениях, созданных в конце II тысячелетия и позже, часто указываются и родовые имена –что‑то вроде фамилии. Видимо, к этому времени сложились писцовые династии. Указывалось, кем был автор, откуда происходил (большинство названных авторов –из Вавилона). Так, эпос о Гильгамеше записан со слов урукского заклинателя Син‑лике‑уннинни, эпос об Этане –со слов Лy‑Нанны. Эпос об Эрре привиделся во сне Кабтилани‑Мардуку (что означает: «Мардук ‑ почтеннейший из богов»), который, востав ото сна, записал все, что ему приснилось, «не упустив ни единого слова». Памятник, условно называемый ассириологами «Вавилонская теодицея», содержит акростих, составляющий имя автора: «Эсагил‑кини‑уббиб» («Храм очистил верного»), который был царским советником в XI в. до н. э. Если даже прямых доказательств в подлинности авторства у нас нет, мы можем судить об их реальности, если попытаемся проанализировать эти имена. Вероятно, не вымышлен автор эпоса об Эрре, ибо в тексте о нем даны подробные сведения. Вполне возможно, что некий Лу‑Нанна, автор эпоса об Этане,‑ также реальное лицо, поскольку имена подобного типа были характерны для последних столетий III тысячелетия –‑ первых столетий II тысячелетия до и. э., как раз того времени, от которого дошли до нас ранние фрагменты эпоса. Напротив, Сип‑лике‑униинни, скорее всего, не автор, а редактор‑составитель последней версии эпоса о Гильгамеше: имена из трех составных частей стали употребительны лишь во второй половине II тысячелетия до н. э., а первая версия эпоса, безусловно, была создана еще в первой половине этого тысячелетия. Но и большинство случаев, когда указывается имя автора, речь, скорее всего, идет о далеких предках той или иной писцовой школы, к которой принадлежал автор пли редактор последней версии сочинения. Во всяком случае, тут нам важно то обстоятельство, что сами вавилоняне считали свою литературу «авторской». Важен, по‑видимому, был не конкретный автор, но стоящий за именем авторитет (например, тексты, вышедшие «из уст бога Эйи»). Аккадская литература, следовательно, мыслилась авторской – пусть не в нашем понимании, но, во всяком случае, как сложившаяся в потоке традиции, божественной и человеческой. Стремление к личностному началу в аккадской литературе прослеживается во многих направлениях. Предпочтение тому или иному жанру, оказываемое обеими литературами, нам представляется далеко не случайным. Так, в шумерской литературе чаще встречаются гимны и плачи о гибели городов и династий, а в аккадской – псалмы, то есть хвалебные и покаянные молитвы. Гимн рассчитан большей частью на хоровое исполнение, эмоции, которые он вызывает,–коллективные, объединяющие людей. То же можно сказать и о плачах. Молитва, псалом – уже средство индивидуального общения с богом. Если человек нарушал ритуал, осквернялся или заболевал, он шел в храм и заказывал соответствующую службу. Обряд очищения можно было совершить и дома–глава вавилонской семьи обычно исполнял ряд жреческих обязанностей сам. Большинство молитв, псалмов, заклинаний строились стереотипно. Но первоначальный образец, как правило, обладал высокими художественными достоинствами и, по всей видимости, составлялся для царей по специальному заказу, В тексте молитвы часто оставлялось свободное место, чтобы можно было вставить туда имя человека, обращающегося к богу.

Характерны для аккадской литературы и жанры, в которых рассказ ведется от первого лица,– к ним можно отнести так называемые «псевдоавтобиографии» (в нашем издании – легенда о Саргоне), «псевдонадписи», а также и подлинные надписи и исторические описания, нередко содержавшие биографические элементы. Любопытно соотношение диалогических текстов и монологических – в ряде случаев нам представляется возможность проследить эволюцию памятника, где третье лицо заменяется первым – в частности, в философско‑эпических поэмах о «Невинном страдальце» (два варианта публикуются в настоящем издании).

Существование светской лирики кажется несовместимым с понятием литературы культовой, канонической или учебной. И все же этот жанр существовал и дошел до нас. Речь идет не о любовных заклинаниях, близких заговорам, и не об обрядовых песнях‑действах, что было бы вполне естественно. Сохранился каталог любовных песен конца II тысячелетия до н. э., названия (первые строчки произведений) не оставляют сомнения относительно их содержания: «О, приди, любимый!», «Уходи, сои, я обниму любимого!», «Твоя любовь, господин мой,‑ благоухание кедра...», «Не соперница мне ты, сражающаяся со мной!» –и т. д. Но сохранились, к сожалению, только названия, самих песен мы не знаем. Однако существует текст гораздо более раннего времени (начала II тыс. до н. э.), «Оставь попреки...», который показывает, что подобные произведения вовсе не случайное явление. «Оставь попреки...», судя по всему,–учебный текст, который был либо литературной композицией, скопированной с более раннего, несохранившегося текста, либо, что вероятнее, сочинением одаренного ученика‑писца, подготовившего импровизированное упражнение, может быть, для себя, для собственного удовольствия. Произведение это не производит впечатления вполне традиционного, хотя автор не отказывался от традиционных приемов, но наполнено такой искренней выразительностью, которая свидетельствует о прочувствованном личном начале, словом, о том, что и делает поэзию поэзией.

Две тысячи лет существования письменной традиции, равно как и развитой системы школьного преподавания, сделали аккадскую литературу «книжной» и замкнутой,– она развивалась как литература высокой тайной премудрости, изощренной игры ума: «Я открою тебе, Гильгамеш, сокровенное слово...» Литература поучающая и просвещающая зародилась еще в э‑дуббе как шумерская; затем аккадская литература развила и обогатила это направление ‑ «премудростей», поучений, споров о добре и зле, о смысле жизни, где вольно или невольно затрагивались вопросы о смысле бытия... Так, предтечи Екклесиаста в аккадской литературе представлены более, чем в какой‑либо другой литературе древности.

Процесс развития месопотамской словесности к собственно литературе и ее становления был длительным и почти неприметным. Однако уход аккадской литературы от своих истоков – литературы шумерской, развитие возможностей, заложенных в самой литературе, как в самостоятельном виде искусства, привыкание к чтению глазами, «про себя», к процессу размышления и чистого эстетического удовольствия прослеживается в развитых аккадских памятниках весьма отчетливо.

Такая литература может решать уже довольно сложные задачи, создавая, например, произведение, композиция и стилистика которого будут полностью подчинены его идейному замыслу и «сверхзадаче». Мы имеем в виду космогоническую поэму «Когда вверху...»‑«Энума элиш». Это сочинение, соединившее в себе прямолинейную агитацию с абстрактнейшими теологическими выкладками и построениями, задуманное хитроумно и многопланово, является характерным образцом работы «книжной», ученой мысли вавилонских писцов и теологов. Сначала нам кажется, что мы имеем дело с мифом – произведением, повествующим о сотворении мира и излагающим основы вавилонского космогонического учения. В поэме говорится о первородном хаосе, о мировом океане, о создании вселенной, о борьбе первичных стихий. Но очень скоро становится ясно, что цель поэмы вовсе иная. Вся композиция ее искусно и продуманно подчинена единой мысли: прославить величие и мощь бога Мардука, который после возвышения Вавилона в XVIII веке до н. э. постепенно стал центральным божеством вавилонского пантеона. Так, рассказ о последовательном рождении поколений богов, каждое из которых превосходит предыдущее, создан лишь для того, чтобы подчеркнуть совершенство Мардука, а заодно доказать его законную преемственность. Мардук – «дитя‑солнце», с которым никто не может сравняться, к тому же еще и прямой потомок древних шумерских божеств и сын мудрейшего из них, Эйи. Ту же цель преследует и рассказ о сражении с первородной стихией, с Тиамат: Мардук ‑ единственный, кто может противостоять и победить в сраженье. Разработки собственных космогонических представлений по сравнению с шумерской космогонией в поэме не обнаруживается, да это, судя по всему, не слишком интересовало создателей поэмы. Им гораздо важнее было показать роль Мардука в сотворении мира, приписать ему все великие деянья. Создателем людей в шумерской традиции считался Энки‑Эйа, а поэма изображает эту историю так, что Эйа творит людей по замыслу Мардука, как бы исполняя лишь его волю. Вообще все боги в поэме поспешно и добровольно отдают Мардуку свой сан, свои заслуги и положение. При этом «дела земные» мало интересуют авторов – о сотворении земли и людей, о земном устройстве рассказывается как бы мимоходом. Но все, что создается на небе: чередованне дня и ночи, ход небесных светил, расположенно планет – находится в кругу живейших интересов ученых творцов поэмы. Стиль поэмы также подчинен ее идей.: ному замыслу: в ней много архаизмов и придуманных «книжных слов», размер ее тяжел и торжествен, текст обременен большим числом монологических и диалогических повторов,– поэма как бы имитирует древнее произведение, создатели стремились сделать ее похожей на старинные шумерские образцы. И такая искусственность и надуманность сочинения, прямолинейная идеологическая направленность – наиболее уязвимые, слабые стороны поэмы. Она не воспринимается нами столь живо и непосредственно, как эпос о Гильгамеше, или сказание об Атрахасисе, или даже менее совершенный диалог влюбленных с их миром живых человеческих страстей.

Ученая и все же на фольклор опирающаяся литература неминуемо обнаруживает не только свою поэтическую тягу к «изустности», но одновременно и свою причастность к абстрактному графическому образу, к «запечатленному слову». Мы уже говорили, что характернейший прием шумерской и аккадской поэзии – объединение двустиший или даже стансов‑строф, связанных между собой синтаксическим параллелизмом, а также их противопоставление.

Действительно, в аккадской поэзии, в ее развитой форме, совершенно явно выделяются строфы, образованные выделением и подчеркиванием какой‑то единой мысли. Скажем: повторением определенной словесной формулы ‑ «Смилуйся надо мной!..» («Тебе мольбы мои, владык владычица...»), или: «Как тот, кто...» («Владыку мудрости хочу я восславить...»), либо нанизыванием одного за другим параллельного ряда стихов. Реже, но достаточно все же часто применяется хиазм – противоположное, обратное параллелизму, синтаксическое построение. Возможно, мы пока не всегда улавливаем многих существенных литературных приемов в их взаимосвязи. Однако, хотя у нас нет оснований утверждать, что в основе стилявавилонской поэзии лежит строго и сознательно проводимый принцип чередования параллелизмов и хиазмов, в ней явно заметно стремление к особому поэтическому строю речи.

Весьма важно и другое: безусловное существование текста как бы в двух плоскостях – произносимом вслух, заученном или усвоенном па слух, в декламации, и – доступном глазу. Так, например, до нас дошли экземпляры текстов, где поперечной чертой подчеркнута, скажем, каждая десятая строка (в одном из вариантов текста поэмы о Невинном страдальце), что не совпадает с делением строф в поэме. Есть таблички, где строки разделены линией, хотя нет никакого двустишья. То же самое происходит и с цезурой – в некоторых копиях текстов в середине каждой строки оставлено пустое место, делящее строку на два полустишия. Все это знаки – для глаза, они графически отражают возможности читательского восприятия.

Еще более показательное явление – акростих. Клинописному знаку соответствует не буква, а слог; если читать первые знаки строк сверху вниз, составляется акростих. До нас дошло семь акростихов, все из библиотеки Ашшурбанапала. Те из них, что сохранились полностью, называют имена авторов или писцов наряду с благочестивым изречением. Текст одного из них – так называемая «Вавилонская теодицея» – приведен в нашем издании. В одном из стихотворений последние знаки строк идентичны первым, образуя акростих по обеим сторонам.

Конечно, вопросы вавилонской поэтики во многом зависят от того, насколько точно мы можем восстановить правила аккадского стихосложения. Хоть и более понятные, чем в шумерском языке, они до конца все же не выяснены, и многое остается еще спорным в понимании законов аккадского стиха. Определенную роль в изучении аккадского языка сыграл, конечно, принцип сравнения с живыми семитскими языками. Но то обстоятельство, что для записи своего языка аккадцы употребляли систему, созданную шумерами для совершенно иных фонетических и грамматических категорий, заставляет нас быть очень осторожными в окончательных выводах о стихосложении. По мнению большинства специалистов, вся древневосточная поэзия написана тоническим или близким к тоническому стихом, где главную роль играет счет ударных слогов, а число неударных ничего не значит. Чтения, как такового, в аккадской литературе, надо полагать, не было, стихи произносились нараспев или просто пелись.

Для наиболее распространенного размера характерен стих, содержащий четыре ударения и разделенный паузой‑цезурой на два полустишия. Кажущаяся неорганизованность стиха устраняется женскими, то есть неударными окончаниями. Встречаются и пятистопные, и шестистопные стихи, в таком случае стих имеет две цезуры либо одну –после третьей стопы. Шестистопный стих можно рассматривать как два трехстопных, и ранние тексты старовавилонского периода обыкновенно написаны, а быть может, только записаны короткими трехстопными стихами. Прямая речь вводится в стих особыми формулами, которые, как правило, выпадают из размера и подчинены собственному ритму. Возможно, они не пелись, а произносились нараспев. Имя собственное также часто выделяется в особую дополнительную стопу.

При переводе аккадских литературных текстов на русский язык переводчики обычно исходят из предпосылки тонической системы стихосложения аккадского языка, что оказывается очень удобным для передачи этих стихов в русской тонической системе.

В России традицию переводов памятников клинописной литературы начали поэты В. Брюсов и Н. Гумилев, переводившие памятники с французских подстрочников. В 1897 году вышел сонет Брюсова «Ассаргадон», который практически является стихотворным переложением надписи этого царя, обнаруженной вместе с его изображением в Сирии, в Нахр‑эль‑Кельбе. Поэт Н. Гумилев был первым, кто познакомил в 1919 году русских читателей с эпосом о Гильгамеше. Большую помощь в работе над переводом оказал Гумилеву крупнейший шумеролог и ассириолог В.К.Шилейко (1891‑1930), сам талантливый поэт и переводчик. Он написал предисловие к переводу Гумилева. Переводы с шумерского и аккадского языков самого В. К. Шилейко знаменовали собой новый этап в истории изучения клинописной литературы и положили начало художественным переводам уже с подлинника, включавшим также и научную интерпретацию текста. Они не потеряли своего художественного значения и поныне, однако устарели в научном отношении, ибо наши знания шумерского и аккадского языков все же ушли вперед за пятьдесят лет, что отделяют нас от кончины ученого. Часть переводов В. К. Шилейко была опубликована в 20‑х годах в журнале «Восток», многое затерялось, в том числе и его собственный перевод эпоса о Гильгамеше. Но кое‑что сохранилось в его архиве, и составители настоящего сборника считают одной из главных своих задач познакомить наших читателей с наиболее интересными переводами В. К. Шилейко.

В 1961 году на русском языке был опубликован «Эпос о Гильгамеше» в переводе И. М. Дьяконова, и с этого времени над художественными переводами с шумерского и аккадского языков работает вместе с ним группа его учеников, которые стремятся в своих переводах, по возможности приближаясь к размерам подлинника, передать средствами русского языка своеобразие и выразительность древних памятников. Настоящий сборник является первым изданием на русском языке, где представлены почти все жанры аккадской поэзии и ассирийской прозы. Однако это не совсем тот круг сочинений, который знали образованные читатели времени Аш‑шурбанапала,‑многие знаменитые произведения, такие, как сказания об Этане, летавшем на орле, об Адапе, не получившем бессмертия, о сражении бога‑героя Пинурты с орлом Анзу и другие, еще ждут своей встречи с русским читателем. В сборник попали произведения, которые их переводчики смогли подготовить на современном уровне науки, собрав все последние публикации и соединив в ряде случаев отдельные фрагменты в сводные версии. Издатели постарались быть верными шумеро‑вавилонской традиции, сохранив, а где‑то восстановив заглавия произведения по первой строке. Привычные, но часто произвольные заглавия, предлагавшиеся учеными, даются ниже как подзаголовок. Нам хотелось бы, чтобы эта маленькая деталь создала у читателя ощущение достоверности, оказалась бы тем ключом, который отомкнет ему дверь в тысячелетия.

В. Афанасьева

 

 

ДЕЯНИЯ БОГОВ

 

 

 

КОГДА ВВЕРХУ...» – «ЭНУМА ЭЛИШ»

Поэма о сотворении мира (в сокращении) [2]

 

Таблица I [3]

 

 

Когда вверху не названо небо,

А суша внизу была безымянна,

Апсу первородный, всесотворитель,

Праматерь Тиамат, что все породила,

5 Воды свои воедино мешали.

Тростниковых загонов тогда еще не было,

6а Тростниковых зарослей видно не было.

Когда из богов никого еще не было,

Ничто не названо, судьбой не отмечено,

Тогда в недрах зародились боги,

10 Явились Лахму и Лахаму и именем названы были.

И пока они росли и мужали,

Тогда родились Аншар и Кишар.

Они дни копили, множили годы,

И наследник их – Ану, – отцам своим равный.

Ану‑первенца Аншар себе уподобил.

Нудиммуда сотворил по своему подобию Ану.

Нудиммуд, отцами рожденный своими,

Он разумом светел, многомудр и всесилен,

Аншара, деда его, превзошел он премного,

20 Меж богов‑сородичей нет ему равных.

Толпой собираются сородичи‑боги,

Тревожат Тиамат, снуют, суетятся,

Чрево Тиамат они колеблют

Буйным гамом в верхних покоях.

25 В Апсу не утихает их гомон.

Но спокойна, безмолвствует Тиамат,

Хотя тягостны ей их повадки.

Не добры их пути, она же щадит их.

Апсу, великих богов творитель,

30 Кличет Мумму‑советника, так ему молвит:

«Советник мой Мумму, веселящий мне печень!

Давай пойдем‑ка с тобой к Тиамат!»

И они пошли, пред Тиамат воссели.

О богах, своих первенцах, думали думу.

35 Апсу уста свои открыл,

Кричит раздраженно, обратясь к Тиамат:

«Мне отвратительны их повадки!

Мне днем нет отдыха, покоя – ночью!

Их погублю я, дела их разрушу!

40 Да утихнут звуки, во сне да пребудем!»

Едва такое услышав, Тиамат

Взъярилась, накинулась на супруга,

В одинокой ярости вопияла горько,

Злобою полнилось все ее чрево.

45 «Как?! Порожденье свое уничтожим?!

Пусть дурны их пути – дружелюбно помедлим!»

Тут Мумму к Апсу обратился с советом,

Недобр и неласков совет был Мумму:

«Уничтожь, отец мой, их злые повадки!

50 Будут дни твои мирны, будут ночи покойны!»

Апсу то слышит – светлеет ликом,

Ибо злое он первенцам своим замыслил.

Тут обхватил он за шею Мумму,

Посадил на колени, ласкать его начал.

55 О том, что в совете они порешили,

Богам, своим первенцам, они сказали.

Услышали боги о том, заметались.

После затихли, безмолвно сидели.

Но разумом мудрый, хитроумный, искусный,

60 Всеведущий Эйа придумал выход.

Он создал образ, завершил и закончил,

Заклинанье святое сотворил премудро,

Повторил громозвучно, отправил в Воды.

Излилась дремота, сном окружила –

65 Апсу усыпил он сном излиянным.

Цепененье охватило советника Мумму.

Эйа перевязь снял, сорвал тиару ‑

Апсу сиянием овладел он.

Апсу сковал он и предал смерти.

70 Он Мумму пленил, на засов его запер.

Он возвел над Апсу себе чертоги.

Надсмеялся над Мумму, протащил на веревке.

Как разбил, уничтожил своих супостатов,

Укрепил над врагами победу Эйа.

75 Отдых вкусил в потаенном покое.

«Апсу» нарек он покои, кумирней сделал,

Для брака святого их предназначил.

Там с Дамкиной, супругой, возлег Эйа в величье.

В покое судеб и предначертаний.

80 Бог зачал мудрейшего из мудрых.

В Апсу зарожден был Мардук.

В светлом Апсу зарожден был Мардук.

Эйа, родитель, там его создал,

Дамкина, мать его, породила.

85 Грудью богини был он вскормлен.

Благоговея, мать его питала.

Его лик был прекрасен, сверкали взгляды!

Изначально властна, царственна поступь!

Узрел его Эйа, отец‑творитель, –

90 Весельем и радостью наполнилось сердце.

91 Он воспринял его совершенство,

91а Наградил его божьей силой двойною.

Он ростом велик, среди всех превосходен,

Немыслимо облик его совершенен –

Трудно понять, невозможно представить.

95 Четыре глаза, четыре уха!

Он рот раскроет – изо рта его пламя!

Он вчетырежды слышит мудрейшим слухом,

И всевидящи очи – все прозревают!

Средь богов высочайший, прекраснейший станом,

100 Мышцами мощен, ростом всех выше!

«Малыш мой, сыночек! Малыш мой, сыночек!

Сыночек‑солнце! Солнышко божье!»

Нимб его – десяти богов сиянье!

Пятьдесят сияний его окружает!

105 Породил Ану четыре ветра,

Вложил ему в руки – «Подарок сыночку!» –

Он сотворил ураганы и вихри,

Он топи создал, что гнетут Тиамат.

Днем и ночью томится, мятясь, Тиамат,

110 Тяжко богам, нет покоя от ветров,

Зло задумали своим чревом,

Тиамат, праматери, так они молвят:

«Как Апсу любимого твоего убивали,

Не пришла ты на помощь, сидела молча.

115 Четыре вихря ужасных сотворил Ану,

Твое чрево трясется, и мы бессонны!

Апсу твой любимый да падет на сердце!

И Мумму пленный – одна ж ты осталась!

Не ты ль наша матерь? И мечешься в страхе!

120 Нас, что так маются, нас ты не любишь!

В бессоннице высохли наши очи!

Сбрось ярмо, и покой получим!

Сразись, отомсти за Апсу и Мумму!

Порази врагов, преврати их в тени!»

125 Услыхала Тиамат – ей любы речи.

«Благо – совет ваш, ураган поднимем!

Уничтожим богов в разгаре битвы!

Сраженье устроим, богам отплатим!»

Они вокруг Тиамат столпились,

130 Днем и ночью, взбешенные, помышляют о мести,

Львы рычащие, они готовятся к бою.

Держат совет, дабы устроить битву.

Матерь Хубур, что все сотворяет,

Неотвратимое множит оружие, исполинских

делает змеев!

 

135 Остры их зубы, их клыки беспощадны!

Она ядом, как кровью, их тела напитала,

В Ужас драконов свирепых одела,

Окружила нимбами, к богам приравняла.

Увидевший их – падет без силы!

140 Если в битву пойдут, то уже не отступят!

Гидру, Мушхуша, Лахаму из Бездны она сотворила,

Гигантского Льва, Свирепого Пса, Скорпиона

в человечьем обличье,

Демонов Бури, Кулилу и Кусарикку.

Безжалостно их оружие, в битве они бесстрашны!

145 Могучи творенья ее, нет им равных!

И еще сотворила одиннадцать этим подобных!

Из богов, своих первенцев, что совет составляли,

Кингу избрала, вознесла надо всеми –

Полководителем, Главным в Совете,

150 С оружьем битвы скликающим к бою,

Распределителем добычи.

Всех отдала под власть его, на престол посадила.

«Надо всеми в Совете тебя вознесла я!

Все божьи решенья в твою руку вложила!

155 Всех ты превыше, супруг мой единый!

Над Ануннаками вознесу твое имя!»

Таблицы судеб ему вручила, на груди его укрепила.

«Лишь твои неизменны приказы, уст твоих

нерушимо Слово!»

Ныне, как Кингу взнесен, дали сан ему Ану,

160 Средь богов, сынов его, судьбу он судит.

«Твоих уст речения да исторгнут пламя!

Яд, что собрали мы, вражью мощь да погубит!»

 

 

Таблица II

 

[Содержит 129 строк. Эйа узнает о приготовлениях Тиамат к бою и идет к Аншару, чтобы сообщить об этом. Его рассказ – дословное повторение строк 129‑162 таблицы I. Аншар в растерянности и гневе. Он предлагает Эйе – победителю Апсу и мудрейшему из богов – попытаться усмирить ярость Тиамат. Текст ответа Эйи разрушен, но из сохранившихся отдельных слов и из дальнейшего контекста ясно, что он советует отправить Ану на разведку и переговоры с Тиамат. Ану идет, но, взглянув на Тиамат, возвращается в страхе: ему не осилить ее, он не осмелился даже предстать перед нею. Боги в тяжком раздумье. И тут Аншар вспоминает о юном Мардуке. Мардук, которого предварительно наставляет Эйа, предстает перед богами. Он согласен сразиться с Тиамат, но выдвигает свои требования:]

 

 

123 «Если я мстителем за вас стану,

Чтоб Тиамат осилить и спасти ваши жизни, –

125. Соберите Совет, возвысьте мой жребий!

В Убшукине радостно все вместе воссядьте!

Мое Слово, как ваше, да решает судьбы!

Неизменным да будет все то, что создам я!

129 и никто приказ моих уст не отменит!»

 

Таблица III

 

[Содержит 138 строк. Аншар отправляет Гагу, своего посла, к Лахму и Лахаму Гага должен изложить старейшим богам все события. Рассказ о подготовке Тиамат к бою повторяется, таким образом, дважды: устами Аншара, как поручение, и затем уже непосредственно – устами Гаги. Гага сообщает и об условиях Мардука. Узнав о злодеяниях Тиамат, Лахму и Лахаму разражаются стенаньями. Затем все собираются на Совет.]

 

 

129 Они собрались и отправились вместе ‑

Все великие боги, что решают судьбы.

К Аншару пришли, Убшукину заполнили.

Поцеловали друг друга, обнялись в Совете.

Повели беседы, на пиру воссели.

Вкусили хлеба, вина испили.

135 Сладкое питье в нутро их бежало.

Отяжелели плотью они от пива.

Взвеселились весьма, взыграла их печень,

138 И Мардуку, мстителю, вручили судьбы.

 

 

Таблица IV [4]

 

 

Ему воздвигли престол почета.

Пред отцами он сел для участья в Совете.

«Сколь же славен ты меж богов великих!

Несравненна судьба твоя, твое Слово – Ану!

5 Мардук, славнейший средь богов великих!

Несравненна судьба твоя, твое Слово – Ану!

Непреложно отныне твое повеленье,

Вознести, ниспровергнуть – в руке твоей ныне!

Твои истинны речи, слова не ложны,

10 Ни один из богов твоих границ не преступит!

Ты – опора и мудрость храмов божьих,

В их святилищах место займешь ты отныне!

Лишь ты, о Мардук, наш отомститель!

Надо всей вселенной мы даем тебе царство!

15 Воссядь же в Совете, твое Слово владычно!

Да будет без промаха твое оружье, да поразит оно вражью силу!

Кому веришь ты – спасена того жизнь, о Владыка!

Но бога, что злое замыслил, – погуби его душу!»

Звезду меж собою они положили.

20 Первородному Мардуку так сказали:

«Ты возвышен, Владыка, надо всеми богами!

Уничтожить, создать – прикажи, так и будет!

Промолви же Слово – звезда да исчезнет!

„Вернись!" – прикажи – и появится снова!»

25 По слову уст его звезда исчезла.

«Вернись!» – приказал, и она появилась.

Боги‑отцы, силу Слова увидя,

Ликовали и радовались: «Только Мардук – властитель!»

Дали жезл ему, трон и царское платье,

30 Оружье победное, что врагов поражает.

«Ступай же, жизнь прерви Тиамат!

Пусть ветры развеют ее кровь по местам потаенным!»

Как боги‑отцы решили судьбу Владыки,

Путем удачи, дорогой успеха пустили.

35 Он лук избрал оружием в битве,

Изготовил стрелы, тетиву приладил.

Булаву схватил он своею десницей,

Лук и колчан на боку повесил.

Выпустил молнию перед собою,

40 Сверкающим пламенем наполнил тело.

Он сделал сеть: уловить изнутри Тиамат

Он четыре ветра поставил, ничто из нее чтоб не вышло,

Дар отца его Ану, он вдоль сети расставил ветры.

Он создал Разрушающий Ветер,

Ураган и Песчаную Бурю,

45 Четыреждымощный ветер, Семишквальный,

Мятежный, Непостоянный Ветер.

Он направил ветры, что сотворил он, – всю семерицу,

За ним они встали – изнутри сотрясать Тиамат.

Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

50 На страшную взошел колесницу – непобедимых Вихрей.

Он их поставил, он впряг всю четверку в упряжку:

Душегубца, Злодея, Топчуна, Быстроскока.

В оскале их пасти, их клыки ядовиты.

Покоя не ведают, убиение знают.

55 Он поставил направо Бой Свирепый и Натиск,

А налево поставил Отпор – отраженье ударов.

Ужасом, словно плащом, он покрылся.

Он главу окружил сиянием грозным.

Вышел владыка, вперед устремился,

60 К Тиамат яростной путь свой направил.

Вложил в уста свои заклинанье,

Ядовитые травы зажал в руке он.

И тут вокруг него заметались, боги вокруг него заметались.

Боги, отцы его, заметались, боги вокруг него заметались.

65 Владыка приблизился заглянуть в Тиамат,

Кингу, супруга ее, разведать планы.

Глядит – и сбивается его походка,

Мутится разум, мешаются мысли.

И боги‑помощники, что с ним рядом стояли,

70 Потемнели ликом, как героя узрели.

Заклинанье он кинул – Тиамат не двинула шеей.

На устах ее – дикая злоба, в уме – вероломство.

«Что же ты вышел и боги сгрудились так тесно?

С мест своих они на твое посбивались место?!»

75 Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

Тиамат взбешенной, так он ей крикнул:

«Что ты для виду добро предлагаешь,

А сердцем злобным измышляешь сраженье?

Кричали сыны – отцы их презрели,

80 А ты, их праматерь, ненавидишь милость!

В полюбовники Кингу ты избрала,

В сан Ану ввела, ему не должный!

Владыке богов Аншару ты уготовила злое!

И богам, отцам моим, ты также зло замышляешь!

85 Да будут войска твои готовы, да будет поднято оружье!

Становись! Ты и я сойдемся в сраженье!»

Когда это услыхала Тиамат,

В мыслях помутилась, потеряла рассудок.

Взревела, вверх взвиваясь, Тиамат,

90 От подножья до верха сотряслась ее туша:

Чары швыряет, заклинанья бормочет.

А боги к сраженью оружие точат.

Друг на друга пошли Тиамат и Мардук, из богов он мудрейший,

Ринулись в битву, сошлись в сраженье.

95 Сеть Владыка раскинул, сетью ее опутал.

Злой Вихрь, что был позади, он пустил пред собою,

Пасть Тиамат раскрыла – поглотить его хочет,

Он вогнал в нее Вихрь – сомкнуть губы она не может.

Ей буйные ветры заполнили чрево,

100 Ее тело раздулось, ее пасть раскрылась.

Он пустил стрелу и рассек ей чрево,

Он нутро ей взрезал, завладел ее сердцем.

Ее он осилил, ей жизнь оборвал он.

Труп ее бросил, на него наступил он.

105 Как убил он предводительницу Тиамат, ‑

Рассеялось войско ее, разбежались отряды.

А боги‑соратники, что с ней выступали,

От страха дрожа, назад повернули,

Убежали, жизни свои спасая,

110 Но в кольце оказались, ускользнуть не сумели.

Он в плен их забрал, разбил их оружье.

Брошены в сеть, очутились в ловушке.

По углам забившись, рыдали тяжко.

Понесли наказанье – в заключенье попали,

115 А одиннадцать, тех, что грозили страхом,

Скопище тварей, что шло с ней справа,

Он бросил в оковы, связал им руки,

Все их воинство он растоптал под собою.

И Кингу, что был надо всеми главным, –

120 Он сковал его, Демону Смерти предал.

Он вырвал таблицы судеб, что достались тому не по праву,

Опечатал печатью, на груди своей спрятал.

Как разбил, уничтожил он своих супостатов,

Как бык растоптал врагов надменных.

125 Укрепил над врагами славу Аншара.

Мечты Нудиммуда исполнил Мардук храбрейший,

Над богами закованными он закрепил победу.

К Тиамат, что он одолел, он снова вернулся.

На ноги Тиамат наступил Владыка.

130 Булавой беспощадной рассек ей череп.

Он разрезал ей вены, и поток ее крови

Северный ветер погнал по местам потаенным,

Смотрели отцы, ликовали в веселье.

Дары заздравные ему послали.

135 Усмирился Владыка, оглядел ее тело.

Рассек ее тушу, хитроумное создал.

Разрубил пополам ее, словно ракушку.

Взял половину – покрыл ею небо.

Сделал запоры, поставил стражей, –

140 Пусть следят, чтобы воды не просочились.

Пересек небосвод, обозрел пространство.

Подобье Апсу, чертог Нудиммуда, он измыслил.

Размеры Апсу измерил Владыка.

Отраженье его – Эшарру создал.

145 Эшарру, кумирню, что поставил на небе.

Ану, Энлилю и Эйе в их созвездьях‑святилищах устроил стоянки.

 

 

Таблица V [5]

 

[Содержит 156 строк.]

 

 

Он устроил стоянки богам великим.

Звезды‑планеты, подобья богов, он сделал.

Он год разделил – начертил рисунок:

Двенадцать месяцев звездных расставил он по три.

5 Когда ж начертил он на небе рисунок дней года,

Закрепил он стоянку Неберу, дабы центр указать

всем звездам.

Никто бы не погрешил, не стал бы небрежен!

По сторонам Неберу он сделал стоянки Энлилю и Эйе.

С обеих небесных сторон открыл он ворота,

10 Он затворы поставил справа и слева.

Он зенит во чреве Тиамат поставил.

Дал сияние Месяцу – хранителю ночи!

Научил его сотворению дня – для распознания

суток!

«Не прекращая, весь месяц, изменяй рисунок тиары!

15 Вначале, над страною вздымаясь,

Рога тиары взноси до дня шестого!

В день седьмой появись в половине тиары!

На пятнадцатый день удвой половины – и так

каждый месяц!

Когда ж солнце тебя на горизонте узреет,

20 Уменьшайся в короне, отступай обратно!

Исчезая, к дороге солнца приблизься,

И на тридцатый день вновь вставай против солнца!»

 

 

[Разбито более 20 строк.]

 

 

45 Когда дни справедливые солнцу назначил,

Стражей дня и ночи поставил,

Истеченье слюны Тиамат

Мардук собрал и согнал ее в тучи,

Сгрудил ее в облака кучевые.

50 Веянье ветра, дожди и холод,

Воздымание бури – ее слюны истеченье ‑

Распределил, своей власти доверил.

Он поставил главу Тиамат, он на ней гору насыпал.

Он Бездну открыл – устремились потоки.

55 Тигр и Евфрат пропустил он сквозь ее очи.

Ее ноздри заткнул он – накопил там воды.

Насыпал на грудь ее гору крутую.

Дабы воды собрать, устроил ямы.

Загнул ее хвост, скрутил как веревку, –

60 Укрепить Апсу под ногами своими.

Сделал ляжки ее опорою неба.

Отделил половину ее – поставил землю.

Он прах закрепил внутри Тиамат.

Сеть размотал, освободил ее тело.

65 Так создавал он небо и землю.

Связь небес и земли скрепил он прочно.

Затем он назначил свои ритуалы, установил свои обряды.

Бразды правленья велел взять Эйе.

Таблицы судеб принес, что забрал у Кингу, ‑

70 Дар заздравный, – одарил им Ану.

 

[Остальная часть таблицы посвящена рассказу о триумфе Мардука, о дарах и славословии богов старшего поколения. Мардук предлагает богам построить святилище для совместного отдыха – подобье Апсу. Боги отвечают ему новой хвалой и предлагают с помощью Эйи продолжить сотворение.]

 

Таблица VI [6]

 

 

Мардук, речи богов услышав,

Сердцем задумал искусное сделать,

Уста открыл он и молвит Эйе,

Что в сердце задумал, в уме замыслил:

5 «Кровь соберу я, скреплю костями,

Создам существо, назову человеком.

Воистину я сотворю человеков.

Пусть богам послужат, чтоб те отдохнули.

Божьи пути изменю и улучшу:

10 Почитаемы ‑ ‑ все, но два будут рода».

Эйа ответил, слова промолвил,

Совет добавил, чтоб богов успокоить:

«Да будет выбран один из братства,

Он да погибнет ‑ ‑ люди возникнут!

15 Великие боги пусть соберутся ‑

Один ‑ ‑ виновник, отпущение ‑ прочим!»

Мардук собрал богов великих,

С милостью принял, изрек указанье.

Почтительно боги ему внимали.

20 К Ануннакам обратил Владыка речи:

«Если верны ваши прежние клятвы,

Истинно ныне мне да ответьте –

Это кто замыслил сраженье,

Взбаламутил Тиамат, устроил битву?

25 Да будет схвачен устроивший битву,

Его покараю, вы ж мирно живите!»

Отвечали Игиги, великие боги,

«Царю‑божеству‑небес‑и‑земли»,

Советнику божьему, своему господину:

«Это Кингу устроил сраженье,

30 Взбаламутил Тиамат, затеял битву!»

Связали его, притащили к Эйе.

Объявили вину его, кровь излили.

Людей сотворил он на этой крови,

Дал им бремя божье, богам же ‑ ‑ отдых.

35 Как Эйа, мудрейший, род людской создал,

Возложил на него божье бремя!

Непостижимо для разума это деянье –

По замыслу Мардука Нудиммуд исполнил!

Разделил тогда Мардук, Владыка божий,

40 Всех Ануннаков, дольних и горних,

К Ану приставил – охранять решенья.

Триста на небе он выставил стражей.

Земле такую же долю назначил.

Шестьсот поселил их на земле и небе.

45 Когда отдал он все приказанья,

Ануннакам небес и земли назначил судьбы,

Ануннаки уста свои открыли,

К Мардуку, владыке богов, обратили слово:

«Ныне, владыка ты наш, как вольности нам ты назначил,

50 Благодарностью нашей тебе что еще будет?

Кумирню воздвигнем, наречем ей имя!

Почивальню твою, в ней и мы заночуем, и мы отдохнем в ней!

Мы заложим святилище, место престола!

В день, когда мы прибудем, и мы отдохнем там!»

55 Как услышал Мардук эти речи,

Словно ясный день просиял он ликом:

«„Врата бога" постройте, как вы возжелали!

Кирпичи заложите, создайте кумирню!»

Лопатами замахали Ануннаки.

60 В первый год кирпичи для храма лепили.

По наступленье второго года

Главу Эсагилы, подобье Апсу, воздвигли.

При Апсу построили зиккурат высокий.

Ану, Энлилю и Эйе, как и в Апсу, поставили там жилища.

65 В величье Мардук воссел перед ними.

От подножья Эшарру они осмотрели до рогов зиккурата.

Когда же закончили Эсагилу,

Все Ануннаки молельни себе воздвигли.

Триста Игигов земли, триста – небес, шестьсот

из Апсу, – всех их собрал он,

70 Владыка, в святилище, что жильем его стало.

Он богам, отцам своим, пир там устроил.

«Вот Вавилон – „Врата божьи" – жилье ваше ныне!

Радуйтесь в нем, веселитесь, ликуйте!»

Места свои заняли великие боги,

75 Расставили кубки, на пиру воссели.

Когда ж завершили веселый праздник,

Возвышенное в Эсагиле сотворили:

Все уставы назначили, все предначертанья,

Всем богам закрепили места на земле и на небе!

80 Великие боги – пятьдесят их воссело.

Семь богов Судьбы – выносить решенья – определили.

Лук, оружье свое боевое, положил перед богами Владыка.

Сеть, что он сотворил, отцы его боги узрели.

Оглядели лук, его форма искусна,

85 Хвалили рук его творенье.

Лук пред Советом богов воздел и вымолвил Ану,

Поцеловав: «Воистину – это дитя мне!»

Нарек Ану Лук именами:

«Долгодрев» – его первое, «Победитель» – второе,

90 Третьим станет «Созвездие Лука» – в небесах ему дал сиянье!

Меж созвездий дал место ему, меж богов, его братьев!

Как Луку судьбу назначил Ану,

Престол воздвиг – меж богов высочайший,

И в Совете богов тот Лук поселил он.

95 Собрались на Совет великие боги.

Укрепили, упрочили Мардука долю –

Сами себя обрекли проклятью,

Поклялись водой и елеем, горла коснувшись:

Над всеми богами ему дали царенье,

100 Над богами небес и земли власть ему дали.

Величал его Аншар – нарекал Асаллухи:

«К речению уст его склонимся покорно!

Отверстым устам его да внемлют боги!

Горе и долу прочны его указанья!

105 Да будет возвышен наш сын‑отомститель,

Славна его власть, да не будет ей равных!

Детищ своих, черноголовых, воистину пастырем он будет!

Во веки веков, да не позабудут, да назовут они его деянья!

Да установят его отцам великие хлебные приношенья!

110 Да позаботятся об их храмах, в благочестии содержать да будут!

Да будут зажжены воскуренья, да побудят они людей к заклинаньям!

Подобье того, что на небе он создал, на земле да сделано будет!

Черноголовых да научит почитать его боязливо!

Да помнят люди, да взывают к богу!

115 По словам его уст да чтят богиню!

Божествам да приносят хлебные жертвы!

Без небреженья богов да содержат!

Пусть страны свои они возвысят, пусть храмы свои они воздвигнут!

Воистину поделят богов черноголовые между собою!

120 Нам же, сколько бы имен мы ему ни давали,

главное – он воистину бог наш!

Назовем же пятьдесят имен его ныне!

Да будут славны его дороги, да будут равны им

его деянья!

Мардук!

Так отец его Ану нарек от рождения!

Он создатель водопоев и пастбищ, обогащает он их загоны!

125 Он, кто своим оружьем‑потопом поражает своих супостатов!

Кто богов, отцов своих, от напасти избавил!

Он, Сын‑Солнце, меж богами сияет –

В сиянии его блеска да будут ступать они вечно!

Людей, что он создал, дал им жизни,

130 Дал им бремя божье, а богам свободу –

Создать и разрушить, казнить и простить –

Воистину, то в его лишь власти, со страхом

почтительным на него да взирают!

Марукка – о да, это бог их, их сотворитель!

Он, кто радует сердца Ануннаков, успокаивает Игигов!

135 Марутукку – он прибежище стран, городов и народов!

Этим именем навеки люди его восславят!

Мершакушшу – яростный и разумный,

разгневанный и великодушный,

С сердцем просторным, с печенью доброй!

Лугальдимеранки имя его, так наречен он был в Совете!

140 Его уст реченья мы возносим надо всеми богами, его отцами!

Он воистину владыка надо всеми богами земли и неба!

Царь! От его приказаний в страхе боги горе и долу!

Наделугальдимеранки – этим именем его мы

назвали, он – всех богов советник!

Он, кто нам в невзгодах наших на земле и в небе дал приюты!

145 Он, кто закрепил стоянки всем Игигам и Ануннакам!

От этого имени его дрожат и трепещут в кельях

боги!

Асаллухи – имя его, коим нарек отец его Ану!

Меж богов он воистину мудрейший и мощный!

Как в его имени то звучит – стран и богов он дух‑покровитель!

150 Он, кто спас в двоеборье могучем наши обители от разрушенья!

Асаллухинамтила – бог, сохраняющий жизнь,

так во второй раз его назвали!

Ибо, как собственные творенья, богов пораженных он исцеляет!

Владыка! Светлыми заклинаньями богов умерших он оживляет!

Он, разрушающий супостатов! Хвалу ему да вознесем мы!

155 Асаллухинамру – светоч, так в третий раз его нарекли мы!

Сияющий бог, что наши пути освещает!»

Так по три имени дали ему Аншар, Лахму и Лахаму,

И богам, сынам своим, молвили слово:

160 «Нарекли мы его тремя именами каждый,

Ныне и вы, нам подобно, ему имена нареките!»

Возликовали боги, приказ тот услышав,

В Убшукине они обменялись советом.

«Сыну‑воителю, отомстителю нашему,

Ныне нашей опоры да восславим Имя!»

165 В Совете воссели – одарять Судьбою,

Соблюдая обряд, нарекать ему Имя.

 

 

Таблица VII [7]

 

[Содержит 162 строки. Строки 1‑142 продолжают перечисление остальных 50 имен Мардука, каждое из которых снабжено многочисленными эпитетами и распространенными определениями – расшифровкой смысла имени.]

 

 

143 Пятьюдесятью именами величая, великие боги

Пятьдесят имен нарекли, деяния его возгласили.

145 Да удержат их, да откроет их Первый,

Мудроумный и сведущий да обмыслят их вместе!

Отец повторит их, да обучит сына,

Правителя, пастыря да внемлют им уши!

К Мардуку, Энлилю богов, да не будут небрежны!

150 Чтоб цвела бы страна, и он сам был во здравье!

Крепко Слово его, неизменны Приказы,

То, что из уст его, ни один из богов не отменит!

Если глянет он гневно – не склонит выи,

Его ярости бог ни один не перечит!

155 Не постичь его сердца, не объять его разум.

Согрешитель, неправедник пред очами его предстанут!

Откровение это, что Первому явлено было, ‑

Записав, сохранил он, дабы в грядущем узнали.

Отца Мардука, что богов сотворил, Игигов,

160 Да восславят навеки, да назовут его имя!

О Мардуке песнь величальную да услышат,

О том, кто Тиамат осилил и взял себе царство!

 

«КОГДА БОГИ, ПОДОБНО ЛЮДЯМ...»

Сказание об Атрахасисе [8]

 

Таблица I [9]

 

 

Когда боги, подобно людям,

Бремя несли, таскали корзины,

Корзины богов огромны были,

Тяжек труд, велики невзгоды.

5 Семь великих богов Ануннаков

Возложили бремя труда на Игигов.

Был Ану, отец их, вышним владыкой,

Их советником – воитель Энлиль,

Их управляющим был Нинурта,

10 Их надсмотрщиком был Эннуги.

Тогда по рукам ударили боги,

Бросили жребий, поделили уделы.

Ану получил во владение небо,

Власти Энлиля подчинили землю.

15 Засовы вод, врата Океана,

Государю Энки они поручили.

На небо свое Ану поднялся,

Энки спустился в свои глубины.

Они, небесные Ануннаки,

20 Тяжкий труд положили Игигам.

Начали боги выкапывать реки,

Жизнь страны, каналы, прорыли.

Игиги стали выкапывать реки,

Жизнь страны, каналы, прорыли.

25 Реку Тигр они прокопали,

Реку Евфрат прокопали также.

Они трудились в водных глубинах.

Жилище для Энки они возводили.

Они возвели Апсу для Энки,

30 [...............................

……………………………

………] они вознесли его вершину.

а Десять лет они тяжко трудились,

б Двадцать лет они тяжко трудились,

в Тридцать лет они тяжко трудились,

г Годы и годы тяжко трудились.

34 Годы труда они подсчитали,

35 Годы труда в болотах и топях.

Годы труда они подсчитали.

Две с половиной тысячи лет

Они тяжко трудятся днем и ночью.

Они кричали, наполняясь злобой,

40 Они шумели в своих котлованах:

«Хотим управляющего увидеть!

Пусть он отменит труд наш тяжелый!

Он, советник богов, воитель!

Пойдем, разыщем его жилище!

45 Энлиль, советник богов, воитель!

Пойдем, разыщем его жилище!»

Их предводитель открыл уста

И так говорит богам, своим братьям:

«Все управители древних времен [....

50..........................................]

а Неправедно был назначен Энлиль!

б Его заменим, другого назначим!

II 57 Он, советник богов, воитель!

Пойдем, разыщем его жилище!

Энлиль, советник богов, воитель!

60 Пойдем, разыщем его жилище!

Ныне ему объявляем войну!

Сражение да столкнется с битвой!»

Боги вняли его речам.

Они спалили свои орудья,

65 Они сожгли свои лопаты,

66‑67 Предали пламени свои корзины.

За руки взявшись, они пошли

К святым вратам воителя Энлиля.

70 В средину стражи, в самую полночь

Был храм окружен, но бог не ведал.

В средину стражи, в самую полночь

Был Экур окружен, но Энлиль не ведал.

Калькаль услышал и был встревожен.

75 Он открыл засов и глянул наружу.

Бог Калькаль разбудил Нуску.

Шум Игигов они услыхали.

Нуску пошел будить господина.

С ложа его он его поднял.

80 «Господин мой, твой храм оцеплен,

Подошла битва к твоим воротам!

О Энлиль, твой храм оцеплен,

Подошла битва к твоим воротам!»

85 Энлиль открыл свои уста,

Говорит своему советнику Нуску:

«Нуску, закрой на засов ворота!

Вооружись, предстань предо мною!»

Нуску закрыл на засов ворота,

90 Вооружился, предстал пред Энлилем.

Нуску открыл свои уста,

Так говорит воителю Энлилю:

«Господин мой, что это лик твой бледен,

Почему ты сынов своих боишься?

95 Энлиль, что это лик твой бледен,

Почему ты сынов своих боишься?

Позови, и пусть опустится Ану,

Энки предстанет перед тобою».

Он послал, и Ану к нему спустился.

100 Энки предстал пред его очи.

Воссел Ану, владыка неба,

Внимал Энки, владыка Апсу

Великие Ануннаки воссели.

Поднялся Энлиль, изложил дело,

105 Энлиль уста свои открыл,

Так говорит богам великим:

«Что это ныне здесь случилось?

Не должен ли я устроить сраженье?

Что это очи мои узрели?

110 Подошла битва к моим воротам!»

Ану уста свои открыл,

Так говорит воителю Энлилю:

«Отчего Игиги

Врата окружили,

III 115 Нуску пошли узнать и разведать;

Приказ отдай своему посланцу,

Чтоб сыны твои открыли причину!»

Энлиль уста свои открыл,

Говорит своему советнику Пуску:

120 «Нуску, отвори ворота!

Вооружись, предстань предо мною!

Перед собранием всех богов

Склонись, поднимись, передай наше слово:

„Меня послал отец ваш Ану,

125 Ваш советник, воитель Энлиль,

Ваш управляющий Нинурта

И надсмотрщик ваш Эннуги!

Кто подстрекатель этой битвы?

Кто зачинщик этого боя?

130 Кто из вас призывал к нападенью?

Кто столкнул сраженье и битву?"

В собрании всех великих богов

Скажи, и ответ принеси Энлилю».

Нуску в собрании всех богов

135 Склонился, поднялся, объявил посланье:

«Меня послал отец ваш Ану!

Ваш советник, воитель Энлиль,

Ваш управляющий Нинурта

И надсмотрщик ваш Эннуги!

140 Кто подстрекатель этой битвы?

Кто зачинщик этого боя?

Кто из вас призывал к нападенью?

Кто столкнул сраженье и битву?

В собрании всех великих богов

145 Так сказал я, ответ принесу Энлилю».

«Все, как один, войну объявили!

В котлованах нам

Положили трудиться!

Непосильное бремя нас убивает,

150 Тяжек труд, велики невзгоды.

Ныне мы, боги, все, как один,

Идем к Энлилю, несем наше слово!»

Нуску взял свое оружье,

Пошел, склонился, предстал пред Энлилем:

155 «Господин мой, ты посылал меня,

Я ходил, передал твое слово,

Сообщил посланье богов великих,

Ответ приношу, излагаю дело:

„Все, как один,

160 Войну объявили.

В котлованах нам положили трудиться!

Непосильное бремя нас убивает.

Тяжек труд, велики невзгоды!

Ныне мы, боги, все, как один,

165 Идем к Энлилю, несем наше слово!"»

Когда Энлиль услыхал их речи,

Из глаз его покатились слезы.

Энлиль его посланью внемлет,

Так говорит он воину Ану:

170 «Благородный, там, у себя на небе,

IV Закон укрепи, покажи свою силу!

Когда Ануннаки пред тобою воссядут,

Вызови бога, предай его смерти!»

Ану уста свои раскрыл,

175 Так говорит богам, своим братьям:

«За что мы к ним питаем злобу?

Их труд тяжел, велики невзгоды.

Каждый день они носят корзины,

Горьки их плачи, их стенанья мы слышим.

180 Да создаст праматерь род человеков,

Бремя богов на него возложим»,

А1 Эйа открыл свои уста,

а2 Так говорит богам, своим братьям:

а3 «За что мы к ним питаем злобу?

а4 Их труд тяжел, велики невзгоды.

а5 Каждый день они носят корзины,

а6 Горьки их плачи, их стенанья мы слышим.

а7 Пусть Ануннаки пред тобою воссядут,

а8 Белет‑или, праматерь богов, предстанет,

а9 Пусть она сотворит человека,

а10 Бремя богов на него возложим,

а11 Труд богов поручим человеку,

а12 Пусть несет человек иго божье!

189 Когда Белет‑или, праматерь, предстанет,

190 Да сотворит праматерь потомство,

Корзины богов – носить человеку!»

Кликнули богиню, позвали

Повитуху богов, мудрейшую Мами.

«О праматерь, творец человека!

195 Сотвори человека, да несет он бремя!

Да примет труды, что Энлиль назначил!

Корзины богов – носить человеку!»

Пинту уста свои раскрыла,

Так говорит богам великим:

200 «Я не могу сотворить в одиночку,

Только с Энки исполню работу,

Ибо только он освящает,

Пусть глины мне даст, и я исполню!»

Энки раскрыл свои уста,

205 Так говорит богам великим:

«В первый же месяц, в день седьмой

и пятнадцатый,

Я совершу обряд очищенья.

Один из богов да будет повергнут,

Да очистятся боги, в кровь окунувшись.

210 Из его плоти, на его крови

Да намешает Пинту глины!

Воистину божье и человечье соединятся,

Смешавшись в глине!

Чтоб вечно мы слышали стуки сердца,

215 Да живет разум во плоти бога,

Да знает живущий знак своей жизни,

Не забывал бы, что имеет разум!»

«Да!» – ответствовало собранье,

Ануннаки великие,

220 Что решают судьбы.

В первый же месяц, в дни седьмой и пятнадцатый,

Он совершил обряд очищенья.

«Премудрого»‑бога, что имеет разум,

Они убили в своем собранье.

225 Из его тела, на его крови

Намесила богиня Нинту глины.

V Чтоб вечно слышали стуки сердца,

Разум живет во плоти бога,

Знает живущий знак своей жизни,

230 Не забывал бы, что имеет разум.

Когда она замесила глину,

Позвала Ануннаков, богов великих.

А Игиги, великие боги,

Слюной своею смочили глину.

235 Мами раскрыла свои уста,

Так говорит богам великим:

«Вы приказали –

Я совершила.

Вы бога повергли и его разум!

240 Я вас избавила от работы,

Ваши корзины дала человеку.

Теперь вам достанется крик человека,

Я ж сняла с вас ярмо, дала вам свободу!»

Едва услыхали они эти речи,

245 Кинулись к ней, целовали ноги.

«Прежде мы „Матушкой" тебя называли,

Теперь твое имя – „Владычица божья!"»

248‑249 Они отправились к дому судеб –

250 Эйа‑государь и мудрая Мами.

Богини рождения собрались,

Пред нею глины они натоптали.

Она начала говорить заклинанья,

Те, что Эйа давал ей, пред нею сидя.

255 Когда ж завершила она заклинанья,

Отломила четырнадцать ломтей глины.

Семь она положила направо,

Семь она положила налево.

Кирпич – посредине между ними.

260 а7 «Как власы подрезают – пуповину режьте!»

а8 Собралися в мудрости и познанье

а9 Богини рожденья – семь и семь их.

А10 Семь мужей они сотворили,

Семь они сотворили женщин.

А11 Праматерь, создательница судеб!

А12 Соединили их попарно,

А13 Пред ней попарно соединили –

А14 Участь людей начертала Мами!

А15 «В доме рожающей во время родов

А15 Да будет кирпич на семь дней установлен!

а 16 Владычицу божью, премудрую Мами да славят!

а17 Повитуха да радуется в доме, где роды!

А18 А когда разродится роженица –

а 19 Разрешится от бремени мать младенцем!

а20 Пусть мужчина юной девице [ .........

а21…………..]

272 Пусть растут у женщины груди,

Пусть борода растет у мужа,

Щеки юноши пусть покрывает.

275 Пусть отныне и вовеки

Да возлягут вместе жена и супруг ее».

Собралися богини рожденья,

Воссела Нинту,

Подсчитала сроки.

280 Судьбу судила – на девятый месяц.

VI И когда пришел девятый месяц –

В назначенный срок раскрыла лоно.

С сияющим, полным радости ликом,

С главою покрытою

285 Повиванье свершила.

Опоясала чресла,

Благословила,

Муки насыпала, кирпич поставила.

«Это я сотворила, мои создали руки!

290 В дом жрицы‑кадишту да войдет повитуха!

А когда начнет рожать роженица,

292‑293 Разрешится от бремени мать младенцем ‑

На девять дней кирпич да возложат!

295 Да будет восславлена праматерь Нинту!

Богиню Мами да призовут ее сестры!

Восславят праматерь, Кеш да восславят!

Когда супруг на ложе возляжет,

Да спит жена с супругом вместе!

300 Во время замужества и женитьбы

Пусть Иштар в доме свекра ликует!

Девять дней да продлится праздник!

Иштар да назовут Ишхарой!

305 В назначенный срок да свершатся судьбы!»

VII [ ....................................

……………………]

328 Человек нес свое бремя,

Чистоту жилищ блюли люди,

Сын отцу своему был опорой

[……………………………..

………………………..]

336 Загрубели руки от тяжкой работы.

Киркой и лопатой строили храмы,

Сооружали большие каналы,

Для пищи людской, пропитанья божья

[..........................................]

352 Не прошло и двенадцати сотен лет,

Страна разрослась, расплодились люди,

Как дикий бык, ревут земли,

355 Бог встревожен громким шумом.

Энлиль слышит людской гомон,

Богам великим молвит слово:

«Шум человека меня донимает,

Спать невозможно в таком гаме!

360(9) Прикажем – пусть‑ка чума нагрянет!

361(10) Пускай‑ка Намтар уменьшит их гомон!

362(11) Подобно буре по ним пройдутся

362(12) Мор, болезни, чума и язва!»

(13) Они приказали – чума напала.

(14) Владыка Намтар уменьшил их гомон.

(15) Подобно буре по ним гуляют

(16) Мор, болезни, чума и язва.

364(17) Некто, мудрейший из всех, Атрахасис –

365(18) Наставлял Атрахасиса Энки‑владыка, ‑

366(19) Он говорил со своим богом,

367(20) И бог давал ему наставленья.

368(21) Атрахасис уста свои открыл,

369(22) Так говорит своему господину:

(23) «Господин мой, человечество стонет!

(24) Болезнь, что наслал ты, пожирает землю!

(25) Эйа, владыка, человечество стонет!

(26) Божья болезнь пожирает землю!

(27) Воистину, вы создатели наши!

(28) Так возьмите ж болезни, чуму и язву!

(29) 370 Доколе, владыка, беда продлится?

Неужто болезни даны нам навеки?»

Энки уста открыл и молвил,

Так рабу своему отвечает:

«Собери старцев пред своими вратами,

375 Совет держи в доме, так скажи им:

«Прикажите, и вестники пусть объявят,

Всей стране возгласят громогласно:

„Вы не чтили богов ваших!

Молитвой не славили богинь ваших!

380 Но разыщите врата Намтара,

Хлебы печеные пред ним поставьте,

Мукой сезама воздайте жертву!

Устыдится пред даром,

Удержит руку!"»

385 Атрахасис оракулу внемлет,

Собрал старцев пред своими вратами.

Атрахасис уста открыл,

Старцам такое слово молвил:

VIII «Старцы, я вас позвал в дом мой!

390 Хочу совет держать в доме,

Прикажите, и вестники пусть объявят,

Всей стране возгласят громогласно:

„Вы не чтили богов ваших,

Молитвой не славили богинь ваших!

395 Но разыщите врата Намтара!

Хлебы печеные пред ними поставьте!

Мукой сезама воздайте жертву!

Устыдится пред даром,

Удержит руку!"»

400 Старейшие словам его вняли,

Храм Намтара

Воздвигли в граде.

Приказали, и вестники объявили,

Возгласили всей стране громогласно.

405 Богов своих они не чтили.

Богинь не славили молитвой.

Но они разыскали врата Намтара.

Хлебы печеные возложили пред ними.

Мукой сезама воздали жертву.

410 Устыдился пред даром,

Удержал руку.

Отвел от людей чуму и язву,

413 Боги вернули себе приношенья

[………………………]

416 Не прошло и двенадцати сотен лет [ ....... ]

416 [строк] первой таблицы «Когда боги,

подобно людям». Рука Ку‑Аййи, младшего помощника писца, 18‑й год правления Аммицадуки.

 

 

Таблица II [10]

 

 

I 1 Не прошло и двенадцати сотен лет,

Страна разрослась, расплодились люди.

Как дикий бык, ревут земли,

Бог встревожен громким шумом.

5 Энлиль слышит людской гомон,

Богам великим молвит слово.

(37) Энлиль собрал средь богов собранье,

(38) Так говорит богам, сынам своим:

7 «Шум человека меня донимает.

(38) Людей не меньше, их стало больше.

(39) Гомон их меня беспокоит,

8(40) Спать невозможно в таком гаме.

9(42) Отнимем‑ка у людей пропитанье.

10(43) Засушим травы, обречем на голод.

11(44) Адад наверху пусть запрет свои ливни,

12‑13(45) Внизу перекройте подземные воды.

Орошенье из бездны да не проникнет!

4а Пусть Ану и Адад стерегут небо,

5а Син и Нергал – среднюю землю.

6а Засовы моря, врата океана

7а И травы его – сторожить Энки.

14‑15 Да выйдет ветер, иссушит почву,

16‑17 Нальются тучи, да не прольются ливнем!

18(46) Поля да уменьшат свои урожаи!

19(47) Пусть грудь свою отвернет Нисаба!

20 Прекратится среди людей ликованье!

21 Уничтожат людей лишенья и голод.

(48) Черные нивы да будут белы,

Пусть просторное поле соль рождает!

(49) Чрево земли на них да восстанет!

Не взрастут травы, не взойдут злаки!

(50) Да будет мор ниспослан людям!

(51) Сожмется матка, не родятся младенцы!»

(52) Они забрали у людей пропитанье!

(53) Засушили травы, обрекли на голод.

(54) Вверху Адад дожди свои запер,

(55) Внизу перекрыли подземные воды.

Орошенье из бездны не проникало.

(56) Поля уменьшили урожаи.

(57) Нисаба грудь свою отвернула.

(58) Черные нивы стали белы.

Просторное поле соль рождало.

(59) Чрево земли на них восстало.

Трава не взошла, не взросли злаки.

(60) Мор на людей они наслали.

Сжалась матка, не рождались младенцы.

 

[Следующие столбцы основной версии плохо сохранились, далее идет текст ассирийской версии.]

 

V об. [.................................]

(10) По наступлении первого года

От голода тяжко они страдали.

По наступлении второго года

Тяжко страдали они от жажды.

По наступленье третьего года

Черты людей исказил голод.

(15) По наступленье четвертого года

Короткими стали их длинные ноги,

Узкими стали их широкие плечи.

Вдоль улиц брели они, согнувшись.

По наступленье пятого года

Дочь караулила мать в воротах,

Но мать не открыла дочери двери.

(20) Следила дочь за весами матери,

Следила мать за весами дочери.

По наступление шестого года

Дочерей своих они съели,

Сыновей употребили в пищу.

(24) [................................]

Семьи истребляли друг друга.

(25) Их лица покрылись солодом смерти.

Людям недоставало жизни.

А он, мудрейший, Атрахасис,

К владыке Эйа склонял он разум.

Он говорил со своим богом,

(28) И бог давал ему наставленья.

Он разыскивал врата бога,

На речном берегу он поставил ложе,

На берегу пустынных потоков.

[..................................]

III в 2 Атрахасис молился своему богу,

3 Приношения к ногам его ставил.

4(13) Каждый день он горестно плакал,

5‑6(14) Вместе с зарей приносил ему жертвы.

7 Он заклинал бога в молитвах,

8 Он ждал знамения в сновиденье.

9 Он заклинал Энки в молитвах,

10 Искал знамения в сновиденьях

11 Он приходил к храму бога

12 Пред храмом бога сидел и плакал.

13 Пред алтарем ему жертвы ставил,

14 Пред храмом бога сидел и плакал.

15 Когда река была пустынна,

16 Ночь спокойна, близилось утро,

17 Он глядел на реку, узреть он жаждал,

18 На брегах потока воззвал он к богу:

19 «Да возьмет поток меня, река да схватит!

20 Да поставят пред моим богом!

21 Пред богом Энки меня поставят.

22 Да увижу Энки в своем сновиденье,

23 Я в ночи да узрю сновиденье».

24(22) С тех пор как он приходил к потоку,

25(23) К реке обратясь, сидел и плакал,

26(24) Перед потоком сидел и плакал,

27 На берегу реки молился,

28 К Апсу стремился своею душою.

29(27) Услышал Энки его молитвы.

30 Своим Лахму и Лахаму молвит:

31(29) «Человек, что в мольбах на брегах моих плачет,

32(30) Ныне возьмите его, приведите,

33(31) Ступайте, приказ мой исполните ныне».

34 Спросить [..................................

..............................................]

II 13' Старцев созови пред домом.

14' Со старцами совет держи в доме:

15' «Прикажите – и вестники пусть объявят,

8 Всей стране возгласят громогласно:

9 „Вы не чтили богов ваших,

10 Молитвой не славили богинь ваших.

11 Но разыщите врата Адада,

12 Хлебы печеные пред ним поставьте,

13 Мукой сезама воздайте жертву.

14 Устыдится пред даром, удержит руку.

16 Пошлет на заре росы благодатной,

17 Дождь в ночи незаметно закаплет,

18‑19 В полях, как в тайне, зерно зародится"».

20 Храм Ададу воздвигли в граде.

21 Приказали – и вестники объявили.

22 Возгласили всей стране громогласно.

23 Богов своих они не чтили,

24 Богинь не славили в молитвах.

25 Но они разыскали врата Адада,

26 Хлебы печеные пред ними поставили,

27 Мукой сезама воздали жертвы.

28‑29 Устыдился пред даром, удержал руку.

30‑31 Послал на заре росы благодатной,

32 Дождь в ночи незаметно закапал,

33 В полях, как в тайне, зерно зародилось.

34 Нужда и недоля от них отступились.

35 Боги вернули себе приношенья.

[ .................................... ]

[Конец столбца разрушен.]

[ .................................... ]

 

[От начала столбца сохранились лишь отдельные слова.]

 

V 13 Энлиль на богов исполнился гневом:

14 «Все мы, великие Ануннаки,

15 Все, как один, решили вместе,

Ану и Адад охраняют небо,

Я охраняю средину – землю.

Куда бы ни отправился Энки,

Облегчает он бремя, дает послабленье.

20 Он допустил изобилье людское,

Дал им дышать на земле под солнцем».

Энлиль открыл свои уста,

Говорит своему советнику Нуску:

«Ко мне да будут призваны боги!

Пусть все, как один, предо мною пред станут!

Всех богов к нему призвали.

Так сказал воитель Энлиль:

«Все мы, великие Ануннаки,

Все, как один, решили вместе:

28 Ану и Адад охраняют небо,

Я охраняю средину – землю.

Всюду, куда б ни ступил ты,

1 Ты облегчаешь бремя, даешь послабленье.

2 Ты допустил процветанье людское.

3 Дал им дышать на земле под солнцем».

14в Эйа уста открыл и молвит:

16в «Ты приказал, чтоб Ану и Адад

17в Охраняли небо – верхнюю область,

18в Чтоб Син и Нергал охраняли средину,

19в Чтоб засовы вод, врата океана

20в И травы его я охранял бы,

21в Но убежали, от меня ускользнули

22в Мириады рыб, мириады тварей.

23в Я их собрал, но они исчезли,

24в Половину засова они разбили.

25в Тогда я убил стражей моря,

26в Взял виновных, назначил им кару.

27в После того как назначил им кару,

Свершил наказанье, покарал виновных».

[ ............................................. ]

 

[В начале столбца сохранились лишь отдельные слова.]

 

VI 10 Посылал Адад свои ливни,

Поля насыщал своею влагой,

Тяжелые тучи покрывали небо,

Людей не насытил,

Не дал им хлеба».

15 Бога колики схватили в собранье.

Смех одолел его среди совета.

Энки колики схватили в собранье,

Смех одолел его среди совета.

20 [ ................ ] клевета (?) в его руки.

21 [ .................................. ] богов

[ ........................ ] Энки и Энлиль.

«Все мы, великие Ануннаки,

Все, как один, решили вместе:

23 Ану и Адад охраняют небо,

24 Я охраняю средину – землю,

Всюду, куда бы ни ступил ты,

Облегчаешь бремя, даешь послабленье,

Ты допустил процветанье людское,

30 Дал им дышать на земле под солнцем.

[ ..........................................

........................ ] воитель Энлиль.

 

[Начало столбца разрушено.]

 

VII 30 [ .................................. ]

31 «Ваши корзины дала человеку.

Вы получили крик человека.

Вы бога повергли и его разум.

Вы насытились [................

35..................................]

Вы устанавливаете судьбы.

Да возвратит она [..............]

Энки‑государь нас свяжет общею клятвой!

40 Энки уста свои открыл,

Так говорит богам, своим братьям:

«Зачем вы хотите связать меня клятвой?

Положу ли я руку на моих человеков?

Потоп, что вы мне повелели, –

45 Что такое? Мне неизвестно!

Мне ли давать рожденье потопу?

Воистину, это дело Энлиля.

Да будет избран на это дело.

49‑50 Пусть идут впереди Шуллат и Ханиш,

Пусть Эррагаль вырывает жерди,

Пусть Нинурта идет, рушит плотины».

 

[Начало столбца разрушено.]

 

[....................................]

VIII 32 Собранье всех великих богов,

33 Не послушав, на злое дело решилось.

34 Боги решились на гибель мира.

35 Злое дело уготовил людям Энлиль.

644 Так сказал пред всем собраньем:

646 «Принесем вместе о потопе клятву!»

647 Ану первый пред ним поклялся.

648 Энлиль поклялся, с ним и сыны его.

36 Атрахасис уста открыл,

37 Так обратился к своему владыке.

 

 

Таблица III [11]

 

 

I 1 Атрахасис уста свои открыл,

2 Так обратился к своему владыке:

[......................................]

1а «Эйа, владыка, я слышу твое приближенье!

2а Поступь я чую, что шагам твоим подобна!»

За Атрахасис склонился, простерся, поднялся.

4а Открыл уста свои, так он молвит:

5а «Владыка, я слышу твое приближенье!

6а Поступь я чую, что шагам твоим подобна!

7а Эйа, владыка, я слышу твое приближенье!

8а Поступь я чую, что шагам твоим подобна!

[..............................................]

13а Яви ж мне знамение в сновиденье,

14а Дабы смысл его уловить я сумел бы».

15а Эйа уста свои открыл,

16а Так рабу своему отвечает:

17а «Ты говоришь: „Что я узнаю?" ‑

18а Следи же за вестью, что ныне шлю я!»

19а «Внемли, о стена!

20а Хижина, слушай!

21‑22а Разрушь свой дом, корабль выстрой!

23‑24а Презри богатство, спасай душу!

25а Корабль, который ты построишь,

26а Шириною длине да будет равен!

[.....................................]

8ср. в. Назови его именем „Спасающий жизни"!

29 Покрой его крышей, подобно Апсу!

30 Так, чтобы солнце внутрь не проникло.

Да будет закрыт он и сверху и снизу!

Его снаряженье должно быть прочным.

Пусть густая смола укрепит его крепость.

Я же нашлю на вас ливень.

35 Изобилие птиц, обилие рыбы.

5д Следи за сроком, что сообщу я.

бд В корабль войди, закрой все двери.

7д Возьми зерна и добра, что имеешь,

8д Жену, семью, родню, рабочих.

9д Тварей степных, травоядных и диких

10д Я пошлю к тебе, к твоим воротам».

11д Атрахасис уста открыл и молвит,

12д Так говорит владыке Эйе:

1Зд «Я никогда корабля не строил.

14д Чертеж на земле мне начерти ты.

15д Очертанья увижу, корабль построю».

16д На земле чертеж начертал Эйа.

17д «Владыка, что приказал ты, исполню».

36 Он открыл срок и его исполненье.

Он предсказал семь дней потопа.

Атрахасис внял его предсказанью.

Он собрал старцев пред своим домом.

40 Атрахасис уста свои открыл,

Так говорит совету старцев:

«Мой бог не согласен с вашим богом.

Друг на друга гневаются Энки и Энлиль.

Они изгоняют меня из града,

45 Оттого что я поклоняюсь Энки,

Он сообщил мне это решенье.

Не могу я жить во граде вашем,

Не могу ступать по земле Энлиля.

Может ли смертный спорить с богами?

50 Вот что сказал мне владыка мой Энки».

 

[Начало столбца разрушено.]

 

 

II.10 Старейшины словам его вняли.

Со своим топором приходит плотник,

Камень свой несет строитель.

13 Даже малыш смолу таскает.

14 Даже бедняк несет, что может.

[..................................]

30 Все, что имел, погрузил он на судно,

Все, что имел добра, погрузил на судно.

Светлых животных взял он с собою,

Жирных и тучных взял он с собою,

Взял с собою, на борт их поднял.

35 Птиц небесных взял он с собою,

Скот домашний,

Диких тварей [....................]

Тварей степных на борт он поднял.

Ушли дни, пришло новолунье.

40 Он созвал людей своих

На пир прощальный.

Родню и семью на борт он поднял.

Они ели яства,

Они пили напитки.

45 Он же спускался и поднимался.

Сесть не мог он, и лечь не мог он.

Разрывалось сердце, желчью рвало.

День начал менять лики.

Загремел Адад в черной туче.

50 Едва он рыки его услышал,

Взял смолы, замазал отверстья.

Как только он закрыл входы,

Взревел Адад в черной туче,

Взвыли ветры, его приветствуя выход.

55 Оборвал канат, сорвал судно.

 

[ .................................... ]

 

Об. а4 Вздымается ветер, несет бурю,

а5 Адад на ветрах, своих мулах, мчится –

а6 Восточном, Западном, Северном, Южном.

a7 Ураганы и бури завыли пред ним.

a8 Злобный вихрь взметнулся ветрам навстречу,

а9 К нему вздымается Южный ветер,

а10 Западный ветер трубит рядом.

[ .................................... ]

а12 Колесницей богов ураган несется,

а13 Мчится вперед, убивает, молотит.

a14 Идет Нинурта, открывает плотины,

а15 Эррагаль якоря и столбы вырывает.

a16 Анзуд разрывает когтями небо.

a17 Разум страны, как горшок, расколот.

 

11/а18 Поднялись воды, и потоп вышел.

 

Его мощь прошла по людям, как битва.

Один не может увидеть другого,

Узнать друг друга в уничтоженье.

15 Как дикий бык, потоп бушует,

Как ревущий осел, завывает ветер.

[ ...................................... ]

23/а20 Ану услышал голос потопа.

23/а21 Шум потопа дрожать богов заставил.

25 Энки! Его помутились мысли,

26‑27 Когда сыны его пред ним поверглись!

Нинту, величайшая из владычиц – Тряслись в лихорадке ее губы!

30 Ануннаки, великие боги»

Сидели, мучимые гладом и жаждой!

Глядя на них, рыдала богиня,

Повитуха богов, мудрая Мами.

«Да померкнет день тот,

35 Во мрак да вернется!

36 Как могла я вместе со всеми богами

38 В совете решиться на гибель мира?

Насытился Энлиль постыдным приказом?

40 Подобно Тируру, он поднял мерзость!

42 И я ныне по собственной воле

43 Над собою слышу их вопли!

44‑45 Надо мной словно мухи, рожденные мною!

46 Я же ныне как в доме плача!

47 В пустоте раздаются мои вопли!

48 Мне ли карабкаться на небо,

49‑50 Мне, что жила в доме сокровищ?

51 Где же был Ану и его мудрость,

52 Когда боги, сыны его, речам его вняли?

53 Что, не подумав, потоп устроил,

54 Приговорил людей к истребленыо!»

[............:............................]

VI.4 Так рыдала Нинту, неслись ее вопли.

5 «Что это? Перевернули море?

6‑7 Как стрекозами запрудили реки!

8 Как лодчонку, землю перевернули,

9 Как лодчонку в степи вверх днищем поставили!

10 Я гляжу и над ними плачу,

11 Я завершила по ним причитанье!»

12 Так рыдала –утешала сердце,

13‑14 Так стонала Нинту, испускала вопли.

15 Боги с нею оплакивали землю,

16‑17 Скорбью насытясь, она жаждала пива,

18‑19 Когда села она, и они в слезах сели.

20 Словно овцы перед кормушкой, сгрудились.

21 В лихорадке от жажды пересохли губы,

22‑23 От голода судороги сводили.

24 Семеро суток – ночей и дней

25 Бушевали потоп, ураган и ливень.

26 Там, где прошел потоп войною,

27 Все уничтожил, превратил в глину.

[ ....................................... ]

 

 

[Разбито около 30 строк конца столбца.]

 

 

[ .................................... ]

 

 

[Разбито около 30 строк начала столбца.]

 

 

[ ....................................... ]

 

V 30 На четыре ветра принес он жертву,

Он поставил богам воскуренье,

Приготовив пищу, пред богами поставил,

[ ....................................... ]

Боги почуяли благовонный запах,

35 К приношению, словно мухи, собрались.

Когда же они вкусили жертвы,

Поднялась Нинту, пред всеми встала.

39‑40 «Где был Ану и его разум?

Как? И Энлиль приблизился к жертве?

Потоп устроили, не подумав,

Приговорили людей к истребленью!

Вы решились на гибель мира!

45 Их ясные лики потемнели ныне!»

И она подошла к амулету‑мухе,

Что Ану изготовил и носил на радость.

48‑49 «Мне – его скорбь! Да сужу мои судьбы!

50 Да скроется горе!

Да открою лик мой!

52 Воистину, темные дни не вернутся!

 

[ ................... .................... ]

 

VI 2 Да будет этот амулет‑ муха

Темно‑синего камня на моей шее,

Чтобы я те дни вспоминала вечно!»

5 Корабль увидал воитель Энлиль,

Гневом исполнился против Игигов.

«Все мы, великие Ануннаки,

Все, как один, клялися вместе!

Как ускользнула душа живая

10 И человек уцелел в разрушенье?»

Ану уста свои открыл,

Так говорит воителю Энлилю:

13‑14 «Кто, как не Энки, сотворил такое?

15 Я же не разглашал приказа».

Энки уста открыл и молвит,

Так говорит богам великим:

«Воистину, дело мое перед вами.

За спасение жизни я в ответе.

20 Где же, боги, был ваш рассудок,

Что, не подумав, на потоп решились?

Сердце свое успокоил ты, Энлиль?

Смягчил ли ты свою ярость ныне?

25 Виновный да примет свое наказанье!

 

И тот, кто слова твои уничтожил!»

 

 

«[ .............. ] собрание богов решило

[ ..........................................

............................ ] установили.

40 Я же облегчил мое сердце».

Ану уста свои открыл,

Так обращается к князю Энки:

«Давай позови праматерь Нинту!

Ты и она совет держите!»

45 Энки уста свои открыл,

Так говорит праматери Нинту:

«Ты, праматерь, творящая судьбы,

Создай сторожей рожденья людям

 

[ .................................... ]

 

VII1 Да будет отныне иное людям:

2 Одни рожают, другие не будут!

3 Да живет средь людей Пашиту‑демон,

4‑5 Да вырвет младенца с колен роженицы!

6‑7 Жрицам – укбабту, игициту, энту –

8‑9 Да будет запрет им – да прервут рожденье!»

масло [ ......................................... ]

сторожа людей при рожденье [ .............. ]

мужчина [ ...................................... ]

молодой девушке ............................. ]

девушка [ ....................................... ]

мужчина юной девице [ ....................... ]

пусть девица [ ..................................

VIII 9 «Как мы потоп сотворили,

10 Но человек уцелел в разрушенье».

11 Ты, советник богов великих,

12‑13 Твоим веленьем я создал битву,

14‑15 Во славу твою хвалебную песню!

16‑15 Да услышат Игиги, да хранят твою славу.

18‑19 Я же воспел о потопе людям.

20 Слушай!

 

«КОГДА ПИР УСТРОИЛИ БОГИ...»

Поэма о Нергале и Эрешкигаль [12] (ранняя версия из Телль‑эль‑Амарны) [13]

 

Фрагмент А

 

 

Когда пир устроили боги,

К сестре своей Эрешкигаль

Посла они послали. «Нам к тебе не спуститься,

5 И тебе к нам не подняться.

Пришли – пусть возьмут твою долю».

Послала Эрешкигаль посла своего Намтара.

Поднялся Намтар к высокому небу.

Вошел туда, где сидели боги.

10 Встали боги, приветствуя Намтара,

Посланца сестры своей могучей.

[ ................................

………………...... ]

 

 

Фрагмент В

 

 

[ .................................... ]

25 Послала Эрешкигаль посла своего Намтара,

Молвив: «Бога, что пред послом моим не поднялся,

Ко мне пришли – я предам его смерти!»

Пошел Намтар говорить с богами.

Вскричали боги, говоря с ним о смерти:

30 «Взгляни – и бога, что пред тобой не поднялся,

Возьми – да предстанет пред твоей госпожою».

Перечел их Намтар, последний бог был плешивым.

«Нет здесь бога, что не встал предо мною».

Пошел Намтар, изложил госпоже дело:

35 «Госпожа моя, перечел всех богов я,

Был последний бог плешивым.

Но не было бога, что не встал предо мною».

 

[ ....................................

………………………]

 

 

---

Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 130; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!