К фрагментам из книги Марселя Омэ 10 страница
В Каратау он прибыл в несчастливый час: у Кара‑Сердара околел любимый конь. Старовойт видел, как обмыли коню голову и копыта, завернули труп в белую ткань и опустили в могилу головой на север. Бахши, поэты‑музыканты, пели по традиции славу боевому коню, вспоминали его заслуги, а все собравшиеся с тревогой посматривали на Кара‑Сердара и стоявшего рядом с ним невысокого рябого туркмена средних лет… Старовойту показалось, что Кара‑Сердар хочет что‑то сказать на прощание своему коню, хочет, но не может и мучается, и шея и щеки его набухают от огромного, но бесполезного усилия… У могилы коня царила напряженная тишина, и никто не посмел даже вздохнуть, пока Кара‑Сердар боролся со странным приступом немоты.
Много дней прошло, прежде чем Кара‑Сердар позвал Старовойта. Все это время купец добивался аудиенции, но чиновники лишь прищелкивали языками и поднимали глаза к небу. Правда, Старовойта принял рябой туркмен Казан‑бек, но лишь молча выслушал купца и ничего не сказал ему в ответ.
Кара‑Сердар принял Старовойта в пещере, освещенной факелами; он сидел на ковре, по‑восточному скрестив ноги. Под распахнутым на груди дорогим халатом Старовойт заприметил догу – птичий коготь, оправленный серебром, который избавляет от болезней, и подумал, что Кара‑Сердару дога не помогает. «Зело черен он от той хворости», – написал позднее Старовойт.
|
|
|
Кара‑Сердар внимательно выслушал купца и вдруг странно улыбнулся одной стороной лица.
– Добрый друг Абульгази. – Странно улыбаясь, он смотрел на Казан‑бека. – Вместе от персидского шаха убегали. Добрый друг.
Кара‑Сердар надолго умолк, а потом поднял на Старовойта ясные, умные глаза.
– Пошлем хабарщиков в Хиву, – сказал он, к великой радости купца.
И хабарщики действительно ушли в Хиву. Но не старые знакомые Старовойта, а новые, ему неизвестные.
За время долгого сидения на Каратау Старовойт обзавелся многими знакомыми. Он отметил потом, что жили «трухменцы» в караой и потайных пещерах, а глинобитных тамов у них было почему‑то мало. Ни о положении в государстве Кара‑Сердара, ни о настроении его подданных Старовойт ничего не сообщал; может быть, его это не интересовало, но вполне вероятно, что с ним и не откровенничали.
Вторично Кара‑Сердйр позвал к себе купца лишь после возвращения хабарщиков из Хивы.
Старовойт застал повелителя Каратау за странным делом: Кара‑Сердар переставлял по шахматице – клетчатой доске – «поганые песьи головы», как написал позднее купец.
– В Хиву не пойдешь, – лаконично сказал Кара‑Сердар. – Здесь торгуй.
И властным жестом отпустил купца.
|
|
|
Отъезд Старовойта в Кабаклы совпал с облавной охотой соло‑ров – племени, во главе которого стоял Казан‑бек. Сначала молодые воины на горячих конях несколько раз пронеслись перед зрителями, на всем скаку жонглируя оружием, а затем их скрыло облако пыли – Казан‑бек увел солоров в пустыню.
Вот, собственно, и все, что почерпнул я из книжки полувековой давности. Немного, но и не так‑то уж мало.
Разумеется, прежде всего я обратил внимание на фразу Кара‑Сердара, относящуюся к Абульгази: «вместе бежали из Персии!»
Как очутился там Абульгази, мы знаем. А Ибрагим?.. Но тут, строго говоря, не может быть двух мнений: дерзкий расхититель ценностей фараонов однажды все‑таки попался и был продан в рабство – не на должность же визиря его пригласили в Исфахан, тогдашнюю персидскую столицу!.. Но в Исфахане, в крепости Табарек, и находился в то время Абульгази, будучи почетным пленником шаха. И в этой ситуации все ясно: Ибрагим мог быть приставлен к Абульгази либо как слуга, либо как тайный стражник.
Какие взаимоотношения могли возникнуть у Абульгази и Кара‑Сердара?
Социальный барьер, их разделявший, был, конечно, очень высок – пленник царского происхождения и обращенный в рабство нубиец, – куда уж, как говорится, дальше! Но я склонен все‑таки допустить некоторые отклонения от общепринятых правовых норм. Впрочем, судите сами.
|
|
|
Они единоверцы – мусульмане, но мусульмане из разных стран. Один из них, именитый, в будущем станет историком. По‑человечески вполне правомерно допустить, что он заинтересовался Египтом, а второй, неименитый, знал эту страну хорошо и – натура. как мы знаем, художническая – наверняка обладал достаточно пылким воображением, чтобы рассказывать увлекательно.
Понятно, Ибрагим не знал и не мог знать историю Древнего Египта. Но он знал, что гробницы Долины Царей великолепны и что только могущественных владык хоронят в таких гробницах.
Абульгази в «Родословном древе тюрок» скромно признается, что сам он прямой потомок Чингис‑хана. Конечно, это признание не для ушей кула, раба. Но если кул рассказывает о великих царях прошлого, то как не осадить его, как не поведать ему о несравненном, о величайшем из величайших, чья кровь течет в твоих жилах?
Если вы помните, хроноскоп при анализе египетских и мангышлакских надписей подчеркивал различие в профессиональной умелости создававшей их руки… Совсем не исключено, что Абульгази использовал Ибрагима как писца, а может быть, и повелел ему записать рассказы о Египте, заставив его таким образом натренировать руку…
|
|
|
Но взгляды на искусство у них, бесспорно, были разными. Абульгази наверняка был ценителем и знатоком архитектуры, декоративного орнамента, изящных лирических газелей с их узаконенными бейтами‑двустишиями, рифмами и редифами… Ибрагим же рассказывал ему о скульптурах, о стенах гробниц, расписанных загадочными сценами, о выступающих из‑под песка колоннах с вырезанными на них обнаженными фигурами… Ибрагим рассказывал о соперниках аллаха – ему одному, творцу‑муссавиру, дозволено творить людей и животных, – и рассказами своими вольнодумец Ибрагим был страшен или неприятен правоверному Абульгази.
Едва ли Абульгази откровенно выражал свою неприязнь: они оба мечтали о свободе, и там, в Персии, Абульгази нуждался в Ибрагиме.
Они вместе бежали из крепости Табарек, благополучно добрались до знакомых Абульгази мест и нашли приют у туркмен из племени эрсари.
Им‑то и продал Абульгази‑Бохадур‑хан вольнодумца Ибрагима за два харвара зерна.
До сих пор у нас с Березкиным все сходилось как нельзя лучше.
Но вот какие исключительные обстоятельства вторично обращенного в рабство Ибрагима превратили в грозного для Абульгази и Ануша‑хана Черного Военачальника?
Пришлось снова засесть за книгу, написанную совместно отцом и сыном. Помните, у первого «Ибрагим», у второго «Кара‑Сердар»?
Я нахожу для такого превращения только одно объяснение, но, по обыкновению, оставляю за моими читателями право на собственное суждение.
Вот какие события (они описаны Ануша‑ханом без каких‑либо прикрас) произошли вскоре после воцарения Абульгази в Хиве.
Заняв на престоле место Исфандияр‑хана (тот умер как будто бы своей смертью), Абульгази весьма основательно ущемил интересы туркменских нукеров и роздал самые доходные должности новым царедворцам. Кроме того, он оказал, говоря современным языком, экономическое давление на туркменские племена, перераспределив земли между узбеками и туркменами так, что последним достались плохо орошаемые участки. Вполне понятно, что туркмены взбунтовались.
И тогда Абульгази пригласил аксакалов разных туркменских племен (в том числе и от эрсари) для урегулирования разногласий, обещая им справедливый суд.
Предложение Абульгази было принято, и обе заинтересованные стороны решили встретиться в пустыне под Хазараспом.
И встретились. И поговорили.
Абульгази‑Бохадур‑хан пригласил всех приехавших туркмен на пир, и они не отказались от приглашения.
Но к Хазараспу заблаговременно были стянуты отборные головорезы Абульгазп, получившие приказ уничтожить пирующих.
По свидетельству Ануша‑хана, в резне погибло около двух тысяч туркмен.
Но полностью своей цели Абульгази не достиг.
Туркмены, оставив на разграбление свои аулы, сумели организованно отступить и ушли на Мангышлак.
Логический анализ не оставляет почти никаких сомнений, что от полного разгрома туркменские племена спас Ибрагим. Превосходно представляя себе «благородство» Абульгази‑Бохадур‑хана, этот кул наверняка предостерегал туркмен, советуя не принимать участия в переговорах и пире. Его не послушали, – да и кто станет слушать кула?! – но часть воинов все‑таки уклонилась от пиршества.
В тот день, когда Абульгази‑Бохадур‑хан устроил резню, навсегда исчез Ибрагим и появился Кара‑Сердар: предсказанные им события вознесли его из положения кула в ранг провидца. Возглавив растерявшихся воинов, Ибрагим (теперь уже Кара‑Сердар) помог уцелевшим туркменам уйти из хивинских владений.
Сомкнулись звенья?
По‑моему, сомкнулись. Но это не прояснило жизненного финала Кара‑Сердара.
Я приблизился к его пониманию сложным путем, и своеобразно помогли мне египетские ассоциации.
За долгие месяцы, проведенные в Луксоре, у меня появились там любимые места, и одно из них находится в северо‑западном углу Карнакского храма, у небольшого святилища богини Сохмет, женщины с головой львицы. Оттуда, от святилища, развалины Карнакского храма виднеются сквозь заросли сухой травы, за грудами камня и щебня; такой передний план придает издали развалинам храмов особую прелесть.
Но любопытна и сама Сохмет, женщина‑львица. Высечена она из темного гранита, в руках у нее посох‑лотос и ключ от Нила. Стоит Сохмет у задней стенки полутемной камеры, которая освещается через небольшое отверстие в потолке. Статуя несколько сдвинута по отношению к отверстию (она упала, и теперь ее надежно укрепили), и это немаловажная подробность, ибо нарушился замысел древних жрецов и ваятелей.
Раньше, в самом начале сентября, в потолочное отверстие святилища проникал солнечный луч и – всего раз в год! – касался головы Сохмет. Событие это совпадало с Новым годом по одному из древнеегипетских календарей, а самое важное – с началом нильского разлива: Сохмет открывала своим ключом дорогу красной воде из тропиков, и тогда все население выходило к Нилу, люди ели мясо, пили много вина и браги.
С богиней Сохмет связано еще одно древнее предание, отражающее, по мнению специалистов, антифараоновские волнения среди египтян в древности.
По этой легенде Сохмет – «солнечное око», дочь бога солнца Ра, к которой стареющий отец обратился с просьбой покарать переставших подчиняться ему, «замысливших злые дела» люден. Сохмет энергично взялась за дело и вскоре так преуспела в убийствах, что перед Ра возникла реальная перспектива остаться генералиссимусом без войска. Он попытался урезонить и успокоить Сохмет, но не тут‑то было: она вошла во вкус, и кровь лилась по всей египетской земле рекой.
Мудрый бог Ра решил все‑таки это прекратить. Он придумал простой и достаточно безобидный способ угомонить Сохмет. Посланные им нарочные отправились в Эфиопию, набрали там тропического краснозема, а вернувшись, смешали землю с ячменным пивом и залили подкрашенной смесью поля…. Сохмет, решив, что поля залиты людской кровью, поглотила столько этого в буквальном смысле слова божественного напитка, что опьянела, потеряла память и навсегда забыла о давнем отцовском наказе уничтожать людей.
Так благополучно и мудро решил бог Ра сложную проблему.
Но осеннее появление красной нильской волны еще долго связывалось с именем Сохмет, женщины‑львицы, погубившей множество ни в чем не повинных людей.
Мы с Березкиным еще застали красную воду. Когда мы переправлялись из Луксора на противоположный берег, в лучах утреннего солнца мягкие нильские воды, поднимаясь, чуть заметно наливались неяркой приглушенной краснотой, которая исчезала тотчас, как только волна опускалась, и потому казалось, что зеленовато‑бежевый Нил покрыт красноватой рябью.
Наверное, то была последняя или предпоследняя красная вода: оставался всего год до перекрытия Нила у Асуана. Я знал, что после заполнения водохранилища частицы краснозема начнут оседать в нем и власть над Нилом Сохмет, богини – потребительницы людей, прекратится, видимо, навсегда.
Чтобы освободиться от Сохмет, потребовались усилия людей разных национальностей, потребовалось, чтобы они работали плечом к плечу, вместе, «сава‑сава», как говорят египтяне, соединяя указательные пальцы.
Этот жест, видимо, восходит к стародавним временам. И только после того, как мы уже закончили работу на Каратау, меня вдруг осенило: как же мы не обратили раньше внимания на соединенные указательные пальцы, изваянные из камня и направленные в сторону руки – «кальмара»?! Ведь это же скульптурное выражение египетского «сава‑сава» – единства!
Я вновь перелистал страницы, написанные Ануша‑ханом, и нашел, где он говорит о покоренных Кара‑Сердаром, а на самом деле объединенных им племенах: эрсари, солоры, чоудоры, икдыры, соинаджи… Пять племен!.. Вот конкретный смысл пятипалой руки, символически организующей жизнь на Каратау!
Как формировался характер Кара‑Сердара, его мировоззрение? И посейчас еще можно видеть в колодцах гробниц фараонов скелеты убитых строителей: фараон старался сохранить в тайне место своего захоронения.
Кара‑Сердар видел эти скелеты.
Некоторые сиринги Долины Царей расписаны сценами казни повстанцев – им отрубали головы короткими мечами палачи в рогатых шлемах.
Кара‑Сердар мог видеть эти фрески.
Если его увозили в рабство морем, он побывал в Аль‑Искандарии, Александрии, основанной Александром Македонским и названной в его честь. И наверняка он слышал или читал широко распространенные на Востоке легенды об Александре‑Искандере, ученике величайшего мыслителя древности Аристотеля, высоко почитавшегося арабами.
Аристотель, приглашенный ко двору македонского царя, учил Александра этике, эстетике, естественным наукам, философии, а ученик взялся за меч, чтобы убивать и грабить. Он разрушил городов гораздо больше, чем основал, и еще при жизни – в Египте – объявил себя богом, а с сомневающимися в этом жестоко расправился. Одного из них, своего ближайшего друга Клита, Александр прикончил собственноручно. Историка Каллисфена, не угодившего ему, уморил голодом в тюрьме. А прочим приказал отрубить головы…
Судьба привела Кара‑Сердара на территорию древней Ассиро‑Вавилонии – на землю жестоких, беспощадных завоевателей, а потом в Персию… Некогда разгромленные Александром Македонским, персидские цари тоже никогда не отличались благородством и милосердием.
Неизвестно, сколько крупиц этого бесценного исторического опыта запало в душу Кара‑Сердара, но сколько‑то запало, а события его личной жизни лишь обострили их восприятие.
Да, к тому времени, когда кулу Ибрагиму приспело стать могущественным Кара‑Сердаром, он многое узнал, многое понял.
И все же можно лишь удивляться его мудрости. Он объединил ранее враждовавшие племена. Он опирался на совещательный орган – Маслахат. Он превратил Западный Каратау в бастион, чтобы люди могли жить ради жизни – строить, выращивать хлеб, пасти скот, любить. Он верил в людей… Может быть, он верил даже Казан‑беку, надеясь, что тот поймет и воспримет его благородные побуждения.
Но этот человек не оправдал надежд Кара‑Сердара. Исторические источники свидетельствуют, что эрсари покинули Мангышлак во второй половине семнадцатого века после… стычек с солорами. А солорами правил Казан‑бек, и о нем по‑особому писали хивинские ханы.
Когда же произошел раскол?
Вероятнее всего, после смерти Кара‑Сердара. А смерти этой терпеливо дожидался Казан‑бек, ставленник хивинских ханов, ловкий наездник и отважный воин. Видимо, Казан‑бек не смел действовать открыто: слишком велик был авторитет Кара‑Сердара, но не исключено, что он раньше других заметил приближение недуга, скосившего Кара‑Сердара. Не были ли признаками болезни немота при похоронах коня и странная полуулыбка почти парализованного лица, описанные Старовойтом?
Немота?.. Надвигающаяся немота, вызванная каким‑то заболеванием? Страх перед ней?
А что, если каменные скульптуры Мангышлака – последний, беззвучный крик немого мудреца?
Я думаю, что Кара‑Сердар отлично понимал положение, в котором находится страна, ставшая его второй родиной. И он тревожился за судьбу племен, вступивших в тесный союз. Он боялся козней Абульгази‑Бохадур‑хана, своего «доброго друга», ибо только объединенные туркменские племена могли противостоять его натиску.
Кара‑Сердара окружали неграмотные люди, слепо и бездумно следующие мусульманским заветам. Они внимали его словам, но он утратил дар слова.
Вот тогда‑то, вероятно, решил Кара‑Сердар воплотить свое слово, свой предсмертный крик в камне.
Тоже мусульманин, он внутренне был свободнее своих единоверцев, ибо знал искусство древних египтян. Он взялся за резец скульптора. Это было кощунством, и он знал, что за ним неприязненно следят ранее близкие ему люди.
И тогда Кара‑Сердар убедил некоторых из них тоже взять в руки резец. Он понимал, что мало сохранить мысль в камне, нужно еще создать и сохранить мыслящих людей, которые продолжат его дело.
Фигуры, созданные Кара‑Сердаром, видимо, можно истолковывать по‑разному. Это и большая мысль, и сугубо личные воспоминания о Египте, даже о египетских зверях. Например, бегемот… Впрочем, у суданских народов, живущих по соседству с Египтом, бегемот – символ государственной власти. У Кара‑Сердара он безуспешно пытается достичь вершины холма, где, быть может, сумел бы обрести прочность и уверенность в будущем… Жестокий воин и угодливый чиновник?.. Подобное сочетание страшно само по себе…
Я прочитал скульптуры Кара‑Сердара и его безымянных, еще несовершенных в мастерстве, но храбрых духом друзей – прочитал как единственную в мире каменную книгу социальной утопии, датированную семнадцатым столетием. Уже это само по себе фантастично.
Единство! – вот о чем кричал немой Кара‑Сердар, внутренне слившийся с монолитным Каратау и мыслью своей направлявший мысль других к пятипалой руке, символизировавшей союз пяти племен… Свобода духа! – вот что ценил он выше всего, уходя из жизни.
Но тем самым он обрек на гибель тех, кто прозрел.
Да, социальная утопия в камне.
А дальнейшие события развивались так: Казан‑бек захватил власть и прежде всего расправился с вольнодумцами, с теми, кто попытался пойти против аллаха. Потом – отнюдь не без участия Казан‑бека – солоры перессорились с эрсари, и последние ушли с Мангышлака. Потом солоры перессорились с прочими туркменами. Когда солоры остались одни, хивинские ханы напали на них, и им пришлось тоже уйти с полуострова.
События эти происходили три столетия назад. Но о них свидетельствуют два памятника: запечатленное в камне социально‑утопическое произведение Кара‑Сердара и гора Сатпан с многочисленными балбалы, которые напоминают о том времени, когда Казан‑бек поднял солоров против эрсари.
Об авторе
Забелин Игорь Михайлович, член Союза советских писателей, кандидат географических наук. Родился в 1927 году в Ленинграде. Автор более шестидесяти научных статей и книг; научные интересы его лежат в области теории естествознания, в том числе он разрабатывает проблемы астрогеографии, натурсоциологпи, антропономии.
Его перу принадлежат сборники рассказов и повестей – «Там, где сходятся тропы», «Зона взрывов», «И не будет конца…», роман «Строители», сборник публицистических очерков «Встречи, которых не было», научно‑фантастические произведения «Пояс жизни» и «Загадки Хаирхана», книги об Африке – «Листья лофиры», «Через пороги», «Лунные горы», работы, популяризирующие теорию географии, – «Очаг жизни», «Молодость древней науки» и другие.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!