Традиционная марийская свадьба

В каждой этнографической группе мари были выработаны особые свадебные обычаи и обряды и собственная свадебная символика. Некоторые из них сохраняются и в наши дни. Однако в свадебной обрядности марийцев ХIХ – начала ХХ вв. сходных элементов имелось больше, чем различий. В свадебном цикле можно выделить условно три основных периода: предсвадебный, охватывающий время от смотрин до свадьбы; свадебный, представляющий собственно свадьбу; послесвадебный, этап вступления молодых в семейную и трудовую жизнь. Вопрос о женитьбе сына, как и о замужестве дочери, решался старшими членами семьи, родственниками патронимической группы. Без их согласия молодежь в брак не вступала. Самовольный выбор сыном невесты рассматривался как недопустимая вольность, нарушавшая традиционные устои жизни. Когда сыну исполнялось 16–17 лет, родители начинали присматривать в округе невесту. Брачный возраст для юношей колебался от 16 до 24 лет, при наиболее распространенном возрасте вступления в брак в 18–20 лет. Возраст невесты в начале ХХ века нередко превышал возраст жениха на 3–5 лет, так как родители не спешили выдавать дочерей замуж, чтобы они дольше потрудились в своем хозяйстве, в то время как сына было выгодно женить раньше, чтобы иметь в доме работницу. У марийцев запрещались браки между родственниками до седьмого колена. Чаще выбирали невест из соседних селений в пределах «брачного округа».

Во всех локальных традициях луговых мари термин «суа́н» обозначает обрядовое действие. Известно, что термин функционально и фонетически схож с удмуртским названием свадебного ритуала «сюан». Этномузыколог И.М. Нуриева, ссылаясь на исследования финского учёного Х. Паасонена, отмечает, что последний относит происхождение термина суа́н/сюа́н к тюркскому корню süjün («радоваться»), süjünči/süjüneč («радость, радостная весть; вестник, принесший радостную весть»). По числовой магии марийского алфавита слово «суа́н» соответствует цифре семь, символика которого также связана с удовольствием, радостью бытия и смысла жизни. У марийцев есть такая поговорка: «Как проведёшь свадьбу — так жить будешь». Поэтому свадьбы старались играть с большим размахом, соблюдая все обычаи и обряды. Традиционную се́рнурскую лугово-марийскую свадьбу — суа́н, играли летом — в период от календарного праздника Се́мык, который приходится на вторую неделю июня, до Петрова дня (12 июля). Под влиянием православных традиций у горных и северо-западных марийцев свадьбы во второй половине ХIХ века стала справляться и зимой.

По традиции марийские свадьбы начинали играть в пятницу. Пятница — кугарня́ (букв. «большая неделя») была священным, чистым днём. В пятницу проводились моления, не разрешалось работать. Согласно источникам, у древних марийцев неделя состояла из пяти дней. Семидневная неделя вошла в традиционный быт только после христианизации марийцев — в XVI веке.

Cама свадьба (сyан) проходит в доме жениха и в доме невесты. Утром в день свадьбы родители жениха оповещали всю деревню об этом и собирали свадебный поезд, который состоял из 20 и более подвод. Участниками свадебного поезда являлись родственники, представленные соответствующими свадебными чинами — сÿанвуй, кугу веҥе, пурашвате и другими. Девушек на эту церемонию никогда не брали. Отец жениха мог также ехать за невестой, но мать обычно оставалась дома. Случалось, свадебный поезд собирался не в доме жениха, а у его крестного отца, если он из этой же деревни, или у дяди жениха. Крестный отец получал свадебный чин сÿанвуй, которому обязывалось водить участников свадебного поезда по домам и угощать их, он являлся распорядителем, главой поезда. В обязанность свадебных чинов пурашвате и пурашмарий, назначаемых родителями жениха, входило уберечь жениха и невесту.Пока свадебный поезд собирается в дорогу, двигается и останавливается в доме свата, в доме невесты идут соответствующие приготовления к встрече свадебного поезда: сбор невесты и подготовка подарков. Как только они услышат звук барабанного боя (тÿмыр йÿк) или мелодии гармони, то две подруги невесты начинают укладывать в сундук приданое. При исполнении этого обряда ни в коем случае не должны были присутствовать сестры невесты. Это делалось из опасения, чтобы младшие дочери не засиделись в девушках. На крышке сундука оставляли ленточку, половина которой завязывается с внешней стороны в бантик. Лента предназначена для подруги невесты (ончыч шогышо) со стороны жениха.

Невесту одевали в традиционный костюм: платье с вышивкой (тувыр), поверх платья надевали кафтан черного цвета (шем шовыр), затем завязывали пояс (ÿштö) и передник (запон). Кроме всего этого использовали набор серебряных украшений. Голову повязывали платком, это означало, что она еще девушка, пока не принадлежащая и не зависящая от своего будущего мужа, и что еще не стала женой. Встречает свадебный поезд так называемый торышт шинчыше — специально назначенный для этого обряда родственник невесты пожилого возраста. Невеста с подругой располагались по правую руку от него. Первыми в дом невесты заходят: дружка жениха (изи веҥе), жених, пурашмарий и пурашвате. У моркинских марийцев дружку жениха называли наоборот — кугу веҥе (большой зять). Отведав хлеб с солью, жених становится между невестой и ее пожилым родственником, сидевшим вначале за столом. Чтобы не было порчи со стороны злых духов, ончыч шогышо (подруга невесты) должна идти по следам невесты. После этого жениха с невестой и ончыч шогышо отводят в специально отведенное для них помещение.Затем свадебный поезд возвращается в дом невесты. Все поезжане начинают собираться в обратный путь. В это же время собирают в дорогу невесту. Но прежде чем на нее надеть свадебный кафтан (сывын), угощали молодых парней-односельчан (ÿдыр арака йÿмаш). Исполняли этот обряд двоюродный брат, а иногда родной брат невесты, надевая ее свадебный кафтан и имитируя тем самым невесту. Затем мать и отца невесты, а также ее крестных родителей, сажали за стол и одаривали подарками; следующими усаживались за стол жених и невеста, получая благословение от матери, отца и крестных родителей. Рядом с ними присаживались посаженная мать (пурашвате), которая под мышкой держит подушку, и подруга (ончыч шогышо). Все четверо они три раза обходят вокруг стола (по солнцу) и быстро направляются к переднему тарантасу. "Когда невеста выходит из родительского дома, чтобы ехать в дом жениха, она не сразу садится в экипаж жениха, три раза заносит ногу, чтобы сесть, и три раза отступает назад, до тех пор, пока к ней не подойдет распорядитель свадебного поезда и не ударит ее трижды кнутом".

По пути в дом родителей жениха свадебный поезд должен был останавливаться в заранее назначенном доме, где невесту переодевали уже в соответствующий женский головной убор. Это означало, что с данного дня она является женой своего мужа, должна слушаться и не перечить ему. С этим головным убором она уже больше не должна была расставаться. Далее свадебный поезд направлялся прямо к дому жениха, где уже все были готовы к встрече. У входа во двор на дорогу стелили старую овчину, а под нее клали железный предмет, через который должна была пройти эта тройка — посаженная мать и жених с невестой. Совершался этот обряд с целью оберега, чтобы не пропустить в дом злых духов. Невесту с женихом усаживали сразу за стол и угощали горячими блюдами. Тем временем свадебный поезд снаряжали родственники невесты. Если свадебный поезд со стороны жениха называли сÿан, то этот назывался почеш толшо. Чтобы вести этот поезд к дому жениха, специально оставляли кого-то из родственников со стороны жениха. Он же должен был выкупать приданое невесты. Название этого обряда — шондык ÿмбак шинчаш, т.е. "сесть на сундук". Садились на этот сундук младшие братья или сестры и племянники невесты, которые назначали и сумму выкупа.

После выкупа приданого участники свадебного поезда со стороны невесты направлялись в дом жениха. По их прибытии выставляли на стол хлеб-соль, блины (команмелна), пироги (подкогыльо), кашу, брагу, пиво и т.д. и приступали к угощению гостей. Здесь же происходило одаривание родственников жениха. Одаривали мать и отца жениха, братьев, снох, крестных, младших сестер и братьев, близких родственников и музыкантов. Предметами одариваний обычно являлись рубахи и вышитые полотенца.Вручала подарки сама невеста. Поблагодарив за подарки, те дружно вставали и начинали пляс. Затем пускались в пляс родственники невесты. Они также обходили все дома, принимая угощение. Вернувшись в дом родителей жениха, участники свадьбы продолжали свадебный церемониал, исполняя песни.Завершив гулянье в деревне жениха, свадебный поезд отправлялся в обратный путь. В отдельных случаях участники его оказывали помощь молодым в устройстве их хозяйства, давая им домашнюю птицу, мелкий скот, зерно и т.п. Проводить родственников невесты выходили в первую очередь жених с невестой, а также близкие родственники жениха.

Вечером, после проводов всех гостей, саву́ш (дружка) провожал молодых в амбар и укладывали их в постель, которую стелила крёстная жениха. Под подушку она клала предметы женского или мужского обихода, в зависимости от того, кого хотели видеть в лице первенца — мальчика или девочку. Обычно это были вязальные спицы, крючки, пяльцы, нож, ножницы. Проговаривая наставления и пожелания, после слов «Ко́ктын во́зын, ку́мытын кыне́лза» [Ложась вдвоем, встаньте втроем], дружка с крёстной оставляли молодых. Иногда дружка ударял молодых свадебной плёткой со словами: «Марие́тым чот ку́чо. Вате́тым чот ку́чо» [Держи крепко мужа. Держи крепко жену].

Свадебные пиры в доме жениха и в доме невесты являлись кульминационными моментами всего ритуала, но на этом он не заканчивался. Обряды, проводившиеся после пиров, были направлены на утверждение и дальнейшее закрепление отношений между породнившимися семьями, вхождение невестки в семью мужа, включение её в трудовой процесс новой семьи.

Утром молодые мылись в бане. После этого новобрачную водили за водой, где она должна была поклониться богине воды Вÿд ава. Возвратившись из бани, молодая жена одаривала родственников подарками. Те, в свою очередь, делали ответные подарки. Утренняя церемония завершалась демонстрацией кулинарного мастерства молодушки. Она в присутствии гостей пекла блины и угощала ими присутствующих. Родственники приглашали новобрачных к себе в гости. Перед посещением дома одного из родственников проводился обряд омса лондем руымаш («разрубание порога»). Обычай позволял молодушке символически выкупать право на переход через порог избы родственников. Для этого она должна была положить на порог серебряную монету. Хозяин три раза слегка ударял топором по порогу, говоря: «разрубаю порог, пусть молодушке будет место для прохода». Усаживая молодушку за стол, хозяева передавали ей своего ребенка с пожеланиями иметь много детей. В ближайший после свадьбы праздник новобрачные направлялись в гости к родителям жены. Этим посещением зять выражал благодарность теще за целомудрие ее дочери.
Здесь угощались блинами. Родители новобрачной одаривали молодых приданым (кузык), выделяя домашний скот (жеребенка, телку или овцу). После такого посещения молодые получали разрешение участвовать на праздниках, семейных торжествах. Вместе с тем новобрачной продолжительное время следовало воздерживаться от всевозможных увеселительных мероприятий. Большинство крещеных марийцев обычно венчалось в церкви только после проведения свадьбы.

Церковь долго боролась против этого обычая, но безуспешно. По обычному праву, проведение свадьбы рассматривалось марийцами в качестве официального акта заключения брака. За годы советской власти марийская свадьба претерпела некоторые изменения, однако не потеряла своей значимости и этнического своеобразия. Сроки проведения ее ныне не ограничиваются только летним периодом; сократилась доля свадеб со сватовством, исчез обычай уплаты калыма, но сохранилась традиция одаривания подарками невестой родственников мужа и своих родителей. В современной свадьбе магические обряды совершаются зачастую в игровой форме. Значительно утратилось понимание роли традиционных участников свадьбы. Тем не менее, марийская свадьба и по сей день играет важную роль в формировании этнического самосознания, является важным институтом укрепления национального менталитета.

Мифологические представления и религиозные верования.

Вплоть до настоящего времени среди марийцев сохранились языческие верования. Приверженцев марийского язычества называют "чимарий", а само верование Марийской традиционной религией (сокр. МТР). Они обожествляют природу и поклоняются многочисленным богам. (Вернее будет бережно относятся к Природе и благодарят богов за то что есть жизнь).

Язычество, как религия, складывалась естественно-историческим путем. Оно возникло в период распада первобытно-общинного строя, когда люди перешли к развитым формам производящего хозяйства, прежде всего, к пашенному земледелию. Язычество включает в себя многое из предшествующих форм общественного сознания: почитание природы, веру в одушевленность предметов и явлений окружающего мира, разделение мира на реальный и сверхъестественный и другое. Предшествующие мифологические представления также стали составной частью языческого мировоззрения. Однако они в значительной степени были переосмыслены. Юмо из понятия "небо" превратился в высшее небесное божество. Также и многие "небожители" стали выполнять иные роли в языческих обрядовых действиях. Согласно языческой мифологии, у бога Юмо его небесные кони истерли свои копыта, и поэтому он просил себе взамен ежегодно жертвовать коня. Жертвенного коня марийцы отождествляли с небесным конем и называли юмын оргамак. Верховным божествам жертвовали также и других заместителей "небесного стада" — быков, коров, баранов и овец.

Для языческого миропонимания марийцев являлось характерным отождествление неба с какой-либо стихией: водой, землей, воздухом, огнем и т.п. В соответствии с этим каждая из этих стихий была земным или реальным воплощением бога (юмо), понимаемого еще в значении неба. Отсюда вытекало, что все стихии, как и небо, имеют своих праматерей (ава). На этой основе возникает представление о богинях, женских божествах. Однако не все из них имели равнозначное место в языческих обрядах. Наиболее почитаемыми считались Мландеава (мать земли), Вÿдава (мать воды), Mapдежава (мать ветра), Шочынава (порождающая мать). Юмынава (мать неба) хотя и возглавляла этот пантеон, но, в отличие от большинства богинь, не имела своего постоянного капища. Ей лишь во время молений в священных рощах зажигали отдельный жертвенный костер.

Одной из самых почитаемых богинь считалась Шочынава. Обычно подношения ей совершали дома. Она являлась богиней, покровительствующей всему, что рождается и что имеет начало. Она была одновременно и всеобщей, и индивидуальной богиней. Каждый человек после рождения, по верованиям марийцев, имел свою богиню-покровительницу (шочынава). Ее представляли в образе женщины, которая незримо следует за своим подопечным, оберегая его от всяких невзгод.

В языческих представлениях марийцев отдельно от богинь существовал пантеон мужских богов (юмо), считавшийся основным. Боги в нем подразделялись на три группы: небесные, или верхние; земледельческие, или аграрные и покровительствующие пчеловодству. В марийском язычестве не было богов леса, охоты, домашнего животноводства.

К небесным или верхним богам относились: Ош кугу юмо (белый верховный бог), Пÿрышö или Пÿйырышö юмо (бог-предопределитель судьбы), Кудырчö юмо (бог грома), Тÿнямбал юмо или Тÿня пÿрышö юмо (бог всего сущего), Эрге пÿйырышö юмо (бог-предопределитель сыновей), Кава юмо (бог неба), Кугу серлагыш или Сакче юмо (бог-хранитель). У каждого из них были в подчинении другие божества и ангелы. Некоторые из богов имели своих посланников (пиямбар). Так, в подчинении (личном штате) Ош кугу юмо находились юмын пиямбар (посланник), юмын шочын (прародительница), юмынава (мать неба), юмын витньызе(докладчик), юмын шукчо или юмын суксо (хранитель), юмын перке или юмын казначи (содержатель имущества), юмын пурышö (предопределитель бога) и другие.

Среди верхних или небесных богов высшими считались три: Ош кугу юмо, Пÿрышö юмо и Кÿдырчö юмо. Этим трем богам в священных рощах посвящались три священных дерева (онапу). Ими чаще всего являлись дуб и липа, которые в знак отличия опоясывались особым лыком (ÿштö). В священный пояс вдевались ветки липы и рябины. На свисающих концах лыка делались различные насечки, наносились сакральные знаки (тисте).

К божествам земледелия относились божества-хранители хлебов и божества пашни, ведающие плодородием земли. И тех и других было по семь.

Божеств, покровительствующих пчеловодству, также насчитывалась семь. В качестве жертвенного подношения им предлагали сотовый мёд. Кроме того, двум из этих божеств — мÿкш шочын (прародительнице пчел) и мÿкш пÿрышö (предопределителю пчел) ставили свечи, другим же предлагалось хлебное угощение. К числу божеств, почитаемых марийцами, относились также посланники или пророки (пиямбар) и ангелы-хранители (суксо, сакче), утвердившиеся в язычестве через ислам, христианство и, возможно, через другие религии. Почти все верхние боги да и богини имели ряд конкретных проявлений. Так, верховный бог Ош кугу юмо, в зависимости от иерархии религиозных объединений и назначения молений — общинных, окружных, объединенных (мер, тиште, туня), мог называться: Тÿҥ кугу юмо, Мер кугу юмо, Кава кугу юмо, Тÿня кугу юмо, Вуйвал кугу юмо и далее. В зависимости от ранга моления в его пантеоне мог быть больший или меньший состав богов, что определяло размер жертвоприношений.Женское божество Шочынава также имело несколько конкретных проявлений.

Языческая религия представляла собой открытую религиозно-мифологическую систему, она никогда не была канонизированной. Поэтому изначально в ней могли возникнуть различного рода локальные особенности. Поэтому она вбирала в себя элементы других религий — ислама, христианства. Все это значительно усложняло и запутывало и без того весьма сложную иерархию богов марийского языческого пантеона.

У луговых марийцев, вследствие христианизации, происходила значительная трансформация в языческих верованиях. Формально приняв христианство, многие из них продолжали отправлять в общественной жизни и в быту языческие обряды. Так возникло двоеверие (марла вера). Характерной особенностью этого синкретического христианско-языческого культа явилось упрощение прежнего языческого пантеона и включение в новый штат богов христианских святых и персонажей христианской мифологии. В их числе можно назвать Николая-чудотворца [Миколо юмо), Иисуса Христа (У юмо, Кугече юмо), Илью-пророка (Эр ÿжара юмо) и других. Во время общественных молений и в вероучении "марла вера" значительную роль стали играть второстепенные в прошлом боги и божества из личного штата Ош кугу юмо — Серлагыш, Пÿрышо, Пиямбар, а также божества, неизвестные в языческом пантеоне — мланде юмо (бог земли), кинде юмо (бог хлеба), саска юмо (бог овощей и плодов), паша юмо (бог труда) и другие.

Ныне с провозглашением демократических принципов, общечеловеческих свобод создались условия для подлинной свободы вероисповедания, для более четкого выражения религиозного сознания населения. Заметно выросло количество верующих марийцев за счет колебавшихся в прошлом между верой и неверием или тайно исповедовавших ту или иную религию. Активистами языческого культа создана языческая община "Ошмарий-чимарий", ряды которой увеличиваются за счет части двоеверцев и ранее конфессионально не определившихся. Верующими при поддержке местных властей восстановлены культовые места, стали открыто проводиться общие и местные моления с соблюдением традиционных ритуалов.

Декоративно-прикладное искусство.

Марийцы издавна знали приёмы обработки глины, камня, металла, дерева и растительных материалов, кожи и тканей. Об этом свидетельствуют выявленные археологами скульптурные фигурки животных и птиц, орнаментированная керамика, металлические украшения в виде стилизованных фигурок животных и птиц, различные орнаментированные пластинки. Эти украшения являлись частью древнего костюма. Они изготавливались из различных сплавов, в состав которых входило серебро, способом ковки или чеканки. Орнаментальные узоры наносили резцом, иногда узор просто процарапывали острым предметом.

Издревле получили распространение разнообразные подвески-амулеты и серьги, застёжки-сюльгамы и медные пряжки-фибулы, украшения для кос и отдельных деталей костюма. Из обычных проволочных звеньев овальной или округлой формы, искусно соединённых в одну цепь, изготавливались, например, головные цепочки, из круглой гладкой или из двух перевитых серебряных, часто медных, проволок – височные кольца. Вплоть до конца XIX века сохранились пластинчатые браслеты и щитковые перстни. Характерными элементами древнего костюма были и поясные пряжки, а также украшения в виде лапчатых металлических подвесок для кожаной обуви. Об эстетических вкусах древних мари свидетельствуют кошельки, украшенные тисненым орнаментом, металлическими бляшками и зажимками, латунные игольницы и другие предметы бытового назначения.

В ХVIII – начале ХХ века народное декоративное искусство значительно обогатилось благодаря развитию домашнего производства, усилению этнокультурных контактов с соседями.

Для украшения народного костюма традиционно использовали монеты, позумент, раковины-каури, бисер, стеклярус, пуговицы и др. Оригинальны височные украшения из подвесок с серебряными монетами, раковинами-каури и бисером; ушные подвески с монетами, серьги, выполненные из медной и латунной проволоки, бусин. Особым богатством отличались шейные и нагрудные украшения в виде ожерелий с монетами, раковинами-каури и пуговицами. Так, нагрудные украшения состояли из застёжек-сюльгам и специальных нагрудников прямоугольной и трапециевидной формы с нашитыми монетами и бисером. В комплект наручных украшений входили металлические браслеты и перстни. Браслеты в большинстве случаев были пластинчатыми, украшали их тиснённым или выгравированным (процарапанным) орнаментом из штрихов, точек, вертикальных чёрточек, прямых и косых линий, зубчатых или гребенчатых штампов, треугольников и др. Самые распространённые мотивы – ромб с продленными сторонами и диагональные гребенчатые узоры. Серьги изготавливались из серебра или переплавленных серебряных монет, вместо драгоценных камней использовали отдельные детали бус промышленного производства.

Вплоть до конца XIX века для застёжки грудного разреза женской рубашки марийцы изготавливали брошки-фибулы (сюльгамы), известные как ширкама (почкама). Орнаментированы они были простым гравированным геометрическим рисунком из зигзагов и точек по краю овальной (или круглой) формы фибулы. К ним иногда привешивали несколько коротких цепочек, изготовленных из проволоки с бусинками разных цветов на концах. Принцип декора таких фибул напоминает древнемарийские сюльгамы.

В ансамбле женского костюма широко применялись украшения, расшитые бисером. Им обычно декорировали нагрудные украшения. Сочетание бисера, раковин-каури, пуговиц, тесьмы и других элементов украшения придавало особую красочность. Традиционные способы украшения сохранились и в настоящее время, они передаются по наследству от матери к дочери. Приём вышивания бисером характерен и для декора женских тканых и плетёных шерстяных опоясков, холщовых набедренных подвесок и мужских свадебных поясов. Бисерные нанизки пришивались к концам опоясков. Концы нанизок украшались шёлковой бахромой из перевитых ниток. Среди луговых мариек широкое распространение получило плетение всевозможных шерстяных тесёмок и кручёных поясков из цветных толстых шерстяных ниток. Плели ручным способом без особых технических приёмов – путём прямого переплетения цветной пряжи или крючком.

Восточные марийки изготавливали пояса в паласной технике, на ткацких станках. Пояса имели яркую полихромную расцветку, а на концах, как правило, завершались бахромой, разноцветными кистями («махорчиками») с бисером, блёстками, позументом. Составная часть горномарийского народного костюма – тканые пояса. Ткут их и в настоящее время из конопляных, шерстяных и шелковых ниток на особом станке (или ручным способом при помощи палочки и деревянного ножа – «от себя»). Используют и специальное приспособление из квадратных дощечек, заменяющих нитченки. Каждый из поясов ткут в шесть-семь цветов в вертикальном расположении по всей их длине.

Узорное ткачество марийцев, по сравнению с ткачеством других народов Поволжья, было развито слабее. Марийцам оно известно с глубокой древности как важная отрасль домашнего производства. Тканые изделия и вышитые полотенца являлись неотъемлемой составной частью приданого невесты, а также обрядовыми и ритуальными предметами. Восточные марийцы (ныне проживающие в Башкортостане) изготавливали половики и паласы из толстых цветных шерстяных ниток, окрашенных натуральными красителями. Для основы использовали хлопчатобумажные нитки. Декор таких тканых изделий строится на равномерном соотношении широких и узких цветных полос обычно розового, оранжевого, зелёного, красного и чёрного тонов.

Резьбой украшались орудия труда и предметы быта. Например, в виде коньков или конских голов вырезались блоки для ткацких станков. Традиционные принципы резного декора сохранились в украшении замков. Марийские прялки декорировались простым геометрическим узором в технике трёхгранновыемчатой резьбы. Рисунок строится на контрастах крупных и мелких мотивов – большой по размерам лучевой розетки из трехгранных выемок (в центре донца) и мелких зигзагов, прямых линий, образованных контурной порезкой, или скобочек-выемок.

Яркое своеобразие декоративного искусства марийцев проявляется в обработке растительных материалов – лозы, лыка (в технике плетения), бересты (в технике тиснения) и др. Из них изготавливали всевозможные корзины и дорожные сундуки (в технике чарушечного плетения) и туеса. Декор бытовых предметов из коры и бересты сводился к узорному плетению и тиснению. Путём вдавливания деревянными или металлическими штампами узоры наносили на боковые стенки берестяных сосудов (бураков, туесов и др.). Рисунок был линейно-графическим из мелких треугольников, прямых и наклонных линий, зигзагов, кружков. Особенно любимы мотивы розеточного и ромбического вида, которые в прошлом у марийцев являлись символами солнца.

Особо следует выделить туеса – цилиндрические сосуды с круглыми вставными деревянными крышкой и донцем. Боковые стенки таких сосудов шили из вываренных кусков бересты, скрепляли края на местах соединений и сгибов ивовыми прутьями или лыком.

 

Начиная с 60-х годов XIX столетия широкое распространение получили кустарные промыслы по обработке дерева, тканей, металлов, растительных материалов и др. Это производство черёмуховой гнутой мебели (столы, стулья, кресла-диваны), плетёных корзин и дорожных сундуков, тарантасных плетёнок, изготовление национальных музыкальных инструментов и сувенирных поделок (резных и выжженных тростей) и др. Широкое распространение получил корзиночный промысел.

В Козьмодемьянском уезде корзины делались из зелёного неочищенного или очищенного круглого и плоского прута ивы (тальника), в основном из колотого и струганого прута (ивовой палки). По форме корзины были двух видов: круглые и овальные (вытянутые по горизонтали). Последние украшали цветными полосками, идущими параллельно одна над другой по верху корзины. В этом же уезде способом плетения из талового и черемухового хвороста делали свадебные тарантасы, экипажные плетенки, гнутую и плетеную мебель из черемухи и клена. Марийские кустари со своими экспонатами принимали участие на всероссийских ярмарках, художественных и промышленных выставках (1896-1913 гг.). Многие экспонаты отмечались дипломами выставок.

К 1860-м годам относится возникновение промысла по обработке дамских (тонких) и мужских (толстых) деревянных тростей с выжженным и резным орнаментом. Как сувениры они не раз упоминались в качестве достопримечательностей Козьмодемьянска в дореволюционных путеводителях по Волге. Орнамент выжженных узоров был разнообразным и обычно состоял из комбинации кругов, точек, прямых, спиралей и винтообразных линий. Ручки тростей делали в виде фигурок птичек или же голов животных.

Среди промыслов по обработке дерева следует назвать и производство расписных дуг, саней, коромысел, сундуков, предметов домашней утвари (чашек, солонок, черпаков, ложек, сосудов для питья, ковшей, туесов и др.), плетеных стульев, столов, лавок, резных деревянных замков, которые являлись предметом вывоза за пределы Марийского края.

По всему краю был распространён кустарно-ткацкий промысел, который удовлетворял главным образом потребности местного населения. Популярностью пользовались изделия из соломки. Соломкой декорировали рамки для фотографий, туалетные коробочки, из нее делали люстры. Среди музыкальных инструментов очень популярными были птички-свистульки, выполненные из глины. Мотивы их росписи несложные, с геометрическим рисунком. В самих формах чувствуется лаконичность и выразительность пластики.

Художественная промышленность в Марийском крае была представлена Ульяновским стекольным заводом, построенным в 1886 году Н.А. Коряковым и получившем известность не только в крае, но и в России. Изготовлялись здесь винные бутылки, рюмки, стеклянная посуда. Изделия завода поставлялись Императорскому двору, экспонировались на выставке хрустальных изделий в г. Казани (1901 г.).

В советский период в конце 1920-х годов в области организуются вышивальные промартели, кружки. В 1929 г. открывается Школа женского труда имени 8 Марта с вышивальным, ткацким и швейным отделениями. Профтехшкола оказала большое влияние на возрождение традиционной вышивки марийского народа. В 1936 году был создан вышивальный цех артели «Труженица» в г. Йошкар-Оле, который внес весомый вклад в дело возрождения национальной вышивки. К концу 1930-х годов в районах республики организовались промартели, специализирующиеся на выпуске вышитых изделий. В орнаменте вышивок использовались не только традиционные узоры, но и элементы советской символики – серп, звезда, молот и другие. Действовало много столярно-токарных мастерских, как, например, Моркинская, Сундырская, Сотнурское ремесленное отделение при бывшем двухклассном училище и др., а в г. Козьмодемьянске – столярно-корзиночная мастерская. Изготавливались прежде всего предметы бытового назначения: столы, стулья, самопрялки, ткацкие станы, тарантасы и пр.

Совершенно новым является промысел по выработке точёных солонок, рамок для фотографий, ложек, половников и чашек с хохломской росписью. Производством этих изделий, например, занимались в артели «Прогресс» (ныне в г. Йошкар-Оле), где работали мастера, прибывшие из г. Семёнова Горьковской области.

В условиях войны тяга марийского народа к искусству традиционной вышивки продолжала сохраняться. В 1943 году работала профтехшкола по художественной вышивке, в районных центрах действовали артели. Вышивальщицы собирали по деревням вышитые изделия, сами разрабатывали новые узоры.

На современном этапе декоративно-прикладное искусство Республики Марий Эл представляет собой сложное художественное явление. Оно развивается в виде домашних ремёсел, в творчестве отдельных профессиональных художников, системе государственного сувенирного производства на основе небольших предприятий и художественных объединений, а также использует труд мастеров-надомников. Среди всех видов традиционного художественного творчества почётное место занимает вышивка.

Вышитые изделия – составная часть декора культурных, административных, бытовых учреждений, промышленных предприятий. Они широко используются в оформительском искусстве. Орнамент вышивки широко применяется в книжной графике. Архитекторы всё чаще используют его в декоре интерьеров. Особенно характерно это для районов республики.

На современном этапе возрождаются многие традиционные виды художественных ремесел марийцев. Для этого в системе министерств лесного и сельского хозяйства создаются художественные производственные участки. Так, в 1969 году было организовано художественное объединение надомного труда с филиалами в районах республики. Ассортимент выпускаемой художественной продукции составляли шкатулки и поделки из бересты, лыка (конфетницы, салфетницы, стаканы для карандашей, туалетные коробочки, корзиночки для цветов и др.), декоративные вешалки и расписные кухонные разделочные доски, традиционные деревянные ложки и половники, плетеная мебель, чеканные панно и резьба по фанере, дереву, швейные изделия с вышивкой, кожаные изделия с аппликацией, вязаная продукция из шерстяной пряжи.

Население продолжает заниматься корзиноплетением из тальника и ивовых прутьев, ивовой лозы, поделками из дерева и бересты, из глины, ткачеством женских поясов и наплечников для горномарийского национального костюма. Среди плотников и столяров немало мастеров, которые «по заказу» украшают жилища своих односельчан. Особенно популярной становится ажурная прорезная и накладная резьба. Сохраняются многие традиционные мотивы резьбы по дереву – солярный знак в виде ромба, восьмиконечной звезды, зооморфная стилизация многих узоров. Широкое распространение получил растительный орнамент. В резьбе нашли отражение отдельные элементы орнамента вышивки как некие знаки-символы национального престижа. В сочетании с резьбой применяется раскраска архитектурных деталей; цвет используется как выразительное средство придания сооружению декоративности. Привычная резьба заменяется иногда цветной цементной штукатуркой с рельефными орнаментальными узорами и сюжетными изображениями. Широкое распространение застекленных веранд приводит к появлению различных декоративных переплетов рам. Вновь возрождается производство сундуков с росписью. Марийские женщины освоили роспись масляными красками на белой хлопчатобумажной ткани при помощи заранее подготовленных трафаретов. Из таких расписных тканей с растительным орнаментом, полихромной расцветкой шьют подзоры и «боковушки» для кроватей, которыми украшают интерьер сельской избы.

19. Удмурты: земледелие, хозяйственные занятия, поселение и усадьба, пища и утварь, Традиционный костюм

Основные занятия удмуртов - пашенное земледелие и животноводство. Распространено было пчеловодство. Подсобный характер имели охота, рыболовство, собирательство и огородничество. На очень высоком уровне у удмуртов стояли домашние ремёсла и промыслы: обработка дерева, льна, шерсти и кожи.

Земледелие

Хозяйство удмуртов до Октябрьской революции можно охарактеризовать как неспециализированное, смешанное, однако преобладало земледелие. В основном это малопродуктивные дерново-подзолистые почвы, супеси, суглинки. Недостаток плодородия земли, несовершенство аграрного инструментария удмурты компенсировали огромным трудолюбием, порой даже сверхэксплуатацией себя.

Из пахотных орудий использовались косуля вятского типа, соха (пу геры) с двумя сошниками (амезь), наиболее пригодные для неглубокой вспашки на лесных почвах. В южных районах использовали сабан, применявшийся при распашке целины. Железные плуги (корт геры) появились лишь в конце XIX века. Для рыхления почвы и заделывания семян применялась рамная борона (усы) с деревянными, позднее – железными зубьями. Единственным видом удобрения был навоз. Сеяли вручную. Урожай убирали серпами (сюрло). Молотили цепами (кутэс) на специальных грунтовых или ледяных площадках. Зерно мололи на ручных жерновах, водяных и ветряных мельницах (вуко).

Сеяли преимущественно морозоустойчивые зерновые культуры: рожь, овес (сезьы), ячмень (йыды). В южных районах сеяли пшеницу (чабей), горох (кöжы), гречиху (сьöдчабей), просо (тари), полбу (вазь), коноплю (пыш), лен (етüн). Также занимались огородничеством. Выращивали лук, капусту, огурцы, репу, картофель, редьку, брюкву и др.

Животноводство

Неотъемлемой частью удмуртского хозяйства было животноводство, служившее дополнением к земледелию. Как рабочий скот разводили лошадей (вал), для получения мясомолочной продукции – коров (скал), овец (ыж), свиней (парсь). Довольно много разводили птицы: кур (курег), уток, индюков (немыч), гусей. Животноводство давало, кроме того, сырье для приготовления одежды, разных предметов, а также органического удобрения, без которого земледелие невозможно.

Важное место в хозяйстве удмуртского крестьянства занимали разнообразные неземледельческие занятия (охота, рыболовство, пчеловодство).

Охота

Гербом Вятской губернии был натянутый лук со стрелою, что, по-видимому, означало большую роль охоты на Вятке. Лес занимал особое место не только в материальной, но и в духовной культуре удмуртов. Промышляли они белок, зайцев, выдру, куниц, бобров, лис, норку, волков и медведей. Охотились на рябчиков, тетеревов, куропаток. Охотились с собакой. Орудия лова были разнообразны, большинство самодельные: луки и стрелы; капканы; корытообразные захлопывающиеся ловушки (нальык); ловушка из бревен – пасть (кеч-кор); спиралеобразные ловушки – клетки, тенета (казь). На птиц ставили силки из конского волоса, из кольев и веток. Довольно рано удмурты познакомились с огнестрельным оружием.

Пчеловодство

К древним занятиям удмуртов относится бортевое пчеловодство. Отдельные семьи имели по нескольку десятков бортей в лесу.

Инструментарий пчеловодов был весьма прост, поэтому свои действия они стремились «подстраховать» магическими приемами, о чем говорят обрядовые песни пчеловодов, различными табу. Лесные борти в период медосбора требовалось охранять от медведей. Для этого придумывали различные приспособления. В XVIII веке борти с пчелами стали вырезать и перевозить на усадьбу, а потом начали изготавливать ульи. Так постепенно переходили к пасечному пчеловодству. В Удмуртии зафиксирован особый вид пчелы «melita udmurtica» - пчела удмуртская. В удмуртском языке содержится около тридцати слов, связанных с пчелой. Известны и особые бортничьи песни-заклинания. До недавних пор в каждой усадьбе удмуртского крестьянина можно было увидеть не менее сорока ульев.

Рыболовство

Обилие рыбы в реках стимулировало занятие рыбной ловлей. Ловили крючками (визнан), бреднями (калтон), переметами, сачками, сетями (чилеп, сак, сеть). Устраивали самовольные снасти: морды, верши (мурдо). Рыбалкой занимались и ночью: освещая воду костром на носу лодки (чырак), ловили острогой (шибоды). Рыболовство имело в основном домашний характер, на рынок возили немного. Из-за вырубки лесов многие водоемы к настоящему времени высохли.

Промыслы и ремесла

Среди удмуртов были распространены смолокурение и углежжение. Обитание в лесной полосе, наличие подручного материала обусловили развитие деревообрабатывающих ремесел. Из дерева изготовляли домашнюю утварь, средства для передвижения, сельскохозяйственные орудия, из мочала и конопли вили веревки.

С развитием земледелия возник мукомольный промысел (строили водяные мельницы).

Удмуртские женщины занимались прядением и ткачеством. Ткани для нужд семьи полностью изготовлялись в домашних условиях.

К 1913 году складывается сравнительно развитая металлургическая и металлообрабатывающая промышленность.

Традиционные поселения

Удмуртская деревня

Сельские постройки удмуртов отражают историю народа, его обычаи и верования, представления о красоте, хозяйственный уклад.

Площадь расселения удмуртского этноса сравнительно невелика, тем не менее удмурты осваивали эту территорию весьма неравномерно, образуя несколько ареалов, формирование которых в значительной степени связано с природными условиями, в частности, с качеством почв [1].

Для удмуртов характерен приречный тип заселения – населенные пункты (гурты) располагались цепочкой вдоль рек. Преобладающим было расположение поселений вдоль мелких речек, более удобных для строительства мельниц, что имело важное значение при почти исключительно земледельческом хозяйстве населения. Для того чтобы почва лучше просыхала, селение устраивалось, как правило, на южных склонах возвышенностей.

Крестьянами принималась во внимание и возможность укрытия поселения от северных ветров за счет самого рельефа местности. Решающее значение при выборе места поселения имела также близость к обрабатываемым угодьям и удобство подъездов. Долгое время удмуртами учитывалась и близость «луда» – рощи, служившей местом моления [2]. Вместе с тем увеличение населения и недостаток пахотных земель принуждали изыскивать новые площади под посевы, создавать населенные пункты на водораздельных участках. Под поселения выбирались места с неглубоким стоянием грунтовых вод, у оврагов – в местах выхода ключей, на лесных полянах [1]. Старались селиться, чтоб вода была вкусная (обычно воду брали из реки, но предпочитали из родников, благо их было в изобилии), нередко в деревне был свой ческыт ошмес (вкусный родник).

Место поселения обычно избирал туно (шаман) или вӧсясь (жрец). Для этого совершали специальный обряд: выбирали красного или белого быка, укрепляли ему на рогах священный ковш (сюмык) и отпускали, где он останавливался — там и быть деревне (подобный же обряд совершали и при выборе святилища) [3].

В исторических источниках упоминаются следующие типы поселений, в которых проживали удмурты: село, деревня, починок, выселок, мельница, – по людности весьма разные. Более трети населенных пунктов имели менее 100 жителей, большое количество селений, в основном починков и выселков, не имели и 25 человек. Наблюдались довольно значительные порайонные различия. Мелкие населенные пункты находились, как правило, в северных районах, в местах интенсивного освоения земель, более крупные – в южных, в бассейнах рек Иж и Вала.

Многолюдность населенных пунктов в южных районах связана с более благоприятными природными условиями, обширными пашнями с хорошим качеством почв; в северных же районах удобная для пашни земля располагается небольшими участками, отстоящими друг от друга на значительное расстояние. Нужно отметить, что в местностях, населенных удмуртами, их поселения в целом были многолюднее русских поселений – как более ранние по времени возникновения.

Удмуртские населенные пункты не отличались разнообразием форм. Композиция деревни формировалась не планово, не по каким-либо архитектурным законам, а в силу условий существования и родовых традиций. К последним можно отнести обычай, по которому отделившиеся сыновья селились поблизости от отцовской избы [4]. По другому обычаю усадьбы отделившихся братьев часто были тождественны вплоть до последнего гвоздя и крюка [5]. Желающие строить себе дом обычно призывали для совета туно – знахаря-жреца, который при помощи гадания указывал место для постройки. Естественно, определенное таким способом место было произвольным, случайным и не всегда удобным. Однако крестьяне, боясь ослушаться туно, все же строили усадьбу там, где он указал [6]. Между домами пролегали пространства засеянной пашни, расстояние между усадьбами составляло 200–250 м. Разрастаясь, селения сохраняли ту же планировку, однако между дворами появлялись проезды, которые, будучи вторичным явлением, воспроизводили конфигурацию и размещение усадеб. Менее распространенный путь развития селений с беспорядочной формой застройки – увеличение площади: некоторые из населенных пунктов занимали площадь в несколько квадратных километров. По мере развития производительных сил и социальной дифференциации крестьянства беспорядочная форма застройки населенных пунктов

трансформировалась в уличную. Первыми изменили форму селения вдоль трактов (середина XIX в.), при этом сначала перестраивалась примыкающая к тракту часть селения. К концу XIX в. большинство селений с беспорядочной формой было реконструировано; стали преобладать населенные пункты с уличной планировкой.

При беспорядочной форме застройке к проезжей части выходили заборы и ворота, а избы стояли внутри усадеб. Выносить жилые дома к улице начали во второй половине XIX в. – с распространением уличных форм селений. Однако четкой фасадной линии улицы первоначально не имели. Преобладающей стала постановка дома перпендикулярно улице, хотя встречались населенные пункты с параллельно стоящими к улице домами.

В прошлом для удмуртов была типична локализация группы родственников в одной части поселения. (С переходом к уличной планировке принцип расселения родственных коллективов в значительной степени сохранился, что нашло отражение в патронимических названиях отдельных концов и улиц.) Такое единство обусловливало наличие в селении, наряду с постройками, принадлежавшими одной семье – хозяйственной ячейке, также построек, являвшихся собственностью всей деревни или группы родственников. К ним относились молитвенные строения (быдӟым куа), общественные склады1. У реки ставились бани, общие для трех-четырех семей. Воду часто брали из родников, которые заботливо обустраивали и берегли. Все улицы завершались изгородью или полевыми воротами (бусы капка), создающими замкнутое пространство поселения. До полевых ворот принято было провожать званых гостей, рекрутов[7].

Удмуртские деревни имели много зелени. Основными породами деревьев для озеленения были черемуха и рябина [1].

Удмуртская усадьба

Строения усадьбы располагались часто в П-образном порядке, образуя просторный открытый двор (гидкуазь, амбар). В северных районах Удмуртии и у удмуртов Кировской области встречается одно- и двурядная связь, иногда и с крытым двором. У южных удмуртов в прошлом встречались усадьбы, в которых хозяйственные постройки были разбросаны вокруг избы [8].

Уличная сторона двора замыкалась воротами и бревенчатым забором. Ворота играли важную практическую и художественно-эстетическую роль. Их конструктивную основу составляли массивные врытые в землю столбы, на которые навешивались тесовые полотнища, перекрывавшиеся двускатной крышей. Встречались у удмуртов и многостворчатые ворота, объединенные одной крышей, хотя практически использовались только две створки и одна калитка, остальные выполняли лишь декоративную функцию. Народные мастера выработали и другую форму ворот, которая не встречается больше нигде и может быть названа специфически удмуртской, – так называемые срубные

ворота с выступающими по бокам бревенчатыми срубами-опорами, в середине которых делалась прямоугольная или овальная выемка с декоративной колонкой. Удмуртские ворота, однако, несмотря на свою монументальность, не были призваны изолировать жизнь двора от внешнего мира. Об этом свидетельствует отсутствие запоров на воротах и то, что примыкающее ограждение делалось из жердей или низкого заплота [1].

Надворные постройки удмуртов представлены избой – двухкамерной постройкой, состоящей из собственно избы (корка) и холодных сеней (корказь), одно- или двухэтажной клетью (кенос), амбаром для хранения зерна и пищевых продуктов (ю кенос), хлевом (гидкуа), баней (мунчо), погребом (йӧгу), навесом для хранения дров и хозяйственного инвентаря (липет ул, лапас). На каждом дворе было культовое сооружение (куа), в котором совершали семейные моления [8].

Корка

Корка, так же как изба у русских, является основной жилой постройкой удмуртских крестьян и характеризуется наличием сруба, печи, потолка и пола [2]. По предположению И. Н. Смирнова, ее прототипом была в какой-то мере куа (шалаш) [9]. Приводимый им этимологический разбор слова «корка» достаточно убедителен и развит многими советскими этнографами [10]. В древности куа сооружалась из веток и коры. Позднее это летнее жилище, являвшееся также культовым объектом, стали строить из бревен («кор»). Соединение двух слов дало слово «коркуа», или сокращенно «корка», что должно означать «бревенчатый шалаш» [2].

В конце XIX – начале XX вв. корка представляла собой избу срубного типа. Основанием дома служили сосновые «стулья», ставившиеся под углы и под центр бревен первого венца. В этот период отмечен еще и наиболее архаичный способ постановки дома – без фундамента: первый венец, обмазанный смолой, укладывался непосредственно на грунт. В начале XX в. у наиболее зажиточных крестьян появляются дома на сплошном каменном или кирпичном фундаменте. Во время строительства дома широко бытовал обычай устраивать помочи (веме).

В конце XIX в. при возведении стен применялся наиболее древний способ рубки углов «в обло» – с вырубкой чашки в нижнем бревне. Пазы прокладывались мхом и паклей. Удмуртские мастера выработали оригинальный способ вырубки пазов: снаружи венцы вплотную прилегали друг к другу, мшение производилось после подъема сруба и только с внутренней стороны. Преимущество этого способа состояло в том, что сруб практически не давал осадки. Избы повсеместно были одноэтажные. В северных и центральных частях Удмуртии они строились на более высоком подклете, чем в южных. Внутри подпола (гулбеч) вдоль стен сооружалась завалинка: внешней завалинки у удмуртов не отмечено. Пол и потолок укладывались по направлению от входной двери к противоположной стене; они изготовлялись из толстых плах, теса или полубревен.

Крыша (липет) возводилась двускатная, на сомцах. Повсеместно материалом для кровли служил тес, солома использовалась крайне редко, хотя для покрытия хозяйственных строений она применялась довольно широко; для этой же цели широко использовался луб. Сверху крыша укреплялась охлупнем из выдолбленного бревна, которое привязывалось веревкой к князевой слеге. Встречалось крепление крыш гнетом – рамой из двух жердей, концы которых скреплялись доской с двумя отверстиями. Снизу крыша поддерживалась потоками и курицами. При креплении гнетом один скат крыши вверху был длиннее другого, нависал над ним, причем тесины были разной длины, что придавало крыше своеобразный вид. Такой тип крыш является наиболее древним[1].

Особое место в мировоззрении удмуртов занимала матица («мумыкор»). Это сложное слово, состоящее из двух слов. Первое слово «мумы» этого сложного слова в переводе на удмуртский обозначает мать, второе - «кор» - бревно. Моление в доме разрешалось проводить только в пространстве от красного угла до матицы. Перед отправкой на войну или в армию призывник-рекрут прибивает к матице серебряную монету с шелковой ленточкой, чтобы матица его оберегала. Когда возвращается, то с друзьями торжественно снимают эту ленточку. Благодарят Инмара (Бога) и мумыкор за удачное возвращение. При строительстве дома удмурты проводят обряд подъема мумыкора. Готовят место: под концы кладут шерсть и серебряную монету. Шерсть, очевидно, для того, чтобы матице легко и удобно было на себе держать большую тяжесть; потолочные доски, стропила, крышу, чердачную землю. Это благодарение матицы за тяжелую работу. Построив дом, через несколько дней проводят «корка пырон» (новоселье). Приглашают родственников; если деревня небольшая, то всех жителей. Гости идут с различными подарками и заходят со словами: «Выль корка шудо-буро мед луоз!» / «Пусть новый дом будет наполнен счастьем и достатком!». Поздоровавшись с хозяевами, от каждой семьи к матице прибивают (прикрепляют) деньги с добрыми пожеланиями [11].

Первые удмуртские избы устраивались без дымохода, то есть были курными (ӵын корка). Подобное жилище, судя по всему, преобладало вплоть до конца XIX века. Архитектура ӵын корка имела целый ряд особенностей. Крыша, как правило, лежала на сомцах, удерживалась курицами и иногда еще дополнительно скреплялась «огнивом». Такие конструктивные приемы, уже использовавшиеся удмуртами при постройке куа, давали возможность обойтись без дорогостоящих гвоздей, позволяя также легко заменять подгнившие детали конструкции.

Одно или два небольших «волоковых» (закрывавшихся «волоком», дощечкой) окна вырубались в двух соседних бревнах на половину их толщины. Чрезвычайно характерным для удмуртских курных изб было то, что эти окна располагались асимметрично, ближе к одному из углов и чаще всего выходили во двор. Наряду с волоковыми, иногда соседствуя с ними на одной постройке, делались «косящатые» (окаймленные косяками) окна. Они затягивались бычьей брюховиной, а то и просто тряпками. Бытовали простые прямоугольные ставни [2]. В холодное время окна на ночь прикрывались снаружи соломенными матами.

Справа, реже слева от входа, устьем к фасадной стене располагалась глинобитная печь (гур), в южных районах с вмазанным котлом, в северных – с очагом на шестке (уӵог) и подвесным котлом [8].

Как правило, печь ставилась вплотную к стенам, задней и боковой, либо к одной из них. Позднее печь стала постепенно «отходить» от стен, за нею появляются проходы. Для хранения посуды, кухонной утвари и других вещей над этим пространством стали сооружаться маленькие полати. Под печью зимой держали мелкий скот и птицу. В противоположном от печи углу находилась божница, под нею – стол [1].

В интерьере избы стол, стул, передний угол имели высокий статус. Стол жӧк символизировал саму семью, потому что объединял вокруг себя всех. Он был своеобразным символом достатка хозяйства. Потому на столе всегда стояла солонка с солью и лежал каравай хлеба. Из правил сакрализованной регламентации поведения можно привести некоторые, сохранившие свое значение и сегодня: нельзя стучать по столу костяшками пальцев, нельзя голой рукой вытирать стол, нельзя смахивать крошки хлеба на пол, нельзя разбивать яйцо об столешницу. Не рекомендуется сидеть на углу стола, это место предназначено для душ умерших родственников. Нельзя уходить из дома сразу же, встав из-за стола, унесешь счастье и достаток из этого дома. Во время похорон и поминок ложку (лушкем пуньы) следовало класть на торцевой стороне стола для умерших предков [12]. Категорически не разрешается за столом резать ногти - этот считается осквернением священного места. Также считается некрасивым поступком, если женщина садится на мужское место. За столом нельзя ругаться [11]. Над столом родители подавали ребенка крестным родителям во время домашнего крещения пинал пыртон. Вода, которой обмыли углы стола, по поверью, приобретала лечебные свойства. Ею брызгали на лицо ребенка, на которого навели порчу, сглазили.

Единственный стул пукон в избе считался принадлежностью хозяина. Остальным членам семьи не полагалось на нем сидеть. Если невестка по неосторожности задевала его или переставляла, то должна была провести умилостивительное жертвоприношение в куа, чтобы воршуд не рассердился, или откупиться монетой, подарив ее свекру [12]. Женщины и дети сидели вдоль длинной стороны стола, мужчины - со стороны красного угла (на узкой стороне). Другой узкий конец стола, дальний по отношению к красному, считается местом угощения умерших сородичей. В передний угол тӧр сэрег усаживали обычно самых уважаемых гостей, в частности, крестных родителей вернувшегося из армии солдата, или жениха и невесты во время свадьбы [11].

Большое значение в доме имела дверь. Запирая двери на ночь, удмурты общались к богам с просьбой оберегать дом от нехороших людей, нечистых сил, болезни. Перед Пасхой в четверг в «кулэм потон уй» (букв. ночь выхода умерших) - на все двери и окна прикрепляют веточки можжевельника или пихты, обращаясь к своим богам, чтобы те оберегали их от злых духов и нечистых сил. До настоящего времени удмурт, собираясь в дальнюю дорогу, переходит через порог, обращаясь к Инмару, Куазю, Кылчину и прося у них счастливой дороги. В древние времена, уподобляя значения пупка и двери, пупок новорожденного разрубали на пороге. Через порог ничего нельзя брать и отдавать взаймы. Переходя через порог, нельзя наступать на него. В качестве преграды для колдунов, совершив обряд, под порог с подполья втыкают иголку без ушка. Есть текст, который необходимо высказать при этом действе. Кое-кто над дверью прибивает подкову. Удмурты говорят: свой конь от всего оберегает. С этой же целью вешали на жерди черепа коней и ставили около построек. Двери было положено закрывать без усилий, без шума [11].

Над третью площади избы в задней ее части сооружались полати, на которые взбирались по лестнице у дверей. Вдоль стен устраивались массивные широкие лавки, над ними по всему периметру стен, кроме задней, подвешивались полки. По углам, кроме переднего, устраивались нары, позднее замененные деревянными кроватями. Днем постели убирались, и нары служили для хозяйственных нужд. Подвижной мебели было очень мало: стол, стул, редко шкаф для посуды [12].

Внутри изба не имела перегородок, однако отдельные углы, по обычаю, закреплялись за женатыми членами семьи: здесь располагались их нары или кровать, здесь же они могли принимать гостей. У северных групп удмуртов дом не разделялся на мужскую и женскую части; у южных – пространство перед печью, хотя и не огораживалось, называлось женской половиной (кышно пал) [1]. Здесь неприлично было находиться мужчинам и посторонним людям. Крестьянский этикет соблюдал и другое правило": деление избы матицей мумыкор/эмеспикор на две половины: переднюю пыдлось/ӧспал и собственно горницу ульчапал/урампал. Выражением особого расположения к постороннему вошедшему считалось приглашение пройти за матицу [12].

Внешнему оформлению жилищ удмурты не уделяли большого внимания. Бревна сруба часто были неодинаковой длины и редко обрубались; наличники представляли гладкую обкладку, не украшались ни резьбой, ни рисунком. Изредка в украшении жилища встречалась скульптурная обработка дерева: в частности, охлупень имел на конце изображение коня или птицы. Большее внимание уделялось клети: искусно обрабатывались столбы, поддерживающие галереи клетей, украшались ограждения. Наиболее распространена была для этой цели диагональная решетка, образующая ромбический узор. Украшенные наличники и ворота появились уже в XX столетии [1].

Кенос

С наступлением теплых дней (с апреля по октябрь) семья переходила на жительство в кенос: количество их в хозяйстве составляло 2–3, а иногда и более. Кенос – одна из наиболее древних построек, притом претерпевшая наименьшие изменения в ходе исторического развития. По своим конструктивным, а особенно функциональным особенностям она схожа с аналогичными постройками скандинавских народов, что говорит о тесных связях предков удмуртов с ними еще в глубокой древности [1].

Происхождение кеносов еще не вполне изучено. Некоторые ученые относят их появление к периоду полуоседлой жизни удмуртов, когда охотники, покидая весной теплую землянку, строили летнее помещение, а рядом устраивали защищенный ветровыми щитами очаг, переросший затем в куа [13].

Можно также предполагать, что двухэтажные кеносы появились путем развития клетей на столбах, построек, характерных в прошлом для некоторых финно-угорских народов. Как и современные кеносы, они являлись не только кладовкой, но и летней спальней. На столбы сооружение поднималось для защиты от зверей и сырости. Постепенно свободное пространство внизу между столбами использовалось и застраивалось. Это и привело, по мнению некоторых исследователей, к образованию двухэтажного кеноса – нового, более сложного типа постройки.

Удивительно разнообразие типов кеноса. Он может быть одинарным и двойным, одно- и двухэтажным, свайным и с промежуточными комнатами и т. д. Много также и вариантов его расположения в ансамбле крестьянской усадьбы. Кенос может стоять в одну линию с корка, соединяясь с ней в одно целое через сени (корказь). Довольно часто кеносы располагаются также перпендикулярно дому. Но до середины XIX века они чаще всего свободно, без каких-либо правил размещались по территории усадьбы.

Особенно интересны двухэтажные кеносы, стоящие параллельно корка и выходящие торцом на улицу. Их роль очень значительна как в формировании архитектурного облика крестьянской усадьбы, так и в создании архитектурного силуэта всей улицы. Ритмично повторяющиеся сплошные бревенчатые торцы кеносов придают застройке деревенской улицы монументальность и своеобразную суровость.

Кеносы вобрали в себя многовековой строительный опыт удмуртских крестьян, их деловитость и сметку. Двухэтажные постройки позволяли обойтись одной крышей при двойной складской площади. При этом площадь использовалась очень эффективно. Кроме того, если селение располагалось в низменном месте, второй этаж кеноса давал возможность сохранять сельскохозяйственные припасы сухими во время паводков. В обычное же время двухэтажные кладовки обеспечивали наилучшее проветривание припасов и тканей. Повседневная и праздничная, передававшаяся из поколения в поколение, одежда развешивалась на втором этаже кеноса на специальной жерди – «сюры». Такие жерди навешивались и снаружи, вдоль галереи – на них одежду просушивали.

Второй этаж служил также и жилым помещением в летнее время. Гигиеническое значение использования летнего жилища очевидно – крестьяне надолго избавлялись от тяжелого воздуха в перенаселенных избах [2].

В зависимости от числа брачных пар клеть разделялась бревенчатыми или холщовыми перегородками. Вдоль одной или двух стен устраивались деревянные нары, закрывавшиеся пологами; вдоль других подвешивались жерди для одежды. В клети хранились различные предметы, связанные с женским трудом: ткацкий стан, прялки и т. д. Женщины были полновластными хозяйками в клети, мужчины не могли туда войти без их разрешения. Каждая считала своим долгом угостить гостя в своей клети или на своей половине [1].

Куала

Своеобразным строением была куа (куала), имевшаяся на каждом дворе и служившая местом отправления семейного культа и одновременно летней кухней; до XIV–XV вв. была местом постоянного жилья. Куа строилась квадратная в плане, с крышей на сомцах, один скат которой был длиннее другого и нависал над ним, защищая от дождя и не препятствуя выходу дыма. В куа вела низкая, открывавшаяся (как и у клети) внутрь дверь. В середине из камней складывался очаг, над которым на деревянном крюке висел котел. Вдоль стен стояли лавки, а в левом переднем углу и у двери – столы. В переднем углу сооружалась полка для семейной святыни – воршудной коробки и короба с посудой для жертвоприношений. Пола, потолка, окон в куа не было. У южных групп удмуртов встречались куа с пристроем для хранения продуктов [1].

Национальная кухня

Национальная кухня удмуртов формировалась на основе древних земледельческих и животноводческих традиций. Сочетание продуктов земледелия и животноводства позволило создать многообразие блюд и их вариантов [1].

Основу традиционного комплекса питания удмуртов составляли зерновые продукты – они входили в большую часть блюд народной кухни в качестве основного или существенного компонента. Ведущая роль принадлежала ржи, ячменю, овсу, полбе, просу, в незначительной степени – пшенице. Наиболее любимыми и разнообразными были кушанья из ржи и ячменя.

Из овощей выращивали репу, капусту, свеклу, морковь, брюкву, редьку, хрен, лук, чеснок. Картофель в быт удмуртов вошел во второй половине XIX века, до этого в большом количестве употребляли репу. В пищу использовали семена масличных растений: льна, конопли. Из семян отжимали масло (кенэм вӧй, етӥн вӧй); льняным маслом заправляли толченый картофель и овощи. Из конопляного семени, кроме того, готовили начинки для ватрушек, подливки для блинов, сладости. Широко культивировался горох: им заправляли супы, из него варили кисель, формовали колобки, иногда добавляли в кашу. Поджаренный горох (пирсатэм кӧжы, пушкытэм кӧжы) считался лакомством у детей. Много блюд готовилось из редьки, брюквы, капусты, моркови, хрена, лука.

Животноводство было необходимым звеном в крестьянском хозяйстве и выполняло ряд задач, среди которых одна из важнейших – получение продуктов питания. В пищу в основном использовалась говядина, баранина и свинина. Конину ели редко – ее употребление носило скорее обрядовый характер. Домашнюю птицу: кур, гусей и уток, в меньшей мере индеек – разводили повсеместно.

Однако, вследствие низкой продуктивности скота, мясной и молочный компоненты в рационе питания удмуртов занимали незначительное место и употребление их носило сезонный характер (блюда из мяса и молока готовили, как правило, в осенне-зимний период). Старинным способом заготовки мяса впрок была засолка его в желудке зарезанного животного, а также в длинных узких холщовых мешочках, хранившихся в подвешенном состоянии. Такими способами хранили баранину, говядину и гусятину. Иногда мясо крепко просаливали и, нарезав длинными полосками, вывешивали в амбаре, отчего оно постепенно приобретало спиралевидную форму.

Редко употреблялось в пищу коровье молоко и масло. Масло, как отмечают исследователи, было лакомством из лакомств. Молочные продукты использовались прежде всего для приготовления праздничной и обрядовой пищи. Молоко редко употреблялось в свежем виде, чаще квашеное, делать которое удмурты научились, по-видимому, у татар, судя по его названию – аръян (ср. тат. эйрэн). Молоком забеливали постный суп, иногда варили кашу (йӧло ӝук) для детей [2].

Широко были распространены блюда из яиц, которые считались символом достатка, плодородия, часто использовались в обрядах. Из яиц готовили вӧйын курег пуз (кукей пилем) – яйца, сваренные вкрутую, очищенные и залитые топленым маслом; курег пуз табань – кушанье из яиц типа омлета, но с добавлением мелко нарезанной капусты и шкварок. Яйцами заправлялись супы, уха [3].

Пищевой рацион разнообразили продукты охоты и рыболовства. Мясо дичи (белки, зайца) в сушеном виде добавляли в супы и каши, запекали целиком в печи. Из свежей рыбы варили уху (чорыг лым), запекали ее с топленым маслом (пыжем чорыг), в тесте (чорыген нянь). Значительно реже рыбу солили и сушили. Северные удмурты начиняли икрой и молоками пирожки, предварительно отварив их и смешав с яйцом. Рыба также была празднично-ритуальным блюдом, подавалась на свадьбах и поминках.

Добавлением к повседневному и праздничному столу в весенне-летний период были дикорастущие травы, грибы, ягоды, орехи, мед. Дикорастущие съедобные травы: молодые побеги полевого хвоща, крапиву, осот, дягиль, щавель, борщевик, свербигу, сныть, дикий чеснок и другие – собирали с ранней весны и ели в свежем виде, используя для заправки супов и холодных похлебок, начинки ватрушек, пирогов, пельменей. Для заварки чая сушили травы, обладающие приятным запахом и вкусом: душицу, зверобой, иван-чай, смородиновые и малиновые листья. Для этой же цели использовали и ягоды черемухи. Широко употреблялись в пищу – главным образом в свежем виде – ягоды малины, земляники, клубники, брусники, костяники. Клюкву и калину замораживали, затем из них готовили кисели, начинки для пирогов. Ягоды черемухи после сушки измельчали в муку, которая шла на приготовление начинки. Съедобные травы и лесные ягоды были в рационе питания в течение короткого периода, в то время как грибы ели практически круглый год. Предпочтение отдавалось груздям, которыми запасались на всю зиму, высоко ценились белые грибы, рыжики, опята, вязовики [4].

Традиционная пища

Основой питания подавляющего большинства удмуртских крестьянских семей в течение всего года был хлеб (нянь). Хлеб пекли кислый из ржаной (ӟег нянь) или овсяной муки, обычно бессолый, нередко пополам с мякиной. Муку не просеивали, поэтому хлеб получали низкого качества, и он очень быстро черствел. Несмотря на это ели его много при каждой трапезе и почти со всеми блюдами. Часто хлеб заменял собой все другие виды пищи [2].

В прошлом, как и сейчас, варили разнообразные супы (шыд): щи – кубистаен шыд, суп с грибами – губиен шыд, суп с кусочками кислого теста – низилиен (нугылиен) шыд, домашнюю лапшу – тыкмачен шыд, суп с кусочками пресного теста – чумерен шыд, уху – чорыглым, суп с крупой – кеньырен шыд, суп гороховый – кӧжыен шыд; весной варили супы с зеленью: крапивой, снытью, борщевиком, щавелем [5].

Летом в страдную пору готовили холодные похлебки. Их основой были квас (сюкась), пахта (аръян), простокваша и капустный рассол. Квас чаще всего подбивали толокном, иногда в него крошили лук, соленые грибы, борщевик, натирали редьку, заправляли вареным горохом с тертым хреном; рассол и квас заправляли вареной печенью с квашеной капустой; в аръян и простоквашу крошили зеленый лук, подбивали толокном; аръян ели просто с хлебом – это была самая распространенная повседневная еда.

Наряду с похлебками, столь же частыми на столе у удмуртов, как и у всех земледельческих народов, были каши (ӝук). Обычно их варили на воде, заправляя куском сала, редко на молоке. Иногда в кашу добавляли нарезанный картофель. Широко употребительными были мучные кисели из заквашенной пшеничной, овсяной (кӧртчал, сезьы кисаль), гороховой (кӧжы кисаль) муки, заварухи (сезьпызь, саламат) из толокна.

Картофель получил распространение в Удмуртии лишь на рубеже XIX–XX вв., хорошо вписался в систему питания удмуртского народа и очень скоро стал "вторым хлебом". Обычно его варили, а затем толкли и заправляли маслом (вӧйын картофка, картофка пунем); разводили кипяченым молоком (картофка кисаль, картофка шыд); запекали с разнообразными добавками – луком, грибами, капустой, яйцом – в русской печи; обязательно добавляли в супы, а иногда и в кашу; начиняли им пироги и ватрушки.

Повседневный стол не обходился и без других овощей, которые ели в сыром, тушеном, запеченном и сушеном виде. Излюбленным кушаньем была предварительно запеченная, разрезанная на полоски, а затем высушенная репа (паронка). В таком виде она могла храниться довольно долгое время [1].

Наиболее характерные напитки – хлебный (сюкась) и свекольный (варенча) квасы, пиво (сур), сусло (варсь), медовуха (мусур, шербет), пахта, калиновый и ягодные напитки и морсы (шу ву, горд кушман ву, льӧм ву, сутэр ву и т. д.) Весной лакомились березовым соком. Как чай заваривали душицу, зверобой, смородиновые листья, мяту, сушеную морковь. Из алкогольных напитков широкую известность получил хлебный самогон, имеющий несколько диалектных названий: кумышка, аракы, курыт ву, удмурт вина[6].

Праздничная и обрядовая пища

Праздничная и обрядовая пища удмуртов состояла как из продуктов, редко бывших в составе повседневного питания – масла, молока, мяса, яиц, так и из тех, что составляли его основу – хлеб, блины, каша, похлебка.

Обязательными на праздничном столе были хлеб и суп (не случайно собирательное слово шыд-нянь – букв. суп-хлеб – означает по-удмуртски еда). Хлебные изделия по своему составу, способам приготовления, форме и названиям были чрезвычайно многообразны. Готовили их из разных сортов муки: пшеничной, ржаной, овсяной, ячменной, гречневой и гороховой; из пресного, кислого (сдобного и несдобного) теста. К числу наиболее архаичных, очевидно, относится печенье в форме колобков, коржей, небольших хлебцев, лепешки из кислого ржаного теста (уднянь, гурпельнянь), выпекавшиеся на поду в печи или на сковороде (табанянь), а также хлебцы из овсяной муки (кӧмеч, юача). Своеобразны были слоеные хлебные изделия (мушник, чашка нянь, кабартма), в которых варьировалось пресное и кислое тесто разных видов. Хлебные изделия из сдобного теста приготавливались в ограниченном ассортименте. Из высококачественной яровой муки выпекали подарочное печенье (бискыли) (существовало выражение «бискыли карыны», то есть преподнести в качестве подарка). Праздничным угощением северных удмуртов был хворост (вӧйын позьтэм) – фигурные кусочки из тонко раскатанного теста, сваренные в масле; южные удмурты готовили сдобное печенье в виде шариков чуть больше лесного ореха, запеченных в жире (шекера). И то и другое относится к разряду заимствований из русской и татарской кулинарии.

Самыми распространенными и любимыми из хлебных изделий были кислые лепешки (табань). Табань употребляли с разнообразными подливками (топленым маслом, сметаной), со слегка подсоленным творогом, мороженым неснятым молоком, предварительно наструганным, а затем взбитым, охлажденным картофельным пюре, толченым конопляным семенем, летом – с ягодами. Табань пекли обычно по утрам в воскресенье, когда вся семья была в сборе или когда в доме были гости.

В составе удмуртских праздничных угощений большим разнообразием отличались хлебные изделия с начинкой, причем значительное место среди них занимали кушанья, приготовленные из пресного теста: блинчики с маслом (мильым), блинчики с кашей (ӝуко мильым, пуньмам), сочни с картофельным пюре и кашей (кыстыбей), ватрушки (перепеч, пересьмон), пирожки в форме полумесяца (кокрок, кукыр, когыльы), пельмени и др [2].

Пельмени – самое знаменитое из всех блюд удмуртской национальной кухни – имеют, судя по названию (пель – ухо, нянь – хлеб) общепермское происхождение [7]. Начинка для пельменей состояла из трех видов мяса: говядины, свинины и баранины с большим количеством лука, но без перца и приправ. В приготовлении пельменей наблюдались локальные различия: северные удмурты для праздничного стола лепили их небольшой величины, южные – довольно большого размера, более напоминающие небольшие пирожки. Пельмени ели с крепким мясным бульоном. Для удмуртской кухни характерно также употребление в качестве начинки для пельменей творога, рыбы, редьки, свежей и квашеной капусты, грибов, крапивы и других трав. В большом количестве пельмени готовили зимой.

У северных удмуртов нередки были шаньги (шаньга) из пресного и кислого теста, начиненные картофельным пюре, пшенной кашей или сметаной.

Скромнее в праздничном меню были представлены похлебки и горячие блюда. Варили много мяса, на бульоне готовили суп или кашу. Самым почетным гостям подавали суп, сваренный на гусином бульоне (быдэс шыд). Накануне праздника в печь ставили жирный суп с мясом и картофелем (гуре пуктэм).

Сладости в удмуртской национальной кухне занимали, пожалуй, самое незначительное место. Продукты для них изыскивались в собственном хозяйстве: брюква, репа, свекла, конопля. Из ячменя и овса готовили солод (ӵужъем), использовавшийся для приготовления сусла, которое входило важнейшим компонентом в такие своеобразные удмуртские сладкие блюда, как честа и кенэм пӧзьтэм.

Непременным атрибутом гостевого стола считался мед, его ели с хлебом маленькими ложечками (чечы пуньы). К меду подавали свежие ягоды: малину, землянику и др., традиционные лепешки – табань. Медом подслащали начинку для пирога с калиной. Из меда также готовили медовый напиток (мусур). Среди удмуртов существовал обычай приглашать на первый мед родственников и соседей.

Несмотря на изменения в системе питания удмуртов, происшедшие со временем, традиционные продукты и блюда не утратили своего значения и продолжают широко бытовать как в среде сельского, так и городского населения [1].

---

Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 519; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!