С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 100 страница



В 1844-1846 гг. он был на гос. службе в Петербурге: сначала в Министерстве юстиции, затем в Министерстве внутренних дел. В эти годы он написал критическую статью «О мнениях “Современника”, исторических и литературных», в которой впервые сформулировал главные положения славянофильского учения.

По долгу службы в июле 1846 г. он уехал в Ригу. На него было возложено составление «Истории городских учреждений Риги». Там он написал «Письма об Остзейском крае», а повод к их написанию высказал в письме к И.С. Аксакову: «Систематическое угнетение русских немцами, ежечасное оскорбление русской народности <...> — вот что волнует во мне кровь, и я тружусь для того только, чтобы привести этот факт к сознанию, выставить его перед всеми» (Русский биографический словарь. СПб., 1904).

 С осени 1849 г. по декабрь 1852 г. Самарин жил в Киеве, где исполнял должность управляющего Канцелярией генерал-губернатора. В феврале 1853 г. получил отставку и поселился в Москве с престарелым отцом, после кончины которого 26 ноября 1853 г. унаследовал имения в Самарской и Тульской губ. В этот период Самарин познакомился с первыми сочинениями Толстого. Личное их знакомство состоялось в Москве 23 мая 1856 г. В этот день Толстой записал в дневнике: «Поехал к Юрию Самарину с Оболенским. Юрий Самарин очень мне нравится. Холодный, гибкий и образованный ум» (47: 74).

«Талантливый публицист и молодой писатель сблизились. <...> Лев Николаевич высоко ценил его глубокие познания истории Российского государства. Оба они хорошо знали деревенскую Россию, быт помещика и крестьянина. Оба мечтали об освобождении крестьян от крепостного гнёта». (Поддубная Р.П. Л.Н. Толстой и Ю.Ф. Самарин // Многоликий Толстой. Самара, 2005. С. 34-35).

В 1857 г. лучшие представители русского дворянства были призваны Александром II к разработке Положения об улучшении быта крестьян, а в марте 1859 г. как общепризнанный авторитетный специалист по вопросам русского крестьянства Самарин был приглашён в Петербург для подготовки Положения об отмене крепостного права в России. Манифест был утверждён Александром II 19 февраля 1861 г. Чтобы приводить в исполнение это Положение, Самарин снова уехал в Самару.

В мае 1862 г. Толстой по пути в башкирские степи остановился в Самаре. 27 мая он писал Т.А. Ёргольской: «Я нынче еду из Самары за 130 вёрст в Каралык <...>. Адрес мой: в Самару, Юрию Фёдоровичу Самарину, для передачи Л.Н.Т.». Толстой «передал Самарину несколько книг и журналов, гостинцы от Аксаковых, поделился впечатлениями о Казани, где он останавливался у Юшкова, мужа его родной тётки П.И. Юшковой и родственника Самариных» (Поддубная Р.П. Л.Н. Толстой и Ю.Ф. Самарин // Указ. изд. С. 36). Из Каралыка Толстой послал Самарину письмо, в котором просил прислать ему журналы, «ваксы, спичек и свечей» (90: 225).

Самарин следил за творческим ростом Толстого. В письме княжне Е.А. Черкасской

 

447

 

в феврале 1863 г. он спрашивал: «Читали ли Вы в “Вестнике” последнюю повесть Льва Толстого “Казаки”? Что за прелесть. От этого рассказа пышет каким-то вечным здоровьем, пахучим весенним воздухом» (цит. по: Поддубная Р.П. Л.Н. Толстой и Ю.Ф. Самарин // Указ. изд. С. 37).

В 1864 г. Самарин серьёзно заболел: сказалось сильнейшее физическое и нервное перенапряжение и полная отдача себя делу улучшения быта крестьян. Этой деятельности он посвятил 20 лет, подробно изучив все проблемы центрального и окраинного населения России. Крепкий организм его справился с несколькими инсультами, и к своей общественной деятельности он присовокупил ещё и литературные занятия.

  Во время работы над романом «Война и мир» Толстой неоднократно советовался с Самариным, прислушивался к его оценке роли народа в истории. Немало интересного писатель узнал от него о войне 1812 г. В личной библиотеке Самариных он нашёл много исторических источников, необходимых для работы. Бывая в Москве во время печатания романа, Толстой читал Самарину некоторые главы, прислушивался к его замечаниям и советам. «Из типографии поехал к Самарину и проговорил с ним часа три, и ещё более полюбил его, и уверен в том же с его стороны», — сообщал Толстой из Москвы 20 июня 1867 г. своей жене Софье Андреевне (83: 143).

В архиве Толстого сохранилось неотправленное письмо Самарину от 10 января 1867 г., проникнутое глубокой симпатией: «...вы мне так близки в мире нравственном — умственном, как ни один человек. Я с вами мало сблизился, мало говорил, но почему-то мне кажется, что вы тот самый человек <...> которого мне недостаёт — человек самобытно умный, любящий многое, но более всего — правду и ищущий её» (61: 156).

В период работы над «Анной Карениной» писателю снова пригодились советы и знания Самарина, слушавшего чтение автором отдельных глав; некоторые черты его характера и деятельности «влились» в образ одного из персонажей романа — профессора Кознышева. Старший сын писателя С.Л. Толстой называл другой прототип Кознышева — младшего брата Самарина Петра Фёдоровича, тульского помещика и давнего приятеля Толстого.

В конце 1875 г. Самарин уехал в Берлин, где готовил издание шестого выпуска своего труда «Окраины». В марте 1876 г. он собирался возвращаться в Россию, чтобы встретить праздник Воскресения Христова в Москве. 19 марта, в Страстную пятницу, в возрасте 56 лет он скончался от гангрены вдали от России, которую так любил и которой с таким самоотвержением служил всю жизнь. В Ясной Поляне достойным днём его памяти стал майский день 1876 г., когда приехавший к Толстому П.Ф. Самарин читал последнюю статью брата, написанную в Берлине: «Два письма об основных истинах религии...».

В личной библиотеке Толстого в Ясной Поляне имеется том «Сочинений» Самарина 1877 г. издания. Толстой всю жизнь помнил Самарина. 5 декабря 1906 т. Д.П. Маковицкий записал его слова: «Самарин Юрий Фёдорович был умный, приятный, привлекательный. Он мне был симпатичен».

Е.В. Белоусова

САНД (ЗАНД) ЖОРЖ (наст. имя Аврора Дюпен, в замужестве Дюдеван; 1804-1876) – французская писательница, в творчестве которой утверждался идеал независимой женской личности и провозглашалось право женщины на эмоциональную свободу. Оживлённое обсуждение в печати вызывали не только произведения, но и бытовое поведение писательницы, бросавшей вызов общественным предрассудкам и выражавшей открытый протест против семейного гнёта и подавления женщины.

Романы Ж. Санд, по словам русского критика 1850-х гг. Т.И. Филиппова, «обошли всю Европу, всюду собирая обильную дань»; они были не просто увлекательным и популярным чтением, но оказывали «мощное воздействие на общественное сознание. С 1840-е гг. в ходу было понятие «жорж-зандизм», многократно закреплённое художественными и публицистическими сочинениями. В России, особенно в 1830— 1850-е гг., произведения писательницы пользовались колоссальной известностью. В 1843 г. Луи Виардо писал Ж. Санд из Петербурга: «Вы здесь первый писатель, первый поэт нашей страны. Ваши книги есть у всех. Ваши портреты у всех перед глазами». Ж. Санд оказала влияние на многих русских авторов: А.И. Герцена, А.В. Дружинина, А.Я. Панаеву, Д.В. Григоровича, И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского, А.Ф. Писемского и др.

В отличие от большинства своих собратьев по перу, Толстой весьма критично относился к Ж. Санд. Одно из его впечатлений молодости – роман «Орас», в главном герое которого он увидел сходство с собой. 4 июля 1851 г. он записал в дневнике: «Правду сказал брат, что эта личность

 

 

448

 

похожа на меня. Главная черта: благородство характера, возвышенность понятий, любовь к славе, — и совершенная неспособность ко всякому труду». Первоначальные впечатления были вполне благоприятны: в 1854 г. Толстой записал в дневнике, что «целый день, кроме утра писанья и чтенья прекрасного романа Жоржа Занда, ничего не делал» (47: 24). Однако во второй половине 1850-х гг. высказывания Толстого о Ж. Санд приобретают неприязненный характер. Это было связано прежде всего с женскими персонажами писательницы. Для Толстого с его пристрастием к традиционным женским добродетелям был неприемлем образ независимой женщины, отстаивающей своё право на эмоциональную свободу. В 1856 г. произошла ссора с Тургеневым из-за Ж. Санд, когда Толстой «резко объявил себя её ненавистником, прибавив, что героинь её романов, если б они существовали в действительности, следовало бы, ради назидания, привязывать к позорной колеснице и возить по петербургским улицам» (Григорович Д.В. Литературные воспоминания. М., 1961. С. 148).

В произведениях Толстого рубежа 1850—1860-х гг. негативно осмыслялся творческий опыт Ж. Санд. Во многом это объяснялось противостоянием Толстого веяниям времени, в частности его отношением к проблеме женской эмансипации. Он явно отталкивался от Ж. Санд, создавая роман «Семейное счастие», в котором утверждалась неспособность женщины выбрать правильные жизненные ориентиры. В ранних драматических набросках сатирически изображён тип эмансипированной героини — жоржзандовской женщины.

Прямые суждения Толстого о произведениях Ж. Санд колеблются от открытого порицания до сочувственного признания. Он негативно отозвался о романе «Консуэло» («пирог с затхлым тестом и на гнилом масле с трюфелями, стерлядями и ананасами» - 48: 63), но одобрительно воспринял роман «Malgré tout», по поводу которого 2 (?) октября 1870 г. написал А.А. Фету: «Молодец - старуха». Толстому оказалась в высшей степени близка идея романа, героиня которого, талантливая музыкантша, осознала, что главное для женщины – материнство, и творческим успехам предпочла семейную жизнь.

О восприятии Толстым личности Ж. Санд позволяют судить записи Д.П. Маковицкого. В 1909 г. Толстой заметил: «Я в своё время, кроме отвращения, ничего к ней не чувствовал, в то время, когда Тургенев восхищался, увлекался ею, то есть с уважением относился к ней» (ЯПЗ. 3. С. 382). Со временем отношение изменилось: Толстой вынужден был признать, что «в старости у неё появилось нравственное чувство» (ЯПЗ. 2. С. 430).

Несмотря на то, что Толстой отрицал многие произведения Ж. Санд, между писателями заметно некоторое сходство. В романе «Анна Каренина» Толстой сочувственно изобразил «потерявшую себя» героиню, которая ради любви разрушила свою семью. Более того, в поздний период он приходит к признанию лживости института буржуазного брака, что было присуще уже первым произведениям Ж. Санд. В драме «Живой труп» Толстой возвращается к сюжетной схеме самоустранения мужа во имя счастья жены с другим человеком, которая была разработана Ж. Санд в романе «Жак» и использована многими русскими авторами. Роднит писателей и интерес к жизни трудового народа: можно сравнить «деревенские повести» Ж. Санд 1840-х гг. и «народные рассказы» Толстого. Не случайно повесть Ж. Санд «Чёртова лужа» в 1886 г. предполагалась для издания в «Посреднике», правда, замысел не был осуществлён.

 

Лит.: Строганова Е.Н. «Заветный вензель» Ж и З: Жорж Санд в русском литературном каноне // Пол. Гендер. Культура: Немецкие и русские исследования. - М., 2000. Вып. 2; Кафанова О.Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (Мифы и реальность). 1830-1860 гг. – Томск, 1998.

 

Е.Н. Строганова

САФОНОВ Василий Ильич (1852—1918) – пианист, дирижёр, педагог; главный дирижёр симфонических концертов Московского отделения Русского музыкального общества; в 1889-1905 гг. – директор Московской консерватории. Знакомый Толстого. Сафонов с женой бывали в московском доме Толстых в Хамовниках.

19 апреля 1897 г. по приглашению Сафонова Толстой присутствовал на репетиции оперы А.Г. Рубинштейна «Фераморс» в исполнении студентов консерватории. Вернувшись домой, он рассказывал, что «мотивы оперы Рубинштейна ему очень понравились, но сюжет и масса условностей в постановке, из-за которых все с ожесточением бьются и которые в сущности никому не могут доставить удовольствия, показались ему слишком скучными». Главное же впечатление, которое Толстой вынес с репетиции, «что больше всего неприятно подействовало на него, это грубое обращение Сафонова с учениками – исполнителями оперы: “ослы”, “болваны”, “идиоты” сыпались с его языка.

 

449

 

   — Какая невоспитанность, какая грубость нравов! Я не знал, как подойти к нему потом и подать ему руку» (Лазурский В.Ф. Дневник // ЛН. Т. 37-38. С. 491-492). Видимо, об этой ситуации писала в своём дневнике С.А. Толстая: «Теперь он <Толстой. – Н.Б.> занят печатанием разных дел, касающихся любимой им консерватории, нападает на неправильное отношение к делам консерватории директора её, Сафонова, и, не ссорясь ни с кем и не боясь никого, служит только делу с своей честной и необычайно справедливой точки зрения» (ДСАТ. 1. С. 377-378).

Это было время, когда Толстой работал над трактатом «Что такое искусство?»; в 1-й главе трактата описана эта репетиция Сафонова. «Руководитель мой провёл меня через сцену и мост из досок через оркестр, в котором сидело человек сто всякого рода музыкантов, в тёмный партер. На возвышении между двумя лампами с рефлекторами сидел на кресле, с палочкой, пред пюпитром, начальник по музыкальной части, управляющий оркестром и певцами и вообще постановкой всей оперы. <...> И шествие начинается, но тут валторна в аккорде речитатива делает не то, и дирижёр, вздрогнув, как от совершившегося несчастия, стучит палочкой по пюпитру. Всё останавливается, и дирижёр, поворотившись к оркестру, набрасывается на валторну, браня его самыми грубыми словами, как бранятся извозчики, за то, что он взял не ту ноту. И опять всё начинается сначала. <...> Всё, казалось бы, хорошо, но опять стучит палочка, и дирижёр страдающим и озлобленным голосом начинает ругать хористов и хористок: оказывается, что при пении хористы не поднимают изредка рук в знак одушевления. “Что, вы умерли, что ли? Коровы! Что, вы мёртвые, что не шевелитесь?” <...> Вся такая репетиция продолжается шесть часов сряду. Стуки палочки, повторения, размещения, поправки певцов, оркестра, шествий, танцев и всё приправленное злобной бранью. Слова: “ослы, дураки, идиоты, свиньи”, обращённые к музыкантам и певцам, я слышал в продолжение одного часа раз сорок. И несчастный, физически и нравственно изуродованный человек, флейтист, валторна, певец, к которому обращены ругательства, молчит и исполняет приказанное. Дирижёр знает, что эти люди так изуродованы, что ни на что более не годны, как на то, чтобы трубить и ходить с алебардой в жёлтых башмаках, а вместе с тем приучены к сладкой, роскошной жизни и всё перенесут, только бы не лишиться этой сладкой жизни, — и потому он спокойно отдаётся своей грубости, тем более что он видел это в Париже и Вене и знает, что лучшие дирижёры так делают, что это музыкальное предание великих артистов, которые так увлечены великим делом своего искусства, что им некогда разбирать чувств артистов».

В семье Толстых, даже спустя годы, помнили грубость Сафонова как характерную его черту. Д.П. Маковицкий записал в дневнике 13 сентября 1910 г.: «Говорили о Сафонове как о лучшем в мире учителе музыки, но только грубом» (ЯПЗ. 4. С. 349).

  На концертах Сафонова-дирижёра не раз бывала в Москве С.А. Толстая, В её дневнике записи: «вяло дирижировал Сафонов» (20 октября 1897 г. – ДСАТ. 1. С. 308). «12 ноября. Были с Сашей в консерватории на музыкальном вечере. Не утомительно и приятно было. Отличные пианистки выучиваются там. Директор Сафонов очень был любезен...» (там же. С. 318).

30 мая 1898 г. С.А. Толстая снова была в консерватории: «Сафонов заставил меня, умоляя, присутствовать на каком-то заседании. У него не хватало членов музыкальных. Я ничего не поняла из их отчётов, что-то подписывала, и мне было совестно» (там же. С. 385). Запись 8 ноября заканчивалась сценкой: «Вчера в симфоническом было крайне неприятно, что, когда я стала просить Сафонова отпустить Гржимали (первую скрипку) для того, чтобы он сыграл на нашем Толстовском вечере “Крейцерову сонату”, он схватил мои обе руки, начал их прижимать к своей груди, говоря, что “для вас всё на свете сделаю”, но Гржимали отпустил только от уроков, а я с негодованием отняла руки, отлично поняв, что Сафонов хотел перед присутствующими показать свою (несуществующую) интимность с графиней Толстой, женой знаменитого человека.   

Теперь буду его опасаться и избегать» (там же. С. 422).

Н.И. Бурнашёва

  СВЕРЧКОВ Николай Егорович (1817-1898) – художник, один из самых известных художников-анималистов второй половины XIX в., учился в Академии художеств лишь два года (1827-1829) в раннем возрасте. Практически не имея художественного образования, он прославился своим мастерством в изображении лошадей. Изучать жизнь лошадей он имел возможность с детства: его отец служил в придворных конюшнях старшим конюхом и кучером. Прежде чем целиком посвятить себя искусству, Сверчков девять лет служил в Министерстве внутренних дел.

Творческий путь художник начал как портретист («Автопортрет», «Ездок», «Итальянка с гитарой», «Портрет девицы Сверчковой»). Эти картины Сверчков

 

450

 

послал в 1839 г. на академическую выставку, за них ему было присвоено звание свободного художника портретной живописи. Годом позже он решил оставить службу и посвятить себя живописи. Возможно, выбор направленности творчества художника подсказал заказ С.А. Яковлева написать его лошадей. «С тех пор я посвятил себя искусству, выбрав русский быт, наши охоты и путешествия по России», — писал впоследствии художник (цит. по: Стрельцов С. Н.Е. Сверчков. М., 1954. С. 5).

С 1844 г. Сверчков участвовал в ежегодных академических выставках; в 1852 г. за картину «Помещичья тройка пересекает на всём скаку обоз, тянущийся на большой дороге» получил звание академика. В 1855 г. Сверчков — профессор. В это время художник приобрёл широкую популярность как мастер своего жанра не только в России, но и во Франции, где его картины пользовались успехом на выставках в парижских салонах. За картину «Возвращение с медвежьей охоты» (1863), приобретённую Наполеоном III, он был награждён кавалерским знаком ордена Почётного легиона.

В 1864—1882 гг. Сверчков писал заказы императорского двора. Современники признавали его большим знатоком лошадей. За свою жизнь он посетил очень многие российские конные заводы, долгое время был художником самых знаменитых из них — Хреновского и Чесменского. Сверчков оставил целую галерею коннозаводских портретов, исполненных не только со всем знанием анатомии, но и со всей остротой характеристики. Портреты знаменитых российских рысаков его кисти несомненно представляют интерес и с художественной и с научно-зоотехнической стороны (многие находятся ныне в Музее коневодства в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве).

Не удивительно, что Сверчков оказался одним из первых художников, откликнувшихся иллюстрациями на появление в 1886 г. повести Толстого «Холстомер», несмотря на то, что иллюстрация не была привычным для художника жанром. Да и иллюстрациями работы Сверчкова назвать в полном смысле нельзя: художник словно искал в литературе созвучия своему творчеству, так же как и раньше, когда в 1850-1860-е гг. обращался к тургеневским «Запискам охотника», выбрав из них наиболее близкие для себя сцены, создав рисунки к «Бежину лугу».

В повести Толстого художника привлёк именно Холстомер. Все его работы на тему повести «портретного» свойства. Художник запечатлел Холстомера в разных состояниях. Он обращался к этому образу и в живописи и в скульптуре. Одно из самых последних произведений стареющего художника было навеяно повестью Толстого: большая картина «Холстомер и табун» (1891), по словам жены Сверчкова, была исполнена в одну ночь.


Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!