Общее понятие о вещных правах 30 страница



 а. Межи генерального межевания не могут быть уничтожены давностью владения (т.X, ч.1, с.563). Смысл этого неясного постановления кажется тот, что силой давности не могут изменяться или перемещаться собственно межи генерального межевания. Статью не следует толковать в том смысле, будто генерально-обмежеванные дачи, как в целом их составе, так в частях, не подлежат действию давности (кас. реш. 1885, N 81).

 b. Имущества, обращенные в заповедные, не подлежат действию земской давности, в случае неправильного ими, или же частью их, завладения (т.X, ч.1, ст.564). Исключение, установленное для заповедных имений, не может быть распространяемо на имения, жалуемые в западных губерниях под именем майоратов. Напротив, Анненков, исходя из тождественности оснований неотчуждаемости того и другого вида имений, признает майоратные имения также неспособными стать предметом завладения.

 c. По закону 27 мая 1900 года, к числу вещей, изъятых от действия давности, отнесены дворцовые имущества, именуемые государевыми, которые ни в целом, ни в части не подлежат действию земской давности.

 d. Наша практика в последнее время несколько расширила круг предметов, изъятых от действия давности. В решении 1893, N 2 Сенат признал, что на основании буквального смысла ст.446, т.IX Свод законов и исторических источников ее, действию давности не подлежат церковные земли. Ввиду, однако, сильного протеста, каким было встречено это решение в нашей литературе, и практических затруднений, созданных решением, Сенат вновь пересмотрел вопрос и отказался от своего взгляда (кас. реш. 1902, N 2).

 e. На основании тех же исторических соображений Сенат пришел (1894, N 54) к заключению, что юртовые и войсковые земли области войска Донского, составляя собственность станичного общества, никогда не могут быть приобретаемы в собственность ни самими казаками, ни инородными приобретателями по давности владения.

 f. Едва ли можно признать правильным взгляд, будто вся площадь земли, отчужденной под железную дорогу, как состоящая в общем пользовании, должна считаться изъятой из гражданского оборота, а потому и неспособной быть предметом давностного владения (кас. реш. 1904, N 100).

 Таковы условия, выставляемые нашим законодательством для приобретения права собственности по давности владения. Ему чужды требования добросовестности со стороны владельца и законного основания для владения, которые требуются западным законодательствами (Германский кодекс, § 937, п.2, Швейцарский кодекс, § 728). Поэтому, с точки зрения нашего законодательства, возможен такой факт, что украденная вещь, насильственно отнятая земля - могут быть приобретены в собственность в силу одной только давности. Впрочем, такой результат возможен и по французскому законодательству, только не в силу обыкновенного (10-20 лет), а удлиненного (30 лет) срока.

 Давностное владение есть первоначальный и самостоятельный способ приобретения владельцем права собственности, независимо от прав собственника на вещь. Поэтому следует признать неправильным взгляд Сената, будто имение, приобретенное по давностному владению лицом, которое имело бы право приобрести его по законному наследованию, получает у приобретателя родовой характер (кас. реш. 1906, N 38).

 Порядок укрепления прав собственности на недвижимости, приобретенные давностью владения, выработан практикой самостоятельно, помимо закона. Владельцы недвижимых имений, приобретшие право собственности по давности владения, могут обращаться в окружные суды по месту нахождения недвижимости, в порядке охранительного судопроизводства, с ходатайствами о выдаче им свидетельства на владеемые имущества. Удостоверившись в том, что проситель приобрел по давности право на состоящую в его владении недвижимость, окружной суд постановляет определение о выдаче просителю свидетельства на владеемое им имущество и о размере крепостных пошлин, которые должны быть внесены просителем. На основании этого определения, владелец, по взносе крепостных пошлин, получает от нотариуса свидетельство применительно к порядку, установленному для выдачи данных на имущества, продаваемые с публичного торга. По получении этого свидетельства, заменяющего акт укрепления, и по отметке его в реестре крепостных дел, владелец может просить о вводе его во владение (кас. реш. 1872, N 892). Чтобы обеспечить правильность укрепления, Сенат в 1901 году предложил судебным местам следующие указания: а) для удостоверения тождественности имения, о котором дают показания свидетели и окольные люди, с имением, о котором производится дело, - производить допрос этих лиц в месте нахождения имения; b) для установления точных границ имения - производить осмотры при помощи землемера, с составлением плана; с) для обеспечения гласности и охранения интереса третьих лиц, - допускать к осмотру и допросу всех заинтересованных лиц и принимать от них заявления (Указ 1901, N 46).

 III. Завладение. Первоначальным способом приобретения собственности, благодаря обширности никем не занятых пространств, является завладение. Сначала оно происходит в пределах местности, занимаемой народом, потом переносится за границы государства и составляет у нас исторический способ расширения государственной территории на юг и восток. Завладению благоприятствовала неопределенность границ частных владений и государственной территории. Первое препятствие к применению завладения недвижимости оказали писцовые книги, составленные с конца XVI до конца XVII столетия, которые представили более или менее точное хозяйственное описание частных имений, пашен, лесов, лугов, выгонов, вод, угодий. Затем, в 1765 году издан был Манифест о генеральном межевании, а в 1850 году решено было приступить к специальному межеванию. Установившаяся таким путем большая ясность поземельных отношений, в сопоставлении с положением закона, что все имущества, не принадлежащие никому в особенности, принадлежат к составу имуществ государственных (т.X, ч.1, ст.406) - преграждает возможность завладения, как способа приобретения недвижимой собственности внутри территории Русского государства.

 В настоящее время завладение, как способ приобретения права собственности, возможно только относительно движимых вещей, и то в довольно ограниченном объеме. Завладением или окупацией признается такой способ приобретения права собственности, который состоит в установлении господства над вещью, не имеющей собственника. Завладение предполагает два условия: а) существование бесхозных вещей и b) установление фактического господства над вещью. Вещами, не имеющими собственника, или бесхозными вещами следует признавать: а) вещи никому не принадлежащие и не принадлежавшие, b) вещи, принадлежавшие кому-то, но покинутые им. На завладении покинутыми вещами основывается немаловажный промысел тряпичников. К числу бесхозных вещей относятся рыба в море и озерах, не состоящих в частном владении (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.493, 490, 491), жемчуг в море (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.1053); в казенных лесах - лесные плоды, коими пользование в оброк не отдано и из общего пользования особым запрещением не изъято (т.VIII, ч.1, Устав лесной, ст.325). Все эти предметы не только являются бесхозными, но и право завладения ими открыто для всех.

 К вещам бесхозным следует отнести диких животных, дичь, для свободного завладения которыми закон ставит препятствие в виде ограничения права на охоту, установленного по Закону 3февраля 1892 года. Однако приобретение права собственности на дичь и животных не стоит в непосредственной зависимости от прав на охоту и от права собственности на землю, в пределах которой они находятся. По закону, правда, право на охоту принадлежит собственнику в пределах его имения (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.164 и 167), но право собственности на землю не дает еще права на производство охоты, которое приобретается только взятием свидетельства, - никому не дозволяется охотиться без именного охотничьего свидетельства, выданного подлежащей властью (Устав сельскохозяйственный, ст.323). Поэтому, с точки зрения закона, право на дичь и животных не есть следствие права собственности, а возникает самостоятельно. Закон постановляет при том, что "дикие животные, если сами собой, оставив гнезда и логовища свои в одном месте, перейдут в другое и будут в оном водиться, не подлежат возвращению прежнему владельцу" (т.X, ч.1, ст.539, прим.1). Смысл постановления закона не в том, что дикие животные, вроде медведя, лося, рыси или волков, не должны быть водворяемы силой на место жительства, так как это, очевидно, и невозможно, а в том, что они не считаются принадлежностью земли, на которой вывелись, а подлежат завладению со стороны каждого. При этом теоретически неверно утверждение, будто право на дичь и диких животных может быть выведено из права на землю. Последнее дает только право на производство охоты, на рыбную ловлю, но не на реальные объекты, которые еще не подлежат человеческому господству. Отсюда следует тот практический вывод, что производство охоты на чужой земле, без согласия собственника, составляя нарушение его права на неприкосновенность участка земли и исключительного права на производство охоты, которое может повлечь за собой уголовное взыскание и иск об убытке, не касается права собственности на противозаконно убитых зверей и дичь, которые принадлежат завладевшему ими (см., однако, ст.185 Устав сельскохозяйственный). Иное дело рыбы в пруду или олени в загороженном парке - собственник земли, в пределах которой находятся пруд или парк, может сказать, что он один имеет господство над рыбами и животными, заключенными в границах его участка.

 Относительно метеоритов 25 мая 1898 года издан закон, исключающий по отношению к этим бесхозным вещам возможность для частных лиц приобрести на них право собственности путем завладения (т.X, ч.1, ст.5392).

 Кроме бесхозности вещи, необходимо еще установление фактического господства над объектом или поступление вещи в действительное обладание лица (т.X, ч.1, ст.409, по аналогии). Это выражается в убийстве птиц, зверей, в ловле рыбы. Право собственности на дичь или животное принадлежит, следовательно, не тому, кто первый подстрелил, и не тому, кто овладел птицей или зверем, неспособными к дальнейшему движению, а тому, кто нанес им смертельный удар. На покинутые собственником вещи, пока никто другой не приобрел над ними господства, может сам собственник вновь установить право собственности.

 IV. Открытие клада. К способам приобретения права собственности иностранные законодательства относят открытие клада. Французское (§ 716, п.1) и германское (§ 984) право присуждают клад в половине случайно открывшему его, а в половине - собственнику той вещи, в которой клад был скрыт. Наше законодательство проводит несколько иной взгляд на значение открытия клада. По определению нашего закона, клад есть сокрытое в земле сокровище (т.X, ч.1, ст.430). В этом определении недостает некоторых признаков клада, а иные, приведенные, представляются слишком узкими сравнительно с другими указаниями закона. Во всяком случае, открытие клада близко подходит к завладению, потому что в том и другом способе предполагается бесхозность вещи.

 a. Клад должен быть прежде всего сокровищем, т.е. вещью, которая имеет довольно значительную ценность. Нахождение в кургане костяных стрел или каменных орудий, при всем их научном интересе, не может считаться открытием клада.

 b. Закон считает кладом вещь, скрытую в земле (Устав о наказаниях, ст.178), но нет необходимости держаться буквального значения слов закона, тем более, что в изд. Свод законов 1832 было прибавлено "и строениях". Требуется только, чтобы вещь была скрыта: зарыта в землю, поставлена в дупло дерева, заложена в стену здания, положена на дно реки или озера.

 c. Сокровище предполагается скрытым в весьма отдаленное время, так что не сохранилось лиц, которые могли бы доказать принадлежность им вещей. Не только нет видимых указаний на принадлежность вещи какому-либо лицу, но, по всей видимости, собственника вещи вовсе нет. Квартирант во время пожара дома зарывает свои драгоценности в саду и потом не может найти места; если вещи, при постройке нового здания на месте сгоревшего, открываются собственником земли, они все-таки не будут ему принадлежать, потому что воспоминание о пожаре и живших в доме лицах подрывает мысль об отсутствии собственника.

 d. Безразлично, будет ли клад открыт случайно или же намеренно, например, при искании кладов по преданию или при археологических раскопках.

 По взгляду нашего закона, клад принадлежит собственнику земли и без позволения его не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может (т.X, ч.1, ст.430). Такое решение вопроса основывается на положении, что собственник земли имеет право на все заключающееся в ее недрах (т.X, ч.1, ст.424). Но это основание оказывается совершенно непригодным в тех случаях, когда клад скрыт в движимой вещи. Таковы случаи, например, когда читатель чужой старой книги находит между склеенными страницами бумажные деньги, когда старьевщик, взявшийся продать подержанную подушку, находит в пуху выигрышные билеты. Таков общеизвестный случай обнаружения клада в раме картины ("Портрет" Гоголя).

 Произведенная выше статья исторически основывается на строгом выговоре, сделанном Сенатом в 1803 году тверскому губернатору за искание клада на земле одной помещицы вопреки Указу 1782 года. Ст.430, т.X, ч.1 представляет собой, как видно, неправильный вывод, так как запрещение частным лицам или начальству разыскивать на чужой земле клады против воли собственника имеет очень мало общего с вопросом о принадлежности открытого клада. Относительно владельца заповедного имения в законе подтверждено, что ему принадлежат находимые в заповедном имении клады, на основании общих о том узаконений (т.X, ч.1, ст.486).

 Нельзя, однако, не заметить, что указанное решение вопроса о принадлежности клада не соответствует бытовому воззрению на этот предмет, примыкающему к точке зрения западных законодательств. Обыкновенно клад считается принадлежащим тому, кто его нашел, на чьей бы то ни было земле, например, рабочим, нашедшим его при перестройке дома. Да и сам закон не выдерживает своей точки зрения. В Черниговской и Полтавской губерниях, следуя началам Литовского статута, законодатель наш признает за открывшим клад право на половину оного. В виде особого правила постановлено, что "лица, представившие подлежащему начальству найденные старые монеты или другие древности, получают всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из коего они сделаны" (т.X, ч.1, ст.5391). По-видимому, законодатель желал бы отнести это правило к находке, но здесь все признаки клада, а не находки. Несомненно также, что эти вещи были добыты в земле, принадлежащей казне или частным лицам, и поэтому собственникам земли должно бы принадлежать право на получение ценности. Но закон отступает от своего взгляда на последствия открытия клада.

 V. Находка. По определению русского законодательства, находкой называется обретение вещей и других движимых имуществ, которых владелец неизвестен (т.X, ч.1, ст.538). Отличие находки от клада состоит в том, что a) клад - намеренно скрытая вещь, тогда как находка - потерянная; b) хотя в том и в другом случае собственник неизвестен, но находка основывается на предположении, что собственник может быть найден, тогда как клад внушает предположение, что отыскание собственника уже невозможно. Поэтому закон присуждает клад собственнику земли, на которой он открыт, тогда как субъектом права на найденную вещь остается прежний собственник и только, если он не явится или не докажет своих прав, то право собственности на нее приобретает лицо нашедшее (вещное последствие). Если же собственник найденной вещи своевременно объявится, то лицо нашедшее сохраняет лишь право требовать вознаграждения в размере третьей части стоимости вещи (обязательственное последствие).

 Возникает вопрос, какое основание приобретения найденной вещи в собственность, если не открывается ее собственник? Таким основанием можно было бы признать завладение вещью, у которой нет собственника, потому что, не явившись в срок с доказательствами своего права собственности, собственник внушает предположение о своем отречении. Однако нельзя не заметить, что в момент, когда происходит "обретение" вещи, нашедший не проявляет непременно намерения присвоить ее себе, и так как добросовестность предполагается, то не должно существовать даже и предположения о том. Без этого элемента отношение нашедшего к найденной вещи не может быть признано владением, а представляет собой только держание. Эту мысль, по-видимому, и выражает закон (т.X, ч.1, ст.537), говоря, что "пользование движимым имуществом составляет особенное право, когда оно достанется кому-либо находкой". Признавая право собственности за нашедшим вещь, собственник которой своевременно не объявился, закон превращает держание в право собственности, подобно тому, как при давностном владении он превращает владение в такое же право.

 Не менее трудным с юридической точки представляется обоснование вознаграждения, которое представляет закон лицу, нашедшему чужую вещь. То обстоятельство, что вещь была потеряна собственником, т.е. утрачено владение, не устраняет права собственности, а потому где бы и у кого бы он ее ни нашел, он всюду имеет право взять ее без всякого вознаграждения.

 Это не есть возмещение сделанных по сохранению вещи издержек, потому что, во-первых, убытки должны быть доказаны в каждом отдельном случае, а между тем в большинстве случаев находки их вовсе не бывает (поднятие бумажника на улице), а во-вторых, потому, что закон в некоторых случаях указывает на возмещение издержек совместно с вознаграждением.

 Совершенно несостоятельно предположение, будто награда за находку составляет взыскание с хозяина за небрежность в хранении своей вещи. В силу чего нашедший призван наказывать потерявшего? Может ли быть вообще вложена современному законодательству идея кары собственника за хозяйственное обращение с принадлежащей ему вещью.

 Нельзя считать вознаграждение наградой за труд, так как чаще всего находка не соединяется с каким-либо трудом. Между тем наш Сенат стал именно на эту точку зрения. Основываясь на Воинском артикуле 1716 г., в котором сказано: "Ежели кто что найдет и оное по должности объявит и отдаст, оному надлежит за труд дать тринкгельд (или на пропой), дабы с третью долею найденного равно могло быть ценою", Сенат выводит и для настоящего времени, что награда дается нашедшему не за то, что он не покусился на преступление, а за труды при находке, объявлений и отдаче найденной вещи (кас. реш. 1890, N 99). Во-первых, поднять вещь, отдать ее в обычном представлении не вяжется с понятием о трудовой деятельности; труд можно бы видеть в объявлении, но сам Сенат, в том же решении, не признал объявление существенным условием приобретения права на вознаграждение за находку. Во-вторых, стать на эту точку зрения даже опасно придется в каждом отдельном случае решать, был ли приложен труд нашедшим, и в случае отрицательного ответа необходимо отказать нашедшему в вознаграждении.

 Остается признать, что закон вознаграждает добросовестность лица нашедшего - за то, что оно не утаило вещь, и побуждает его к возвращению собственнику обещанием частичной имущественной выгоды. Так, очевидно, и думает законодатель, общая треть ценности нашедшему "в награду", а не в вознаграждение или в возмещение. В своем роде премия за добродетель! Во всяком случае, это вознаграждение можно было бы совершенно исключить из русского законодательства, как это делает Французский кодекс, отказывающий нашедшему в какой-либо награде, или, по крайней мере, значительно уменьшить размер вознаграждения, как это делает Германское уложение, обещающее нашедшему вещь ценностью ниже 300 марок - 5%, а свыше - 1% ценности (§ 971).


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!