Глава 2. История учения о злоупотреблении правом 3 страница
В аналогичном направлении указанный вопрос рассматривался в Швейцарском гражданском уложении, с той лишь разницей, что в ст. 2 запрет злоупотребления правом был сформулирован наиболее широко, не исчерпывался недозволением шиканы. "Всякий при осуществлении своих прав и исполнении своих обязанностей должен поступать по доброй совести, очевидное злоупотребление правом недопустимо" *(212). Установление такого широкого предела осуществления прав, каким являлся ориентир на добрую совесть участника, одновременно было и достоинством, и предметом критики. Критиковались в первую очередь неопределенность и размытость содержания добрых нравов, дающие значительное место для судебного усмотрения и произвола *(213). В то же время признание иных форм злоупотребления правом, которые наравне с шиканой должны были лишаться юридической защиты, было прогрессивной характеристикой нормы Швейцарского гражданского уложения.
В отличие от швейцарского варианта германское право пошло по пути узкого толкования злоупотребления. Изначально в нескольких проектах Германского гражданского уложения вопрос о недопустимости злоупотребления предполагалось сделать принципиальным для любых цивилистических отношений. Но эти соображения натолкнулись на сопротивление со стороны тех, кто считал, что подобная общая норма повредит прочности правопорядка, создаст опасную неопределенность в пользовании правами *(214). В этой связи шикана запрещалась только применительно к осуществлению права собственности, наряду с установлением иных ограничений, главным образом в интересах соседства *(215). Такое положение полностью соответствовало существовавшему в данный период представлению о том, что область злоупотреблений есть только бытовые конфликты собственников прилежащих друг к другу земельных участков или жилых помещений. Случаи шиканы приведены, к примеру, Р. Иерингом только в главе "Между соседями" *(216).
|
|
|
В дальнейшем комиссия от рейхстага отдала предпочтение первой из обозначенных позиций. Из раздела о праве собственности данное правило было перенесено в общую часть Уложения в пар. 226. Его текст с определенными изменениями действует в современной Германии.
Подход к толкованию злоупотребления правом в Германском гражданском уложении отличается рядом особенностей:
1) злоупотребление, несмотря на то, что стало общегражданским принципом, понимается единственно как шикана. Иные формы законодательно не признаются;
2) шикана, в свою очередь, опирается на ряд квалифицирующих признаков (осуществление субъективного права, сопряженное с причинением вреда; умысел, исключительная цель; причинная связь между деянием и ущербом), которые позволяют заключить, что она представляет собой один из составов гражданского правонарушения;
|
|
|
3) конкретика элементов состава не оставляет места для установления общих пределов осуществления прав, в частности таких, как права и интересы иных лиц, разумность и добросовестность и др.
В противовес Швейцарскому гражданскому уложению указанная правовая модель маловосприимчива к переменчивому процессу реализации конкретных субъективных прав, представляет собою детальную формулу. Последнее качество является не только способом борьбы с судебным усмотрением, но и препятствием к практическому применению нормы параграфа 226. В таком понимании шикана абсолютно недоказуема, за исключением редких гротескных ситуаций.
Таким образом, европейское право, "выйдя из одной и той же отправной мысли, запрещения шиканы, вылилось в два совершенно различных типа" *(217):
1) "объективная" трактовка злоупотребления как поведения, не соответствующего принципу справедливости и добрым нравам, т.е. объективно недобросовестное деяние;
2) "субъективная", где умысел, цель, желания и другие личностные и психологические характеристики преобразуют осуществление правомочия из правомерного деяния в деликт.
|
|
|
Последующая эволюция взглядов в отношении концепции злоупотребления происходила согласно одному из этих вариантов такое положение сохраняет актуальность до настоящего времени.
Что касается русского права, то оно, несмотря на серьезное отставание от западных образцов законодательства, не осталось в стороне от обсуждаемого вопроса и стремилось определиться с воздействием на правомерное, но причиняющее ущерб поведение субъектов главным образом при помощи юридической практики. Объясняется такое положение несколькими причинами.
Прежде всего десятый том Свода законов Российской Империи, посвященный частному праву, находился под влиянием западноевропейского, а в особенности французского права *(218). Французские заимствования нередко становились предметом жесткой критики со стороны ученых, считавших, что у России должно быть самобытное право. Применительно к злоупотреблению правом идеи Кодекса Наполеона не могли стать примером для подражания в российском праве. Выше уже отмечалось, что предложения по внесению изменений во Французский гражданский кодекс в связи с легализацией шиканы были выдвинуты только к концу XIX в. Очевидно, этим можно объяснить тот факт, что нормативно злоупотребление не было отражено в русском Гражданском уложении.
|
|
|
В России, как и во Франции, судебная практика стала применять принцип недопустимости шиканы в отсутствии законодательного правила. Отличие заключалось в том, что руководствовались разумными пределами пользования правом только высшие судебные инстанции и в единичных случаях. Практика, здесь нужно согласиться с В.П. Грибановым, характеризовалась крайней нерешительностью *(219).
Из исследования европейского законодательства ясно следует, что в вопросах регулирования злоупотребления правом значительную роль сыграли рецепция римского права и активное формирование права соседства, основанное на судебном разрешении конфликтных ситуаций между собственниками соседних земельных участков. В дореволюционной России в полной мере нельзя было наблюдать ни одного из указанных обстоятельств.
Римские идеи стали проникать в русское право только в последние десятилетия XIX в., через активное преподавание этой дисциплины в рамках университетских курсов. Что касается соседского права, то масштабы российского государства, малочисленность населения, проживающего на большей части ее территории, незначительный в сравнении с Западной Европой рост городов не могли стать основой для его создания. "Понятное дело, что при таких условиях редки были столкновения между соседями, редки были и случаи, когда власть должна была создавать правила к их разрешению" *(220).
В начале XX в. параллельно возникли процессы, способствовавшие развитию в нашей стране идеи недопустимости шиканы. С одной стороны, появляется научная дискуссия о сущности субъективных прав, одним из аспектов которой становится вопрос о пределах их надлежащего осуществления. В споры была вовлечена значительная часть цивилистов и теоретиков права - Г.Ф. Шершеневич, И.А. Покровский, В.П. Доманжо, Ю.С. Гамбаров, А.Н. Гуляев, Н.М. Коркунов и др. Позиции порою отличались противоположными векторами.
К примеру, В.П. Доманжо и И.А. Покровский старались обосновать необходимость в известных пределах воздействовать на поведение управомоченного лица. "Если гражданское право является по преимуществу областью частного самоопределения, т.е. областью дозволенного эгоизма, то запрещение шиканы устраняет крайние, антисоциальные типы этого эгоизма. Современное гражданское право как бы говорит человеку: если тебе позволено быть в известных пределах эгоистом, то это не значит, что ты можешь быть злым" *(221).
Иллюстрацией другой позиции могут служить выводы А.М. Гуляева, который выступал против легализации шиканы, но признавал, что практике придется иногда заниматься разрешением подобных конфликтов. "На пути своего осуществления правомочие может не встретить никаких препятствий, и тогда мирным путем устанавливается то фактическое состояние, которое должно соответствовать юридическому основанию правомочия. Или наоборот, осуществление права встречает препятствие со стороны неправомерной или правомерной воли другого лица. Тогда возникает вопрос, чья воля должна уступить. Вопрос должен быть разрешен не лично физической силой, а авторитетом судебного решения" *(222).
Были предприняты попытки изменить законодательное регулирование частного права, подготовлен проект Гражданского уложения, в котором содержались правила о недопустимости злоупотребления, сформулированные в соответствии с немецкой моделью.
Начиная с 70-х годов XIX в. Правительствующий Сенат рассматривал в год несколько случаев злоупотребления гражданским правом и выносил решения в пользу тех, кто терпел ущерб от злонамеренного осуществления права. Тем самым преодолевалась устойчивая тенденция кассационной практики, руководствовавшейся положением: "нет правила, чтобы лицо, действовавшее по праву, законом ему предоставленному, могло подвергаться за деяние свое какой бы то ни было ответственности" *(223).
Как законодательный, так и судебный путь развития должен был привести к укоренению в российском праве общего начала запрещения злоупотребления. Революционные события XX в. не позволили продолжить усовершенствование гражданского законодательства.
Концепция злоупотребления осталась отраженной лишь в немногих решениях Сената. Среди них есть очень показательные постановления. В частности, решение N 126 1902 г., которое звучало следующим образом: "Никто не свободен пользоваться своим правом так, чтобы лишить другого возможности пользоваться его правом. Положить точно определенную грань между свободой пользоваться своим правом и обязанностью уважать право соседа - теоретически нельзя; грань эта в каждом спорном случае должна быть определена судом" *(224).
В.П. Доманжо отмечал, что в кассационных решениях 1890-1894 гг. встречались мотивы "превышения законного права" *(225), которые служили основанием для возмещения вреда. Основным вопросом для правоприменителей в дореволюционной России был: насколько достаточно нормы генерального деликта для разрешения указанных конфликтов и нужны ли какие-либо специальные нормы?
С одной стороны, расширительное толкование ст. 684 Гражданского Уложения России 1833 г. позволяло ее применять и к случаям ненадлежащего осуществления прав. Норма содержала следующее правило: "Каждый обязан вознаградить за вред или убытки, причиненные кому-либо его деянием или упущением, хотя бы сие деяние или упущение и не составляли ни преступления, ни проступка, если только будет доказано, что он не был принужден к тому требованиями закона или правительства или необходимой личной обороной, или же стечением таких обстоятельств, которые он не мог предотвратить" *(226). С другой стороны, этот принцип был ориентирован в первую очередь на противоправные деяния. В отношении деяния, формально составляющего право лица, принуждение его к возмещению вреда означало предпочтение в защите одного права перед другим. Но возникал вопрос, на каком основании? К тому же следовало разрешать споры, где вред причинялся умышленно, хотя и в рамках правомочия.
В Проекте нового Гражданского уложения вопрос был решен только отчасти. К примеру, была закреплена норма, устанавливающая пределы надлежащего поведения соседей *(227). Но этот нормативный акт так и не стал действующим.
Все изложенное свидетельствует, что для российского общества тема злоупотребления правом так и не получила законченного оформления. Именно этим обстоятельством можно объяснить вновь возникшую дискуссию в 20-х гг. XX в., которая была стеснена рамками советского правового поля, практически не использовала опыт дореволюционного русского правоведения и западные доктрины и вылилась в многолетние споры в научной литературе.
В XX в. институт осуществления права, в том числе и ненадлежащего, не утратил своей важности, заметно обозначилась тенденция усиления значения пресечения злоупотребления как общеправового принципа. Она проявилась в том, что не только гражданско-правовые акты стали содержать подобные нормы, но и конституции.
Большая часть стран, которые приняли за образец Французский гражданский кодекс и французскую правовую традицию (Нидерланды, Испания, Италия, Бельгия, Португалия, канадская провинция Квебек) закрепили в законодательстве правило, отказывающее в защите шикане.
Гражданский кодекс Квебека, один из самых новых гражданско-правовых актов в мире, сохранил и воспроизвел правило, содержащееся в Кодексе Наполеона. Указанная норма дополняется элементами немецкой и швейцарской модели понимания шиканы. "Никакое право не может быть осуществлено с целью причинения вреда другому лицу или способом несоразмерным и неразумным, противоречащим требованиями добросовестности" (п. 7 титула 1 книги 1 ГК Квебека) *(228).
Налицо попытка соединить в норме все известные правоведению пределы осуществления прав (права других лиц; средства и способы осуществления; добросовестность). Отсутствует акцент на исключительность цели как главный квалифицирующий признак злоупотребления, что позволяет сделать вывод о признании законодательством Квебека и иных форм ненадлежащей реализации права. Общее правило конкретизируется в положениях об отдельных институтах, в частности в сфере отношений соседних собственников недвижимого имущества. "Соседи должны терпеть обычные причиняемые соседями неудобства, которые не превышают должных пределов терпения", указывает ст. 976 Гражданского кодекса Квебека. Интересно, что обстоятельства, которые следует терпеть и которые превышают пределы терпения, определяются местными обычаями *(229).
Социалистические государства вслед за СССР уделяли этой проблематике незначительное внимание, так как реальная свобода осуществления субъективных гражданских прав появилась у граждан этих стран только к 80-90 гг. ХХ в. До этого научные доктрины обозначали проблему злоупотребления тем, что пытались соотнести правореализацию с назначением каждого отдельного права. Законодательное регулирование злоупотребления практически отсутствовало.
Несмотря на неприменение законодателем термина "злоупотребление правом" и сужение его сущности до осуществления права в противоречии с хозяйственным назначением, советские цивилисты привнесли много новых идей в концепцию злоупотребления правами и ответственности за данное деяние. Их воззрения будут изложены непосредственно в параграфе о правовой природе этого юридического феномена.
Подытоживая обзор исторического развития представлений о злоупотреблении гражданским правом, отметим устойчивую тенденцию, выражающуюся в неослабевающем научном и практическом интересе к проблеме ненадлежащего осуществления гражданских прав во всех цивилизованных государствах мира. Опыт предыдущих поколений ученых и практиков в законодательном регулировании отношений, связанных с причинением вреда посредством субъективного права, может быть с определенными корректировками положен в основу совершенствования действующего российского гражданского законодательства.
Глава 3. Современное правовое регулирование злоупотребления
гражданским правом в Российской Федерации
§ 1. Злоупотребления правом:
вопросы терминологии и юридическая природа
В теории злоупотребления субъективным гражданским правом вопросы сущности этого явления оказались тесно переплетены с этимологией термина, используемого для его обозначения. Нельзя сказать, что в правовой теории такое положение встречается редко. Традиционно феномены в праве рассматривались в первую очередь через призму языковых и текстовых особенностей. Существует определенная зависимость между лексическим значением названия и содержанием явления. При этом не следует воспринимать неоднозначность и парадоксальность выбранного термина как отсутствие смысла у лежащих в его основе отношений. Таким образом, для научного познания допустимо обращение к лексической нагрузке избранных названий, не преувеличивая в то же время значения такого анализа.
Сложилось так, что в длительной дискуссии по проблеме надлежащего осуществления субъективных прав основные акценты сместились с исследования специфических черт злоупотребления правом как гражданско-правового деликта на принципиальный вопрос, имеет ли словосочетание "злоупотребление правом" смысловое наполнение или является чем-то надуманным, безосновательным.
Обсуждение проблемы злоупотребления неизбежно сводится к постоянному доказыванию действительного существования предмета обсуждения. Трудно привести в пример хотя бы одно иное правовое явление, которое так настойчиво отрицается и одновременно вызывает к себе научный интерес. Одной из главных причин такого положения служила неясность используемого термина.
"Юрист, как юрист, не обязан, конечно, быть филологом. Но, если мыслить, как говорил Кант, значит говорить с самим собою, и если, не умея выражать точно своих понятий, мы не можем сделаться понятными ни себе самим, ни другим, - очевидно, что вопрос о языке науки, о ее терминах, становится первостепенным. Не решив этого вопроса, мы не можем сделать ни одного надежного шага в какой-либо отрасли философии. Если мы мыслим словами, мы должны подобрать подходящие слова" *(230).
В словаре В.И. Даля находим следующее толкование слова "злоупотреблять": "Употреблять во зло, на худое дело, ко вреду, во вред себе или другому, извращать, обращать хорошее средство на худое дело" *(231). Если перевести вышесказанное на юридический язык, то деяние, которое можно назвать злоупотреблением и не нарушить при этом лексического значения слова, должно отвечать ряду необходимых признаков. Оно предполагается активным поведением лица, с достаточной степенью осознания того, что подобное поведение порицаемо обществом. Этот вид поведения должен быть направлен на причинение вреда себе или иным лицам либо объективно причинять вред при отсутствии изначальной цели навредить.
Злоупотребить можно, имея в наличии какое-либо доступное (приобретенное), предоставленное средство. Особенно показательна характеристика "хорошее средство". Предполагается, что назначение у средства позитивное, его надлежащее применение общеполезно. Индивид приобретал его, руководствуясь стремлением удовлетворить вполне допустимые потребности. При злоупотреблении чем-либо происходит процесс подмены целей использования вещи или права. Исконный смысл пользования посредством злоупотребления искажается субъектом осознанно или небрежно. При этом само по себе искажение целеполагания предмета, используемого лицом, не может осуждаться обществом, за исключением случаев, когда это приводит к вредному, опасному последствию для окружающих.
Лексический анализ слова "злоупотребление" имеет целью показать, что в контексте рядом с ним может и должно стоять существительное, положительная смысловая нагрузка которого бесспорна. Употребляют "во зло" то, что предоставлялось во благо и не несет в себе отрицательного заряда. С точки зрения языковой логики, негативные свойства предмета, очевидные для всех, не требуют того, чтобы дополнительно подчеркивать глаголом намерение их применения.
Опираясь на эту посылку, можно заключить, что субъективное право, благодаря своей изначальной положительной направленности, может выступать средством для злоупотребления. С точки зрения языкового анализа, в словосочетании "злоупотребление правом" отсутствует противоречие.
Думается, главное, чего следует избегать при уяснении сути злоупотребления правом, это выход за предмет правового регулирования, к чему может подтолкнуть этимология термина, включающая в себя корень "зло". В пример можно привести следующее высказывание: "Злоупотребление правом зачастую носит характер нарушения норм нравственности. Нравственность - такой способ регулирования человеческого поведения, который основан на противопоставлении добра и зла, требовании следовать добру, обобщенно выражающий представление о безнравственном, заслуживающим осуждения" *(232).
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 262; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!