Восток и Запад: встреча на Днепре 18 страница
Каковы бы ни были различия между двумя организациями, время их создания почти совпало, и это указывает на важнейшую черту становления украинской культуры, национальной идентичности и политической жизни. Процесс шел двумя параллельными путями – если на одном воздвигали барьеры, на другом развитие могло идти с той же скоростью, если не большей. Разделенные российско-австрийской границей, деятели национального возрождения были связаны тысячами нитей, которые пересекали не только политические, но и конфессиональные рубежи между православными и грекокатоликами. Активисты обходили препятствия, которые то и дело воздвигала то одна, то другая империя, используя самые разные каналы и создавая общую для “Великой Украины” и Галичины мечту о будущем.
Понять друг друга адептам национального возрождения из империй Габсбургов и Романовых – разделенным границами, но объединенным образом мыслей – было нетрудно еще и потому, что два правительства проводили совершенно разную линию в отношении украинского меньшинства. Как никто другой, это несходство ощутили на себе униаты – грекокатолическую митрополию обе империи получили в наследство от Речи Посполитой. В отличие от России, Австрия их не преследовала и не принуждала к “воссоединению” с доминантной церковью – в этом случае с римо-католичеством, религией немецкой и польской знати. Габсбурги относились к ним тепло, на что указывает их новое название – грекокатолики, католики византийского обряда. Открыли и семинарию для грекокатолического духовенства, сперва в Вене, затем во Львове. В начале позапрошлого века церковь стала независима от предстоятеля, чья резиденция находилась в Российской империи, – львовские епископы сами получили митрополию. Светская элита к тому времени ополячилась и перешла в римокатоличество, поэтому церковь для крестьянина-русина осталась единственным маяком в жизни. Она же затем служила почвой для роста национальной интеллигенции.
|
|
|
По какой причине Габсбурги избрали эту стратегию? Как ни странно, по той же, что Романовы. У двух империй была одна головная боль – Польша, но разные способы борьбы с ней. Российское правительство поглотило в 1839 году униатскую церковь и сдерживало украинское возрождение, чтобы уберечь “русский народ” (имперскую нацию) от “польской пропаганды”. Австрийское же поощряло рутенов, чтоб их движение служило противовесом полякам в Галиции. В Вене не стремились онемечить этих славян и не боялись того, что у них утвердится собственное национальное самосознание, – напротив, радовались тому, что эти миллионы не пополнят уже вполне сформированную польскую нацию.
|
|
|
Впервые ставку на такую политику сделали в год “Весны народов” – 1848-й. Либеральный национализм громко заявил свои права по всей Европе, от Палермо до Парижа и до Вены. Европейский концерт, плод договоров 1815 года, поставили под сомнение – не только границы государств, но и политические режимы. В марте 1848 года вдохновленные свержением Луи-Филиппа венгры, решив сбросить австрийское иго, взялись за оружие. За ними восстали поляки в Кракове, а затем и во Львове – с требованиями автономии и гражданских свобод. Врагами последних оказались не только Габсбурги, но и добрая половина населения Галиции. Украинцев в этом коронном крае насчитывалось около 50 %, поляков – около 40 %, евреев – 7 %. Поляки преобладали в Малой Польше (с Краковом включительно), которую империя окрестила Западной Галицией. В Галичине как таковой большинство составляли украинцы. Евреи жили повсюду – чаще в городах и местечках. В восточной половине края уровень их урбанизации был равен 60 %.
Край отличался слабым на фоне остальной империи развитием, аграрным укладом экономики. После первого раздела Речи Посполитой император Иосиф II отобрал у галицийской шляхты рычаги управления и поручил бюрократам – прежде всего онемеченным чехам из Богемии – построить там новую административную систему. Он пекся и о повышении уровня образования и культуры, о защите прав крепостных от землевладельцев. Уделив внимание полякам и русинам, на евреев Иосиф махнул сперва рукой и позволил им сохранить традиционное устройство – взамен им пришлось платить “налог на веротерпимость”. Но в 1789 году император издал эдикт о толерантности для евреев Галиции. Важнейший шаг на пути эмансипации евреев предусматривал и роспуск их общественных институтов, запрет на идиш и древнееврейский в официальных документах, учреждение школ с преподаванием по-немецки и призыв евреев на военную службу. Когда в марте 1848 года во Львове началась революция, немало евреев примкнуло к польским повстанцам. Однако Австрия при поддержке российской армии справилась и с венграми, и с поляками. Надежды шляхты на восстановление Речи Посполитой рухнули, а с ними и надежды евреев на равенство.
|
|
|
Из жителей Галичины революция 1848 года облагодетельствовала больше всего украинцев – самых лояльных, вероятно, подданных императора, тех, кто бунтовать как раз и не желал. Они не пристали к полякам, ведь в воззваниях повстанцев не было ни слова о крестьянине-русине и его нуждах. В апреле 1848 года лидеры украинской общины – исключительно из грекокатолического духовенства – издали свое воззвание. Они уверяли Фердинанда I в преданности и просили защиты от польской аристократии, от притеснений родного языка. Губернатор края, граф Франц Стадион, дал добро, и клир образовал упомянутую выше Раду. Львовский полицмейстер Леопольд фон Захер-Мазох, отец известного писателя, разрешил издание газеты под названием “Зоря[26] галицкая”. Стадион видел в этом средство парализовать польское влияние и укрепить австрийское господство в Галиции.
|
|
|
Возглавленный духовными лицами совещательный орган и вправду послужил неплохим противовесом польскому Национальному совету (Раде народóвой), катализатору революции. Споры вызывал почти каждый сколько-нибудь значительный вопрос. Поляки были настроены радикально, украинцы – крайне консервативно. Поляки требовали автономии для всей Галиции, украинцы в первую очередь добивались ее раздела, восстановления прежней Галичины, где их доля равнялась 70 %. Петицию о разделе коронного края подписало 200 тысяч человек. Тщетно – коронный край оставался в тех же границах и в 1918 году. Но революция принесла народу политическую организацию и собственную газету – нечто невиданное дотоле.
Истинным переворотом в укладе общества, конечно, стала отмена крепостного права и наделение крестьян правом голоса. Поляки-мятежники требовали и того и другого – но осуществили обе реформы австрийские власти, а выиграли от них главным образом украинцы, преобладавшие в сельском населении края. Из 25 украинских депутатов рейхстага от Галиции 16 были крестьянами, в Буковине – все пятеро. Избрание этих депутатов глубоко отразилось на украинских подданных Габсбургов, познакомив их с электоральной политикой и научив самоорганизации не для восстания (крестьяне время от времени бунтовали), а для защиты своих интересов в правовом поле.
Поражение революции привело, однако, к угасанию легальной политической жизни. В 1851 году Раду распустили. Но украинское национальное движение не исчезло. Греко-католический клир руководил им еще и в 60-е годы XIX века. Это были “святоюрцы”, что группировались вокруг митрополичьего собора Святого Юра, – по национальной же ориентации их называли старорусинами. Их отличали политический и социальный консерватизм, лояльность империи. При этом себя и свою паству из крестьян они полагали отдельным русинским (рутенским, руським) народом. Врагами их были поляки, покровителями – Габсбурги, а на собратьев-украинцев (малороссов) по ту сторону восточной границы они почти не обращали внимания.
Итак, “Весна народов” ускорила складывание в Галиции новой украинской нации, однако не ответила на вопрос, что это будет за нация. Все варианты идентичности, включая вышеупомянутый, заключала в себе, словно в зародыше, “Руська трійця”, то есть “Рус(ин)ская троица” – группа романтически настроенных писателей, вышедшая на культурную сцену в середине 30-х годов XIX века. Ее лидеры: Маркиан Шашкевич, Иван Вагилевич и Яков Головацкий – учились в грекокатолическом отделении львовской семинарии. Как и другие европейские “будители”, они собирали фольклор и страстно увлекались историей. С одной стороны пример им подавали светочи национального возрождения западно- и южнославянских народов, что пребывали под властью Габсбургов, с другой – первопроходцы с Левобережной Украины: Иван Котляревский, собиратели песен, романтики из Харьковского университета. В 1837 году в столице Венгрии эта группа опубликовала “Русалку Днестровую”, свой первый и последний альманах.
В то время все члены “Троицы” видели своих земляков частью большого украинского народа. Затем их взгляды разошлись. Только Шашкевича в наши дни почитают как основателя украинской литературы в Галичине. Он умер в 1843 году, до революционных потрясений и связанных с ними мировоззренческих раздоров. Вагилевич в 1848 году вступил в “Руський собор”, организацию-сателлит польской Рады, и в глазах украинских националистов стал предателем. Головацкий в 50-х годах возглавил галицких русофилов, которые включали местных украинцев в единую общерусскую нацию. Таким образом, если применить термины более поздней историографии, лидеры “Троицы” символизируют три варианта политической ориентации, которые могли избрать коренные жители Галичины: проукраинский (Шашкевич), пропольский (Вагилевич) и пророссийский (Головацкий).
Такие предпочтения шли рука об руку с выбором алфавита для родного языка. В 30-е, а затем в 50-годы XIX века местное общество потрясали “азбучные войны”, противоборство опять же трех вариантов: старой кириллицы (церковнославянской), гражданской кириллицы, похожей на введенную в России Петром I, и латиницы. Австрийские власти и польская шляхта не прочь были навязать именно последнюю, чтобы украинская литература легче вошла в общеимперское поле и с большей вероятностью подверглась полонизации. Но когда Вена в 1859 году попробовала ввести латиницу сверху, украинцы единодушно сопротивлялись. Выяснилось, что национальное возрождение Галичины крепко держится за кириллицу. А вот вопрос, станет ли этот народ чем-то особым, вольется в российскую или украинскую нацию, оставался открытым.
Азбучная война 1859 года в Галиции заметно повлияла на политический климат державы Романовых. Власти в том же году запретили ввоз и публикацию украинских и белорусских изданий латиницей – очередная мера против “польской пропаганды”. Киевский цензор Орест Новицкий докладывал наверх, что Австрия путем смены алфавита обращает “русских” Галиции в поляков. Он полагал, что допущение латиницы в Российской империи грозит ей тем же. “Крестьяне западных губерний, встречая здесь книги, написанные на малороссийском языке, только польскими буквами, естественно, захотят более изучать польский, чем русский алфавит”, – писал Новицкий, предупреждая, что они “легко могут перейти и к чтению собственно польских книг и через то подвергнуться влиянию лишь польской литературы, с отчуждением от духа и направления литературы русской”. Запрет ввели без промедления.
Цензора более всего тревожили крепостные, которые должны были вот-вот получить волю. В России это произошло на двенадцать с половиной лет позже, чем в Австрии. Революция при отмене крепостного права не вспыхнула, но без вооруженного выступления поляков не обошлось – в январе 1863 года. Как и в империи Габсбургов, при освобождении подданных Александра II землей наделили крайне скупо и они по-прежнему зависели от помещиков. Разница же заключалась в том, что им даже на время не позволили ни политических объединений, ни выборов. Об университетских кафедрах с преподаванием на украинском можно было лишь мечтать – да что там, даже о книгоиздании. Именно тогда запретили любые предназначенные для народа книги (духовные, учебные и т. д.) на “малороссийском наречии”.
Удар по украинской культуре пришелся на лето 1863 года, разгар польского восстания. Вновь многое зависело от того, на чью сторону встанут крестьяне Правобережья. На берегах Невы озаботились укреплением общерусской нации и решили защитить народ от агитации украинофилов, а заодно и родного языка. “Прежние произведения на малороссийском языке имели в виду лишь образованные классы Южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную, и те из них, которые стремятся к осуществлению своих политических замыслов, принялись, под предлогом распространения грамотности и просвещения, за издание книг для первоначального чтения, букварей, грамматик, географий и т. п.”, – писал министр внутренних дел Петр Валуев в циркуляре, которым запрещал публиковать книги на украинском уже и кириллицей. Эта мера не касалась только “изящной словесности”, в то время довольно слаборазвитой. За пять лет до 1868 года, когда Валуева отправили в отставку, число украиноязычных изданий упало с тридцати одного до одного.
Ограничение, казавшееся временным, подтвердил своим указом Александр II. В мае 1876 года в Эмсе (курортном городе в Германии) он подписал документ, который ужесточил положения Валуевского циркуляра. Под нож пошло в общем все, что издавали по-украински в империи, и абсолютно все, что ввозили извне. Не забыл император запретить и спектакли с концертами. Подобно циркуляру, Эмский указ держали в тайне от общественности. В 1880-е годы певцам и театральным актерам дали послабление, но амбарный замок на украинском книгопечатании висел еще четверть века. Правительство взяло на вооружение слова, введенные в оборот Валуевым: “Никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может”. К тому времени язык, культура, идентичность украинцев в глазах империи стали угрозой столь же серьезной, как польский национализм. На кону стояла судьба единой общерусской нации.
Хотя царь подписал Эмский указ в далекой Германии, истинный его автор и вдохновитель жил в Киеве. Михаил Юзефович, уроженец Полтавской губернии, учился в Благородном пансионе при Московском университете, писал стихи, сражался в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов в Закавказье, где его ранили; был на короткой ноге с Пушкиным. В 40-х годах Юзефович стал важной персоной в Киевском учебном округе. В то же время он активно участвовал в работе Комиссии для разбора древних актов, которой надлежало доказать права России на Правобережную Украину. По культурным и политическим убеждениям Юзефовича можно назвать совершенным малороссом. Он был патриотом своей родины, полагая, что трудится на благо Малороссии по обе стороны Днепра, и умеренным народником, защитником селян от польской шляхты, католического духовенства, евреев-арендаторов. Также он верил в единство всех “племен” русского народа, верно служил императорам, в которых видел покровителей именно такого малороссийского патриотизма.
В зависимости от обстоятельств, Юзефович то хорошо, то враждебно относился к интеллигентам, которых власти со времен Кирилло-Мефодиевского общества звали украинофилами. Сыграв не последнюю роль в задержании “заговорщиков”, он служил им скорее адвокатом, чем обвинителем, – не принял письменный донос у студента, который явился разоблачить их подрывную деятельность. Юзефович предупредил Костомарова о скором обыске и помог уничтожить те бумаги, что послужили бы уликами. Чиновник не верил, что Николай Иванович и его приятели нанесли государству какой-либо ущерб, зато почитал их союзниками в борьбе против польского засилья в юго-западном крае. Памятник гетману Богдану Хмельницкому у Софийского собора в Киеве, возведенный при деятельном участии Юзефовича, воплощает его кредо. В дореволюционный период на постаменте была надпись: “Богдану Хмельницкому – единая и неделимая Россия”.
Открыли памятник в 1888 году. К тому времени Юзефович уже пересмотрел свое отношение к украинофилам. В 1875 году он послал в Петербург записку “О так называемом украинофильском движении” с обвинением в государственной измене – они якобы замышляли оторвать Малороссию от России. Валуевский циркуляр, по мнению Юзефовича, не дал должного эффекта, а только послужил упрочению связи между украинофилами местными и галицкими, причем в деятельности последних он видел “измышление австрийско-польской интриги”. Правительству надлежало принять более суровые меры. Местные власти, включая киевского генерал-губернатора, считали, что Михаил Владимирович увлекся, зато центральные, которые боялись именно подрыва единства империи Австрией и Польшей, вполне ему поверили. Эмский указ не только запрещал издание и ввоз печатной продукции на украинском, но и предусматривал субсидию галицкой русофильской газете.
Кем были те люди, от которых Юзефович желал уберечь владения Романовых? Его удар был направлен прежде всего против Павла Чубинского, автора слов гимна “Еще не умерла Украина”, и Михайла Драгоманова, историка, доцента Киевского университета. Оба входили в Киевскую громаду (общину), где украинские интеллигенты занимались культурной работой, почти вне политики. Никто из них не выступал за отделение Украины от Российской империи, не отличался полонофилией. При этом они критиковали стариков за неспособность устранить запрет, наложенный в 1863 году Валуевым. Для понимания предыстории Эмского указа немаловажно, что они отняли у Юзефовича бразды правления Киевским отделом Императорского географического общества – средоточием научной жизни в городе. Никто не мог предвидеть, каков будет ответный ход пожилого сановника.
Конфликт поколений между малороссами и украинцами (в политическом смысле) стал после Эмского указа вполне идеологическим. Более других он сказался на Драгоманове, которого уволили из университета. Он уехал из Киева, поселился в Женеве и создал там тексты, благодаря которым считается сегодня крупнейшим украинским политическим мыслителем позапрошлого столетия. В эмиграции Михайло Петрович радикализовался и перешел на социалистические позиции. В 1880-е годы он доказывал, что украинцы – отдельный от русских народ, и предлагал европейскую федерацию, куда вошла бы и Украина (эхо идей Костомарова, изложенных в “Книге бытия”). Однако федерация, которой грезил изгнанник, не должна была включать одних лишь славян. Благодаря трудам Драгоманова украинское движение оправилось от удара, нанесенного ему в 1847 году, и вновь поставило перед собой политические цели, осознав, что нельзя быть только культуртрегерами.
Драгоманов же стал первым политическим мыслителем, чьи идеи глубоко отразились на австрийской части Украины. Юзефович часто возводил на украинофилов напраслину, но вот утверждения о тесных контактах с галичанами, что лишь окрепли после Валуевского циркуляра, были правдой. Публиковать свои труды на родном языке в империи Романовых эти люди не могли, поэтому Галичина стала для них отдушиной. Козни Юзефовича и Эмский указ сделали ее только ценнее. Когда в Российской империи уже и художественную прозу по-украински стало не издать, самые известные авторы – Иван Нечуй-Левицкий, Михайло Старицкий – обратились к единокровным братьям по ту сторону Збруча. Запрет 1876 года не прервал развитие украинской литературы, но создал ненормальное положение, когда ее лучшие произведения создавали в Российской империи, а читали главным образом в Австрийской. Контакт между автором и читателем был затруднен. По иронии судьбы, это помогло развитию общего для всех украинцев литературного языка, сглаживанию культурных различий жителей обеих империй.
К тому времени, когда уроженцы востока и центра Украины открыли для себя свободную от цензуры Галичину и ее читателей, сами читатели раскололись на две враждующие группы: русофилов (москвофилов) и украинофилов (народóвцев). Раскол обострила в 1867 году конституционная реформа империи Габсбургов. Проиграв войну с Италией и Пруссией, двумя молодыми национальными государствами, те решили уберечь державу от распада за счет уступок самым непокорным националистам – венграм. Компромисс привел к созданию Австро-Венгрии, двуединой монархии. Королевство Венгрия получило широкую автономию и отдельный парламент. С австрийской частью ее связывали особа монарха, армия, внешняя политика. Но Габсбурги развязали руки не только венграм, но и хорватам и полякам. В чужом пиру похмелье досталось среди прочих украинцам – к их ужасу, Вена фактически отдала власть над Галицией польской шляхте.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!