История Дженнифер. Страх смерти — это не маскировка иных проблем



ПРЕДИСЛОВИЕ И БЛАГОДАРНОСТИ

Хотя на протяжении тысячелетий все мыслящие пи­сатели обращались к теме смертности человека, все же эта книга — не просто собрание чьих-то мыслей о смер­ти, и не может им быть.

Совсем наоборот, это глубоко личное произведение, уходящее корнями в мою собственную конфронтацию со смертью. Как и любой человек, я тоже испытываю страх смерти: от этой темной тени не избавиться ни од­ному из живущих. На этих страницах я делюсь с вами способами преодоления страха смерти — по опыту па­циентов и своему собственному, — а также мыслями писателей и философов, которые повлияли на мое миро­воззрение и мою работу в качестве психотерапевта.

Я благодарен всем тем людям, которые помогли поя­виться на свет этой книге. Мой литературный агент Сэнди Дижкстра и мой издатель Алан Ринцлер помогли при­дать книге форму, сохранив ее содержание. Множество друзей и коллег прочли отрывки рукописи и поделились своими соображениями. Это Давид Шпигель, Герберт Котц, Джин Роуз, Рутэллен Джосселсон, Рэнди Вайнгар-тен, Нейл Браст, Рик Ван Ринен, Элис Ван Гартен, Роджер Уолш. Филипп Марчал познакомил меня с максимой Ла­рошфуко, которую я сделал эпиграфом. Также я благо­дарен своим друзьям Ван Харвею, Роджеру Сокелю и Дагфину Фоллесдалу, которые долгое время были мои­ми учителями в области истории человеческой мысли. Феб Хосс и Мишель Джоунс замечательно отредактиро­вали книгу. Все четверо моих детей — Ив, Рейд, Виктор и Бен давали мне поистине бесценные советы, а моя же­на Мэрилин, как обычно, заставляла меня писать лучше. Но больше всего я обязан самым главным своим учи­телям — пациентам. Я изменил их имена, но каждый из них узнает себя в этой книге. Они доверили мне свои са­мые глубинные страхи, разрешили использовать их ис­тории, помогли тщательно замаскировать черты реаль­ных личностей, прочли мою рукопись — кто часть, а кто целиком — и дали много полезных советов. И еще я бла­годарен им за то удовольствие, которое мне приносит следующая мысль: их опыт и знания, словно волны, дой­дут теперь идо моих читателей.

 

ГЛАВА 1

СМЕРТЕЛЬНАЯ РАНА

грудь моя исполнена скорбью.

Я смерти боюсь.

Поэма о Гильгамеше1

1 Перевод Н. Гумилева.

Самоосознание — это величайший дар, сокровище, равное самой жизни. Именно оно делает человека чело­веком. Однако цена его высока — это боль от понима­ния того, что мы смертны. Знание о том, что мы вырастем, расцветем и неизбежно увянем и умрем, — извечный спутник нашей жизни.

Осознание своей смертности преследовало челове­чество с самого зарождения истории. Четыре тысячеле­тия назад герой вавилонского эпоса Гильгамеш рассуж­дал о смерти своего друга Энкиду: «Друг возлюбленный мой грязи теперь подобен, /И не лягу ли я, как он, чтоб вовек не подняться? Грудь моя исполнена скорбью,/Я смерти боюсь».

Гильгамеш выразил мысль, знакомую каждому живу­щему. Как боялся смерти Гильгамеш, так боимся ее и мы: мужчины, женщины, дети — все и каждый. У одних этот страх существует неявно, в виде неясного общего беспо­койства, или маскируется под иную психологическую проблему. У других он проявляется открыто, а у некото­рых людей перерастает в настоящий ужас, способный уничтожить счастье и удовлетворение от жизни.

Испокон веков философы и мыслители пытались смягчить боль от осознания смертности и привнести в нашу жизнь гармонию и покой. За время своей психоте­рапевтической практики я встречал множество пациен­тов со страхом смерти и понял, что древняя, особенно греческая, мудрость и сегодня не потеряла своей значи­мости.

В своей работе я опираюсь в основном на труды не великих психологов и психиатров конца XIX — начала XX века (Пинель, Фрейд, Юнг, Павлов, Роршах и Скиннер), но древнегреческих философов, в особенности Эпикура. Чем больше я узнаю об этом великом афин­ском мыслителе, тем четче осознаю, что Эпикур был сво­его рода протоэкзистенциальным психотерапевтом. В этой книге я буду часто цитировать его мысли.

Эпикур родился в 341 году до н. э., вскоре после смерти Платона, и умер в 270 году до н. э. Большинство людей знают его имя благодаря слову «эпикуреец», обо­значающему человека, которой не мыслит своей жизни без утонченных чувственных удовольствий (в первую очередь вкусной еды и питья). Однако историческая ре­альность такова: Эпикур был не приверженцем чувст­венных удовольствий, но размышлял о достижении со­стояния безмятежности (атараксии).

Эпикур занимался «медицинской философией» и на­стаивал на том, что, как врач лечит тело, философ при­зван лечить душу. По его мнению, философия имеет лишь одну цель: облегчить человеческие страдания, корнем которых Эпикур считал вездесущий страх смер­ ти. Пугающее видение неизбежной смерти, говорил Эпикур, смешивается с удовольствием от жизни и отрав­ляет все позитивные моменты. Для облегчения страха смерти он создал несколько действенных мыслительных техник, которые помогли мне преодолеть собственный страх смерти и которые я использую в своей психотера­певтической работе.

Мой личный опыт и медицинская практика показали мне, что страх смерти цикличен: он то возрастает, то ос­лабевает на протяжении жизни. Маленькие дети не­вольно выхватывают проявления человеческой смерт­ности из того, что их окружает, сухие листья, мертвые насекомые и животные, «исчезнувшие» дедушки и ба­бушки, горе родителей, нескончаемые ряды могильных камней. Дети наблюдают за всем этим, но, следуя приме­ру родителей, молчат о том, что видят. Если же они выражают свой страх открыто, родители заметно теряются, и, конечно, спешат успокоить их. Иногда взрослые стара­ются найти слова утешения, а иногда пытаются перевес­ти разговор в плоскость далекого будущего или начина­ют рассказывать истории о воскрешении, вечной жизни и воссоединении на небесах.

Страх смерти обычно не проявляет себя, пока чело­век не достигает пубертатного периода (эти же возрас­тные рамки обозначены Фрейдом как период латентной сексуальности). Когда человек достигает отрочества, страх смерти заявляет о себе в полный голос: подростки часто начинают беспокоиться, размышляя о смерти, не­которые даже подумывают о самоубийстве. Сегодня многие подростки противопоставляют этому страху свою виртуальную личность: в жестоких компьютерных играх они ощущают себя властителями смерти. Другие становятся дерзкими, глумятся над смертью, распевают высмеивающие ее песенки, смотрят фильмы ужасов. В раннем отрочестве я дважды в неделю ходил в киноте­атр неподалеку от отцовского магазина.

Вместе с друзь­ями я вопил от страха на сеансах «ужастиков» и снова и снова пялился в экран, на котором оживали ужасы Вто­рой мировой войны. Я помню, как вздрагивал от страха: что, если бы я родился не в 1931 году, а на четыре года раньше, как мой двоюродный брат Гарри, погибший во время Нормандской операции?

Некоторые подростки бросают вызов смерти, идя на безрассудный риск. Один из моих пациентов, страдаю­щий множеством фобий и глубоким страхом, что в лю­бой момент его жизнь может оборваться из-за какой-то ужасной случайности, рассказал мне, как в 16 лет он за­нялся парашютным спортом и совершил несколько де­сятков прыжков. Сейчас, оглядываясь назад, он считает, что это был его способ борьбы с навязчивым страхом бренности своего существования.

С годами подростковый страх смерти оттесняется двумя основными жизненными задачами молодых взрослых людей — построением карьеры и созданием семьи. Еще три десятилетия спустя, когда дети уходят из родительского дома и вдали показывается окончание трудовой деятельности, разражается кризис среднего возраста, и страх смерти обрушивается на нас с новой силой. Достигая вершины жизни, мы смотрим на тропу перед собой и понимаем, что теперь эта тропа ведет не наверх, а вниз, к закату и исчезновению. С этой минуты беспокойство о смерти уже никогда не покидает нас.

Жить, постоянно осознавая собственную смертность, нелегко. Это все равно что пытаться вглядываться в солнце — выдержать можно лишь до определенного момента. Жить, вечно цепенея от ужаса, невозможно, по­этому мы изобретаем способы смягчить страх смерти. Мы оставляем себя в будущем с помощью своих детей, становимся богатыми и знаменитыми, придумываем це­лые защитные ритуалы и придерживаемся нерушимой веры в чудесного спасителя.

Некоторые люди, в основном убежденные в собст­венной неуязвимости, действуют в жизни как герои, час­то не задумываясь о других людях и о собственной безо­пасности. Другие же пытаются преодолеть болезненное чувство одиночества перед лицом смерти, используя слияние — с любимым человеком, с общим делом, с тем или иным сообществом или даже с Богом. В конечном итоге именно страх смерти лежит в основе всех религий, и каждая из них по-своему стремится смягчить боль осознания конечности бытия. Понимание Бога сходно во всех культурах: Он не только избавляет от смертной тоски через понятие вечной жизни, но и смягчает про­чие экзистенциальные страхи, предлагая свод правил, обеспечивающих структуру и четкий план осмысленно­го существования.

Однако, несмотря на сверхнадежные, освященные веками способы защиты, человек никогда не может пол­ностью побороть страх смерти. Он всегда присутствует в нашем разуме, только порой прячется в его дальнем уголке. Возможно, как сказал Платон, мы не можем лгать глубокой части самих себя.

Если бы я был жителем древних Афин в 300-х годах до Рождества Христова (период, который часто называ­ют Золотым веком философии) и пережил бы приступ страха смерти или ночной кошмар, к кому бы я обратил­ся, чтобы очистить разум от паутины страха? Скорее все­го, я отправился бы на агору, рыночную площадь древ­них Афин, где располагались многие влиятельные фило­софские школы. Я прошел бы мимо Академии, основан­ной Платоном (в то время ее возглавлял его племянник Спевсипп), миновал бы Лицей Аристотеля — ученика Платона, из-за разности взглядов не ставшего его пре­емником. Я прошел бы и школы стоиков, и киников, не обратил бы внимания на бродячих философов, что ищут себе учеников. Наконец я достиг бы Сада Эпикура и там обрел бы долгожданную помощь.

Но куда сегодня могут обратиться люди, снедаемые неуправляемым страхом смерти? Кто-то ищет поддерж­ки у семьи и друзей, другие обращаются к религии, тре­тьи — к психотерапевтам. Однако кто-то может искать помощи в книге — такой, как эта. Я работал со многими людьми, страдающими страхом смерти. Думаю, что на­блюдения, размышления и способы воздействия, кото­рые я вынес из многолетней терапевтической практики, могут значительно помочь всем тем, кто боится смерти и не может самостоятельно справиться с этим страхом.

В главе 1 я хочу обратить внимание на то, что страх смерти является первопричиной проблем, которые на первый взгляд не имеют отношения к ощущению смерт­ности. У страха смерти длинные руки, часто его влияние остается скрытым. Тем не менее он может сковывать жизнь человека, никак не проявляясь или выражаясь в симптомах, которые будто бы не имеют ничего общего с ощущением смерти.

Фрейд считал, что многие психические патологии человека проистекают из подавления сексуальности. Я считаю, что этот взгляд слишком узок. За мою врачеб­ную практику я пришел к пониманию того, что человек может подавлять не только сексуальность, но и осозна­ние конечности своего существования.

В главе 2 я расскажу о том, каким образом распо­знать скрытый страх смерти. Многих людей мучают тре­воги, депрессии и другие симптомы, в основе которых лежит страх смерти. В этой главе, равно как и в следую­щих, я буду иллюстрировать свои взгляды случаями из врачебной практики, а также ситуациями из фильмов и книг.

В главе 3 я расскажу, что взгляд в лицо смерти необя­зательно вызывает отчаяние, стирающее всякий смысл жизни. Наоборот, такой взгляд может стать стимулом к более полному ощущению жизни. Основная идея этой главы заключается в следующем: физиологическая при­ рода жизни уничтожает нас, идея же смерти дарует нам спасение.

Глава 4 посвящена развитию и объяснению идей фи­лософов, терапевтов, художников и писателей, предло­женных ими для преодоления страха смерти.

Однако, как будет показано в главе 5, для преодоле­ния страха смерти недостаточно одних идей. Самое дей­ственное лекарство от него — это синергетическое воз­действие всех идей и установление глубокого контак­та с другими людьми.Я предлагаю много практиче­ских приемов, которые помогут реализовать эти идеи в нашей повседневной жизни и установить контакты с людьми.

В основу этой книги были положены мои взгляды, ставшие результатом наблюдений за людьми, обращав­шимися ко мне за помощью. Однако, поскольку наблю­датель всегда так или иначе воздействует на наблюдае­мых, в главе б я расскажу и о наблюдателе — поделюсь собственным опытом отношений со смертью и моими взглядами на конечность нашего существования. Я тоже вступал в схватку с идеей смерти. Как профессионал, посвятивший свою карьеру преодолению этого страха, и как человек, родившийся в 1931 году, я намерен изло­жить свои мысли о страхе смерти максимально откро­венно и четко.

Глава 7 содержит рекомендации для психотерапев­тов, большая часть которых избегает напрямую работать со страхом смерти. Может быть, это связано с их нежела­нием признать собственный страх. Однако большую роль здесь играет тот факт, что в профильных учебных заведениях практически не обучают экзистенциальному подходу, и молодые психотерапевты часто говорят мне, что они никогда не пытались расспрашивать пациентов о страхе смерти,так как попросту не знали, что им делать с полученными ответами. Чтобы помочь пациентам, ко­торых терзает этот страх, психотерапевтам необходимы новые идеи и новый способ взаимодействия с пациента­ми. Однако, хотя эта глава адресована психотерапевтам, я практически не использую профессиональную лекси­ку и надеюсь, что мой слог будет понятен широкому кру­гу читателей.

Но зачем вообще, спросите вы, касаться этой непри­ятной, пугающей темы? Зачем вглядываться в солнце? Почему бы не последовать совету корифея американ­ской психиатрии Адольфа Майера, который еще сто лет назад предупреждал психиатров: «Не чешите там, где не чешется!» (1). Зачем сражаться с наиболее ужасной, темной и совершенно незыблемой стороной жизни? Действительно, в последние годы мы наблюдаем наше­ствие регулируемого медицинского обслуживания, кратковременной терапии, контроля симптомов и тех­ник изменения ментальных паттернов, что лишьукреп-ляет эту ограниченную точку зрения.

Однако вопрос о смерти все-таки «чешется»... И «че­шется» беспрерывно, не оставляя нас ни на миг; стучит­ся в дверь нашего существования, тихонько, едва улови­мо шелестя у самых границ сознательного и бессозна­тельного. Спрятанный, замаскированный, пробиваю­щийся наружу в виде разнообразных симптомов, именно страх смерти является источником многих бес­покойств, стрессов и конфликтов. (2)

Как человек, который в один прекрасный день ум­рет — и день этот уже недалек, — и как психотерапевт, посвятивший работе со страхом смерти не один десяток лет, я абсолютно убежден, что противостоять ему — не значит с отвращением открыть ящик Пандоры. Это озна­чает возможность заново войти в поток жизни, научив­шись воспринимать его полнее и с большим сострада­нием.

Эта книга — лучик надежды. Я верю, что она поможет вам взглянуть смерти в лицо и не только смягчить страх, но и сделать вашу жизнь богаче.

 

ГЛАВА 2

 

 УЧИМСЯ ПРИЗНАВАТЬ СТРАХ СМЕРТИ

 

Смерть это все. Смерть это ничто.

И будут черви грызть твой труп.

Старинная детская песенка

Каждый человек по-своему боится смерти. Для неко­торых этот страх — фоновая музыка жизни, и чем бы они ни занимались, их преследует мысль, что тот или иной момент никогда не повторится. Даже старые фильмы отдаются болью в душе тех из нас, кто ни на минуту не перестает думать: ведь все эти актеры обратились в прах...

У других это переживание интенсивнее, оно неуправ­ляемо и в любой момент грозит вырваться наружу, обре­кая людей на удушливый страх перед призраком смерти. Их преследует мысль, что и они скоро умрут, как и все вокруг.

Есть люди, которых мучает конкретное видение над­вигающейся смерти: наставленное на них дуло пистоле­та, отряд нацистов, готовящийся к расстрелу, поезд, с грохотом мчащийся прямо на них, падение с моста или с верхнего этажа небоскреба.

Существуют и другие страхи. Люди боятся оказаться в гробу, с ноздрями, забитыми землей; они мертвы, но тем не менее осознают, что навсегда останутся лежать в этой тьме. Люди боятся никогда больше не увидеть и не услышать других людей, никогда до них не дотронуться. Люди боятся находиться в земле, в то время как все их друзья остались на ней. Наконец, людям больно от мыс­ли, что жизнь будет идти своим чередом, а они никогда не узнают, что произошло с их семьями, друзьями, со всем их миром.

Каждый из нас ощущает вкус смерти под наркозом или просто при погружении в ночной сон. Смерть и сон, Танатос и Гипноз в греческой мифологии, — братья-близнецы. Чешский писатель-экзистенциалист Милан Кундера считает, что мы можем предощущать этот опыт через забвение. «В смерти больше всего страшит не потеря будущего, но потеря прошлого. В сущности, забвение это форма смерти, которая всегда присут­ствует в жизни» (1).

У многих людей страх смерти существует открыто, его легко обнаружить, и он приносит настоящую муку. У других же этот страх скрыт, едва уловим, скрывается под маской других проблем, и распознать его можно только при тщательном исследовании, иногда очень глубоком.

ОТКРЫТЫЙ СТРАХ СМЕРТИ

Многие люди смешивают страх смерти с ужасом пе­ред злом, покинутостью, исчезновением. Других потря­сает пространство вечности, им страшно исчезнуть на­всегда, на веки вечные. Третьим невыносима мысль о небытии, они мучительно размышляют, где окажутся по­сле смерти. Кто-то приходит в ужас оттого, что исчезнет весь их мир, а кто-то бьется над проблемой неизбежно­сти смерти, как одна 32-летняя женщина, приславшая мне следующее письмо:

Думаю, что самые сильные чувства вызывает осоз­ нание того, что умрет не Я-Старушка и не Я-Смертель- но-Больная и Готовая к смерти — умру просто Я. Ка­жется, я всегда думала о смерти очень обтекаемо, как о чем-то, что может случиться, а не обязательно слу­чится. После острого приступа страха смерти я не­сколько недель думала о ней более предметно и теперь понимаю, что смерть — это не то, что может слу­читься. Я чувствую, что осознала эту ужасную истину и больше никогда ее не забуду.

Некоторых людей страх подводит к невыносимому выводу: ни их мир, ни их воспоминания не будут существовать НИГДЕ. Ихулица, семейные встречи, родители, дети, летний домик, школа, любимое место отдыха — с их смертью все это тоже исчезнет. Нет ничего постоян­ного, ничего вечного. Какой же смысл может иметь жизнь, обреченная на такое исчезновение? Вернемся к письму:

Я действительно осознала бессмысленность все­ го — ведь все, что мы делаем, обречено на забвение, и сама Земля рано или поздно исчезнет. Я представляла себе смерть моих родителей, сестер, любимого, друзей. Часто я думаю и о том, что однажды МОИ, а не абст­рактные кости и череп окажутся не внутри моего те­ла, а снаружи. Эта мысль выбивает из колеи. Возмож­ность существования за пределами тела не кажется мне убедительной, поэтому я не могу утешиться идеей бессмертия души.

В рассказе этой девушки можно выделить несколько ведущих тем. Во-первых, смерть стала для нее персона­лизированной, теперь это не то, что могло бы случиться или случается с другими. Во-вторых, неизбежность смерти делает бессмысленным все наше существова­ние. Девушка расценивает идею о вечной жизни души за пределами физического тела как неубедительную и не может успокоиться мыслью о жизни после смерти. Кроме того, она ставит вопрос: сродни ли беспамятство, в которое мы впадаем после смерти, тому, в котором мы пребываем до рождения? (Это очень важный момент, и мы вернемся к нему, когда будем обсуждать взгляды Эпикура.)

Пациентка, страдающая приступами страха смерти, на первом же сеансе дала мне прочесть стихотворение:

 

Смерть наступает,

Смерть везде,

У смерти я в плену.

Она влечет меня к себе,

И я кричу, кричу в тоске.

Исчезновения туман

Маячит день за днем.

И я хочу оставить след,

Чтоб смысл был во всем.

И жить сегодняшним лишь днем,

Дороги лучше нет.

Но под защитной пеленой,

Что я себе плету,

Таится смерть, таится смерть,

И я в ее плену.

Своей заботливой рукой.

Поправлю пелену.

Как одеяльце малыша.

Но в час ночной

Приходит ужаса туман,

Его пропустит пелена.

Мы обратимся в прах и тлен.

Меня не будет, нет, совсем!

Я не смогу дышать,

Не буду чувствовать, грустить,

Ошибки исправлять.

Невыносимо жизнь терять,

хотя утрату эту

нельзя и осознать.

Смерть это все.

И смерть ничто.

Эту пациентку особенно мучила мысль, выраженная в последних строках стихотворения: «Смерть — это все. И смерть — ничто». Девушка объясняла, что мысль о том, что она обратится в ничто, поглотила ее, закрыв весь мир. Однако в стихотворении есть две важные уте­шительные мысли: жизнь может обрести смысл, если по­стараться оставить свой след, и самое лучшее, что она может сделать, — это жить настоящим.

История Дженнифер. Страх смерти — это не маскировка иных проблем

Психотерапевты нередко ошибочно полагают, что от­крытый страх смерти на самом деле таковым не являет­ся, а служит маскировкой какой-либо иной проблемы. Так произошло с Дженнифер, риелтором, 29 лет. Ночные приступы страха смерти, которые преследовали ее всю жизнь, не принимались всерьез психотерапевтами, у ко­торых она лечилась. На протяжении всей жизни Джен­нифер просыпалась среди ночи, вся в поту, с широко распахнутыми глазами, ее трясло от мысли о собствен­ном исчезновении. Женщина представляла, как, поза­бытая всеми живущими, она пропадает, навечно уходя в темноту. Дженнифер говорила себе, что ничто не имеет значения, если в конечном итоге обречено на умирание.

Подобные мысли изводили ее с раннего детства. Дженнифер ясно помнит первый случай, ей было тогда пять лет. Она прибежала в спальню родителей, дрожа от ужаса, который вызвала в ней мысль о смерти. Дженни­фер до сих пор помнит то, что сказала ей мать:

«У тебя впереди долгая жизнь, и нет смысла думать о смерти сейчас. Когда ты станешь старенькой и смерть будет близ ко, ты или смиришься с ней, или будешь тяже­ло больна. В любом случае, она покажется тебе желан­ной».

Дженнифер всю жизнь успокаивала себя словами мамы и придумала свои способы борьбы с приступами страха. Она напоминает себе о том, что всегда есть вы­бор, думать о смерти или не думать. Можно пытаться пе­реключиться на приятные воспоминания — о том, как она смеялась в компании друзей детства, любовалась зеркальной поверхностью озера, касалась облаков, пу­тешествуя с мужем по горам, целовала светящиеся личи­ки своих детей.

Тем не менее страх смерти не оставлял ее в покое и обесценивал значительную часть ее жизни. Дженнифер консультировалась с несколькими докторами,которые не слишком помогли ей. Различные лекарства облегча­ли приступы страха, но не делали их реже. Ее врачи ни­когда не заостряли внимание на страхе смерти как тако­вом, потому что считали, что он лишь маскирует какой-то другой страх. Я решил не повторять их ошибок. Мне ка­жется, их вводил в заблуждение один повторяющийся сон, который впервые приснился девочке, когда ей было пять.

Вся семья на кухне. На столе стоит миска, в ней дождевые черви. Отец заставляет меня взять горстью червей, раздавить их и выпить «молоко», которое из них выйдет.

Всем психотерапевтам казалось, и не без оснований, что образ червяков, которых давят, чтобы получить «мо­локо», связан с пенисом и семенной жидкостью, и из-за этого врачи начинали выяснять, не имел ли место факт сексуального насилия со стороны отца. Я тоже в первую очередь подумал именно об этом, однако этот след вел в ошибочном направлении: хотя отец Дженнифер вызы­вал у нее страх и частенько использовал словесные ос­корбления, ни она, ни ее сестры не припоминают случа­ев сексуального насилия.

Ни один из прежних врачей Дженнифер не исследо­вал степень и значение ее вездесущего страха смерти. Эта распространенная ошибка весьма традиционна, корни ее можно обнаружить в самой первой работе по психотерапии «Исследования истерии» Фрейда и Брюе-ра (1895). При внимательном прочтении этого текста становится ясно, что в жизни пациентов Фрейда присут­ствовал постоянный страх смерти (2). Отказ Фрейда ис­следовать этот страх мог бы показаться странным, если бы не его более поздние работы. В них он объясняет, что его теория происхождения невроза строится на предпо­ложении о конфликте различных примитивных бессоз­нательных инстинктивных начал. Смерть же не может влиять на образование невроза, пишет Фрейд, посколь­ку не имеет отображения в бессознательном. Этот последний факт он обосновывал следующим образом: во-первых, у нас нет личного опыта смерти, во-вторых, мы не способны осмыслить собственное небытие (3).

Хотя Фрейд мудро и иронично писал о смерти в ряде разрозненных эссе (например, «Мы и смерть») (4), соз­данных в период после Первой мировой войны, его «обессмерчивание» (как это назвал Роберт Джей Лиф-тон) (5) в формальной теории психоанализа повлияло на последующие поколения психотерапевтов. Вслед за Фрейдом они рассматривали не смерть, но ее отображе­ния в сфере бессознательного (оставление и кастра­ция). В самом деле можно доказать, что акцент психо­анализа на прошлом — это уход от будущего и от кон­фронтации со смертью (б).

В самом начале моей работы с Дженнифер я сосредо­точился на подробном изучении ее страхов, связанных со смертью. Такой подход не встретил сопротивления: Дженнифер сама страстно желала этого и обратилась ко мне именно потому, что читала мою работу «Экзистенци­альная психотерапия» и стремилась к конфронтации с экзистенциальными фактами жизни. На наших сеансах мы концентрировались на ее мыслях, переживаниях, снах и фантазиях, связанных со смертью. Я попросил ее тщательно записывать свои сны и мысли, которые при­ходили к ней во время приступов страха смерти.

Ждать пришлось недолго. Буквально через несколь­ко недель Дженнифер испытала острый приступ страха смерти, вызванный просмотром фильма об эпохе нациз­ма. Она была глубоко напугана полнейшей незащищен­ностью жизни, изображенной в фильме. Невинных лю­дей брали в заложники и безжалостно убивали. Опас­ность была повсюду, и нигде нельзя было спрятаться. Дженнифер поразило сходство с ситуацией в родитель­ском доме: опасность, идущая от непредсказуемых вспышек отцовского гнева, ощущение того, что спря­таться негде, ощущение того, что единственное спасе­ние — это стать невидимкой, то есть как можно реже о чем-то просить и вообще что-либо говорить.

Вскоре после этого она поехала в родной город. Я посоветовал ей навестить могилы родителей и там поду­мать обо всем. Этот совет может показаться радикаль­ным, однако в 1895 году Фрейд давал своим пациентам именно такие указания (7). У могилы отца Дженнифер вдруг пришла в голову странная мысль: «Как ему, навер­ное, холодно в этой земле...»

Мы обсудили эту нелепую мысль. Складывалось впе­чатление, что ее детское видение смерти, включающее в себя иррациональные компоненты (например, предпо­ложение о том, что мертвые могут чувствовать холод), все еще жили в ее воображении, бок о бок со взрослыми рациональными представлениями.

По дороге домой Дженнифер внезапно вспомнила песенку, которая была популярна в ее детстве. Она на­чала напевать ее, с удивлением понимая, что прекрасно помнит слова.

Когда по улице твоей

Проедет катафалк, гудя,

Подумай, что всего скорей

Он завтра повезет тебя.

Наденут саван на тебя,

Положат в черный ящик.

Возьмет тебя к себе земля,

Как ты ни прячься, мальчик.

С недельку будет все тип-топ,

Ну а потом начнется вдруг –

Ведь станет протекать твой гроб,

И будут черви грызть твой труп.

Один глазастый жирный червь

Вползет в твои кишки.

Сгрызет нутро, потом назад

 Полезет из башки.

Отвратный, склизкий, мерзкий гной

Польется из ноздрей, бурля.

Едим хлеб с маслом мы с тобой,

А черви будут есть тебя.

Во время пения Джейн стала думать о своих старших сестрах, которые жестоко дразнили ее. Они постоянно пели эту песню, не обращая никакого внимания на то, что причиняют ей страдание, хотя оно было очевидно и почти осязаемо.

Воспоминание об этой песенке стало для Дженнифер прозрением — оно помогло ей понять, что повторя­ющийся сон о молоке из червяков был связан не с сек­сом, но со смертью, и тем чувством незащищенности и опасности, которое она испытывала в детстве.

Это озарение — что все это время в ней дремало дет­ское видение смерти — открыло для Дженнифер новые перспективы в терапии.

СКРЫТЫЙ СТРАХ СМЕРТИ

Для того чтобы извлечь на поверхность скрытый страх смерти, может потребоваться кропотливое иссле­дование, но часто человек независимо от участия психотерапевта может обнаружить его, прибегнув к самореф­лексии. Мысли о смерти могут проникать в сны, нахо­дясь при этом сколь угодно далеко от нашего сознания. Любой ночной кошмар — это проявление страха смерти, который покинул свое укрытие и угрожает спящему.

Ночные кошмары будят спящего, рисуя ситуации, в которых его жизнь подвергается опасности. Эти сны мо­гут быть разными: человек спасается от преследования, падает с большой высоты, пытается спрятаться от смер­тельной опасности или видит себя умирающим или уже умершим.

Смерть часто появляется во снах в аллегорической форме. Например, мужчина средних лет, страдающий желудком и подозревающий у себя рак, во сне видит се­бя со своей семьей в самолете, они летят на экзотиче­ский курорт на Карибском море. В следующий момент он уже лежит на земле, скорчившись от боли в же­лудке. В ужасе он просыпается и тут же понимает, поче­му он не в самолете и не летит на экзотический курорт: он уже умер от рака желудка, и жизнь продолжается без него.

Наконец, определенные жизненные ситуации почти всегда провоцируют страх смерти: например, собствен­ная тяжелая болезнь, смерть близкого человека или серьезная угроза личной безопасности, которая кажется неизбежной, — изнасилование, развод, пожар, улич­ное ограбление. Размышления об этом обычно приводят к проявлению страха смерти.

 


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 197; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!