Интернет — помощник сексуального туризма

Практически все сексуальные туристы являются пользователями Ин­тернета: с помощью него они находят места, где дети занимаются про­ституцией, соответствующие отели и другую информацию. Путеше­ствия с целью секс-туризма, официально организуемые туроператора­ми, практически прекратились, однако Интернет породил другие разновидности этого туризма — скрытые и неофициальные. Поданным ЮНИСЕФ (Детского фонда ООН), около 2 млн несовершеннолетних ежегодно становятся жертвами сексуального туризма. В основном им занимаются европейцы, американцы и японцы в бедных странах, та­ких как Филиппины, Таиланд, Бразилия, а также в странах Централь­ной и Восточной Европы. Интернет породил сообщество правонаруши­телей. Они встречаются на дискуссионных форумах, обмениваются опытом и чувствуют себя нормально, видя, что другие испытывают те же желания, что и они.

Полиция ведет розыск на всех уровнях, включая европейский и меж­дународный. Она действует через Европол и Интерпол, располагающий базой данных на всех правонарушителей. В итальянской полиции для работы в Интернете был создан специальный отдел по телекоммуни­кациям. Следя за форумами, картинками и дискуссиями в чатах, ита­льянская полиция смогла арестовать в 2002 г. около 2 000 человек: сре­ди них есть как любители порнографических видеороликов с участием детей, так и настоящие сексуальные туристы.

Le Soir 8.04.2003

По данным Всемирной туристской организации, если доходы в туристи­ческой отрасли в целом растут ежегодно на 2—4%, то в приключенческом туризме — на 10—15%. В нашей стране приключенческий туризм пока вос­требован в основном среди молодежи с небольшими доходами. Более обес­печенная публика считает его уделом любителей или вовсе путает этот вид отдыха с экстремальным туризмом. Туристов из-за рубежа становится все больше, они готовы платить, но и более требовательны к качеству услуг. Это в значительной степени способствует развитию качественных приключен­ческих туров, которые уже востребованы и россиянами⁷⁴. Организуемые в России приключенческие туры в среднем достаточно экономичны. В ука­зываемую стоимость обычно входят питание, услуги гида, прокат снаряже­ния. Как правило, большинство турфирм закладывает в пакет и страховку. На конечную цену тура гораздо в большей степени влияет дороговизна авиа-

⁷⁴ Источник: Отдых в России. 2004. 3 окт.

385

перелета по России. Например, авиабилет из Москвы до Камчатки обойдет­ся почти в 500 долл. В мире существует целая индустрия приключенческого туризма — Adventure Travel, которая формирует определенные требования к их организации и безопасности, одежде, снаряжению, питанию. Например, питание должно быть полноценным, т.е. включающим свежие продукты, минимум консервов; а клиент, не имеющий страховки, не может быть до­пущен к прохождению маршрута. Фактически, материальное обеспечение приключенческого тура — это целый самостоятельный пласт туристического бизнеса. Неудивительно, что во всем мире такие туры недешевы⁷⁵.

В некоторых странах, к примеру в Пакистане, существуют такие виды экстремального туризма, как авантюрный туризм. Речь идет об экскурсиях в бывшие лагеря моджахедов на границе с Афганистаном. Такие туры мож­но купить у некоторых туроператоров в Карачи, а заплатив 400—500 долл., можно пройти двухнедельный курс подготовки «молодого бойца-моджахе­да». Пакистанские и американские инструкторы научат пролезать под ко­лючей проволокой, кидать нож, прятаться от разрыва гранаты, ночевать под горным небом без палаток и спальных мешков.

СОЦИАЛЬНЫЙ ТУРИЗМ

Социальный туризм — путешествия малообеспеченных слоев населения (студенты, школьники, инвалиды, дети, люди с низкими доходами и ост­ро нуждающиеся в санаторном лечении, ветераны), субсидируемые госу­дарством из специальных фондов. Социальный тур — минимально необхо­димый набор туристских услуг в зависимости от целей путешествия, не превышающий базовый стандарт и доступный для всех граждан. Лечебно-оздоровительные поездки граждан с низким среднедушевым доходом, сла­бо защищенных в социальном отношении, а также остро нуждающихся в рекреации и лечении, осуществляются на условиях и по ценам, действую­щим в социальном туризме и определяемым национальным законодатель­ством⁷⁶.

Во многих субъектах России за счет средств социального страхования и местных бюджетов организуется детский отдых, отдых пожилых людей, а также других социально слабозащищенных категорий населения. К приори­тетным видам социального туризма относятся детско-юношеский туризм, самодеятельный туризм, лечебно-оздоровительный туризм, семейные путе­шествия, туризм для молодежи и ветеранов, туризм для инвалидов.

Увеличивается интерес крупных предприятий к финансированию туриз­ма для рядовых работников, что создает хорошие предпосылки к появлению системы отпускных чеков и других средств социальной поддержки и разви­тия новых форм социального туризма. Отпускной чек — это финансовый документ, которым человек может рассчитаться с турфирмой за путевку, рас­платиться за пребывание в гостинице или на турбазе, за посещение музеев, железнодорожные или авиабилеты и др. Он предоставляется в рассрочку граж­данину для отдыха, лечения по условиям коллективного договора между ра-

⁷⁵ Любая В., Осипов Г. Активный отдых // Турбизнес. 2002. № 9.

⁷⁶ Квартальное В.Л., Федорченко В.К. Туризм социальный: история и современность. Киев, 1989.

386

ботниками и работодателем. Система отпускных чеков⁷⁷ зародилась в Европе в довоенные годы. В настоящее время отпускные чеки в качестве платежного средства при оплате расходов, связанных с отдыхом, используют более 1,7 млн

швейцарцев и 1,5 млн французов. Еже­годное увеличение количества держате­лей чеков в Швейцарии составляет 3-4%, во Франции — 20—25%. Как показыва­ет международная практика, предприя­тие оплачивает от 20 до 80% стоимости отпускного чека. Нечто похожее суще­ствовало и в СССР, где за счет профсо­юзов по всей стране могли путешество­вать миллионы стариков и детей. Тогда для учащихся были установлены льго­ты, например, скидки на железнодо­рожные билеты. Миллионы студентов и школьников собирались в лагерях от­дыха в каникулы. Все было достаточно дешево (питание, переезд), поскольку многое финансировали профсоюзы. Это позволяло молодежи узнавать свой край, родину, ее историю, культуру, природу. Сейчас же даже школьникам из глубинки непросто выбраться в сто­личные музеи, не говоря уж о музеях других городов⁷⁸.

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ТУРИЗМА

Размышляя над последствиями массового туризма, совсем недавно уче­ные ввели новый термин и стали говорить о так называемом хоризме (англ. whorism от whore — шлюха, блудница, проститутка; распутничать, разврат­ничать; прелюбодействовать) вместо туризма. Хоризм считается культурной болезнью, поразившей массовую культуру во многих странах. Он обознача­ет способность изменять свей взгляды в угоду обстоятельствам или в пого­не за успехом, нравственное соглашательство, компромисс с совестью и моральными принципами, наконец, этическую нечистоплотность. Яркий пример — развращение иностранными туристами женщин из местных пле­мен в странах третьего мира, которых превращают в платных наложниц.

⁷⁷ Схема действия отпускных чеков проста: их покупает предприниматель. По его заказу специально
уполномоченный и контролируемый правительством орган (в Швейцарии — касса путешествий
REKA, во Франции — Национальное агентство ANCV) производит эмиссию чеков на требуемую
сумму. Предприниматель распространяет чеки среди своих работников со значительной, до 80%,
скидкой и получает массу преимуществ. Суммы, потраченные на чеки, выводятся из-под налого­
обложения, он создает благоприятную обстановку на предприятии, удерживает квалифицирован­
ные кадры, бережет здоровье персонала. Каждая респектабельная фирма считает делом чести за­
ложить в бюджет статьи расходов на благотворительность и отпускные чеки. Немалые выгоды и
для индустрии туризма: санаториям, гостиницам, ресторанам система сулит гарантированного
клиента, кроме того, они получают предоплату. Более 150 тыс. французских предприятий обслу­
живания вовлечены ныне в систему отпускных чеков.

⁷⁸ Крупенина Т.В. Социальные проблемы развития индустрии туризма // Управление персоналом.
2001. №5.

387

Потоки туристов, подобно татаро-монгольскому нашествию, сметают на своем пути практически все — от сувениров, национальной пищи, «камеш­ков на память» до тишины и уюта в старинных городах или в уникальных уголках природы⁷⁹.

Туризм — это , к сожалению , еще и источник загрязнения окружающей среды

Туризм является источником загрязнения окружающей среды, в том чис­ле воды, скопления людей и перенаселенности, беспорядка (разбросанные вещи; набросанная бумага, сор, мусор), шума, причиной дестабилизации местной экономики и культурной системы. Местная туристская индустрия ориентируется на ежегодную смену моды, зависит от ценовой политики в мировом туристском бизнесе, а самое главное — от большой экономики стран, откуда прибывают потоки туристов⁸⁰.

Под влиянием турпотоков искажаются местные традиции и обычаи, а сами жители превращаются в облуживающий класс, живущий за счет дохо­дов от приезжих, целиком ориентированный на туристическую индустрию. Занятость местных жителей становится сезонной и мало оплачиваемой. Работающие в отелях нередко получают зарплату, не превышающую прожи­точного минимума. Туризм становится источником социального неравенст­ва. В развивающихся странах туризм обогащает лишь узкий круг и без того наиболее богатых лиц, то время как малообеспеченные становятся еще бед-

⁷⁹ Cohen Е. Authenticity and Commoditization in Tourism //Ann. of Tourism Research. 1988 № 15- Parker В
Aboriginal cultural tourism: what is it and do we want it? // Planning for Aboriginal cultural tourism- a
symposium / W. Jamieson, (ed.). Calgary, 1994.

⁸⁰ Akama J.S. Marginalization of the Maasai in Kenya //Ann. of Tourism Research. 1999. Vol 26(3) P. 716-
718; Brown T. Antecedents of culturally significant tourist behaviour // Ann. of Tourism Research 1999
Vol. 26(3). P. 676-700.                                                                                                         кеьсагсп. _ly yy.

388

нее. Именно пострадавшие от туризма слои населения разворачивают борьбу против притока иностранцев. В третьем мире туризм создает в основном низкооплачиваемые, сезонные рабочие места, не дающие возможности для роста квалификации. В некоторых странах приток богатых туристов приво­дит к повышению цен на местную продукцию и услуги, нехватке основных товаров и продуктов, что отрицательно отражается на местных жителях (осо­бенно на тех, кто непосредственно не занят в туристической деятельности)*¹. В то же время доходы от туризма позволяют более эффективно использовать ресурсы и применять современные технологии.

Местное население перенимает привычки, не всегда достойные, от заез­жих туристов. Особенно это касается населения стран третьего мира"². Под туристскую инфраструктуру — кем­пинги, гостиницы, рестораны, музеи, парки, стоянки, автомагистрали — от­чуждается земля, которая могла быть задействована в сельском хозяйстве. Вместе с тем приход массового турис­та в сельскую глубинку способствует ее экономическому развитию и включе­нию в систему глобальной экономики. Таким образом, массовый туризм приносит не только экономические дивиденды, способствуя выживанию или процветанию целых регионов, но и немалый урон культуре, укладу жизни и экологии принимающих стран. К примеру, специалисты пытаются оценить социальный, культурный и эко­логический ущерб, который он причиняет побережью Средиземного моря. Миллионы отдыхающих жарятся на солнце, все побережье застроено мно­гоэтажными гостиничными комплексами. За ними, чуть подальше от пля­жа начинаются свалки, на которые ежедневно привозят горы мусора. Серь­езную проблему представляет собой колоссальный расход энергии в курорт­ных городах региона, а также горы мусора и загрязнение Средиземного моря, в которое ежегодно сливается 10 млрд т неочищенных жидких отходов и сточных вод.

Но и с очищенной водой немало проблем. Например, проблема с пресной водой. Если испанец, живущий на острове Майорка, потребляет в среднем 250 л воды в день, то немецкий отдыхающий, причем только тот, кто про­сто лежит себе на пляже, — 440 л. А тому, кто не только загорает, но и купа­ется в бассейне и играет в гольф, нужно в среднем 880 л в день.

Уже сегодня на средиземноморском побережье от Испании до Сицилии почти не осталась песчаных дюн: три четверти исчезли вследствие строитель­ства пансионатов и гостиниц. В Италии более 40% побережья полностью застроено. Если строительство будет продолжаться, то, по мнению Всемир­ного фонда дикой природы, уникальные прибрежные ландшафты будут уничтожены, под угрозой вымирания окажется более 500 видов животных.

¹ Patterson С. The Business of Ecotourism. Wisconsin, 2002.

⁸² Simons M.S. Aboriginal heritage art and moral rights//Ann. ofTourism Research. 2000. Vol. 27(2). P. 412— 431; Ruong Th.-D. Sex, Money, and Morality: Prositution and Tourism in South-east Asia. London, 1990; Seabrook J. Travels in the Skin Trade: Tourism and the Sex Industry Pub. London, 1996.

389

Так, у средиземноморских черепах уже не осталось места для выведения потомства, тюлени-монахи уже почти совсем исчезли, поскольку они лише­ны возможности выращивать своих детенышей на пляжах⁸³.

Ежегодно европейские Альпы посещает около 100 млн туристов, которые серьезно угрожают окружающей среде. Сельхозугодья, особенно высокогор­ные пастбища, здесь на вес золота из-за ограниченной территории. Но мно­гие участки уже отчуждены под железнодорожные магистрали, отели, гос­тиницы. Горнолыжный спорт наносит непоправиый ущерб горным поро­дам. Огромная инфраструктура — только лыжных трасс в этом регионе более 40 тыс., — вынуждает заниматься массовой вырубкой лесов на горных скло­нах. В итоге разрушаются горные ланд­шафты, засоляются снега, изменяется состав растений, улетают гнездовав­шие в тех местах виды птиц⁸⁴.

Самостоятельная проблема, заслу­живающая внимания, — выхлопные газы, возникающие при перевозке миллионов туристов. Известно, что ав­томобили и самолеты загрязняют окру­жающую среду не меньше, чем про­мышленные предприятия. А выброс выхлопных газов является одной из причин потепления климата. Несмот­ря на это только в 1998 г. услугами са­мых разных авикомпаний воспользо­валось более 60 млн жителей Германии и лишь 7% отдыхающих решили отпра­виться к месту назначения на поезде. Действительно, сегодня путешествие из одного европейского города в дру­гой занимает на поезде не намного больше времени, чем на самолете. Осо­бенно если учесть, что до аэропорта и из аэропорта еще надо добираться, а вокзалы традиционно расположены более или менее в центре города⁸⁵. Сторонники партии «зеленых», позиции которой особенно сильны в Германии, считают, что путешествиям в дальние страны на самолете есть вполне сравнимые альтернативы: например, железная дорога, паромы, ав­тобусы. С одной стороны, — это удобный и менее хаотичный вид путеше­ствий, с другой — это щадит нашу природу, ресурсы Земли.

Европейским туристам в качестве сувениров в экзотических странах ме­стные жители могут продать птиц или животных, запрещенных не только к истреблению, но и к вывозу. Ради наживы, а в беднейших странах третьего мира доходы от туристов являются часто единственным источником средств

⁸³ Массовый туризм грозит погубить Средиземное море (www.dwelle.de).

⁸⁴ Tourism, Sport & Leisure Industry (http://eco.gn.apc.org).

⁸⁵ Международный туризм в экономике Западной Европы // Бики. 1998. № 35. С. 1-5.

390

существования, аборигены делают из них красивые сумочки или чучела. Своими действиями путешественник поощряет местное население к отло­ву редких бабочек или, например, моллюсков, раковины которых так охот­но покупают туристы, а иногда и к прямому браконьерству. Отказавшись же от покупки экзотических сувениров из животных и растений, он тем самым лишит местных жителей стимула производить подобные изделия. Прихва­тывая с собой огромную раковину или яркую бабочку под стеклом, коше­лек из крокодиловой кожи или коралловые бусы, туристы наносят невоспол­нимый ущерб флоре и фауне. Потеря невосстановимых ресурсов означает, что каждому следующему поколению туристов достанется все меньше, на­конец, могут наступить такие времена, когда в эти райские места туристам ез­дить будет уже незачем.

Комиссия ООН по охране окружа­ющей среды в прошлом году приняла программу по спасению вымирающих крупных приматов. По мнению экс­пертов, уже через 10 лет все крупные приматы могут исчезнуть с лица Земли. Несчастье обезьян в том, что они жи­вут в нищих государствах. Продажа приматов в зоопарки — один из немно­гих способов, которым местное насе­ление может заработать на пропита­ние. Детеныш шимпанзе стоит 4 тыс. долл. Горилла и орангутанг —до 10 тыс. Чтобы поймать малыша, надо убить его мать. Поскольку приматы живут большими и крепкими семьями, вместе с матерью убивают и заступившихся за нее родичей. Несколько лет назад ту­земцы убили биолога Дайану Фосси, которая пыталась воспрепятствовать уничтожению крупных приматов.

Количество туристов, приезжающих в Гималаи, с 1965 г. увеличилось более чем в 25 раз. Местные жители стали активно вырубать лес — на топ­ливо для кемпингов и многочисленных гостиниц. В результате на двух круп­нейших охраняемых территориях нижняя граница леса поднялась на не­сколько сотен футов. Хребты, несколько лет назад утопавшие в зарослях ро­додендронов, превратились в бесплодные пустоши, тропы оказались замусорены, сократились популяции многих зверей и птиц. В другом райо­не Непала местные жители участвовали в туристической деятельности и по­лучали доход. Однако «обратной стороной» этого процесса стало разруше­ние традиционной культуры и сложившейся системы занятости, социаль­ное расслоение.

Строгие законы, которые приняты во многих странах, означают, что кон­фискованные на таможне сувениры могут быть возвращены их хозяевам. В случае если речь действительно идет о редких видах, находящихся под за­щитой, придется заплатить штраф и навсегда распрощаться с конфискован­ными вещами. Ежегодно немецкая таможня конфискует десятки тысяч объектов, ввоз которых в ФРГ и другие страны, подписавшие соответству­ющие международные соглашения, запрещен. Среди конфискованных су-

391

вениров чучела попугаев и высушенные колибри, заспиртованные змеи и изделия из крокодиловой кожи или кораллов. Во многих крупных аэропор­тах даже выставлены витрины с конфискованными сувенирами.

Социально-экономическое влияние туризма определяется эффектом мультипликатора, или «множественным эффектом» — степенью, в которой первичные доходы, получаемые от туризма, продолжают вращаться в мест­ной экономике и с каждым витком генерируют новые доходы⁸⁶. Например, если водитель туристического автобуса тратит заработанные деньги на по­купку бензина, продукты питания, ширпотреб местного производства, то его действия служат исходным моментом по разворачиванию огромного меха­низма, или экономической спирали, в которую вовлекаются миллионы людей. Однако величина множественного эффекта снижается в случае утеч­ки доходов из страны. Это связано с использованием импортных товаров для обеспечения туристов, преобладанием иностранных туроператоров и фирм на туристическом рынке, низкой долей местного населения среди занятых в сфере туризма. К этому надо добавить необходимость расходов на рекла­му и маркетинг за рубежом, возвращение сумм, вложенных иностранными инвесторами⁸⁷.

Таким образом, хотя туризм и приносит ценную для страны иностран­ную валюту, существенная ее часть снова покидает страну. Особенно стра­дает Третий мир. По данным Мирового банка, 55% валового дохода от ту­ризма в развивающихся странах возвращается обратно в развитые страны. По оценкам Мирового института ресурсов, в Зимбабве остается только 10% средств, выручаемых от природного туризма, а в регионе Аннапурна в Не­пале — даже меньше 10%. Напротив, в развитых странах остается около 90% валюты, а 10% уходит.

Туризм может являться каналом как притока, так и оттока валюты за ру­беж и в другом смысле. Многое зависит от пропорций внутреннего и внеш­него турпотоков. Согласно рекомендациям Всемирной туристской органи­зации, в национальных интересах поддерживать оптимальное соотношение 4:1, т.е. на одного уезжающего путешествовать за границу должно прихо­диться четверо, путешествующих на внутренних туристских маршрутах. В России соотношение 1:15. На одного, отправляющегося по российскому маршруту, приходится 15 наших граждан, отбывающих в туристские поезд­ки за рубеж. По разным оценкам, от 50 до 85% туристских операций в на­шей стране осуществляется зарубежными, смешанными компаниями и под­ключаемыми к ним российскими. По каналам туризма вывозятся ежегодно десятки миллиардов долларов, не облагаемые налогом государства. Растет оборот зарубежного туристского бизнеса, повышается уровень жизни в чу­жих странах, за наши деньги за рубежом создаются миллионы новых рабо­чих мест, дешевеют туристские услуги, расширяется их ассортимент⁸⁸.

⁸⁶ Большой Глоссарий терминов международного туризма / Под ред. М.Б. Биржакова, В.И. Ники­
форова. В 2 т. СПб., 2003.

⁸⁷ Ильина Е.Л., Штыхно Д.А. Маркетинг бизнес-путешествий (опыт США) // Маркетинг в России и за
рубежом. 1998. № I. С. 110-119; Яновский А. Маркетинговая деятельность на рынке турпродукта //
Маркетинг. 1998. № 4. С. 60-66; ИсмаевД.К. Основы стратегии и планирования маркетинга в ино­
странном туризме. М., 1994.

⁸⁸ Туризм в 2020 году // Туризм: практика, проблемы, перспективы. 1998. № 1. С. 6-7; Туристские
услуги // Консультант предпринимателя. 1998. № 8. С. 8-9.

392

Недостатком природного туризма является его сезонный режим. Суще­ствуют пиковые сезоны и сезоны спада туристической деятельности. Это означает, что гостиницы, транспорт и другие объекты инфраструктуры ту­ризма, а также персонал остаются незанятыми значительную часть года. Кроме того, в сельских районах пик туристического сезона нередко совпа­дает с разгаром сбора урожая и других важных работ.

Туристы шутят и веселятся

СОЦИОЛОГИЯ ТУРИЗМА

Это молодое и быстро прогрессирующее направление научной мысли за­воевывает все большую популярность в разных странах мира. В России пер­вые спецкурсы, тематические семинары и социология туризма как предмет исследования зародились в конце 1990-х — начале 2000-х гг. Европейский гуманитарный университет (Санкт-Петербург) в перечень учебных дисцип­лин, изучаемых на факультете искусств, включил социологию туризма. Про­грамма экзамена кандидатского минимума по специальности 22.00.06 «Соци­ология духовной жизни» кафедры социальной работы Саратовского государ­ственного технического университета содержит и такие вопросы: досуг как социальный институт, социология рекреаций, понятие свободного времени и образа жизни, досуг и социальная стратификация, социология туризма.

Таким образом, термин «социология туризма» применяется для обозна­чения прикладного раздела туризма, изучающего с помощью социологиче­ских методов тенденции и факторы развития туризма как социального фе­номена (включая влияние общества, его социальной структуры на туризм и

393

обратное воздействие туризма на социальную стратификацию общества, в том числе возникновение среднего класса, и массовую культуру), а также прикладную отрасль знания в составе социологии, ориентированную на решение практических вопросов в области туристского бизнеса.

В связи с рекреацией образовался куст социологических дисциплин, в том числе социология досуга, социология физической культуры и спорта, социо­логия туризма, социология рекламы, туризма и артбизнеса, которые препо­даются в ряде вузов России и за рубежом в качестве спецкурсов. В нашей стране социология туризма развита значительно слабее, чем, скажем, в США, Германии или Великобритании.

В зарубежных вузах эта дисциплина преподается с 1970-х гг. Так, в переч­не предметов по выбору Высшей школы туризма «Euroaula» (Испания) зна­чится социология туризма и отдыха. Как исследовательская сфера и область преподавания социология туризма, отдыха и спорта числится в структуре многих зарубежных вузов Америки и Западной Европы. Как за рубежом, так и у нас в стране выходит немало специализированных журналов, посвящен­ных туризму, в том числе Journal of Travel Research, Journal of Travel & Tourism Marketing, Annals of Tourism Research, Tourism Recreation Research, Sociology of Sport Journal, SOSOL — Sociology of Sport Online, Journal of Popular Culture, Tourist Studies: An International Journal, Туризм: практика, проблемы, перспективы, Российская туристская газета Турбизнес, АиФ Тур, Вольный ветер, Мага­зин Путешествий, Туринфо, Вояж и отдых, Отдых в России, Туризм и Пу­тешествия — Новости и др.

Накопленный багаж теоретических и прикладных знаний позволяет зару­бежным социологам вести поисковую деятельность широким фронтом, охва­тывая все мыслимые темы и разделы, сосредотачивая на каждом направлении значительное число ученых и исследовательских институтов, специализирую­щихся на узком сегменте. К примеру, только соотношению мотивации и типов поведения двух категорий туристов — выезжающих за рубеж впервые и повтор­но — посвящено в англоязычной литературе примерно 15—17 работ⁸⁹.

Одновременно высокая плотность научных результатов и сосредоточе­ние значительного числа социологов на всех направлениях позволяет им специализироваться на узких темах, детально изучать каждый вопрос. К примеру, канадский социолог Роберт Стеббинс, автор широко известных книг по труду и досугу⁹⁰, в 2002 г. исследовал степень риска в трех видах эк­стремального туризма: альпинизме, каякинге и сноубординге. Питер Тар-лоу, в 1990 г. разработавший первый общенациональный курс по социоло­гии туризма, специализируется в области туризма и терроризма, представил результаты эмпирического исследования, проведенного после 11 сентября 2001 г., по социологии терроризма правительству США. Он консультирует ФБР и полицию во многих странах мира, помогая им бороться с террорис­тами и обеспечивать безопасность туристов⁹¹.

⁸⁹ Mckercher В., Wong D. Y. Y. Understanding Tourism Behavior: Examining the Combined Effects of Prior
Visitation History and Destination Status//J. of Travel Research. 2004. Vol. 43. P. 171-179.

⁹⁰ Stebbins R.A. The Organizational Basis of Leisure Participation: A Motivational Exploration . State College,
Penn., 2002; Stebbins R.A. Serious Leisure: New Directions in Theory and Research. Lewiston, N.Y., 2000;
Stebbins R.A. After Work: The Search for an Optimal Leisure Lifestyle. Calgary, Alberta, 1998.

⁹¹ Tarlow P. et al. Tourism in crisis: Managing the effects of terrorism // J. of Travel Research. 1999. Vol. 38.
№ 1. P. 13-18; Tarlow P. Event Risk Management and Safety. N.Y., 2002.

394

Можно привести и другие примеры узконаправленных социологических исследований. Так, Ричард Гительсон и Джон Кромптон⁹², сравнив первич­ных и повторных туристов, посетивших одну и ту же дестинацию, пришли к выводу, что ими руководит разный тип мотивации. Новички радуются новизне впечатлений и впитывают культурную информацию, они стремят­ся побывать как можно в большем количестве мест и увидеть как можно больше, а повторно приехавшие ищут отдыха и развлечения в кругу друзей, сосредотачиваются на небольшом числе культурных объектов и целью при­езда нередко ставят шоппинг. Вернуться в понравившуюся страну (турист­скую зону) их заставляют пять причин: желание встретить приятных людей в этой стране, показать достопримеча­тельности своим друзьям и родствен­никам, эмоциональная привязанность к месту, желание освежить впечатле­ния, более подробно изучить достопри­мечательности. Как установили другие социологи⁹³, у этих категорий туристов различаются также источники получе­ния информации. Новички черпают знания о будущей дестинации из вто­ричных ресурсов: журналов, интернет-сайтов, объявлений, рассказов родст­венников или знакомых. Напротив, повторно приезжающие доверяют толь­ко своему предыдущему опыту и полученным впечатлениям. С каждым следующим посещением у опытных туристов формируется то, что называ­ют историей визитов (visitation history).

Узкая специализация в социологических исследованиях позволяет выя­вить такие детали в поведении, установках и мотивации туристов, которые без углубленного научного поиска, руководствуясь лишь здравым смыслом и собственным жизненным опытом, сделать невозможно, к примеру, удов­летворенность молодых корейских туристов, побывавших в Австралии⁹⁴, или факторы, позволяющие прогнозировать отношение сельских жителей к эко­логическому туризму⁹⁵.

Дин Мак-Кеннел (Dean McCannell), один из ведущих специалистов в со­циологии туризма, утверждает, что турист — яркий представитель «досуго-вого класса» (leisure class). В процветающем постиндустриальном обществе сформировался целый класс, основным интересом или формой деятельно­сти которого является развлечение, досуг, туризм. В списке видов досуго-вой деятельности — поделки, чтение, просмотр телепередач, прогулки и прочие — в США, Японии, Канаде и Западной Европе именно туризм вы-

⁹² Gitelson R.J., Crompton J.L. Insights into the Repeat Vacation Phenomena // Ann. of Tourism Research.
1984. Vol. 11(2). P. 199-218.

⁹³ Reid L.J., Reid S.D. Communicating Tourism Supplier Services: Building Repeat Visitor Relationships //
J. of Travel & Tourism Marketing. 1993. Vol. 2 (2/3). P. 3-20.

⁹⁴ Bae-Haeng Cho. Assessing Tourist Satisfaction: An Exploratory Study of Korean Youth Tourists in Australia //
Tourism Recreation Research. 1998. Vol. 23. № 1. P. 47-54.

⁹⁵ McGehee N.G., Andereck K.L. Factors Predicting Rural Residents' Support of Tourism // J. of Travel
Research. 2004. Vol. 43. P. 131-140.

ЗЭ5

шел или выходит на первое место (для сравнения: в России первенство в досуговых занятиях занимают пассивные формы, прежде всего телевидение). Он сравнивал типы туристических ландшафтов — сельский и городской⁹⁶. Первый он называл гемайншафтом, второй — гезельшафтом, полагая, что с помощью двух понятий из социологии Г. Зиммеля можно лучше описать привлекательность сельской глубинки и добродушных отношений тамош­них жителей по сравнению с урбанизировано-индустриальным пейзажем крупных городов и отчужденно-прохладных отношений к туристам их жи­телей.

Большие города с их сувенирными лавками, специально устраиваемыми для туристов аттракционами и шоу демонстрируют не настоящую, а поддель­ную реальность, а весь туризм превращается в лжетуризм. Настоящий ту­ризм — это путешествие за подлинными переживаниями и впечатлениями. Турист ходит по чужим городам как зритель по театру, ему показывают сце­ну, но не закулисное пространство. Он живет в специальных отелях, никак не напоминающих жилище местного населения. Он совершает покупки в магазинах, которые являются сценой, но вся деятельность по производству товара скрыта от него. Нарочно для туристов в ресторанах, кафе и барах монтируют декорации под античную старину, средневековый замок, кора­бельный кубрик или даже тюремную камеру. Ресторан с широким выбором морепродуктов, которые в живом виде копошатся в прозрачных аквариумах, украшенный для экзотики рыболовными сетями на стенах и множеством фотографий создает у туристов соответствующую эмоциональную атмосфе­ру, равную эффекту присутствия или включенного наблюдения.

Искусственная реальность или «потемкинские деревни», которые вы­ставляют на обозрение туристам, свидетельствуют о том, что туристская зона — это социально сконструированный культурный объект. Но кроме вы­ставочных экземпляров, намеренно создаваемых для приезжих, существует великое множество культурных артефактов, скажем старинная ремесленная мастерская, которые возводились местным населением для себя и никогда не ценились в качестве культурного проекта. В любой стране можно найти миллионы мест и объектов, мимо которых ежедневно ходят жители, не ду­мая о том, что из них можно извлечь прибыль. Но стоит появиться предста­вителю другой культуры, как они моментально его заинтересовывают прежде всего своей подлинностью. Не секрет, что в США в туристскую зону превра­щены даже негритянские гетто, старые автомобильные свалки и многое дру­гое, что никогда не могло иметь культурной ценности для местных жителей.

Именно турист, передвигаясь по незнакомой стране и осматривая окре­стности, помечает их культурную ценность. То, что его заинтересовало, вскоре превращается в туристскую зону для посторонних и источник нажи­вы для аборигенов. Таким образом, турист выполняет функцию культурно­го маркера или маркератора, размечающего территорию по культурным ран­гам. Он помечает для аборигенов будущие рыночные предложения, посколь­ку сам он выступает на стороне спроса. И в этом смысле все туристские зоны в данной стране — это не естественно возникшие культурные памятники, а произвольно выбранные туристами места, т.е. социокультурные конструк-

^% McCannell D. Staged Authenticity: Arrangements of Social Space in Tourist Settings // American J. of Sociology. 1973. Vol. 79. № 3.

396

ты⁹⁷. В этом смысле экскурсанты, туристы и путешественники — авторы того спектакля, сценарий которого они же и написали. Гид им показывает лишь то, что они больше всего хотели бы увидеть⁹⁸.

Туризм — источник наживы для части аборигенов

Когда местное население что называется «подсовывает» туристам выгод­ные им культурные объекты или исторические достопримечательности, то подлинная реальность, настоящая этнография, культура и история страны остаются для последних культурным миражем, искусственно построенным или искусно реконструированным под запросы иностранцев. Даже посеще­ние национальных фестивалей или карнавалов нужно относить к псевдосо­бытиям, которые скорее маскируют, нежели обнажают подлинную реаль­ность и настоящие впечатления⁹⁹. Туристы не только вступают в контакт с отметками-символами (памятниками, сувенирами), но и участвуют в неком коллективном ритуале, посещая места, которые уже посетили другие тури­сты. Таким способом человек приобщается к мировому наследию, о кото­ром пишут газеты и которое постоянно показывает телевидение. Появляется еще и элемент статусного престижа: равнение на «значимых других», эталон­ные образцы культуры, приобщение к элите и т.д.¹⁰⁰

У обыкновенных туристов, особенно при автобусных турах, не хватает времени заглянуть за кулисы выставочной реальности и познакомиться с

⁹⁷ David С. The cultural turn: scene-setting essays on contemporary cultural theory. London; N.Y., 1994.
P. 79-81.

⁹⁸ Touring Cultures: Transformations of Travel and Theory / C. Rojek, J. Urry (Eds.). N.Y., 1997.

⁹⁹ McCatmell D. The Tourist: A New Theory of the Leisure Class. N.Y., 1976.

¹⁰⁰ Ibid. P. 137.

397

повседневной жизнью аборигенов. В результате они увозят о стране совер­шенно специфическое представление, вовсе не такое, какое у них сложилось о своей собственной родине или какое они имели об этой чужой стране, читая о ней в книгах и туристических буклетах. Уезжая к себе, туристы час­то увозят желание пожить той же жизнью, что и коренные жители. Жизнь, которую им довелось увидеть лишь из окна пролетающего мимо автобуса. Джон Урри (John Urry) считается классиком в изучении стратификаци­онных и социокультурных особенностей мирового туризма. Согласно его расчетам, до 40% своего свободного времени американцы тратят на туризм"". Американский социолог доказал, что в постиндустриальном обществе ста­тус индивида снижается в глазах окру­жающих, если он не хочет или не мо­жет путешествовать.

Он эмпирически доказал также, что представители высших классов приво­зят из поездок гораздо больший соци­альный (новые контакты и связи) и культурный (накопленные знания и эстетические впечатления) капитал, чем представители среднего и низше­го классов. При этом средний класс по­лучает большую отдачу от туризма, чем низший класс¹⁰². Таким образом, экс­курсионная практика высшего, сред­него и низшего классов существенно разнится. Различается и характер тех культурных объектов, которые по­сещают туристы из разных классов. У высшего и среднего — это преиму­щественно мировая художественная культура, у низшего — увеселительные прогулки и шоп-туры. Средний класс занимает промежуточную позицию, поскольку и у него значительное место занимают экскурсии по магазинам и местам распродажи товаров.

Глобализация и удешевление туризма привели к тому, что сегодня пред­ставители любого класса могут стать туристами, которым доступны все или большинство туристических центров. Ныне все больше городов становятся туристическими даже для коренных жителей. Путешествия с кинокамерой или фотоаппаратом стало неотъемлемой чертой повседневной жизни сотен миллионов землян. Любопытство туристов не знает границ, часто они за­бредают в такие уголки планеты, по которым не ступала нога человека, и по­сещают такие социальные ниши в населенных пунктах, в которых и мест­ные жители не всегда бывают или любят бывать¹⁰³. Существуют специальные туры, которые позволяют людям попасть на заводы, в банки, на пивоварни,

¹⁰¹ UrryJ. The Tourist Gaze // The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies. SAGE Pub.,
1990. P. 5.

¹⁰² UrryJ. Consuming Places. London, 1995.

¹⁰³ Volkman T.A. Visions and Revisions: Toraja Culture and the Tourist Gaze // American Ethnologist. 1990.
Vol. 17. P. 91-110.

ЗЭ8

на типографию — даже на станцию атомных бомб, где производится воен­ная техника. В начале XXI столетия происходит как бы новое — социальное и культурное — открытие планеты Земля.

И все это запечатлевается в миллиардах фотографий и кинокадров. У ту­ристов формируется особый угол зрения на события, способ сбора и фикса­ции культурной информации. Фотографическая техника научила их быстро­му обзору памятников, мгновенному выделению ключевых точек, которые наиболее выигрышно предстанут на их фотографиях. За короткое экскурси­онное время они научились быть очень рациональными и эффективными «поглотителями информации», оттачивающими свое мастерство с каждой

поездкой.

По мнению Д. Урри, фотографии яв­ляются центральной точкой в развитии «взора туристов» (gaze — предмет при­стального внимания или любопытства). Тур, завершенный без фотографий, счи­тается потерянной поездкой. На страсть туристов к накоплению культурной ин­формации работает огромная фотоинду­стрия, выбрасывающая на рынок все новые поколения видеотехники. Разгля­дывание фотографий, привезенных из поездок, в кругу знакомых, родных и близких людей превращается в соци­альный ритуал солидаризации и заочно­го приобщения все новых слоев людей к заочному туризму. Со временем и они вливаются в общемировой поток путешественников.

В заграничную поездку человек едет еще и для того, чтобы отвлечься от опо­стылевшей рутины будней. Турист всегда в поиске ландшафтов, видов и го­родов, которые оторвут его от повседневной обычной жизни. Чем больше от­личается место приезда от его родных мест, тем выше эффект отвлечения и забывания, тем лучше происходит процесс отдыха. Однако чрезмерные отли­чия и экзотика могут, напротив, утомить туриста несхожестью нравов и обы­чаев, необходимостью ломать привычный уклад жизни, испытывать диском­форт, нарушение временного ритма жизни, переход на иную пищу, воду, влажность климата.

Меньше удовольствий от поездки он получает и в том случае, если не встре­чает того, что ожидал увидеть. Для российских туристов Париж или Лондон — образец цивилизованности, чистоты и порядка. Но если турист видит кучи му­сора, проявления грубости или вандализма на улицах (нередко со стороны подростков), если в Париже он чаще видит выходцев из арабского мира и Аф­рики, нежели европейцев, его ожидания — часто идеалистические, завышен­ные — начинают действовать против него самого: очарование сменяется ра­зочарованием, а общее удовольствие от поездки резко падает.

На формирование ожиданий влияют телепередачи, рассказы друзей и родственников, специально подбираемая литература о стране визита, кото­рая чаще всего носит рекламно-завлекательный характер. Попав в страну своей мечты, люди ищут не подлинной реальности, которой они попросту

399

не знают, а символы и знаки, о которых они прочитали или слышали. В Па­риже стремятся познакомиться с Эйфелевой башней и найти символы, под­тверждающие его звание «города влюбленных». Эти знаки туристы фикси­руют на свои видеокамеры, а затем составляют коллекции и подборки в своих фотоальбомах. Именно о них в первую очередь будут расспрашивать родные и знакомые после возвращения: А ты видел в Париже Эйфелеву башню? Турагенты и гиды знают об этой особенности туристского сознания и пы­таются так организовать экскурсию, чтобы она проходила по знаковым и узнаваемым местам.

Таким образом, замысел туриста, сформировавшийся еще на родине, состо­ит из двух задач: 1) посмотреть уникальные и неповторимые памятники куль­туры, которые можно увидеть только в этой стране или только в этом городе; 2) познакомиться с характерными или типичными чертами национального образа жизни, например, с характерными блюдами китайской или француз­ской кухни, типично немецким пивом или колбасой, увидеть типичную анг­лийскую деревню, голландскую ветряную мельницу, германский садик и т.п.

По мнению Дж. Кинкейда¹⁰⁴, туризм представляет собой форму социокуль­турного эскапизма. Турист бежит от постылевшей реальности, окружающей

Врезка

Советы путешественнику

Главное — не смешивайте понятие раскрепос­титься на отдыхе со вседозволенностью. Цивили­зованный человек всегда должен уметь любое свое состояние (плохое или веселое настроение, болезнь или бьющую через край энергию) вопло­щать в благопристойные формы. Они не должны осложнять жизнь ни свою, ни окружающих. Эти правила душевной гигиены, до которых доросли люди в цивилизованном мире, кажутся несовме­стимыми с желаниями самореализации нашим нуворишам (дословно: нувориш — новый богач), или, как сейчас говорят, новым русским. Их раз­нузданное поведение — не что иное, как желание глубоко обиженного, а иными словами, морально ничтожного человека каким-нибудь образом са­моутвердиться. На своей фирме самоутвердить­ся можно через власть над подчиненными, дома (что, правда, не всегда удается) — благодаря ма­териальной зависимости близких. Но и на Маль­орке, на Канарах тоже надо показать всем: рас­ступись море — бревно плывет. И невдомек ему, что вокруг люди порой не менее богатые и влия­тельные, не говоря уже о несомненных преимуще­ствах воспитания и ума. Да, плохое поведение — как дурной запах изо рта: оно не играет решаю­щей роли в отношениях, но производит отталки­вающее впечатление.

В советское время недоброжелательно-снисхо­дительное отношение к нашим соотечественни-

кам было объяснимо безденежьем наших турис­тов. Сейчас от носителей восточно-славянской речи все опасливо отгораживаются, все воспри­нимают нас как своеобразную группу риска. Наверняка вы не раз были свидетелями того, как наших соотечественников обыскивали после «шведского стола», извлекая из карманов отвар-

ные яйца, булочки, отбивные, фрукты. На нашем мелодичном родном языке не делают объявлений в зарубежных аэропортах, но зато размещают таблички: «В магазине работает видеокамера». Другое проявление комплекса неполноценнос­ти — это желание некоторых наших соотече­ственников, оказавшихся за границей, непремен­но выглядеть иностранцами. Смесь «французско­го с нижегородским» так бросается в глаза, что ваше самозванство будет непременно разоблаче­но. Выдает и манера одеваться несообразно си­туации, и неприветливо-спесивое выражение лица, и неотесанность поведения.

www.iamik.ru

⁰⁴ р'з^'о^{-7 EXC6Pt fr0m a Sma11 Р}'^асе ^ ^{Д Sma}" ^{Place / Ed}' ^{by J}' ^Kincaid- ^{Farrar Straus & Giroux}' ¹⁹⁸⁸-

400

его на родине, за новыми впечатлениями, которые, в свою очередь, помогут ему приспособиться и смириться с ней вновь, когда он вернется. Парадокс заключается в том, что за свои деньги турист посещает людей и знакомится с их обычаями, которые не могут за свои деньги (меньшие, чем у него) убе­жать от своей собственной рутинной реальности, например, аборигены в стра­нах третьего мира. Знакомство с бедностью и нищетой становится неизмен­ной частью северо-американских путешествий. Оно помогает — после возвра­щения — почувствовать свою собственную значительность и превосходство над другими. Отныне реальность их повседневного существования не кажет­ся им такой опостылевшей. Джеймс Овертон называет это виртуальным бег­ством в свободу, иллюзорной эмансипацией¹⁰⁵. Большинству туристов хвата­ет кратковременного знакомства с теми народами, кто живет хуже их, для того чтобы почувствовать себя лучше в собственной стране.

Избегание собственной реальности превращается для туриста в ролевое участие в жизни другой реальности¹⁰⁶. На один день он становится то крес­тьянином, посещая баварскую деревушку, то рыбаком, знакомясь с бытом рыбоведческой общины в Норвегии или в странах Балтии. Толпы путеше­ственников стремятся попасть в какую-нибудь «аутентичную деревню» (эт­нографический поселок), познакомиться с тяжелыми условиями жизни в традиционном обществе, вжиться в чужой образ жизни, а затем отправить­ся в пятизвездочный отель, чтобы на досуге разобраться со своими впе­чатлениями и обсудить увиденное. А заодно переместиться совсем в иной, цивилизованный, мир, с которым некоторые не встречаются даже у себя на родине, если сравнивать их обычное жилище с роскошными условиями до­рого отеля. Таким образом, на неделю-две турист совершает как бы «путе­шествие по стратификационной лестнице», побывав в собственной роли представителя среднего класса, посмотрев на уровень жизни тех, кто стоит на ступеньку ниже, и пожив в отеле, уровень комфорта которого может со­ответствовать понятиям высшего класса. Смена социальных ролей, равно как и смена социальных статусов составляет неотъемлемую часть туристской субкультуры, если смотреть на нее с позиций социологии.

Знакомство с другой, непраздничной, стороной жизни, которая предстает перед туристами в этих «аутентичных деревушках», где в реальном времени и пространстве демонстрируются тяжелые условия жизни в традиционном обществе, равно как их знакомство с обычными жителями стран третьего мира, живущих в бедности и нищете, позволяет не только совершить позна­вательное путешествие в прошлое своего, постиндустриального, общества, каким оно было несколько веков назад, но и проникнуться уважением к трем четвертям населения планеты, которое живет по соседству, но намного хуже.

Поиск аутентичности, по мнению Д. Мак-Кеннела, высказанному им в зна­менитой книге «Турист»¹⁰⁷, опубликованной еще в 1971 г., это основная цель и смысл туризма. Чувствуя определенную искусственность образа жизни в совре­менном обществе — с его аэропланами, небоскребами, генной инженерией,

Overton J. Promoting the «Real» Newfoundland: Culture as a Tourist Commodity // Social and Economic Studies. № 56: Making a World of Difference/ed. J. Overton, Institute of Social and Economic Research, 1996. P. 101-123.

¹⁰⁶ Gottlieb A. Americans' Vacations // Ann. of Tourism Research. 1982. Vol. 9. P. 165-187.

¹⁰⁷ McCannell D. The Tourist: A New Theory of the Leisure Class. N.Y., 1976.

401

антибиотиками и бюрократией, — туристы устремляются в нетронутые уголки планеты в надежде найти там подлинную основу жизни, какую-то первоздан-ность и «натуральный» стиль жизни. Они едут за тридевять земель в поиске реальной, или аутентичной культуры. Они хотят видеть жизнь такой, какая она была без всех благ цивилизации — в своих истинных истоках.

К своему великому разочарованию уставшие от западной цивилизации туристы и там, в джунглях Амазонии или горах Чили, не встречают есте­ственной жизни. Тамошняя администрация успела подготовиться к их при­езду, выставив на продажу культуру с двойным дном («front» and «back» regions). Первая часть — парадная или фронтонная — представляет собой то, что туристам предлагают посмотреть, а вторая — задник культуры — пред­ставляет реальную жизнь аборигенов, которую всячески прячут от посторон­него взгляда. В СССР существовали целые области и края, закрытые для посещения иностранцев. Точно так же и в других странах есть регионы, нежелательные или закрытые для туристов. Другим типом закрытых для обозрения пространств является частная собственность — от привилегиро­ванных клубов и загородных поместий до самых обычных кухонь и спален в домах рядовых граждан. В результате оказывается, что больше половины территории некоторых стран недоступны туристическому обзору. Но если это так, то о какой аутентичной культуре может идти речь? Составить цело­стную картину жизни народа по разорванным фрагментам большинству рядовых туристов никогда не удается¹⁰⁸.

ТУРИСТСКАЯ СУБКУЛЬТУРА

Туристская субкультура включает вербальные и письменные формы фольклора, обрядовые традиции, мифологические представления, песенное творчество, систему ценностей и культурных представлений, в том числе особый кодекс чести и правила поведения на природе. По своей жанровой квалификации она примыкает к современной городской культуре и город­скому фольклору. Средой бытования фольклора выступает первичная кон­тактная группа (туристская группа) и первичная формальная организация (туристский клуб), объединяющая несколько таких групп. При этом в одну туристскую группу могут объединяться люди самых разных профессий, ув­лечений, возраста, социального статуса, национальности. Субкультура здесь предстает в роли общего языка, общего культурного кода, соединяющего в одно движение большое количество групп, действующей как бы поверх про­фессиональных и статусных барьеров.

Понятие «туристская субкультура» относится не ко всей армии туристов, совершающих внутренние и зарубежные путешествия, находящихся с не­дельным или 10-дневным вояжем по историческим местам или торговым точкам (тур-шопы), численность которых уже превысила по всему миру 0,5 млрд человек, а лишь к тому достаточно небольшому сообществу город­ских интеллигентов в бывшем СССР и нынешней России, кто на протяже-

^l0S MaloufL Behind the Scenes at Special Events. N.Y., 1999; Passingham S. Organising Local Events (2nd edn.) London, 1995; Armstrong J.S. Planning Special Events. N.Y., 2001; Getz D. Event Management and Event Tourism. N.Y., 1997.

402

нии многих лет занимается туризмом, превратив его во вторую профессию и дополнительный образ жизни. Именно в их среде — довольно сплоченной, устойчивой, воспроизводящейся из поколения в поколение — бытуют свое­образные песни, язык общения, мифы и предания, анекдоты и поверья, а также иные жанры вербального и вещевого фольклора, которые можно встретить только здесь.

Туристская субкультура привлекала внимание исследователей намного меньше, чем многие другие субкультуры, в частности субкультура хиппи. До сих пор нет ни социологических, ни этнографических исследований, где бы всесторонне анализировался этот социокультурный феномен, хотя в стране имеются работы, носящие обзорный и исторический характер, а также мно­гочисленные фольклорно-туристические сборники. По мнению И.Е. Фера­понтова¹⁰⁹, причину надо искать в том, что такого рода субкультура — явле­ние специфическое, несвойственное никакой другой стране (за исключени­ем стран бывшего социалистического лагеря).

Туризм — скрытая форма образования

Туризм можно назвать спортом интеллигенции (по некоторым данным, среди туристов доля людей с высшим образованием достигала 80%). Возник­нув в 1950-е гг., туристское движение к 1970-м гг. набрало полную силу. Будучи первоначально движением в основном студенческим, оно со време­нем превратилось в движение «инженерское». Тот, кто начинал молодым, давно повзрослел, но не бросил любимого занятия. В конце XX в. из моло­дежного явления туристская субкультура стала явлением взрослого поколе­ния. Основная масса нынешних туристов — люди 30 лет. Организованны-

" Ферапонтов И.Е. Мифологическая проза туристов (www.ruthenia.ru).

403

ми субъектами такой субкультуры в советские времена выступали: а) турист­ская группа численностью от 8 до 15 человек, своего рода первичная ячейка субкультуры; б) туристский клуб — объединение по интересам, доброволь­ная любительская организация туристов, где организовывались и материаль­но обеспечивались маршруты, хранились и передавались традиции, связан­ные, например, с обрядами посвящения.

В туристской субкультуре, по мнению И.Е. Ферапонтова"⁰, можно вы­делить три уровня иерархии — это «чайники»"¹, «просто туристы», старые, опытные члены группы, которые ходят в походы высших категорий слож­ности. При этом статусные различия ярко выражены только между первыми двумя ступенями, и лишь между ними переход отмечается особым ритуалом. В целом между туристами крайне ред­ ко можно встретить отношения гос­подства и подчинения, случаи униже­ния, насмешек, издевательств над низшими по рангу. Во многом причину надо искать: а) в общности социального происхождения, поскольку ту­ризм — спорт интеллигентов; б) в добровольности пребывания в турпохо­де; в) в том, что хорошие отношения внутри группы являются условием выживания группы на маршруте.

Ироничные клички не носят уничижительно-оскорбительного характера, описанного в социологической теории наклеивания ярлыка, а скорее высту­пают формой психологического маркера. Матрасниками туристов-новичков называют потому, что они еще не отвыкли от домашнего комфорта и уюта, а чайниками потому, что гнутся при первых трудностях или потому что берут с собой в поход (по незнанию) чайники. «Чайник» в туристском фольклоре, пишет И.Е. Ферапонтов, — персонаж анекдотический. Он отличается наивно­стью, неумением собирать рюкзак, незнанием, какие вещи необходимы в походе, а какие не нужны, легко поддается на розыгрыши старых туристов. Период, в течение которого происходит включение нового члена в груп­пу, освоение им субкультурных ценностей и норм, приобретение необходи­мых туристу навыков можно назвать периодом социализации. В это время новичкам поручают самую грязную работу: чистить котелки, ходить за во­дой, рубить дрова, разжигать костер. Чайников запугивают страшными рас­сказами из области туристской демонологии. Подтрунивания и всевозмож­ные «приколы» имеют своей целью «выбить» новичка из привычной город­ской среды, сложившегося там образа жизни, показать несостоятельность тех стереотипов общения, которые он использует в общении вне группы с тем, чтобы ввести его в мир иных отношений, иных способов общения, ко­торые приняты в туристской среде. Подтверждением этому может послужить символическое приравнивание новичков к младенцам, т.е. существам, пол­ностью лишенным навыков социального общения: «нам выдавали соски, поскольку мы считались новорожденными туристами в любом случае.

¹¹⁰ Ферапонтов И.Е. Туристский быт и фольклор: Опыт системного анализа (http://ivgi.rsuh.ru).

¹¹¹ В словарях слово «чайник» дается в значении «неопытный в чем-либо человек», и впервые за­
фиксировано в «Словаре московского арго» (1994), где сказано: «Чайник 1. Бездельник, человек,
удобно устроившийся в жизни. 2. Спортсмен-любитель. 3. Нежелательный, небогатый посети­
тель ресторана, бара и т.п. 4. Плохой водитель».

404

То есть, мы потом с этими сосками как бы до упорного конца, до победного конца можно было слышать чмоканье в палатках. Это мы грызли наши си­ние или розовые соски, в зависимости от того, девочка или мальчик», — сообщает один из респондентов"².

В более высокую категорию «чайники» переходят, когда у них появляет­ся определенный туристский опыт. В туризме, как и в других сферах чело­веческой деятельности, статус индивида в группе определяется его действи­тельными знаниями и навыками, которыми он владеет, его умением ужи­ваться с другими членами группы.

Первый этап социализации — усво­ение групповых норм поведения и тех­нических навыков прохождения марш­рута — являет собой подготовительную фазу окончательного включения но­вичка в группу. Она подразумевает ис­пытания и унижения, которым подвер­гаются неофиты, символизирующие разрушение прежнего статуса.

 Приобретение статуса «взрослого» отмечается обрядом посвящения. Он включает в себя элементы, связанные со сдачей нормативов, проверкой зна­ний по тем или иным дисциплинам, т.е. прохождение испытания или экза­мена в пародийной форме, приближающие обряд к игре, карнавалу. Его сце­нарий различается по регионам и историческим периодам, чаще всего носит импровизационный характер. Более того, в одном и том же клубе, группе в течение определенного времени обряд меняется, в нем появляются новые эле­менты. Обряд даже в одной и той же группе практически не повторяется.

Так, на весенних слетах турклуба МГТУ им. Н.Э. Баумана, в 2001 г. от­метившего свое 50-летие, обряд посвящения проводится с зажиганием фа­келов, окроплением и поливанием новичков водой и приветственной речью кого-то из аборигенов клуба, которого обычно под свет факелов выносили на носилках, наряженного или завернутого в немыслимые одеяния. Обряд ставропольцев состоит из нескольких этапов. Сначала туристам предстоя­ло под перекрестным шишечным огнем наших «товарищей» пройти трассу с препятствиями. Затем надо было связать стремя на шее своего соседа. После этого новичкам приготовили смесь, содержащую zuko, чай, специи и какую-то гадость. Все это предстояло выпить. После чего надо было, пред­варительно произнеся клятву туриста, слизать с ледоруба смесь майонеза, горчицы и кетчупа. У туристов-водников, и не только у водников, принято окатывать новичков водой, как бы тоже приобщая их к новой стихии.

Как правило, посвящение в туристы проводится в походе, в начале, в конце похода, во время дневки, после преодоления препятствия (перевала, порога), короче говоря, в выделенной тем или иным образом точке марш­рута. Обычное время для посвящения — ночь. Местом может служить как обычная палатка, так и экзотические места, например, пещера или могила погибшего туриста. Туристы могут оставлять, или сжигать, топить старые вещи в конце похода, в качестве жертвы горам, или реке.

Ферапонтов И.Е. Туристский быт и фольклор: Опыт системного анализа (http://ivgi.rsuh.ru).

405

Обряд может превращаться в развернутый спектакль, к примеру, вхож­дение дрожащих от страха новичков в темную водонапорную башню, внут­ри которой уставлены горящие свечки и вся она увешана «висельниками» с рюкзаками. Посвящаемые поднимаются по гремучей лестнице на самый верх, подъем сопровождается замогильными туристическими песнями. На крыше новичков пристегивают карабином к веревке и спускают по наруж­ной стороне башни, слегка раскачивая. Важным в обряде оказывается ря­женье. Старые туристы могут исполнять роль мифологического персонажа: мертвеца в могиле, или Нептуна, Домбайского Деда и т.п. Часто использу­ется ритуальное битье, кормление, окатывание водой, целование символи­ческих предметов, клятва, клеймение"³.

Становясь настоящим туристом, человек попадает не только в новую со­циальную и ландшафтную среду, но и в особую коммуникативную систему. Она складывается благодаря периодическим контактам туристов как внутри, так и между группами, как правило, из разных городов: на маршрутах, вокза­лах и станциях, в туристских клубах и т.д. Важную роль в этом процессе игра­ют слеты и фестивали авторской песни. Существование этой коммуникатив­ной системы особенно ярко проявляется, когда бывалые, «жженые» туристы «учат жизни» новичков, а также в некоторых экстремальных ситуациях"⁴.

Самодеятельное туристское движение в СССР являлось одной из форм эс-кейпизма — бегства одновременно от государственной идеологии социализма и гиперурбанизированной городской цивилизации. Исход из города на природу имел своей целью не только, а, может быть, и не столько физическое оздоров­ление, сколько нравственное очищение. Уйти от городской суеты, обязатель­ных будней службы, ритуальных встреч и ненужных звонков, суматохи столич­ной толпы, очередей в магазинах и постоянной заботы о хлебе насущном озна­чало сосредоточиться на духовных ценностях, неспешно поразмышлять о вечном, о ценности человеческих отношений. Трудный переход, дикая приро­ды, физические испытания, умение самостоятельно добыть и приготовить себе ночлег и пищу составляли материальную основу туристской субкультуры. Че­ловек проверял себя в нелегких испытаниях, пробуждая задавленные или даже загубленные первобытные инстинкты, первозданные чувства и ощущения. Поспорить с категорийным (т.е. профессионально сложным) туризмом в пла­не физического и психологического очищения могла разве что индийская йога.

Вместе с тем испытание трудностями рассматривалось как игровой эле­мент, форма проведения досуга, способ расслабления, а не принудительная необходимость или физическая служба. Наличие досугово-игрового элемен­та в туризме все меняло местами: над трудностями подтрунивали, над слаба­ками посмеивались («приколы», розыгрыши, шутки), коллективно помогая всем преодолеть первые и не киснуть вторым. В туризме соединяются два начала: вид спорта — групповые походы, имеющие целью физическую закалку организма, и вид путешествий, совершаемых для отдыха и самообразования.

Именно в походах советская интеллигенция, лишенная в городе физи­ческих нагрузок, необходимости стоять у станка или ходить за плугом, пы­талась обрести свое второе «Я», испытать преданность, чистоту и честность в человеческих отношениях. Доказательством этого могут послужить цита-

^ Ферапонтов И.Е. Туристский быт и фольклор: Опыт системного анализа (http://ivgi.rsuh.ru). Пушкарева О.В. О специфике и многообразии фольклора туристов (http://ivgi.rsuh.ru).

406

ты из туристских песен, весь туристский фольклор, в частности, мифологи­ческая проза, обряды посвящения, в которых постоянно звучит императив верности другу, готовность спасти его даже ценой собственной жизни.

Туристская субкультура, в отличие от других видов субкультуры, носит ярко выраженный локализованный характер. Все ее формы и жанры проявляются только: а) вне городской черты на маршруте; б) в летнее время — разгар тури­стского сезона. Стоит ее носителям возвратиться к привычному образу жиз­ни, как субкультура исчезает. Турист не выделяется в городской толпе или в трудовом коллективе ни своей внешностью, ни манерой говорить или дер­жаться, ни содержанием речи или каким-то особенным сленгом.

Туризм — массовая болезнь среднего класса

В состав туристской субкультуры следует включать: а) вещевые компо­ненты (туристскую одежду, туристские принадлежности, в том числе рюк­зак, палатку, котелок, костер и т.д.); б) вербальные жанры (рассказы, сказ­ки, анекдоты); в) ритуально-поведенческую составляющую, к примеру, об­ряд посвящения в туристы, суеверия. Мифологическая проза туристов включает три основных жанра — былички, поверья и мифы (рассказы о про­исхождении сверхъестественного существа). В состав субкультурной пись­менности входят дневники походов, карты, схемы маршрутов, лирика, пес­ни-переделки, шуточные грамоты, частушки, гимны; пародийные «докумен­ты», эмблемы, самодельные медали, ордена, кроссворды, приглашения, литературные произведения, посвященные, как правило, каким-либо собы­тиям в жизни группы, и др. К ним примыкают надписи на различных пред­метах обихода (ножах, ложках, штормовках, палатках — т.е. граффити)"⁵. Некоторые из этих документов функционируют самостоятельно, другие объединяются в единый метажанр — альбом.

³ Ферапонтов И.Е. Туристский быт и фольклор: Опыт системного анализа (http://ivgi.rsuh.ru)-

407

Записи туристского фольклора, проведенные с 1996 по 2000 г. уральски­ми студентами-филологами, касались самых разных жанров — это былин­ки, рассказы о непонятных случаях, паремии, приметы, поверья, обряды, игры и др. Записи производились путем прямого опроса, при этом выяснялся контекст исполнения, т.е. когда, кем, с какой целью воспроизводились те или иные тексты. Задавались также вопросы, направленные на выяснение степени доверия исполнителей к текстам, специфики отношений внутри туристской группы, иерархии, распределения обязанностей на маршруте, особенностей общения в условиях города"⁶. Среди туристов распростране­ние получили наивно-оккультные увлечения, когда на маршруте или в по­ходе выходного дня с помощью различных магических приемов разгоняли облака, отгоняли дым, лечили или пытались лечить людей и т.п.

Ироническая конкуренция представителей разных видов туризма очень походит на традиционные присловья и анекдоты о жителях разных местно­стей. Например, спелеологов в шутку зовут «спелеолухами», альпинистов — «альпиноидами», водников — «мокрозадыми». Горники говорят, что «водни­ки жрут неумеренно, потому что у них ограничений по весу нету, и таскают с собой всякие деликатесы, вплоть до огурцов в банках»"⁷. Рассказы, напоми­нающие о моральных заповедях туризма, отличаются большей серьезностью, вплоть до трагизма. Как правило, это предания о погибших туристах и исто­рии о мифологических персонажах. Среди персонажей туристской демоно­логии наиболее известны Черный Альпинист и Белый Спелеолог.

Коренное отличие туристской субкультуры от фольклорных костров в кре­стьянском образе жизни — временность, эпизодичность, условность, направ­ленность исключительно на досуг. В этой культуре как часть домашнего быта особое место занимают пение, декламация стихов, дружеские шаржи, танцы со своеобразной интермедией процесса пения. В 1960—1970-е гг. сформиро­валось так называемое локальное песенное творчество — факультетские пес­ни, капустники, посвящения друзьям и т.п."⁸

Туристский фольклор разнообразен в жанровом отношении: он включает в себя песни, предания, поверья, былички, бывальщины, анекдоты, при­словья, приметы, пословицы, поговорки, стихи и т.д. Эти тексты, пишет О.В. Пушкарева"⁹, собравшая около 170 текстов, записанных в 1980— 1990-х гг. от туристов Москвы, Днепропетровска, Костромы, Ярославля и других городов, выполняют как эстетические, так и мнемонические, норма­тивные функции, в некоторых из них присутствует элемент ритуальности.

АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ

В СССР авторская песня зарождалась в туристской и студенческой сре­де. Выпускники вузов одной союзной республики распределялись на рабо­ту в другие республики. Основной сферой бытования авторской песни был

¹¹⁶ Ферапонтов И.Е. Туристский быт и фольклор: Опыт системного анализа (http://ivgi.rsuh.ru).

¹¹⁷ Пушкарева О.В. О специфике и многообразии фольклора туристов (http://ivgi.rsuh.ru).

¹¹⁸ См.: Шостак Г.В. Массовые музыкальные жанры XX века в системе музыкально-эстетического
воспитания: Учеб.-методич. пособие. Брест, 2002.

¹¹⁹ Пушкарева О.В. О специфике и многообразии фольклора туристов (http://ivgi.rsuh.ru).

408

пригородный туризм. Его черта — неформальный и неподцензурный харак­тер межличностных контактов. Сформировалась туристско-«домашняя» среда как зимний вариант пения у костра¹²⁰. Культура общения в клубах ав­торской песни вырабатывалась под большим влиянием традиций туристской и альпинистской среды.

Авторской песне полагается звучать в замкнутом пространстве — на кух­не, в камерном зале, подъезде, подворотне, вагоне поезда, возле костра. По выражению Александра Галича, авторская песня часто является историей чьей-то жизни, рассказанной песенным монологом. Она очень чутка к быто­вой интонации современников. Мело­дии извлекаются из хождений по ули­цам, из поездок в метро и в автобусе. Это почти разговорная интонация, и она у всех «на слуху». Как рассказывает Михаил Анчаров, сначала пишется сти­хотворение, в котором он выражает со­кровенные мысли о мире, людях и себе. Затем он эти стихи начинает скандиро­вать. Получается напев, органически вытекающий из интонации текста. Му­зыкальное воплощение такой песни очень часто оказывается скупым, но оно неотделимо от слов и работает на подчеркивание смысла слов. Плохо, когда человек приписывает себе чувства, которых не испытывает, а берет на­прокат. Отсюда либо жеманство, либо преувеличения, либо риторика. Из ог­ромного числа авторских песен лишь лучшие становятся достоянием широ­кого круга исполнителей и попадают в «золотой фонд», становясь традици­онными, по крайней мере, для двух-трех поколений туристов.

Авторская песня — самодеятельное песенное творчество, зародившееся в СССР в конце 1950-х, предполагающее, что один и тот же человек сочиняет слова и музыку, а также исполняет собственные произведения в кругу друзей и знакомых, не получая материального вознаграждения. Сегодня на простран­стве бывшего СССР действуют десятки, а может быть и сотни школ, в кото­рых талантливые педагоги обучают детей и молодежь основам гитарного ак­компанемента на основе особенного песенного жанра — авторской песни. Когда-то полулегальный жанр ныне получил всеобщее признание. Проходят большие и маленькие фестивали, издаются диски и книги, антологии и даже учебники — для факультативов по литературе в средней школе.

В авторской песне можно отметить много течений, направлений, тради­ций. В 1960-е гг. в нашей стране возникает новое направление неформаль­ного молодежного движения, названного КСП (клубы самодеятельной пес­ни). Оно олицетворяло собой идеологию романтизма, которая, во-первых, включала в себя критику монетаристского, подчиненного принципам раци­ональности устройства капиталистического общества и сопутствующего ему буржуазного стиля жизни, ограниченного ценностями мещанского, потре-

См.: Шостак Г.В. Массовые музыкальные жанры XX века в системе музыкально-эстетического воспитания: Учеб.-методич. пособие. Брест, 2002.

409

бительского мировоззрения, и, во-вторых, ориентировалась на поиск новых идеалов общественного устройства и гармонично развитой личности¹²¹. От­сюда пошел культ дороги, туристского маршрута и нового «культурного про­тестанта» — советского барда. Бард, как новый «культурный герой» — ро­мантик, не мещанин, это другой образ мира.

Во второй половине 1950-х — начале 1960-х гг. становятся известными такие самодеятельные авторы и исполнители: Александр Городницкий, Борис Полоскин, Валентин Вихорев, Валентин Глазанов, Владимир Лосев, Валерий Сачковский, Евгений Клячкин, Леонид Нахамкин, Арон Крупп,

Вячеслав Цветков, Александр Генкин, Владимир Москвин, Виталий Сейнов. Почти все они были заядлыми туриста­ми, пели свои песни у костров, их пер­выми слушателями были друзья по ту­ристским группам и геологическим партиям. Когда круг любителей тури­стских песен вырос, стали собираться на квартирах и в студенческих обще­житиях. Позже все переместились в молодежные кафе, которые строились почти во всех городах. Концерты нередко заканчивались дискуссиями.

В конце 1950-х гг. центром авторской или, как называли ее сами созда­тели, самодеятельной песни стал Московский государственный педагоги­ческий институт, в котором одновременно учились и писали свои песни-стихи Юлий Ким, Владимир Чернов, Юрий Визбор. Лирический герой их произведений — романтик, мечтатель, бродяга с рюкзаком и гитарой, будь то геолог, турист или строитель новых городов, презирающий мещанский уют. Его мир — это горы, тайга, нехоженые тропы. Иногда к исполнителям авторской песни причисляют Б. Окуджаву, В. Высоцкого и А. Галича, од­нако их творчество выходит за рамки туристского фольклора.

За прошедшие десятилетия жанр авторской песни приобрел невиданную популярность. На ежегодный фестиваль им. Валерия Грушина собирается более 100 тыс. человек со всей России и стран ближнего зарубежья. В каж­дом крупном городе России есть свои клубы авторской песни, которые про­водят вечера и слеты, сохраняя традиции жанра. Фестивальная история ав­торской песни насчитывает уже более 30 лет. Разные по масштабам, содер­жанию, составу участников эти фестивали дали возможность многим и многим любителям авторской песни встретиться друг с другом, открыть для себя новые имена и песни, найти единомышленников.

Новосибирский фестиваль 1967 г., Московские фестивали самодеятель­ной песни, Куйбышевские фестивали памяти Валерия Грушина стали веха­ми в истории жанра, удивительным образом сочетающего многочисленность аудитории поклонников и далеко не средний уровень художественного и особенно поэтического содержания лучших своих образцов. В 1973 г. состо­ялся первый Ильменский фестиваль авторской песни. Тогда он назывался конкурсом исполнителей туристской песни и собрал 600 человек из семи

¹²¹ Чернова Ж. Романтик нашего времени: с песней по жизни // О муже(М)ственности: сб. статей. М, 2002. С. 454.

410

городов. В некоторые годы число участников и зрителей фестиваля доходи­ло до 15 тыс. человек.

С 1986 г. началась история Всесоюзных фестивалей авторской песни, в основу которых были положены конкурсы авторов и исполнителей самоде­ятельной песни. Эти фестивали, которым предшествовали отборочные кон­курсы в регионах, явились естественным результатом развития движения Клубов самодеятельной песни, охватившего практически всю страну. Они выявили новых талантливых представителей жанра, дали толчок его даль­нейшему развитию. К сожалению, история этих фестивалей оказалась ко­роткой. Было проведено лишь три Всесоюзных фестиваля (Саратов, Тал­линн, Киев). А после распада Советского Союза они прекратились.

Грушинский фестиваль авторской песни — наиболее известный из всех подобных затей

Самым крупным событием в истории авторской песни стал Грушинский фестиваль. Его идея возникла в 1967 г. после того, как на реке Уде трагически погиб студент куйбышевского авиационного института Валерий Грушин, спасая тонущих детей начальника станции, на которой он с друзьями остано­вились на ночевку во время одного туристского похода. В 1968 г. друзья Вале­рия (500—600 человек) собрались в центре Жигулевских гор, в Каменной Чаше. Эта встреча и стала потом называться I Грушинский фестиваль, положив на­чало традиции. Следующие фестивали было решено проводить на Мастрю-ковских озерах. Там прошли фестивали со II по VI, а с VII по XII — на Федо­ровских лугах. В период с 1980 по 1985 г. включительно фестиваль был отме­нен, но в 1986 г. проведение его возобновилось. XIII фестиваль проводился в честь 400-летия города Куйбышева (ныне г. Самара) вновь на Мастрюковских озерах. Там же проводятся фестивали до сих пор.

Сначала фестиваль проводился как туристический слет, где собирались любители турпоходов. Скоро их стало десятки тысяч. Фестиваль превратился

411

в массовую символическую акцию приобщения к высшим идеалам. Форми­руются культурные образцы, символические коды: знаки, ритуалы, тради­ции. «Груша» становится не только феноменом туристической культуры, но и каналом производства нового образа мира, механизмом трансляции и ре­трансляции ценностей неформального движения КСП-шников через пес­ни, где определяющим является текст, а не музыка¹²².

Основной конкурс песни проводится как концерт на эстраде — огромной плавающей «гитаре». Сидящим далеко позволяет увидеть происходящее телепроектор, экраном которого становится парус баркаса, причаленного к

«гитаре». Помимо основной эстрады — горы, существуют «повседневные» эс­трады. Вместо зрительного зала — гора, на которой надо вырыть себе ямку — сиденье. Постепенно гигантский фес­ тиваль начинает приобретать формы культурного шоу: слушатели привет­ствуют своих любимцев, скандируя их имена, размахивая фонариками и флагами и пуская ракеты и фальшфейеры. Из-за шума камерную лириче­скую песню услышать невозможно, зато горячо приветствуются песни-хох­мы и особенно те, что требуют подпева или прихлопа.

Возникнув из среды студентов, инженеров и учителей, которые в свобод­ное время были туристами, альпинистами и несли дух свободы, Грушинский фестиваль был символичным миром-страной этих социальных слоев. Зарож­даясь как туристический слет, продолжая существование как массовая ак­ция, фестиваль нес идею общности вне зависимости от статусной позиции. Тем не менее основными участниками были «нереализованные романтики», т.е. студенческая, «интеллигентная» молодежь. Возрастные границы — са­мые широкие. Образ КСП-шника — это образ туриста, отсюда невербаль­ные коды внешнего вида — рюкзак, палатка, спальник, довольно «немытый» вид, гитара, котелок, привязанный к рюкзаку¹²³. На «Грушу» многие доби­раются автостопом, или сплавляются на байдарках, или планируют пеший поход.

К сожалению, коммерциализация и сопутствующие массовой культуре не­гативные процессы затронули ныне и знаменитый Грушинский фестиваль. Сюда перестали приезжать очень многие именитые барды, зато стало очень много случайной публики, позарившейся на популярный культурный брэнд «Груша». Зачастили на фестиваль и политики всех мастей — прежде всего для того, чтобы поднять собственный имидж в глазах избирателей. Комфортабель­ное размещение на фестивале — теплоходы, турбазы и совершенно фантасти­ческий проект домиков-бунгало на Поляне — разрушило еще одно представ­ление о Грушинском, как о месте всеобщего равенства и братства. Он превра­щается в место встречи «золотой молодежи» и тех, кто причисляет себя к ней. Увеличивающееся год от года число участников похоронило представление о фестивале как о неком альтернативном действе. Эксперименты организаторов с привлечением на фестиваль представителей самых разных жанров привели к исчезновению или сведению к минимуму главного — авторской песни:

Доброштан О.А. «Груша»: фестиваль или повод потусоваться? (http://bulletin.region.ulsu.ru). Там же.

412

«Что греха таить, Грушинский фестиваль уже давно превратился в са­мый настоящий брэнд, а если говорить проще, то в некий "виртуаль­ный" товар, который дважды в год, летом и зимой, предлагают всем же­лающим гражданам России, сопредельных государств, равно как и все­му остальному миру. И это отнюдь не из-за увеличивающейся год от года Торговой поляны, на которой сейчас уже можно "затовариться" не хуже, чем в московском супермаркете. Совсем нет. Товар, продукт, ус­луга в том смысле, в каком употребляем эти слова мы все, становясь homo economicus, по крайней мере, пять раз в неделю, когда уходим на работу, погружаясь в мир товарно-денежных отношений. 100... 150... 300 тыс. участников. Подобный рост "потребителей" продукта под на­званием Грушинский способен заставить завидовать любого бизнесме­на. Активный рост "клиентской базы" по масштабам сравним разве что с сотовыми операторами»¹²⁴.

В 2001 г. в районе проведения Грушинского фестиваля, по официальным данным, побывало 100 тыс. человек. Правоохранительные органы дают вдвое большую цифру — 200 тыс. — рекорд за три с лишним десятка лет про­ведения фестиваля¹²⁵. Конечно, пребывание такого количества людей на до­статочно ограниченном пространстве бесследно не проходит, но гораздо больший урон приносят «дикие» туристы, эксплуатирующие эти места в течение всего года. Они катаются на досках по песчаной горе, стаскивая вниз огромные массы песка. Гора практически разрушается. Многие приезжают на машинах, разводят костры — все это губит травяной покров. От гостей фестиваля урон тоже немалый. На склоне горы выкапываются своеобразные террасы, чтобы сидеть во время концерта, разводятся костры, а ночью каж­дый кустик служит общественным туалетом¹²⁶.

Авторская песня — это целый пласт нашей национальной культуры, из зарубежных аналогов можно отметить искусство «фолк» в США и «шансон» во Франции. Авторская песня зародилась в 1960-е гг. и до сих пор почти не утратила своих гуманистических традиций. Это не развлекательный жанр, а городской фольклор российской интеллигенции.

* * *

Историческими предшественниками современных исполнителей автор­ской песни выступают:

АКЫНЫ — поэты-импровизаторы, исполнители своих и народных про­изведений эпического и лирического характера у тюркских народов.

АШУГИ (от араб, и тюрк, ашик — влюбленный) — народные поэты, пев­цы у народов Кавказа, Средней Азии, Турции, Ирана, Балканского полуос­трова, исполняющие эпические сказания, свои и народные песни в сопро­вождении струнных инструментов: саза, тара или кеманчи.

АЭДЫ (от греч. aoidos — певец) — в начальный период древнегреческой литературы (VIII—VII вв. до н.э., так называемая гомеровская эпоха) певцы, сочинявшие и исполнявшие эпические песни под аккомпанемент струнного инструмента (лиры).

Котельников А. Грушинский брэнд (www.samarabard.ru).

¹²⁵ Утренняя газета. 28 августа 2001. Вып. 221 (543).

¹²⁶ Там же.

413

БАРДЫ — 1) народные певцы древних кельтских племен. Впослед­ствии стали профессиональными поэтами — бродячими или живущими при княжеских дворах (главным образом Ирландии, Уэльса и Шотлан­дии); 2) поэты и музыканты, исполнители собственных, так называемых авторских песен. Овладение высшим поэтическим мастерством требовало длительного (от 10 до 12 лет) обучения в специальных школах. Поэзия бардов приобрела европейскую известность в XVI11 в., с того момента слово «бард» теряет свое специфическое значение и становится синони­мом слова «поэт». В XX в. бардами в СССР называли представителей ав­торской песни.

РАПСОДЫ [согласно античным объяснениям термина — «сшиватели песен» или «певцы с жезлом в руке»] — профессиональные исполнители эпических, главным образом гомеровских поэм в классической Греции; странствующие певцы, декламировавшие поэмы с жезлом в руке (жезл — символ права выступать на собрании).

КОБЗАРИ — исполнители народных песен в сопровождении кобзы (музыкальный струнный инструмент с небольшим корпусом и длинной шейкой) на Украине в XV—XVII вв. Они воспевали в думах и песнях ге­роев народной борьбы с иноземными захватчиками.

БАНДУРИСТЫ — украинские странствующие музыканты, сменив­шие старинных кобзарей; как и последние, они получили свое название от музыкального инструмента, на котором аккомпанируют своим «ду­мам», историческим песням, «козацьким притчам», сатирическим и юмо­ристическим стихам. В большинстве случаев это были слепцы-крестья­не, зарабатывавшие пропитание своим искусством.

БЫЛИННИКИ — авторы-исполнители русских народных песен и сказаний преимущественно героического содержания в IX—XIII вв.

МЕНЕСТРЕЛИ (франц. menestrel, от позднелат. ministeriales — состо­ящий на службе) — средневековые бродячие (часто придворные) поэты и профессионалы-музыканты в XIII—XIV вв. в Англии и Франции. Вы­ходцы из беднейшего дворянства, а также небогатых горожан состояли на службе у феодалов, воспевали рыцарские подвиги, боевые походы и тур­ниры, беззаветное служение даме.

ВАГ АНТЫ (от лат. vagantes — бродячие) — в средневековой Западной Европе бродячие нищие студенты, низшие клирики, школяры — испол­нители пародийных, любовных, застольных песен. XII—XIII вв.— время расцвета вольнодумной, антиаскетической, антицерковной литературы вагантов, в основном песенной. Преследовались официальной Церковью.

ТРУБАДУРЫ (франц. troubadour, от прованс. trobador, от trobar — на­ходить, слагать стихи) — провансальские поэты-певцы XI—XIII вв., сла­гающие и сами исполняющие лирические стихи, аккомпанируя себе на скрипке или другом инструменте; воспевали радости земной жизни, кра­соту мира, возвышая человека и его любовное чувство. Предметом покло­нения и любви часто оказывалась замужняя женщина.

ТРУВЕРЫ (франц. trouvere, от trouver— находить, придумывать) — французские средневековые поэты-певцы (XII—XIII вв.), часто авторы слов и музыки. Их искусство, близкое народу, отражало влияние труба­дуров, но было менее эмоциональным, утонченным и более рассудочным. Беря за основу народные поэтические традиции, создали особые жанры:

414

ткацкие песни, исполняемые мастерицами за работой, песни о горькой доле женщин, неудачно вышедших замуж.

ЛАУДИСТЫ (Laudesi) — католические послушники, в своем пении вос­хвалявшие духовные ценности. Позже они преобразовались в орден слуг (Ordine dei Serviti). Лауда (итал. Lauda — гимн, хвалебная песня) — жанр ре­лигиозной поэзии, зародившийся в Италии в XIII в., генетически близкий народному жанру танцевальной песни — баллаты, прославляющий Иисуса Христа, деву Марию, святых, мир как Божье творение, христианские доб­родетели¹²⁷. Эти произведения напрямую связаны с произведениями свято­го Франциска Ассизского.

МИННЕЗИНГЕРЫ (нем. Minnesinger — певец любви) — немецкие ры­царские поэты-певцы, авторы произведений куртуазной любовной лирики. Использовали приемы и образы народных песен. Их искусство возникло в XII в. под влиянием провансальских трубадуров. Воспевали любовь к даме, служение Богу и сюзерену, крестовые походы, стремясь согласовать светски-рыцарское и религиозное миропонимание и даже выйти за рамки придвор-но-рыцарской поэзии.

МЕЙСТЕРЗИНГЕРЫ (нем. meister— мастер и singer— певец) — немец­кие поэты и певцы XIV—XVI вв., выходцы из среды горожан, пришедшие на смену миннезингерам. Они объединялись в цеховые корпорации и певче­ские школы, организованные на основе специальных правил, так называе­мых табулатур. Строгими правилами регламентировалась вся деятельность мейстерзингеров: тематика их произведений, строфика и ритмика. Член кор­порации получал звание мастера, представив на рассмотрение школы «проб­ную песню». В праздничные дни они устраивали состязания первоначаль­но в церкви, позднее — в здании цеха или в ратуше. Ценилась не новизна темы и оригинальность исполнения, а версификаторский блеск, напыщен­ность, ученость, дидактизм.

ШАНСОНЬЕ (франц. chansonnier) — французские эстрадные певцы, ис­полнители жанровых песен, часто авторы слов и музыки. В их числе — П. Дюпон, Г. Монтегюс, М. Шевалье, Э. Пиаф, Ив Монтан, Ж. Брассенс, Ш. Азнавур, М. Матье, П. Каас. Атрибутика жанра — незатейливая мелодия без электронной обработки звука, мотивы любви, скитания одинокого че­ловека, обрывки пейзажей и видений, ироничная грусть.

«Gaudeamus» (название по начальному слову песни) — популярная и в настоящее время во многих странах студенческая песня¹²⁸, созданная в сред­ние века в Западной Европе и, вопреки церковно-аскетической морали, вос­хвалявшая жизнь с ее радостями, молодость и науку. Эта песня восходит к жанру застольных песен вагантов или голиардов (от латинского vagantes — странствующие) — средневековых бродячих поэтов и певцов, среди которых были и студенты; они слагали на латинском языке задорные песни с изоб­личением морали феодального общества.

Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под. ред. А.Е. Махова. М, 2001. Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! — Будем веселиться, пока мы молоды.

ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

Г ЗИММЕЛЬ Мода

Наша жизнь построена на дуализме: мы нуждаемся как в движении, так и в покое, как в продуктивности, так и в рецептивности. В жизни духа дуализм выражен в том, что мы стре­мимся ко всеобщему и единичному. То же происходит и в эмоциональной жизни: мы так же ищем спокойной самоотдачи людям и вещам, как энер­гичного самоутверждения. Вся история общества проходит в борьбе, ком­промиссах, в медленно достигаемых и быстро утрачиваемых примирениях, которые совершаются между растворением в нашей социальной группе и выходом из нее.

Какие бы формы дуализм ни принимал в социальной и культурной жиз­ни, все они — только формы проявления более фундаментальной биологи­ческой противоположности между наследственностью и изменением — пер­вая является основой единства, второе — многообразием, беспокойным развитием индивидуального содержания жизни и перехода его в другое. Каждая существенная форма жизни представляет собой соединение сход­ства и разнообразия.

В социальной жизни указанная противоположность связана с подража­нием. Подражание можно определить как психологическое наследие, как переход от групповой к индивидуальной жизни. Его привлекательность со­стоит прежде всего в том, что представляет нам возможность целенаправ­ленной и осмысленной деятельности и там, где нет ничего личного и твор­ческого. Подражание можно было бы назвать порождением мысли и бес­смыслия. Оно дает индивиду уверенность в том, что он в своих действиях не одинок и возвышается над предшественниками.

Подражание освобождает индивида от мучений, связанных с выбором, и позволяет ему выступать просто в качестве творения группы. Влечение к подражанию как принципу характерно для той стадии развития, когда склонность к целесообразной деятельности жива, но способность обрести для нее или из нее индивидуальные содержания отсутствует.

Эти условия характерны и для моды как постоянного явления в истории нашего рода. Она представляет собой подражание данному образцу и этим удовлетворяет потребности в социальной опоре, приводит отдельного чело­века на колею, по которой следуют все. Однако она в такой же степени удов­летворяет потребность в различии, тенденцию к дифференциации, к изме­нению, к выделению из общей массы. Это удается ей благодаря смене содержаний, которая придает моде сегодняшнего дня индивидуальный от­печаток, отличающий ее от моды вчерашнего и завтрашнего дня.

416

Еще в большей степени это удается ей потому, что она всегда носит клас­совый характер, и мода высшего сословия всегда обличается от моды низ­шего, причем высшее сословие от нее сразу же отказывается, как только она начинает проникать в низшую сферу. Тем самым мода — не что иное, как одна из многих форм жизни, посредством которых тенденция к социально­му выравниванию соединяется с тенденцией к индивидуальному различию.

Мода означает, с одной стороны, присоединение к равным по положе­нию, единство характеризуемого ею круга и именно этим отъединение этой группы от ниже ее стоящих, определение их как не принадлежащих к ней. Связывать и разъединять — таковы две основные функции, которые здесь неразрывно соединяются.

Пожалуй, ничто убедительнее не доказывает, что мода является просто ре­зультатом социальных или формально психологических потребностей, чем то, что с точки зрения объективных, эстетических или иных факторов целесооб­разности невозможно обнаружить ни малейшей причины для ее форм. Если в общем, например, наша одежда по существу соответствует нашим потребно­стям, то в форме, которую придает ей мода: следует ли носить широкие или уз­кие юбки, взбитые или округлые прически, пестрые или черные галстуки, нет и следа целесообразности. Модным подчас становится столь уродливое и от­вратительное, будто мода хочет проявить свою власть именно в том, что мы готовы принять по ее воле самое несуразное: именно случайность, с которой она предписывает то целесообразное, то бессмысленное, то безразличное, свиде­тельствует о ее индифферентости к объективным нормам жизни.

Нам известно, как в далекие времена каприз или особая потребность от­дельных лиц создавали моду — средневековая обувь с длинным, узким нос­ком возникла вследствие желания знатного господина ввести форму обуви, скрывающую нарост на его ноге, юбки на обручах — по желанию задающей тон дамы скрыть свою беременность и т.д. В противоположность такому про­исхождению моды по чисто личным мотивам, мода в настоящем все больше связывается с объективным характером трудовой деятельности в сфере хозяй­ства. Не только где-нибудь возникает предмет, который затем становится модой, но предметы специально создаются для того, чтобы стать модой. В оп­ределенные периоды новая мода требуется a priori, и тогда находятся изобре­татели и предприятия, залятые исключительно в этой сфере.

Деятельность в области моды является оплачиваемой профессией, занима­ющей на больших предприятиях «положение», которое настолько дифферен­цировалось от личности, как дифференцируется объективная должность от занимающего ее субъекта. Мода может, конечно, иногда получать объективно обоснованное содержание, однако оказывать действие как мода она может лишь тогда, когда ее независимость от всякой другой мотивации становится позитив­но ощущаемой, подобно тому как наши соответствующие долгу действия лишь тогда становятся вполне нравственными, когда нас обязывают к этому не их внешнее содержание и цель, а только тот факт, что это долг.

Общественные формы, одежда, эстетические суждения, весь стиль чело­века находятся в постоянном изменении под действием моды, но мода, т.е. новая мода, находит себе применение лишь в высших сословиях. Как только ее начинают перенимать низшие сословия, тем самым переходя поставлен­ную высшими сословиями границу, прорывают единство их символизирован­ной таким образом сопричастности друг другу, высшие сословия сразу же

417

отказываются от данной моды и принимают новую, которая позволяет им вновь дифференцироваться от широких масс, и игра начинается вновь. Ведь низшие сословия взирают и стремятся вверх, и это удается им более всего в тех областях, где господствует мода, ибо они наиболее доступны внешнему подражанию. Этот же процесс идет между различными слоями высших сосло­вий. Часто можно заметить, — чем ближе различные круги подходят друг к другу, тем безумнее становится внизу стремление к подражанию, а наверху бегство к новому: всепроникающее денежное хозяйство заметно ускоряет этот процесс и делает его зримым, ибо предметы моды, как внешняя сторона жиз­ни, в первую очередь доступны при наличии денег, поэтому в обладании ими легче установить равенство с высшим слоем, чем в других областях, требую­щих индивидуального, не покупаемого за деньги подтверждения.

В какой степени этот момент различения — наряду с моментом подра­жания — составляет сущность моды, показывают ее проявления там, где в общественной структуре отсутствуют находящиеся друг над другом слои; тогда процесс, связанный с модой, охватывает близко друг от друга распо­ложенные слои. О нескольких примитивных народах сообщают, что близ­ко расположенные и живущие в совершенно одинаковых условиях группы часто следуют совершенно различным модам, посредством которых каждая группа выражает свое единение внутри и дифференциацию вовне. Вместе с тем мода охотно привозится извне, и внутри данного круга ее ценят особенно высоко, если она возникла не в нем; уже пророк Софония неодобрительно говорит о знатных, носящих одежду иноплеменниках. В самом деле, созда­ется впечатление, что экзотическое происхождение моды особенно способ­ствует сплочению круга, где она принята; именно то, что она приходит из­вне, создает ту особую и значимую форму социализации, которая устанав­ливается посредством общего отношения к находящемуся вовне пункту.

Иногда кажется, что социальные элементы, подобно осям глаз, лучше всего сходятся в точке, не слишком близко расположенной. Так, роль денег, предмета наибольшего общего интереса у примитивных народов, часто иг­рают завезенные извне предметы; в ряде областей (на Соломоновых остро­вах, в Ибо на Нигере) развилась своего рода промышленность по изготов­лению из раковин или других предметов денежных знаков, которые затем курсируют не в месте их изготовления, а в соседних областях, куда их экс­портируют — совершенно так же, как в Париже часто создаются вещи с тем, чтобы они стали модой где-нибудь в другом месте.

Там, где одна из обеих социальных тенденций, необходимых для установ­ления моды, — а именно, потребности в единении, с одной стороны, и в обо­соблении — с другой, отсутствует, мода не будет установлена, ее царство кон­чится. Поэтому в низших сословиях мода редко бывает разнообразной или спе­цифичной, поэтому моды у примитивных народов значительно стабильнее наших. Опасность смешения и стирания различий, которая заставляет классы культурных народов прибегать к дифференцированию в одежде, поведении, вкусах и т.д., часто отсутствует в примитивных социальных структурах.

Именно посредством дифференциаций держатся вместе части группы, за­интересованные в обособлении: походка, темп, ритм жестов несомненно в зна­чительной степени определяются одеждой, одинаково одетые люди ведут себя сравнительно одинаково. В этом есть еще один момент. Человек, который мо­жет и хочет следовать моде, часто надевает новую одежду. Новая же одежда

418

больше определяет нашу манеру поведения, чем старая, которая в конце кон­цов меняется в сторону наших индивидуальных жестов, следует каждому из них. То, что мы в старой одежде чувствуем себя «уютнее», чем в новой, означает толь­ко, что новая одежда заставляет нас принять закон ее формы, который при дли­тельной носке постепенно переходит в закон наших движений.

У примитивных народов мода менее многообразна, т.е. более стабильна, также и потому, что их потребность в новых впечатлениях и формах жизни значительно меньше. Изменение моды свидетельствует о некоторой утрате нервами остроты раздражаемости; чем более нервна эпоха, тем быстрее ме­няются ее моды, ибо потребность в изменении раздражения — один из су­щественных компонентов моды. Уже это служит причиной того, что мода устанавливается в высших сословиях.

Что касается социальной обусловленности моды, то в качестве примера ее цели могут служить два живущих по соседству примитивных народа. Каф­ры обладают очень расчлененной социальной иерархией, и у них мода, хотя одежда и украшения регулируются законами, достаточно быстро меняется; напротив, у бушменов, у которых вообще нет классов, мода отсутствует, т.е. отсутствует интерес к изменению одежды и украшений. Именно эти отри­цательные причины препятствовали в высоких культурах образованию моды, и совершалось это вполне сознательно. Так, во Флоренции около 1390 г. в мужской одежде вообще отсутствовала мода, так как каждый ста­рался одеваться особым образом. Здесь, следовательно, отсутствует один момент, потребность в соединении, без которого моды быть не может. С дру­гой стороны, у венецианских нобилей не было моды потому, что все они по определенному закону должны были одеваться в черное, чтобы их незначи­тельное число не было замечено массами. Здесь моды не было потому, что отсутствовал ее другой конститутивный момент, — высший слой намерен­но избегал отличия от низших слоев.

Сущность моды состоит в том, что ей следует всегда лишь часть группы. Как только мода принята, т.е. как только то, что первоначально делали толь­ко некоторые, теперь совершается всеми, это больше не называют модой. Каждое дальнейшее распространение моды ведет к ее концу, так как унич­тожает различение. Тем самым она относится к явлениям того типа, стрем­ление которых направлено на все большее распространение, все большую реализацию, — но достижение цели привело бы к уничтожению. Так, цель нравственных стремлений состоит в святости и несовратимости, тогда как подлинная заслуга нравственности состоит, вероятно, только в усилиях для достижения цели и в борьбе с соблазном. Так, труд часто рассматривается лишь как средство достигнуть наслаждения длительным покоем и отдыхом, однако при полном достижении этого пустота и однообразие жизни унич­тожают весь смысл движения к этой цели.

Моде с самого начала свойственно влечение к экспансии, будто ей каж­дый раз надлежит подчинить себе всю группу. Однако как только это удает­ся, мода исчезает.

В современной культуре мода, проникая в самые отдаленные области жизни, усиливает происходящие там изменения. Наш внутренний ритм тре­бует все более коротких периодов в смене впечатлений. Это начинается с незначительных симптомов, например со все более распространяющейся замены сигары папиросой, проявляется в жажде путешествий, которые де-

419

лят год на множество коротких периодов с резкой акцентировкой прощаний и возвращений. «Нетерпеливый» темп современной жизни свидетельству­ет не только о жажде быстрой смены впечатлений, но и о силе формальной привлекательности границы, начала и конца, прихода и ухода. Мода обре­тает своеобразную привлекательность границы, привлекательность одновре­менного начала и конца, привлекательность новизны и вместе с тем прехо­дящее™. Ее проблемой не является бытие и небытие, она есть одновремен­но бытие и небытие, находится всегда на водоразделе между прошлым и будущим и, пока она в расцвете, дает нам такое сильное чувство настояще­го, как немногие другие явления.

Предмет, будучи назван «модным», теряет свое значение только в том случае, когда по другим объективным причинам хотят сделать его отврати­тельным и дискредитировать; тогда мода становится ценностным поняти­ем. Нечто новое и внезапно распространившееся не будет названо модой, если оно вызывает веру в его длительное пребывание. Лишь тот назовет это модой, кто уверен в быстром исчезновении нового явления. Поэтому одним из оснований господства моды в наши дни является также то, что глубокие убеждения все больше теряют свою силу. Арена сиюминутных, изменяю­щихся элементов жизни все расширяется. Разрыв с прошлым, осуществить который культурное человечество беспрерывно старается в течение более ста лет, связывает сознание с настоящим. Это акцентирование настоящего есть одновременно, что очевидно, и акцентирование изменения, и в той мере, в какой сословие является носителем данной культурной тенденции, оно бу­дет во всех областях, отнюдь не только в манере одеваться, следовать моде.

Из того факта, что мода как таковая еще не могла получить всеобщего распространения, отдельный человек извлекает удовлетворение, полагая, что в нем она все еще представляет собой нечто особенное и бросающееся в глаза, хотя вместе с тем он внутренне ощущает общность с другими. Поэто­му отношение к модному несомненно таит в себе благотворное смешение одобрения и зависти. Модный человек вызывает зависть в качестве инди­вида и одобрение в качестве представителя определенного типа. Однако и эта зависть имеет определенную окраску. Существует оттенок зависти, ко­торый отражает своего рода идеальное участие в обладании предметами за­висти. Поучительным примером служит реакция пролетариев, бросивших взгляд на празднества богатых людей: основой является то, что созерцаемое содержание вызывает удовольствие, не связанное с владением им, — при­мерно так, как воспринимается художественное произведение, счастье от созерцания которого не зависит от того, кто им владеет.

Вследстие возможности отделять чистое содержание вещей от проблемы владения ими (соответственно способности познания отделять содержание вещей от их бытия) становится возможным то соучастие во владении, которое осуществляет зависть. Быть может, это не какой-то особый оттенок зависти, он присутствует как элемент повсюду, где существует зависть. Завидуя предмету или человеку, мы уже не абсолютно исключены из него, мы обрели известное отношение к нему. По отношению к тому, чему мы завидуем, мы находимся одновременно ближе и дальше, чем по отношению к тому, что оставляет нас равнодушными. Зависть позволяет измерить дистанцию. Зависть может содер­жать едва заметное владение своим объектом (как счастье в несчастной любви) и тем самым своего рода противоядие, которое иногда препятствует проявле-

420

нию дурных свойств. Именно мода, поскольку она достижима, представляет особый шанс для такой умиротворяющей окраски зависти.

Из того же соотношения следует, что мода является подлинной ареной для таких индивидов, которые внутренне несамостоятельны, нуждаются в опоре, но которые вместе с тем ощущают потребность в отличии, внимании, особом положении. Это то же самое, когда повторяемые всеми банальности наиболее успешно распространяются, ибо повторение их дает каждому ощущение, будто он особый, возвышающийся над толпой ум.

Мода возвышает незначительного человека тем, что превращает его в осо­бого представителя общности. Она создает возможность социального послу­шания, являющегося одновременно индивидуальной дифференциацией. В щеголе общественные требования моды достигают высоты, в которой он полностью принимает вид индивидуального и особенного. Для щеголя харак­терно, что он выводит тенденцию моды за обычно сохраняемые границы. Если модной стала обувь с узкими носами, то носы его обуви превращаются в по­добие копий, если модными стали высокие воротники, то его воротники до­ходят до ушей, если модным стало слушать научные доклады, то его можно найти только среди слушателей таковых, и т.д. Он опережает других, но в точ­ности следуя их путем. Поскольку он олицетворяет собой вершину вкуса об­щества, кажется, что он марширует во главе всех. В действительности же к нему применимо то, что во многих случаях применимо к отношению между отдельными людьми и группами: ведущий в сущности оказывается ведомым.

Иногда модно быть немодным. Тот, кто сознательно одевается и ведет себя не по моде, обретает, собственно, связанное с этим чувство индивидуа­лизации не посредством своих индивидуальных качеств, а простым отрица­нием социального примера: если следование моде является подражанием социальному примеру, то намеренная немодность — подражанием ему с обратным знаком; и она не менее свидетельствует о власти социальной тен­денции, от которой мы зависим в позитивном или негативном смысле. Че­ловек, намеренно не следующий моде, исходит из того же, что и щеголь.

Как свобода, сломившая тиранию, часто оказывается не менее тирани­ческой и насильственной, чем ее преодоленный враг, так и явление тенден­циозной немодности показывает, насколько человеческие существа готовы вбирать в себя полную противоположность содержаний и демонстрировать их силу и привлекательность на отрицании того, с утверждением чего они, казалось, были неразрывно связаны.

Нежелание следовать моде может происходить из потребности не смеши­ваться с толпой, потребности, в основе которой лежит если не независимость от толпы, то внутренне суверенная позиция по отношению к ней. Но она может быть также проявлением слабости и чувствительности, при которой индивид боится, что ему не удастся сохранить свою не слишком ярко выра­женную индивидуальность, если он будет следовать формам, вкусу, законам общности. Оппозиция далеко не всегда признак силы личности.

Если в моде людей привлекает подражание и отличие, то это, быть может, объясняет особое пристрастие к моде женщин. Дело в том, что слабость со­циального положения, которое женщины преимущественно занимали в ис­тории, вела их к тесной связи с тем, что является «обычаем», что «подобает».

Ибо слабый человек избегает индивидуализации, необходимости опи­раться на самого себя, ответственности и необходимости защищаться толь-

421

ко собственными силами. Такому человеку защиту дает только типическая форма жизни, которая сильному человеку препятствует использовать пре­восходящие силы. Однако на почве твердого следования обычаю женщины стремятся к индивидуализации и отличию. Именно эту комбинацию и пре­доставляет им мода: с одной стороны — область всеобщего подражания, воз­можность плыть в широком социальном фарватере, освобождение индиви­да от ответственности за его вкус и действия, с другой — отличие, подчер­кивание своей значимости особой индивидуальностью наряда.

Создается впечатление, будто для каждого класса, вероятно, и для каждого индивида существует определенное количественное отношение между влечением к индивидуализации и влечением раствориться в коллективности, так что если в определенной сфере жизни проявление одного из этих влечений встречает препятствие, индивид ищет другую область, в которой он осуществит требуе­мую ему меру. Исторические данные свидетельствуют о том, что мода служит как бы вентилем, позволяющим женщинам удовлетворить потребность в отли­чии и возвышении в тех случаях, когда в других областях им в этом отказано.

В XIV и XV вв. в Германии наблюдалось чрезвычайно сильное развитие ин­дивидуальности. Свобода личности в значительной степени ломала порядки средних веков. Однако в развитии индивидуальности женщины еще не прини­мали участия, им возбранялась свобода передвижения. Женщины возмещали это самыми экстравагантными и гипертрофированными модами. Напротив, в Италии в ту же эпоху женщинам предоставлялась свобода для индивидуально­го развития. В эпоху Возрождения они обладали такими возможностями обра­зования, деятельности, дифференциации, которых не имели потом на протя­жении столетий; воспитание и свобода передвижения, особенно в высших со­словиях, были почти одинаковы для обоих полов. И у нас нет никаких сведений об экстравагантных женских модах в Италии того времени.

В целом же в истории женщин, в их общей жизни проявляется такое еди­нообразие, что им, по крайней мере, в области моды необходима более живая деятельность, чтобы придать своей жизни известное очарование.

Женщина по сравнению с мужчиной отличается большей верностью, которая выражает равномерность и единообразие душевной жизни, требу­ет для равновесия жизненных тенденций более живого изменения во всех областях. Напротив, мужчина, который по своей природе не обладает такой верностью, меньше нуждается в формах внешнего разнообразия. Отказ от изменений, равнодушие к требованиям моды во внешнем облике характер­ны для мужчины, потому что он более многообразное существо и скорее может обходиться без внешнего разнообразия. Эмансипированная женщи­на, которая стремится уподобиться мужской сущности, ее динамичности, подчеркивает свое равнодушие к моде.

Мода представляла собой для женщин в известном смысле также компен­сацию их профессионального положения. Мужчина, вступивший в круг определенной профессии, оказывается в сфере относительного нивелиро­вания, внутри этого сословия он равен многим другим, он в значительной степени лишь экземпляр для понятия этого сословия или этой профессии. С другой стороны, как бы в компенсацию за это он пользуется всей факти­ческой и социальной силой данного сословия, к его индивидуальной зна­чимости добавляется его принадлежность к сословию, которая часто может скрывать ущербность и недостаточность личного существования.

422

Если мы попытаемся проследить окрашенные всем этим последние и тонкие движения души, то обнаружим и в них антагонистическую игру ви­тальных принципов, направленную на то, чтобы восстанавливать все время нарушаемое равновесие посредством все новых пропорций. Правда, суще­ственным признаком моды является то, что она стрижет все индивидуаль­ности под одну гребенку, но всегда так, что не охватывает всего человека, и всегда остается для него чем-то внешним, даже в областях вне моды одеж­ды; ведь форма изменяемости, в которой она ему себя предлагает, является при всех обстоятельствах противоположностью устойчивости чувства «Я».

Мода всегда остается на периферии личности. Этим значением моды пользуются тонкие и своеобразные люди как своего рода маской. Слепое по­виновение общим нормам служит средством сохранить свои чувства и свой вкус лишь для самих себя, чтобы не сделать их открытыми и доступными дру­гим. Поэтому некоторые люди прибегают к нивелирующей маскировке, ко­торую представляет мода, из опасения выдать особенностью внешнего вида особенность внутренней сущности. За тривиальностью высказываний и раз­говоров тонко чувствующие и застенчивые люди хотят скрыть свои индиви­дуальные переживания. Всякая застенчивость основана на желании челове­ка выделиться. Она возникает, когда подчеркивается «Я».

Люди часто стыдятся именно самого лучшего и благородного. Если в «об­ществе» банальность определяет хороший тон, то представляется бестакт­ным, когда кто-то выступает с оригинальным изречением, которое не все способны высказать не только из взаимного внимания друг к другу, но и из страха перед чувством стыда за свою попытку выделиться из одинакового для всех, всем одинаково доступного тона и поведения. Мода же вследствие ее своеобразной внутренней структуры дозволяет отличие, всегда восприни­маемое как соответствующее. Сколь ни экстравагантными являются пове­дение или высказывание, они защищены, если они являются модными, от тех мучительных переживаний, которые индивид обычно испытывает, ста­новясь предметом внимания других.

Для всех массовых действий характерна утрата чувства стыда. В качестве элемента массы индивид совершает многое из того, чему бы он решительно воспротивился, если бы ему предложили сделать что-либо подобное, когда он один. Одно из поразительных явлений заключается в том, что некоторые моды требуют бесстыдства, от которого индивид возмущенно отказался бы, если бы ему подобное предложили, но в качестве закона моды беспрекос­ловно принимает такое требование. Чувство стыда в моде, поскольку она — массовое действие, так же полностью отсутствует, как чувство ответствен­ности у участников массового преступления.

Как только индивидуальное выступает сильнее общественного, требуе­мого модой, чувство стыда сразу же ощущается; так многие женщины по­стеснялись бы появиться у себя дома перед одним мужчиной столь деколь­тированными, какими они бывают в обществе, где того требует мода, перед тридцатью или сотней.

Мода — также одна из тех форм, посредством которых люди, жертвую­щие внешней стороной, подчиняясь рабству общего, хотят тем полнее спа­сти внутреннюю свободу. Быть может, самым ярким примером служит Гете в свои поздние годы, когда он своей готовностью следовать условностям общества, достиг максимума внутренней свободы. В таком понимании мода.

« 23

поскольку она, подобно праву, касается лишь внешней стороны жизни, лишь тех ее сторон, которые обращены к обществу, есть социальная форма уди­вительной целесообразности.

Мы видим, что в моде своеобразно соединяются различные измерения жизни, что мода является сложным образованием, в котором присутствуют все основные, противоположные друг другу направленности души. Из это­го становится понятным, что общий ритм, в котором живут индивиды и группы, определяет и их отношение к моде. С одной стороны, массы низ­ших слоев труднее приходят в движение и медленнее развиваются. С другой стороны, именно высшие сословия, как известно, консервативны, даже час­то архаичны. Они боятся всякого изменения потому, что каждая модифи­кация целого, которое дает им в его данном устройстве преимущественное положение, для них подозрительна и опасна.

Подлинное изменение исторической жизни связано поэтому со средним сословием, и социальное и культурное движение стало идти в совсем ином темпе с той поры как его возглавило третье сословие. С этого времени мода стала быстрее распространяться и меняться. Классы и индивиды, стремящие­ся к постоянному изменению, находят в моде темп собственных душевных движений. Достаточно указать на большие города, которые становятся пи­тательной почвой для моды. Прежде всего быстрому изменению моды дол­жен содействовать экономический подъем низших слоев в том темпе, в ко­тором он происходит в больших городах, так как это изменение позволяет стоящим ниже подражать высшим слоям общества, и тем самым охаракте­ризованный выше процесс, в котором высшие слои отказываются от при­нятой моды в тот момент, когда она распространяется в низших, обретает неведомые ранее широту и живость.

Чем быстрее меняется мода на какой-либо предмет, тем сильнее потреб­ность в дешевых продуктах такого рода. Не только потому, что широкие мас­сы, обладающие меньшим доходом, имеют достаточную покупательную силу, чтобы определить стоимость данного предмета по своим возможнос­тям, и требуют предметы, хотя бы внешне соответствующие моде, но и по­тому, что даже высшие слои общества не могли бы следовать быстроте моды, навязанной им натиском низших слоев, если бы ее объекты не были отно­сительно дешевы. Возникает своеобразный круг: чем быстрее меняется мода, тем дешевле должны становиться вещи; а чем дешевле они становятся, тем к более быстрому изменению моды они приглашают потребителей и при­нуждают производителей.

Мода проявляет удивительное свойство: каждая мода выглядит так, буд­то она будет существовать вечно. Тот, кто сегодня покупает мебель, рассчи­танную на четверть века, будет еще бесчисленное количество раз покупать мебель самой последней моды, а ту, которая считалась подходящей два года тому назад, он вообще уже не принимает во внимание. И все-таки через несколько лет данный предмет потеряет под действием моды свою привле­кательность, которую уже потерял прежний, а нравится или не нравится форма того или другого, будет решаться уже по совсем иным критериям.

Для моды важно только изменение, однако ей свойственна тенденция к сохранению сил. Именно поэтому она — что особенно заметно в моде на женскую одежду — все время возвращается к прежним формам, так что ее путь можно прямо сравнить с круговоротом. Как только прежняя мода не-

424

сколько забыта, нет никаких причин, препятствующих тому, чтобы вновь оживить ее и почувствовать ее привлекательность.

Сокращено и адаптировано по: Зиммель Г. Мода // Избр. Т. 2. М., 1996. С. 266-291.

П . СОРОКИН

Социокультурная динамика  и религия

Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных яв­лений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть един­ство, или индивидуальность, все составные части которого пронизаны од­ним основополагающим принципом и выражают одну, и главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, экономической и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) — все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры. По этой причи­не важнейшие составные части такой интегрированной культуры также чаще всего взаимозависимы: в случае изменения одной из них остальные неизбеж­но подвергаются схожей трансформации.

Возьмем, например, культуру Запада средних веков. Ее главным принци­пом или главной истиной (ценностью) был Бог. Все важные разделы средне­вековья культуры выражали этот фундаментальный принцип или ценность.

Архитектура и скульптура средних веков были «Библией в камне». Литера­тура также была насквозь пронизана религией и христианской верой. Живопись выражала те же библейские темы в линии и цвете. Музыка почти исключительно носила религиозный характер. Философия была практически идентична рели­гии и теологии и концентрировалась вокруг той же основной ценности или принципа, каким являлся Бог. Наука была всего лишь прислужницей христи­анской религии. Этика и право представляли собой только дальнейшую разра­ботку абсолютных заповедей христианства. Политическая организация в ее духовной и светской сферах была преимущественно теократической и базиро­валась на Боге и религии. Семья, как священный религиозный союз, выража­ла все ту же фундаментальную ценность. Даже организация экономики конт­ролировалась религией, налагавшей запреты на многие формы экономических отношений, которые могли бы оказаться уместными и прибыльными, поощ­ряя в то же время другие формы экономической деятельности, нецелесообраз­ные с чисто утилитарной точки зрения. Господствующие нравы и обычаи, об-

425

раз жизни, мышления подчеркивали свое единство с Богом как единственную и высшую цель, а также свое отрицательное или безразличное отношение к чувственному миру, его богатству, радостям и ценностям. Чувственный мир рассматривался только как временное «прибежище человека», в котором хри­стианин всего лишь странник, стремящийся достичь вечной обители Бога и ищущий путь, как сделать себя достойным того, чтобы войти туда. Короче го­воря, интегрированная часть средневековой культуры была не конгломератом различных культурных реалий, явлений и ценностей, а единым целым, все ча­сти которого выражали один и тот же высший принцип объективной действи­тельности и значимости: бесконечность, сверхчувственность, сверхразумность Бога, Бога вездесущего, всемогущего, всеведущего, абсолютно справедливого, прекрасного, создателя мира и человека. Такая унифицированная система куль­туры, основанная на принципе сверхчувственности и сверхразумности Бога, как единственной реальности и ценности, может быть названа идеациональной. Такая же в основном сходная посылка, признающая сверхчувственность и сверхразумность Бога, хотя воспринимающая отдельные религиозные аспек­ты по-иному, лежала в основе интегрированной культуры брахманской Индии, буддистской и лаоистской культур, греческой культуры с VIII по конец VI в. до н.э. Все они были преимущественно идеациональными.

Закат средневековой культуры заключался именно в разрушении этой идеациональной системы культуры. Он начался в конце XII в., когда появил­ся зародыш нового — совершенно отличного — основного принципа, за­ключавшегося в том, что объективная реальность и ее смысл чувственны. Только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем че­рез наши органы чувств, — реально и имеет смысл. Вне этой чувственной реальности или нет ничего, или есть что-либо такое, чего мы не можем про­чувствовать, а это — эквивалент нереального, несуществующего. Как тако­вым им можно пренебречь. Таков был новый принцип, совершенно отлич­ный от основного принципа идеациональной культуры.

Этот медленный, приобретающий вес новый принцип столкнулся с при­ходящим в упадок принципом идеациональной культуры, и их слияние в органичное целое создало совершенно новую культуру в XIII—XIV столети­ях. Его основной посылкой было то, что объективная реальность частично сверхчувственна и частично чувственна; она охватывает сверхчувственный и сверхрациональный аспекты, плюс рациональный и, наконец, сенсорный аспекты, образуя собой единство этого бесконечного многообразия. Куль­турная система, воплощающая эту посылку, может быть названа идеалисти­ческой. Культура XIII—XIV столетий в Западной Европе, так же как и гре­ческая культура V—IV вв. до н.э., была преимущественно идеалистической, основанной на этой синтезирующей идее.

Однако процесс на этом не закончился. Идеациональная культура средних веков продолжала приходить в упадок, в то время как культура, основанная на признании того, что объективная реальность и ее смысл сенсорны, продол­жала наращивать темп в последующих столетиях. Начиная приблизительно с XVI в. новый принцип стал доминирующим, а с ним и основанная на нем культура. Таким образом возникла современная форма нашей культуры — культуры сенсорной, эмпирической, светской и «соответствующей этому миру». Она может быть названа чувственной. Она основывается и объединя­ется вокруг этого нового принципа: объективная действительность и смысл

426

ее сенсорны. Именно этот принцип провозглашается нашей современной чувственной культурой во всех ее основных компонентах: в искусстве и на­уке, философии и псевдорелигии, этике и праве; в социальной, экономиче­ской и политической организациях, в образе жизни и умонастроениях людей. Эта мысль будет развита подробнее в последующих главах.

Таким образом, основной принцип средневековой культуры делал ее преимущественно потусторонней и религиозной, ориентированной на сверхчувственность Бога и пронизанной этой идеей. Основной принцип идеалистической культуры был частично сверхсенсорный и религиозный, а частично светский и посюсторонний. Наконец, основной принцип нашей современной чувственной культуры— светский и утилитарный— «соответ­ствует этому миру». Все эти типы: идеациональный, идеалистический и чув­ственный обнаруживаются в истории египетской, вавилонской, греко-рим­ской, индуистской, китайской и других культур.

...Для того чтобы понять существенную разницу между чувственным ис­кусством и средневековым, идеациональным и идеалистическим искус­ством, выработать ясную концепцию основных переходов в западных изящ­ных искусствах и привести необходимые доказательства правильности вы­шеизложенного, давайте взглянем на суммарные статистические данные, взятые из моей книги «Социальная и культурная динамика». Мои данные основаны на изучении более чем сотни тысяч картин и скульптур из восьми ведущих европейских стран с начала средних веков и вплоть до 1930 г. Этот срез включает значительно большую часть картин и скульптур, известных историкам искусства, а следовательно, более репрезентативен. Конечно же в деталях могут быть допущены некоторые неточности, однако существен­ные тенденции заслуживают доверия. То же касается и музыки, литературы, драмы и архитектуры. Выборка основана на схожей репрезентации хорошо известных образцов — музыкальных, литературных, драматических и архи­тектурных творений из этих же восьми европейских стран.

Существенная черта, отличающая идеациональное, идеалистическое и чувственное искусство, заключена в природе их тем: находятся ли они в сфере сверхчувственно-религиозной или чувственно-эмпирической. Исходя из этой методологической посылки, история европейского искусства может быть хорошо обрисована следующими цифрами.

Среди всех изученных картин и скульптур процент религиозных и свет­ских картин по векам получается следующим:

 

	ДоХв.	X-XI вв.	XII—XIII вв.
Религиозные	81,9	94,7	97,0
Светские	18,1	5,3	3,0
В целом	100	100	100
	XIV-XV вв.	XVI в.	XVII в.
Религиозные	85,0	64,7	50,2
Светские	15,0	35,3	49,2
В целом	100	100	100
	XVIII в.	XIX в.	XX в.
Религиозные	24,1	10,1	3,9
Светские	75,9	90,0	96,1
В целом	100	100	100

427

Цифры убедительно свидетельствуют о том, что средневековая живопись и скульптура были преимущественно религиозными. Роль религиозного фактора начала снижаться лишь после XIII в. и наконец становится совер­шенно незначительной в XIX и XX столетиях. Одновременно процент свет­ских картин и скульптур, которые фактически отсутствовали в средние века, увеличивается с XIII в. приблизительно до 90—96% от числа всех известных картин и скульптур XIX—XX вв.

Такая же ситуация наблюдается в музыке, литературе и архитектуре.

Средневековая музыка представлена амброзианским, григорианским и другими хоралами религиозного содержания. Почти на все 100% музыка была религиозной. В период между 1090 и 1290 гг. появляется впервые свет­ская музыка трубадуров, труверов и миннезингеров. С тех пор светская му­зыка неуклонно шла в гору. Среди ведущих музыкальных сочинений доля религиозных падает до 42% bXVII—XVIII вв., до 21% в XIX в. и, наконец, до 5% в XX в. Процент же светских сочинений вырастает соответственно до 95% в нашем столетии.

Точно так же и в литературе в период с V по X в. почти нет светских ше­девров. Произведения греко-римских поэтов и писателей настолько ради­кально изменены и подвержены столь сильной символической переинтер­претации, что у них осталось мало общего со своими оригиналами, и они скорее служат лишь своеобразным придатком религиозной литературы. Лишь во второй половине XII в. появляется истинно светская литература. Наконец, всловесности XVIII—XIX вв. процент светских произведений под­нимается до 80—90% в зависимости от того, какую страну мы изучаем.

В архитектуре средневековья фактически все выдающиеся творения пред­ставляли собой соборы, церкви, монастыри, аббатства. Они господствова­ли над городами и селами, воплощая творческий гений средневековой ар­хитектуры. Напротив, в течение нескольких последних веков Нового вре­мени подавляющее большинство архитектурных творений были светскими по своему характеру — дворцы правителей, особняки богачей, ратуши и другие городские административные здания, конторы, железнодорожные вокзалы, музеи, филармонии, оперные театры и т.п. Среди подобных стро­ений и небоскребов огромные соборы наших городов и вовсе затерялись...

Сокращено и адаптировано по: Сорокин П. Кризис нашего времени // Че­ловек, цивилизация, общество. М., 1992.

РАЗДЕЛ II

РЕЛИГИЯ И ЦЕРКОВЬ

Сущность и роль религии

---

Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!