Ненависть и жестокость. Возмездие 2 страница
К сожалению, через некоторое время недалеко от нас стали разрываться вражеские снаряды. В такие минуты весь расчёт мгновенно укрывался в земляных укрытиях, вырытых неподалёку от установленных миномётов.Внезапно положение осложнилось тем, что прервалась связь с НП, а без корректировки целей было бессмысленно вести огнь по атакующим нас фашистам. Сквозь грохот разрывов я услышал, что меня вызывают к старшему офицеру нашей батареи. Лейтенант, призванный из запаса, а именно он был у нас за командира, приказал мне немедленно отправиться на наблюдательный пункт для установления прерванной связи. В помощь он выделил бойца из нашего подразделения. Почему же он посылает нас, ведь на батареи был подготовленный связист, в обязанности которого входило обеспечивать бесперебойную связь с командованием, думал я, направляясь на поиски места обрыва телефонного провода.И только когда мы прошли небольшое расстояние по траншее, мне стало ясно, почему нам отдали такой приказ.Связист, обслуживающий телефонную линию, попал под обстрел. Он с трудом дополз до траншеи, так как был ранен и контужен. По его лицу текла кровь, и санитар оказывал ему первую помощь.Не стоит говорить, какое чувство возникает у человека при виде крови, тем более, когда предстоит выполнить сложное и опасное задание под огнём противника. Сердце отчаянно билось в груди, но, справившись с волнением, мы бросились в сторону НП, держа в руках телефонный провод.Не знаю, заметили нас немцы или нет, только казалось, что именно на нас перенесли они свой яростный огонь. Перебежками от воронки к воронке, ползком мы двигались вперёд, ни на секунду не выпуская провод из рук. Мне казалось, что как только я оброню этот провод, в меня обязательно попадёт пуля или рядом разорвётся снаряд. И даже когда мы нашли обрыв, мои пальцы не сразу разжались,- они, словно онемели и сплелись с телефонным проводом в единое целое.Разорвавшийся снаряд неподалёку от нас снял с меня нервное напряжение. Быстро срастив концы проводов, и проверив линию связи, мы благополучно добрались до наблюдательного пункта. Командир батареи и находящийся вместе с ним командир пехотного батальона поблагодарили нас за успешно проделанную операцию по восстановлению связи. Комбат приказал остаться на НП и ждать его дальнейших распоряжений.Укрывшись в небольшой траншее, мы, не успев отдохнуть, оказались в центре развернувшегося боя с гитлеровцами. Имея преимущество в артиллерии, и находясь на господствующей высоте, противник пытался развить наступление на нашем участке обороны.Отразив несколько немецких атак, бойцы ополчения по сигналу красной ракеты сами перешли в контратаку. Однако, пробежав 30 метров в сторону противника, были остановлены его шквальным пулемётным огнём. Атака ополченцев захлебнулась и заставила их вернуться в свои траншеи, оставив на поле боя много убитых и раненых. Только с наступлением вечерних сумерек огонь противника ослабел, и санитарам удалось добраться до раненых и оказать им первую помощь.Понеся большие потери, пехотные части дивизии народного ополчения попытались сделать перегруппировку с надеждой на подкрепление в виде живой силы и артиллерии, но помощь не приходила. Гитлеровцы, напротив, использовали временное затишье для насыщения своего авангарда мощной танковой группировкой. О масштабе предстоящего наступления можно было судить по рёву танковых двигателей противника в районе передовой. Цель врага была одна - прорвать нашу оборону и выйти к Финскому заливу.Осознавая то, что сдержать противника мы не сможем, а только лишь потеряем личный состав обороняющихся частей, командование приняло решение отступать в направлении Петергофа.
|
|
|
|
|
|
Об этом я узнал от командира батареи, который лично приказал подготовить миномёты в походное состояние и ждать его дальнейших указаний. Ждать пришлось недолго, с наступлением утра немцы усилили артобстрел, и нужно было срочно менять свои позиции.Артиллерия на конной тяге была совершенно не приспособлена к маневрированию и, следовательно, очень уязвима. Лошади шарахались от разрывов снарядов и становились не управляемыми. Но всё равно, я благодарен этим трудолюбивым животным, которые были с нами рядом в самом пекле войны и не раз выручали нас в трудный час.Наше неповоротливое хозяйство с большим трудом выехало на прямую, словно стрела дорогу, как потом оказалось навстречу своей беде.Как только первая упряжка показалась на дороге, перед ней разорвался вражеский снаряд. Второй снаряд попал в прицеп с миномётом, а третий разрыв снаряда окончательно разнёс в щепки весь миномётный расчёт. Погиб повозочный и были убиты две лошади. Если бы лошади 2-го расчета успели выскочить на эту дорогу, то и нашему расчёту грозила смертельная опасность.Подобрав всё, что осталось от разбросанного взрывом миномёта, мы продолжили свой путь, стараясь не выезжать на дорогу.Разрозненные подразделения пехоты также как и мы с короткими боями отходили в направлении Петергофа.
|
|
|
Петергофский парк, единственный в мире дворцово-парковый комплекс через который проходила линия фронта, и велись боевые действия, был уже во власти войны, повсюду виднелись вырытые ямы, в которых не успели спрятать скульптуры работники дворца. К сожалению, все ценности дворцово-паркового ансамбля вывести не удалось, многое было разграблено и погибло в огне пожарищ. Война так неожиданно ворвалась в мирную жизнь людей, что они просто не были готовы противостоять её стремительным действиям. Поступил приказ: дивизии народного ополчения занять оборону и сдерживать наступление врага.На границе Петергофа и Ораниенбаума образовался так называемый «Ораниенбаумский плацдарм», отрезанный от «Большой земли» и от Ленинграда. После переформирования частей Красной Армии и дивизии народного ополчения, получивших долгожданное подкрепление, новый оборонительный рубеж на Ораниенбаумском направлении стал непреодолимым препятствием для немецко- фашистских войск.Нашей миномётной батарее было приказано занять боевую позицию у залива вблизи Ораниенбаумского порта.
|
|
|
Находясь на берегу Финского залива, мы видели наш Ленинград, окутанный дымом пожарищ. Город всё время подвергался варварским бомбардировкам фашистской авиации и артиллерийскому обстрелу.А рядом сражался Кронштадт. Несмотря на бесконечные бомбежки, моряки Кронштадта находили в себе мужество огнём корабельных орудий подавлять дальнюю и ближнюю артиллерию врага.Пришла осень со своими холодными и дождливыми днями и ночами, а бойцы народного ополчения были одеты в летнюю форму одежды. Вместе с осенью пришёл голод, который мы сразу ощутили на себе так же, как и все ленинградцы. Заканчивались мины, а пополнить запас никак не удавалось. В одну из ночей, выставив часового для охраны наших боевых расчётов, мы все собрались в нашей тесной, не оборудованной для долгого пребывания землянке. Мысли и думы были об одном, как будут дальше развиваться события на нашем оборонительном рубеже. Внезапно тишину нарушил звук летящего снаряда и затем раздался мощный взрыв. От разорвавшегося снаряда взрывной волной снесло лёгкий накат нашей землянки и ближайшие от неё постройки, вывернуло с корнями рядом растущие деревья. С большим трудом, выбравшись из-под развалин землянки, мы увидели эту ужасающую картину. От разрыва вражеского снаряда рядом с землянкой образовалась воронка шириной не менее 5 метров и глубиной в 2 метра. Вероятно, снаряд был фугасным крупного калибра большой взрывной мощности. Наша огневая позиция с двумя миномётами была уничтожена вместе с охранявшим её солдатом часовым. После того как мы пришли в себя от лёгкой контузии, все 12 миномётчиков нашей 1-й гвардейской дивизии народного ополчения, были откомандированы в расположение 10-й стрелковой дивизии. Это было вызвано тем, что 10-я стрелковая дивизия понесла большие потери во время боёв в первые дни войны и требовала пополнения. Таким образом, в сентябре 1941 я стал бойцом регулярного армейского соединения Красной Армии. Сразу нам выдали по винтовке с патронами в подсумке, одели в ватник и направили на передний край обороны в район Старого Петергофа на помощь пехоте.Оборонительный рубеж в этом месте был плохо и наспех оборудован. Приходилось по ночам углублять окопы, сооружать землянки, создавать огневые точки. Противник тоже готовился к зиме, поэтому активных боевых действий не вёл. Неожиданно в середине октября наша воинская часть получила приказ отправиться в Ленинград. На смену нам ночью были переброшены доставленные из Кронштадта моряки.К утру подразделения дивизии сосредоточились в порту Ораниенбаума. Порт имел только один пирс с причалом для швартовки небольших барж и маломерных судов. Солдаты, прибывшие на пирс, слонялись без дела, так как погрузка на баржи задерживалась. В этой суматохе никто не подумал о том, что нужно соблюдать меры предосторожности и маскировки. Воспользовавшись такой беспечностью со стороны нашего командования, немцы открыли массированный артиллерийский огонь по скоплению наших войск в порту. От разрывов вражеских снарядов солдатам негде было укрыться, образовалась паника, которая только усугубила создавшуюся трагическую обстановку.Везде стали раздаваться крики и стоны раненых, а большинство солдат бездыханно лежали по всему пирсу.Я со своими товарищами, как и все ждал погрузки на баржу. И если бы не штабеля брёвен, возле которых мы находились в тот момент, нам бы тоже не избежать смертельной опасности.Мы моментально спрятались в узкое пространство между брёвнами и землёй, и молили Бога, чтобы снаряд не разворотил наше защитное сооружение.
Видимо немецким артиллерийским корректировщикам было совсем не интересно стрелять по брёвнам, весь свой огонь они сосредоточили по обезумевшим от своей беспомощности людям.Около нашего укрытия разорвалось несколько снарядов, но нас они не задели. Через 30 минут, когда батареи кронштадтской артиллерии открыли по фашистам ответный огонь, обстрел прекратился. Ужасающая картина предстала передо мной, когда я вылез из своего укрытия: весь пирс был усыпан телами убитых и раненых солдат. Оставшихся в живых людей отвели в безопасное место, а ночью, соблюдая все меры предосторожности, погрузили на баржи и отправили в Ленинград. Очутившись вместе со всеми на старом грузовом судне, приспособленном для перевозки людей, я залез на верхний ярус сколоченных нар и крепко уснул. После такого нервного напряжения сон одолел усталость, накопившуюся за последнее время. Когда мы шли вдоль побережья занятого противником, по баржам шёл непрерывный огонь. К счастью в темноте ночи вражеские снаряды не смогли достигнуть цели, и наш переход обошёлся без потерь.
Одна из операций Советского командования в октябре 1941 г. с целью разжать кольцо блокады Ленинграда на Юго-западном побережье Финского залива в районе пос. Стрельна и г. Петергоф
Подвиг отдельной 124-й танковой бригады.Собор Петра и Павла в г. Петергоф. осень 1941года.
В октябре 1941 года 124-я танковая бригада прорвала оборону противника в районе пос. Стрельна для поддержки морского десанта .Один из танков КВ бригады прорвался в г.Петергоф. Рано утром наши самоходные баржи пришли в Ленинград. Ужасы голодного блокадного Ленинграда сразу же встретили нас в порту. Это мы поняли, когда солдатам дали небольшую порцию каши из походной кухни и маленький кусочек блокадного хлеба. Как оказалось, это был наш завтрак и обед. Только мытьё в бане на какое-то время отвлекло нас от тяжёлых мыслей за судьбы жителей города. Но такое минутное блаженство было не долгим, ведь завтра снова была война.
В октябре наступил голод, у жителей не было продовольственных запасов, так как никто не ожидал блокады и суровой зимы. Город находился в полном мраке. С наступлением темноты улицы становились пустынными, да и днем людей почти не было видно, так как участились обстрелы и бомбежки. Многие ленинградцы эвакуировались, многие выехали за город, надеясь выжить там, веря в скорый конец войны. Через несколько дней после прибытия в Ленинград, наш отдельный минометный дивизион, входящий в 10-ю стрелковую дивизию, был переброшен на более тяжелый участок Ленинградского фронта - Невскую Дубровку. По пути на новое место боев, мы проезжали по Всеволожскому району, мимо станций Рахья и Ириновка. Ириновское торфяное предприятие в этот период напряженно работало, давая топливо блокадному городу. При виде этих мест на меня сразу нахлынула масса воспоминаний о времени, проведенном здесь во время практики, когда я учился в Ленинградском техникуме по специальности электромеханика торфяных машин. Привезли наше подразделение рано утром в район поселка Невская Дубровка.
Вокруг посёлка был только редкий лесок да заболоченная местность. Командир взвода объявил нам, что на этом месте будут наши огневые позиции. Зима уже вступала в свои права, стоял мороз и всё время шёл снег. По звукам пулеметных очередей и разрывам снарядов стало ясно, что недалеко передний край нашей обороны. «Приступить к оборудованию огневых позиций для минометов», - прозвучала команда командира взвода, и мы бросились выполнять его приказ. Земля на болоте,- промерзлый песок с водой, стала как бетон. Принесли лом, кирки и стали отрывать котлован под блиндаж, ровики для минометов и ходы сообщения. Времени на обустройство позиций дали в обрез, а работу необходимо было закончить засветло. Было ясно, что без укрытия не обойтись. Скоро поблизости от нас разорвалось несколько снарядов, а по стволам деревьев зашлепали пули. К вечеру основные работы были закончены, но многое сделать мы не смогли, так как были ослаблены. Где можно было взять силы при питании по норме блокадного Ленинграда. А выдавали на сутки по 300 г сухарей, да один раз горячее в виде крупяного, постного супа. Морозы крепчали, а мы были одеты в потрепанные старые шинели, армейские ботинки с обмотками.
Позже нам выдали старые ватники под шинель. Но при сильных морозах и истощении организма это не спасало. Сразу же в открытый и оборудованный ровик был установлен миномет. Скоро он был приведён в боевую готовность, а мины уложены в ниши и тщательно замаскированы. Поблизости от боевой позиции мы построили землянку. Котлован для так называемого пола получился неглубокий, всего около метра, так как глубже выступала вода. За счет двойного наката из тонких бревен мы ещё немного подняли нашу землянку. Таким образом, пространство внутри получилось чуть выше одного метра. А, чтобы не лежать и не сидеть на голой земле, в землянку натаскали сосновых и еловых веток, из которых получился мягкий ковер. В это сооружение залезать приходилось почти ползком, но внутри можно было сидеть. Постепенно жилище утеплили: установили небольшую печь-буржуйку, а выведенную наружу железную трубу замаскировали, чтобы ночью не видно было вылетавших из нее искр. В углу в песке вырыли небольшую ямку, которая служила нам колодцем с питьевой водой. Постепенно вода в грунте высохла, чем мы и воспользовались, углубив землянку еще на полметра.Это дало нам возможность свободно, не сгибаясь, сидеть в ней и даже вставать на колени. Между бревен наката уложили еловые ветки и песок, чем ещё лучше утеплили наше не хитрое жильё. А самое главное, на бревенчатые накаты сверху был насыпан дополнительный слой сырого песка.На лютом морозе ледяной песок превратился в настоящий бетон и эта «броня» не раз спасала нас от прямых попаданий снарядов и мин. Во время обстрелов, сидя в блиндаже, было такое чувство, что находишься в пустой бочке, а по ней сверху бьют кувалдой. Как только начинался обстрел, все миномётчики залезали в землянку, а по команде «К бою!», бойцы моментально выползали из нее и занимали свои места согласно боевому расчёту.Наш расчет состоял из командира отделения (орудия-миномета), наводчика, заряжающего и подносчика мин. Я в то время был заряжающим.Наши войска неоднократно пытались прорвать оборону противника на левом берегу Невы - на Невском «пятачке». В свою очередь и немцы также атаковали наши части, стремясь сбросить с «пятачка» ее защитников. В таких ситуациях каждый день по несколько раз приходилось вести огонь всему миномётному дивизиону. Мины готовились заранее до начала стрельбы. Они извлекались из ящиков, чистились от смазки, на их хвостовик навешивались заряды (мешочки с порохом), вставлялся в хвостовик мины патрон-взрыватель. Только после этого они считались готовыми к стрельбе и укладывались в ровик около миномёта.По команде: «К бою!» боевой расчет занимал свои места у миномета. А после того, как миномет был наведен на цель по полученным данным прибора «Бусоль», я, по команде: «Огонь!», брал мину двумя руками (мина весом 16 кг), поднимал над стволом (ствол миномета это труба высотой, примерно 1,5 м) и аккуратно опускал ее в ствол миномёта. Очень сложно и опасно приходилось вести беглый огонь из миномета во время боя. За считанные минуты из ствола вылетает одна за другой десятки мин. При стрельбе стоит сплошной грохот, отвратительный едкий запах сгораемого пороха не даёт дышать, сильно нагревается ствол. Заряжающий в это время может не услышать звука вылетающей мины и в спешке опустить очередную мину в ствол. Она пойдёт навстречу еще не вылетевшей и тогда может произойти взрыв мины в стволе. Это прямая угроза погибнуть не только заряжающему, но и всему расчету. Такие случаи, к сожалению, были и в нашем дивизионе. Кроме того, противник обычно засекал наши батареи и обрушивал на нас всю мощь своей артиллерии. В ноябре морозы усилились, а продовольствие неуклонно уменьшалось.
Особенно тяжело было часовым на посту. Часовой всегда должен быть готовым ко всяким неожиданностям. Выли случаи, когда немецкая разведка проникала через Неву в наш тыл и делала налеты на батареи.С большим трудом в ботинках с обмотками, в ватнике, с надетой поверх старой, продуваемой насквозь шинели, с карабином наготове, мы выстаивали на посту по часу. На солдатский продовольственный паек стали давать по 150 г сухарей и одни раз горячее, обычно овсяный суп без жиров. Отстояв на посту или в минуты тишины после стрельбы, промерзнув до костей, мы залезали в свою спасительную землянку, где от буржуйки было тепло, а от коптилки светло. Но это было короткое блаженство. Лежа на мягкой подстилке из хвои, мы часто вели разговор о еде, о том сможем ли когда-нибудь досыта и вкусно поесть. Этими разговорами только разжигался аппетит, не принося голодному желудку ни какой пользы.Постоянный голод толкал нас на поиски чего-нибудь съестного. Иногда мы по очереди, под артиллерийским обстрелом отправлялись в поселок или в его окрестности за дровами, так как в расположении батареи вырубать лес на дрова запрещалось. Этими действиями мы могли нарушить маскировку, так как лес был мелкий. Кому-то из нас удавалось находить в поле под снегом замершие кочаны капусты (хряпу).В нашем подразделении командиром отделения был сержант из морской части. Зимой много моряков с кораблей направляли служить для пополнения сухопутных частей. Наш сержант был строг, но справедлив, нареканий ко мне не было, потому что я без разговоров выполнял все его поручения. Однажды я заметил на болоте одиноко стоящее дерево, радуясь тому, как хорошо будет гореть в печи смолистая сухая сосна и этих дров хватит надолго. Дождавшись вечера, я прихватил топор и отправился по глубокому снегу к этой сосне. Но как только ее срубил, так сразу по этому месту немцы открыли артиллерийский огонь. Снаряды рвались вблизи от меня, и я очутился в кольце разрывов. Схватив топор, я бросился наутек, мотаясь в глубоком снегу из стороны в сторону. С большим трудом вырвался я из- под артобстрела, успев скрыться в кустах. Как потом оказалось, это одиноко стоящее дерево являлось ориентиром для немецких артиллеристов. Они хорошо видели, как я его срубил и лишил их нужного ориентира для ведения артиллерийского огня.В следующий раз, разыскивая дрова вблизи поселка, я наткнулся на засыпанную снегом убитую лошадь, точнее на то, что от неё осталось. Замершая шкура лошади, в то время для нас была драгоценной находкой. Я быстро нарезал несколько кусков и стал искать под снегом еще что-нибудь, в азарте не обращая внимания на возможную опасность, так как местность простреливалась немцами.Увлекшись поисками, я спустился в овраг, где увидел занесенные снегом землянки, из торчащих труб которых шел дымок. Постучав в ближайшую дверь, я и услышал детский голос, разрешающий мне войти. Открыв дверь, я сразу ощутил, как из нее на меня пахнуло теплом вместе с тяжелым затхлым воздухом.В землянке было полутемно, из небольшого окошечка падал тусклый дневной свет; но можно было различить пожилых людей: мужчину и женщину, а также мальчика лет десяти и девушку. Все они были закутаны в старую одежду, Вместо кровати стояли нары, на которых сидели и лежали обитатели землянки. Рядом с нарами я разглядел небольшой стол, а в углу печь буржуйку, да еще какой-то домашний скарб. Оказалось, что это семья из Ленинграда. Когда началась война, эти люди приехали к родственникам в Невскую Дубровку и вместе с другими жителями поселка сделали в этом овраге землянки, надеясь на то, что здесь безопаснее, чем в поселке. Их небольшие запасы продуктов быстро таяли, но они надеялись на скорый исход войны.Я был потрясен увиденным и решил без раздумья отдать им замершие куски лошадиной шкуры, которые можно было использовать в пишу.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!