Победа когнитивизма, обернувшаяся его поражением — отказом от собственных постулатов 2 страница

Когнитивисты поставили море остроумных экспериментов, что­бы предпочесть ту или иную из двух теорий. Вот, например, А. Трейсман и Дж. Геффен предъявляют испытуемым отдельно на каждое ухо разные сообщения (дихотическое предъявление). Задача испытуемого —

' «Сетчатка обладает высокой способностью к накоплению зрительной информа­ции... Информация, превышающая объем мгновенного запоминания (т. е. кратковремен­ной памяти — В. А.), представлена в форме быстро исчезающего зрительного образа объекта. Если испытуемым получено больше информации, чем он способен (?!) запом­нить, то он должен выбрать для запоминания её часть». — Сперлинг Дж. Информация, получаемая при коротких зрительных предъявлениях. // Инженерная психология за рубе­жом. М„ 1967,с. 55-57.

230

повторять вслух (вторить) сообщение, предъявляемое только на одно ухо. Текст такого сообщения называют релевантным, В инструкции специально подчёркивалось, что испытуемый не должен переключать своё внимание на сообщение, подаваемое на другое ухо. Текст второго сообщения называют иррелевантным, а соответствующую инструкцию — инструкцией затенения. В данном исследовании, однако, испытуемым указывалось еще и целевое слово, услышав которое в любом сообще­нии (в релевантном или в иррелевантном), испытуемый должен был стукнуть линейкой по столу. Далее авторы рассуждали так: если верна теория ранней селекции, то фильтр, т. е. воронка, пропускающая ин­формацию в узкое горлышко центрального процессора, стоит ещё до того, как анализируется содержание текста, а следовательно, целевые Слова в иррелевантном сообщении не должны восприниматься и, тем самым, влиять на повторение релевантного сообщения. Если же верна теория поздней селекции, то анализ содержания текста происходит до попадания информации в фильтр, а ограничения наступают только на стадии ответа. Следовательно, целевые слова в обоих источниках обнару­живались бы равно эффективно, но при предъявлении целевых слов в ирре­левантном сообщении возникали бы ошибки повторения текста релевант­ного сообщения. Результаты эксперимента: испытуемые обнаружили в релевантном сообщении 87% целевых слов, в иррелевантном — 8%. При этом нарушение повторения наблюдалось при правильном обнаруже­нии целевого слова в релевантном сообщении и соответствующем сту­ке линейкой в 11% случаев, а в иррелевантном сообщении — в 37% слу­чаев '. Конечно, полученные данные более соответствуют теории ранней селекции, но...

Д. Маккей в этой же экспериментальной парадигме просит испы­туемых повторять различные предложения релевантного сообщения, составленные так, чтобы в них содержались слова-омонимы, например:

«Он нашёл КЛЮЧ на поляне». Предъявляемое одновременно с этим предложением иррелевантное сообщение для первой группы испытуемых включало в себя слово «ВОДА», а для второй группы испытуемых — «ДВЕРЬ». Затем испытуемых просили опознавать предложения, кото­рые они повторяли. Оказалось, что испытуемые первой группы уверен­но опознавали предложение: «Он нашёл родник на поляне», а испытуе­мые второй группы столь же уверенно опознавали другое предложение:

«Он нашёл отмычку на поляне». При этом испытуемые обеих групп не Могли ничего воспроизвести из иррелевантного сообщения, ничего о

¹ Treisman A., Geffen G. Selective attention: perception or response? // Quart. J. of Exp. Psychol., 1966, 19, p. 1-17.

231

нём не помнили¹. Так, значит, отвергаемая на стадии ответа информа­ция как-то семантически перерабатывается? Но тогда верна теория по­здней селекции.

Стало понятно, что теории селекции предполагают специальные фильтры, пропускающие или задерживающие информацию. Фильтры каким-то образом настраиваются на селекцию тех или иных сигналов и учитываются в соответствующих моделях с помощью терминов «значи­мость сигнала», «инстанция контроля» и т. п. Но как эти фильтры мо­гут работать? Либо они «настроены» на входе на некоторые заранее заданные признаки стимулов — тогда воспринимающая система, чтобы эффективно работать, должна слишком многое знать заранее. Либо они формируются самим центральным процессором — но тогда, чтобы до­биться адекватной и гибкой настройки фильтров, центральный процес­сор должен учитывать информацию, подлежащую отфильтровыванию, и следовательно, фильтр не преграждает доступ информации в процес­сор и, тем самым, не решает тех задач, ради которых предположили его существование.

В конце концов, и теория ранней, и теория поздней селекции были отброшены, как только появились новые идеи структурных огра­ничений, Раз нет никаких оснований говорить об ограничении объемов информации при её приеме и переработке, решили некоторые когнитивисты, то значит, ограничения наложены не на объемы, а на «нейрональные ресурсы» по переработке информации в целом (экономическая модель). Именно поэтому, заявили сторонники экономической модели, эксперименты, посвященные решению конкретных задач, опровергают выдвигаемые ранее ограничения на объемы переработки информации. Дело в том, что из общего ограниченного бюджета на решение каждой конкретной задачи могут быть выделены разные ресурсы. Правда, оста­валось неясным, как этот бюджет распределять — ведь заранее не все­гда может быть известно, какая «ресурсная ёмкость» требуется для ре­шения задачи, особенно если задача — новая. Неудивительно, что, как выяснилось, эксперименты опровергают и гипотезу об ограничениях на ресурсы в целом. Из этого в рамках экономической модели немедленно сделали вывод: ладно, пусть бюджет в целом не ограничен, но все-таки есть ограничения по отдельным статьям этого бюджета. Однако после экс­периментальной проверки и такое предположение об ограничениях стало казаться не слишком похожим на правду.

¹ См. Дормашев Ю. Б., Романов В. Я. Психология внимания. М., 1995, с. 90. Там же приводится много других исследований, связанных с проверкой теории ранней и позд­ней селекции.

232

Тогда пришли к выводу — нет эмпирических оснований посту­лировать наличие каких-либо центральных ограничений. Мозг спосо­бен перерабатывать всю поступающую информацию, но сам же сужи­вает свои возможности из-за очевидных структурных ограничений эффекторных систем действия. Например, функциональные особен­ности речевого аппарата таковы, что речь может осуществляться толь­ко последовательно. Или, как справедливо заметил Д. Оллпорт, конеч­ности в одно время могут быть только в одном месте. В распоряжении человеческого организма только две руки и две ноги, а перерабатывает Он информацию, мол, лишь для того, чтобы ходить, поднимать и т. д. Аргументы в пользу такой точки зрения достаточно серьёзны. Извест­но, например, что ограничение моторики при сенсорном обучении мо­жет приводить к дефектам восприятия. Было выдвинуто предположе­ние, что в случае решения одновременно двух задач, требующих разных моторных выходов, усложнение одной из них не приводит к ухудшению решения другой. Соответствующие эксперименты подтвердили это лишь отчасти.

Самым сомнительным, однако, было утверждение, что мозг огра­ничивается только той информацией, которая может быть практически использована. Если понять это утверждение буквально (возможно, не­сколько утрируя взгляды когнитивистов), то речь идёт о следующем: будь у человека четыре руки, а не две, он бы перерабатывал больше зрительной информации, так как были бы дополнительные эффекторные органы, которым можно было бы эту информацию передавать. Обо­снованием этого утверждения является наличие, с одной стороны, экс­периментально устанавливаемых ограничений на переработку информации, а с другой — наличие у человека двух рук. Но ведь с равной степенью обоснованности можно было бы сказать строго на­оборот: у человека две руки именно потому, что у него такой объем зрительного восприятия. Сомнительность подобных утверждений напо­минает мне ту серьёзность, с которой некоторые советские теоретики объяс­няли отсутствие социальной организации у дельфинов отсутствием у них рук — здесь они глубокомысленно цитировали Ф. Энгельса, высказавше­гося о роли руки в процессе превращения обезьяны в человека.

Упорство в сохранении гипотезы о физиологической или, тем более, морфологической природе ограничений приводит к тому, что когнитивисты не обращают серьёзного внимания на эксперименты, проти­воречащие этой гипотезе, но выполненные в других экспериментальных парадигмах. Методологическая дефектность допущения о структур­ных ограничениях сказывается и в игнорировании противоречащих этим

 

233

допущениям эмпирических или логических аргументов. В работах когни­тивных психологов описываются случаи феноменальной памяти или феноменального счета, но совершенно неясно, как они соотносятся с идеей структурной ограниченности памяти. Как мы помним, 3. Фрейд предлагал рассматривать ограничения на память как следствие спе­циального процесса вытеснения. Когнитивисты упоминают эту мо­дель с почтением (хотя не видят в ней психологически правдоподоб­ных механизмов ¹) и продолжают говорить о заданных природой ограничениях, которые по объёму никак не соотносятся с полученной ими же эмпирикой. Позднее мы ещё встретимся с многочисленными экспериментами, результаты которых противоречат постулатам когни­тивной психологии, но которые, как ни странно, не привели к сомне­ниям в этих постулатах.

Для демонстрации поверхностности или наивности используемых когнитивистами объяснений приведу только одно опровержение — один, но зато, на мой взгляд, яркий пример ограничений, которые сознание накладывает само на себя и которые какими-либо природными ограни­чениями объяснить очень трудно. П. Жане ещё в 1889 г. в своей класси­ческой работе, хорошо известной практически всем когнитивистам, опи­сал опыты, после которых допущение о структурной ограниченности, мне кажется, должно выглядеть не столько неверным, сколько не очень серьезным.

Вот очень часто цитируемый рассказ Жане о методе, с помощью которого он лечил свою больную Мари:

«Я решил исследовать слепоту левого глаза, но в состоянии бодр­ствования Мари возражала, говоря, что она слепа от рождения. Во время сомнамбулического (под воздействием гипноза — В. А.) сна па­циентки нетрудно было убедиться в том, что она ошибается: посред­ством обычных процедур пациентка была превращена в пятилетнего ребенка, при этом у нее восстановилась чувствительность, свойствен­ная ей в этом возрасте, и было обнаружено, что она может прекрасно видеть обоими глазами. Следовательно, она потеряла зрение в шести­летнем возрасте. При каких обстоятельствах? По пробуждении Мари твердила, что не знает. Приведя пациентку в состояние сомнамбулиз­ма, я осуществил ряд последовательных перевоплощений, заставив её вновь пережить основные события этого периода её жизни, и заметил, что слепота поразила её в определенный момент в связи с одним незначи­тельным эпизодом. Однажды, несмотря на слезы протеста, её насильно

¹ Норман Д. Память и научение. М., 1978, с.41.

234

уложили спать вместе с ребенком её возраста, у которого левая сторона лица была сплошь покрыта сыпью. Некоторое время спустя лицо Мари также покрылось сыпью, по виду почти такой же и на том же самом месте. Эта сыпь несколько раз появлялась в течение ряда лет, а затем исчезала; при этом, однако, никто не обратил внимания на то, что именно с этого момента левая сторона её лица потеряла чувствительность,а левый глаз перестал видеть. Чувствительность с тех пор так и не вос­становилась; во всяком случае, не выходя за рамки моих наблюдений, можно сказать, что в какой бы возраст я затем ни переносил её путем внушения, чувствительность левой стороны лица не восстанавливалась, хотя во всех других частях тела эта чувствительность полностью соответствовала её возрасту в тот или иной период. Через некоторое время я предпринял ещё одну попытку излечить больную. Я вновь показал ей ребенка, который вызвал у нее ужас, и заставил её поверить, что он очень мил, что у него нет никакой сыпи. Я лишь наполовину убедил её в этом. Повторив эту сцену дважды, я достиг успеха: она обняла воображаемого ребенка без страха. Чувствительность левой стороны лица сразу же восстановилась, и когда я разбудил Мари, она могла видеть левым глазом. Со времени этих опытов прошло пять месяцев. У Мари не появлялось признаков истерии, она вполне здорова, и состояние ее всё улучшается. Я не придаю этому излечению большего значения, чем  оно того заслуживает, и не знаю, надолго ли его хватит. Я полагаю,  однако, что эта история заслуживает внимания» ¹.

Но когнитивисты, если и упоминают опыты, подобные описан­ному Жане, то не для коррекции исходных допущений, а в качестве легкой иронии мудрых и остроумных людей над собственными построе­ниями. Так же спокойно когнитивисты принимают не только эмпири­ческие, но и логические затруднения, которые неизбежно возникают при любом конкретном допущении о предопределенной природой ограниченности возможностей сознания по переработке информации. Рассмотрим, например, представление об ограниченности кратковременной памяти. Как известно, обычно человек способен с первого предъявления запомнить около 7 знаков. Но почему так немного? Впрочем, ответ когнитивистов ясен: это так, потому что, мол, так устроен мозг! Ответ замечателен хотя бы уже тем, что так можно сказать всегда. Логика такого ограничения понятна любому человеку, знакомому с устройством калькулятора: при проведении арифметических вычислений выгодно некоторые промежуточные результаты хранить в буферной памяти; вполне

————————————

¹Жане П. Психический автоматизм. М., 1913.

 

253

естественно, что буферная память может быть достаточно ограничен­ной и при этом успешно справляться с простыми вычислениями.

Однако эта модель сразу сталкивается с эмпирическими и логи­ческими затруднениями. Эмпирические обсуждались ранее, в методо­логическом вступлении, здесь рассмотрим подробнее только логичес­кие проблемы. Во-первых, что такое 7 знаков? В среднем человек запоминает примерно семь десятичных и девять двоичных цифр, а так­же пять односложных слов. Но, например, объем памяти в 5 однослож­ных слов может быть с таким же правом назван объемом памяти в 15 и более фонем, поскольку каждое слово образовано не менее, чем тремя фонемами. Достаточно научиться перекодировать двоичные цифры в восьмеричные — и запоминание 6 восьмеричных цифр даст возмож­ность воспроизвести 18 двоичных чисел. В итоге чрезвычайно трудно операционально сформулировать, в каких единицах, собственно, состоит структурное ограничение на объем кратковременной памяти. Это затруд­нение достаточно активно упоминалось когнитивистами, хотя они так и не нашли убедительного способа его преодоления ¹.

Во-вторых, даже если мы ясно определим, о каких знаках идет речь, мы не можем измерить объём запоминания этих знаков. Действи­тельно, испытуемый, воспроизводя предъявленные знаки, например вслух, должен помнить не только те знаки, которые ему были предъяв­лены, но и (хотя бы частично) те, которые он уже до этого воспроизвел. В противном случае он все время воспроизводил бы первый знак, каждый раз забывая, что до этого он его уже воспроизвел. Но это зна­чит, что объём воспроизведения всегда меньше объёма запоминания. Об этом затруднении вскользь упоминается в некоторых работах, но выход из этого тупика мне также неизвестен. Не столь он прост, как иногда кажется.

Наконец в-третьих, чтобы измерить в эксперименте у испытуе­мого объем памяти на знаки, предъявленные для запоминания, необхо­димо предположить, что испытуемый помнит в этот же краткий мо­мент времени не только эти знаки, но ещё многое другое: в частности, он должен помнить, что должен нечто воспроизводить, а не, скажем, плакать или объяснять экспериментатору, как надо удить рыбу; он дол­жен помнить, что это именно он должен нечто воспроизводить, а не кто-нибудь другой; он должен помнить, что ему следует воспроизво­дить предъявленные знаки, а не детали костюма экспериментатора; он

¹ Миллер Дж. Магическое число семь плюс или минус два. О некоторых пределах нашей способности перерабатывать информацию.//Инженерная психология. М 1964 с.217.

236

должен помнить язык, на котором он разговаривает с экспериментато­ром и т. д. до бесконечности… ¹

Без решения этих и многих других возникающих проблем ги­потеза об ограниченности измеряемых в эксперименте объемов крат­ковременной памяти логически весьма сомнительна, что, однако, на­прочь игнорируется ее приверженцами. Такое игнорирование, как отмечалось выше, служит признаком методологического дефекта ис­ходного допущения.

Впрочем, работа мозга описывается в химических, физических и физиологических терминах, а информационное содержание этой рабо­ты является лишь более-менее правдоподобной интерпретацией. Из огра­ничений, наложенных на сознание, опасно выводить ограничения, наложенные на мозг. К тому же, многочисленные и самые разноплановые исследования доказывают одно и то же: возможности мозга по переработ­ке информации явно превосходят возможности сознания. Следователь­но, причина ограничений, наложенных на сознание, скорее всего не Связана с мозгом. Для того чтобы решить проблему ограничений, необ­ходимо вначале решить проблему сознания. Неудивительно, что теоре­тические построения когнитивистов зачастую сами противоречат пред­ставлениям о структурной ограниченности.

Вот Дж. Миллер разъясняет различие между конструктивными и селективными процессами. Когда мы читаем текст, пишет Миллер и иллюстрирует сказанное примерами, мы строим некий образ в памяти. Интроспекция показывает нам, как последовательно с продолжением Текста в сознании добавляются всё новые и новые детали. Эти образы памяти не должны быть абсолютно чёткими — в тексте не содержится всех деталей. Какие-то детали мы добавляем, исходя из имеющейся у нас информации, непосредственно не связанной с данным текстом, кое-что забываем, кое-что выдумываем. Формирование образов в такой мо­дели — конструктивный процесс. Однако сам Миллер склоняется к дру­гому описанию того, что происходит при чтении текста.

Перед чтением текста читатель должен очистить своё сознание от всего постороннего. В таком состоянии можно представить себе любое положение дел. Информация, поступающая от предложения к предложе­нию, последовательно ограничивает множество возможных положений дел. Имеющееся на любом отрезке текста представление об этом множестве всех возможных положений дел называется семантической моделью. Семантическая модель задана изначально; далее, по мере знакомства с

¹См. Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии, с. 190.

237

текстом, она конкретизируется, отбрасывая неподходящие варианты — это селективный процесс. Смысл текста (его концепт, в терминологии Миллера) определяется комбинацией «образ/модель» ¹. Однако на воз­можности мозга по переработке информации наложены очень сильные ограничения. Он вроде бы не может даже помнить более 7 знаков одно­временно, даже один образ в памяти нелегко удержать. Как же он мо­жет справиться с бесконечным множеством всех возможных положе­ний дел?

Исследуя микроструктуру познавательных актов, когнитивные психологи изучали процессы, которые сами по себе испытуемыми не осознавались, но которые, тем не менее, по неявно выраженному мне­нию когнитивистов, определяли содержание сознания. Иначе говоря, они исследовали протосознательные процессы. Беда когнитивистов в том, что они не старались при этом ясно сформулировать, что такое сознание. Почти в бихевиористском стиле они предлагают: мол, давай­те исследовать, а там посмотрим. Конечно, в отличие от бихевиористов, они не отказываются от проблемы сознания, но видят препятствия на пути её экспериментального разрешения и признают, что «психоло­гия сознания ещё не вышла из детского возраста»².

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!