Адольф Гитлер опьянённый плодами победы под Харьковом, двинул на Сталинград армию Паулюса.



 

***

Недалеко от воды, на левом берегу Волги стоял Хрущёв. Тупо глядя в воду, он вспоминал недавний разговор со Сталиным:

– У нас нет резервов, которые вы просите. Нет, и не будет. Что касается показательных расстрелов дезертиров, то они хороши при избытке войск, а когда каждый солдат на учёте один дурак может их расстреливать, да ещё пачками! В нынешней ситуации их место в штрафных батальонах – вот единственно верное решение вопроса… – Сталин сделал паузу. – Тимошенко и вы вновь настаиваете на наступлении. Хорошо, но с вас будет особый спрос.

От этого разговора Хрущёва бил озноб.

– Ох, аукнуться мне эти расстрелянные пацаны, – думал Никита Сергеевич, – все жить хотят и те тоже умоляли о пощаде.

Но чего он опасался, не произошло. Наступление не захлебнулось, хотя особенно и не развилось. Опасность подстерегала Никиту с другой стороны.

От Леонида долго не было известий. Вначале он служил в сто тридцать четвёртом бомбардировочном полку. Сделал тридцать три боевых вылета, а в первые дни войны ему даже довелось бомбить Берлин. Скоро за боевые заслуги он был награждён орденом Боевого Красного Знамени с присвоением очередного звания. Но, двадцать шестого июля возвращаясь с боевого задания их бомбардировщик, был обстрелян и Леонид получил сильное ранение. Он едва не потерял ногу. Не будь Леонид сыном члена Военного Совета Киевского Особого военного округа, ногу ему никто не стал бы лепить из кусочков мышц, жил да костей. Лечился Леонид долго, а после лечения, получив передышку, стал проситься в истребительный полк. Младшему Хрущёву пошли навстречу, переучили на современный истребитель Як 7.

В апреле 1942 года, заштопанный, подлеченный, одетый с иголочки, в новых хромочах и хрустящей портупеи он был отправлен на фронт в чине старшего лейтенанта.

  – Война продолжала свой бег.

На каком бы фронте Никита не служил, он всегда славился своим хлебосольством. Напитки и продукты были всегда первоклассными, не американская тушёнка, да яичный порошок. Тут были и коньяки, и копчёные гуси, и фрукты. Бывало что-то и лучше. Никита всегда любил покушать и друзей угостить.

Но вот однажды прилетел из Куйбышева, где формировалась воздушная часть Леонида, генерал-майор. От угощения отказался и попросил аудиенции.

– Прибыл я гонцом с дурной вестью, – начал генерал, – ваш сын Леонид…

– Что, что с Лёнькой? Погиб? – побагровев, Никита, рванул ворот гимнастёрки.

– Нет, нет! – поспешил заверить гость, – пока жив. Прилетел он с фронта на несколько дней повидаться с родными. Всё законно.

Генерал вздохнул, провёл рукой по седеющим волосам и продолжил:

– Оно, конечно, молодо-зелено, девочки, ресторан, а как удаль показать? Майор Михальчук поставил на голову бутылку, а Леонид её с пятнадцати метров... якобы первой пулей... ну и всё такое…

– Что дальше, – взмолился Никита.

– А дальше выстрел, и прямо в лоб майору. Чуть выше переносицы. Наутро забрали Леонида мои ребята, мол, на нашу гауптвахту. И первым же попутным самолётом на фронт в его часть.

Рассказав всё как было, генерал улетел, а Никита Сергеевич всю ночь напролёт думал:

– С одной стороны, если спор был честный, джентльменский и этот майор знал на какой риск идёт… Мда… С другой, убит старший по званию. Оба были под градусом. Так, что не исключено вмешательство прокурора. Эх, Лёнька, Лёнька. У других дети как дети, а ты вечно вляпаешься в кучу говна.

- На сей раз, тоже пронесло. Время шло, но никаких симптомов бури.

Неделю спустя после завершения окружения трёхсоттысячной группировки Паулюса, Хрущёв решил устроить «пир победителей». Вдруг Никиту Сергеевича совсем неожиданно, вызвали к Ерёменко.

– Лёнька!» – было первой его мыслью.

– Вот, что, – сказал командующий, – мы оба солдаты, и мы на войне. Короче твой сын Леонид, возвращаясь с боевого задания, был сбит зенитным огнём. До линии фронта не дотянул, упал.

– Жив? – еле слышно спросил Никита.

– Вполне возможно, – был ответ.

За окном падал снег, Никита прислонился лбом к стеклу, чтобы остудить мысли.

– А Лёньку моего рано хоронить! Симонов про бабу, свою боль нарифмовал, а мы, что отцы не в счёт? Ещё как в счёт.

И повернувшись к Ерёменко, выпалил:

– Рано панихиду по моему сыну служить. Боевой он парень. Не раз судьбу обманывал. Авось обманет и вдругорядь. Прошу всех к столу!

– А он не такой слабак, – думал Ерёменко, поддерживая первый тост Никиты во славу Верховного. – Вот только слишком уж без лести предан Хозяину, за солдата, окопного бедолагу, произносить первый тост следует.

После банкета Хрущёв как в былые времена, вновь отправился к своему благодетелю и защитнику Иосифу Виссарионовичу, за помощью. На этот раз дело обстояло сложнее, Никита Сергеевич просил обменять своего сына на кого-либо из военнопленных, взятых под Сталинградом. На его удивление, Сталин легко дал своё согласие, и Леонида обменяли. Но радоваться пока было рано.

Как выяснил НКВД, пока Леонид сидел в фильтрационном лагере для бывших военнопленных, в его биографии появились существенные чёрные пятна. По некоторым источникам, вёл он в плену себя нехорошо. Мало того были найдены некоторые документы, подтверждающие его предательство, и считать их фальшивкой, было невозможно, в некоторых местах в них упоминались семейные тайны, которых ни гестапо, ни НКВД знать не могли.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 299; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!