По свидетельству Маленкова, сразу после окончания конференции было арестовано девятнадцать её участников.



Поздним декабрьским вечером 1937 года, первый секретарь МК и МГК ВКП (б) Никита Хрущёв заканчивал свой тяжёлый трудовой день в кабинете, на Старой площади. Просмотр очередного расстрельного списка не занял много времени. Бегло пробежав по нему взглядом (это был в тот день пятый список), он мысленно отметил несколько знакомых фамилий, и привычно, как сказал бы Каганович, «подмахнул» пропуск на казнь ещё ста двадцати четырём обречённым.

  Прозвучал телефонный звонок, Хрущёв снял трубку «кремлёвки». Это был Вышинский. Первый секретарь МГК поздоровался. Вышинский свой разговор начал издалека. Вначале поговорил о двурушниках, а после перешёл к Бухарину. Никита выругался про себя:

– Шляхтич окаянный! Когда с 1903 по 1920 годы ходил в меньшевиках, оппортунистами и двурушниками нас большевиков клеймил.

Но вслух сказал:

– Змий подколодный этот Бухарчик. Самое лучшее прокурорское обвинение – раскрытие эволюции предательства. Последние слова однажды были услышаны от Сталина и он произнёс их с особым удовольствием.

– А наш «лапотный» теоретик уже слегка поднаторел в большевистском идеологическом краснобайстве, – отметил про себя Вышинский. – Ишь ты, за вождём поспешает. Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй.

Но вслух тоже сказал: 

– Надеюсь, те списки, что я отправил вам, подписаны?

– Конечно, конечно, – Андрей Януарьевич, – и закончив разговор, принялся за бутерброды с чаем. А Вышинский думал, глядя на телефон:

– Чемпион наш Никита в расстрельных списках. Всех обошёл – и Молотова, и Сталина, и даже Берию. Ре-е-звый…

Очередной виток «великих дел» продолжал своё неуклонное движение к жуткому финалу истории. Учёные пока не установили причину страшного явления, но оно чётко прорисовывалось сквозь годы и века. Суть этого исторического факта (возможно по сей день) заключалась в том, что террор начавшейся в какой-либо стране, и достигший определённого уровня, мгновенно перебрасывался в другую, третью страну и так далее, пока не становился глобальным мировым катаклизмом.

Примером тому могли служить казни Ивана Грозного. Но не следует забывать, что, в Западной Европе тех буйных лет, тоже обильно лилась человеческая кровь. Набожность и зверства шли рука об руку. В Испании полыхали костры святой инквизиции. Во Франции, при Генрихе Наварском притеснения гугенотов окончились «Ночью длинных ножей». В Италии шла борьба Римского папы с еретиками.

Реформы абсолютиста Петра I: Политический сыск, Северная война, притеснения староверов, Прутский поход. Эксплуатация рабочих на строительстве Северной столицы, заводов, кораблей, граничило с подобными реформами крупнейшего идеолога абсолютизма Генриха VII из рода Тюдоров. Генрих повесил семьдесят тысячи бродяг, истребил тысячи аристократов, в том числе и парочку своих жён. Ради мануфактур, согнал с земли крестьян, отменил католическую религию и заменил её своей собственной. Натворил ещё множество бед, которые закончились казнью Карла I. С не меньшим энтузиазмом вводил свои «реформы» и Карл XII в Швеции.

Точно так же случилось и в первой половине XX века. Гитлеровская Германия и Италия во главе с Муссолини, пытались догнать Испанское мракобесие Франко и Кабальеро. И конечно они в своём стремлении перегнали Страну Советов по количеству пистолетных выстрелов в затылок. Зато прибалтийские перевороты Ульманиса, Пятса и Лайдонера, не собрали такое же количество жизней как в СССР или Германии, впрочем, это произошло исключительно за малой численностью населения в тех странах. Всем известно, что концентрационные лагеря в тех прибалтийских краях строились с тридцатых годов. А, что творил Салазар в Португалии, или Антуанеску в Румынии?

Но если мы внимательнее присмотримся к этому ненормальному для человечества явлению (это личное мнение автора окончательный вывод за учёными: историками и аналитиками), то увидим, что одна эта трансформация тянет за собой другую, не менее противную для человеческого понимания явление. Название, которой ВОЙНА.

Сталин готовил страну к войне. Временами после открытых заседаний Политбюро, он задерживал тех или иных генеральных конструкторов и консультировался у них по поводу военной техники. Когда тема становилась исчерпанной, «вождь народов» задавал им отвлечённые вопросы в плане столичной и государственной жизни страны.

Особое пристрастие Иосиф Виссарионович питал к авиастроению. Антонов, Поликарпов и Туполев бывали его приятными собеседниками. Однажды он задержал авиаконструктора Яковлева и после деловой беседы, задал ему обыденный вопрос:

– О чём говорят в Москве? В метро, в очередях, в парикмахерских. Яковлев знал, что заводить разговор о политике чревато и сказал:

– Разное, вот пилят вековые липы по Большому Садовому Кольцу. Так говорят, вы распорядились.

– Что за чушь, – удивился Сталин, – не пойму, где здесь логика? 

– А кто его знает, – продолжал разговор Александр Сергеевич, – одни говорят, что во время войны их кроны будут скапливать газы, другие говорят, что развороту танков станут мешать.

– Да, – вдруг вспомнил вождь, – я однажды проезжая по Первому Мещанскому переулку и обратил внимание на плохое озеленение, мол места много, а посадки бестолковые. Но приказа я никакого не отдавал!

Приказа Сталин действительно не отдавал, но это слышали Хрущёв и Булганин. Один был секретарём Московского Городского Комитета партии, другой председателем Моссовета. Они и принялись за «озеленение» столицы. Очистив Первый Мещанский, так сказать в угоду Хозяину, услужливые «помощники» взялись за очистку Большого Садового Кольца.

– Заставь дураков Богу молиться, – сказал Сталин, – они и лбы расшибут.

Пришлось генеральному секретарю, на первом же заседании Политбюро, вновь отчитать Никиту.

– У вас достойная перспектива, – начал с похвалы товарищ Сталин, – но в то же время, самая вероятная и реальная опасность – превратиться в деклассированного чинушу. Почему люди по две недели не могут пробиться к вам на приём? Почему на письма, обращённые лично к вам, отвечают безответственные делопроизводители? Таких «почему» в ваш адрес, у нас накопилось уже немало. Говорю я вам это по-отечески. Знаю, поймёте.

– Я пойму, обязательно пойму, уже понял. – Дрожащим голосом лепетал своё оправдание Никита. Он даже всхлипнул и шмыгнул носом. – Больше этого никогда не будет.

Сталин не поверил Хрущёву, он просто увидел, что Никита испугался, испугался сильно, на многие годы вперёд. В его пульсирующе-расширяющихся зрачках мерцал тот самый мутно-холодный огонёк стылого ужаса, от которого не то, что тело, саму душу бьёт ледяной озноб и наступает паралич воли и духа. От этого страха человек превращается в гипнотическое существо послушное чужой воле и выполняет любой приказ, даже если он грозит ещё более страшный карой. И «вождь народов» как тонкий аналитик-психиатр знал, что на время испуга преданность ЕМУ – ХОЗЯИНУ будет гарантирована, следовательно, Хрущёву можно доверять многие дела.

В 1938 году, в определённых кругах стали поговаривать, что Станислав Викентьевич Косиор – первый секретарь ЦК Украины едет в Москву, на должность первого зама председателя Совнаркома СССР Молотова, а его место, достойно займёт Н.С. Хрущёв.

Слух оправдался.

Никита Сергеевич уразумел, что за московское головотяпство он был вправе ожидать обратный эффект. Тем не менее, чинуша из рабочей среды, получил должность первого секретаря Украинского ЦК КП (б).

 

***

На новом месте Никите работалось в охотку, радостно, можно даже сказать жертвенно. Людей не жалел, да и себя не щадил. Спал по четыре – пять часов в сутки, про отдых забыл, с женой и детьми виделся урывками. «Усердие не по разуму», – ворчали за спиной лживые доброхоты и недруги, и даже нейтрально настроенные чиновники самых разных рангов. Сравнивали мягкость, обходительного Косиора с нахрапистостью и грубостью его приемника.

Теперь жизнь пастушка из Калиновки усложнилась, ему, как первому лицу в республике частенько приходилось принимать участие в допросах. В Москве он ставил свою подпись под расстрельными списками, не задумываясь и не задавая себе лишних вопросов. Там он знал, что под его закорючкой должно стоять ещё два-три росчерка пера. Здесь в Киеве он был вершителем судеб, здесь его подпись и слово были окончательными, а поле деятельности было большое.

Совсем недавно пережитые потрясения в виде немецкой оккупации, петлюровщины, махновщины и кулацких бунтов, оставили свой неизгладимый след и препятствовали построению нового общества. Их устранение требовало долгого и кропотливого труда карательных органов. Но отчётность шла по раскрытию дел, а не по причастности тех или иных групп и лиц к нарушению законности. И дела фабриковались, впрочем, так происходило везде: России, Казахстане, Туркестане, Сибири и Дальнем Востоке, но особенный размах они приняли на Украине.

Известный американский политолог и историк Уильям Таубмен утверждал, что при Хрущёве репрессии приняли особый размах: были арестованы все члены украинского Политбюро, Оргбюро и секретариата ЦК компартии Украины. Сняты с занимаемых должностей все партийные руководители райкомов. Их заместители тоже были удалены от руководства местного значения. Аналогичная чистка произошла и в РККА

Из восьмидесяти шести членов ЦК через год уцелело трое. В 1938 году, то есть первый год пребывания Хрущёва на этом посту в республике, по политическим мотивам было арестовано сто шесть тысяч сто шестнадцать человек. С 1938 года по 1940 год там было арестовано сто шестьдесят пять тысяч пятьсот шестьдесят пять человек. Однако не все аресты были санкционированы в Москве. В 1938 году Хрущёв даже послал жалобу Сталину:

«Украина ежемесячно посылает 17 – 18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2 – 3 тысяч. Прошу принять строгие меры».

На самом деле Москва не утверждала такое количество «врагов» потому, что ей от Украины требовалось не выявление вредителей, а поднятие экономики.

- Но наш пострел, везде поспел,

Не зная устали, колесил Никита по украинским степям, заглядывал в шахты, заводы, домны, мартены. Что же полезного в народное хозяйство мог внести деревенский недоучка? По сути, его изъяны с образованием входили в конфликт с требованиями жизни и единственное, что он совершал, это с упорством твердокаменной стены повторять слова: «Давай,.. давай!…».

Нет, так категорично смотреть на его деятельность нельзя, он мог предложить: как организовать рабочее место, как наладить соцсоревнование. Кроме того, следует отдать должное, Никита, словно губка впитывал все новые начинания, и даже был кое-где их проводником, но все они не выходили за пределы компетенции прораба, в крайнем случае, главного инженера. Люди, его злободневное «давай, давай» как-то, выдерживали. Кто не выдерживал, о тех просто не задумывались, умер и умер, а вот дореволюционное оборудование ломалось. И тут: при каждом сбое, каждом аврале, каждой поломке искали «врагов народа» и, находили.

Но Сталин, отправляя Хрущёва на Украину, напутствовал:

– Промышленность там более-менее налажена, а вот сельское хозяйство, село, надо поднимать. Украина должна стать всесоюзной житницей. Вот задача!

И Никита старался вовсю мочь. Естественно, здесь у него дела шли немного лучше. Он умел реалистично оценить положение вещей в различных областях сельского хозяйства. Остро подмечая самые разнообразные изъяны и недостатки в сложившейся работе, а так же ловко разоблачая хитроумные поступки для корыстных личных целей. И мужикам уже не помогало их известное деревенское лукавство.

Постоянные командировки, летучки, планёрки, выезды на места, съезды, пленумы, и рутинная работа наполняли жизнь Хрущёва под завязку, они не давали ему возможности даже изредка контролировать семейные дела. А старший сын Леонид, рос трудным ребёнком. Ещё в Москве, ласковая и добрая, предельно ровная со всеми детьми Нина Петровна заметила, что из графина стоящего в буфете стала пропадать водка. И вот теперь стали исчезать бутылки, и даже деньги. Мачеха не зная, что делать пожаловалась отцу. Разговор, состоявшейся между сыном и отцом ничего не решил. А дело зашло далеко. Вначале простодушному Лёньке казалось, что со шпаной Подола он познакомился случайно, но это было не так.

  Новые приятели нравились ему своей раскованностью, бесшабашностью и лихим блатным налётом. Банда со строжайшей дисциплиной и иерархией от шестёрок до воров в законе[84] постепенно втянула молодого Хрущёва в свои сети. Их главарь Шампур с первого же дня знал кто отец Леонида. Думал, прикидывал и, наконец, решил, что более надёжного шита для банды не найти! И вот по самому центру Киева прокатилась волна дерзких ограблений – Правление промкооперации, универмаг, ювелирторг.

Иван Александрович Серов, с кем Никита в двадцатых годах учился на рабфаке и которого сам назначил на высокую должность в республиканский НКВД, предупредил Никиту Сергеевича, что по его данным у Леонида скверные друзья. Никита в тот же вечер имел второй долгий разговор с Леонидом, но тот твердил:

– Ребята хорошие, если желаешь, придут к нам, сам увидишь.

На том и решили, что отпетые бандиты войдут в дом первого секретаря Украины. Командировки по колхозам и совхозам, в Москву с очередными докладами не позволили отцу довести дело до конца.

Гром грянул нежданно-негаданно. Едва Хрущёв закончил выступление на пленуме Днепропетровского обкома партии, как его вызвали за кулисы сцены, где сообщили, что его сын Леонид Никитич арестован за участие в групповом ограблении с убийством:

– Семь бандитов и ваш сын сидят в КПЗ города Киева.

– Вы сообщили в Москву? – спросил Хрущёв.

– О происшествиях подобного рода, мы должны сообщать в Москву незамедлительно – был ответ.

Никита Сергеевич бросился звонить вождю.

– Он добрый, он поймёт, у него самого два сына – думал Никита.

Но Поскрёбышев – секретарь Сталина отвечал:

– Товарищ Сталин принимает военное руководство.

– Товарищ Сталин на приёме немецкой делегации.

– Товарищ Сталин выступает перед стахановцами.

И этому не было конца. Никита решил ехать в Москву и просить милости лично. Но пока звонил, время ушло, поезд вот-вот отойдёт, а завтра может быть поздно.

- На сорок минут начальник Киевской железной дороги задержал отправление скорого поезда.

Самое обидное было то, что хлопоты оказались пустые. Во время встречи Хрущёв не получил положительного ответа, но когда он вернулся в Киев, ему лично позвонил Сталин и сказал:

– Политбюро простило твоего Леонида... – а от себя добавил. – Было бы хорошо, если твой сын Микита, послужит родине и принесёт ей пользу.

Отец шалопая, был несказанно рад. На следующий день, Хрущёв, после заседания УЦИК, встретившись с Григорием Ивановичем Петровским[85], поделился своей радостью:

– Сын идёт служить в РККА!

Григорий Иванович грустно посмотрел на счастливого Никиту (он был в курсе дела) и подумал:

– Да лучше в армию, чем в тюрьму. А вот мой сын, тоже Леонид, тёзка Хрущёвскому, наоборот, из армии угодил в тюрьму. В застенки НКВД. Да и зять Юрий Коцубинский – председатель Госплана Украины был арестован и расстрелян.

Эта встреча произошла накануне шестидесятилетия человека, именем которого в 1926 году был назван город Екатеринослав – Днепропетровск! Никита терялся в догадках, как отметить юбилей самого именитого партийца Украины, находящегося в столь плачевном состоянии. Позвонил Сталину.

– Шестьдесят лет? Устройте в его честь обед у себя, – посоветовал вождь, – но никого больше не приглашайте.

Он так и сделал, в точности исполнил рекомендацию Хозяина. Хрущёв уже знал, что большая политика, это большая ложь и большая грязь, кому хочется в ней копаться? С другой стороны, работа, есть работа исполнять волю хозяина надо.

Но как не старался Никита развеселить и утешить юбиляра, обед был печальный. Никиту это не огорчило. Его-то буря миновала, Леонид учился, в лётном военном училище и ждала его, по всем предначертаниям высокопоставленного папаши, блестящая карьера военного лётчика. Ведь младший сын Сталина тоже был лётчик-истребитель (Никита и здесь имел дальний прицел).

Через три года Леонид окончил училище, получил звание лейтенанта и направление в сто тридцать четвёртый скоростной бомбардировочный полк.

- А потом была война.

***

Красная армия была застигнута врасплох на всём протяжении границы. Инициативой полностью овладели немцы и, несмотря на яростное сопротивление отдельных гарнизонов, и частей, война развивалась по правилам блицкрига. Двадцать четвёртого июня был захвачен Каунас, двадцать восьмого июня – Минск, тридцатого июня – Даугавпилс и Львов, второго июля – Псков. Девятнадцатого сентября был окружён Киев.

Потери были огромные: под Смоленском Красная армия потеряла триста десять тысяч солдат, под Минском немцы взяли в плен триста двадцать девять тысяч красноармейцев, а под Киевом, где служил генерал-лейтенант Хрущёв, было пленено шестьсот шестьдесят пять тысяч бойцов. К этому разгрому, отчасти приложил свою руку и Сталин, но, непосредственное командование вели Хрущёв и Ерёменко. Верховный не стал казнить виновных, а Никиту, всякий раз, при встрече с вождём охватывал мистический ужас. Он просто цепенел от каждого слова Сталина. Его слова звучали пророчеством и были наполнены высшим смыслом.

- Но беда пронеслась мимо.

Победа под Москвой придала внутренний оптимизм главкому. Увидев перемену сталинского настроения, Хрущёв уже в начале 1942 года, желая загладить свою вину, трижды в Ставке выносил предложение о наступлении на Харьков, Василевский и Тимошенко с превеликим трудом трижды отклоняли эту показную браваду. В конце концов, главком не выдержал и дал своё согласие.

При примерном равенстве сил советское наступление ударило в лоб немцам. Фельдмаршал фон Бок стратегически переиграл Тимошенко и Хрущёва, так в итоге операции «Фредерикус-I» несколько армий оказалось в Барвенковском котле. Потери были не просто ощутимы, они были огромны.[86]

В результате данных неудач обстановка и соотношение сил на юге резко изменилась в пользу противника. Изменилась именно там, где немцы планировали своё летнее наступление. В дальнейших действиях, им это и обеспечило успех прорыва к Сталинграду и на Кавказ. В честь армейской группы «Клейст» и Шестой армии по всей Германии победно звонили колокола. А в Ставке нескончаемо долго шла траурная грызня и похоронный поиск крайнего.

Сталин был осведомлён обо всех промахах своих генералов. Тут и плохая связь, и устаревшая техника, и разобщённость в действиях, а главное самоуверенность. И эта самоуверенность просто бесила вождя.

– Засранцы, – с особой желчью говорил верховный, – пошли по шерсть, а вернулись стриженными. Сколько людей загубили! Сколько людей! И ведь только подумать, какой-то шпак[87] Хрущёв, пусть член Политбюро, но как он может решать судьбы фронтов!

– Член Политбюро, – с издёвкой повторил Василевский, – да за один провал под Харьковом его расстрелять следует!

Не могу, с горечью сказал Сталин, – во всём Политбюро из рабочих он да Андреев.

– А Ворошилов? – не смог удержаться Василевский.

– Клим – вчерашний день, тоже под Ленинградом дров наломал, Иосиф недобро, – ухмыльнулся, и Тимошенко тоже. Всех этих Буденных отныне определять инспекторами, наблюдателями – на любую должность, кроме командной. А Хруща, мы поручим Мехлису. Говорят в начале тридцатых они, что-то делили, не поделили. Чтоб он этого Анику-воина[88], который всех нас окунул в Барвенский чан с дерьмом впредь к оперативному руководству, тем более к стратегическому, не подпускал на пушечный выстрел.

В тайне Никита был этому рад. «Чего ради, я полез в стратегию, ведь я не военный, моя главная область душа, боевой дух, милое сердцу и подвластное разумению «политико-моральное состояние, – думал Никита. – моя обязанность так настроить войска, чтоб каждый боец в атаку рвался и кричал при этом: «Ура-а-а! За Родину! За Сталина!»


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 215; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!