Так на Тихом океане началась война.
***
Облеченный неограниченной властью, Иосиф Сталин решил начать переговоры с Гитлером! По данным писателя П.А. Павленко, полученным от маршала Жукова, Сталин поручил Берии пытаться через посольство Болгарии в Берлине начать мирные переговоры с немцами. Об этом же рассказывал маршал Москаленко.
Скорее всего, он желал сбить темп молниеносного движения немцев, дать войскам хоть какую-то передышку. Пример Бреста оправдал эту акцию перед страной. Но Гитлер не захотел. Он верил, что Сталина, если не завтра, то вот-вот на днях свергнет его же народ, как только вождь потерпит на фронте тяжёлое поражение:
– Надо хорошо ударить сапогом в дверь, и вся прогнившая структура развалится.
Но народ не задал вопрос: Почему его вождь прозевал войну? Почему не готова к обороне победоносная армия?
Как и во все времена, забыв всё дурное, народ поднялся защищать отечество. Солдаты сражались и гибли с криком «За Родину!», «За Сталина![73]».
Генерал Гальдр на эту тему писал: «Колосс-Россия, который сознательно готовился к войне, был нами недооценен… К началу войны, мы имели против себя двести дивизий, После кровавых потерь Красной Армии мы их насчитываем уже триста шестьдесят. И даже если мы разобьём ещё несколько дюжин дивизий, русские сформируют новые дюжины».
На самом деле после сражения под Москвой стратегические резервы Красной Армии были полностью исчерпаны. В короткий срок Сталин сумел сгруппировать новые полки, дивизии, корпуса и армии и бросить их в новое наступление в сторону Ржева на группу армий Центр.
|
|
|
В январе 1941 года войска двадцать девятой и тридцать девятой армий прорвались глубоко в тыл противника и были окружены. Вдогонку им Жуков послал тридцать третью армию и первый гвардейский кавалерийский корпус. Этот план не соответствовал обстановке. В результате погибло три армии и два корпуса, но наступление в сторону Ржева стало развиваться. Данная операция начала выходить за рамки второстепенной и отвлекающей. К концу лета 1942 года на Калининском[74] направлении было: двадцать три общевойсковых, три ударных, одна танковая, четыре воздушных и две резервных армии.
А в это время под Сталинградом случилась страшная трагедия. Весной 1942 года Юго-западный фронт Красной армии рухнул. Виновники катастрофы – Тимошенко Хрущёв и Баграмян своим враньём ввели Сталина в заблуждение и он распылив основные силы не смог закрыть образовавшуюся брешь под Харьковом. В прорыв устремились германские войска. В тылах Красной Армии поднялись восстания Кубани, Дона, Северного Кавказа, Калмыцких степей. Советские полки рассыпались. Тем временем поток германских войск разделился надвое. Одно направление удара было на Грозный и Баку, другое на Сталинград.
|
|
|
Критическая обстановка под Сталинградом сложилась летом 1942 года. Под Сталинград был направлен Василевский. В его расположении было: десять общевойсковых, одна танковая и три воздушных армий[75].
Тем временем под Ржевом в течении двадцати трёх суток, беспрерывных боёв было потеряно двести пятнадцать тысяч человек (убитых и раненых). Наступление шло черепашьими темпами, по четыреста метров в сутки. Жуков просил в Ставке новые и новые подкрепления. Как не странно они выделялись, пока Сталину не доложили, что под Сталинградом окружена шестая армия генерала Паулюса. Русское командование опешило. Все думали что под Сталинградом окружено всего две – три дивизии. И вдруг, такое, потрясающее известие: Под Сталинградом попало в окружение двадцать две дивизии и сто шестьдесят отдельных частей. Вермахта (330 тысяч человек).
Жуков был срочно отозван в Ставку и направлен под Сталинград. Судьба германских войск на Кавказе сразу стала представляться не менее трагичной. Её Жуков не увидел. Будь он стратегом, он должен был просто кричать Сталину:
– Давай прекратим бесполезное наступление на Калининском фронте.
|
|
|
Увы, завершив Сталинградское окружение (начатое Василевским, Рокоссовским и Ерёменко) Георгий Константинович вернулся на бесполезный фронт, Продолжать наступление на Сычёвку. Он считал это главным ударом, а Сталин верил ему и активно помогал. Результаты такого шапкозакидательства и очковтирательства были страшные.
Если в первый год войны потери СССР в живой силе составили более пяти миллионов человек, то и второй год войны унёс не меньше. Начиная с этого момента, до верховного стал доходить полководческий «гений» Георгия Победоносца. Сталин пять раз обжёгся на попытках использования Жукова в качестве координатора действий нескольких фронтов. После пятого раза главком был вынужден координировать действия фронтов лично из Кремля.
Жукова он назначил с понижением, командовать одним фронтом – Первым Белорусским. Результаты не замедлили сказаться: Курская битва (в которой Жуков не участвовал), Освобождение Кавказа, Освобождение Киева, Освобождение Крыма, операции «Суворов», «Багратион», наступление на Белорусском фронте, Прорыв на Украинском фронте, Восточно-Прусская и Восточно-Померанские операции.
А Жуков на своём посту навеки опозорил своё имя тупым, бездарным и преступным поведением. Штурм Берлина показал, что за четыре года войны Жуков так ничему и не научился. Но чужие успехи усиленно искали в нём талант полководца. Имея возможность взять зимой 1945 года Берлин, Георгий Константинович стал стратегически «мудрствовать». Этим сумел воспользоваться Гитлер. Он основательно укрепил свои восточные рубежи.
|
|
|
– Самые страшные потери в наступлении Советский Союз понёс в ходе Берлинской операции.
***
В Сталинградской битве погибло сто пятьдесят пять тысяч человек. В битве под Москвой потери насчитывались несравненно больших размеров – девятьсот двадцать шесть тысяч солдат и офицеров, если считать вместе с попавшими в плен к фашистам. Но в том оборонительном, а затем наступательном сражении с обеих сторон участвовало до семи миллионов человек, а сама битва разворачивалось на пространствах, почти равных территории Франции, и длилось шесть месяцев и двадцать дней.
А в Берлинской операции за двадцать три дня, с шестнадцатого апреля по восьмое мая, полегло более трёхсот шестидесяти тысяч солдат и офицеров. Это если считать только советские войска, а ведь на Берлин наступала еще и польская армия.
Есть такой показатель – среднесуточные потери. Под Москвой – без малого одиннадцать тысяч человек, под Сталинградом – тоже почти шесть с половиной тысяч, на Курской дуге – на полтысячи более чем под Москвой, Белоруссия от Курска мало чем отличалась. Зато Берлинская операция превосходила все жестокие битвы своей масштабностью – шестнадцать тысяч человек в день.
В прежние, советские времена редко кто из нас задавался вопросом: а зачем Берлин надо было брать штурмом, отдавать за него почти четыреста тысяч жизней? Город зажат со всех сторон союзными войсками, перевес в силах многократный. Ну, окружили бы, бомбили бы изо дня в день, куда деваться немцам, сдались бы, никуда не делись. Зачем штурмовать?
В шестидесятые годы в народе говорили: спешка нужна была, чтобы опередить американцев! Но ведь это ничего не давало и не дало. Судьба Германии была решена еще на Ялтинской конференции, там все поделили – кому и где следовало быть. Более того, сейчас известно, что американцы легко могли опередить нас и первыми подойти к Берлину. Но, прикинув возможные потери, отказались от штурма гитлеровской столицы – они солдат берегли. А у нас... Киев – к Седьмому ноября! Берлин – к Первому мая! Вся жизнь советских граждан приурочивалась к какому-то событию, даже сам народ гордился этим.
Общее окружение Берлина не предусматривалось. По первоначальному плану Ставки Верховного Главнокомандования его должны были взять лобовым ударом войска Первого Белорусского фронта. Поэтому Сталин снял с командования фронтом маршала Константина Рокоссовского и назначил маршала Георгия Жукова. Впоследствии Рокоссовский рассказывал, что в телефонном разговоре спросил Сталина:
– За что такая немилость?
И в ответ услышал:
– Это не обида – тут вопрос политический.
Видимо, Сталин посчитал: нельзя, чтобы человек с польской фамилией брал Берлин! Рокоссовского отправили на Второй Белорусский фронт освобождать от фашистов север Германии. С юга на Берлин наступал Первый Украинский фронт под командованием маршала Ивана Конева. И только в случае «…задержки наступления Первого Белорусского фронта Первому Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин», – так предписывал план Ставки. Но по ходу сражения, войска Жукова застряли на Зееловских высотах, а войска Конева прорвали фронт и пошли на Берлин с юга. С севера надвигался Рокоссовский. Так стихийно создалось окружение, которое все равно закончилось не осадой, а штурмом.
В разыгравшемся сражении самые тяжелые потери были на подступах к Берлину. Зееловские высоты прикрывавшие столицу Германии протянулись на двадцать километров вдоль старого русла реки Одер. Их высота составила сорок – пятьдесят метров над долиной Одера, крутизна склонов – тридцать – сорок градусов. Там был создан главный узел гитлеровской обороны. Сплошные траншеи, дзоты, пулеметные площадки, окопы для артиллерии, противотанковые и противопехотные заграждения. На протяжении двадцати километров перед высотами был вырыт противотанковый ров глубиной до трех метров и шириной до трех с половиной метров.
Но чтобы дойти до высот, надо было еще преодолеть открытую болотистую долину Одера. Все дороги и подходы простреливались многослойным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем.
На эту твердыню русские солдатики пошли лоб в лоб. По плану Ставки Зееловские высоты предписывалось взять ударами общевойсковых армий, а две танковые армии, Михаила Катукова и Семена Богданова, пустить в обход с севера и северо-востока. Но Жуков изменил план Ставки. Он пишет в мемуарах, что Сталин с ним согласился, сказав:
– Действуйте, как считаете нужным, вам на месте виднее.
Георгий «Победоносец» поставил танки Катукова за пехотой Чуйкова. Маршал таким образом планировал прорвать оборону пехотной атакой, а затем ввести в «чистый прорыв» две танковые армии – прямо на Берлин! Но первая же волна пехоты утонула в крови и огне. Вторая – тоже. Василий Чуйков, командующий Восьмой гвардейской армией, велел подтянуть поближе артиллерию, чтобы поддержать огнем атакующие порядки пехоты. И вот когда пошли тягачи и потянули пушки, Жуков приказал двинуть танки.
Чуйков в своих мемуарах пишет очень осторожно:
«Видимо, желая усилить темп наступления и ускорить прорыв обороны противника на Зееловских высотах, командующий фронтом принял решение ввести в сражение в полосе нашей армии Первую гвардейскую танковую армию Катукова и Одиннадцатый отдельный танковый корпус Ющука... Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки Восьмой гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки Первой гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным... Но нам было не привыкать преодолевать различные трудности...»
То же самое свидетельствует и член Военного совета танковой армии Катукова генерал-лейтенант Николай Попель:
«Единственную дорогу – и ту забил стрелковый корпус генерала Рыжова... Дорогу насквозь простреливали вражеские пушки. Вскоре наши подбитые танки перегородили проезжую часть, затем были забиты кюветы: в них тоже застряли боевые машины. И все-таки авангард, а вслед за ним и остальные бригады вырвались к линии вражеской обороны. Передовой отряд сумел прорваться к высотам на максимальной скорости».
Ну как? Представили картину? Все дороги на болотистой пойме Одера забиты нашей пехотой и артиллерийскими тягачами. И тут Жуков, видя это (он находился на командном пункте Восьмой армии) отдает приказ танковой армии и танковому корпусу (а это одна тысяча танков!) прорваться к высотам через... боевые порядки нашей пехоты. Эти свидетельства мемуаристов – «Танки уперлись в наши тягачи», «Сумели прорваться на максимальной скорости» – означают, что танки Катукова и Ющука разбрасывали в стороны и давили своих. Иначе там, в той обстановке, быть не могло. А сверху, с высот, по этому затору в долине молотила гитлеровская артиллерия. Одним словом – мясорубка.
Танковый командарм Катуков не оставил мемуаров с откровенным рассказом о штурме Зеелова. И теперь его слова, мысли доносит до нас его вдова, которая вместе с мужем прошла от Москвы до Берлина. Екатерина Сергеевна Катукова говорит, что у нашего командования не было точного представления об оборонной мощи Зееловских высот, все данные разведки оказались неполными, неправильными. И плана, кроме штурма в лоб, не было. Её слова косвенным образом подтверждает тот же Попель, описывая беседу в штабе танкового корпуса генерала Амазаспа Бабаджаняна:
– Бьют в упор! – кончил доклад Бабаджанян. – Взять в лоб Зеелов очень трудно, можем положить весь корпус – и все равно это будет без толку.
– Ваше решение?
Тогда Бабаджанян провел красным карандашом небольшую стрелку по линии железной дороги, рассекавшей Зееловские высоты на правом фланге, километрах в пяти севернее города Зеелова. Гетман на лету понял эту идею обхода, одобрительно прошептал:
– Верно! Напролом лезть нечего, надо умненько...
– Главными силами отвлеку внимание, – в черных глазах Бабаджаняна заиграла привычная хитринка, – а по насыпи железки пущу Гусаковского. Здесь крутизны нет, проем для дороги вырыт.
Вот это ДА! Панируя операцию, не обратили внимания на карту, не увидели, что можно прорваться по железной дороге...
Танковая бригада полковника Иосифа Гусаковского, к тому времени уже дважды Героя Советского Союза, пошла в прорыв по железной дороге, а остальные продолжали атаку в лоб. Но склоны очень крутые, тридцать – сорок градусов, при таком подъеме снарядами можно бить только в небо. И танки шли зигзагами, открывая слабую боковую броню. Жуков отдельной директивой приказал командирам быть в боевых порядках. Танковая армия Катукова потеряла практически весь низший и средний командный состав. Это потрясение было столь велико, что спустя шестьдесят лет, приехав на Зееловские высоты, девяносто двух летняя вдова Катукова повторяла:
– Там погибли двадцать два командира танковых батальонов и пять командиров танковых бригад...
Неужели нельзя было эти высоты обойти?! Обойти, а далее на Берлин, оставив внутреннее кольцо окружения. Повторимся: планом Ставки предписывался обход двумя танковыми армиями с севера и северо-востока. Планом Ставки даже предусматривалась задержка войск Жукова – и тогда на Берлин с юга направлялись войска Конева. Но Жуков, изменил план Ставки и ударил танками по Зееловским высотам в лоб.
Наверное, пока танковые армии шли в обход, можно было просто стоять у Зеелова – обстреливать из орудий, бомбить с воздуха. Соотношение сил в воздухе – один гитлеровский самолет на три наших. К тому же путь немецким самолетам перекрывали три корпуса ПВО – это почти полторы тысячи только зенитных орудий. В общем, немного времени – и злополучную высоту вместе с городом можно было сровнять с землей.
Но, ни тот, ни другой вариант, ни оба вместе Жукова, видимо, не устраивали. Потому что через Зеелов – прямая и главная дорога на Берлин, всего семьдесят километров. А обходить или бомбить – значит потерять время, рассредоточить силы. Жукову надо было торопиться. Конев его опережал, он уже отправил в прорыв две танковые армии и мог первым войти в Берлин.
За четыре дня штурма Зееловских высот, с шестнадцатого по девятнадцатое апреля 1945 года, погибли тридцать восемь тысяч солдат и офицеров. Тридцать три тысячи советских и пять тысяч польских. Гитлеровских же солдат легло двенадцать тысяч. Но это – данные давних лет. В действительности точное или даже приблизительное число убитых до сих пор неизвестно. По сути все громадное пространство перед высотами – это кладбище, протянувшееся на многие километры по долине реки Одер.
О том, что цифры наших потерь на Зееловских высотах – тридцать восемь тысяч с олдат и офицеров – явно занижены, об этом говорит общая статистика. В Берлинской операции среднесуточные потери наших войск составили пятнадцать тысяч семьсот человек. А под Зееловскими высотами, если исходить из официальной цифры потерь, – восемь тысяч. Почти в два раза меньше. Увы, этого быть не могло, поскольку общепризнанно, что самые тяжелые, кровавые бои были именно под Зееловом.
– С 1991 по 2003 год в районе Зееловских высот найдено и обезврежено 9 тысяч тонн боеприпасов. Три железнодорожных состава! Это те снаряды, что не разорвались, а таких насчитывается не более двух с половиной процентов от общего числа отстрелянных.
Четырнадцатого сентября 1954 года, в районе Тоцких лагерей, Георгий «Победоносец» точно так же погнал десятки тысяч молодых людей в эпицентр ядерного взрыва – прямо в огненный гриб, под излучение, и радиацию. Так был ли это человек? Или это что другое?
Второго мая Берлин пал, а в ночь с восьмого на девятое мая в городе Рейнсе, маршалом Жуковым с советской стороны и генерал фельдмаршалом Кейтелем с немецкой стороны был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии.
***
Двадцать шестого июля японскому правительству была предъявлена «Потсдамская декларация», о безоговорочной капитуляции Японии. Самураями это было отвергнуто. Тогда Советский Союз проделал колоссальную работу по переброске войск на Дальний восток. Американскому правительству стало ясно, что конец Японии скор.
Трудно сказать, что могло подвигнуть «агрессивных гуманистов» на самое ужасное мировое злодеяние. Может быть им мерещилась Красная Япония под сапогом русских? А может быть, не давала покоя атомная бомба в кармане президента Трумена? Так или иначе, но американцы совершили величайшее зло. Они сбросили бомбы на два мирных японских города. Эти города не имели не только военных заводов, в них не находилось ни одной воинской части.
Шестого августа 1945 года на город Хиросима была сброшена атомная бомба «Малыш» - унёсшая около сто сорок тысяч жизней. девятого августа того же года на Нагасаки была сброшена бомба «Толстяк». «Толстяк» соответственно убил семьдесят пять тысяч мирных жителей.
Именно девятого августа Советская Армия начала боевые действия, которые шли менее месяца, и уже 2 сентября на американском линкоре «Миссури» был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. Вторая Мировая война, длившаяся ровно шесть лет, и унёсшая около семидесяти миллионов жизней, ЗАВЕРШИЛАСЬ!
Наконец-то для России окончились тысяча пятьсот тридцать два страшных дней войны, но страшные дни из людских жизней ушли не сразу. Страна лежала в развалинах и покрыта могилами солдат. Добрая половина Европы тоже была усеяна телами наших соотечественников и военных и мирных. Ещё стояли тёплые печи Маутхаузена, Освенцима, Заксенхаузена и прочих страшных заведений с причудливыми немецкими наименованиями. Ещё не были похоронены многие павшие солдаты, ещё не зажили солдатские раны, а уже стало нарастать новое противостояние, супердержав: США и СССР. В противовес не одной России, всему миру, всему человечеству, Соединённые Штата оказались при таких козырях, что высоко задрав нос всем на удивление гарцевали на коне бряцая оружием и бахвальствуя атомной бомбой в кармане. От этого звона у Сталина болела голова. Ему следовало срочно заиметь нечто подобное.
Но как?
По мнению Запада, Советский Союз не был готов к подобной гонке вооружения. Но это по западным меркам. Там за работу следовало платить. В СССР подобный вопрос решался несколько иначе.
За работу взялись соответствующие органы. Вначале следовало найти способных людей готовых возглавить дело грандиозной значимости. Организацию, в административном плане было решено поручить Лаврентию Павловичу Берия. Как-никак, это был человек технически грамотный, трезво мыслящий, хороший организатор и имеющий большой вес в высших эшелонах власти. Кроме того, он уже работал в этой области. Получив по своим каналам сведения, что в Восточной Германии остались запасы урана, Берия командировал за бесценным грузом, академика Юлия Борисовича Харитона, который привёз почти 100 килограммов искусственно выработанного вещества.
По выше перечисленным достоинствам, кандидатура министра внутренних дел прошла в ЦК с первого голосования. А вот со второй кандидатурой, с тем, кто мог бы взять на себя решение технических вопросов, вышла заминка.
Академик Иоффе был светлой головой, но к несчастью имел преклонный возраст, далеко за шестьдесят лет. Судя по тому, что работа в этой области обещала быть мягко говоря беспокойной Адольф Абрамович отпадал.
Пятидесятилетний академик Капица, был в расцвете сил, но он мало верил в советскую науку и выдвинул требование: Работать совместно с английскими учёными, из лаборатории Резенфельда.
– А как же секреты страны?
Решили остановиться на Игоре Васильевиче Курчатове.
– Но он же не академик! – заявил Сталину Иоффе.
– Так дайте ему это звание, – заявил генеральный секретарь с кавказским акцентом.
Дело уладилось, даже сулило большие подвижки в области поднятия успехов обороны страны. В первую очередь началось строительство научно-исследовательских комплексов: Арзамас-Шестнадцать, Челябинск-Сорок, город Саров (место захоронения Серафима Саровского, под Н. Новгородом). Означенные объекты стали заселяться. С утра до вечера по городу Сарову, как и в других названых посёлках шли друг за другом колонны заключённых.
Стройки шли быстро. Недостатка ни в чём не ощущалось. Шарашки физиков-ядерщиков стали в корне отличаться от своих предшественников. Там намного лучше кормили, больше платили (конечно, вольнонаёмным), строже охраняли, жёстче спрашивали. Говорят был даже случай: Сталин вызвал Курчатова и спросил, идут ли у них дела по созданию атомной бомбы.
– Идут – ответил Игорь Васильевич.
– А почему ничего не просите?
– Так ведь разруха, люди живут впроголодь, хлеба и того не хватает.
На что Сталин строго заметил:
– Дитя не плачет, мать не уразумеет. – И уже спокойно добавил:
– Что надо проси, всё будет.
Срок создания атомной бомбы установил сам верховный – 1948 год. Эту дату, он назначил сроком первых испытаний. Одновременно и Курчатов выдвинул требование: привлечь к своей работе физика-ядерщика Л.Д. Ландау. Ландау сидел с 1938 года, и упоминать его имя, было запрещено. Вызволением физика из мест не столь отдалённых, занялся сам Берия. Лаврентий Павлович не был решающей фигурой в МГБ, но сделал для нужного человека много. В 1946 году Льву Давидовичу дали звание академика и перевели в шарашки ядерщиков.
Вместе со всеми обустройствами, которые Лаврентий Павлович ни на минуту не упускал из виду, он ввёл строгий контроль, как за строительством ядерных центров, так и за исполнением сроков научной работы. Берия хорошо понимал, что всего этого просто недостаточно. И одна из главных задач, как он правильно считал, состояла в том, что, следовало знать, какой путь в данной отрасли науки прошли западные учёные и чем они заняты в настоящее время.
По инициативе Берия был создан центр научно-технической разведки, в котором добывалась уникальная информация. Все от партийного руководителя, до физика-ядерщика, знали, что информация могла быть не полной, или уже известной, или содержать неправильное научное решение вследствие неверных научных поисков западных учёных. Но её неизменная польза состояла в том, что, она всегда точно отображала достигнутый в США и Англии уровень исследований.
Объяснялось это тем, что советская разведка, получала информацию от непосредственных участников ядерных разработок: супруги Коины и Когеры, Клаус Фук и Лос Аламос. Эти люди работали на СССР исключительно по морально-политическим соображениям и действовали совершенно бескорыстно.
Почему?
На этот вопрос любил отвечать Лаврентий Павлович, нет, не подумайте, делал это он вне стен Лубянки. Он говорил:
– Нет такого буржуазного деятеля, которого нельзя подкупить. Если он остался неподкупен, значит, вы пожадничали. Но там, где не проходят деньги, пройдёт женщина. А где не пройдёт женщина, пройдёт Маркс.
Действительно, многие западные интеллектуалы симпатизировали идеям социализма. Тогда социализм ещё имел авторитет в мире. Ведь коммунисты и до войны и в послевоенные годы были в первых рядах движения сопротивления. Кроме того, многие западные учёные реально представляли себе угрозу ядерного оружия и были убеждены, что монополия на владение столь грозным оружием приведёт мир к катастрофе.
Следует отметить, что на западе не все ребята были подобного склада ума. Итальянский физик, эмигрант в Америку (1938) Энрико Ферми (1901-1954), изредка говаривал надоедливым корреспондентам:
– Не надоедайте мне с вашими угрызениями совести. Это превосходная физика и я ей занимаюсь.
Наконец наступил 1948 год. Год испытания атомной бомбы, но её пока, увы, не было. Верховный торопил. Может он где-то не успевал, или не видел, но в Политбюро шли свои игры. В стране началось «гонение на ведьм». Были разгромлены фундаментальные науки, такие как генетика и кибернетика. В 1949 году намечалось разогнать физиков. Курчатов по этому поводу выразил Лаврентию Павловичу крайнее неудовольствие:
– Разгоните физиков, провалите работу над бомбой!
Берия подумал и решил:
– Чёрт с ней с идеологией, бомба важнее!
На первом политбюро, доложил Сталину. Иосиф резко «осадил» воинствующих идеологов. Обороноспособность страны не пострадала.
Двадцать девятого августа 1949 года на берегу Иртыша, в местечке под скромным названием Полигон-два произошло первое испытание советской плутониевой, атомной бомбы. Сталин добился своей мечты – догнал Америку в кратчайший срок и после удачных испытаний, щедро раздавая награды учёным изыскателям и техническим специалистам сказал:
– Если бы мы опоздали на полтора года, то, наверное, попробовали это изобретение на себе.
Он был прав.
Через пять дней, после свершившегося испытания, американский бомбардировщик Б-29, в районе Тихого океана, близ границы СССР, сделал пробный забор воздуха. Анализ показал повышенную радиоактивность, а это означало, что СССР произвёл взрыв плутониевой бомбы.
Известие об установленном факте, вызвало в Вашингтоне настоящий шок. Президент США Гари Трумен и министр обороны Линдон Джонсон были потрясены провалом предсказаний и расчётов правительственных служб:
– Как? Через каких-то три года! Вместо двадцати обещанных, в Советском Союзе появилось атомное оружие?
Через двадцать дней Трумен доложил кабинету и всей стране, об этой убийственной новости. Новость действительно оказалась убийственной и Вашингтон отказался в неё верить.
Зато в Советском Союзе, Курчатов уже вдохновил академика Сахорова к работе над термоядерной бомбой. Так взяла старт гонка вооружений.
***
Многие годы идёт спор: кому мы обязаны водородной бомбой? Андрею Дмитриевичу Сахарову, или советской разведке, которая годами крала американские военные секреты.
– Ах, ах, какая аморалка.
– Да бросьте вы, и под райскими кущами и на смазанной маслом наших грехов адской сковороде всегда есть свои проныры, пройдохи и интриганы. Да кстати, кто первым из людей в рай вошёл. Вот именно разбойник. Так уж не будем, о том, что на пользу отечества.
Первым о возможности создания термоядерного оружия ещё в 1942 году заговорил бежавший из фашистской Италии в Америку нобелевский лауреат Эрнико Ферми. Своей идеей он поделился с человеком, которому было суждено воплотить её в жизнь, американцем Эдвардом Теллером.
В это время в научной группе Теллера работал, нами уже упомянутый, немецкий физик коммунист Клаус Фукс, который был агентом советской разведки. Сведения о работе Теллера тоже поступали в Москву. Изучение этих материалов было поручено Якову Борисовичу Зельдовичу, будущему академику и трижды Герою Социалистического труда
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 187; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!