Теперь вновь вернёмся к той трагической ночи.



В четыре часа тридцать минут утра, Тимошенко и Жуков приехали в Кремль – в соответствии с указанием Сталина. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Жукова и Тимошенко пригласили в кабинет. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф Шуленберг просит срочно принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В.М. Молотову.

Через некоторое время он вернулся в кабинет:

– Германское правительство объявило нам войну.

Сталин молча опустился на стул и задумался. Наступила длительная, тягостная пауза, нарушенная Жуковым:

– Надо немедленно обрушиться всеми имеющимися средствами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил Тимошенко.

– Дайте Директиву, – сказал Сталин.

В семь часов пятнадцать минут, двадцать второго июня директиву номер два нарком обороны передал в округа. К сожалению данное предписание выполнен не было. В причины сейчас вдаваться не будем, а сосредоточимся на внутренней дипломатии.

После подписания директивы встал вопрос, в какой форме сообщить о случившимся народу. Все, как по команде повернулись в сторону Сталина. Вопреки ожиданиям, Иосиф решительно отказался, перепоручив это дело Молотову, который и выступил по радио в двенадцать часов дня.

В исторической литературе бытуют две точки зрения, объяснявшие причину отказа Сталина выступить в обращении к нации. С середины семидесятых, до середины восьмидесятых годов преобладала скорее не точка зрения, а политический заказ Хрущёва – политики и генералы – представляли дело так, будто Сталин на столько испугался и впал в прострацию, что потерял всякую дееспособность.

– Чем примитивнее ложь, тем она выглядит правдоподобнее. Сталин – трус по натуре!

– Он остался в осаждённой Москве потому, что трус!

– Он грабил инкассаторов потому, что трус!

– Он стал на путь профессионального революционера и бегал от царской охранки – трус!

– Он просился на фронт в 1916 году, так ведь – трус!

Нет, это примитивная ложь. Дело в другом.

Он просто не знал, что сказать народу, Ведь воспитывали народ в духе того, что войны не будет, а если и начнётся война, то враг будет тут же разбит на его территории и так далее, а теперь следует признать первые поражения. Не хотелось руководителю государства «вешать лапшу» не уяснив себе ситуации. Сталин никогда этого не делал. Он был молчун, и если, что говорил, то говорил дело, исключая всякий риск, который мог бы поколебать авторитет вождя. (Вот бы у кого поучиться пустослову с «царицей полей» в голове).

Сталин чувствовал не страх, а угрозу, угрозу и себе, и России. По мнению известного английского историка Алана Буллока, написавшего капитальный двухтомный труд «Гитлер и Сталин», угроза исходила не только от армий вермахта, победно приближавшихся к Москве, но и от своего окружения:

– Народ мог сказать правительству: «Ты не оправдало наших ожиданий. Уходи. Мы найдём новое правительство, и оно заключит мир с Германией».

При всей неожиданности данного высказывания, давайте-ка вспомним заговор военных против Гитлера в 1944 году. Они пошли на отчаянный шаг видя неизбежную катастрофу и спасая нацию. По некоторым данным наши военные тоже едва не отважились на нечто подобное – в ночь на тридцатое июня 1941 года.

Когда встревоженные долгим молчанием Сталина члены Политбюро приехали к нему на дачу в Кунцево, ему показалось, что они прибыли неспроста и сейчас его арестуют. Во всяком случае, такое впечатление сложилось из-за его странного поведения у Микояна, который впоследствии вспоминал:

Мы нашли его в маленькой столовой, сидящем в кресле: Он поднял голову и спросил:

– Зачем вы приехали?

У него было странное выражение лица, да и вопрос прозвучал довольно странно. В конце концов он мог бы позвать нас… Когда же вместо ожидаемого ареста Молотов предложил ему создать Государственный Комитет Обороны со Сталиным в качестве председателя, он был очень удивлён, но не возразил, а одобрил.

Вечером двадцать девятого июня Берия сказал Сталину, что Минск сдан и немцы хозяйничают в белорусской столице уже второй день, а танковые клинья вермахта свободно прут на Москву. Вождя охватило бешенство:

– Это же гигантская катастрофа. Почему молчит Почему молчит Тимошенко с Жуковым? Почему вовремя не доложили? Не знают обстановки? Скрывают? Обманывают?

Увы и среди верхушки генералитета существовало золотое правило трёх «У» – угадать, угодить, уцелеть. Ярости Сталина не было границ:

– Если они не докладывают, едем сами за докладом.

Через полчаса «паккард» со Сталиным и лимузины с Молотовым, Берией и другими членами Политбюро в сопровождении машин охраны въехали во двор наркома обороны на улице Фрунзе. Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти с одной стороны и верховным командованием Вооружённых сил СССР с другой.

Ссора вспыхнула тяжелейшая с матерщиной и угрозой. Сталин материл Жукова, Тимошенко и Ватутина. Тимошенко с Жуковым тоже не мало наговорили в адрес вождя. Кончилось тем, что Жуков послал Сталина по матушке, потребовал немедленно покинуть кабинет, не мешать им изучать обстановку и принимать решения.

Изумлённый наглостью военных, Берия хотел вступиться за Сталина, но тот ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Спускаясь во внутренний двор наркома обороны, где их дожидались машины, Берия что-то горячо доказывал Сталину, зловеще поблёскивая стёклами пенсне. Сталин выслушал, не проронив ни слова, а потом не заезжая в Кремль, поехал на Кунцевскую дачу.

Машина Берии свернула на Лубянку. Это означало, что её хозяин проведёт на службе всю ночь, а его люди, будут докладывать ему о каждом подозрительном движении в городе.

Ранним утром тридцатого июня 1941 года Сталин приехал в Кремль с принятым решением: вся власть в стране переходит Государственному Комитету Обороны во главе с ним, Сталиным.

Нарком обороны Тимошенко в тот же день был удалён из Москвы и направлен в Смоленск – командующим Западным фронтом. Первый заместитель начальника генерального штаба генерал-лейтенант Ватутин назначался начальником штаба Северо-западного фронта. Из тройки высокопоставленных военных, участвовавших во вчерашней крупной ссоре, в Москве остался на некоторое время – начальник генштаба Жуков, с которого Берия не спускал глаз. Но скоро и он направился на встречу своей неувядаемой славе.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 179; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!