Значит, быть помилованным отказался?
А. Малихов
ДВЕ ИМПЕРИИ
Хронологическое повествование
в лицах
Вторая империя
Книга вторая
Часть первая
Но кто мы и откуда?
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет
/ Б. Пастернак /
Наступил 1921 год. Закончилась Гражданская война. На дне Иртыша упокоился расстрелянный Колчак. Тихим постояльцем в парижской гостинице поселился Деникин. Уплыли в Константинополь: Кутепов, Туркул, Слащёв Улагай. Ушёл в Китай атаман Аненков. В Америке, в штате Мичиган собирал войско гетман Павло Скоропадский. Отсиживались в Польше: Петлюра, Савинков, братья Булак-Булаховичи. На Яхте «Лукул» бороздил воды Средиземного моря барон Врангель. Дольше всех гулял по Руси неуловимый Нестор Махно, но и он по некоторым слухам, пробравшись в леса Гуляйполя, вырыл богатства и драпанул в Румынию. В Копенгагене, как гостья Датского королевства доживала свои дни старая императрица Мария Фёдоровна. В её распоряжении остались деньги, вложенные сыном Николаем в разные банки и она, тратила их на содержание двора, веря, что младший отпрыск – Михаил жив и, что он въедет в Москву на белом коне.
А по Европе разъезжались претенденты на Русский престол. Дмитрий Павлович и Кирилл Владимирович, публикуя манифесты и назначая придворных, вели себя серьёзно.
|
|
|
- Всё не наигрались.
В Италии близь Генуи поселился главнокомандующий Николай Николаевич Младший. У него были свои сторонники, пророчащие бывшего главкома на Русский престол. Маленькие прохвосты требовали от него только денег, но князь был умнее племянников и внуков, денег не давал и отмалчивался.
Вся эта шатия-братия рыскала, обивала пороги, просила денег, заверяла в победе и т. п. Но были среди них и богачи, сумевшие вывести капиталы: братья Рябушинские, Нобель, Манташев, Лианзов, Чермоев, Третьяков. Эти строили свои планы по уничтожению «красного сатанинского режима».
А Россия была похожа на чёрное дымящееся пожарище. Новоявленное правительство было занято одним делом – выкачкой золота у населения. Заводы, рудники, фабрики, железные дороги, шахты, всё стояло. Рабочие бродили в поисках хлеба, 1921 год выдался особенно засушливый. Ленинскую гвардию это не волновало. Начался голод. Поля и леса сгорели. Шахты и рудники стояли затопленными. Вдоль железных дорог валялись разбитые вагоны и паровозы, а где они ходили, пассажиры сами пилили дрова для топки.
|
|
|
Семь лет пожарищ, страданий, резни, болезней, голода изнурили народ. Но если бы народ мог заглянуть вперёд, пусть лет эдак на пятнадцать–двадцать, он понял бы, что настоящие страдания только начинаются.
Ульянов (Ленин)
Владимир Ильич.
Председатель Совета
Народных Комиссаров
(1918 – 1924)
Родился в 1870 году.
Умер в 1924 году.
Слово легенда, латинское – «legenda». В переводе имеет несколько значений: жизнеописание святого; впоследствии – предание; необыкновенная и недостоверная история; вымысел, выдумка нечто невероятное. Соответственно с данным костяком понятий слово легенда имеет и ряд других значений: надпись на медали (монете); вымышленная биография разведчика и т.д. С одной стороны звучит несколько патриотично, а с другой – сказка. Приняв во внимание все эти определения, попробуем с этой, забавной, точки зрения и рассмотреть одну из самых интригующих, а в то же время трагичных историй в нашем повествовании.
***
Некий еврей, Израиль Бланк на двадцать первом году жизни, чтобы устроить свои дела, поступился иудейской верой предков Авраама и Моисея, принял христианство[1]. Такой поступок открыл возможность выкресту получить образование хирурга-акушера и даже за какие-то там, отдельные, заслуги, заслужить, личное, дворянство, которое по наследству не переходило. Дочери, родившиеся от брака с немкой Готлиб (Гроссшопф), тоже были крещены, а одна из них Мария, девушка удивительной красоты, смогла окончить курсы благородных девиц в Смольном, и даже была зачислена в штат фрейлин императрицы при дворе Александра II.
|
|
|
Её служба длилась не долго. Мария имела сомнительное поведение, ну и довольно быстро успела нагулять двух детей Анну и Александра. Первого ребёнка, от кого-то из великих князей, а второго, якобы от самого Александра III бывшего в то время холостым. После такого конфуза блудницу поспешили отправить в Пензу, с глаз подальше, где выдали замуж за скромного, провинциального учителя, пообещав ему, продвижение по службе, которое он и получал в течение всей своей жизни.
В этой истории ничего удивительного не было. По законам того времени, еврейская кровь не могла находиться при каком либо европейском дворе. Но в царской России существовал закон: человек не русской национальности, принявшей православие – автоматически становился если не русским, то пользовавшейся всеми правами русского человека, вплоть до принятия дворянства, если таковое заслуживал. Следовательно, еврей-выкрест мог быть допущен к службе в гвардии, департаменте, и даже получал доступ во дворец. Так собственно и произошло. Единственное удивление вызывал тот факт, что учитель из глубинки был Илья Николаевич Ульянов (1831 – 1886).
|
|
|
***
От брака Ильи Николаевича с Марией Александровной, родились ещё дети: Владимир (1870 –.1924), Ольга (1871 – 1891), Дмитрий (1874 – 1943), Мария (1878 – 1937). Их тихая провинциальная жизнь шла без проблем, а должности и звания сыпались на Илью Николаевича как из рога изобилия. Были ещё дети Ольга и Николай, но те умерли в младенчестве.
Осенью 1869 года чету Ульяновых из Нижнего Новгорода перевели в Симбирск, где Илью Николаевича назначили инспектором народного образования, а через пять лет, он был уже директором народных училищ Симбирской губернии (по нашему «раскладу» директор Обл. ОНО). В 1882 году его наградили орденом Святого Владимира третьей степени с присвоением гражданского чина четвёртого класса, «Действительный статский советник». Данный чин уже давал право на потомственное дворянство, но Илья Николаевич юридически это не оформил. Лишь после его смерти, Мария Александровна узаконила за семьёй право на дворянское достоинство.
Откровенно говоря, семья не бедствовала. Несчастья посыпались после смерти Ильи Николаевича в 1886 году. Его старший, приёмный сын, Александр, разбирая бумаги покойного, случайно наткнулся на документ, касающейся пребывания при императорском дворе девицы Марии Бланк. Может быть какие пожертвования, а может и письмо, раскрывающее их семейную тайну. Александр поделился своим секретом с Анной, которой эта бумага касалась лично. Душевно вознегодовав, они оба поклялись отомстить за «поруганную честь» матери. Жажда мести привела их к народовольцам, чьи интересы совпадали с намерениями обиженных детей.
Впоследствии, когда дело народовольцев должно было проявить себя в террористическом акте в адрес царя Александра III, произошёл провал. Улики против Анны были косвенные, и она отделалась ссылкой в Кокушкино. Зато её брату Александру грозила высшая мера.
Мать, Мария Александровна, используя старые связи, добилась приёма при дворе, сразу по приезду в Петербург. Александр III, приняв убитую горем женщину, сказал, что если её сын попросит прощения, то ему сохранят жизнь и отпустят.
Зато как бы в насмешку над своей судьбой, Александр Ильич на свидании с матерью ответил:
– Деятельность террориста, сродни дуэли. Если первый дуэлянт, стреляя, промахнётся и станет умолять противника пощадить его, то, как на данное малодушие посмотрят секунданты и товарищи.
Значит, быть помилованным отказался?
Не совсем так. История сохранило прошение Александра, написанное его собственной рукой, где он просил ради матери (т. к. для неё будет тяжёлая утрата) сохранить ему жизнь. Значит, просил таки за жизнь, просто извиняться не стал.
Восьмого мая 1887 года он был повешен. Странно, что Александр III, в 1881 году, так жёстко поступивший с Исполнительным комитетом «Народная воля», мог удовлетвориться принятием извинений. Поступок царя, волей неволей наводит на мысль о правдивости выше сказанного слуха.
Что касается родных, то для них это было двойное горе. Данное покушение легло чёрным пятном на всю семью. Надо учесть, что в те годы венценосные особы были в исключительном почёте. Царь на земле, был вторым благодетелем после Бога. За монархов велись службы в соборах и церквах по всей России. Семья Ульяновых, стала изгоем из общества, или вне закона по морали того времени. Общество, к которому они принадлежали, отвергло их.
Так, или примерно так исходил слух из семейства Армандов Евгения и Александра, живших тогда в России и ведших свои коммерческие дела.
- Одним словом пикантная ситуация, но подтверждают ли её документы?
***
По книге М.Г. Штейна прапрадед В.И. Ульянова Ицык Бланк (чистокровный еврей) был выходцем из Староконстантинова (Украина, Хмельницкая обл.), крупного торгового центра с широко известными ярмарками. В данном местечке сходились дороги из Литвы, Валахии и Турции. Прадед Владимира Ильича, Мойша Ицыкович Бланк (после крещения Дмитрий Иванович), вначале был ростовщиком, то есть давал деньги взаймы, а после стал всячески вредить своим соплеменникам. Дед – Израиль Мойшевич (после крещения Александр Дмитриевич) в 1818 году, в крайне бедном положении приехал в Петербург и поступил в Военно-хирургическую академию. Каким-то образом нашёл себе покровителей в лице графа Апраксина (крёстный отец).
Окончив академию, Александр Дмитриевич немного поработал в Питере, но в дальнейшем с повышением перебрался в Пермь, где лечил, не взирая на сословное различие и толщину кошелька. Своим трудом, смог дать всем детям образование (шесть детей) и купить в рассрочку поместье в Кокушкино, за которое так и не смог расплатиться.
Затрагивая линию бабушки Гроссопф, писатель В.А. Солоухин утверждает, что они могли быть как шведскими евреями, так и просто шведами.
О прадеде Ленина по отцовской линии, Василии Никитиче Ульянине сохранилось мало сведений. Был он крепостной, и умер в тридцать семь лет, оставив на руках молодой вдовы четверых детей. Дед Николай Васильевич Ульнинов в перечне рекрутского набора города Астрахани значился росияниным, но как пишет А.С. Марков: «На мой взгляд, эти слова означают лишь то, что человек родился в России. Не важно кто он по национальности – вепс, удмурт, татарин черемис, чуваш, мордвин и так далее, он – россиянин. Слово же «русский»[2] означает конкретную национальность».
Его жена по утверждению Мариэтты Шагинян – калмычка, но это не доказано.
Судьба отца Ленина – Ильи Николаевича Ульянова в данном плане более достопримечательная. Позволим себе несколько остановиться на ней. Родившись в 1831 году Илья рано осиротел, и все тяготы по содержанию семьи легли на плечи старшего брата – семнадцатилетнего Василия. Он-то и отдал девятилетнего Илью в расположенное недалеко от дома астраханское училище.
Прежде всего, в училище принимали детей дворян, обер-офицеров, купцов, а так же лиц служивших в Астраханском казачьем войске. Фактически попасть в данное учебное заведение Илья не мог, но ему посодействовал крёстный отец протоирей Н.А. Ливанов, работавший там преподавателем.
С учителями Илье везло. Многие из них, включая директора, занимались научно-исследовательской работой: публицистикой, описанием Астраханской истории и географии, ставили пьесы. Они и привили мальчику тягу к знаниям.
В 1850 году Илья Ульянов окончил гимназию и стал первым выпускником за всю её историю удостоенный серебреной медали. Данное вознаграждение, предоставляло возможность, одарённому ученику, поступать в любое высшее учебное заведение страны за счёт средств Астраханской Государственной думы.
Посоветовавшись с братом, Илья выбрал Казанский университет, по специальности камерального разряда, юридического факультета. Но приехав на место, Илья Ульянов узнал, что наиболее крупные силы университета сосредоточены на физико-математическом факультете и он изменил своё решение.
Вступительные экзамены были успешно сданы и осенью 1850 года Илью Ульянова зачислили, если можно так сказать, в «ранг» полноценного студента. Обучение шло легко, но тяжёлое материальное положение напоминало о себе постоянно. Денег высылаемых старшим братом Василием катастрофически не хватало, и Илья Николаевич стал подрабатывать на частных уроках, даваемых детям состоятельных сословий.
Прошло четыре года. Учение близилось к концу. В 1854 году Илья Николаевич представил учёному совету физико-математического факультета свою дипломную работу на тему «О способе Ольберса и его применения к определению кометы Klinkerfűes'a 1853…». Работа получила высокую оценку профессора М.А. Ковальского-Войтеховича. А осенью этого же года господин Ульянов защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата математических наук. Итак, высшее образование было получено. Теперь начались трудности с выбором работы. Свободных преподавательских мест пока не было, но в конце года появилась вакансия в Пензенском дворянском институте. Данная перспектива требовала испытания в комитете учительства.
Но и эти хлопоты остались позади.
Началась работа.
Об Илье Николаевиче, как о выдающемся математике узнал учёный мир: Ректор Казанского университета А.С. Савельев, математик Н.И. Лобачевский, министр народного просвещения А.С. Норов.
По словам современников, годы работы в Пензенском дворянском институте у Ульянова были отмечены высоким стилем его преподавательской деятельности. Кроме того, он написал несколько трудов о метеорологических наблюдениях: «О пользе метеорологических наблюдений и некоторых выводах из них для Пензы», «О грозе и громоотводах». Но отзывы учёных мужей, в частности И.А. Больцани[3] были жёсткими: «Лекция не отличается ни изяществом изложения, ни содержанием, но она с некоторой натяжкой может быть произнесена на торжественном акте института»
Что тут поделаешь, у каждого своя точка зрения, зато подобные лекции не единожды давали реально-материальную поддержку в плане вознаграждения через бухгалтерские ведомости.
В 1855 году Илье Ульянову была присвоена должность старшего преподавателя физики, а через несколько лет его усердной деятельности на преподавательском поприще, точнее в 1861 году указом правительствующего сената он был удостоен чина титулярного советника со старшинством. Это был чин девятого класса, но он уже давал право на личное дворянство. Буквально зимой 1862 года, Илье Николаевичу был присвоен чин коллежского асессора, что соответствовало чину восьмого класса, и подтверждало право на приобретение потомственного дворянства.
Во время этих возвышений Пензенский дворянский институт начал приходить в упадок. Как пишет М.Г. Штейн, ссылаясь на РГИА. Ф. 733. Оп. 130. Д.65. Л. 23об – 24: «Крайняя необеспеченность института, происходившая от неуплаты взносов дворянством Пензенской губернии, расшатало учебное дело. В 1862 году половина учеников осталась на второй год. Среди них развилось пьянство. Оставление на второй год, исключения, порка розгами стали единственным методом воспитания».
Вот теперь вспомним выражение писателя Александра Бушкова: «Самое время покачать на косвенных». Весёленькое дело, родители не платят за обучение чад, за что последних преподавательский состав, со злости, нещадно порет, оставляет на второй год, да и ещё исключает из стен учебного заведения. И ученики, с горя, досады и боли, пускаются «во вся тяжкая»[4]. В принципе ситуация поддаётся вразумлению: лиходеи-мучители преподаватели, осатаневшие от хронического безденежья и опускающееся на дно подрастающее поколение дворянства (тоже практически из-за нужды).
Но как понять, что преподавателей из данного учебного заведения награждают денежными премиями и дворянскими званиями? В советское время в народе ходила частушка
«Дрянь в столовой рыба
И нету антрекота,
Но зато в столовой
Три доски почёта.
– Кому это надо?
– Никому не надо!
– Кому это нужно?
– Никому не нужно!».
Согласитесь схожая ситуация.
Может быть, чтобы понять этот вопрос стоит заглянуть в личную жизнь Ильи Николаевича? Вспомним, что ещё тридцатого мая 1859 года И.Н. Ульянов подал прошение на его перевод в Саратовскую гимназию на должность рядового учителя. Но директор училищ Саратовской губернии А.А. Мейер отклонил данную просьбу. Возможно, оба понимали: Пензенский дворянский институт не пользуется репутацией престижного учебного заведения. Что поделаешь? Каждый искал свою выгоду: один хотел покинуть стены учебного заведения и тем самым сохранить свой преподавательский респект, другой не желал принимать преподавателя из мягко говоря сомнительного учебного заведения.
- Что ж пришлось смириться и тянуть свою лямку.
Вдруг в ноябре 1861 года подвернулся некоторый случай. Инспектор Пензенского дворянского института Иван Дмитриевич Веретенников представил Илью Николаевича своей свояченице Марии Александровне Бланк, приехавшую в гости в семью Веретенниковых. Знакомство было сделано с «прицелом» создания семьи. А следом (судите сами, из-за означенного случая, или нет) последовали упомянутые нами чины и перевод в Нижний Новгород на новое место службы. И уже ни министр народного просвещения А.С. Норов, ни попечитель Казанского учебного округа Ф.Ф. Стендер, ни директор училищ Нижегородской губернии А.В. Тимофеев не прекословили желанию просителя, как в своё время господин Мейер. Мало того, в сопроводительном письме директор Пензенского дворянского училища, господин Савин сообщал Тимофееву, что «Ульянов за выслугу лет (восемь лет, надо отметить «значительный» срок), представлен к чину надворного советника… 31 декабря 1862 года за №499». В России надворный советник имел седьмой класс и назывался «столоначальником».
Двадцать пятого августа 1863 года в Богородецкой церкви села Черемышева Лаишевского уезда Казанской губернии, иерей Алексей Соколов, дьячок Николай Люминарский и пономарь Иван Неверов, обвенчали первым браком Илью Николаевича Ульянова и Марию Александровну Бланк. Поручителями по жениху и невесте были коллежский советник Степанов и лекарь Павел Николаев. Свадьбу отпраздновали в Кокушкино, а через несколько дней молодые уехали в Н. Новгород.
В Нижнем Новгороде Илья Николаевич работал учителем мужской гимназии, преподавал физику в Нижегородском Мариинском женском училище первого разряда. Был воспитателем Нижегородского Александровского дворянского института и вёл занятия на землемерно-таксаторских курсах при Нижегородской мужской гимназии. В последних трёх учебных заведениях он проработал недолго.
Через полтора года, Ульянов был награждён своим первым орденом – Святой Анны третьей степени.[5]
– Осталось ожидать появление на свет маленького Владимира.
Вместе с тем получения очередного чина – коллежский советник со старшинством, что уже давало гражданский чин шестого класса.
После упомянутого события прошёл совсем небольшой срок, всего лишь год с небольшим и Илья Николаевич вместе с женой и двумя детьми на пароходе уехал в Симбирск. Двадцать пятого октября 1869 года читатели «Симбирских вестей» узнали, что приказом господина управляющего Министерством народного просвещения от шестого сентября сего года за номером девятнадцать, учитель Нижегородской гимназии коллежский советник Ульянов утверждён инспектором народных училищ Симбирской губернии.
В этом месте следует вновь «покачать на косвенных» и сразу зададимся вопросом: За какие такие заслуги преподавателя из не престижного учебного заведения, на новом месте его службы, через полтора года награждают высокой наградой – орденом Святой Анны? Да ещё дают чин шестого класса коллежского советника? Чем великим он смог проявить себя за столь малый отрезок времени? Может его отметили за какие-то открытия? Ведь были у него научные труды, читал он лекции об атмосферных явлениях и громоотводах.
Определённо данное утверждение имеет право на существование. Но тогда давайте сравним Илью Ульянова с Николаем Лобачевским. Кстати его современником и земляком который тоже начинал с Казанского университета где в тридцать четыре года стал его ректором, а после ещё и член корреспондентом Геттингенского королевского общества, избранного туда по рекомендации великого математика Карла Фридриха Гауса, видевшего в Лобачевском сокрушительного по новизне русского геометра, работы которого перевернули науку и открыли путь геометрий разных пространств, ведущих в четырёхмерный мир теории относительности. В океан невероятных, непостижимых далей и глубин на берег которого вышло человечество.
Так вот Николая Ивановича Лобачевского не жаловали столь щедро, и кончил он свою жизнь слепым в откровенной нужде. Данное сравнение двух математиков ни в коем случае не надо воспринимать как умаление способностей или нравственных черт Ильи Николаевича. Справедливости ради следует придерживаться принципа «мухи отдельно, котлеты отдельно», Так вот, именно по этой причине обратим внимание, что Симбирск в те годы был не просто провинцией, а настоящим захолустьем и преподавательскую работу там следовало ставить на цивильные рельсы. У Ульянова было много проблем, и он их не сторонился. В постоянных докладах, по народному образованию составленных от имени губернской земской управы он то и дело требовал увеличить число учащихся, ни много, ни мало, на двадцать процентов. Соответственные требования были и по преподавательскому составу. И дела эти из-за его настойчивости продвигались.
Илья Николаевич часто ездил в командировки по сёлам и деревням, выявляя способных учеников с целью их дальнейшего обучения. Интересовался бытом преподавателей. Добивался выделения им жилья и бесплатного лечения, увеличения учительского жалования, открытия новых школ. Ну как скажите этого добиться не надоедая вышестоящему начальству и не входя с ним в различной степени конфликты? Деятельные и ратующие на пользу отечества люди неудобны и от них, как правило, всегда стремятся избавиться, перевести, пусть даже путём продвижения по службе. Но в нашем случае с господином Ульяновым вновь прослеживаются награды.
Первого января 1882 года – орден Святого Владимира третьей степени и через два года орден Святого Станислава первой степени[6] и чин действительного статского советника, что соответствовало четвёртому классу.
Ни Циолковский с Бутлеровым, ни Жуковский с Лобачевским, ни Менделеев со Столетовым не удостоились таких почестей. Кстати все данные фамилии упомянуты в энциклопедии Ф.А. Брокгауза (Лейпциг) и И.А. Эфрона (С.-Петербург) (1890-1907г.г. в 86 томах). Но об Илье Николаевиче Ульянове там, ни слуха, ни духа. Вам ни о чём это не говорит? Так-таки ни о чём? В таком случае можно позавидовать вашему детски незамутнённому взгляду на жизнь.
А ведь история эта была описана Солоухиным, страшно сказать ещё в 1976 году в книге «Последняя ступень (исповедь вашего современника)». Но, источник Солоухин не раскрыл. Писал об этом А.П. Кутенев, но и он не назвал исходного документа. Зато Лариса Васильева в книге «Кремлёвские жёны» (1993г. изд. Эврика-дефвакт) источник называет. Ей в 1953 году рассказал историю прижитых детей Марии Бланк, Иван Фёдорович Попов – крупнейший специалист «Саге об Ульяновых», вернее автор пьесы «Семья» (да собственно какая разница), в 1949 году названная пьеса с огромным успехом прошла на всех советских подмостках. Сам же Попов слышал эту историю от семейства Армандов.
В пику Ларисе Васильевой Михаил Гришевич Штейн утверждает обратное, дескать достаточно заглянуть в придворный ежегодный Адрес-календарь, в подпункт II, где приведены фамилии от статс-дам, до камер-юнгерфер и камер-медхен. Там девиц по фамилии Бланк не встречается вообще.
Не будем упорствовать, просто поверим, да не встречаются. Ну и что? Непонятно другое, почему люди так любят упираться в бумаги и постоянно твердить: «Документы… документы…», документы в этом незатейливом деле могут быть обойдены. Вспомним у царевича Николая Александровича едва не завязался роман с еврейкой, простой мещанкой. И если бы не вмешался отец, кто знает, чем могло дело кончиться. А где гарантия, что Александр III в молодости не поступал так же? Английская писательница Э.П. Тисдолл вот как описывает пребывание принца Уэльского в С.-Петербурге. «…Он с удовольствием посещал низкопробные ночные клубы Санкт-Петербурга в обществе Саши (великого князя Александра Александровича), Владимира и Алексея. Русские великие князья с гордостью показывали всем заморским гостям петербургские трущобы, справедливо гордясь тем, что они самого низкого пошиба, считая их чуть ли не своей собственностью… Возможно в этой атмосфере безвкусной роскоши и разврата принц Уэльский стал ближе и понятливее Саше, который чувствовал себя как рыба в воде в этих легендарных вертепах».
Выходит тема злачных мест, не была закрытой для наследника Российского престола. Следовательно, нет гарантий исключающих случайные связи. Но Штейн «копает» глубже и приводит неоспоримые документы: дата бракосочетания Ильи Ульянова и Марии Бланк двадцать пятого августа 1863 года; дата рождения Анны Ульяновой четырнадцатого августа 1864 года; дата рождения Александра Ульянова тридцать первого марта 1866 года.
«Ну и что? – Скажут другие правдокопатели», – а как же быть с изменением даты рождения Нестора Махно, Иосифа Сталина, Никиты Хрущёва, Юрия Андропова?». Даты рождения Анны и Александра Штейн приводит из Большой Советской энциклопедии, а не из метрической книги регистрации. Вот то-то. Да и как быть с таким фактом, что Александру Ульянову на время провала теракта, (или намечающегося покушения на царя) не было двадцати одного года то есть он был несовершеннолетний по закону того времени его не имели права казнить. Помнится похожий факт спас жизнь Нестору Махно.
Выходит, права была Лариса Васильева сказавшая:
– Этот стог сена слишком велик, чтобы найти в нём иголку.
- Теперь давайте закроем тему «правдоискательства» и уясним для себя одну вещь, сказанную Н. Зеньковичем : «Одна-две публикации с одинаковым набором неизвестных широкой публике фактов может быть случайным совпадением. Три-четыре это уже улика. Улика скоординированной утечки информации».
***
Володя Ульянов был третьим ребёнком в семье. Это был здоровый и жизнерадостный мальчик, внешностью очень похожий на своего отца Илью Николаевича. Рос он общительным, многие современники утверждали, что в младенчестве Володя был справедливым ребёнком: легко шёл на контакты со своими сверстниками, но и большим заводилой не считался. Если детские игры переходили в небольшую потасовку, то просто покидал драчунов.
С девяти до семнадцати лет Володя Ульянов учился в Симбирской классической гимназии. Уже в эти годы в его поведении стали появляться, воспитанные в семье самодисциплина, трудолюбие и тяга к знаниям. Живой пытливый ум и серьёзное отношение к занятиям, сделали его лучшим учеником в стенах гимназии. Переходя из класса в класс, он каждый раз получал награды.
В детстве Володя обращал на себя внимание своей собранностью, умением довести начатое дело до конца, а так же искренностью и простотой в общении с товарищами. Все годы обучения в гимназии сверстники его звали «Ульяшей» или «лучшем из сорока пяти». И он отвечал взаимностью: помогал, тому, кто обращался к нему за помощью, одних лодырей не жаловал. На гимназических вечерах, любил бывать распорядителем, так как не любил две вещи: танцевать и бывать постороннем зрителем.
Большое влияние на Володю имел старший брат Александр. Это был непререкаемый авторитет. Мальчик стремился во всём походить на брата, и если его спрашивали, как он поступит в том, или ином случае, он неизменно отвечал:
– Как Саша!
С годами, стремление равняться во всём на старшего брата не прошло, а наоборот усилилось, стало глубже и осмысленнее. Меж тем, Александр окончил гимназию с отличием и его ждал научный мир. Он решил, как и его сестра, Анна, продолжить образование в столице России. Оторвавшись от отчего дома и почуяв некоторую свободу действий, он заинтересовался запрещенной литературой: Белинский, Чернышевский, Герцен, Добролюбов проложили в душе Александра борозду нигилизма. Но дальше философских рассуждений его деятельность в данной области не продвинулась, и практическая сторона дела осталась невостребованной.
Тем не менее, Александр не таил в себе захватившие его вольнодумные помыслы, и частенько посещая родительский очаг, знакомил Володю с запрещенной литературой. «Запретный плод» был их большим секретом, но пока вся эта идейная увлечённость, носила чисто познавательный характер и не давала вольного простора действиям.
Несчастье в семью пришло неожиданно. Однажды, как пишет Михаил Гиршович Штейн советник М.Г. Масленников, выставил в неблаговидном свете Илью Ульянова. Разговор шёл о его жене Марии Александровне, проповедовавшею свободную любовь[7]. И с директором народных училищ в январе 1886 года случился инсульт, который несчастный отец большого семейства не в силах был перенести.
В этом месте нам предстаёт новый виновник грядущих событий. Собственной персоной уездный доктор Иван Сидорович Покровский (из-за которого собственно и произошёл весь сыр-бор).
В книге воспоминаний Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой «О Владимире Ильиче и семье Ульяновых» есть «Указатель имён». Там имя Покровского – внебрачного сына члена литературно-театрального общества «Зелёная лампа» А.Д. Улыбышева и рано скончавшейся крепостной крестьянки, получившего своё отчество и фамилию от крёстного отца, упоминается на страницах сорок девятой и сто восемьдесят.
Одновремённо о Покровском как-то писала и русская поэтесса Новелла Николаевна Матвеева: «…врач Иван Сидорович Покровский, друг дома (Ульяновых), о котором весь Симбирск знал как о любовнике Марии Александровны… Третий сын Ульяновых, Дмитрий рождён от Покровского – Дмитрий тоже стал врачом».
Все эти факты, как утверждала Матвеева, она почерпнула из воспоминаний своего покойного деда, священника Орехово-Зуевского Богородицерождественского собора и народовольца Виктора. Поливанова, друга Александра Ульянова. Кроме того, Поливанов являлся родственником семьи Лавровых. Сестра Марии Александровны Ульяновой – Софья Александровна (Бланк в девичестве) бала замужем за одним представителем этой семьи, Иосифом Кондратьевичем Лавровым. Так вот якобы Поливанову, а не своей матери на сороковой день после казни старшего брата юный Владимир Ульянов сказал:
– Мы пойдём другим путём. – И добавил, – путём Нечаева.
С другой стороны Лариса Васильева в своей книге «Дети Кремля», вовсе не упоминает фамилии Покровского, обходясь словами «знакомый врач» или «знакомый доктор» и даёт последующему ходу событий своё объяснение: «Не домашней ли революционно настроенный врач посоветовал Марии Александровне назвать Александру имя его настоящего отца, чем повлиял на него».
Похоже, Анне Ильиничне было неприятно сознание, что кто-то, встретив имя Покровского на страницах её воспоминаний, вспомнит тайну, и она прилагала все силы, чтобы тайна не всплыла. В общем, ответ на вопросы «нашёл ли Александр в бумагах покойного отца, письмо раскрывающее тайну его происхождения?», или «…тайна была раскрыта его матерью после смерти Ильи Николаевича?» остаётся за семью печатями. Ясно одно, Александр нашёл дорожку в «осиное гнездо» нигилистов.
Ну, а дальнейший ход событий мы уже разбирали. ПРОИЗОШЁЛ ПРОВАЛ…
На суде метальщики бомб Андреюшин, Говорухин, Осипанов ни на шаг не отступали от своих взглядов на необходимость изменения существующего строя в России. Даже вынесенный смертный приговор не заставил их склонить головы перед властями и подать прошение о помиловании. Они первыми взошли на эшафот.
Аналогично своим новым товарищам вёл себя на следствии и суде Александр Ульянов. В своих показаниях он подтверждал известные факты и активно выводил из-под удара своих пособников, умышленно преуменьшая их роль в организации. Многое брал на себя[8].
Как ни странно, но ярый реакционер и воспитатель Александра III Победоносцев стоял за отмену смертного приговора. Мягкость Константина Петровича была вызвана не столько тем, что среди подсудимых был кандидат богословия Санкт-Петербургской духовной академии Михаил Новорусский и сын действительного статского советника Александр Ульянов, сколько взглядами на смертную казнь самого Победоносцева.
Но в окружении императора нашлись люди, которые считали необходимым вынесения смертного приговора. Их точка зрения победила, Александр III с ними согласился. Восьмого мая 1887 года Александр Ульянов был повешен в Шлиссельбургской крепости.
Удар для семьи Ульяновых был просто ошеломляющий. Особенное впечатление он произвёл на Володю. Мир исчез, перевернулся, взорвался. Брат Саша погиб за идею, ту самую, что разделял он – Володя, которая с его точки зрения, была не просто правильной, а праведной. Мало того, от их семьи отшатнулись все. Все, кто раньше у них бывал, всё либеральное симбирске общество. Не было соболезнований, люди перестали здороваться, а иной раз переходили на другую сторону улицы. Сплошь и рядом Ульяновы встречали осуждающе и ненавистные взгляды, злобный шепоток сзади:
– Это они…
– Это их сын…
В один миг из высшего света они попали в ранг неприкасаемых. Вот сейчас, пожалуй, мы подошли к самому ответственному звену в становлении «Второй империи». Без этого исторического импульса, отрезка событий, или как там... Ленин не смог бы состояться как историческая личность. Но это было уже не звено, а скорее детонатор событий, о котором не дано знать никому. Никто не может сказать, о чём думал в те жуткие дни молодой Ульянов. И если даже не «качать на косвенных», а просто взять и предположить: вдруг, вдруг в этот момент в голове молодого Ульянова загудел шумно садящий осиный рой. Вдруг ему застучали мысли по темечку: «За что?! За что нам такая несправедливость?! Отомстить! Отомстить! ОТОМСТИТЬ ВСЕМ! Всем этим ненавидящим взглядам, всем упрёкам и осуждениям, а в первую очередь отомстить системе и этому преклоняющемуся перед монархией и духовенством русскому народу, всей этой «стране рабов, стране господ» как сказал когда-то один его любимый писатель. Но идти следует другим путём. Террор? Да… Кто и что может ему противостоять? Но забрало следует держать закрытым».
После такого скандального события, жить в маленьком городе Симбирске, где каждый обыватель знал про соседа чуть больше чем про себя, стало невозможно, и мать была вынуждена, сразу же по окончании Владимиром гимназии, собрать вещи и детей и переехать в Казань (1887 год).
Надо сказать, что успехи Владимира Ульянова в учёбе оказались блестящими. Симбирская гимназия во главе с её директором Фёдором Михайловичем Керенским наградила выпускника золотой медалью. После получения аттестата Владимир Ильич без проблем поступил на юридический факультет Казанского университета. Но проучился он там всего три месяца.
Ноябрь 1887 года был ознаменован прокатившейся волной студенческих беспорядков. В это беспокойное время Ульянов не мог сидеть, сложа руки, и он принял самое активное участие в одной из акций протеста. Наказанием нерадивому студенту вместе с тридцати девятью другими бунтарями, было исключение из университета. Самого Ульянова выслали в село Какушкино – родовое поместье матери, под гласный надзор полиции. Через год чиновничья администрация разрешила Владимиру Ильичу вернуться в Казань, но в возобновлении учёбы в университете было отказано.
Именно в этот период, Ульянов подробно начал заниматься с различными социальными доктринами. Мария Александровна не на шутку встревожилась поведением сына. Напуганная участью старшего отпрыска, мать как решительная и деятельная женщина продала родовое поместье Кокушкино, городскую усадьбу Ильи Николаевича в Симбирске, добавила денег и купила имение с землёй в Самарской губернии, надеясь тем самым приохотить сына к управлению хозяйством. Владимир вначале поддался на уловку матери, он переехал в Самару, раз или два навестил купленное имение – Алакаевку, но этим дело и кончилось. В голове Ульянова стали созревать совершенно другие планы. Он несколько жалел, что его учёба дала сбой, и твёрдо решил довести начатое дело до конца, но так как в этом плане Казанский университет ему отказал, он нашёл другой вариант.
***
На московскую землю (пока проездом) Владимир Ильич Ульянов ступил в конце лета 1890 года, когда ему было двадцать лет. Целью данной поездки была просьба о сдаче экстерном государственных экзаменов при Петербургском университете за курс юридического факультета. Просьба была удовлетворена, и господин Ульянов с берегов Волги стал ездить сдавать экзамены в Петербургский университет. Для этого ему первым делом следовало приехать в Москву на Рязанский (ныне Казанский) вокзал.
Почему бы с Рязанского вокзала, да не направиться сразу в московскую гостиницу, а оттуда прямиком в центр, в Московский университет, который тоже славился своим юридическим факультетом, и где так же можно было сдать экзамены. Верно, можно было аттестоваться и в Москве, но обстоятельства складывались так, что вслед за старшим братом Александром[9], который устремился за образованием в столицу империи, последовала и литературно одарённая Анна Ульянова. «Западала» по петербургскому образованию и младшая, любимая Володина сестра Ольга[10].
Вначале, в отличие от старшего брата и старшей сестры, Владимир, который намеревался идти другим путём, не поехал даже в Москву, а поступил в Казанский университет, откуда его вскоре исключили. Спустя год с небольшим, отсидевшись в деревне, молодой Ульянов, после неоднократных ходатайств о завершении высшего образования (брат повешенного государственного преступника), получил на это право. Выбор пал на Петербургский университет. Может быть, молодого бунтаря Москва отвергла подобно Казани? С первого взгляда вполне возможно, но документы этого не подтверждают. Даже попытки не было заглянуть в учёный мир столицы. Причина здесь крылась в другом.
Петербург в отличие от Москвы был индустриальным центром, следовательно, там было больше не только рабочих, но и пролетариев, что создавало благоприятную почву для деятельности будущего вождя мирового пролетариата.
Кроме того в Северной столице решила учиться любимая сестра Володи – Ольга. Ну, что ж, это более менее объяснимо. Родственники всегда тянуться друг к другу. Опираясь на этот факт, как более реальный, оставим на время Володю Ульянова и поговорим о его сестре Ольге. Тем более, что её жизненный путь был короток.
В те времена девушек в институты, как правило, не принимали и когда-то для её старшей сестры Анны, особо одарённой и талантливой девушки сделали исключение. Но, в то время семья Ульяновых ещё не была «изгоем» общества. Ведь только после первого марта 1887 года времена для семьи Ульяновых изменились не в лучшую сторону. Но так уж устроен человеческий род, что в большинстве своём даже в горе и гневе имеют добрые порывы. В вопросе допуска Ольги Ульяновой, преподавательский состав не посмотрел на данный прокол, сделанный её ближайшим родственником в семейной благопристойности, принял одарённую ученицу в институт, пойдя наперекор своим не очень строгим правилам. Эта доброта, вольно или невольно, но повлияла на окончательный выбор будущего вождя партии. Он стал совершать дальние путешествия с берегов Волги через Москву к берегам Невы. Но бедная Ольга вскоре умерла от тифа.
- На Волковском кладбище появилась первая могила Ульяновых.
Поредевшая семья после кончины отца, казни брата, смерти сестры, после отделения, решившего жить в Петербурге Владимира, переехала с Волги на постоянное место жительства в Москву. Это событие произошло в конце лета 1893 года, когда пришла пора поступать в университет младшему сыну в семье, Дмитрию Ульянову, выбравшему медицинский факультет университета.
Коренные волжане Ульяновы стали надолго москвичами, не испрашивая на то разрешения властей, не зная трудностей и мучений с пропиской. «Бедная» вдова, жившая на пенсию мужа и, добавим, на скопленные «подачки» от царской милости (к сожалению прекратившимися со смертью Ильи Николаевича), не только переезжала из города в город, не только давала детям образование, но даже смогла купить усадьбу под Самарой: Алакаевка, за «скромные» семь с половиной тысяч рублей. Обратим внимание, пенсия Марии Александровны по утери кормильца была назначена сто рублей. Не густо, для покупки лошади, особняка, мельницы и восьмидесяти трёх с половиной десятин земли (девяносто один гектар).[11]
Вполне возможно, что по причине выше сказанного молодой Ульянов не захотел жить в приобретённом имении. Он не желал конфликтовать с местными крестьянами, на долю которых (тридцать четыре двора) приходилось шестьдесят пять десятин. Землю Ульяновы сдавали в аренду предпринимателю Крушвицу, он лично получал деньги с крестьян, в зависимости от урожая и пересылал их владетельнице, всё той же Марие Александровне. Она в свою очередь переводила деньги сыну. «Прошу прислать немного деньжонок: мои подходят к концу», – уведомлял двадцатипятилетний сын мать… Оказалось, что за месяц её сынок – помощник присяжного поверенного израсходовал всего пятьдесят четыре рубля тридцать копеек, не считая квартплату двадцать рублей, плату за вещи десять рублей. То есть восемьдесят четыре рубля, почти вся пенсия за отца, а Володя был у Марии Александровны не единственный ребёнок. Ну, Анна к тому времени была замужем, Дмитрий успел получить специальность врача. Зато, Мария, по совету Володи собиралась учиться за границей. Ей была в тягость отечественная гимназия. Да и на себя у Марии Александровны были расходы: а содержание дома, питание, прислуга?
Вся эта чужая бухгалтерия вместе с меркантильностью упоминается с одной целью: семья Ульяновых была достаточно состоятельная по русским меркам того времени.
***
В самом конце девятнадцатого века, комитет «Народная воля» перевоплотился в партию эсеров (социал-революционеров). Встав на путь примирения с существующим строем, они ратовали за передачу земли в пользование крестьян. Господин Ульянов узрев в этом ослабление революционной борьбы, в 1894 году написал книгу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов». В этом труде он писал, что народники не ставят себе задачу насильственного свержения царизма, а стремятся к тому, «чтобы заштопать, «улучшить» положение крестьянства при сохранении основ современного общества».
- Если бы будущий «вождь пролетариата» сам удосужился поговорить с крестьянами которые составляли девяносто процентов русского населения, то не стал бы слово «улучшить» ставить в кавычки.
Зато такая постановка вопроса вновь раздула, потухшее было мятежное дело, и собрала под знамёна большевиков оставшихся без дела террористов, а Владимиру Ильичу удалось преподнести себя как теоретика марксизма и объединить все петербургские кружки в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Но не все были согласны со многими выводами и аргументами. Возникали диспуты, и даже ссоры. Молодцеватый марксист, каким то образом умудрялся согласовывать основы направления своей политики с существующими условиями. Господин Ульянов делал это экзотично до вульгарности. Налетая боевым петухом на оппонента, он не стеснялся в выражениях. «Холуй, наймит, подонок, проститутка, предатель», – таким был основной набор ленинских литературно – полемических приёмов в спорах.
- Зато противник был полностью обескуражен.
А жизнь шла своим чередом. В шуме и грохоте становления фабрик и заводов, рождался капитализм. Образно говоря, повозка XIX века из гужевого транспорта превращалась в мощный прогресс – локомотива XX века.
Заканчивался 1895 год, это значило, что на земле Владимир Ильич уже четверть века, образно выражаясь «коптил небо». Его сверстники по Симбирской гимназии, Казанскому и Петербургскому университетам, служили, произносили речи в судах, делали карьеру на государственной и частной службе, заводили собственные дела, женились, растили детей. Помощник присяжного поверенного шёл к цели иным путём. Под именем Николая Петровича, или просто под кличкой Петербуржец,[12] он появлялся в разных концах Петербурга в квартирах, где его поджидало несколько рабочих – слушателей кружка, и часами вёл пропаганду марксизма:
– Революция, – говорил он (но это уже в частной беседе) одному из единомышленников, – предполагает участие масс, но эту самую революцию делает меньшинство, которое и захватывает ключевые посты в государстве. Все остальные – крайние. Полиция, каким-то образом узнав об антиправительственной агитации, решила, что эту «песню» пора прекратить. В 1895 году, в ночь с восьмого на девятое декабря Владимира Ульянова с товарищами по «Союзу борьбы» взяли под стражу, сделав на вполне законных основаниях, жителем сто девяносто третьей камеры дома предварительного заключения.
Тюремную камеру заключённый превратил в рабочий кабинет. Там он описал «Проект программы социал-демократической партии». Весь долгий срок следствия, для господина Ульянова превратился в увлечённую пору творческой деятельности. Он свободно заказывал книги в тюремной библиотеке, делал зарядку, читал, шагал по камере. Немногочисленные родные сразу бросились на помощь. «Мать готовила и приносила передачи три раза в неделю, – писала впоследствии Анна Ильинична, – он имел платный обед и молоко… Получал от родных книги, письма, минеральную воду, а так как особых соблазнов мирской жизни не было поправил больной желудок».
Да вот и его собственноручное письмо к сестрице: «Получил вчера припасы от тебя (…) иного снеди (…) чаем например, я мог бы с успехом открыть торговлю, но думаю, что не разрешили бы, потому, что по конкуренции с местной лавочкой победа осталась бы несомненно за мной.
Всё необходимое у меня здесь имеется, и даже сверх необходимого. Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят её из аптеки, в тот же день как закажу». Одна только просьба: «Хорошо бы получить стоящую у меня в ящике платяного шкафа овальную коробку с клистирной трубкой» (1896).
Спустя год, когда дело «Союза борьбы» закончилось, «народного заступника» без всякого суда (вот он явный произвол царизма) выслали на три года в Восточную Сибирь. В ссылку господин Ульянов получил разрешение ехать без конвоя, своим ходом, свободно. По пути из Питера, остановился в Москве, у матери, на три дня сверх положенного срока. В этот раз мать жила в районе Арбата, на «Собачей площадке» в красивом особнячке. Это был пятый адрес Ульяновых известный краеведам. В принципе частая смена квартир была обычной практикой московской жизни, для многих обеспеченных людей.
Шестнадцатого марта наш герой отправился в Красноярск. Дорога предстояла не близкая, но не изнуряющая. Весна входила в свои права. На этапе, это важный фактор, хотя как сказать. Везде свои плюсы и минусы.
Поздним вечером шестого мая 1897 года нашего героя с товарищами по несчастью, ямщики доставили в Минусинск. Для запыленных и уставших пассажиров была вытоплена баня. После бани все расположились на отдых.
Ранним утром следующего дня, все «путешественники» со свежей головой и некоторыми волнениями, направились по Новоприсутственной улице в полицейское правление. Они предъявили исправнику проходные свидетельства. Провинциальный чиновник ознакомил их с уставом о ссыльных и предложил Владимиру Ильичу на следующий же день отбыть из Минусинска в село Шушенское в распоряжение полицейского заседателя Икингрина.
Место ссылки Ленину понравилось, вот как он описывал его в письмах родным и близким:
«Назначением своим... я очень доволен, ибо Минусинск и его округ лучшие в этой местности и по превосходному климату и по дешевизне жизни. Расстояние от Красноярска не очень большое...
Я назначен в село Шушенское... Это большое село (более полутора тысяч жителей) с волостным правлением, квартирой земского заседателя (чин, соответствующий нашему становому, но с более обширными полномочиями), школой и т.д. Лежит оно на правом берегу Енисея, в пятидесяти шести верстах к югу от Минусинска. Так как есть волостное правление, то почта будет ходить, значит, довольно правильно: как я слышал, два раза в неделю. Ехать туда придется на пароходе до Минусинска (дальше вверх по Енисею пароходы не ходят), а затем на лошадях».
Судя по выше сказанному, Ленин в сибирской ссылке чувствовал себя прекрасно. Данный факт подтверждают и воспоминания Глеба Максимилиановича Кржижановского:
«Когда в период сибирской ссылки в одном из разговоров с Владимиром Ильичем я рассказал ему об определении здорового человека, данном известным в то время хирургом Бильротом, по которому здоровье выражается в яркой отчетливости эмоциональной деятельности, Владимир Ильич был чрезвычайно доволен этим определением.
– Вот именно так, – говорил он, – если здоровый человек хочет, есть, так уж хочет по-настоящему; хочет спать – так уж так, что не станет разбирать, придется ли ему спать на мягкой кровати или нет, и если возненавидит, – так уж тоже по-настоящему...
Я взглянул тогда на яркий румянец его щек и на блеск его темных глаз и подумал, что вот ты-то именно и есть прекрасный образец такого здорового человека.»
В ссылке Ленин жил за казенный счет и получал ещё деньги из дома. Может показаться, что он жил как на курорте. Вспомните эти строчки, читая главу «Сталин». Многие ссыльные находились совсем в иных условиях. Одно слово «ссылка» уже бросает в дрожь и наводит тоску, но Ленин сам смог организовать свою жизнь. Всё дело в возможностях доступных тому или иному человеку. Выше мы отмечали, что Ульяновы по русским меркам были достаточно обеспеченным семейством, а деньги, мягко говоря, движущий человеческий фактор.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 334; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!