Отношение современников к личности Никколо Макиавелли



«Друзей Никколо не имел. Его не любили».

Об этом свидетельствует современник, которому можно поверить, - Бенедетто Варки, историк. Рассказывая о смерти Никколо, Варки говорит: «Причиной величайшей ненависти, которую питали к нему все, было, кроме того, что он был очень невоздержан на язык и жизнь вёл не очень достойную, не приличествовавшую его положению, сочинение под заглавием «Государь»…»

Но, конечно, главная причина «ненависти» была не в том, что Макиавелли писал вещи, которые разным людям и по-разному не очень нравились. Дело было в том, что Варки считал обстоятельством второстепенным: в личных свойствах Никколо. Такой, каким он был, для своей среды он был непонятен и потому неприятен. Его не стесняясь ругали за глаза. Верный Биаджо не раз сообщал ему об этом с сокрушением сердечным.

Что же делало его чужим среди своих?

Итальянская буржуазия не приходила в смущение от сложных натур. Наоборот, сложные натуры в её глазах приближались к тому идеалу, который не так давно формулировали по её заказу гуманисты, - к идеалу широко разностороннего человека, uomo universale. Но была некоторая особенная степень сложности, которую буржуазия переносила с трудом.

Её не пугали ни сильные страсти, ни самая дикая распущенность, если их прикрывала красивая маска. Она прощала самую безнадежную моральную гниль, если при этом соблюдались какие-то необходимые условности.

Гуманисты научились отлично приспособляться ко всем таким требованиям. За звонкие афоризмы, наполнявшие их диалоги о добродетели, им спускали всё, что угодно. Макиавелли наука эта не далась. Он не приспособлялся и ничего в себе не приукрашивал. Во всяком буржуазном обществе царит кодекс конвенционального лицемерия. Тому, кто его не преступает, заранее готова амнистия за всякие грехи.

Макиавелли шагал по нему не разбирая, а иной раз и с умыслом топтал его аккуратные предписания.

Он был не такой, как все, и не подходил ни под какие шаблоны. Была в нём какая-то нарочитая, смущавшая самых близких прямолинейность, было ничем не прикрытое, рвавшееся наружу, даже в самые тяжёлые времена нежелание считаться с житейскими и гуманистическими мерками, были всегда готовые сарказмы на кончике языке, была раздражавшая всех угрюмость, манера хмуро называть вещи своими именами как раз тогда, когда это считалось особенно недопустимым. Когда «Мандрагора» появилась на сцене, все смеялись: не смеяться было бы признаком дурного тона. Но то, что лица «Мандрагоры» были изображены как типы, а сюжет был разработан так, что в нём, как в малой капле воды, было представлено глубочайшее моральное падение буржуазного общества, раздражало. Сатира была более злой, чем допускала лицемерная условность.

Если его осуждали за дурной характер и пробовали хулить за то, что он выходит из рамок, он всем назло делал вдвое, не боясь клепать на себя, и выдумывал себе несуществующие недостатки сверх имеющихся. Гвиччардини - правда, ему одному, потому что он был уверен, что будет понят им до конца, - Никколо признавался с некоторым задором: «Уже много времени я никогда не говорю того, что думаю, и никогда не думаю того, что говорю, а если мне случится иной раз сказать правду, я прячу её под таким количеством лжи, что трудно бывает до неё доискаться».

Дживелегов А.К., Никколо Макиавелли / Никколо Макиавелли, Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве, М., «Мысль», 1996 г., с. 555-556.

ВАЖНОЕ! «Его считали не столько государственным деятелем, человеком действия, сколько писателем, или, как принято выражаться ныне, кабинетным учёным. А его бедность, беспорядочный образ жизни, плебейские привычки, «шедшие вразрез правилам», как с укором говорил ему безупречнейший Гвиччардини, отнюдь не улучшали его репутацию. Сознавая своё величие, он не снисходил до того, чтобы пробивать себе дорогу с помощью тех внешних, искусственных приёмов, которые так знакомы и так доступны посредственностям. На потомков он оказал огромное влияние: одни его ненавидели, другие превозносили, но слава его неизменно росла. Имя его продолжало оставаться знаменем, вокруг которого сражались новые поколения в своем противоречивом движении то вспять, то вперед. У Макиавелли есть небольшая книжка, переведённая на все языки и затмившая все остальные его произведения: это «Государь».

Об авторе судили именно по ней, саму же книгу рассматривали не с точки зрения её логической, научной ценности, а с моральной точки зрения.

Было признано, что «Государь» - это кодекс тирании, основанный на зловещем принципе «цель оправдывает средства», «победителей не судят». И назвали эту доктрину макиавеллизмом. Много было предпринято хитроумнейших попыток защитить книгу Макиавелли, приписать автору то одно, то другое более или менее похвальное намерение. В итоге рамки дискуссии сузились, значение Макиавелли умалили».

Ф. де Санктис, Макиавелли в книге: Никколо Макиавелли, Сочинения, СПб, «Кристалл», 1998 г., с. 625.

 

Технология власти по Никколо Макиавелли

Наиболее знаменитое сочинение Никколо Макиавелли - ll principe, которое разными переводчиками переводится как: Государь / Князь / Правитель, было написано в 1513 году, а впервые опубликовано в 1532 году.

Говоря современным языком, по мнению Никколо Макиавелли, целью действий Государя должен быть именно успех, а не слава, добродетельность, религиозность либо личные наслаждения…

Сам стиль изложения его политических советов напоминает трактаты по военной стратегии – см., например, тексты древнеримского автора Секста Юлия Фронтина.

Его трактат «... является отрицанием средневековья, но вместе с тем и отрицанием Возрождения. Созерцание Бога удовлетворяет его столь же мало, сколь и созерцание произведения искусства. Он высоко ценит культуру и искусство, но не настолько, чтобы согласиться, что они должны и могут составить цель жизни. Макиавелли борется с воображением как с самым опасным врагом, полагая, что видеть предметы в воображении, а не в действительности - значит страдать болезнью, от которой необходимо избавиться. Он то и дело повторяет, что надо видеть вещи такими, каковы они в действительности, а не такими, какими они должны быть. Это «должно быть», к которому устремлено всё содержание в средние века и форма в эпоху Возрождения, обязано уступить место бытию, или, как говорит Макиавелли, «правде настоящей». Подчинить мир воображения, мир религии и искусства миру реальному, который дан нам через опыт и наблюдение, - такова основа учения Макиавелли. Отбросив всё сверхчеловеческое, всё сверхъестественное, Макиавелли кладёт в основу жизни родину.

Назначение человека на земле, его первейший долг - это патриотизм, забота о славе, величии, свободе родины. В средние века понятия родины не существовало. Существовало понятие верности, подданства. Люди рождались подданными папы и императора, представителей Бога на земле: один олицетворял дух, другой - «тело» общества. Вокруг этих двух солнц вращались звёзды меньшей величины - короли, князья, герцоги, бароны, которым противостояли в силу естественного антагонизма свободные города-коммуны. Свобода была привилегией пап и императоров, однако города-коммуны тоже существовали по Воле Божьей, а следовательно, по воле папы и императора, отчего они часто просили прислать папского легата или имперского посла для опёки или замирения.

Савонарола объявил королём Флоренции Иисуса Христа - разумеется, оставив за собой право быть его представителем и толковать его учение. В этой детали, как в капле воды, отражены все представления того времени».

Ф. де Санктис, Макиавелли в книге: Никколо Макиавелли, Сочинения, СПб, «Кристалл», 1998 г., с. 629.


«Главным фактором политического успеха он полагал пересечение двух величин - «свойств времени» и «способа вести себя» в политике (el modo del procedere). Нет ничего постоянного в мире политики, нет никаких универсальных рецептов, есть лишь постоянство установки на политический успех (и именно эта установка была впоследствии принята и развернута в классической европейской философии политики XIX века в концепции «ответственной / эффективной политики»). Макиавелли по сути дела стал первым европейцем, который преодолевает противоречие, заложенное в концепции «универсального человека». Он изобретает такого индивида, универсальность которого обслуживает его самого в модели успешного (удачливого) Государя и этим намечает кардинальный разрыв с «духом» классицизма и его идеалом homo politicus. Разнообразие свойств и качеств модельной личности при этом работают как бы не на саму личность государя, а на политические цели, которые находятся вовне его - власть, государство, родина. Отчуждение дела от его носителя, безусловно, является важнейшей инновацией Макиавелли-успехолога. Во имя власти, а не славы... - рефрен, который, действительно, становится самым частым в его политической философии

Доблесть Правителя при этом - не есть его собственный политический успех, как это было прежде. Успех у Макиавелли навсегда отчуждён от личности политика. Аутентично лишь происхождение политического успеха, точнее, - его этос. Макиавелли утверждает, что главное в политике - поиск адекватных методов и средств (el modo).

А отсюда становится ясным, что в политике вполне допустимо наличие «правил» достижения успеха. Следуешь правилам - достигаешь успеха, отступаешь от правил - тебя ждет неудача. Но эти правила отныне потрясающе дистанцированны от тех культурных норм, которыми руководствовались все правители тысячелетиями до Макиавелли. Ни один досовременный homo politicus не мог бы стать правителем «без веры, без благочестия, без религии». У Макиавелли же мы находим, что подлинным объектом политической рефлексии становятся лишь «правила успеха», а не его культурно-нравственный контекст.

На передний план Макиавелли выносит инновативную политическую стратегию - использование в разных обстоятельствах разных средств достижения успеха. «Разнообразию» мира вне политика может противостоять лишь «разнообразие» внутри него, то есть - универсальность самого правителя. Не открыл своего индивидуального политического метода - вини самого себя!

Макиавелли завершает все предшествующие нравственные искания в политике. В XV-й книге «Государя» мы читаем: «... государю, если он хочет удержаться у власти, необходимо научиться отступать от добра (imparare a potere essere поп buono) и пользоваться или не пользоваться (е usarlo e поп) этим умением, смотря по надобности (secondo la necessita)». Как пишет Л.М. Баткин, такого до Макиавелли «не говорил никто», поскольку сокровенный смысл этого откровения Макиавелли заключен не столько в начале фразы («научиться отступать от добра»), сколько в её завершении - «пользоваться или не пользоваться этим умением, смотря по надобности».

Согомонов А.Ю., Генеалогия Успеха и Неудач, М., «Содтакс»; «Невский Простор», 2005 г., с.124 и 128-129.
«О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят, ибо чернь прельщается видимостью и успехом, в мире же нет ничего, кроме черни, и меньшинству в нем не остаётся места, когда за большинством стоит государство».

Никколо Макиавелли, Государь / Сочинения, СПб, «Кристалл», 1998 г., с. 95.

 

Также, если есть время и желание, обратите внимание на книгу «Перечитывая Макиавелли», в ней много полезных статей: http://igh.ru/system/publications/texts/000/000/076/original/6a55c2e90600b178d060d8af9e22307c32945437.pdf?1479997976


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 838; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!