Ныне же ведомо мне, что кровь суть сама пища духов сих, отчего поле боя после сечи светится сиянием противоестественным, выдавая тем самым присутствие кормящихся духов.
Да хранит Наксир всех нас!
Крик мой поверг обряд в пучину хаоса и замешательства. Даровало мне сие миг требуемый, и помчался я вниз горною стезёю, приведшею меня сюда, столь стремительно, сколь позволяли мне сие ноги мои, взывая к Нарикс, дабы вывела Она меня на тропу безопасную. И погнались жрецы за мною, хотя некоторые, казалось, остались: быть может, дабы завершить обряды. Как бы ни было сие, когда нёсся я, как безумный, вниз по склону в хладной ночи, и сердце моё колотилось в груди моей, и глава моя наполнялась жаром, — звук разбивающихся камений и гром прогремели за мною и потрясли саму твердь, по коей бежал я. Пал я ниц в испуге и спешке. Поднявшись, оборотился я, дабы встретить лицем к лицу всякого нападающего, что оказался бы рядом со мною, хотя был я мал и безоружен. К изумлению моему, узрел я не жреца древнего ужаса, не заклинателя мёртвых, владеющего сим тайным искусством, но лишь чёрные одеяния, упавшие в траву и волчцы без видимого присутствия жизни иль тел под ними. Подошёл я осторожно к ближайшему и, подобрав длинный прут, притянул одеяние из цепких волчцов и терний. Всем, что осталось от жреца, была лужица слизи, подобной зелёному маслу, запах же от облачения их был таковой, будто тело лежало долго, разлагаясь на солнце. Смрад сей выворотил чрево моё и чуть было не поверг меня наземь, но был я полон решимости найти прочих, дабы узреть, постигла ли их та же участь. Подымаясь по склону, коим лишь мгновение назад убегал столь испуганно, обнаружил я и прочих тёмных жрецов, в том же состоянии, что и первый. Продолжил я путь, минуя одеяния по мере продвижения моего, не осмелясь более ворошить их. Затем подошёл я, наконец, к серому каменному памятнику, коий вознёсся противоестественно в воздух по велению жрецов. Ныне вновь покоился он на земле, но письмена всё ещё сияли пламенем нечестивым. Змии иль то, что показалось мне тогда змиями, сгинули. Но средь умерших уголиев огня, ныне хладных и чёрных, покоилась, сверкая, скрижаль железная. Подобрал я оную и узрел, что на ней, как и на камне, нанесены письмена, но дюже замысловатые, и способом, коего уразуметь был я не в состоянии. Знаки были иными, нежели нанесённые на камень, но сложилось у меня ощущение таковое, будто почти мог бы я прочесть их, но не мог всё же, как ежели бы ведал я наречие сие прежде, да давно позабыл. Глава моя разболелась, будто бы Иблис колотил в череп мой, когда луч лунного света коснулся сребряного оберега (ибо ведомо мне ныне, что было сие) и глас вошёл в главу мою и поведал мне тайны действа, коему стал я свидетелем, единственным словом: Ктулху. В миг сей, как будто бы шёпот свирепый поведал мне в ухо моё, постиг я. Знаки сии вырезаны на сером камне, коий суть врата в Запределие:
|
|
|
Полные начертания знаков таковы:
|
|
|
Се есть оберег града Куту, коий взял я десницею моею и ношу по сей день, на шее моей, когда пишу я словеса сии:
 |
Краткое назертание знака
Из трёх же вырезанных печатей первый суть знак рода нашего из ‑ за звёзд, и имя ему Арра на языке писца, научившего меня сему, Посланника Древних. На языке Вавилона, града древнейшего, зовётся он Ур. Се есть печать завета Старших, и покуда видят её они, те, что дали её нам, не забудут они нас.
Они дали клятву!
Дух небес, помни!
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 240; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!