Обряды сии не тайна для меня ныне.



Абдул аль Хазред

Некрономикон

Дамаск 730г.

Книга Мёртвых Имён

Сура 1. Предуведомление читающим Книгу сию

Книга сия — о тайнах тех, что открылись писавшему её в опасных странствиях по земным пустыням и неземным странам. Се есть Книга о законах и обычаях спящих мёртвых, писанная мною, Абдаллахом ибн Джабиром ибн Абдаллахом ибн Амром аль ‑ Хазраджи аль ‑ Ансари, слугою вашим, известным волхователем и стихотворцем. При помощи тайн Книги сей говорил я с тёмными духами, кои одарили меня сокровищами великими — как богатством, так и знаниями. Изведал я и знание непознаваемое, ведомое Древними, могущество коих познал я. Позабыл о них Зардушт, не ведал Муса, не постиг Дауд, Яхья отстранился, Иса лишь верным поведал, Мани знал, да утаил, Мухаммед отрёкся. Но узнал я об живших пред человеками и существующих доныне в грёзах, и вельми ужасными нашёл их. Один из них и научил меня сему могущественному колдовству.

Книга повествует о тех дивных местах, в коих побывал я, об ужасах бессердечных, с коими столкнулся я, кои к подлинному безумию привели меня, как показано в записках моих, воспоминаниях безумца. Ибо должно быть безумцем, дабы веровать в те вещи, кои узрел я, в те обряды, кои свершал я, в те места, в коих бывал я, и времена, кои я посетил.

Да наидет мукарриб на страницах сих итог всего знания, кое собрал я за время сих сводящих с ума странствий.

Да послужит Книга сия предостережением против тех, кто ожидает в Запределии.

Сура 2. Свидетельство меджнуна, странника и учёного

Се есть свидетельство всего, что узрел я, и всего, что узнал я за те лета, когда обладал я тремя печатями гор Араратских.

Тысячу и одну луну видел я с рождения моего, и, верно, довольно сего для срока жития человеческого, хоть и речено в книге Мусы, что много более жили пророки. Слаб я, и болен, и несу тяжкое бремя усталости и истощения, и вздох висит в груди моей, подобно угасшему светильнику. Стар я. Шакалы поют имя моё в полночных псалмах своих, и глас сей тихий, тонкий взывает ко мне издалёка. И глас куда более близкий вопиет в ухо моё с нечестивою жаждою. Тяжесть души моей определит место последнего упокоения моего. Пред сим же часом должно начертать мне здесь всё то, что смогу я, об ужасах, кои подступают из Запределия и кои лежат в ожидании у дверей всякого человека, ибо се есть тайна древняя, завещанная пращурами, но позабывая всеми, кроме немногих почитателей Древних (да будут вычеркнуты имена их!). А коли не завершу я труда сего, возьмите то, что хранится здесь, и отыщите прочее, ибо время кратко, и не ведает, не разумеет род человеческий зла, что ожидает его со всякой стороны, изо всяких врат отворённых, за всякою разбитою преградою, ото всякого беспечного прислужника пред жертвенниками безумия.

Ибо се есть Книга Мёртвого, Книга аль ‑ Кхема, кою писал я под угрозою для жизни моей, как и обрёл её в мирах ифритов, жестоких духов небесных из ‑ за пределов звёзд блуждающих.

Да будут все читающие Книгу сию предуведомлены чрез неё, что обиталище человеков зримо и заметно для сего народа Древних — богов и шайтанов — со времён пред временем, и что ищут они отмщения за ту забытую битву, что случилась в далёких просторах и расколола миры на заре рода Адамова, когда Старшие скитались в пространствах народа Мардука, как известен он халдеям, и Нарикс, владычицы нашей, повелительницы кудесников.

Знай же ныне, что ступал я всеми мирами джиннов, как и местами Запределия, и сходил в нечистые места смертельной и вечной жажды, к коим путь ведёт чрез врата небытия, возведённые в Уре, во дни до начала Вавилона.

Знай же далее, что беседовал я со всевозможными джиннами и дэвами, чьи имена неизвестны более средь народов человеческих или же никогда не были ведомы. И печати некоторых из них содержатся здесь, тогда как иные должен я взять с собою, когда покину я мир сей. Да смилостивится Наксир над душою моею!

Видел я неведомые земли, не нанесённые ни на какие карты. Жил я в пустынях и пустошах и говорил с дэвами и душами мужей, кои зарезаны были, и жён, кои умерли родами: с жертвами джинни Идхьи. Странствовал я под морями, в поисках дворца Господа нашего, и находил каменные памятники народов поверженных, и сумел прочесть письмена некоторых из них, тогда как иные до сих пор остаются сокрытыми от всех живущих. И народы сии истреблены были из ‑ за знания, хранимого в Книге сей. Странствовал я средь звёзд и трепетал пред джиннами. Наконец, обрёл я заговоры, с коими прошёл я сквозь врата небес, и забрёл я в запретные области нечестивых ифритов. Подымал я дэвов и почивших. Призывал я духов предков моих к сущему и зримому явлению на вершинах зиккуратов, воздвигнутых, дабы достигнуть звёзд, и построенных, дабы коснуться нижайших чертогов Джаханнама. Сражался я с чёрным чародеем Азатотом, тщетно, и бежал на землю, взывая к Шуб ‑ Ниггурат и брату её, Мардуку, владыке двуглавого топора. Подымал я полчища супротив земель востока, орды дэвов призывая, заставлял я их повиноваться мне, и, творя сие, познал я Нгуо, бога неверных, дышащего пламенем и ревущего подобно тысяче громов.

Страх познал я. Познал я врата, ведущие в Запределие, коими Древние ищут пути в наш мир, подле коих вечно стражу несут. Пропитался я запахами Древней, царицы Запределия, чьё имя начертано в чудовищном писании Магана, завете того погибшего народа, чьи жрицы, власти ищущие, отворили во времена минувшие врата ужасные, зловещие, и сгинули навеки. Обрёл я знания сии при обстоятельствах совершенно немыслимых, когда был я неграмотным пастухом в землях Междуречия, покорённых ордами служителей Аллаховых.

Вот! ибо се есть начало пути моего, обернулся коий нежданно жутким хохотом Азатота, Того, кто есть второй из Великих Внешних, явившихся из бездны Запределия, и коего призывал я себе в сотоварищи в гордыне своей. Насмехался Он надо мною, ибо, видно, ничтожны обереги мои пред силою Древних.

Ведомо мне, что потерян я ныне для путей человеческих, но не молил я и не славословил и не кланялся так, как желал сего шахиншах джиннов, но презрел Его и проклял Его, и посему оставил Он меня до времени. Быть может, поверил Он, что крепче я, нежели прежде подумалось Ему, или же, быть может, сотворил я то, чего не ждал Он.

Однажды в отрочестве, направляясь на север и восток горами Нуха, что наречены живущим там народом землёю Масис, набрёл я на серую скалу с тремя дивными знаками высеченными. Была же оная высотою с человека и обхватом с быка. Сидела она в земле твёрдо, так что не мог я сдвинуть её. Полагая, что не более они, нежели письмена, хранившие память о деяниях царских, дабы отметить сим старинную победу над неприятелем, развёл я костёр у подножия её, дабы защитить себя от волков, бродивших в тех краях, и отошёл ко сну, ибо было сие ночью, и был я далече от селения моего в Бет ‑ Арабайе. Около трёх часов до рассвета, девятнадцатого шабату, был разбужен я воем пса иль волка, необычайно громким и почти на расстоянии вытянутой руки от меня. Пламень умер на уголиях своих, и красные, яркие искры его бросали слабый, пляшущий отблеск на каменный памятник с тремя знаками. Принялся я торопливо разводить новый костёр, когда нежданно серая скала стала медленно возноситься в воздух, будто была она голубем. Не мог я шелохнуться иль издать звука от страха, сковавшего хребет мой и хладными перстами охватившего череп мой. Встреча с самим Иблисом меньшим потрясением была бы для меня, нежели видение сие, ускользающее из дланей моих! Вскоре услышал я глас мягкий в некотором отдалении и испытал более приземлённый страх пред татями ночными, готовыми напасть на меня, и, дрожа, откатился я в траву высокую. Глас иной слился с первым, и вскорости несколько мужей в чёрных одеяниях татей собрались на месте, где пребывал я, окружая парящую скалу, пред коею не проявляли они ни малейшего трепета. Теперь мог я явственно различать, что три знака на каменном памятнике сияют огнем багряным, будто бы объята скала пламенем. Бормотали незнакомцы вместе молитву иль призыв, из коего можно было различить лишь несколько слов, и те на совершенно неведомом мне языке.

Да смилостивится Наксир над душою моею!

Обряды сии не тайна для меня ныне.

Незнакомцы, чьих лиц не мог я различить иль признать, сотворяли безумные мановения в воздухе с кинжалами, засверкавшими хладно и остро в горной ночи. Из ‑ под парящей скалы, из самой тверди, где находилась она прежде, показался воздымающийся хвост змиев. Змий сей был, воистину, более всякого, когда ‑ либо виденного мною. Самая тонкая часть оного была толщиною в две мужеские руки, и покуда возвышался он над твердию, последовал за ним второй, хотя конца первого не было ещё видно и он, казалось, достигал самого пекла. Появлялись они один за одним, и твердь задрожала под тяжестию щупалец сих, огромных и многочисленных. Песнопения жрецов, коих я знаю ныне как служителей некой тайной силы, становились всё громче и всё визгливее.

Й’А! Й’А ЗИ АЗАГ!

Й’А! Й’А ЗИ АСКАК!

Й’А! Й’А КУЛУЛУ ЗИ КУР!

Й’А!

Земля, где сокрывался я, стала влажной от чего ‑ то, стекавшего с места действа, коему стал я свидетелем. Коснулся я жидкости и обнаружил, что се есть кровь. В ужасе возопил я и обнаружил присутствие моё пред жрецами. Оборотились они ко мне, и узрел я с отвращением, что кинжалами, силою коих прежде подымали они камень, рассекли они груди свои ради некой таинственной цели, кою в ту пору не мог я уразуметь.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 311; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!