Красно-чёрное, свистком по белому. 5 страница
– Слишком много коньяка, – Мечеслав виновато улыбнулся.
– Да, я тоже часто не допиваю до дна, – задумчиво протянула Мелисса. – Иногда ведь это лучше – не доходить до самого конца. А ведь вам, Слава, повезло больше.
– В чём? – он даже встрепенулся, когда она неожиданно обратилась к нему по имени.
– В отличие от меня, вас Ринордийск не держит. Поэтому при желании вы всегда сможете уйти, чтоб искать что-то другое, где-то ещё – где захотите. И когда захотите.
– Ну и как она тебе? – спросил Мартин, без особого даже интереса, а скорее с интонацией «ну вот, а ты ожидал чего-то особенного?»
– Мне больше всего интересно, как вообще вы с ней пересеклись.
На вопрос Мартина не так уж хотелось отвечать (хотя тот наверняка и проводить вызвался для нескольких минут приватного разговора).
– Давнее дело, – Мартин отмахнулся. – Мы ещё по северо-западу знакомы, в столице она позже обосновалась. Да и на северо-запад тоже откуда-то приехала, кажется… Думаешь, она всегда такая была, не от мира сего? – он вдруг серьёзно посмотрел на Мечеслава. – На инженерном участвовала в проекте мультимодального телесигнала – который передавал бы запахи, температуру… Помнишь, были одно время такие идеи?
– Помню, – кивнул Мечеслав. – Лет десять назад.
– Вот. Она этим всерьёз занималась, пока вся их команда не развалилась. И ещё чем-то другим, сейчас не вспомню. Правда, и тогда уже была со странностями, – Мартин усмехнулся. – Говорила, что чего-то главного во всём этом – что мы делаем – всё равно нет и что пока не найдёт его, не успокоится.
|
|
|
Мечеславу хотелось повозражать: неясные устремления Таубанской были ему чем-то близки и сродственны, хоть и не во всём понятны. Но тут вечернюю тишину прервал отдалённый нарастающий крик:
– Ман-ти-ко-ра! Ман-ти-ко-ра!
Они остановились, чтобы всмотреться в компанию, кучкующуюся у старых синих елей.
– Ман-ти-ко-ра! Ман-ти-ко-ра!
Те стояли кружком, выбрасывая какие-то жесты внутрь, к центру круга, и скандировали всё громче и громче, впадая в раж.
Мечеслав прищурился, поморгал, но понятнее ему не стало.
– Что они делают? – спросил он.
Мартин скептично пожал плечами:
– Вызывают.
– Мантикору?
Круг несколько расширился: кто-то остался в центре, но что точно там происходило, отсюда было не разобрать; вставшие же по краям теперь усиленно аплодировали.
– Ман-ти-ко-ра! Ман-ти-ко-ра!
– Соскучились, – кивнул Мартин (они уже отдалялись от ёлок и компании). – Одни девы вокруг.
«Разве ты не слышишь приближенья чёрных крыл?» – пронеслось в голове.
Ника оставила печенье на столе и, кинув на Мечеслава и Георга оценивающий взгляд, оставила их тоже. Но они всё равно вышли на балкон: было жарко, а там хоть чуть-чуть продувало ветерком.
|
|
|
– А Машенька?.. – вспомнил вдруг Мечеслав.
– Гуляет, – Георг сдержанно, чуть смущённо улыбнулся в бороду. – Алексей её вытащил. В парк.
– В кои-то веки?
– Ага… – Георг кивнул, но всё равно, казалось, что-то его тревожило. Мечеслав покосился на него, пытаясь понять, думает ли брат примерно о том же, о чём он сам, сейчас, или тревога эта обусловлена какими-то иными причинами.
– Что за человек этот Алексей? – спросил он. Взгляд между тем по привычке обрисовывал линии домов и мелких построек внизу. Полосатый козырёк летней кафешки, красная роза в окне почти напротив – ах нет, это какой-то другой цветок…
– Нет, он хороший человек, хороший, – торопливо закивал Георг. – А странности… Они, конечно, у всех свои есть.
«И тогда уже была со своими странностями, – и тут же. – Это прежде всего служение, посвящение себя без остатка одному делу, одной идее».
– Георг, – он настойчиво попытался отловить взгляд брата. – Ты помни, что он поэт. Это… понимаешь, это особый коленкор людей. Они могут быть талантливыми, великими и вообще замечательными. Но нам, с нашей обычной человеческой жизнью, подчас лучше не связываться с ними слишком тесно.
|
|
|
– Ну, это не мне решать, а Машеньке… – протянул Георг, обозревая мельком окрестность.
– Ты ей так передай хотя бы. Не в плане отговаривать, просто… Чтобы была в курсе.
– Это да, это да, – пробормотал тот, по-прежнему не встречаясь взглядом с Мечеславом.
Он подождал, не скажет ли брат чего-то ещё, потом снова стал смотреть на притихшую летнюю улочку. На веранде кафешки сидело, кажется, несколько человек, вообще же было пустынно. Жара…
Георг явно размышлял над чем-то – над чем-то ещё, что, возможно, беспокоило даже больше. Озвучивать это он, по всей видимости, не собирался.
– Такая неуверенность тебе совсем не идёт, – попытался пошутить Мечеслав.
– Неуверенность? – Георг удивлённо вскинул голову. – А, ты, наверно, имеешь в виду… Я просто задумался.
– Ну да!
– Ну хорошо, есть одна вещь… Ладно, неважно. Это по работе.
– Так рассказывай.
Вот теперь он взглянул действительно неуверенно. Хотел было сказать что-то, сбился, повозил пальцем по балконному бортику и наконец заговорил, негромко и быстро:
– Послушай… Бывают у тебя такие моменты, когда кажется, что вот сейчас чуть-чуть заглянул в будущее, одним только глазком?
– Ты пообщался с предсказательницей? – улыбнулся Мечеслав. – Или сам в себе обнаружил пророческие способности?
|
|
|
– Нет, мои способности тут никак не причастны, – пробормотал Георг. – Это просто… бумажка, документ для архива. В общем, ничего выдающегося. По крайней мере, хотелось бы так думать.
– Ну и что за бумажка?
– Бумажка… – Георг нахмурился, бросил на Мечеслава быстрый взгляд. – Ладно, ты мой брат, в конце концов. Я тебе покажу.
Он исчез за дверью. Мечеслав не успел ничего спросить, и теперь оставалось только опираться на бортик и бесцельно рассматривать людей, что иногда проходили внизу.
Он насчитал двоих и ещё одну парочку, когда Георг снова появился в дверях балкона.
– Зайди лучше в кухню, – сказал он. – Тут уже не так жарко.
Мечеслав последовал за ним, переступил высокий порог. Георг убедился, что он вошёл, и только тогда принялся расправлять на столе какую-то бумагу.
– Вот. Можешь взглянуть.
Он приблизился посмотреть, что представляет собой бумага. Похоже на некий государственный указ – с гербом вверху страницы, с печатью и подписями. В чём, однако, дело и почему это так важно… Мечеслав перечитал дважды, но тут было мало понятного.
– И что это? – он вопросительно посмотрел на Георга.
– Не понимаешь? – тот внимательно глядел на него. Потом вернулся к бумаге и подчеркнул пальцем несколько отдельных строк. – Получается, что при любых неустранимых разногласиях или – или – особых обстоятельствах, требующих вмешательства, весь контроль переходит к одному человеку. Вот к нему, – Георг ткнул в фамилию в тексте.
– Что за особые обстоятельства?
– А это, Слава, может быть всё что угодно. Расплывчатая формулировка, – Георг озабоченно просмотрел текст ещё раз, пробормотал тихо. – Что-нибудь подогнать – это быстренько делается, легко так. Вот и конституцию же подгоняют, – он кивнул на бумагу. – Особо нигде не освещали, насколько я слышал… В архив пришла тихо копия – больше нигде ничего.
– А ты её вот так запросто домой притащил? – с укоризной проговорил Мечеслав.
– Нет, сама она лежит там, где ей положено лежать. Это я скопировал себе.
– Это разве разрешается?
– Нет.
Мечеслав улыбнулся, изумлённо покачал головой:
– Ты меня удивляешь всё больше и больше, – протянул он. – С каких пор ты стал вмешиваться в дела политические?
– Ты меня знаешь, я не лезу во всё это, – Георг отмахнулся. – Тут просто… Понимаешь, я вдруг подумал... так, представилось, что если это действительно во что-то выльется – не сейчас, года через три-четыре, – а я буду знать тогда, что видел же, видел этот документ, что я уже тогда подумал, что так будет, что это не сейчас неожиданно началось… Случись всё так – я же не смогу себе простить, что видел, держал в руках и даже не сделал копии и что теперь не доказать, что он вообще был, ещё тогда.
– Хочешь сказать, у нас срочно восстановится монархия? – Мечеслав рассмеялся.
– Я ничего не хочу сказать. Вполне возможно, это просто ещё одна бумажка, которая осядет в архиве и больше никак не проявит себя, – сейчас каждый день выходят указы, многие из них весьма странны. И если так, это было бы лучше всего.
– А что иначе?
– Иначе, думаю, заменят чем-то более солидным со временем. Чтоб однозначнее, без всяких там «неустранимых разногласий». А это, – он кивнул на бумагу, – возможно, и ликвидируют вообще.
Мечеслав усмехнулся:
– Я и не знал, что мой брат – латентный искатель компромата.
– Я и сам не знал, – нахмурился Георг. – Всё когда-то начинается впервые.
На столе задержалась белая тополиная пушинка – видимо, прилетела с балкона. Мечеслав задумчиво смахнул её.
– Если б мы жили во времена царя Гурголика, – заговорил он, – я бы сказал, что всё это для тебя плохо кончится.
– Ну, это вряд ли… – пробормотал Георг. И даже усмехнулся, но как-то не очень весело.
Посмотрев на него немного, Мечеслав кивнул на бумагу:
– Тебе лично это надо?
– Мне – нет. Всё, что сейчас надо мне лично, это нормально выспаться и желательно в отпуск до конца лета. Лучше – куда-нибудь за город. Но знаешь… Некоторые вещи сильнее нас. Ты видел когда-нибудь, как бабочки бьются о горящую лампу? Они ведь гибнут от этого. Но всё равно зачем-то туда летят. Так и мы иногда, как эти бабочки: знаем, что не надо, но всё равно идём… как будто что-то непреодолимо нас туда тянет.
Георг помолчал какое-то время, в глубокой задумчивости глядя сквозь пространство, потом, будто очнувшись, поспешно сложил документ.
– Думаю, ты понимаешь, что я тебе ничего не показывал, – проговорил он негромко.
– Без проблем. Семье тоже не покажешь?
– Зачем бы? Машенька всё равно ничего не поймёт в этом, только тревожить её без смысла…
– Ника?
– У Ники отличный слух. Думаю, она и так прекрасно нас слышала, – Георг кивнул на открытую дверь кухни.
Слышала Ника или нет, она ничем не показала этого, когда провожала Мечеслава до порога. Только взгляд – в который раз уже Мечеслав замечал его – взгляд существа в целом мирного, но которое будет защищать то, что ему дорого, не на жизнь, а на смерть.
Он пытался что-то ещё найти про катакомбы – теперь уже просто бегло листая страницы и ловя взглядом всё похожее.
Катакомбы. Ка…
«Карканье ворон традиционно предвещает беду. В примерах фольклора…»
Странно, но слова на листах энциклопедии рассыпа́лись, он никак не мог сосредоточиться на них. Никогда Мечеслав не помнил за собой такого.
Взбрело же ему копировать этот чёртов указ. Ладно, глупости, зачем об этом…
«Карты Терры (колода Терры) – одинакового размера миниатюры, изображающие людей разного статуса и рода занятий, а также отдельные сцены из их жизни, – известны со времён…»
Он не стал дочитывать, лишь скользнул взглядом по изображениям: император – недвижный каменный исполин на огромном троне; колдун, рисующий пламенные письмена прямо по воздуху…
Мечеслав прикрыл глаза и на минуту отложил энциклопедию.
«Если бы мы жили во времена царя Гурголика…»
Так, ну хватит. Ещё Виктора IV вспомнить, для пущей реалистичности.
А ведь точно. Мечеслав открыл глаза и с новым воодушевлением принялся листать страницы. Ведь с «императором-победителем» как раз и связывает катакомбы одна из версий, там и надо смотреть.
На этот раз ему повезло больше: про катакомбы быстро нашлось. Мечеслав с интересом погрузился в чтение.
Викторские тюрьмы охранялись на ура, и сбежать оттуда было практически невозможно. Однако, видимо, народная молва не любит невозможностей, и нескольким узникам (числом десять или пятнадцать) приписали не только попытку бегства, но и благополучное исчезновение из поля зрения императора и его верных прислужников. Говорили, что после некоторых приключений эти люди укрылись под землёй.
Всё это, конечно, мало похоже на правду. Но если только предположить, что кто-то из беглецов мог действительно уйти в пещеры, забраться так далеко, где не найдёт ни один человек… Ведь, если так, они могли жить там годами, своей тайной, для всех невидимой жизнью; может, даже обустроить там отдельный, подземный мирок – дома, улицы… подземные корабли для подземных рек.
Нет, ну это его, конечно, занесло, – Мечеслав усмехнулся. Однако вряд ли бы стали столько говорить о том, чего в природе никогда не существовало, ни в каком виде. Он пролистал немного вперёд, вчитался в зацепивший взгляд абзац.
«Фотографии ринордийских катакомб были сделаны И. Ларсеном, однако позже снимки оказались повреждены, и первоначальное изображение утратило всякую чёткость. Впоследствии фото были утеряны. Свидетельства же тех, кто видел снимки до повреждения, сильно разнятся между собой.
Из века в век всевозможные ясновидцы и предсказатели уделяли катакомбам повышенное внимание, приписывая им особую важность и даже роковое значение в жизни столицы…»
Следующий абзац, вдвое больше предыдущего, был полностью посвящён тому, каким пережитком является вера в ясновидцев и предсказателей и с какой лёгкостью можно разоблачить случаи их предвидения. Мечеслав уже знал подобные вставные абзацы наизусть и не стал дочитывать этот.
Кстати, а ведь Сибилла.
Если всё же приведётся увидеться с ней – может, она что-то знает о Железнистой долине и о пещерах под землёй?
– Нужна отмашка от собрания, – сказал Мартин.
– Была же уже!
– Тогда не знали, что здесь подземелья.
Одна мысль о том, что отмашки может не быть, повергала в бессильную ярость, будто отнимают нечто невыразимо ценное.
– И что теперь? – только спросил Мечеслав.
– Сказали ждать. До того, как будет их решение.
– С такими проволочками мы никогда не закончим, – проворчал он.
– Я тебе сказал как есть, – Мартин пожал плечами. – Должны собраться на выходных, после Дня стояния, тогда будет ясно окончательно.
– Что им не нравится, – пробормотал Мечеслав и неожиданно для себя взорвался. – Что им, чёрт возьми, не нравится? Они боятся, что своды укреплять надо будет? Так нам бы по-любому пришлось укреплять свод и стенки, только ещё и прорываться туда сначала. Или так не хотят отходить от плана? Это не собрание, это сборище бюрократов, которым, кроме своих бумажек с печатями, ничего не важно! Для них революции не наступило, они не знают, что сейчас Новое время и всё должно решаться совершенно по-другому!
– Вот им позвони и скажи, – оборвал Мартин. – Мне-то ты нафига это вещаешь?
Глаза его отсвечивали знакомым зеленоватым блеском: верный признак, что его что-то злит не на шутку, не стоит провоцировать дальше. Мечеслав заставил себя замолчать: ссориться им сейчас из-за далёких людей в собрании было бы довольно глупо.
– Ну, дожидайтесь тогда, пока отмахнут, – он сам махнул рукой и отошёл, оставив Мартина и всю рабочую братию. Никто из них не виноват в том, что снова придётся простаивать, даже собрание не виновато, – на самом деле он понимал это. У них какие-то свои согласования, свои договорённости – со столицей и кто знает с кем ещё. Но как же всё-таки глупо, глупо…
Остановившись на краю площадки, он машинально окинул взглядом сложенные стройматериалы. Целые горы… За штабелем труб промелькнуло вдруг какое-то движение и тут же затаилось.
– Эй, – позвал Мечеслав. Ему не ответили, но он видел, что она прячется именно там. Мечеслав быстро оглянулся на площадку (никому нет дела), шагнул к сложенной горке.
– Ну, выходи, – негромко сказал он. – Я тебя уже заметил.
Сибилла, смущённо опустив голову, вышла из-за труб.
– Здравствуй, – проговорил он приветливо. – Давно меня выслеживаешь?
Она подняла на него неожиданно решительный взгляд. Так же тихо сказала:
– Давно.
– Ну вот и встретились… – протянул Мечеслав несколько растерянно. – О чём же ты хотела мне поведать?
– Вам надо уехать из Ринордийска, – быстро, не повышая тона, заговорила Сибилла. – Это теперь будет плохое место.
– Почему же плохое?
Она покачала головой:
– Я не могу вам этого сказать. Скоро здесь будет плохо всем, и тогда будет уже поздно. Это станет совсем другой город… совсем, совсем другой, в котором нельзя оставаться никому. Они этого пока не знают… но я-то вижу.
– Вот как, – он невольно улыбнулся, постарался скрыть улыбку, но не очень удачно. – И где ты это видишь? Здесь же? Или в каком-нибудь магическом шаре?
– Н-нет, – Сибилла слегка задумалась. – Как будто параллельно тому, что вокруг. Как будто слегка… за завесой. Сквозь приоткрытую дверцу, – она вновь посмотрела на Мечеслава. – Вы ведь мне не верите, да?
– Нуу… – замялся он.
– Мне никто не верит, – Сибилла кивнула со слегка потерянной, смиренной улыбкой. – Мне только Маргоша поверила. Но она гордая… Сказала, никуда отсюда не уедет. А я даже не могу её предупредить.
Она замолкла, но на лице остались тревога и тайные невысказанные раздумья. Мечеслав посмотрел на неё, затем оглянулся ещё раз на площадку. По-прежнему никому нет дела: у котлована виднелось несколько рабочих, больше же людей не было.
– Вот что, Сибилла… – он сделал паузу, чтоб убедиться, что можно называть её этим именем. – А не прогуляться ли нам где-нибудь? В Центральном парке, например, там сейчас должно быть хорошо. Я приглашаю.
Листва в парке переливалась всеми вариациями зелёного, и весело крутились кабинки солнца-колеса, чей золотистый лик улыбался в середине кружения. Снова доносилась откуда-то шарманочная мелодия: Мечеславу показалось даже, что он когда-то слышал эту песню, вместе со словами, но когда и где – не мог вспомнить.
Стая птиц взлетела в воздух и скрылась за оборотом колеса. Сибилла проводила их взглядом.
– Хочешь прокатиться? – предложил Мечеслав.
– М, – она будто растерялась сначала, но тут же уверенно покачала головой. – Я боюсь высоты.
– Зря, – он подумал снова про небоскрёбы и космос, про глубины, пещеры, о которых хотел спросить, но всё это смешалось в голове, так пригревал ясный летний день в своём разгаре, и было лень думать о чём-то. – Часто тут бываешь?
– Там. За оградой.
– Ты никогда здесь не бывала? – удивился Мечеслав.
Сибилла отчего-то смутилась и опустила голову.
– Оттуда и так всё видно…
– Видно! – рассмеялся он. – Как будто это для того, чтоб смотреть.
Она совсем стихла и всё отводила взгляд: на вид лет пятнадцати, а может, и восемнадцати, сложно сказать, русоволосая, с причудливо заплетёнными косами, в аккуратной, но очень простенькой одежде – особенно по сравнению с нарядными людьми, что гуляли тут и там по парку… Ну конечно же. Какой он болван.
– Так, – сказал Мечеслав. – Пошли в центр, туда, где вся толпа, и будем там делать всё, что захотим. Сегодня у нас маленький личный праздник.
Разумеется, никакой высоты Сибилла не боялась, и они сделали один большой кружок вокруг «солнца». Им досталась белая кабинка: круглая, с двумя входами, завешенными цепочками, по обе стороны.
– Зелёный – цвет жизни, – объясняла Сибилла, пока другие кабинки по одной проплывали мимо, а ближайшая ось колеса вставала вертикально. – Красный – цвет борьбы.
– А белый? – поинтересовался Мечеслав.
Она задумалась на мгновение.
– Белый – много чего…
К тому времени, как колесо сделало оборот и они сошли обратно на землю, он уже настолько доверял Сибилле, что неожиданно рассказал ей всю свою историю: про северо-запад, про его величественные и одинокие вечера, про то, как в числе других добровольцев вызвался ехать в столицу, чтоб строить там метро, про Георга, про Нику и Машеньку, про то, как хорошо, что они есть, и про своё беспокойство за Машеньку, она ведь так мало понимает в жизни (правда, о том, что не показывал ему Георг, всё же предусмотрительно решил умолчать), про всё-всё…
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!