Историческое развитие векселя

Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. Т. III: Вексельное право. Морское право.

Информация о книге

 

А.А. Маковская

Вексельное и морское право в России в ХХ веке (разные судьбы)

 

КУРС ТОРГОВОГО ПРАВА

 

ОТДЕЛ IV. ВЕКСЕЛЬНОЕ ПРАВО

 

§ 138. Историческое развитие векселя

 

§ 139. Юридическая природа векселя

 

§ 140. Экономическое значение векселя

 

§ 141. Вексельная дееспособность

 

§ 142. Составление векселя

 

§ 143. Передача векселя

 

§ 144. Принятие векселя

 

§ 145. Платеж по векселю

 

§ 146. Вексельный протест

 

§ 147. Вексельный регресс

 

§ 148. Вексельное поручительство

 

§ 149. Вексельное посредничество

 

§ 150. Вексельная давность

 

ОТДЕЛ V. МОРСКОЕ ПРАВО

 

§ 151. Общие начала

 

I. Морские торговые деятели

 

§ 152. Судохозяин

 

§ 153. Морское сообщество

 

§ 154. Капитан

 

§ 155. Морской экипаж

 

§ 156. Лоцманы

 

II. Морские суда

 

§ 157. Морское судно как вещь

 

§ 158. Судовая регистрация

 

§ 159. Приобретение и потеря прав на морские суда

 

III. Договор морской перевозки

 

§ 160. Юридическая природа

 

§ 161. Заключение договора

 

§ 162. Обязанности судохозяина

 

§ 163. Обязанности грузохозяина

 

§ 164. Прекращение договора

 

IV. Авария

 

§ 165. Общее понятие

 

§ 166. Общая авария

 

§ 167. Авария взаимного вреда

 

§ 168. Помощь и спасание при кораблекрушениях

 

V. Бодмерея

 

§ 169. Историческое развитие

 

§ 170. Юридическое понятие

 

VI. Морское страхование

 

§ 171. Общее понятие

 

§ 172. Заключение договора

 

§ 173. Обязанности страхователя

 

§ 174. Обязанности страховщика

 

УДК 347

ББК 67.404

Ш 49

председатель редакционной коллегии серии:

д. ю. н., профессор СУХАНОВ Е. А.

зам. председателя редакционной коллегии:

генеральный менеджер проекта,
к. ю. н., доцент ЕМ В. С.

редакционная коллегия:

д. ю. н., профессор ВИТРЯНСКИЙ В. В.
д. ю. н., профессор ШЕРСТОБИТОВ А. Е.
к. ю. н., доцент КУЛАГИНА Е. В.
к. ю. н., доцент КОЗЛОВА Н. В.
к. ю. н., доцент ПАНКРАТОВ П. А.

Научный редактор тома:

к. ю. н., доцент ЕМ В. С.

Шершеневич Г. Ф.

Ш 49 Курс торгового права. Т. III: Вексельное право. Морское право. - М.: <Статут>, 2003. - 412 с. (Классика российской цивилистики.)

ISBN 5-8354-0149-3 (в пер.)

Третий том <Курса торгового права> посвящен двум вполне самостоятельным сферам гражданского права: вексельному и частному морскому праву России.

За время, прошедшее с последнего издания <Курса>, основные вопросы и проблемы вексельного права, рассматриваемые Г. Ф. Шершеневичем, нисколько не утратили своей ни теоретической, ни практической актуальности.

Не менее интересен и отдел <Морское право>, представляющий практически первое в России комплексное научное исследование в этой области законодательства. Особое внимание в этой части <Курса> уделено таким базовым институтам и понятиям морского права, как договор морской перевозки, общая авария, спасание и др.

Глубокий анализ законодательства, внимательное отношение к взглядам своих предшественников и современников, взвешенность собственных теоретических взглядов делают эту работу Г. Ф. Шершеневича неоценимой не только для специалистов в двух указанных областях права, но и для всех юристов - практиков и теоретиков, работающих в сфере гражданского права.

УДК 347

ББК 67.404

© А. А. Маковская, вступ. ст., 2003

© <Статут>, редподготовка, оформление, 2003

ISBN 5-8354-0149-3

Шершеневич Габриэль Феликсович

КУРС ТОРГОВОГО ПРАВА

Т. III

ВЕКСЕЛЬНОЕ ПРАВО. МОРСКОЕ ПРАВО.

Редактор В. Ю. Станковская

Корректоры В. В. Угланова, А. Н. Стрелко

Художник A.G.

Компьютерная верстка: С. В. Родина

Подписано в печать 08.04.2003. Формат 60×841/16. Бумага офсетная.
Гарнитура Таймс. Печать офсетная. Печ. л. 26. Усл. печ. л. 24,18. Тираж 3 000 экз.
Заказ N

Издательство <Статут>:
119606, г. Москва, пр. Вернадского, д. 84;
для корреспонденции: 119415, г. Москва, а/я 61;
тел./факс: 789-34-06

E-mail: statut@au.ru

www.estatut.ru

А.А. Маковская
Вексельное и морское право в России в ХХ веке (разные судьбы)

Морское и вексельное право, вошедшие в третий том "Курса торгового права" Г.Ф. Шершеневича, при всем различии их предметов объединяет тот специальный и комплексный характер составляющих эти отрасли законодательства правовых норм, который обусловливает их известное обособление в рамках гражданского права. Поэтому их сколько-нибудь глубокий и последовательный анализ в контексте только общегражданских правовых институтов и конструкций, рассматриваемых в первом и во втором томах "Курса", был бы невозможен.

Вместе с тем представляется крайне важным, говоря о содержании третьего тома "Курса", не забывать о системе всего "Курса", отличающегося абсолютной целостностью. Положения третьего тома о вексельном праве теснейшим образом связаны с такими главами второго тома, как "Ценные бумаги" и "Банкирские сделки", а о праве морском - с главами "Купля-продажа", "Договор перевозки", "Страхование имущества". В более же широком смысле ни вексельное, ни морское право не могут рассматриваться и не рассматриваются автором "Курса" в отрыве от всего гражданского законодательства.

Как пишет Г.Ф. Шершеневич, "в истории права наиболее интересным представляется не возникновение института, которое всегда остается скрытым, а ход его развития" (с. 25[1]).

Однако как морское, так и вексельное право, будучи одними из самых старых специальных областей гражданского права, тем не менее уходят своими корнями не в столь седую древность, чтобы нельзя было проследить или попытаться их проследить. Небольшие, но удивительно яркие и живые по манере изложения исторические очерки развития вексельного и морского права, включенные в третий том "Курса" его автором, только подтверждают сказанное. Не меньше исторических деталей и подробностей можно найти и в других параграфах данного тома.

Так, рассматривая один из наиболее старых и своеобразных институтов морского права - "общую аварию", - в соответствии с которым допускается пожертвование частью груза или судна с целью спасения остального от общей угрозы, и указывая на право капитана определить, чем жертвовать в конкретном случае, Г.Ф. Шершеневич пишет: "В одном только случае выбора капитану не дано: если на коммерческом судне окажется артиллерия или амуниция, провиант или иной военный сухопутный или морской снаряд, принадлежащий казне, то "оный не должно кидать в воду", разве киданием части его спасти можно остальное" (с. 316-317). Формально это всего лишь одна из специальных правовых норм, со временем исчезнувшая из законодательства. Вместе с тем это правило, являясь примером введения законодателем специального правового режима для государственного имущества (имущества казны), причем имущества военного, свидетельствует о том, сколь часто в своей истории России приходилось участвовать в войнах и сколь ценно было в этих условиях военное имущество.

Бесспорно и то, что для оценки хода развития какого-либо института необходимо иметь точное представление о его состоянии в определенные моменты времени. А ведь как вексельное, так и морское право, обретя в своем развитии много новых норм и институтов, равно и утратили по тем или иным причинам не менее интересные законодательные положения и правила, забыв о которых, исследователь не сможет понять и оценить состояние современного ему законодательства.

В этом смысле "Курс торгового права" дает вполне исчерпывающую и, что самое ценное, объективную картину состояния вексельного и морского права в России на рубеже веков.

Объективность этой картины определяется прежде всего ее фактической точностью и полнотой при изложении как законодательных положений, так и конкретных обстоятельств, иллюстрирующих применение этих положений. Достаточно привести всего лишь один пример. Перечисляя основания получения отсрочки платежа по векселю, Г.Ф. Шершеневич упоминает и вводимую законом "общую отсрочку по векселям и иным долговым обязательствам": "Такие акты давно известны под именем моратории. Необходимость таких актов была вызвана у нас событиями осени 1905 года. Высочайшим указом 20 октября 1905 года на имя министра финансов предоставлено было право отлагать протесты векселей впредь до восстановления правильного движения по железным дорогам" (с. 128). Данный пример примечателен не только тем, что связан с известными историческими событиями, но тем, что мораторий в точном соответствии с его смыслом был введен в отношении всех без исключения векселедержателей, не имеющих возможность совершить протесты векселей в установленные сроки "ввиду временного прекращения железнодорожного и почтового сообщений". Для сравнения, события 17 августа 1998 г. послужили основанием для принятия Российской Федерации ряда нормативных актов, направленных на защиту прежде всего ее собственных интересов и прав, а не интересов и прав других участников гражданского оборота.

Кроме того, для "Курса торгового права" характерно подробное изложение тех причин и мотивов (политических, экономических, правовых), которыми руководствовался законодатель, конструируя правовые нормы и институты. Ведь незнание или непонимание таких причин и мотивов в подавляющем большинстве случаев приводит если не к утрате понимания смысла правовой нормы, то к существенному обеднению или искажению ее содержания.

Разве не привлечет внимания заинтересованного читателя то обоснование ограничения вексельной дееспособности отдельных лиц в Российской империи, которое приводит автор: "Только индоссамент, с его ответственностью за других, впервые поставил вопрос о необходимости ограничить вексельную дееспособность, отстранить от векселей лиц, которые по своему легкомыслию, неопытности, званию способны запутаться в этом виде кредита или уронить свое достоинство, подвергшись аресту за неисполнительность. Такому ограничению подвергались духовные лица, военные, студенты, ремесленники, крестьяне" (с. 31)? И разве это не заставит его задуматься над причинами ограничения действующим российским законодательством вексельной дееспособности совсем других субъектов гражданского права: "Российская Федерация, субъекты Российской Федерации, городские, сельские поселения и другие муниципальные образования имеют право обязываться по переводному и простому векселю только в случаях, специально предусмотренных федеральным законом" (ст. 2 Федерального закона "О переводном и простом векселе").

И наконец, объективность автора "Курса" выражается в широком спектре рассматриваемых им доктрин и теорий по анализируемым проблемам и последовательностью собственных теоретических взглядов на эти проблемы. При этом отношение Г.Ф. Шершеневича к роли и месту правовых теорий и доктрин хорошо выражают его собственные слова: ":если можно упрекнуть французских и английских юристов за пренебрежение к теоретической сущности векселя, то нельзя не упрекнуть и немецких юристов за то, что в погоне за оригинальными теориями они проявили массу совершенно ненужных упражнений ума, в действительности нимало не способствовавших улучшению постановке векселя в законодательстве и в судебной практике" (с. 48).

Само законодательство также оценивается прежде всего с позиций того, в какой мере оно соответствует потребностям торгового оборота и способствует его развитию: "При своем появлении индоссамент встретил оппозицию с двух сторон. Он нарушал интересы банкиров, потому что устранял необходимость обращения к ним и направлял векселя помимо их контор. Он не согласовался с принципом индивидуальности обязательства, воспринятым вместе с рецепцией римского права. Тем не менее требования торгового оборота преодолели эти препятствия, и индоссамент, во избежание сомнений, поддерживается в XVII веке законодателем" (с. 30).

При этом ряд законодательных положений, к которым современные авторы относятся почти как к "догматам веры", отнюдь не являются для Г.Ф. Шершеневича аксиомами, не подлежащими обсуждению. Таково, например, его отношение к запрету выпуска векселей на предъявителя ("Действительно, соображения, приводимые против векселей на предъявителя, трудно признать очень убедительными" - с. 83), к допущению выпуска переводного векселя собственному приказу векселедателя ("Едва ли потребность в векселях собственному приказу так настоятельна, чтобы создавать столь сложные конструкции. Формальные обязательства прежде всего должны быть просты" - с. 83-84) и др.

У современного читателя разделы, составившие третий том "Курса торгового права", вызовут, по-видимому, разный интерес, определяемый не только разным уровнем развития морского и вексельного права в Российской империи, но и разной судьбой этих двух отраслей гражданского законодательства в СССР и современной России.

О вексельном праве России к моменту выходу 4-го издания "Курса торгового права" уже можно было уверенно говорить как о вполне сформировавшей области торгового права. "У нас этот институт не вырос самостоятельно из условий русской жизни, но был принят с Запада и, хотя с трудом, все же привился, когда наш торговый оборот пошел по пути западноевропейского. Обращение векселей в России начинается с конца XVII века" (с. 33). Вексельные уставы 1729, 1832 гг. и, наконец, 1902 г. постепенно заложили законодательную основу вексельного права, широкое использование векселя в обороте позволило накопить достаточный опыт практического применения этого законодательства, а в многочисленных работах были не только сформулированы основные теоретические позиции, но и даны обобщение и оценка как законодательства, так и практики его применения.

В 20-е годы XX в. в РСФСР, а затем и в СССР было издано еще немало работ как по общим проблемам теории ценных бумаг, так и по проблемам исключительно вексельного обращения[2]. В 1936 г. СССР присоединился к подписанным в Женеве 7 июня 1930 г. Конвенции, устанавливающей Единообразный закон о переводном и простом векселе, Конвенции о гербовом соборе в отношении переводных и простых векселей и Конвенции, имеющей целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях, а годом позднее было принято Положение о переводном и простом векселе, утвержденное постановлением Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров СССР от 7 августа 1937 г. N 104/1341 "О введении в действие Положения о переводном и простом векселе". Однако эти, бесспорно важнейшие, события в истории отечественного вексельного права стали не толчком к его дальнейшему совершенствованию, а своего рода "финальным аккордом" его развития в СССР.

В течение последующей более чем семидесятилетней истории СССР вексельное право оставалось областью, представлявшей интерес для крайне узкой группы практических юристов. Поскольку векселя в СССР реально использовались лишь при международных расчетах, то и круг людей, работавших с этими ценными бумагами, был ограничен исключительно специалистами Внешторгбанка СССР (а затем - Внешэкономбанка СССР). В силу этого вексельное право не привлекало сколько-нибудь значительного внимания и ученых-теоретиков. Чтобы удостовериться в этом, достаточно просто обратиться к учебникам гражданского права того времени. До конца 80-х годов прошлого века упоминание и самую общую информацию о векселях можно было найти только в специальной литературе, посвященной либо внешнеторговым расчетам (см.: Валютные отношения во внешней торговле СССР: Правовые вопросы / Под ред. А.Б. Альтшулера. М.: Международные отношения, 1968), либо иностранному гражданскому или финансовому праву (см.: Денежное обращение и кредит капиталистических стран: Учебник / Под ред. проф. Л.Н. Красавиной. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Финансы и статистика, 1983. с. 105-107).

"В России утрачены традиции преподавания вексельного права, характерные для дореволюционного периода, когда вексельному праву посвящалось не полстранички в учебнике по гражданскому праву, а солидные учебные курсы и научные исследования, касающиеся различных сторон вексельного правоотношения", - абсолютно справедливо отмечает А.А. Вишневский (Вишневский А.А. Вексельное право: Учебное пособие. М.: Юрист, 1996. с. 3).

Но изменение вектора развития сначала советской, а затем российской экономики, изменения гражданского законодательства создали предпосылки для широкого использования векселя организациями и гражданами. Этому способствовали и определенные негативные тенденции в экономике, прежде всего в сфере денежного обращения (бюджетный дефицит, взаимные неплатежи, высокий размер ставки рефинансирования Центрального банка Российской Федерации и др.).

"Начиная с 1991 года в России появилось большое количество самых разнообразных публикаций, посвященных векселю вообще и вексельному праву в особенности. Данный процесс является адекватным отражением изменения роли векселя в российской экономике и места вексельных норм в системе права. В этой связи рост числа публикаций о векселе является естественным и закономерным" (Белов В.А. Что читать о векселе. М.: Учебно-консультационный центр "ЮрИнфоР", 1999. с. 7). И, разумеется, авторы первых современных работ по вексельному праву, появившихся в начале 1990-х годов, не могли не обратиться к работам русских юристов конца XIX - начала XX в. уже потому, что более поздней литературы по этому предмету в СССР и России просто не существовало. В круг этих работ вошли и труды Г.Ф. Шершеневича. Поэтому для юристов, занимающихся исследованиями в области вексельного права, "Курс торгового права" Г.Ф. Шершеневича, равно как и другие его работы в этой области ("Вексельное право: Лекции". Спб., 1909), с одной стороны, уже не являются terra incognitа, с другой - по-прежнему сохраняют новизну и актуальность.

Опыт показывает, что современная российская доктрина и правоприменительная практика сталкиваются и вынуждены разрешать во многом те же вопросы, что и 100 лет назад, хотя в некотором смысле положение современных юристов (теоретиков и практиков) существенно сложнее. Объяснение тому кроется в определенной неразвитости национального вексельного законодательства, состоящего по существу всего лишь из норм Конвенции 1930 г., устанавливающей Единообразный закон о переводном и простом векселе, которые были имплементированы в правила Положения о переводном и простом векселе от 7 августа 1937 г. Но Конвенция лишь унифицирует наиболее важные нормы вексельного права, в остальном же вексельные отношения должны быть урегулированы национальным законодательством стран - участниц Конвенции.

Поэтому новому поколению юристов обращение к трудам их предшественников по вексельному праву позволяет не только выверить и уточнить собственные взгляды и позиции, но также найти ответы на вопросы, которые не может дать действующее российское законодательство. Не случайно для наиболее значимых и интересных работ по вексельному праву последних лет характерны своего рода "заочные дискуссии" между их авторами и юристами дореволюционной России.

Прежде всего речь идет, конечно, о доктринальных позициях по таким центральным вопросам вексельного права, как природа векселя, вексельного обязательства, индоссамента. Тем более, что основные вексельные теории по этим вопросам, подробно излагаемые Г.Ф. Шершеневичем на страницах третьего тома "Курса" (см. с. 46 и след.), к началу ХХ в. были сформулированы. Не очень пытливый исследователь сегодня вполне может просто присоединиться к одной из них, более требовательный - будет пытаться дать этим теориям свою собственную оценку, найти дополнительные новые аргументы в пользу или против какой-либо из них.

Но независимо от своей приверженности той или иной вексельной теории любой из специалистов будет обращаться к "Курсу торгового права" и находить в нем ответы на вопросы:

· о моменте возникновения вексельной дееспособности (с. 58-59) и о последствиях отсутствия у обязанного по векселю лица вексельной дееспособности (с. 65-66),

· о подписании векселя несколькими лицами (с. 84),

· об указании в переводном векселе нескольких плательщиков (с. 86),

· о допустимости выпуска вексельных бланков (с. 90),

· о природе переводно-простых векселей (с. 107-108),

· об акцепте (§ 144),

· об авале (§ 148),

· о природе вексельной давности и основаниях ее перерыва (§ 150),

· а также на многие и многие другие вопросы.

Морское право в СССР, напротив, было одной из наиболее активно развивающихся областей гражданского законодательства. Парадоксально, но работы по морскому праву, в значительном количестве появившиеся в России (РСФСР и СССР) уже в конце 20-х годов ХХ в., кажется, написаны с чистого листа, а у их авторов словно не было никаких предшественников в дореволюционной России. Так, в одной из самых первых крупных работ советского периода, посвященной одному из центральных институтов морского права - договору морской перевозки грузов, в статье "Цертерпартии и коносаменты в торговом мореплавании СССР" (в сб.: Фрахтование и торговое мореплавание. М.: Издательство Наркомторга СССР и РСФСР, 1927) ее автор, А.Д. Кейлин, обращается преимущественно к трудам иностранных юристов, а в редких случаях - к первым советским работам по морскому праву, но только не к работам, вышедшим в России до 1917 г.

Последовавшие затем бурный технический прогресс в области морского транспорта, рост торгового флота и объема международных морских перевозок (прежде всего грузовых) и в итоге превращение СССР не номинально, а реально в одну из крупнейших морских держав привели и к стремительному развитию морского права, что выразилось в принятии таких крупных национальных законодательных актов, как Кодекс торгового мореплавания СССР 1929 г. и Кодекс торгового мореплавания СССР 1968 г.

Свою роль в этом сыграл и процесс унификации морского права, значение которой совершенно справедливо оценивал Г.Ф. Шершеневич: "Может быть, нигде с такою очевидностью не обнаруживается настоятельная потребность единства норм, как в области торгового мореплавания. По условиям осуществления морского промысла соприкосновение с лицами, принадлежащими к другой стране, столкновение с лицами, принадлежащими к другой стране, столкновение с нормами, исходящими от другого государства, совершенно неизбежно. :Совершенно правильно было замечено, что "лучше плохой, но общий морской закон, чем очень хороший, но особый для каждого государства"" (с. 184-185).

"Начиная с 1910 г. и до настоящего времени, - писал в 1983 г. А.Л. Ма-ковский, - т.е. за 70 с лишним лет, на различных международных форумах принято в общей сложности 27 универсальных многосторонних международных договоров, направленных на создание единообразного правового режима имущественных отношений в области торгового мореплавания"[3]. Большинство унификационных договоров было принято на созывавшихся начиная с 1905 г. в Брюсселе правительством Бельгии так называемых сессиях Дипломатической конференции по морскому праву, при этом в подготовке договоров об унификации морского права до 1969 г. очень большую роль играла неправительственная международная организация - Международный морской комитет, образованный в 1897 г. Но к моменту выхода в 1909 г. 4-го издания "Курса торгового права" ни работа Международного морского комитета, ни работа Брюссельской конференции по унификации морского права еще не дали реальных результатов. Тем не менее упоминание именно об этих "организаторах" процесса унификации морского права можно встретить на страницах третьего тома "Курса".

Меняющееся национальное морское законодательство требовало от исследователей в первую очередь анализа его положений и ответа на те актуальные вопросы, которые возникали в практике торгового мореплавания. Значительное (если не сказать огромное) количество опубликованных работ советских юристов по морскому праву (доказательством тому может служить Библиографический указатель работ советских авторов по морскому праву, 1917-1978 гг. (М.: ЦРИА "Морфлот", 1981. - 215 с.)) вполне позволяло любому исследователю ограничиваться только этими работами, не обращаясь к более ранним трудам в данной области права.

Примечания:

[1] Здесь и далее при ссылках на «курс торгового права» Г.Ф. Шершеневича указываются страницы настоящего издания.

[2] См. раздел «Расчетные и кредитные отношения. Заем» в кн. «Советское гражданское право. Советское семейное право: Библиография 1917–1960» (М.: Юридическая литература, 1962. с. 330–347).

[3] Многосторонние международные соглашения о морском транспорте (Условия морских перевозок). М.: Торгово-промышленная палата СССР. Секция торгового мореплавания и морского права, 1983. С. 9.

Тем более, что о морском законодательстве Российской империи, в отличие от законодательства вексельного, никак нельзя было сказать, что это было законодательство прогрессивное или хотя бы вполне отвечающее потребностям рынка. "Жалкое состояние нашего морского законодательства вполне оправдывает учреждение такого совещания (речь идет об учреждении в 1901 г. особого совещания для составления проекта уложения о торговом мореплавании. - А.М.), но едва ли оправдывается связанная с его учреждением уверенность, что выработанный совещанием морской торговый устав "будет идти впереди всех иностранных морских торговых уставов"", - пишет Г.Ф. Шершеневич (с. 183). И это вполне объективная оценка целой отрасли российского законодательства. Практически то же самое сказал в вышедшей несколькими годами позже книге "Морское право" (Одесса, 1913) А.Ф. Федоров: "Наше законодательство о морской торговле очень отстало от жизни. Во внимание к этому, Министерство торговли и промышленности уже выработало проект Уложения о торговом мореплавании, построенный на современных началах. Когда этот проект удостоится подлежащей санкции, а также в каком виде - пока предусмотреть, конечно, нельзя; но во всяком случае не может подлежать сомнению, что дни действия большинства теперешних наших постановлений по данному предмету сочтены".

И если "Учебник торгового права" Г.Ф. Шершеневича (9-е изд.), содержащий специальную главу, посвященную морскому праву, благодаря тому, что был переиздан в 1919 г., был хотя бы включен в вышеуказанный Библиографический указатель, то не переиздававшийся в советское время более интересный и подробный "Курс торгового права" вообще был фактически исключен из научного обихода.

В современной России, утратившей свои позиции в сфере морского торгового судоходства, знания и научные исследования в области морское права оказались не столь востребованными, как в области вексельного права. Объясняется это прежде всего существенным свертыванием морского бизнеса в стране, а также тем, что во многих случаях стороны различных договоров в данной области предпочитают подчинять эти договоры иностранному праву.

По всем этим причинам труд Г.Ф. Шершеневича, посвященный морскому праву, до настоящего времени остается забытым, и забытым незаслуженно и несправедливо. Ведь "Курс торгового права" Г.Ф. Шер-шеневича - это практически первая в российской цивилистике работа, в которой морское право представлено как вполне самостоятельный комплекс правовых норм и институтов. Книга другого русского юриста А.Ф. Федорова "Морское право", как уже отмечалось выше, появилась несколько позже.

Кроме того, простое сравнение работ этих двух авторов позволяет выявить одно весьма существенное различие между ними. Книга А.Ф. Фе-дорова написана практически исключительно на основе российского законодательства. "Морское право" Г.Ф. Шершеневича (равно как и "Вексельное право") отличается обилием использованного иностранного законодательства (прежде всего французского, немецкого, английского) и иностранной литературы, что позволяет отнести этот труд к исследованиям сравнительно-правового характера. В этом смысле, т.е. принимая во внимание преимущественно международный характер морского судоходства и морской торговли, раздел "Морское право" обоснованно является частью "Курса торгового права". Но тому была и объективная причина: "Источники морского права представляют у нас некоторую особенность. Рядом с а) морскими законами и b) морскими обычаями закон наш ставит для морского страхования, в случаях, которые не предвидены правилами морского устава, с) иностранные законы и обычаи - "правила, принятые другими государствами"" (с. 183).

"Утрата" для нескольких поколений морских юристов работы Г.Ф. Шершеневича, с которой началось становление науки отечественного частного морского права, может и должна быть восполнена введением этой работы в круг нашей отечественной правовой литературы.

Как и вексельное право, морское право было вызвано к жизни экономическими потребностями, но развитие морского права еще и в значительной мере связано с техническим прогрессом в области судостроения. Как вексельное, так и морское право были и остаются отраслями гражданского права. Но морское право еще и включает большое число норм публичного правового характера. Кроме того, в отличие от вексельного права, морское право всегда носило и по-прежнему носит не столь замкнутый и самодостаточный характер.

Возникнув как вполне самостоятельная область гражданского права, частное морское право в своем развитии испытывает несколько тенденций. Одна из них - исчезновение отдельных правовых институтов и групп норм. "...Та самая техника морского промысла, которая некогда вполне оправдывала обособление морского права благодаря своеобразным отношениям, создаваемым на почве мореплавания, ныне начинает обнаруживать тенденцию к устранению этих особенностей. Дальнейшее движение в этом направлении может повести к объединению морского права с сухопутным. Пока традиции еще очень сильны" (с. 178).

Ряд специальных морских институтов, о которых пишет Г.Ф. Шер-шеневич, сегодня действительно исчезли из морского права. Но исчезли не потому, что исчезли сами отношения, составляющие предмет регулирования этих институтов, а потому, что исчезла потребность в специальном регулировании этих отношений. Боюсь, что сегодня вряд ли кому-нибудь из исследователей морского права удастся найти где-нибудь, кроме как в "Курсе торгового права" Г.Ф. Шершеневича или в книге "Морское право" А.Ф. Федорова, подробный анализ таких "умерших" институтов, как бодмерея или морское сообщество. И хотя на первый взгляд изучение этих институтов не может представлять сколько-нибудь практического интереса, но не стоит забывать, что постоянно развивающиеся экономические и гражданские отношения требуют адекватного правового регулирования, которое может быть выработано либо путем совершенствования существующих правовых режимов, либо путем создания новых, а ведь очень часто "новое - это хорошо забытое старое". Кроме того, принцип свободы гражданско-правового договора не исключает для его сторон возможности построить свои отношения по той же модели договора "бодмереи". И, наконец, само исчезновение тех или иных институтов может многое сказать о развитии морского права.

Другая тенденция - появление в морском праве новых специальных норм, групп норм и институтов. У современного читателя, взглянувшего на оглавление раздела "Морское право", может создаться впечатление, что в отличие от раздела, посвященного вексельному праву, морское право начала ХХ в. включало в себя очень ограниченное (по сравнению с современным морским правом) число правовых институтов. Впечатление это поверхностное и ошибочное, так как практически все институты, известные современному морскому праву, нашли отражение в третьем томе "Курса". Однако, поскольку эти институты еще не приобрели вполне самостоятельного и завершенного характера, они рассматриваются в рамках иных институтов: правила об ограничении ответственности судовладельца - в § 152 "Судохозяин", о спасании - в главе IV "Авария", о столкновении - в § 167 "Авария взаимного вреда", о морском страховании - в главе V "Бодмерея", о залоге морских судов - в § 157 "Морское судно как вещь", о морском посредничестве - в главе III "Договор морской перевозки" (с. 267-268).

И наконец, третья тенденция - это заимствование институтов морского права другими отраслями гражданского законодательства. Г.Ф. Шерше-невич, например, упоминает о возможности применения норм об общей аварии в речном судоходстве: "Правила об аварии отнесены у нас к морскому праву. Отсюда делается совершенно правильный вывод, что правила об аварии неприменимы к речному судоходству. С догматической точки зрения это совершенно верно, но нет никаких оснований с точки зрения политика права, почему бы не распространить правила об аварии на всякое вообще судоходство" (с. 314). Речное законодательство, действительно, сформировалось под влиянием норм морского права, хотя институт общей аварии так и не стал применяться в речном судоходстве. Отдельные нормы морского права (например, о договоре перевозки) были заимствованы также воздушным правом.

Одной из центральных проблем морского права является задача определения понятия морского судна. От причисления того или иного объекта к морскому судну зависит, будут или не будут распространяться на отношения, связанные с использованием этого объекта, нормы морского права. "За исключением английского, - пишет Г.Ф. Шершеневич, - все законодательства предоставляют науке и практике выяснять, что следует понимать под морским судном" (с. 236). Положение нисколько не изменилось со времени написания этих слов. Поэтому все те критерии, на основании которых автор "Курса" определяет правовое содержание категории "морское судно", нисколько не утратили своего значения до сегодняшнего дня.

Но если вопрос об определении категории морского права интересует исключительно морское право, то решение вопроса об отнесении морского судна к движимому или недвижимому имуществу (с. 237-238) или об определении в составе морского судна главной вещи и принадлежностей (с. 238-239) входит в круг задач гражданского права в целом. Однако, поскольку в СССР не было рынка морских судов, решение этих вопросов до сих пор никогда не представляло значительного практического интереса для оборота, а следовательно, и в советской литературе эти вопросы глубоко не изучались.

Еще одна тема, рассматриваемая Г.Ф. Шершеневичем, которая не может не обратить на себя внимание, связана с определением собственника строящегося судна. "С точки зрения нашего законодательства, если заказ рассчитан на заводской материал, то сделка должна быть признана запродажею будущей вещи. Поэтому право собственности на судно до окончательной его сдачи заказчику принадлежит заводу, хотя бы даже следуемая ему за работу сумма выплачивалась постепенно во время хода работ. Если заказчик сам доставляет заводу строительные материалы, то он остается собственником этих вещей, а следовательно, и создаваемое за его счет на заводе составляет его собственность, в каком бы виде оно ни было в момент возбужденного вопроса. Отношение между заводом и заказчиком является договором подряда. Отсюда разрешается вопрос, на ком лежит риск случайной гибели строящегося судна. Отсюда вытекает ответ на вопрос о возможности продажи строящегося судна другому лицу: в одном случае это будет уступка прав по договору подряда, в другом случае перед нами продажа материала или запродажа будущего мореходного судна" (с. 251).

И хотя сегодня договор между судостроительной организацией и заказчиком квалифицируется как договор подряда, независимо от того, кто является собственником материалов, вопрос о собственнике созданного объекта по-прежнему остается открытым. "В случаях, когда договор подряда направлен на создание новой вещи, возникает необходимость определить, какой из контрагентов должен признаваться ее собственником до момента передачи заказчику. В силу п. 2 ст. 703 ГК по договору подряда, заключенному на изготовление вещи, подрядчик передает права на нее заказчику. Однако для передачи любого права нужно им обладать. Это прямо вытекает из общего принципа, в силу которого никто не может передать другому больше прав, чем он сам имеет.

Из самой природы подряда вытекает, что собственником вновь создаваемой вещи до ее передачи по общему правилу признается именно подрядчик. Из этого, в частности, следует, что по долгам подрядчика объектом взыскания может стать и вещь, которую он изготовляет по договору с заказчиком. При этом не имеет значения, оплатил ли заказчик стоимость вещи или нет. Разумеется, в указанных случаях обращение третьим лицом взыскания на изготовляемую вещь по долгам подрядчика не лишает заказчика права требовать от подрядчика возмещения понесенных в этой связи убытков"[4].

С проблемой определения собственника строящегося морского судна и проблемой квалификации морского судна как движимого или недвижимого имущества связана неоднократно поднимаемая Г.Ф. Шер-шеневичем проблема возможности залога морского судна вообще и строящегося судна в частности. "С точки зрения нашего законодательства, требующего от залогодателя прав собственности, следует признать, что залог строящегося судна по материалам завода не может быть допущен, нельзя признать силы и за залогом судна, строящегося из материалов, принадлежащих заказчику, так как для действительности залога движимость закон требует отдачи вещи кредитору, что немыслимо (курсив наш. - А.М.) в данном случае" (с. 251-252). "Так как морские суда подходят под категорию движимых вещей, то заем под обеспечение судна может быть произведен только в форме заклада движимости. По нашему закону акт о закладе движимой вещи сопровождается отдачею самой вещи кредитору, который становится поэтому залогодержателем. Без предоставления кредитору владения нет вещного права. А между тем передача владения судном экономически невозможна, потому что судохозяин, лишенный своего судна, теряет тот источник удовлетворения, из которого он рассчитывал погасить свой долг, потому, что с переходом судна в руки кредитора утрачивается весь смысл займа" (с. 258).

Любопытно, что, неоднократно подчеркивая невозможность залога морского судна согласно российскому законодательству, поскольку судно есть имущество движимое и, следовательно, его залог (заклад) возможен только при условии его передачи во владение залогодержателю, Г.Ф. Шершеневич тем не менее не оспаривает существование залоговых отношений в рамках договора бодмереи - "договора денежного займа под заклад судна или груза или фрахта, совершаемого капитаном в пути в состоянии крайней необходимости" (с. 353), хотя очевидно, что в этом случае предмет залога не передается и не может быть передан во владение залогодержателю. По-видимому, это объясняется тем, что такая конструкция залоговых отношений по договору бодмереи была прямо предусмотрена российским законом. Также не ставит Г.Ф. Шершеневич под сомнение теоретическую обоснованность Закона от 24 мая 1904 г., определявшего правила о выдаче ссуд на приобретение вновь построенных в России из русских материалов деревянных и металлических морских судов, в соответствии с которым "суда, на приобретение которых выдана ссуда, служат обеспечением обязательств заемщиков по ссуде, но, состоя в закладе у казны, остаются в пользовании заемщиков" (с. 261).

Таким образом, можно вполне уверенно говорить о понимании Г.Ф. Шершеневичем экономической потребности в развитии залоговых отношений в сфере торгового мореплавания и его готовности принять соответствующие законодательные решения этой проблемы, даже если они не вполне соответствуют общегражданской конструкции института залога.

Если в СССР проблема залога морских судов не возникала на практике и не обсуждалась в литературе, то в постсоветской России она стала одной из самых больных и острых. И хотя простое указание закона на то, что морские суда относятся к недвижимому имуществу (абз. 2 п. 1 ст. 130 ГК РФ), позволило распространить на морские суда правила об ипотеке (залоге недвижимости), целый ряд практических вопросов, возникающих при ипотеке морских судов, еще не нашел своего разрешения в нормах нового Кодекса торгового мореплавания РФ 1999 г.

Главное же и самое удивительное ощущение, которое оставляет чтение третьего тома "Курса торгового права", это - ощущение "живого" гражданского права, живого, потому что и морское, и вексельное право порождены потребностями самой жизни, живого, потому что таким его воспринимал сам Г.Ф. Шершеневич и смог это показать в тысячах деталях и подробностях, живого, потому что оно постоянно изменяется и совершенствуется, и это сразу замечает читатель, живого, потому что, несмотря на все эти изменения, оно остается верным своим принципам, живого потому, что создателями его являются люди, и к числу этих людей по праву принадлежит Г.Ф. Шершеневич.

Кандидат юридических наук
А.А. Маковская

КУРС ТОРГОВОГО ПРАВА

ОТДЕЛ IV. ВЕКСЕЛЬНОЕ ПРАВО

Историческое развитие векселя

Литература. Arenz, Ueber Ursprung und Entwickelung des Wechsels, 1855; Biener, Wechselrechtliche Abhandlungen, 1859; Neu-mann, Geschichte des Wechsels im Hansagebiet, 1863; Thieury, La lettre de change, son origine, 1862; Freundt, Das Wechselrecht der Postglossatoren, 1899; Endemann, Studien in den romanisch-kanonischen Wirthschafts- und Rechtslehre, т. I, 1874; Wieland, Cambium und Wechselbrief (Festgabe für Heusler), 1904; Schaps, Zur Geschichte des Wechselindossaments, 1892; Des Marez, La lettre de foire à Ypres au XIII siècle, 1901; Goldschmidt, Universalgeschichte des Handelsrechts, 1891, стр. 403-465; Grünhut, Wechselrecht, т. I, 1897, стр. 20-265; Lehmann, Lehrbuch des deutschen Wechselrechts, 1886, стр. 29-124; Canstein, Lehrbuch des Wechselrechts, 1890, стр. 1-51; Lattes, Il diritto commerciale nella legislazione statutaria delle città italiane, 1883, стр. 178-235; Осипов, Вексель в его прошлом и будущем, 1873; Цитович, Курс вексельного права, стр. 1-74; Табашников, Прошлое векселя, 1891; Федоров, История векселя, 1895; Barclay, Assimiliation des lois concernants la lettre de change, le billet à ordre et le chèque sur la base du projet du congrès international de droit commercial, 1889; Meyer, Weltwechselrecht. Die Verschiedenheiten der geltenden Wechselrechte und deren Vereinheitlichung, 1906.

I. Исходные моменты. Долгое время, а отчасти и до сих пор, держалось стремление приурочить историю векселя к какому-нибудь политическому событию, связать происхождение вексельного института с чрезвычайным, выходящим из будничной жизни, явлением. Так, французские юристы склонны были объяснять возникновение векселя хитроумием евреев, изгнанных из Франции при Филиппе Августе и догадавшихся перевести свои ценности за границу путем векселей[5]. Итальянские юристы полагали, что открыли тайну происхождения векселя, когда приписали ту же изобретательность гвельфам, изгнанным из Флоренции гибеллинами и извлекшим из родного города свои богатства[6].

Приурочивать вексель к тому или иному историческому событию совершенно неправильно и бесполезно. Неправильною должна быть названа такая попытка потому, что появление векселя основано не на случайности, а на вполне естественной потребности торгового оборота, поставленного в такие условия, в каких он находился в Средние века исторической жизни западноевропейских народов. Попытка и бесполезна, потому что в истории права наиболее интересным представляется не возникновение института, которое всегда остается скрытым, а ход его развития. Последовательное же развитие векселя происходило на глазах истории и может быть восстановлено с достаточною точностью.

Вексель итальянского происхождения. На это указывает ярче всего вексельная терминология[7]. Своими корнями вексель близко соприкасается с меняльною операцией, которая в Средние века получила богатое развитие в Италии. Эту родственную связь обнаруживает самое название векселя[8], в котором с очевидностью проявляется исторический меновой момент. Каковы же были причины, поощрившие развитие меновой операции именно в Италии?

Нигде не было такого значительного количества мелких государств на небольшом пространстве, как в Италии. Каждое из них имело свою монету, которая за чертою государства должна была обмениваться. В то же время в Италии в Средние века наблюдается усиленное передвижение по стране. Оно вызывалось не только торговыми сношениями, но и наплывом иностранцев. Сюда стекались со всей Европы богомольцы, спешившие на поклонение папе и несшие с собою лепту римскому престолу. Сюда сходились и съезжались представители разных народностей тысячами, чтобы приобщиться к научному знанию итальянских университетов. Сюда нахлынула, волна за волной, масса крестоносцев, пробиравшихся на борьбу за святое дело. Все эти лица приносили с собою монеты тех стран, откуда они вышли, подлежавшие здесь обмену на итальянские деньги, а при переездах или переходах из города в город сами итальянские монеты сменялись непрерывно.

Примечания:

[4] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. М.: Статут, 2002. с. 47–48.

[5] В XVI веке это объяснение было выдвинуто Клераком, а в XVIII столетии оно было поддержано Монтескье: «они (евреи) изобрели вексель, посредством которого торговля ограждалась от насилия и могла держаться повсюду, так как благодаря ему имущество богатейших торговцев принимало неуловимую форму» (Дух законов, кн. XXI, гл. 20, русск. перев. 1900, стр. 374).

[6] Таков был взгляд Казареджи, который видел в изобретении векселя столько же гениальности, как в открытии Америки.

[7] Акцепт, индоссамент, жиро, аваль, трассант, римесса, а viso.

[8] Lettera di cambio, lettre de change, bill of exchange, Wechsel.

Эти условия были чрезвычайно благоприятны для промысла менял (campsores), которые, в духе времени, образовывали между собою союзы и находились в тесных взаимных сношениях. Обмен производился из рук в руки (cambium manuale) и поэтому был совершенно лишен всякого кредитного элемента, столь характерного для векселя. Однако со временем этот простой обмен монеты на монету осложнился вследствие разделения его на два действия, отличные по месту и времени. Получив монету, меняла не выдавал немедленно эквивалента, а обязывался вручить его позднее (distantia temporis) в другом месте (distantia loci) монетою, признанною там. Это было вызвано тем обстоятельством, что менявший нуждался в другой монете не в месте размена, а там, куда он отправлялся и куда он не хотел везти с собой деньги. Нежелание брать с собой деньги вызывалось, с одной стороны, неудобством перевозки сколько-нибудь значительной суммы в звонкой монете, а с другой - опасением за целость перевозимых сумм. Опасение последнего рода имело за собою полное основание, ввиду того что не только многочисленные разбойники, но и феодальные бароны были не прочь попользоваться за счет проезжавших какими-либо ценностями. Размен превратился в перевод (cambium trajectitium).

II. Первоначальный тип векселя. По довольно распространенному ныне взгляду[9], описанное выше перемещение денег происходило, с юридической стороны, в следующем виде. Меняла, получивший определенную сумму денег местной монетою, выдавал нотариально удостоверенную квитанцию в получении денег и в то же время обязывался уплатить эту сумму в условленном месте в условленное время лично или через третье лицо (per me vel per meum certum nuntium). В этом акте нет следов переводного письма, это скорее тип простого векселя. Правда, к этому основному акту присоединялось еще дополнительное письмо на имя своей конторы или какого-нибудь купца, находившихся в месте условленного платежа, но из этого письма никакого обязательства не возникало, даже для автора его. Если обладателю такого письма не платили, то он не мог использовать своего письма как основание для регресса к выдавшему ему меняле. Он должен был требовать назад уплаченную сумму на основании нотариального акта, из которого вытекало, что меняла обязан заплатить, потому что не наступило обстоятельство, которым обусловливалось освобождение менялы от возврата полученной суммы, - сумма не была уплачена третьим лицом. Постепенно, однако, второй документ стал вытеснять первый. Письмо в виде обращения к третьему лицу настолько ясно обрисовывало обязательство менялы, что нотариальный акт становился излишним. Письмо стало прототипом переводного векселя (tratta).

Соответственно первоначальному складу вексельного отношения письменная форма не имела того безусловного значения, как в настоящее время. Scriptura, говорит Скачча, non est de essentia cambii - она была только средством доказывания. Как мы видели, отношение облекалось даже не в один письменный документ. Нотариальный акт служил удостоверением полученной суммы, т.е. был распиской в получении денег. Другой документ, письмо, выдавался на руки уплатившему, чтобы он мог предъявить его плательщику, следовательно, носил характер легитимационный. К этим двум присоединялся еще третий, уведомительное письмо (aviso), которым плательщик предупреждался о предстоящем платеже и в котором определялось, из каких сумм и на каком основании должен плательщик покрыть платеж.

Из сказанного вытекает, что первоначальный тип векселя, как квитанции, предполагает непременно валютность, т.е. указание на основу обязанности менялы. И опять-таки, согласно бытовой обстановке, валюта всегда должна была показываться в деньгах. Товарные векселя появляются много позже, едва ли не в XVII столетии.

Вызванный интересами перемещения, первоначальный вексель был лишен совершенно кредитного момента. Срок платежа обусловливался исключительно необходимостью времени для перемещения и стоял в зависимости от расстояния. Продолжительным он во всяком случае не мог быть.

Так как вексельная операция выросла из меняльной операции, в которой нуждались все, то не возникало никаких сомнений по поводу того, что способностью обязываться по векселям обладают все вообще, а не только купцы.

В первоначальном векселе мы видим только двух лиц: векселедателя и приобретателя. К ним присоединяются позднее два лица как представители первых двух: плательщик выступает представителем векселедателя, если последний не сам намерен оплатить вексель, презентант является представителем приобретателя, если с самого начала последний имел в виду заменить себя кем-нибудь другим. Очевидно, что в первое время не могло быть и речи о передаваемости векселя.

III. Ярмарочный вексель. Потребности передвижения и перемещения вызвали появление вексельных сделок не только в Италии, но и в других местах Европы. Однако то выдающееся положение, какое занимали итальянские купцы, и особенно банкиры, в западноевропейской торговле, предопределяло победу итальянского типа над другими. В главнейших центрах Западной Европы итальянские campsores имели свои конторы, своих представителей. Благодаря этому обстоятельству вексель получил общее распространение в той форме, какая выработалась в Италии, с тою нормировкою, какая дана была итальянским обычным правом.

Особенно благоприятным условием для воспринятия итальянского типа следует признать средневековые ярмарки, куда съезжались купцы с разных уголков Европы и откуда они развозили те представления о вексельной операции, которая создалась здесь под воздействием итальянских банкиров, успевших сосредоточить в своих руках вексельные дела. Видную роль в этом отношении играли ярмарки Шампаньи, по своему центральному положению.

На ярмарке, где производились массовые закупки товара, куда периодически съезжались покупщики для расплаты за купленные раньше и уже проданные товары, создались особые условия, повлиявшие на выработку типа векселя. Огромное количество векселей, именно торговых, приурочивались к ярмаркам. Это создало ярмарочный тип векселя, который отличался не только сроком платежа, но и другими особенностями, сообщившимися впоследствии всем векселям вообще.

Ярмарка вызвала акцепт векселя. Купец, являвшийся на ярмарку в намерении закупить товар, должен был заранее знать, может ли он рассчитывать на получение сумм, которые содержатся в привезенных им с собою векселях. От этой уверенности зависел успех и размер его операций на ярмарке. Поэтому, прежде чем приступить к каким-нибудь делам, купец в первые же дни своего приезда обращался к плательщикам с запросом, признают ли они себя обязанными платить по векселю. Не то важно, когда они заплатят, в начале или в конце ярмарки, важно иметь уверенность, что ко времени окончания операций имеешь на счету банкира требуемую сумму. Эта потребность уверенности достигалась тем, что плательщик ставил на векселе свою надпись, выражавшую готовность оплатить, например, vista e accetta, но обещание могло быть дано в особом письме или даже словесно, при свидетелях. Ввиду того что на больших ярмарках вексельные платежи производились не по каждому документу в отдельности, а путем взаимного расчета, сконтрации, то акцепт совершался несколько иначе. Все векселя, привезенные на ярмарку, вписывались в особые книги, в которых против каждого векселя производилась соответствующая пометка плательщиком. При этом быстро и сразу обнаруживалось, какие векселя останутся неоплаченными.

С акцептом создалась самостоятельная ответственность акцептанта. Согласно положению chi accetta paghi, акцептант обязан был платить не в силу его отношений к выдавшему вексель, а в силу его собственного обязательства. Лицо, согласившееся платить и потом отказавшееся по каким бы то ни было причинам, хотя бы и вполне обоснованным по отношению к векселедателю, обмануло бы ожидания векселедержателя и произвело расстройство в создавшихся уже на данной ярмарке комбинациях. Интересы всей ярмарки требовали бесповоротности акцепта, а следовательно, и самостоятельности обязательства акцептанта.

Отказ в принятии, который ставил в затруднение векселедержателя, не имеющего иных источников кредита, нуждался в удостоверении, которым можно было бы обосновать требование от векселедателя назад полученной им суммы, а может быть, и убытков за неосновательное трассирование. Это удостоверение необходимо было произвести в форме, не возбуждающей сомнения, т.е. с участием должностных лиц. Акт протеста совершался нотариусом в присутствии свидетелей. Обратное требование к векселедателю, подкрепленное протестом, имело характер требования назад неосновательно полученной суммы.

То важное значение, какое имели ярмарки для интересов правителей, на территории которых они устраивались, и то значение, какое имела исполнительность по вексельным обязательствам для правильного заключения ярмарочных дел, вызвали вексельную строгость (rigor cambialis). Эта строгость заключалась, с одной стороны, в быстроте рассмотрения вексельных дел перед ярмарочными судами, а с другой - в суровости мер, принимаемых в отношении неисправных вексельных должников. Эта вексельная строгость носит название формальной в противоположность материальной, явившейся много позднее в истории векселя.

IV. Простые векселя. Ввиду преимуществ, соединенных с векселями, долговые обязательства, возникавшие из займа, стали обнаруживать стремление облечься в форму векселя. Эти преимущества, столь заманчивые, заключались в том, что векселя пользовались строгой защитой, о которой только что было сказано, а также в том, что векселя ускользали от канонического запрета. Католическая церковь, основываясь на тексте Евангелия[10] и запрещая рост, не могла допускать процентов по займу, но ничего не имела против вознаграждения за труд или услугу. В переводном векселе услуга усматривалась в перемещении денежной суммы. Воспользовавшись снисходительным отношением церкви к векселям, в жизни стали давать заемным обязательствам наименование векселей (cambia). С этого времени ведет начало вексельная метка.

Но церковь располагала достаточными юридическими силами, которые вскрывали истинную природу различных сделок и обнаруживали образ запрета. Благодаря канонистам, церковь высказалась против допустимости векселей, представляющих не что иное, как заем, облеченный в вексельную форму. Отличительным признаком настоящего векселя была признана distantia loci. Булла папы Пия V super cambiis (1570) запрещала все векселя, quae sicca nominantur[11].

Только много позднее, с падением светского авторитета духовной власти, простые векселя утвердились в своей близости к переводным, для того чтобы в новейшее время отделиться от них по существу и по названию.

V. Индоссамент. В истории векселя сильный переворот произведен был индоссаментом, или жиро, возникновение которого относится к позднейшему времени, к XVII веку, и разработка которого произведена была уже на французской, а не на итальянской почве.

Уже ранее, при самом начале развития векселя, к первоначальным двум участникам присоединились двое в качестве представителей. Одним из них был презентант, заранее намеченный сторонами и предназначенный заменить собою векселеприобретателя в осуществлении права. Но необходимость указать заранее это лицо, несамостоятельность его положения не отвечали той потребности передачи денежного требования, которая сама собою должна была вырасти из жизни. Не могла помочь и воспринятая из римского права цессия, которая слагала с цедента ответственность за осуществимость требования. Индоссамент выдвинулся по мере того, как за презентантом стали признавать самостоятельное право иска, которое не могло быть отнято у него по усмотрению передавшего вексель, и право дальнейшей передачи. Обособленность презентанта и создала ту особенность, какая обнаружилась в индоссаменте.

При своем появлении индоссамент встретил оппозицию с двух сторон. Он нарушал интересы банкиров, потому что устранял необходимость обращения к ним и направлял векселя помимо их контор. Он не согласовался с принципом индивидуальности обязательств, воспринятым вместе с рецепцией римского права. Тем не менее требования торгового оборота преодолели эти препятствия, и индоссамент, во избежание сомнений, поддерживается в XVII веке законодателем. Во Францию индоссамент был допущен сначала по указу 1654 года, а потом ордонансом 1673 года. Под именем girata передача векселя признавалась уже в Италии. Но ясное очертание получила она только во Франции, и потому французское название endossement, обусловленное принятым здесь местом надписи[12], взяло верх над итальянской терминологией.

Вначале, особенно в Италии, надпись делалась на лицевой стороне, позднее она производилась только на обороте. Прежде всего мысль натолкнулась на передачу с полным и точным означением того лица, которому вексель передавался. Но означение этого лица было связано с приказом. Если презентанту было разрешено передавать вексель, то не иначе как с указанием на приказ: "по приказу такого-то", что и давало возможность означить новое лицо. Однако означением этого лица сила приказа исчерпывалась. Тогда, не желая стеснять себя заранее указанием векселедержателя, передававший ограничивался своей подписью, оставляя свободное, пустое место (бланк) для означения лица, имеющего право получить по векселю. Документ обращался в таком виде, пока ему не наступало время реализироваться. Таким путем создались оба вида передаточной надписи, именная и бланковая.

Индоссамент не мог остаться без влияния на самый вексель. С экономической стороны обращаемость векселя подняла его от перевода на степень платежного средства. Вексель, переходя от одного лица к другому, погашал взаимные обязательства и вследствие такой способности сам стал объектом торговли в качестве ценной бумаги. Возможность передачею векселя реализировать содержащуюся в нем ценность вызвала удлинение вексельных сроков и придала векселю кредитное значение. Так как интересы многих лиц, через руки которых проходил вексель, требовали известности относительно принятия векселя, то последний стал выдаваться в двух образцах с тем, что один шел к акцепту, а другой обращался и снабжался надписями. Только индоссамент, с его ответственностью за других, впервые поставил вопрос о необходимости ограничить вексельную дееспособность, отстранить от векселей лиц, которые по своему легкомыслию, неопытности, званию способны запутаться в этом виде кредита или уронить свое достоинство, подвергшись аресту за неисполнительность. Такому ограничению подвергались духовные лица, военные, студенты, ремесленники, крестьяне.

VI. История вексельного законодательства. Первоначально вексель развивался в области обычного права, и чем шире распространялось влияние итальянских банкиров и купцов, тем однообразнее становился тип европейского векселя. Городские статуты, записывавшие вопросы вексельного права, выработанные практикою, не расходились слишком далеко и не подрывали единства типа.

Опасность многообразия возникла с того момента, когда векселя стали предметом законодательного определения. Законодатели, стремясь внести определенность в отношения, возникающие по поводу выданного векселя, упускали из виду, что малейшие различия отражались крайне вредно на обращаемости векселя.

Первый вексельный устав как самостоятельный законодательный источник появился в Болонье в 1569 году. Затем появляются вексельные уставы, как в других городах Италии, так и на севере, в Нидерландах. Особенно богат вексельным законодательством XVII век. Во Франции Ordonnance de commerce 1673 года дает образцовое нормирование вексельного отношения и потому получает фактически применение далеко за пределами Французского государства. В Германии особенною известностью пользовался лейпцигский устав 1682 года, представлявший собою лучшую конструкцию современного вексельного права.

Code de commerce в сущности воспроизводит прежнее французское вексельное право, но благодаря удачному и сжатому определению юридических отношений, а также в силу политических условий, французский тип векселя получил признание во всех романских и частью германских странах и даже в Польше. Французский тип характеризуется следующими признаками: а) вексель требует обоснования сделки, а потому должна быть указана валюта; b) передаваемость векселя вытекает не из существа его, а из полномочия, выраженного в словах "или его приказу"; с) вексель предполагает непременно перемещение денег, поэтому для него существенное значение имеет distantia loci.

В половине XIX столетия французское влияние в области вексельного права, как и вообще торгового права, было сломлено германским авторитетом, благодаря изданию в 1848 году общегерманского вексельного устава, значительно отступившего от французских начал. Германский тип векселя стал вытеснять французский из занятой им ранее территории почти всюду; даже романские законодательства поддались новому влиянию, Италия, Испания и Бельгия, в большей или меньшей степени, изменили французскому образцу.

Германский тип характеризуется следующими чертами: а) вексель стал абстрактным обязательством, оторванным от его основания. Требование валюты признано излишним стеснением оборота и вредным для свободной обращаемости векселя. Следует заметить, что с течением времени указание валюты перешло в простую формальность, в звук пустой, вроде "валюта в счет"; b) ввиду постоянного обращение векселя из рук в руки, постоянного перехода от одного лица к другому передаваемость стала его обыкновенной принадлежностью, которая предполагается сама собою. В противоположность французскому типу, где передаваемость не предполагается пока не дана в приказе, германский тип признает передаваемость, пока она не исключена оговоркой; с) вексель, как документ, составляет единственную основу вексельного обязательства. Обстоятельства, не нашедшие себе выражения в самом документе, не имеют никакого значения для оценки вексельных обязанностей, и наоборот, все, отмеченное на векселе, имеет значение достоверности. Это принцип материальной строгости. Соответственно тому документ должен быть внешним образом отмечен, как вексель. Соответственно материальной строгости падает прежде столь важная формальная строгость. Личное задержание всюду отменяется[13], а вексельный процесс теряет свою самостоятельность и сливается с общим сокращенным производством.

Некоторые особенности представляет английское право, выраженное в законе 18 августа 1882 года, который позволяет говорить об английском типе векселя: а) вексель сближается с чеком и, подобно последнему, может быть дан на предъявителя; b) допускается осложнение вексельного обязательства процентами; с) признан условный акцепт; d) протест необязателен.

VII. Вексель в России. В то время, когда на Западе вексель определился не только в жизни, но и в законодательстве, в России вексель был совершенно неизвестен. У нас этот институт не вырос самостоятельно из условий русской жизни, но был принят с Запада и, хотя с трудом, все же привился, когда наш торговый оборот пошел по пути западноевропейского[14]. Обращение векселей в России начинается с конца XVII века. В указах 31 августа 1697 года и 29 августа 1698 года говорится о неприеме переводных писем (векселей) при платеже таможенных пошлин. Указом 3 октября 1711 года[15] предписывалось архангельскому вице-губернатору доставлять с каждою почтою в канцелярию Правительствующего Сената сведения о повышении и понижении курса векселей - "вексель ныне у города почем ходит".

Насколько значительно было распространение векселей, судить, конечно, трудно, однако, очевидно, применение их к жизни прививалось, если потребовалось издание вексельного устава, во введении к которому говорится, что хотя векселя и имеют обращение в России, однако "не в таком действии и почтении, как в прочих европейских владениях". Вексельный устав 16 мая 1729 года, несомненно, иностранного, германского происхождения, на что указывает уже двойной текст закона, русский и немецкий[16]. Предположение об изготовлении устава одним профессором в Лейпциге по заказу русского правительства не представляет ничего невероятного, особенно ввиду той известности, которою пользовался лейпцигский вексельный устав 1682 года[17].

Примечания:

[9] Goldschmidt, Universalgeschichte, стр. 417–419, 433.

[10] Евангелие от Луки, VI, 35.

[11] Иначе они назывались adulterina, mortua, palliata. Первый термин сохранился доныне в германской терминологии – der trockene Wechsel, в испанской – cambio seco.

[12] En dos, in dorso, in dosso.

[13] В Германии – 31 мая 1868 года, в Австрии – 4 мая 1868 года, в Англии – 1 января 1870 го­да, во Франции – 22 июля 1867 года.

[14] Странным представляется взгляд Дилтея: «к вексельному российскому праву желая приступить, можно осмелиться сказать, что оно, сперва на одном обыкновении основанное, есть столько же древнее, сколько и других народов; ибо где купечество процветало, там и право вексельное в силе находилось» (Начальные основания вексельного права, изд. 1794, стр. 14).

[15] П. С. З. № 2434.

[16] П. С. З. № 5410.

[17] Grünhut с полным основанием называет его «sehr weitschweifig und lehrhaft» (Wechselrecht, т. I, 1897, стр. 109).

Вексельный устав 1729 года разделяется на три части: первая глава говорит "о настоящих купеческих векселях", вторая - "о векселях на казенные деньги", а третья содержит формы векселей с толкованием. Формы имели тем более важное значение, что точное соблюдение их было обязательно для устранения всяких споров[18]. Законодатель нашел нужным указать во введении к закону на значение векселей, на их пользу, а именно: устранение необходимости перевоза денег сокращает расходы, освобождает от опасности путевой, возникает новая отрасль торговли - векселями. Особенно законодатель обращал внимание общества на отсутствие необходимости свидетелей, нужных для заемного письма. Но главным предметом определения был вексель переводной, а не простой. Согласно с господствовавшими воззрениями на Западе, указание валюты представлялось необходимым[19]. Обязываться векселями дозволено было как "самим купечеству, так и прочим, кто через векселя деньги будет переводить, брать и отдавать тем", следовательно, вексельная дееспособность распространялась на купцов и на лиц, вступающих с ними в юридические отношения.

Затем в течение XVIII столетия внимание правительства постоянно занимала вексельная дееспособность: с одной стороны, сознавая опасность векселей для необразованной массы, оно старалось ограничить их обращение кругом торгового сословия, с другой - постоянно наталкивалось на близкие отношения между купечеством и другими классами общества, которые приводили к взаимной выдаче векселей. Так, в указе 14 июля 1740 года[20] предписывается: "понеже вексельный устав сочинен и выдан по примеру европейских государств для пользы токмо казенной и купечества: деньги из города в город переводить одним только купцам да разночинцам, кои с купечеством в переводе обяжутся".

Неоднократно выражалось запрещение крестьянам обязываться векселями[21]. В указе 14 февраля 1761 года[22] приведены мотивы подобного ограничения. "Правительствующему Сенату не безызвестно есть, что многие крестьяне, для своего пропитания брав паспорты, отлучаются от домов своих в разные города; и быв у купцов в работах и услужениях, обязываются векселями, и в случае неуплаты оные протестуются в отдельных городах; кои по протесте и держат те купцы у себя умышленно, для накопления процентов, многое время". Впрочем, в 1814 году торгующим крестьянам разрешено было брать на свое имя векселя и передавать их другим, но без возврата на себя, "самим же обязываться векселями не позволять"[23].

Подобное же ограничение вексельной дееспособности сделано было и по отношению к дворянскому сословию ввиду опасности, проистекающей от задолжания векселями[24].

Просуществовав с лишком 100 лет, вексельный устав 1729 года вынужден был уступить место новому вексельному уставу 25 июня 1832 го-да, во введении к которому обновление вексельного законодательства мотивируется тем, что "вексельное право составляет одну из главных сил, действующих в торговле, и благоустройство ее и успехи нераздельно соединены с твердостью сего права". Новый устав частью сохранил прежние основы, частью же примкнул к господствовавшему в то время французскому типу. В духе последнего он требовал валюты, передаваемость обусловливалась приказом, вексельные возражения не были строго отделены от вневексельных. Отступая от французского типа, устав 1832 года требовал вексельной метки, считал несущественным distantia loci. Совместное изложение постановлений о простом и переводном векселе затрудняло выяснение, которые из них относятся к обоим видам, которые только к одному. Противоречия, неясность, отсутствие санкции, а главное, несогласованность с началами германского типа, с которыми нашей торговле чаще всего приходится соприкасаться, составляли слабую сторону этого вексельного устава. Существенное изменение в его содержании произвел закон 3 декабря 1862 года, которым вексельная дееспособность, ограниченная ранее купеческим классом, была расширена до границ общей гражданской дееспособности, с исключениями в отношении лиц духовного звания всех вероисповеданий, нижних воинских чинов[25], крестьян, не имеющих недвижимой собственности и не взявших торговых свидетельств, замужних женщин без согласия мужей и неотделенных девиц без согласия родителей.

Уже в сороковых годах был поднят вопрос о пересмотре вексельного устава. Одновременно с изданием в Германии вексельного устава возбуждается у нас официально пересмотр вексельного законодательства. С того времени составлено было несколько вексельных проектов (1860, 1880, 1884, 1895), изготовленных под явным германским влиянием. Только 27 мая 1902 года Высочайше утвержден был новый устав о векселях, вступивший в действие с 1 января 1903 года. Несмотря на то что система изложения принята в применении к выдающемуся значению у нас простых векселей, что устав сохранил прежнюю ограниченную дееспособность, что по некоторым вопросам принята английская точка зрения, - в общем новый устав представляет собою выражение германского типа. Абстрактность, передаваемость, материальная строгость - таковы начала, положенные в основу нового устава и явно воспроизводящие германский тип.

Новый вексельный устав не распространяет свое действие на губернии Царства Польского и Великое Княжество Финляндское[26], где имеются свои особые вексельные законы. Соотношение различных вексельных законов определяется по тем правилам, которые установлены для определения взаимодействия русских и иностранных законов[27].

VIII. Объединение вексельного права. Существовавшее некогда единство начал вексельного права, подорванное впоследствии законодательною нормировкою векселя со стороны отдельных государств, в последнее время вновь начинает вставать на очереди. При свободном и постоянном обращении векселей из одной страны в другую на них крайне неблагоприятно отражается разнообразие норм, действию которых приходится подчиняться при передвижении. Торговый оборот требует, чтобы вексель, при тех экономических функциях, какие ему ныне присвоены, отличался полным единством типа.

Возможность объединения возникла впервые на германской почве. Многочисленность вексельных уставов, так вредно отражавшаяся на интересах немецкой промышленности и торговли, была устранена в половине XIX века без нарушения политической самостоятельности отдельных правительств. Такое же объединение состоялось в целом ряде штатов Северной Америки на почве нью-йоркского вексельного устава 1897 года. Тот же процесс возможен и на более широкой общеевропейской почве.

Мысль об объединении вексельных законов, о создании единого вексельного устава разрабатывается в настоящее время весьма усердно. Еще в семидесятых годах XIX столетия английская Ассоциация для реформы и кодификации международного права в своих съездах в Гааге, Бремене, Антверпене и Франкфурте выработала 27 положений, известных под именем бременских правил. Этот проект составлен был под сильным влиянием германского законодательства. Затем Институт международного права в своих заседаниях в Турине, Мюнхене и Брюсселе с 1882 по 1885 год выработал также проект общеевропейского вексельного устава[28], тоже отражающий германское влияние. Однако решительное отстаивание французскими и германскими юристами каждыми своего национального типа не давало возможности найти общую почву.

К частным попыткам присоединилась и официальная инициатива. Бельгийское правительство обратилось в 1884 году к государствам, коммерческим кругам, к ученым обществам с предложением прислать своих представителей на конгресс в Антверпен. Выработанный здесь проект подвергся переработке в 1888 году в Брюсселе. В сентябре 1908 года по инициативе Германии и Италии в Гааге собралась международная конференция по вопросу об объединении вексельного права[28].

Юридическая природа векселя

Литература. Н.О.Lehmann, Lehrbuch des Wechselrechts, 1886, стр. 145-276; Grünhut, Wechselrecht, т. I, стр. 266-294; Kuntze, Das deutsche Wechselrecht, 1884, стр. 47-61; Катков, Общее учение о векселе, 1904; Цитович, Курс вексельного права, 1887, стр. 37-69.

I. Два вида векселя. Вексель представляется всюду в двух видах: как простой и как переводный.

Простой вексель выражается следующим образом.

Из приведенного образца видно, что в простом векселе участвуют два лица, векселедатель[29], который с выдачею подписанного им векселя становится обязанным платить, и векселедержатель[30], который с получением векселя приобретает право в условленное время требовать платежа.

Иначе выглядит переводный вексель, или тратта.

В переводном векселе участвуют, как видно, уже не два лица, а три. К векселедержателю[31], который выдает вексель, и векселедателю[32], который с получением векселя приобретает право в условленное время требовать платежа, присоединяется еще третье лицо, плательщик[33], которому векселедатель предлагает удовлетворить векселедержателя. В нашем законодательстве векселедатель тратты называется также трассантом, а плательщик трассатом[34].

В некоторых странах простой и переводный вексель резко разделены самим законом. В Англии простой вексель, под именем promissory note, совершенно обособлен от переводного векселя, известного под именем bile of exchange[35]. То же самое, хотя в меньшей степени, наблюдается во Франции, где lettre de change разделено с billet à ordre как по названию, так и по законодательной нормировке. Напротив, в Германии и Италии оба вида векселя, обнимаемые одним названием (Wechsel, cambiale), сближаются и в юридическом положении.

В сущности это сближение не представляет ничего странного. Оба вида векселя служат одной и той же экономической цели - они оба выполняют роль средства платежа и кредита. Переводный вексель с экономической стороны прельщает тем, что перед векселедержателем два ответственных лица, плательщик и векселедатель, тогда как в простом векселе ответственное лицо только одно. Но это преимущество существует только в первое время. Обращение векселя и покрытие его надписями придают простому векселю те же преимущества и стирают экономическое различие. С юридической стороны различие, вполне очевидное в обыкновенном случае составления того и другого векселя, способно также стереться, если принять во внимание, что место платежа по простому векселю может быть назначено иное, чем место жительство векселедателя (домицилированный вексель), а с другой стороны, переводный вексель может быть трассирован векселедателем на самого себя.

Тем не менее пользование тем или другим видом различается по странам. На Западе Европы всюду преобладает переводный вексель, и простой вексель играет самую ограниченную роль. Напротив, у нас, в России, господствует простой вексель, и переводный вексель почти не имеет применения во внутренних отношениях.

II. Юридическая природа векселя. Вексель в своем историческом развитии претерпел настолько значительные изменения, а в настоящее время он так различно поставлен в разных законодательствах, что дать характеристику векселя вообще совершенно невозможно. Если взять лишь то, что свойственно векселю всюду, - характеристика окажется настолько бедной и бледной, что не получится никакого представления об институте; если, наоборот, характеризовать вексель по тем чертам, какие усвоены тем или другим законодательством, возникает опасность приписать векселю, как таковому, особенности, которые чужды ему в том или ином законодательстве. К этому следует еще присоединить, что вексель - институт двойственный, раскалывающийся на два вида.

Вследствие того что характеристика векселя неодинакова по времени и по странам, - мы остановимся на юридической природе современного векселя по русскому законодательству.

При этом, выясняя сущность векселя, мы должны брать его в простейшей форме. Наибольшие затруднения создает индоссамент, но так как индоссамент составляет осложнение векселя, которое может отсутствовать, то при определении юридической природы векселя следует исходить от векселя без индоссамента.

С указанной точки зрения вексель представляет собою основанное на договоре и выраженное в письменной форме абстрактное одностороннее обязательство заплатить денежную сумму. Данное определение характеризует вексельное обязательство как а) договорное, b) абстрактное, с) одностороннее, d) формальное, е) денежное.

а. Рассматривая вексель как договорное обязательство, мы имеем в виду не то договорное отношение, которое привело к векселю, например куплю-продажу или заем, а то отношение, которое создается векселем. Договорный момент обнаруживается в том, что векселедатель становится ответственным перед векселедержателем в силу передачи ему векселя-документа с намерением обязаться перед ним. Следовательно, если бы вексель вышел из рук создавшего его векселедателя помимо его воли, - вексельное обязательство не создалось бы. Вексель, заготовленный и положенный на стол в ожидании того лица, которому он предназначался, похищен этим лицом, вошедшим в кабинет без хозяина. При скоропостижной смерти купца в его железном сундуке находят вексель, приготовленный в ожидании доставки товара. Ни в том, ни в другом из приведенных случаев вексельное обязательство не возникает, потому что вексель не был выдан векселедателем. Между тем момент выдачи является существенным по нашему законодательству, которое постановляет, что: 1) вексель для вступления его в силу в отношении первого приобретателя должен быть выдан ему векселедателем[36], 2) выдачею векселя векселедатель принимает на себя ответственность за платеж по оному[37]. С другой стороны, одной выдачи или перенесения владения на документ недостаточно, если в этом акте не выражается сознательная воля принять на себя обязательство. Поэтому если вексель передается с иною целью, например для учета в банке, то вексельное обязательство не может возникнуть. Иванов берет от Карпова вексель, чтобы, присоединив на нем свою подпись, получить в банке кредит, а вместо того обращает его непосредственно против Карпова. Нахождение векселя в руках векселедержателя, во владении его, создает предположение договорной выдачи[38], которая поэтому не требует с его стороны доказательств, но допускает со стороны векселедателя опровержение.

b. Вексель есть абстрактное обязательство. В противоположность обоснованным обязательствам, в которых обязательство обусловливается каким-либо ожиданием, например платеж покупной суммы ввиду передачи проданной вещи, платеж заемной суммы ввиду получения таковой под условием возврата, - вексельное обязательство отвлекается от всякого основания. Должник по векселю обязан платить только потому, что он выдал вексель, совершенно независимо от его неоправдавшихся ожиданий. Купец вручает вексель в надежде на получение товара: неполучение товара нисколько не ослабляет силы выданного векселя. Таково значение момента абстрактности, принятое действующим русским законодательством, которое в этом отношении отступило от прежнего взгляда. По уставу 1832 года в векселе должно было быть указано основание его выдачи: означение валюты отнесено было к существенным принадлежностям векселя. Вексель выдан потому, что был получен эквивалент в виде денег, товара. Если можно было доказать, что эквивалент этот не поступил в действительности, то тем самым подрывалась сила вексельного обязательства; оно падало с потерею основания. В новом уставе наше законодательство приняло германскую точку зрения[39], исключило означение валюты из вексельных принадлежностей и превратило вексельное обязательство в абстрактное. Требование валюты сохранилось во французском законодательстве[40].

с. Вексель представляет собою формальное обязательство. Едва ли это не тот признак, который присущ в различной степени всем вексельным законодательствам и который объединяет векселя разных типов в один институт. В настоящее время всюду вексельное отношение должно быть облечено в письменную форму, причем письменность составляет существенную сторону сделки. Нет письменной формы - нет и вексельного обязательства. Требование письменности относится не только к моменту выдачи векселя, но и к другим моментам в жизни и движении векселя: к акцепту, к передаче. Закон устанавливает необходимое содержание документа: если вексель не отвечает этим условиям, он простая бумажка, но не воплощение вексельного обязательства. Формализм векселя так велик, что упущение какого-либо из условий уничтожает вексельную силу, хотя бы в данном конкретном случае очевидна была несущественность его для оценки отношения сторон. Формализм выражается более в том, что все, внесенное в документ, составленный домашним порядком, имеет достоверность в отношении участвующих в векселе лиц, например время выдачи векселя. И наоборот, обстоятельства, не нашедшие себе места на векселе, как бы ни были они важны для данного конкретного отношения, не могут быть приняты судом во внимание.

d. В векселе выражено одностороннее обязательство. Из векселя вытекает только обязанность заплатить. Если и говорят об обязанностях векселедержателя, например предъявить к акцепту, опротестовать, то это лишь неправильный способ выражения: это не обязанности векселедержателя, а только условия осуществления принадлежащих ему прав.

Одностороннее обязательство векселедержателя в простом векселе имеет безусловный характер. Он обязывается в самом документе и с самого начала уплатить в указанное время или по предъявлении определенную сумму денег.

Несколько сложнее представляется обязательство в переводном векселе. Здесь векселедатель предполагает, что платеж будет произведен третьим лицом, плательщиком, заранее намеченным. Сам он, своею подписью на векселе, обязуется к платежу тогда только, когда вексель не будет оплачен плательщиком или не будет им даже принят. Отсюда очевидно: 1) что и в переводном векселе векселедатель принимает на себя обязанность платить с самого начала, т.е. с момента выдачи векселя, 2) но что обязательство его условное, т.е. он обязан платить, если не заплатит плательщик.

Такой взгляд на переводный вексель не отвечает общепринятому мнению, которое в переводном векселе видит не обязательство векселедателя, а приказ, даваемый им плательщику[41]. Соответственно тому главным должником оказывается плательщик, а векселедатель только субсидиарным. Но слово здесь закрывает смысл. Векселедатель не может приказывать лицу, намеченному для роли плательщика. Он может просить его, предлагать ему, ожидать от него. Приказ же предполагает воздействие, угрозу, которой нет у векселедателя. Поэтому понятие о приказе, которое кладется законодательствами в основу конструкции переводного векселя, следует признать юридически неопределенным и не соответствующим общепринятому значению слова. Нельзя видеть в переводном векселе и поручения, понимая "приказ" в этом смысле, потому что поручение может быть всегда взято назад, а выдача векселя бесповоротна.

Примечания:

[18] Ст. 1 и 2 гл. I.

[19] Ст. 28, а также во всех формах, кроме 4-й.

[20] П. С. З. № 8172.

[21] П. С. З. № 9587.

[22] П. С. З. № 11204.

[23] П. С. З. № 25731.

[24] П. С. З. № 19693, ч. II, отд. I, V, VI.

[25] Изменено по закону 6 мая 1875 года.

[26] Выс. утв. 27 мая 1902 года мнение Госуд. Совета, отд. XIV.

[27] Вексельный устав, ст. 85.

[28] Вопросы, подлежащие обсуждению конференции, напечатаны в «Journal de droit international», 1909, № 1. Отчета конференции пока еще нет.

[28] Вопросы, подлежащие обсуждению конференции, напечатаны в «Journal de droit international», 1909, № 1. Отчета конференции пока еще нет.

[29] Souscripteur, Aussteller.

[30] Bénéficiaire.

[31] Tireur, il traente, Trassant, drawer.

[32] Preneur, il prenditore, Remittent, holder.

[33] Tiré, der Bezogene, il trattario, drawee.

[34] Устав о векселях, ст. 86, п. 3 и 9.

[35] В обиходе переводный вексель именуется draft.

[36] Устав о векселях, ст. 15.

[37] Устав о векселях, ст. 27.

[38] Устав о векселях, ст. 16.

[39] Принятую английским и итальянским законодательствами. A bill is not invalid by reason that it does not specify the value given, or that any value has been given therefor (Англ. закон, § 4).

[40] Франц. торг. код., § 110: la valeur fournie en espèces, en marchandises, en compte, ou de toute autre manière. Французские юристы не признают абстрактности векселя. «Держатель акцептованного векселя обладает двумя средствами воздействия на плательщика по своему выбору. Он может воспользоваться векселем (action de change), т.е. письменным и торговым обязательством, но может прибегнуть к action de provision, т.е. к праву требования, переданному ему трассантом вместе с векселем без особого соглашения, – к иску более ценному, чем первый, потому что он может быть соединен с закладом, привилегией или ипотекой». Указывая на такую обеспеченность векселедержателя, автор прибавляет: «И это абстрактное обязательство! Но ведь дело стоит как раз наоборот!» (Thaller, Traité élémentaire de droit commercial, стр. 690).

[41] Устав о векселях, ст. 86, п. 4.

Если верно утверждение, что главным должником является плательщик, то пришлось бы признать, что до акцепта или при отказе в акцепте вексель вовсе не имеет главного должника. Но субсидиарный должник немыслим без главного.

Итак, в переводном векселе мы имеем также одностороннее обязательство векселедателя, но только условное[42]. Сделка совершена под условием отрицательным (sub conditione negativa). Содержание переводного векселя может быть выражено юридически следующим образом: "по сему моему векселю повинен я заплатить такую-то сумму, если таковая не будет уплачена указанным лицом". Если условие не осуществилось, т.е. плательщик произвел платеж, векселедатель свободен от обязательства. Pendente conditione он не может быть принужден к исполнению, но если обнаружится до срока платежа, что условие наступит, т.е. если назначенное плательщиком лицо не принимает векселя, векселедатель по нашему законодательству[43] может быть принужден к исполнению.

е. Вексель по нашему законодательству, как и по большинству законодательств, есть денежное обязательство. Оно всегда имеет своим содержанием платеж денежной суммы. Только итальянское законодательство допускает, под именем ordine in derrate, векселя не денежного характера, а с обязательством выдать известное количество сельскохозяйственных продуктов[44].

III. Сопоставление со смежными отношениями. Сравнивая вексельное обязательство с наиболее близкими отношениями, мы должны отделить простой вексель от переводного.

A. Ближайшее родство простого векселя составляет заемное письмо. Сходство между векселем и заемным письмом состоит в том, что оба они представляют односторонние обязательства, притом денежные, вексель исключительно, заемное письмо преимущественно[45]. Различие между векселем и заемным письмом обнаруживается в том, во-первых, что вексель есть обязательство абстрактное и формальное, из каковых свойств вытекает ряд различий между этими двумя документами и содержащимися в них обязательствами.

а. Как обязательство абстрактное, вексель не допускает возражений о безденежности, тогда как заемное письмо теряет свою силу, если будет доказана его безвалютность[46].

b. Как обязательство формальное, вексель не допускает ссылки на обстоятельства, не нашедшие себе места в самом документе, тогда как должник и кредитор по заемному письму могут ссылаться на ряд обстоятельств, влияющих на силу и объем обязательств. Например, должник вправе указать на платежную расписку[47].

с. Отношение по векселю возникает с выдачею документа. Заемное обязательство возникает в силу факта займа, и заемное письмо является лишь выражением создавшегося отношения. Для векселя письменность есть существенный момент сделки, для займа - это только средство доказательства. Поэтому следует признать совершенно неправильным утверждение, что "заемное письмо воспринимает силу лишь с переходом к тому лицу, на имя которого оно написано"[48]. Это верно только относительно векселя, сила же заемного письма зависит от факта займа.

d. Вексель есть чисто домашнее обязательство, тогда как заемное письмо по нашему законодательству составляется явочным порядком[49], под угрозою невыгодных последствий в случае нарушения этого требования закона[50]. Эти сравнительные невыгоды обнаруживаются в следующем. 1) Удовлетворение просьбы обеспечения иска зависит от определения суда, но когда при самом предъявлении векселя взыскатель потребует обеспечения, суд не в праве ему в том отказать[51]. 2) Предварительное исполнение решения допускается только по векселю, но не заемному письму, не засвидетельствованному в явочном порядке[52]. 3) В конкурсном производстве протестованные векселя причисляются к первому роду долгов, тогда как неявленные заемные письма - к третьему роду.

е. Вексель, несмотря на уничтожение личного задержания и особого вексельного процесса, все же пользуется некоторыми процессуальными преимуществами. 1) Дела по искам о платеже определенной денежной суммы как по векселям, так и по заемным письмам производятся в упрощенном порядке, но в то время как ответчик по заемному письму может просить обратить дело к производству в общем судебном порядке, ответчик по векселю лишен этого права[53]. 2) При иске, основанном на заемном письме, мировой, городской судья, земский начальник может рассрочить уплату денежной суммы на определенные сроки, тогда как при взыскании по векселю судья не вправе рассрочить уплату присужденной суммы[54].

Эти обстоятельства привели к тому, что в нашем быту простой вексель совершенно почти вытеснил заемные письма.

В. Переводный вексель находится в ближайшем родстве с чеком и с переводом.

Как мы уже видели, английское законодательство признает чек векселем с платежом по предъявлении[55]. Было уже указано теоретическое и экономическое различие чека и переводного векселя. С точки зрения нашего законодательства, это различие сводится к тому: а) что вексель нуждается в вексельной метке, необязательной для чека; b) что вексель должен содержать наименование векселедателя, тогда как чек может быть дан и на предъявителя; с) срок платежа по векселю устанавливается различными, указанными в законе, способами, тогда как чек оплачивается всегда по предъявлении; d) вексель пишется на установленной гербовой бумаге, а чеки на заготовленных частным образом бланках.

Отличие переводного векселя от банкового перевода обнаруживается в том, что: а) вексель нуждается в вексельной метке, необязательной для перевода; b) вексель должен содержать наименование векселедержателя, тогда как перевод может быть дан и на предъявителя; с) вексель пишется на установленной гербовой бумаге, а переводы на заготовленных частным образом бланках; d) вексель предполагает акцепт, тогда как перевод в нем не нуждается; с) отказ в платеже по векселю обязывает векселедержателя к протесту, излишнему при отказе в платеже по переводу.

IV. Вексельная теория. Вопрос о юридической природе векселя и его отношении к признанным в римском праве договорам рано обратил на себя внимание юристов. Конструирование векселя вызывалось необходимостью оправдать сделку в глазах церкви, а с другой стороны подкрепить ее авторитетом римских источников.

Неудивительно поэтому, что первые попытки определить юридическую природу векселя носят романистический характер. При этом необходимо иметь в виду, что попытки эти относятся к тому времени, когда вексель не осложнился еще индоссаментом, особенно затруднившим впоследствии его конструирование. Все внимание сосредоточивалось на том отношении, которое вызвало появление векселя, весь вопрос сводился к выяснению, какова та сделка, которая закончилась выдачею векселя.

Отношение, лежавшее в основе векселя, можно было рассматривать, как emptio-venditio. Один платит деньги немедленно за товар, который будет ему предоставлен в другом месте. Таким товаром являются деньги в монете, не признаваемой там, где совершается сделка. Следовательно, можно сказать, что векселедержатель покупает за наличные деньги (propecunia praesenti) у векселедателя иностранную монету, которая должна быть ему передана в другом месте (pecuniam absentem). Купля-продажа вполне оправдывала ту разницу в ценности, которая была бы совершенно недопустима с канонической точки зрения, если вексель признать выражением долгового отношения (mutuum). Если не противополагать деньги товару, то ту же сделку можно рассматривать как обмен вещи на вещь, и тогда отношение, лежащее в основе векселя, представится как permutatio. Наконец, можно взглянуть на вопрос еще с одной точки зрения. Векселедатель, обещая векселедержателю выдать ему в другом месте ту ценность, которую он получает здесь, оказывает тем несомненную личную услугу. Векселедержатель как бы нанимает векселедателя для перемещения денег. Тогда отношение можно рассматривать как locatio-conductio, которое оправдывает вознаграждение, получаемое векселедателем в виде удерживаемой ценности. Причисление векселя к консенсуальным римским договорам ослабляло значение формы векселя.

Взгляды средневековых юристов отразились на воззрениях французских юристов XVII и XVIII столетий, которые признавали в векселе договорное отношение, но не соглашались видеть в нем ни купли-продажи, ни мены, ни личного найма, а признавали его за особый вид менового договора - contrat de change. Этот взгляд юристов нашел себе выражение в положительном законодательстве, которое со времени Ordonnance de commerce 1673 и до французского торгового кодекса 1808 года включительно держалось взгляда на lettre de change как на выражение contrat de change.

Против такого взгляда на вексель впервые выступил в Германии Эйнерт[56], который отверг за векселем договорный характер и признал его за купеческие бумажные деньги - Das Papiergeld des Kaufmanns. Подобно тому как государство выпускает бумажные деньги, т.е. денежный суррогат, который по требованию обладателя обменивается на настоящие деньги, так же точно и известное в торговом мире лицо может создать бумажные деньги, если только оно успеет внушить другим доверие к тому, что векселя его своевременно будут непременно обменены на деньги. Обещание такого купца, как и государства, относится не к определенному лицу, а ко всякому, кто окажется законным обладателем векселя. Исходя из такого взгляда, Эйнерт перевел вопрос с момента, предшествующего появлению векселя, на момент, последующий за его созданием. С его точки зрения, формальная сторона, письменность, приобретает такое значение, какое не придавалось ей ранее. В духе своей теории Эйнерт выступает поборником векселей бланковых и на предъявителя, как наиболее отвечающих торговым потребностям XIX века. В основании взгляда Эйнерта лежит наблюдение над той экономической ролью, которую играет вексель в современном торговом быту, где он, действительно, часто заменяет деньги. Однако возможность замены денег не составляет юридического свойства векселя, потому что она основана единственно на согласии кредитора. Главная теоретическая заслуга Эйнерта заключается в перестановке вопроса о юридической природе векселя, а практическая - в признании важного значения формы векселя, что подняло интерес к материальной строгости векселя.

С половины XIX века, на почве общегерманского вексельного права, появляется многочисленный ряд теорий, пытающихся выяснить юридическую природу векселя. Нельзя не обратить внимания, что вся теоретическая разработка этого вопроса составляет достояние немецкой науки. Ни французы, ни англичане не приложили своего труда к конструированию векселя. И если можно упрекнуть французских и английских юристов за пренебрежение к теоретической сущности векселя, то нельзя не упрекнуть и немецких юристов за то, что в погоне за оригинальными теориями они проявили массу совершенно ненужных упражнений ума, в действительности нимало не способствовавших улучшению постановки векселя в законодательстве и в судебной практике.

Основной вопрос, занимающий общее внимание, - где источник силы вексельного обязательства? Следует ли видеть причину ответственности векселедателя перед векселедержателем в создании им документа-векселя или же в договоре, по которому этот документ переходит от векселедателя к векселедержателю? С практической стороны теория о сущности вексельного обязательства должна объяснить, почему векселедатель отвечает перед всяким добросовестным векселедержателем, независимо от того, как попал вексель в обращение, и почему векселедатель не отвечает перед первым приобретателем, если вексель попал к нему против воли векселедателя?

Одни ученые признают, что сила вексельного обязательства основывается на одностороннем акте создания вексельного документа. Момент возникновения обязательства - это момент, когда документ изготовлен, точнее, когда он подписан должником. Основа обязательства - воля одного лица, изготовившего документ. Воля вексельного кредитора не имеет никакого значения, а потому не может быть и речи о договоре. Эта теория, известная под именем Kreationstheorie, была впервые выдвинута Кунтце[57], который и не отрицал, что его точка зрения имеет связь с представлением Эйнерта о векселе. Она нашла себе многочисленных и видных защитников, разошедшихся, однако, довольно существенно в понимании момента, в который проявляется односторонняя воля должника[58].

Теория одностороннего создания, вполне гармонируя с формализмом векселя, прекрасно объясняет, почему векселедатель должен платить добросовестному векселедержателю по векселю, который вышел из его рук помимо, даже вопреки, его воли, например, когда он был украден из стола, был пущен в обращение лицом, принявшим его на хранение, и т.д. Если вексельное обязательство возникает в силу только появления на свет векселя, то всякий, к кому документ дошел по юридическому основанию, вправе требовать платежа от векселедателя, от которого документ ускользнул без юридического основания. Теория одностороннего создания дает объяснение, почему "векселедержателю принадлежат все права, вытекающие из векселя, независимо от прав по оному предшественника"[59], почему "ответственное по векселю лицо, к которому обращено вексельное требование, может защититься только такими возражениями, которые вытекают из непосредственных отношений означенного лица к векселедержателю"[60].

Но рассматриваемая теория оставляет открытым вопрос, кто же является кредитором по векселю в момент его создания, пока еще никто не выразил своей воли приобрести его? Возможно ли допустить существование обязательства с одною обязанностью без права требования? Можно ли говорить о возникновении вексельного обязательства в силу одного создания векселя, когда тою же одностороннею волею должника вексель может быть уничтожен без всяких юридических последствий? С точки зрения нашего законодательства, рассматриваемая теория не примиряется с постановлением, по которому "вексель, для вступления его в силу в отношении к первому приобретателю, должен быть выдан ему векселедателем"[61], или с постановлением, что независимость прав предшественника подрывается, если окажется, "что вексель выбыл из владения последнего помимо его воли и что векселедержатель об этом знал"[62].

Отсюда большие или меньшие отступления в последователях этой теории. В поисках кредитора по векселю, не имеющему векселедержателя, теория довела иных[63] до признания таковым самого векселя, т.е. до утверждения за ним личности (Personificationstheorie). Считаясь с затруднением признать юридическую силу за векселем, изготовленным, но хранящимся у его творца, некоторые[64] пришли к заключению, что вексельное обязательство возникает не в момент создания, но в момент выпуска векселя (Emissionstheorie). Но выпуск производится не на ветер, а в руки определенного лица, в которые вексель попадает не иначе как по его воле. В этом виде теория начинает подходить, помимо своего желания, к договорной теории. На ту же дорогу становятся те[65], которые, отрицая, чтобы вексельное обязательство возникало вследствие соглашения между векселедателем и векселедержателем, утверждают, что сила обязательства обусловливается приобретением права собственности на вексель (Eigenthumstheorie). Иные[66] еще, отвергая значение выдачи, считают существенным добросовестность приобретения. Безразлично, каким образом попал вексель в руки добросовестного, законного владельца, был ли он выдан векселедателем первому приобретателю или иначе. Воплощенная в бумаге, обязательственная воля проявляет свою силу, как только вексель, с согласия или против воли составившего его, вошел в обращение, значит, даже тогда, когда вексель был выкраден у векселедателя, или выпал из его портфеля, или выброшен его ребенком на улицу, или найден наследником в бумагах покойного (Redlichkeitstheorie).

На противоположной точке зрения стоит договорная теория в ее чистом виде (Vertragstheorie). Виднейшим представителем ее признается Тёль[67]. По его мнению, вексельное обязательство есть обещание денежной суммы (Summenversprechen), независимое от основания и устанавливаемое выдачею и принятием векселя (Geben und Nehmen). В вексельном отношении Тёль видит три договора: а) векселедателя с векселедержателем, b) надписателя с векселедержателем и с) акцептанта с предъявителем. Передача векселя должна быть совершена в намерении установить вексельное обязательство. Это намерение предполагается в перенесении владения.

Договорная теория имеет на своей стороне также видных представителей цивилистики[68]. Она отрицает, чтобы вексельное обязательство могло возникнуть помимо воли приобретателя или векселедержателя, как и помимо воли векселедателя. Пока кто-нибудь не выразит воли взять вексель, вексельного обязательства нет, нет, собственно, и векселя, а есть только исписанная бумага. Но пока сам векселедатель не выразил своей воли обязаться по составленному векселю, что только и может выразиться в акте выдачи документа, - вексельного обязательства не может быть.

Договорная теория отлично объясняет юридическую природу векселя, пока в отношении участвуют только векселедатель, векселедержатель и акцептант. Положение становится затруднительнее, как только в отношение входят надписатели. Договорная теория стоит перед вопросом, каким образом может отвечать векселедатель перед добросовестным векселедержателем, который приобрел вексель не от него и который не желает считаться с тем фактом, что вексель выскользнул из рук векселедателя помимо или вопреки его воле. Простое отрицание ответственности в этом случае ничего не говорит, потому что теория, не считающаяся с положительным законодательством, не имеет большой цены. Может быть, правильнее будет сказать, что трудности, встречаемые договорной теорией, вытекают не из самого векселя, юридическая природа которого должна выступать в наиболее простом случае, а из индоссамента, который является осложнением, присущим не всякому вексельному обязательству. Поэтому объяснение ответственности векселедателя перед добросовестным векселедержателем, а не первым приобретателем, относится к вопросу о юридической природе не векселя, а индоссамента.

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 308; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!