Материнство, маскулинность и капитализм
Нэнси Чодороу
глава 11. Социология пола взрослого[1]
У мальчика и девочки по-разному развиваются способности к установлению отношений и разное чувство «Я» как следствие их воспитания в семье, где функции первичной заботы о ребенке выполняет женщина. Гендерная индивидуальность подкрепляется различиями в процессах идентификации у мальчика и девочки, которые тоже вытекают из того, что первичную заботу о них осуществляла женщина. Различия в способности к установлению отношений и формах идентификации готовят женщину и мужчину к принятию взрослых гендерных ролей, согласно которым в обществе, основанном на гендерном неравенстве, женщине отводят место преимущественно в сфере репродукции.
Гендер: идентификация и ролевое научение
Социологи, изучавшие процессы гендерного ролевого научения и развития идентификации у мальчиков и девочек, единодушно утверждают, что асимметричная организация родительства, когда функции первичной заботы о потомстве выполняет женщина, является основной причиной значительных противоречий между процессами идентификации у женщин и мужчин. Предметом социологического исследования становится обучение подобающему гендерно-ролевому поведению – посредством имитации, прямого научения и наставления, когнитивных процессов обучения – вплоть до развития базовой гендерной идентичности и гендерной индивидуальности. Описываемые процессы кажутся универсальными в той мере, в какой любое общество построено вокруг возникающего материнства женщины структурного расщепления на приватный, домашний мир женщины и публичный, социальный мир мужчины. Утверждают, что дети обоего пола всегда сначала идентифицируются с матерью, поскольку вначале всегда находятся рядом с матерью и поскольку роль женщины в семье и сущность женского более доступны для наблюдения и часто более понятны подрастающим детям по сравнению с мужскими ролями и сущностью мужского. Отсюда, процесс развития мужчины сложнее, чем женщины, из-за сложных изменений в идентификации, которые должен совершить мальчик для достижения ожидаемой от него гендерной идентификации и принятия гендерной роли. Мнение социологов резко отличается от принятого в психоанализе, где подчеркивают трудности развития женщины, при котором девочка совершает сложную трансформацию на пути к гетеросексуальному выбору объекта.
|
|
|
Все дети сначала идентифицируются с матерью, поэтому формирование гендера девочки и процессы гендерно-ролевой идентификации у нее продолжают самые ранние идентификации, в отличие от мальчика. Например, эдипальная идентификация девочки с матерью продолжает ее самую раннюю первичную идентификацию (а также находится в контексте ее ранней зависимости и привязанности). А вот эдипальный кризис у мальчика должен способствовать его идентификации с отцом. Кроме эдипальной и доэдипальной привязанности к матери, он отказывается и от первичной идентификации с ней.
|
|
|
Что специфично и верно для эдипальной идентификации, то верно и для более общей гендерной идентификации и гендерно-ролевого научения. Чтобы чувствовать себя достаточно мужественным, мальчик должен отделить и дифференцировать себя от других – должен определиться и отделиться от матери, чего не нужно девочке. Более того, он определяет мужественность скорее от противного, как нечто неженское и/или не связанное с женщинами, нежели позитивно. Это еще один путь, которым мальчик приходит к отрицанию и вытеснению отношений и связей в ходе развития.
Эти различия сохраняются даже там, где социализация девочки и мальчика одинакова, где и те и другие ходят в школу, а повзрослев, работают, участвуют в жизни других, внесемейных объединений и институтов общества. Так как девочка воспитывается в семье, где мать присутствует больше отца и осуществляет главную заботу о детях, у нее есть возможность более прямо и непосредственно идентифицироваться с матерью и ее ролями в семье, чем у мальчика с отцом и мужчинами. Поскольку идентичность женщины остается преимущественно в рамках роли жены/матери, женщина передает свои ролевые навыки и ожидания, свой образ жизни следующему поколению с большей вероятностью, чем отец. В силу этой же логики больше передается от матери к дочери, нежели от отца к сыну. Эта идентичность может быть не вполне адекватной, поскольку дочери, скорее всего, придется провести большую часть жизни в работе, тогда как мать находилась в других условиях. Тем не менее, организация и идеология семьи все также воспроизводят гендерные различия и создают ожидание, что женщина, в отличие от мужчины, обретет первичную идентичность именно в семье.
|
|
|
Отсутствие отца в неполной семье, а также ставшее социальной нормой длительное отсутствие работающего отца не означает, что мальчик не учится мужским ролям или нормативному мужскому поведению. Нет доказательств и тому, что гомосексуальность у женщины связана с отсутствием отца. Важно, насколько ребенок, независимо от гендера, может создавать личные отношения с объектом идентификации. Важны различия в вытекающих отсюда способах идентификации. Об этих различиях говорят Митчерлих, Слейтер, Уинч и Линн. Они полагают, что в современном обществе у девочки развивается личная идентификация с матерью и связь между аффективными процессами и ролевым научением – между развитием либидо и эго – характерна для развития женщины. Наоборот, у мальчика развивается позиционная идентификация с аспектами мужской роли. Для него связь между аффективными процессами и ролевым обучением разорвана.
|
|
|
<…>
В нашем обществе мать девочки присутствует в ее жизни так, как не присутствуют отец и другие взрослые мужчины в жизни мальчика. У девочки может развиться личная идентификация с матерью, потому что у нее есть настоящие отношения с матерью, которые возникают из ранней первичной связи. Она узнаёт, что значит быть женственной, в контексте этой личной идентификации с матерью и часто с другими женскими моделями (с родственницами, учительницами, подругами матери, матерями друзей). Идентификация женщины может основываться на постепенном научении тому, как быть в близких отношениях в повседневной жизни, и научение это происходит на примере отношений с особенно близким человеком.
Мальчик должен пытаться развить мужскую гендерную идентификацию и научаться мужской роли вне продолжительных и непрерывных личных отношений с отцом (и в отсутствие постоянно доступной мужской ролевой модели). Позиционная идентификация происходит и психологическим, и социологическим образом. <…> С социологической точки зрения, в семье без отца и в семье с регулярно отсутствующим отцом представление о том, что значит быть мужчиной, развивается у мальчика посредством идентификации с культурными образами мужественности и с мужчинами, которых мальчик выбрал в качестве модели.
Мальчика учат быть мужественным на более осознанном уровне, чем девочку – быть женственной. Когда отец или мужчины редко бывают рядом, девочку учат гетеросексуальным компонентам ее роли, тогда как мальчик усваивает свою гетеросексуальную роль без обучения, во взаимодействии с матерью. И напротив, другие составляющие мужественности должны быть преподаны более сознательно. Мужская идентификация преимущественно является гендерно-ролевой идентификацией. Женская идентификация преимущественно родительская: «Мужчине свойственно идентифицироваться с культурным стереотипом мужской роли; женщине – с определенными аспектами роли собственной матери».
Процессы идентификации девочки более непрерывны, они включены в продолжающиеся отношения с матерью и опосредованы ими. Девочка продолжает развивать и выделяет углубленные аффективные отношения с другими. Процессы идентификации у мальчика не так включены и не так опосредованы действительными аффективными отношениями с отцом. В то же время мальчик склонен отрицать идентификацию и отношения с матерью и отвергать то, что он считает женским миром; мужественность определяется не столько в позитивных терминах, сколько от противного. В процессах мужской идентификации особое значение обретает дифференциация от других, отрицание аффективных отношений и жестко определенные универсальные компоненты мужской роли. Процессы идентификации у женщины развиваются в отношениях, у мужчины – в отрицании отношений.
Эти различия вовсе не означают, что развитие женственности у девочки идет как по маслу, оно сталкивается с другого рода трудностями, чем развитие мужественности у мальчика. Женская идентификация, которую обретает девочка, и мужская идентификация, в которой мальчик продолжает сомневаться, имеют разную ценность. О мужественности и мужской роли мальчик (и часто девочка) фантазируют и идеализируют их в силу недостижимости, тогда как женственность и женская роль остается для девочки вполне реальной и конкретной. Требования к женщине часто противоречивы – например, быть пассивной и зависимой в отношениях с мужчиной и быть активной, быть независимым инициатором по отношению к детям. <…>
Внешне и внутренне женщина вырастает и остается более связанной с другими. Более межличностными, глубинными и аффективными являются не только роли, которым учится девочка, по сравнению с ролями мальчика. Процессы идентификации и ролевого научения у девочки тоже углубленные и аффективно окрашенные – они включены в межличностные отношения с матерью. У мальчика процессы идентификации и ролевого научения не столько включены в отношения с отцом или мужчинами, сколько состоят в отрицании аффективных отношений с матерью. Эти процессы у мальчика более определены ролью и культурой и состоят в абстрактном, или категорическом, ролевом научении, а не в личной идентификации.
Семья и экономика
Склонность к отношениям у женщины, отрицание отношений и четкое самоопределение у мужчины соответствуют разному участию женщины и мужчины во внесемейном производстве и семейном воспроизводстве. Роль женщины в основном домашняя, она основана на поддержании личных аффективных связей. Из такого положения женщины в семье и предположения, что оно исключительно и первостепенно и так и должно быть, вытекает общественное представление о женщине и специфическое отношение к ней в этом обществе, в частности на рынке труда. Исключительность и первостепенность приватной сферы в предназначении женщины выводится из биологической разницы полов. Наоборот, роль мужчины в нашем обществе помещает его вне семьи. Даже когда мужчина стремится быть мужем и отцом, а большинство мужчин действительно исполняют эти роли, представления о мужчине и определение мужественного выводятся преимущественно из внесемейных ролей мужчины. Место женщины главным образом в системе «полагтендера»; место мужчины – в организации производства.
Можно переформулировать сказанное выше, чтобы подчеркнуть: жизнь женщины и мнения о женщине помещают ее в сфере социального взаимодействия и личных отношений, а для мужчины все обстоит иначе. И хотя мужчина и женщина участвуют и в семейной, и во внесемейной жизни, половое разделение труда таково, что женщина привязана в первую очередь к семье – институту отношений, – а мужчина нет. В нашем обществе женщину в первую очередь определяют как жену и мать, т.е. определяют ее через углубленные отношения к кому-то еще, мужчину определяют в первую очередь в универсальных терминах профессии. Более того, роли и семейные функции женщины особенно подчеркивают аффективные отношения и аспекты семейной жизни. <…> Наоборот, в профессиональной роли и вообще в профессиональном мире мужчины нет места аффекту и глубокой привязанности. <…>
Соотношение между ролями жены и матери, а также ответственность женщины в семье за аффективно-зависимые функции получают дальнейшее подкрепление в том, как семья, в социальном плане, относится к внесемейному миру. Парсонс и многие теоретики феминизма считают, что профессиональная роль именно мужа/отца в основном определяет классовое положение и статус всей семьи. С этим, кажется, согласны социологи, которые измеряют социоэкономический статус по профессии отца и его образованию. Так, муж/отец формально представляет семью и обеспечивает ей место в обществе. И хотя все чаще в семье доход обеспечивается обоими супругами, классовая позиция, с идеологической точки зрения, зависит от того, чем занимается супруг. Соответственно жена в глазах общества получает статус и классовое положение в основном от мужа, даже если она работает и вносит свой вклад в поддержание семейного уровня жизни. Ее воспринимают как представителя семьи, ее мужа – как независимого человека. <…>
Даже когда мужчины и женщины меняются сферами деятельности, их роли остаются различными. В семье быть мужем и отцом – не то, что быть женой и матерью; чем больше женщина занимается семьей, тем меньше это делает мужчина. Парсонс, может быть, слишком резко описывает инструментальную роль мужчины в семье, но он указывает в верном направлении. Первая обязанность отца – «обеспечивать» семью денежными средствами. Его эмоциональному вкладу редко придают равноценное значение. Мужская работа по дому, за редким исключением, определяется гендерными стереотипами. Когда мужчина выполняет «женскую» работу по дому – моет посуду, ходит за покупками, укладывает детей спать, – эту деятельность часто организует и передает ему жена/мать, которая несет за нее главную ответственность (мужчина «помогает сидеть» с собственными детьми, тогда как у женщины это непосредственная обязанность). <…>
Вне семьи женские роли и представление о женщинах больше связаны с идеей отношений, чем мужские роли и представления о них. Работа женщины в рядах наемной силы является продолжением ее роли домохозяйки, жены или матери и расширением ее обычного попечения о личных и аффективных связях (в качестве секретаря, работницы в сфере услуг, домработницы, сиделки, учительницы). Работа мужчины в качестве ремесленника, оператора, техника менее эмоционально окрашена.
<…> Создание у женщины личности, ориентированной на отношения, а у мужчины – личности, которую определяют универсальные связи и вытеснение отношений, одновременно соответствует этим ролям и способствует их воспроизводству.
Материнство, маскулинность и капитализм
В современном капиталистическом обществе материнство как роль женщины в изолированной нуклеарной семье создает у мужчины определенные личностные характеристики. Они воспроизводят представление и психодинамику мужского превосходства и подчинение требованиям производства. Материнская роль женщины готовит мужчину к жизни в семье и обществе с мужским доминированием, к меньшему эмоциональному участию в семейной жизни и к большему участию в капиталистическом мире труда.
Мужчина развивается в семье, где женщина выполняет материнские функции, а отец практически не участвует в уходе за ребенком и в семейной жизни. Он развивается в обществе, которое характеризуется половым неравенством и идеологией мужского превосходства. Эта двойственность находит отражение в семье. В семейной идеологии отцу обычно приписывают важную роль и считают его главой семьи. Жена сосредоточивает все силы и заботу на муже или, по крайней мере, думает и говорит, что поступает именно так. Обычно жена думает или, по крайней мере, заявляет, что любит мужа. Мать представляет детям отца как значимого для нее человека, которого она любит, и зачастую даже создает для детей образ отца в попытке компенсировать то обстоятельство, что дети не могут так же хорошо узнать его, как мать. В то же время она может контролировать и во многом ограничивать мужа, реагируя на его положение социального превосходства или власти в семье.
Для мальчика мужественность выглядит менее доступной и достижимой, чем женственность, представленная матерью. Мать является для мальчика первым близким человеком. В то же время мужественность идеализируют и приписывают ей превосходство, отчего она становится еще более желанной. Хотя отец не играет большой роли в повседневном взаимодействии, мать и дети часто идеализируют его и наделяют превосходством именно из-за его отсутствия и кажущейся недоступности, а также из-за организации и идеологии мужского доминирования в обществе в целом.
Мужественность приобретает значимость, какой нет у женственности. Мужественность становится значимой не из-за особенностей мужской биологии и не потому, что мужские роли изначально сложнее, чем женские. Мужественность становится значимой как следствие положения мальчика в семье – следствие того, что в самом начале о нем заботилась мать. Дети обоего пола представляют мать регрессивной и недостаточно автономной. Мальчик связывает эти свойства со своей гендерной идентификацией. Зависимость от матери, привязанность к ней, идентификация с ней представляют все не-мужское; мальчик должен отвергать зависимость и отрицать привязанность и идентификацию. Научение мужской гендерной роли становится гораздо более ригидным, чем женской. Мальчик вытесняет те качества, которые он считает в себе женскими, отвергает и обесценивает женщин и все, что он воспринимает как женское в социальном мире.
Таким образом, мальчик определяет и пытается создать свое ощущение мужественности большей частью по принципу отрицания. Учитывая неуловимость мужественности, для мужской идентичности становится важно, чтобы некоторые социальные виды деятельности определялись как мужские и вышестоящие и чтобы женщины считались неспособными делать многое, что определяется как социально важное. Утверждается мнение, что экономический и социальный вклад женщины и мужчины не может быть одинаковым. Безопасное участие в определенных отраслях, которые упорно считаются вышестоящими по отношению к материнскому миру детства, становится важным для определения мужественности и для мужской гендерной идентификации мальчика.
Фрейд описывает происхождение мужественности в период эдипального кризиса. Борьба мальчика за свое освобождение от матери и становление мужчиной порождает «презрение мужчины к слабому полу» – «то, что мы считаем нормальным мужским презрением к женщине». <…> Фрейд «объясняет» появление презрения к матери у мальчика тем, что он видит генитальные различия между ними, в частности «кастрированность» матери. Фрейд считает, что такое восприятие у мальчика не опосредовано социальным опытом и не нуждается в дальнейшем объяснении. <…>
В отличие от Фрейда, Карен Хорни считает, что мужское презрение к женщине и принижение женщин требует объяснения с точки зрения взаимодействия и развития. Она полагает, что в мужском презрении и принижении женщин проявляется более глубокий «страх перед женщинами» – страх мужчины и ужас перед материнским всемогуществом, которые возникают вследствие того, что о них заботилась и их социализировала женщина. До этого психоаналитики подчеркивали страх мальчика перед отцом. Хорни говорит, что эти страхи слабее и поэтому их не нужно сильно вытеснять. <…> А вот страх перед матерью амбивалентен. Хоть мальчик и боится ее, но в то же время считает соблазнительной и привлекательной. Он не может так просто отказаться от нее и не обращать на нее внимания. У мальчика и у мужчины развиваются психологические и культурные/идеологические механизмы, чтобы справляться со страхами, не отказываясь при этом совсем от женщины. В результате появляются народные легенды, верования и стихи, которые отводят страх, отчуждая и объективируя женщину: «Это не я ее боюсь; это она сама злая, способная на любое преступление, хищница, вампир, ведьма, ее желания ненасытны... ее олицетворение зловеще». Они отрицают страх, но утрачивают реалистическое восприятие женщины. С одной стороны, они обожают и прославляют ее: «Мне вовсе не нужно бояться такого чудесного, прекрасного, более того, такого святого существа». С другой стороны, они поносят женщину: «Если присмотреться, было бы смешно бояться такого жалкого создания».
К сожалению, Хорни не указывает на последствия огромной власти матери для развития девочки. Тут можно привести отмеченное мною ранее различие. У девочки тоже может развиться страх перед матерью. Но этот страх не связан с установлением гендера. Поскольку она сама женского пола и, предположительно, не чувствует себя ужасной или страшной, а даже наоборот, то скорее всего страх девочки не распространится на всех женщин. Кроме того, девочки и женщины переживают все это в обществе с мужским доминированием. Поэтому, чего бы ни боялась отдельно взятая женщина, это переживание вряд ли обретет нормативный или культурный статус. <…>
Исключительная материнская роль женщины порождает у мужчин психологический и идеологический комплекс второсортности женщины и полового неравенства. Женщина с раннего детства заботится о ребенке и обеспечивает его дальнейшую социализацию. Отца нет дома, деятельность мужчин в целом переместилась за пределы семьи, а деятельность женщин сосредоточена в семье – вот почему у мальчиков трудности в обретении стабильной мужской гендерно-ролевой идентификации. Мальчик фантазирует о мужской роли и об отце, он их идеализирует, а общество закрепляет желательность этого.
Если учесть, что мужчины контролируют не только главные социальные институты, но и само определение и строение общества и культуры, понятно, что у них есть власть и идеологические средства для навязывания этих представлений в качестве общественной нормы, и они вменяют друг другу ответственность за поддержание этих норм. <…>
Мужчина продолжает укреплять половое разделение на рынке труда в качестве защиты от чувства собственного бессилия. Отрицание зависимости от женщины и привязанности к ней является гарантией мужественности и преуспеяния на рынке труда. Относительная недоступность отца и чрезмерная доступность матери приводят к тому, что мужественность определяют от противного; женщина становится объектом, вызывающим страх и злость; мужчине недостает внутренней автономии, что, в зависимости от типа семьи и классового происхождения, способствует либо подчинению правилам, либо легкой интернализации ценностей организации.
Таким образом, черты личности и ценностная ориентация женщины и мужчины смешиваются в половом и семейном разделении труда и в неравной идеологии гендера. Они создают асимметрию в структуре производства и репродукции, при которой женщина в первую очередь – мать и жена, а мужчина – работник. Эта структура производства и репродукции требует и предполагает развитие особенных отношений между мужем и женой, матерью и детьми и формирует ядро семьи в современном обществе. Изучение проявлений гендерной индивидуальности во взрослой жизни раскрывает то, как женщина и мужчина невольно воссоздают, а часто и стремятся воссоздать, межличностные отношения, лежавшие некогда в основе семейной структуры, породившей их, и воспроизводят эту структуру.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!