Второй ответ на кризис: ревизионизм
Ортодоксальный ответ на «кризис марксизма» пытался преодолеть разрыв между «теорией» и «наблюдаемыми тенденциями капитализма» посредством непреклонного утверждения действительности первой и искусственного или переходного характера вторых. Таким образом может показаться простым сделать вывод, что ревизионистский отве был симметрично противоложен, особенно с тех пор как Бернштейн сам настаивал по многим поводам, что он у него нет решительных разногласий с программой и практикой SPD, как они оформились после Эрфуртского съезда, и что единственной причиной его вмешательства было осознание aggiornamento, приспосабливающих теорию к конкретным практикам движения. Тем не менее, такой вывод может скрыть важные измерения Бернштейнова вмешательства. В частности, это приводит нас к ошибке в идентификации реформизма и ревизионизма. 41 Профсоюзные лидера, которые были подлинными глашатаями реформистской политики в SPD, проявляли мало интереса к теоретическим выкладкам Бернштейна и оставались строго нейтральными в последовавшем споре – когда они не поддержали открыто ортодоксию. 42 Более того, в решающих политических дебатах по поводу массовой забастовки 43 и отношении к войне, позиция Бернштейна не просто отличалась, но была прямо противоположна позиции реформистских лидеров в профсоюзах и партии. Таким образом, в попытке установить четкое различие между реформизмом и ревизионизмом мы должны подчеркнуть, что то, что является существенным в реформистской практике это политический квиетизм и корпоративное ограничение рабочего класса. Реформистский лидер пытается защитить завоевания и непосредственные интересы класса, и он последовательно склоняется к рассмотрению его как изолированного сектора, обладающего четко определенными идентичностью (тождеством) и границами. Но «ревизионистская» теория не является неизбежно приверженцем этого; в действительности «революционная» теория может – во многих случаях – лучше сыграть ту же самую роль посредством изолирования рабочего класса и оставляя на неопределенное будущее любые вопросы о существующей структуре власти. Мы уже ссылались на консервативный характер революционизма Каутского. Реформизм не отождествляется с одним из терминов альтернативы «ревизионизм / ортодоксия», но противопоставляет себя обоим.
|
|
|
Основной вопрос, противопоставлявший теоретиков ревизионистов и ортодоксов не был, следовательно, вопрос реформирования. Также им не являлась проблема мирного или насильственного перехода от капитализма к социализму – в отношении которого «ортодоксы» не имели ясной и единодушной позиции. Главным пунктом расхождения было то, что тогда как ортодоксия считала, что раздробление и разделение, характерные для новой стадии капитализма будут преодолены посредством изменения в инфраструктуре (базисе), ревизионизм придерживался точки зрения, что это будет достигнуто посредством автономного политического вмешательства. Независимость (автономия) политики от экономического базиса является подлинным новшеством аргументации Бернштейна. По сути, выясняется 44, что за каждой критикой Бернштейном классической марксистской теории, осуществляется попытка восстановить политическую инициативу в отдельных сферах (социальных средах). Ревизионизм в своих лучших проявлениях представлял действенную попытку порвать с корпоративной изоляцией рабочего класса. Тем не менее, также истинно и то, что поскольку политическое возникало как автономная инстанция, оно использовалось для того чтобы утверждать «реформистскую» практику, которая была в значительной степени ее противоположностью. Этот парадокс мы должны попытаться объяснить. Он отсылает нас к определенным ограничениям разрыва Бернштейна с экономизмом, который будет окончательно преодолен у Грамши. Автономия политического и ее границы: мы должны изучить, как эти два момента структурированы.
|
|
|
Важно осознать, что Бернштейн, более ясно, чем любой другой представитель ортодоксии, понимал изменения, которым подвергся капитализм, когда он вступил в эпоху монополизма. Его анализы были, в этом смысле, ближе к проблематике Хильфердинга или Ленина, чем ортодоксальным теоретизированиям его времени. 45 Бернштейн также постиг политические последствия капиталистических преобразований. Три основных изменения - асимметрия между концентрацией предприятий и концентрацией наследства; существование и рост среднего класса; роль экономического планирования для предотвращения кризисов – могут вызвать к общему изменению посылок, на которых до сих пор основывалась социал-демократия. Это был не тот случай, когда развитие экономики приводило к пролетаризации средних классов и крестьянства и увеличивало поляризацию в обществе, или когда переход к социализму может ожидаться как следствие из революционного восстания являющегося результатом серьезного экономического кризиса. В таких условиях социализму пришлось сменить свою территорию и стратегию, и ключевым теоретическим моментом был разрыв с жестким различением базис / надстройка, которая блокировала любую концепцию автономии политического. Эта последняя инстанция, на которую момент воссоединения и преодоления раздробленности был теперь перенесен и ревизионистском анализе. «Науки, искусство, вся совокупность общественных отношений сегодня гораздо меньше зависят от экономики, чем прежде, или, для того чтобы не оставить места недопониманию, уровень экономического развития, достигнутый сегодня, оставляет идеологическим и особенно этическим факторам гораздо больше места для независимой деятельности, чем это было раньше. Как следствие взаимозависимость причины и следствия, между техническим, экономическим развитием других общественных тенденций становится все более непрямолинейным, и из этого необходимость первого утрачивает много из своей власти в определении формы последней». 46
|
|
|
|
|
|
Такая автономизация политического, противопоставленная диктату экономического базиса, позволяет ей играть эту роль воссоединения и объединения вопреки инфраструктурным тенденциям, которые, будучи предоставлены сами себе, могут вести только к раздробленности. Это можно ясно видеть в концепции Бернштейна диалектики единства и раздробленности рабочего класса. Экономически, рабочий класс всегда все больше и больше дробится. Современный пролетариат не является обездоленной массой, о которой Маркс и Энгельс писали в Манифесте: «несомненно, что в наиболее развитых мануфактурных производствах, что существует целая иерархия рабочих, и среди этих групп существует весьма скромное чувство единства». 47 Такое разнообразие интересов – которое наиболее явственно в случае Англии – было не просто остатком цехового прошлого, как утверждал Кунов, но было результатом установления демократического государства. Хотя в условиях политических репрессий единство в борьбе определило отдельным интересам второстепенное место, они вновь могли расцвести в атмосфере свободы.
Теперь, если тенденция к разделению вписана в саму структуру современного капитализма, каков источник оппозиционного момента, тенденция к объединению? Согласно Бернштейну, им является партия. Таким образом, он говорит о «необходимости в органе классовой борьбы, который удерживает целый класс вместе, вопреки его раздробленности, и это – социал-демократия как политическая партия. В ней отдельные интересы экономической группы уступают общему интересу того, кто находится в зависимости от дохода от своего труда, всех неимущих». 48 Как мы видели ранее, у Каутского партия также представляет момент всеобщего в классе, но пока в его случае политическое единство было научной предпосылкой реального единства, которого предстоит достигнуть через изменения в инфраструктуре, у Бернштейна момент политической артикуляции не может быть сведен к этим изменениям. Особенность политического звена в том, что оно выскользает из цепи необходимости; неустранимое пространство политического, которое у Каутского сводилось к посреднической роли интеллигенции, появляется здесь значительно расширенным.
Тем не менее в анализ Бернштейна политического посредничества как составной части классового единства вкралась едва заметная двусмысленность, способная опровергнуть всю его теоретическую конструкцию. Двусмысленность в следующем: если рабочий класс становится все более разделенным в экономической сфере, и если его единство автономно конструируется на политическом уровне, в каком смысле это политическое единство является классовым единством? Эта проблема не существовала для ортодоксии, поскольку несоответствие между экономической и политической идентичностью в конечном счете разрешалось через развитие самой экономики. В случае Бернштейна логическим следствием является то, что политическое единство может быть установлено только посредством преодоления классовых ограничений различных фракций рабочих, и таким образом должен быть постоянный структурный пробел (хиатус) между экономической и политической субъективностью. Это, тем не менее, вывод, который Бернштейн никогда не делает в своих анализах. С другой стороны, он настаивает, что социал-демократия должна быть партией всех угнетенных и не только рабочих, но, с другой стороны, он понимает это единство как совокупность секторов, которые «достигают точки зрения рабочих и осознают их как лидирующий класс». Как указывает его биограф Питей Гей 49 , Бернштейн никогда не пошел дальше этого пункта. Соответственно, в его рассуждении отсутствует одно звено. Классовый характер объединения между политическим и экономическим не является продуктом ни одной из двух сфер, и аргументация остается подвешенной в пустоте.
Это заключение возможно является чрезмерным, поскольку оно допускает, что рассуждение Бернштейна двигается на том же уровне, что и рассуждения Каутского или Розы Люксембург – что он ссылается на необходимые субъекты неизбежного исторического процесса. Истина, однако, в том, что отрицая, что история управляется абстрактной детерминистской логикой, Бернштейн совершенно четко уводит дискуссию с этой плоскости. В его концепции центральное положение рабочих, вместо этого, отсылает к исторически случайной линии аргументации – например, что рабочий класс лучше подготовлен, чем другие слои, для того чтобы исполнить лидирующую роль; с учетом его уровня концентрации и организации. Однако остается проблема, почему Бернштейн представил эти преимущества – которые были в большинстве конъюнктурные – как неотъемлемые достижения. Та же двусмысленность может быть обнаружена в изречении Бернштейна, что «движение все, цель ничто». Традиционно оно рассматривалось как «градуалистский» лозунг. 50 Однако в некоторых его значениях, которые имеют и теоретические и политические следствия в рамках ревизионистского дискурса, градуализм логически не следует. Единственный необходимый вывод из этого утверждения в том, что рабочий класс может добиться конкретные выгоды в рамках капиталистической системы, и что революция не может, следовательно, рассматриваться как абсолютный момент в переходе от полной обездоленности к радикальному освобождению. Это не предполагает с необходимостью градуалистскую концепцию медленных, непрямолинейных и необратимых продвижений, хотя верно, что способ аргументации Бернштейна касающийся демократических достижений связывает их с градуалистской перспективой. Вновь мы должны таким образом поставить проблему территории, где эти логически различные структурные моменты объединяются.
Это приводит наше исследование к конкретным формам разрыва Бернштейна с ортодоксальным детерминизмом и к типу понятий, к которым он прибегает для того, чтобы заполнить пустоту, открытую его крахом. Когда Бернштейн задает вопрос, может ли какой-нибудь общий механизм обоснованно объяснить ход истории, его рассуждения принимают характерную форму: он не критикует тип исторической причинности, предложенной ортодоксией, а пытается создать пространство, где свободная игра субъективности будет возможно в истории. Принимая ортодоксальную идентификацию объективности и механическую причинность, он лишь пытается ограничить их действие. 51 Он не отрицает научный характер части марксизма, но он отказывается распространять его на точку создания замкнутой системы, которая …. обширное поле политического предсказания. Критика догматического рационализма ортодоксии принимает форму кантианского дуализма. Для Бернштейна существовали три особенные возражения против рассмотрения марксизма как замкнутой научной системы. Во-первых, марксизму не удалось показать, что социализм с необходимостью следует из краха капитализма. Во-вторых, это не может быть доказано, потому что история не является простым объективным процессом: воля также играет в ней определенную роль. Следовательно, история может объясняться как результат взаимодействия между объективными и субъективными факторами. В-третьих, поскольку социализм был партийной программой и следовательно основывался на этическом решении, он не моежет быть всецело научным – не может быть основан на объективных утвеждениях, чья истинность или ложность должна быть общепринятой. Таким образом, автономия этического субъекта была основой разрыва Бернштейна с детерминизмом.
Теперь – и это определяющий момент – введение этического субъекта не может ликвидировать двусмысленности, которые мы ранее обнаружили в рассуждениях Бернштейна. Свободное решение этического субъекта может самое большее создать область индетерминации в истории, но оно не может быть основанием для градуалистского тезиса. Именно здесь новый постулат – поступательный и восходящий характер человеческой истории – вторгается для того, чтобы обеспечить территорию, на которой политическое и экономическое объединяются, придавая смысл направлению каждому конкретному достижению. Понятие развития (эволюции), Entwicklung, 52 играет решающую роль в дискурсе Бернштейна: фактически вся его схема благодаря ему приобретает связность (согласованность). Объединение политической и экономической сфер происходит не на основе теоретически обоснованных сочленений (артикуляций), но через направленное движение, лежащее в основе их обоих и обуславливаемое законами развития. Для Бернштейна эти законы не то же самое, что для ортодоксальной системы: они включают не только антагонистические, но также и гармонизирующие процессы. Однако в обоих случаях они понимаются как обобщающие контексты, которые априорно фиксируют значение каждого события. Таким образом, хотя «факты» освобождены от сущностных связей, которые связывали их вместе в ортодоксальной концепции, они позже вновь объединяются в общей теории прогресса, не связанной с каким либо детерминационным механизмом. Разрыв с механистическим объективизмом, который рассматривал классы как прозрачные субъекты, достинут через постулирование нового, трансцендентного субъекта – этического субъекта – который приобретает все большую власть в человечестве, которое все больше освобождается от экономической необходимости. 53 С этого момента, невозможно двигаться в направлении теории артикуляции (сочленения) и гегемонии.
Это проясняет, почему у Бернштейна автономизация политического может быть связана с принятием реформистской практики и градуалистской стратегии. Поскольку каждое продвижение является необратимым – согласно постулату об Entwicklung – их объединение больше не зависит от неустойчивого сочленения сил и перестает быть политической проблемой. Если, с другой стороны, совокупность демократических продвижений зависит о случайное соотношение сил, тогда абстрактное рассмотрение справедливости каждого требования не будет достаточным поводом для утверждения их прогрессивности. Например, негативная перестройка сил может быть вызвана ультра левыми требованиями или их противоположностью, отсутствием радикальных политических инициатив в критическом стечении обстоятельств. Но если совокупность демократических достижений зависит только от закона прогресса, тогда прогрессивный характер любой борьбы или конъюнктурных требований определяется независимо от их соотношения с другими силами, действующими в данный момент. Тот факт, что требования рабочего движения рассматриваются как справедливые и прогрессивные, и оцениваются отдельно от их связи с другими силами, уничтожает единственное основание для критики корпоративной ограниченности рабочего класса. Здесь находятся предпосылки для совпадения между теоретическим ревизионизмом и практическим реформизмом: распространение политической инициативы на некоторое количество демократических фронтов никогда не вступает в противоречие с квиетизмом и корпоратизмом рабочего класса.
Это можно ясно увидеть, если мы рассмотрим ревизионистскую теорию государства. Для ортодоксии проблема была проста: государство был инструментом классового господства и социал-демократия может только участвовать в его институтах с целью распространения своей собственной идеологии и защищая и организовывая рабочий класс. Такое участие было следовательно отмечено внешним характером. Бернштейн видит это проблему с противоположной перспективы: растущая экономическая мощь рабочего класса, прогресс социального законодательства, «гуманизация» капитализма, все ведет к «национализации» рабочего класса; рабочий является не только пролетарием, но он также становится гражданином. Следовательно, согласно Бернштейну функции социальной организации имеют большее влияние в государстве, чем функции классовой доминации; их демократизация преобразуется во государство для «всего народа». Вновь Бернштейн понял лучше, чем ортодоксы, основную истину, что рабочий класс уже является территорией государства, и что чистым догматизмом является попытка утверждать с ним внешние отношения. В его рассуждениях, однако, это немедленно преобразуется в совершенно логически неверное суждение: а именно, что государство становится все больше и больше демократическим как необходимое следствие «исторического развития».
Достигнув этой точки, мы можем теперь применить тест, который мы использовали по отношению к Розе Люксембург: последовать логике рассуждений Бернштейна, исключив эссенциалистские предпосылки (в данном случае, постулат прогресса, как объединяющей тенденции) которые органичивают свои следствия. Два вывода немедленно возникают из этого теста. Первый, демократические достижения в государстве перестают быть кумулятивными и начинают зависеть от отношения сил, что не может быть априорно определено. Цель борьбы – не просто конкретные завоевания, но формы сочленения сил, что позволит позволит этим целям быть объединенными. И эти формы всегда обратимы. В такой борьбе рабочий класс должен бороться там, где он в действительности находится: и изнутри, и извне государства. Но – и это второй вывод – ясное видение Бернштейна открывает гораздо более волнующую возможность. Если рабочий не является больше лишь пролетарием, но также и гражданином, потребителем и участником множества позиций в культурном и институциональном устройстве страны; если, более того, эта совокупность позиций не является больше объединенной никаким «законом прогресса» (ни, разумеется, «необходимыми законами» ортодоксии), тогда отношения между ними становятся свободным сочленением, которое не дает никакой априорной гарантией, что оно примет заданную форму. Появляется также возможность, что появятся противоречивые и взаимно нейтрализующие друг друга субъективные позиции. В таком случае, …, демократическое продвижение неизбежно повлечет за собой быстрое умножение политических инициатив в различных общественных сферах – как требуется ревизионизмом, но с той разницей, что значение каждой инициативы станет зависеть от ее отношений с другими. Осмыслить это рассеивание элементов и пунктов антагонизмов, и постичь их сочленение (артикуляцию) вне любой априорной схемы объединения, - это нечто, что выходит за рамки ревизионизма. Хотя именно ревизионисты первыми поставили это проблему в самых общих терминах, начала адекватного ответа обнаружатся только в концепции Грамши «войны позиций».
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!