ОБРАЗ БЛОКАДНОГО ГОРОДА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ

ПОЭТОВ И ПИСАТЕЛЕЙ)

Величайшая польза,

которую можно извлечь из жизни —

потратить жизнь на дело,

которое переживет нас.

Уильям Джеймс

Хочу поделиться мыслями о людях, переживших блокаду. В это лето мне попалась книга, в которой я прочитала стихи Юрия Воронова: «В школе», «Память». Это стихи о зиме 1941-1942, которая «унесла неведомое число жизней»:

И тридцать лет,

И сорок лет пройдёт,

А нам

От той зимы не отогреться.

Нас от неё ничто не оторвёт.

Мы с ней всегда —

И памятью и сердцем.

Строки эти никого не оставят равнодушными, как и стихи Ольги Берггольц из «Февральского дневника».

Февраль 1942 года был самым гибельным из всех тридцати месяцев блокады. Город без света, без транспорта, без тепла, без

воды. Крохи хлеба, что ещё выдавались по карточкам, поддержать жизнь уже не могли – разве что продлить умирание. Но в стихах Ольги, это не мёртвый город. Она пишет о прекрасном городе – мученике, о его жителях, большинство из которых остались людьми, гражданами в условиях, когда это казалось невозможным:

В грязи, во мраке, в голоде, в печали,

где смерть как тень тащилась по пятам,

такими мы счастливыми бывали,

такой свободой бурною дышали,

что внуки позавидовали б нам.

О да, мы счастье страшное открыли –

достойно не воспетое пока, –

когда последней коркою делились,

последнею щепоткой табака;

когда вели полночные беседы

у бедного и дымного огня,

как будем жить,

когда придёт победа,

всю нашу жизнь по-новому ценя.

Поэтесса говорит о свободе от гонений в предвоенном Ленинграде 1937 года после убийства Кирова. Она не понаслышке знала об этом, сама прошла через доносы и допросы, была брошена в тюрьму, где потеряла ребёнка, в застенках погиб её муж – поэт Борис Корнилов. В блокадном Ленинграде люди по-новому ощутили своё единение с Родиной, потому что судьба солдата,

судьба гражданина блокадного города была счастьем по сравнению

с судьбой подследственного. Вот как писала об этом Ольга Берггольц, обращаясь к Родине:

Я и в этот день не позабыла

горьких лет гонения и зла,

но в слепящей вспышке поняла:

это не со мной — с Тобою было,

это Ты мужалась и ждала…

Он настал, наш час,

и что он значит —

только нам с Тобою знать дано.

Я люблю Тебя — я не могу иначе,

я и Ты по-прежнему — одно.

Стихи эти трогают до глубины души, до слёз, потому что написаны в моменты величайших потрясений, испытанных страной, городом, человеком. Своим творчеством она помогала ленинградцам выжить в насквозь промерзшем блокадном городе и не потерять человеческого достоинства. Умирающие от истощения люди слушали обращения поэтессы из чёрных «тарелок» репродукторов и укреплялись в вере дожить до победы. Голос Ольги Берггольц назвали символом Победы, а поэтессу – «блокадной Мадонной» и музой осаждённого города.

Прочла я и главы из «Блокадной книги» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Авторы собрали в этой книге блокадные воспоминания, свидетельства, дневники людей, переживших это страшное время. Они пишут о том, что даже они, прошедшие войну были не готовы к этим рассказам. Многое в этих людях, переживших безжалостную быль ленинградской блокады, кажется удивительно и неожиданно.

Меня поразил рассказ о дневнике режиссёра театральной студии Александра Григорьевича Дымова. Он писал при свете коптилки

зимой 1942 года, пока его не увезли в больницу. Автор осознанно стремился к художественности, он подбирал краски, сравнения, оттачивал фразы. Этим он занимал себя, сохранял свою духовность, питал её. Вот что он пишет: «25 января, 11 ч. утра. Первобытная жизнь. Без воды, без света, без тепла. Блокада, как фантастическая Машина Времени, отбросила нас далеко назад: к началу 18 века — в смысле уровня культуры. Но ведь в начале 18 столетия было несравненно лучше. Жители Санкт-Петербурга не знали центрального парового отопления, но у них было много дров — и они жарко топили свои патриархальные изразцовые печи. Жители Санкт-Петербурга не знали, что такое электрическое освещение. Но – у них ярко горели в горницах масляные плошки и были в избытке сальные толстые свечи. У нас – нет ни электричества, ни масла, ни свечей. Петровский «Питербурх» не имел водопровода, но в каждом квартале были колодцы, были оборудованы водоёмы и проруби на Неве, Фонтанке, Мойке. Воды хватало всем. Мы же забыли, что такое водопровод, но у нас нет и колодцев, нет водоёмов, нет коромысел.

Жители Петербурга 200 лет назад понятия не имели о трамвае и троллейбусе. Но у них были лошади, сани, возки, тёплые куньи и лисьи шубы. Город был мал — и пройти его вдоль и поперёк тепло одетому человеку было нетрудно.

Мы забыли, что такое трамвай и троллейбус, а об извозчиках забыли 15 лет назад. Но у нас нет ни лошадей, ни саней, ни возков. Мы плохо одеты. Мы голодны, но вынуждены ходить пешком огромные расстояния: город за 200 лет вырос неузнаваемо и средний его диаметр – 30 километров».

О силе духа этого человека, говорит его диалог с собственным желудком:

«25 января, 8 ч. вечера. Чёрт его знает до какой степени повысилось значение в эти дни такого до сих пор скромного,

малоуважаемого органа, как обыкновенный человеческий желудок. Вследствие безработицы и частых простоев из-за отсутствия сырья этот пищеварительный орган взял на себя не свойственные ему функции: все мысли и чувства выходят под его редакцией. «Многоуважаемый гражданин редактор! Товарищ Желудок! Я слаб и немощен. Я с великим трудом передвигаю ноги, и лицо моё давно

разучилось улыбаться. Я голоден давно, застарелым, хроническим, как ревматизм, голодом. Но я борюсь, чтобы не упасть, потому что упавшего очень скоро затопчет смерть. Я держусь пока и даже пишу записки – «Записки из мёртвого города». Все это так. Но я не разучился еще мыслить, читать книги, я хочу пофилософствовать. Вы мешаете мне, гражданин редактор, заниматься всем этим. Я ежеминутно ощущаю вашу власть, ваш гнёт, ваше вмешательство в мои внутренние дела. Давайте будем друзьями, не надо меня мучить. Вы хотите, чтобы я смотрел на всё окружающее вашими глазами. Вы на этом настаиваете. И в большинстве случаев вам это удается. Но это ненормально, я протестую, я требую, чтобы вы снова работали по своей основной специальности, освободив от своей опеки и прямого влияния сферы, вам недоступной. Я хочу читать книги и воспринимать их содержание так же, как прежде, а не в вашей интерпретации и не с вашей точки зрения. Я хочу мечтать о будущем. Прекрасном будущем. Но прекрасном не потому, что оно доверху переполнено картошкой, хлебом и подсолнечным маслом. Вы понимаете — я хочу быть человеком. Не мешайте мне в этом. Поверьте, и вам будет легче. Иначе и вам и мне будет стыдно за эти дни.

Откажитесь от своей роли диктатора. Делайте добросовестно свое скромное дело, отдыхайте – ведь у вас сейчас так мало работы. Будьте же здоровы. Примите мое искреннее уважение. Ваш покорный слуга А. Дымов».

Мы должны помнить о людях, переживших такое, об этом нельзя забывать!

_________________

Использованные материалы:

1. Качурин М. Г., Кудырская Г. А., Мурин Д. Н. Санкт-Петербург в русской литературе. Москва, 1996.

2. Берггольц О.Ф. Никто не забыт, и ничто не забыто. Спб, 2013.

Валерий ПЕТРОВ

Третье место в номинации «ПРОЗА»

ТРИ БРАТА – ТРИ СУДЬБЫ

Редко так случалось, чтобы летом собрались все братья, вместе, в родном гнезде, под одной отцовской крышей – в деревне Горланово. Они беспечно отдыхали от городских забот и радовались хорошей погоде, чистому деревенскому воздуху и тому, что где-то там, на кухне суетится у печки заботливая мама. Старшему из них, Василию, было сорок лет, он давно уже закончил Военно-медицинскую академию и работал военврачом в Ленинграде. Средний брат, Михаил, был балагуром, но при этом работал инструктором ФЗО на заводе имени Сталина. Младший – Павел, работал слесарем на ГОМЗе. Как-то вечером братья собрались в большой комнате и решили написать письмо в Ленинград, сестре Александре и отцу. Василий взял ручку и аккуратно написал: «Привет Вам, наши дорогие труженики!» и далее подробно описал чудесное времяпрепровождение отпускников на природе. Михаил перевернул листок и карандашом добавил несколько слов от себя, в конце подписал: «Михаил», – а потом, слегка задумавшись, добавил шутливый стишок:

– Самый главный водонос,

Кто такой, встаёт вопрос?

Это тот, кто всех потише,

Это сын и брат Ваш Миша.

А второй? Что донки ставит,

Пропустил три дня обед,

Это Ваш второй сын Павел,

Знаменитый рыбовед.

Третий сын собой не дурен,

Растолстел и загорел.

Догадались Вы, Мичурин

В огороде на мель сел. (Вася)

Братья улыбнулись, шутка им понравилась, и тут они заметили, что младший брат куда-то исчез, значит уже на озере с удочкой – нельзя же пропустить вечерний клёв!

А между тем стемнело, на тёмно-синем небе появились звёзды, стояла звенящая тишина, не желая её нарушать, они замолчали, каждый задумался о чём-то своём.

Тогда братья ещё не знали, что они больше никогда не соберутся вместе под отцовской крышей, и как трагически сложатся их судьбы…

Василия через год по приказу командования направят в город Кронштадт, где он будет работать в Морском госпитале, на хирургическом отделении. Из Кронштадта он пишет коротенькое письмо в Ленинград, которое начинает следующими словами: «Привет!!! Всем вообще и молодожёнам в частности…», это он о своём младшем брате Павле и его молодой жене Софии – моих родителях, которые поженились в июле 1940 года. Вскоре Василия назначают начальником базовой поликлиники города Кронштадт, а в октябре 1940 года, командируют в Таллинн, который с июля, стал главной военно-морской базой Краснознамённого Балтийского Флота (КБФ). Здесь начинается ускоренное строительство инфраструктуры базы: береговых батарей, аэродромов, госпиталей.

Военврач 2-ого ранга Петров Василий Никифорович занимается обустройством госпиталя и работает в поликлинике. В письме своим родным в Ленинград он пишет: «…Рабочий день начинается здесь рано с 8 часов, и я встаю без четверти 7, до часу работаю в отделении госпиталя (это для души бесплатно), а с 13 часов до 19, в поликлинике на основной работе, – далее о госпитале пишет, – Помещение госпиталя здесь неважное, конечно, в том отношении,

что не приспособлено для лечебного учреждения – квартиры, с Кронштадтом не сравнить…». В феврале 1941 г. Василий в письме в Ленинград своему отцу, об организации госпиталя, пишет: «Теперь в основном работа по организации закончена, наведён порядок. Поверки ещё не было. Да она мне и нестрашна…».

15 июня 1941 г., за шесть дней до начала Великой Отечественной войны в своём письме к отцу, Василий рассказывает о мирной жизни в столице Эстонии, о том, как наладились бытовые условия после переезда к нему в Таллинн его жены Ольги и сына. Всё письмо проникнуто спокойствием и миром, даже в начале письма, обращаясь к отцу, он пишет: «Здравствуй, мой дорогой папуля!», видимо, догадываясь о надвигающейся беде, не хотел беспокоить своего престарелого отца.

Ночью 21 июня над Таллинном появились первые вражеские самолеты-разведчики, они были обстреляны зенитной артиллерией линкора «Октябрьская Революция» так, в первый же день, война пришла в Таллинн. Враг начал двигаться в сторону Таллинна. Ситуация начинает резко ухудшаться, начатое строительство главной военно-морской базы КБФ, в полном объеме, не удалось завершить, не хватало причалов, складов, судоремонтных предприятий и плавучих доков, а к оборонным сооружениям на суше, на подступах к Таллинну, даже не приступали.

Получив краткосрочный отпуск, Василий с женой и сыном отправляются к родным в Ленинград. Уже из Ленинграда он пишет письмо своей сестре в Феодосию, куда она была отправлена, после окончания института. В этом письме, беспокоясь о жизни сестры, пишет: «Все мы очень беспокоимся о тебе, – и дальше, – Знаем, что в Феодосии у вас также горячо, т.к. Севастополь, по газетным сведениям, стал центром полётов самолётов…». Дальше в письме он пишет о том, что жену с сыном отправил в деревню Горланово,

к родным. В конце письма Василий приписал о своих братьях: «…Павлик пока остаётся, Миша записался добровольцем скоро видимо уйдет…». Действительно, вскоре, Михаил был призван

Выборгским РВК и направлен на Северный фронт, а Василий вернулся в Таллинн.

Таллинн перестал быть таким, каким восхищался Василий в письме к сестре от 27 октября 1940 года: «Замечательный красивый городок Таллин, нарядный, как игрушка», теперь город, как бы ощетинился, напрягся, во всём чувствовалась надвигающаяся беда. Активное наступление немецких войск на прибалтийские республики и приближение их к границам Эстонской ССР, ухудшило и так сложную обстановку в Таллинне. С фронта начали прибывать раненые, их становилось всё больше и больше, а значит у военврачей, медсестёр и другого обслуживающего персонала госпиталя, значительно, прибавилось работы.

А в это время в Ленинграде по мобилизации призывают младшего брата, Павла. Сначала он попадает на сборный мобилизационный пункт, а когда началось формирование 6-й отдельной стрелковой бригады морской пехоты КБФ, его направляют туда. Официально звание у Павла – сержант, командир отделения 6-ой ОМСБ (МП), но позже, вспоминая то время, он обычно говорил: «Я был старшиной 2-ой статьи» – на морской манер».

Во время войны братья старались переписываться между собой, но так как дислокация войск часто менялась, то письма не доходили до адресатов, и связь прерывалась, но они старались у своих знакомых или родных узнать хоть какую-нибудь информацию друг о друге. Так в письме своей сестре Михаил пишет: «Шура, ты ничего не пишешь о Павле, и я от него здесь тоже ничего не имею».

В июле немецкие войска прорвали фронт на подступах к Таллинну и устремились к Финскому заливу. В начале августа окончательно отрезали советские войска, в районе Таллинна. Главная военно-морская база КБФ оказалась полностью блокирована на суше.

Василий уже не покидал госпиталя, прекрасный хирург, он оперировал раненых и организовывал работу медицинского персонала.

Эвакуация из Таллинна, которую постоянно откладывали, теперь была возможна только морем. 27 августа командующий флотом отдал приказ о начале отхода войск и посадки на суда, это происходило под прикрытием береговой артиллерии флота и заградительного огня кораблей. Противник, в свою очередь, вёл артиллерийский огонь по городу и порту, производил воздушные налёты группами по 5-9 самолётов, всячески препятствуя эвакуации.

Только ночью 28 августа в госпитале, где работал Василий, был получен приказ на эвакуацию, сразу начались подготовительные работы, перевозка раненых на причалы и погрузка их на суда. Всё это проходило под интенсивным огнём противника, к сожалению, не всем удалось погрузиться на суда, кто-то погиб ещё при транспортировании и погрузке, но самое страшное всех ждало впереди…

Приняв на борт личный состав и технику, суда отчаливали от причалов и выводились буксирами в район формирования конвоев. Отряд главных сил начал движение в направлении Кронштадта в 17 часов. Первые несколько часов похода прошли относительно спокойно, но затем начался настоящий ад. Взрывы морских мин в тралах, подрывы судов на минах, огонь береговой артиллерии противника, атаки торпедных катеров, а в дневное время налёты вражеской авиации – всё это обрушилось на наши суда во время эвакуации с 28 по 30 августа и привело к ужасным потерям в живой силе и техники.

И вот спустя много лет я читаю в донесении о безвозвратных потерях короткую фразу: «Пропал без вести 08. 1941г.». Где пропал, когда пропал? То ли, когда руководил погрузкой раненых на суда, то ли утонул вместе с ранеными в глубинах Балтийского моря при подрыве их судна? Никто мне уже не ответит на эти вопросы, но я твердо знаю и верю, что погиб Петров Василий Никифорович – брат моего отца, спасая очередного своего пациента, как истинный врачеватель и смелый офицер своей Отчизны!

Родные, с которыми Василий постоянно переписывался, сначала удивлялись его молчанию, а потом узнали, что он не прибыл в Кронштадт, с оставшимися в отряде, судами. Вот, что пишет Павел в письме от 13 ноября 1942 года своей жене: «насчёт Васи сообщили, что он действительно погиб, раньше было сомнение, что может быть жив, но сейчас сообщили точно, так что нет у меня уже старшего брата Василия, который погиб и уже больше не воскреснет.»

В начале сентября 6-я отдельная бригада морской пехоты, в рядах которой воевал младший брат Павел, ещё не завершив формирование, вступила в бой в пригородах Ленинграда. О том, что творилось на этом участке обороны Павел пишет в письме своей жене в Ленинград: «Соня, насчёт себя пишу лишь только одно, что если до сегодняшнего дня я жив, то это случайность, – и дальше, – я сейчас нахожусь на подступах к Ленинграду, т.е. в Кировском районе, и мы ведём борьбу с немцами, которые засели в местечке недалеко от Урицка, но, наверно, скоро выгоним германский фашизм за пределы Ленинграда…». Из донесения Жукова Г. К., командующего Ленинградским фронтом, наркому обороны: «42-я армия активными действиями сковала противника на всем фронте. Особенно напряженные бои шли в районе Урицка. С рассветом 2 октября была введена в бой 6-я отдельная стрелковая бригада. Армия овладела Ивановкой, северо-западной окраиной Урицка.»

Во второй половине октября 1941г. на Волховском участке Ленинградского фронта, мощная группировка немецко-фашистских войск начала наступление на города Тихвин и Волхов. Морякам 6-й бригады, где воевал в то время Павел, была поставлена задача, переправиться через Ладожское озеро и прикрыть Волхов.

27 октября 1941 г., член Военного Совета Ленинградского фронта А. А. Жданов, выступая перед командирами и комиссарами 6-ой бригады морской пехоты, перебрасываемой под Волхов, напутствовал их: «Передайте батальонам, что судьба Ленинграда, судьба фронта и флота решается на реке Волхов». На Ладоге штормило, чтобы ускорить переброску бойцов, решили направлять корабли в район Леднево. Причалов здесь не было, а корабли не могли подойти близко к берегу, поэтому войска высаживались, прямо, в ледяную воду, в шугу...

Морские пехотинцы, измотанные штормом, в промокшем обмундировании, в мороз, совершили марш-бросок до станции Войбокало, там погружались в эшелоны и по железной дороге на Волховстрой – Тихвин. Дальше пешком и прямо с марша вступали в бой, не успев накопить силы, подтянуть артиллерию, без связи.

В начале ноября 1941 года сплошного фронта обороны Волхова не было. Противник, наступающий по реке Волхов, не знал местности. Он не ожидал, что наше командование может оставить дорогу на Волхов совершенно открытой. Враг действовал осторожно и продвигался медленно. Немцы без боя взяли оставленные советскими частями оборонительные сооружения от деревни Дуняково до деревни Заднево. Впереди было Заречье, где развернулись батальоны 6-ой бригады морской пехоты. Утром в Заречье прибыл командующий оперативной группой 54-й армии, он поставил задачу наступать в южном направлении на глубину 20 километров и к вечеру занять деревни Черноручье, Заднево и Дуняково. Морские пехотинцы, подчиняясь приказу, пошли в наступление в южном направлении наобум, без разведки. Через полчаса немцы встретили моряков интенсивным огнём из миномётов и пулемётов. Завязался бой. Под сильным огнём врага моряки залегли в лесу. Противник вёл наступление более широким фронтом, поэтому пришлось разворачивать фланги и отбиваться от врагов, которые могли окружить бригаду. К вечеру батальоны отступили и вернулись в Заречье. В этом бою Павел получил тяжёлую контузию и ранение в правую ногу, его отправили в передвижной госпиталь в Череповце. Вот что он написал своей жене же из госпиталя: «Меня ранило снарядом, от которого я получил сотрясение мозга и осколочное ранение в правую ногу…»

А в это время Михаил, средний брат, получил очередное звание – ст. лейтенант и воевал на Ленинградском фронте, обороняя Ленинград. С 8 сентября 1941 года бои велись в условиях блокады города Ленина. К концу сентября того же года активное продвижение войск противника было остановлено, но несколько попыток по деблокированию Ленинграда не увенчались успехом.

В январе 1943 года войска Ленинградского фронта совместно с соединениями Волховского фронта прорвали блокаду Ленинграда и восстановили сухопутную связь города со страной. В апреле 1943 года подразделение, в котором воевал Михаил, поступает в подчинение 124 стрелковой дивизии, его назначают начальником разведки 3-его дивизиона, 46 артиллеристского полка. Весь 1943 год, 124 стр. дивизия ведёт бои под Ленинградом, в том числе на Синявинских высотах. Окончательно снять блокаду Ленинграда удалось в ходе наступательных операций начала 1944 года.

В марте того же года Михаил принимает участие в боях по освобождению Прибалтики. В ходе боя 11 марта, вблизи города Нарва, Михаил был ранен, а позже за этот бой получил награду – орден Красной Звезды. Вот, что было написано в наградном листе о его подвиге: «Тов. Петров, работая начальником разведки дивизиона. В ходе боёв с немецкими захватчиками в районе юго-восточнее хутора Безымянный с 9 по 12 марта с/г. проявил мужество и организованность. Умело организуя разведку дивизиона, несмотря на сильный ружейно-пулемётный огонь и артиллеристско-миномётный обстрел противника, тов. Петров всё время находился в боевых порядках пехоты, увязывая вопросы взаимодействия с пехотными командирами, и выявляя огневые средства противника. Умело корректируя огонь дивизиона по контратакующей пехоте противника, при этом огнём дивизиона было подавлено три артиллеристские батареи, 4 пулемётных точки и уничтожено до роты пехоты противника. 11.03. с/г, тов. Петров был ранен, но продолжал руководить разведкой дивизиона.» 18 марта 1944 года Михаил в письме своей сестре напишет: «Я нахожусь в госпитале, в Ленинграде. Меня ранило 11-го марта 44 года и 16-го я был доставлен в Ленинград. Ранение имею в левую ногу…», всё буднично и никаких подробностей о своём подвиге. Вскоре после выписки из госпиталя, Михаила посылают на учёбу в Третье Ленинградское артиллеристское училище, которое в то время находилось в городе Кострома. Из Костромы курсант Петров М. Н. в письме своей сестре в Ленинград напишет: «Одно лишь радует то, что дела на фронтах хороши. А сегодня сообщили и про Лен-фронт, эту замечательную Нарву, вероятно, ребятишки наши опять тронулись в путь, но надеюсь, что на этот раз до Таллина без остановок…». Вернутся в своё подразделение, к своим «ребятишкам», ему было не суждено, так как после учёбы его отправили на 1-ый Белорусский фронт в 23-ий Особый истребительный противотанковый артиллеристский дивизион, 132-й стрелковой дивизии. Эта дивизия участвовала в июле 1944 года в освобождении города Ковеля и успешном форсировании реки Западный Буг, а в августе, продолжая наступление, подошла к Висле в районе Варшавы. В ходе Берлинской наступательной операции, в составе 1-го Белорусского фронта, эта дивизия вышла в район западнее Потсдама 28 апреля 1945 года, за двенадцать дней до ПОБЕДЫ, в жестоком бою за город Потсдам был убит начальник разведки дивизиона, старший лейтенант Петров Михаил Никифорович – брат моего отца, смелый и решительный офицер, защитник своей Родины.

Павел, не зная ещё о смерти брата, в письме от 8 мая 1945 года пишет жене: «Получил, после четырёхмесячного молчания письмо от Михаила, он находится на 1-ом Белорусском фронте, и сейчас, возможно, уже не далеко от звериного логова и большого немецкого города Берлина, так что, Сонёнок, – так Павел ласково обращался к жене Софии, – не долго осталось нам терпеть такие трудности, придёт конец кровожадному зверю и придётся ему расплатиться за все его преступления, которые он делал, за весь военный период»

Из передвижного госпиталя в Череповце, Павла переводят в госпиталь города Молотов. Через три месяца он оказывается в Сортировочном эвакуационном госпитале в городе Бийск, а оттуда его отправляют дальше вглубь страны, в Киргизию, в город Токмак, где его направили на работу в ВоенСтрой. Павел часто писал своей жене о неустроенности жизни, о голоде, о головных болях – последствие контузии. Уже в Киргизии он ложится в госпиталь, где ему делают очередную операцию на правой ноге.

В своих многочисленных письмах к жене Павел вспоминает мирную довоенную жизнь и мечтает о скорой встрече в родном городе. В 1945 году, уже после Победы, из-за того, что он всё ещё являлся мобилизованным в Красную армию, его не отпускали из Киргизии в Ленинград. 22 мая 1945 года Павел, по заключению врачебной комиссии, получает инвалидность 2-ой группы, с рекомендацией о выезде в более низменное место – теперь путь в Ленинград открыт. Павел увольняется с завода в Токмаке и переезжает в город, где ждала его любимая жена. Уже в мирное время, война постоянно напоминала о себе, частыми головными болями и другими расстройствами здоровья, периодически он помещался в стационар для лечения.

11 июня 1975 года не стало Петрова Павла Никифоровича, моего отца – в войну он был смелым морским пехотинцем, пролившим свою кровь за нашу Родину. Павел Никифорович был награждён медалями: 5 декабря 1942 года «За оборону Ленинграда», 7 марта 1946 года «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.» и послевоенными наградами.

И так в 1975 году ушёл из жизни, последний, самый младший брат из тех, которые в довоенное время, отдыхали вместе под родительским кровом, в деревне под Ленинградом. Оборвалась жизнь трёх братьев, у которых были дети, а сейчас растут внуки и правнуки. Вот для них я, перечитывая пожелтевшие от времени письма и изучая документы тех лет, пересматривая фотографии, «выкапывая» информацию из Интернета, написал эту книгу, чтобы они почувствовали и сохранили в памяти то, что пережили их отцы и деды, и не дай Бог им самим пережить это…