Старший из чиновников вынул из нутреного кармана сюртука сложенную пополам бумагу и нервно порвал на несколько частей. Клочки жалобы четко забелели на дегтярно черной грязи.



Чиновники обтерли сапоги пучками соломы, перекрестились на уже четко обозначившиеся купола строящейся церкви и понуро укатили в направлении уездного города.

Господи, вздыхали и молились про себя люди, да и кому это на ум пришло такому делу препоны чинить! Совсем это не по божески, святому делу препятствовать. Грех – то, какой, прости Господи! В ту, последнюю ночь Козьма не спал. Не спала и Лукерья. В прочем они не спали уже много, много ночей к ряду. Лукерья, боясь пошевелиться и чем – то потревожить тихую дрему постоянно вскакивающего с лавки и принимающегося лихорадочно подтачивать и шлифовать церковный крест, молилась одними губами. «Свят, свят, свят! Боже праведный! Пресвятая заступница, Матерь Божья – дайте Козьме силы, помогите достроить церковь, грехи свои смертные святым делом замолить». Рассвело, а Козьма, словно настраиваясь на, что – то, до селе ему не подвластное все медлил. Не решался совершить самый важный в своей жизни шаг.

Предвещая грядущую непогодь, солнце прожигало вершину холма, плавясь в нем, словно в гигантском горне. Огромное, багряно лиловое апакалепсическое, вещее. Вот оно зависло точно над серединой холма и строящейся церковью. Самое время помолиться на восход солнца.

Однако, никто из взиравших на него с берегов речки Камышовки и с улиц Покровки, не бросил работы, не отказался от повседневных помыслов.

Не встал на колени и не осенил себя быстрым движением руки. Народ ждал.

Ну, мать Лукерья, мне пора» – проговорил Козьма, неожиданно твердым и бодрым голосом. « И откуда только силы у него берутся - подумала Лукерья – который день ничего не ест и не спит».

Козьма в последний раз осмотрел крест. Протер чистой тряпкой, сдул несуществующую пыль. С трудом поднял и прислонил к стене избенки. Скинул рубаху и лапти, от них одна помеха, чего доброго не выдержат и порвутся. Крепко подвязал порты мочальной веревкой, а другую, пеньковую, неоднократно проверенную, продел под прожилины креста. Присел, крякнул и попер свой крест, громко чавкая босыми ногами по настоявшейся грязи, в направлении гордо возвышавшейся на вершине холма, церкви. Его, великого грешника, Козьмы, церкви.

Но силы были уже не те. Не пройдя и половины дороги Козьма, поскользнулся и плашмя упал в грязь, придавленный тяжестью креста. Лукерья, страшно закричала и принялась вытирать лицо,, приподнявшегося на четвереньки мученика. И вдруг она отпрянула. На нее смотрели его, горящие как прежде огромные глаза Козьмы. Крест Козьма донес. Правда, с помощью других, но поднял на самую верхотуру. И даже закрепил в заранее срубленный замок, в самой высокой части купола. А вот на все остальное, даже на – то, что бы спуститься вниз, сил уже не было.

Козьма огляделся. Как же хорошо, все - таки отсюда все видно. Самые дальние дворы деревни, оба пруда, казенный лес. А народу – то, народу сколько собралось! Варька! Так ты же в половодье утопла! Как хорошо, что не утопла! Знай, я на тебя совсем не обижаюсь за – то, что Лукерье на меня ябедничала, а она меня крапивой секла. Ты же не по злобе, а по глупости. Да и я тоже хорош, посоветовал веснушки дегтем выводить. А совсем рядом слепой с двумя маленькими детьми, смешливой Маруськой и цыганенком Кузькой. Тут же взрослая Маруська с двумя младенцами. Как тогда в нее Лукерья – то поленом запустила, когда Маруська попросила от ненавистного семени ее избавить. Чего уж, Лукерья старуха карахтерная. Вон и сыночки у Маруськи на руках, про которых Антипа упоминал. Здесь же и сам Антипа, совсем медведем не задранный. А вон Лукерья, молодая, красивая, мальчишку, какого – то, за руку держит. Наверное, это ее сыночек, который от «глотошной» помер. Сказывала Лукерья, что был у нее сыночек. А вон и те, двое, с большой дороги, что Маруську ссильничали. Ни на кого не смотрят, стыдно им, иродам. И кого только нет в огромной толпе, запрудившей все пространство перед площадью. Видно день сегодня такой, особенный, всепрощенческий. И только одного человека не находил Козьма в толпе, как ни старался. Нигде не было монаха Лукашки. Да оно и не мудрено. Монах Лукашка был уже далеко. Лишь только Козьма, забравшись на колокольню водрузил там крест, пользуясь всеобщей суматохой, монах Лукашка подоткнул полы никогда не стиранной рясы под веревочный поясок, поправил кружку для сбора милостыни и снова замесил грязь бесконечных дорог босыми ногами. Сколько еще церквей, не построенных по матушке Руси! А Козьме теперь помощники не нужны. Он теперь и сам справится!


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!