Ослабленный организм больного мужчины не выдержал ночевки в чистом поле.
Nbsp;
ГОЛГОФА КОЗЬМЫ СЕМИЖИЛЬННОГО
РАССКАЗ
Да будет слово ваше: да, да; нет,нет; а что сверх этого, то от лукавого.Евангелие от Матфея.стих37.
В день, когда освящали вновь отстроенную церковь Параскевы Пятницы села Покровка, что в ста верстах южнее уездного города Спасска находится, обвенчали две пары молодожен и окрестили двоих детишек- близнецов Маруськи Зитевой. В тот же день, отпели двух усопших накануне покойников - восьмидесятипятилетнюю повивальную бабку Лукерью, через заботливые руки которой, прошло все здравствующее на тот момент население Покровки. Кстати и младенцев, крещенных в день открытия церкви, всего-то несколько месяцев назад, во время родов принимала она же. Она – она, не сомневайтесь. Не могла она такого мимо себя пропустить. И еще одного события не могла она пропустить. Семь лет ждала, не помирала, пока свою церковь Козьма Семижильный, ее приемный сын, замаливающий смертный грех, достроит. А еще, в этот день отпевали и самого Козьму, изорвавшего на строительстве церкви все свои семь не убиваемых жил…
Лет за двадцать до этих событий и случилось – то, о чем никак нельзя умолчать, в этой странной истории. Возвращалась повивальная бабка и знахарка Лукерья из соседней деревни от роженицы. Накануне выпал снег, запорошив тонким слоем, хорошо наезженную санную дорогу. Полная луна, словно живая, с самой верхотуры неба, ехидно ухмыляется. Светло- словно днем. Впору подбирать иголки для шитья. Легкий морозец. А тишина – то, какая! Спешит Лукерья, дома скотина не кормлена, не поена. Да и у самой, весь день маковой росинки во рту не было. Утром, провозившись по хозяйству, не успела, а у роженицы, перекусить постеснялась. Детей у нее семеро по лавкам, мужик хворый, а достаток в семье не шибко какой. Пусть уж лучше детишкам лишний кусочек перепадет. Роженица – в чем душа, худющая, скелет - скелетом, а принесла богатыря! Еле разродилась. Не только сама до смерти замучилась, но и с Лукерьи семь потов сошло, пока ребенка в свои добрые руки приняла, да пуповину суровой ниткой накрепко перевязала. Давно Лукерья таких бутузов не принимала. Отрадно, когда здоровые дети рождаются. Скольким младенцам помогла на свет Божий появиться - теперь уже и не вспомнишь! Но – те, хоть и ангельские создания, однако, дети чужие! А вот своих - мальчика или девочку, чтобы всю жизнь около тебя, в печали и радости были, такого нет. Рожать – то, она рожала, только всех их Господь прибрал еще маленькими. А недавно и мужик помер. Одна – одинешенька Лукерья на всем белом свете!
|
|
|
Минувший год был не урожайным. Впрочем, когда они, урожайные годы в их местах, на солонцах и в подлесках были? Зерна, только- только на семена наскребли. А самим, что осталось? Мякина, пополам с лебедой, постные щи, из перекисшей квашеной капусты, без хлеба, да овсяная каша с квасом. Хорошо еще, овес удался. Иначе – ложись и помирай. Гляди, ближе к весне, потянутся по заметенным деревенским улицам, толпы голодных нищих. Хотя, когда это было такое, что бы на российских дорогах, нищих – то не было? А чего им подавать? У самих – мышь в амбарушке с горя, того и гляди, повесится. Но тут дело такое - сам с голоду пухни, а нищим подай! Пусть последнее, но отдай. Так испокон века ведется.
|
|
|
Еще и волчьи следы, увиденные ею у заросшего лесом оврага, ее озадачили. Сильных морозов не было, а волки почти вплотную подходят к деревне. К чему бы это? Так дальше пойдет, и в овчарню через соломенную крышу заберутся аспиды!
И слышится ей, из старой копны на обочине, вроде бы, как собака скулит. Жалобно так и почти не слышно. Хорошо еще, слухом ее, Господь не обидел, иначе, ничего и не услышала бы. Пригляделась, следы человеческие, полу заметенные. Вроде бы, как взрослый человек прошел и ребенок. Понятно, почему это, волки всполошились!
Позвала, но никто ей не ответил. Однако, скулеж прекратился.
|
|
|
Подошла Лукерья к копне, солому разгребла, и волосы у нее встали дыбом. Одетый в лохмотья мальчик, прижимающийся к изможденному, успевшему уже окоченеть мужчине. Так и есть, слепой с мальчиком поводырем. Видела она их накануне, даже козьим молоком со свежеиспеченным хлебом угостила. Тогда и посетовал ей слепой нищий, на свое не сладкое житье – бытье. Нечего Бога гневить, сам – то, пожил. Всякого в жизни навидался. А вот за цыганенка, поводыря, душа болит. Пропадет без взрослого присмотра. Как есть пропадет. Худенький, большеглазый цыганенок прибился к слепому нищему ни жданно, ни гаданно. Забрел слепой, в запрятанную среди болот лесную деревеньку, совершенно случайно. А там холера свирепствует. Местный народец поумирал почти поголовно. Там же, нашел свое последнее пристанище, приблудный цыганский табор. Осталось в живых из жителей деревни несколько немощных стариков, которым и без того не сегодня – завтра помирать, да девочка малолетняя. У цыган, выжил мальчик. Пришлось забирать с собой обоих - и мальчика, и девочку. Стали побираться вместе. Но, такой оравой, одними подаяниями разве прокормишься? Некоторое время спустя, девочку пристроил у одной, не молодой уже бездетной, супружеской четы. Цыганенка, как только тот немного подрастет, задумал отдать в обучение к знакомому мельнику. Работенка - не мед какая, мешки таскать целыми днями, но хотя бы сыт будет. А там жизнь покажет. «Живем вместе с жизнью, не торопимся. Иначе беду догоним. Но и по возможности не отстаем, иначе беда догонит нас» - закончил слепой, сильно занемогший, даже от неспешного разговора.
|
|
|
Повздыхала, повздыхала Лукерья, слушая рассказ нищего, даже в свой засаленный передник украдкой всплакнуть ухитрилась. Да, что толку – то от ее вздохов. И тогда еще по внешнему виду слепого определила, что постоянно кашляющий и сплевывающий кровью мужчина, не жилец. Тут даже ее лекарские познания не помогут. Чахотка, она никого не щадит. Только заболей! И вон оно как все скоро обернулось! Жизнь как всегда, распорядилась по - своему.
Ослабленный организм больного мужчины не выдержал ночевки в чистом поле.
Еле растормошила Лукерья посиневшего от холода мальчика. «Как звать – то тебя, горюшко ты мое?» «Кокккозьма» - отбил чечетку своими белоснежными зубами еле живой цыганенок. Завернула Лукерья почти невесомого от постоянного недоедания мальчика, в свою, видавшую виды, пуховую шаль, подхватила на руки и чуть ли не бегом припустилась домой. Накормила, чем было. Напоила горячим молоком с барсучьим салом. Жарко протопила печь и пропарила в ней иззябшего мальчика. Не дай Бог, застудить легкие или почки. Спать улеглись на той же печи, где и парились, укрывшись пуховой шалью. Мальчик сильно пропотел, но утром даже не кашлянул. Всю ночь не спала Лукерья, прижимая к себе, нежданно – негаданно свалившееся на нее счастье. И сколько еще потом было таких, бессонных ночей, не упомнишь.
Рос востроглазый Козьма добрым, ласковым, а вырос - непутевым. Слишком баловала, наверное, Лукерья, своего найденыша, появившегося у нее на старости лет. В добавок ко всему, Козьма подружился с таким же, как он, оторвягой, уроженцем соседнего села Антипой Зитевым. Сначала, в чужих садах и огородах промышляли. Сколько Лукерья за это упреков выслушала! Сколько пучков крапивы об его тощую задницу пообхлестала. А подросли - и того хуже! Стали вместе с такими же, как они, непутевыми, промышлять на большой дороге. Смертоубийства не допускали. Так, в легкую. То, купчишку какого, без товара оставят. То, помещика спесивого на чистую воду выведут. То «петуха» красного к чьему - то богатенькому дому, предварительно, его обчистив, подпустят.
Понятное дело, что никто специально свою мошну на показ выставлять не будет. Бывало, все возы перетрясут ватажники, а денег и золотишка, нет. Божатся купцы и приказчики, да и простые люди тоже, поддакивают:- «Последнее отдали, рады добавить, да где же взять! Сами в большом накладе от неудачной торговли находимся». А бабы - вопят, причитают, слезы горькие ушатами льют. Посмотришь, не знамши - поверишь, что по настоящему убиваются. А по сытым харям и богатой одежонке видно – нагло врут. Да и еще измываются над не опытными разбойниками, видя их растерянность. Потирают купцы ручки, довольно ухмыляются в сивые бороды: - «Шарьте мол, копайтесь во всяком хламе, а до деньжонок никогда не доберетесь!» Пошарят, пошарят лихие люди в купеческих повозках, товар и вещи перетрясут, да и уберутся восвояси, ни солоно хлебавши. Вернее, сделают вид, что убираются. В тот момент, когда обрадованные «счастливчики» расслабляются и теряют бдительность, некоторые из них, уже пытаются своих пухлых баб за мягкое место ущипнуть - вот мол, мы - какие! Нам и сам черт ни брат! Именно в этот момент и появляется глазастый и черноволосый Козьма, в начищенных до зеркального блеска сапогах, красной, как у кота рубахе, и с серьгой в одном ухе.
Гибкий, жилистый, не идет, а словно парит по воздуху, исполняя диковинный восточный танец. Глазищи блестят страшным лихорадочным блеском. И, конечно же, огромный, остро отточенный топор сверкает в руке у Козьмы. Как же в этом деле без топора – то обойтись! И сразу же всем, особенно бабам, становится ясно - вот он, наиглавнейший мокрушник и убивец всех времен и народов! А Козьма, еще для пущей страсти, делает вид, что сию же минуту и начнет свое гнусное дело. Такого страха напустит! Снова крики ужаса и плач. Только на этот раз не напускные, а настоящие - смех и грех! Так перепугаются, что сами же гуманки свои деньгами набитые и суют Козьме в руки: - «Все забирай, только не убивай!» А кто их, собственно говоря, убивать – то собирался?
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!