НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ 28 страница
В разгар «красного террора» в Петрограде его бессистемный характер встревожил руководимый большевиками Петроградский совет профессиональных союзов. 14 сентября он обратился к Зиновьеву и Бокию с предложением «во избежание роковых, непоправимых ошибок» установить строгий контроль и гарантии безопасности в том, что касается расстрелов вообще, а также в отношении арестов и обысков в помещениях профсоюзов и арестов профсоюзных деятелей (43). На заседании Совета профсоюзов, одобрившем это обращение, Рязанов предложил внести поправку, призывающую покончить с практикой объявления вне закона целых партий и политическим заложничеством. Однако эта поправка не прошла (44). Любопытно, что в дни «красного террора» даже Зиновьев, который, как мы видели, был за то, чтобы позволить рабочим расправляться с буржуазией прямо на улицах, был раздражен неразберихой, творившейся в ПЧК, и невозможностью получить информацию об арестованных. После нескольких неудачных попыток разузнать судьбу того или иного человека, предположительно находящегося в руках ПЧК, он указал в записке Яковлевой, чтобы ПЧК немедленно завела «справочное бюро». Однако, явно понимая бессмысленность этого требования в сложившейся ситуации, он закончил записку просьбой, чтобы ПЧК хотя бы побыстрее реагировала на его запросы (45).
Как глава СК СО и Петроградского Совета, Зиновьев был, похоже, по крайней мере, какое-то время озабочен проблемой случайных арестов и расстрелов большевиков, а также сочувствующих и беспартийных граждан, представлявших особую ценность для правительства. С. П. Петров, тот самый рабочий завода «Новый Лесснер», который описал свои ночные рейды в поисках врагов Советской власти, вспоминал, как спасал от неминуемой расправы честных революционеров (46). По мнению Стасовой, для беспокойства по поводу «роковых и непоправимых ошибок» были серьезные основания. В своих мемуарах она писала, что, проверяя списки арестованных, не раз находила и освобождала тех, кто «случайно попал» в список. «Часто аресты бывали неправильными, так как арестовывали по случайным данным, — вспоминала она. — В число арестованных попадали люди, сочувствующие нам, работавшие с нами и т. д.» (47).
|
|
|
В эти страшные дни в Петрограде было арестовано большое количество буржуазных профессионалов, известных людей, среди которых были выдающиеся деятели искусства (48). Были среди них и люди, чья деятельность представляла особую важность для выживания Петрограда: технические специалисты в Советах и на судах Балтийского флота (49) и врачи, ведущие борьбу с эпидемическими заболеваниями не только в масштабах Северной коммуны, но и всей страны. В конце сентября центральный Наркомат здравоохранения привлек внимание Наркомата внутренних дел к этой проблеме, и Петровский, который прежде был сторонником массового захвата заложников из числа буржуазии и офицерства (50), спешно разослал Советам по всей стране циркулярное письмо с запретом арестовывать врачей и другой медицинский персонал «только за их популярность» (51). В начале октября Петровский расширил сферу своей озабоченности, выразив недовольство по поводу того, что, согласно его данным, мало что делается для обеспечения безопасности тыла, и, прежде всего, потому что некоторые Советы направили «красный террор» против мелкой буржуазии и интеллигенции вообще — вместо того, чтобы направить его на политически влиятельных представителей крупной буржуазии и старого режима (именно это и происходило в Петрограде). Петровский распорядился пересмотреть списки задержанных заложников и освободить тех, кто, по своей малой политической значимости, не представлял ценности как заложник (52).
|
|
|
В речи на открытии Седьмой городской конференции петроградских большевиков 17 сентября Зиновьев таких различий не делал. В противовес своим прежним суждениям о потенциальной опасности для власти необоснованных расстрелов, он теперь рассматривал бескомпромиссный «красный террор» как необходимую ответную меру на «белый террор» в момент, когда, по его словам, гражданская война в России близилась к апогею. Наступление Народной армии на Волге удалось остановить, но эту победу омрачали успехи казаков Краснова и Добровольческой армии на юге. Указав на районы страны, где «красный террор» уже принес результаты в виде особенно большого числа арестов и расстрелов, Зиновьев одобрительно подытожил: «Если мы будем идти таким темпом, мы [значительно] сократим буржуазное население в России» (53). Резолюция «О текущем моменте», принятая конференцией, отразила новый зиновьевский экстремистский уклон и указала на связь между «красным террором» в Петрограде и необходимостью мобилизации человеческих ресурсов для нужд фронта:
|
|
|
Гражданская война внутри России достигает высшей точки. Необходимость применения нами Красного террора в ответ на белый террор есть выражение того факта… Рабочий класс должен, наконец, осуществить железную диктатуру и расправиться со всеми своими врагами «по-плебейски». Тыл должен быть обеспечен, и все силы должны быть отданы фронту. Рабочих и работниц необходимо приучить к тому, что они все являются сотрудниками Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, что все мы одинаково должны быть участниками великой борьбы с издыхающей контрреволюцией (54).
|
|
|
Согласно позднесоветской биографии Бокия, в середине сентября Зиновьев еще придерживался идеи всеобщего вооружения рабочих Петрограда и разрешения им применять «суд Линча» по своему усмотрению (55). Поскольку Бокий был против подобного экстремизма, Зиновьев еще до конца сентября сместил его с поста главы ПЧК. Стасова, в числе прочих, настолько опасалась за его жизнь, если он останется в Петрограде без защиты, что просила Свердлова перевести его на работу в Москву, за надежные стены Кремля (56).
Дополнительное представление об отношении Зиновьева к «красному террору» вообще и роли в нем ЧК, в частности, дает стенограмма пленарного заседания Петроградского Совета 24 сентября, одной из тем обсуждения которого стала мобилизация рабочих для участия в подготовке празднования первой годовщины Октябрьской революции. После выступления Марии Андреевой — известной актрисы и гражданской жены Горького, бывшей в ту пору заместителем комиссара по делам искусств в Наркомате просвещения — в котором она рассказала о работе «Центрального бюро» по организации праздника, между Рязановым и Зиновьевым разгорелся яростный спор. Рязанов, за пару недель до этого вернувшийся из Москвы, где добивался освобождения арестованных летом участников Рабочего съезда (57), был поражен огульностью и хаотичностью осуществления «красного террора» в Петрограде и попытался, правда, безуспешно, с помощью своих коллег по профсоюзному руководству что-то изменить (58). Он был также глубоко обеспокоен нечеловеческими условиями, царившими в переполненных сверх всякого предела петроградских тюрьмах. В своем выступлении он страстно доказывал, что петроградский пролетариат не может отмечать годовщину Октября как радостный праздник (как предлагала Андреева), если на красных знаменах, которые понесут в этот день, будет кровь невинных пролетариев. Рязанов выразил мнение, что петроградские власти должны создать комиссию в помощь ПЧК, чтобы за месяц, оставшийся до годовщины, освободить из тюрем всех невинных жертв «красного террора» и тем самым создать «необходимые психологические предпосылки» для праздника — чтобы, как выразился он, «мы могли с чистым сердцем, совестью и энтузиазмом сказать, что 25 октября в наших тюрьмах томятся только действительно виновные, только те, по отношению к которым мы можем установить индивидуальную ответственность» (59).
Конечно, призыв Рязанова не мог не вызвать сочувствия Андреевой. Она сама не раз ходатайствовала об освобождении из тюрьмы невиновных театральных деятелей, попавших туда в ходе «красного террора» (60). Большинство слушателей отреагировали на предложения Рязанова аплодисментами, длившимися, правда, лишь до тех пор, пока на него не обрушился с критикой возмущенный Зиновьев. По мнению Зиновьева, если и есть за что революцию критиковать, так это за то, что она «слишком мягкодушна и мягкосердечна». Особенно его возмутила скрытая рязановская критика ЧК. Только лучших из нас мы посылаем туда, утверждал он, и их работа есть самое трудное из всех назначений, поскольку сажать в тюрьму даже врагов тяжело и мучительно. «Честь и слава тем товарищам, которые берут на себя эту работу», — гремел он. И, обращаясь лично к Рязанову, уточнял: «Мы арестовали не пролетариев — буржуев, да будет Вам известно, товарищ Рязанов». Правда, затем, противореча самому себе, немедленно добавил, что если рабочие последуют за такими «бандитами», как правые эсеры, революции не останется ничего другого, как воевать с ними. «Да здравствует Красный террор!» — провозгласил он. Попытки Рязанова сказать что-то в ответ заглушили свист, адресованный ему, и бурные аплодисменты, предназначенные Зиновьеву (61).
* * *
На Седьмой городской конференции петроградских большевиков, проходившей 17–21 сентября, ярко проявилась черта, ставшая важным толчком к началу «красного террора» в Петрограде: резкое падение численности партийной организации. Только за период, прошедший после предыдущей городской конференции в июне, численность членов большевистской партии сократилась более, чем наполовину — с 13 472 до 6000 чел. Это составляло менее 2 % от числа организованных заводских рабочих (62). Падение численности было не единственной проблемой петроградских большевиков. Подробные анкеты, разосланные членам партии Петербургским комитетом в конце августа, продемонстрировали существенные качественные изменения в составе партии на местах. ПК получил 3 559 заполненных анкет — почти 60 % от разосланных. Сведенные в таблицы ведущим советским экономистом и статистиком Станиславом Струмилиным, данные этих анкет являют ценную картину петроградской партийной организации осенью 1918 г. Они показывают, к примеру, что 40 % членов партии (1419 респондентов) вступили в нее после Октябрьской революции; более того, подавляющее большинство этих зеленых, «октябрьских» большевиков влились в партию за последние восемь месяцев (63). Отсюда ясно, что мобилизации опытных большевиков в Красную армию и продотряды, последовавшие за более ранними оттоками кадров, резко изменили соотношение между партийными ветеранами и новичками, что не лучшим образом сказалось на организации (64). Советские руководители, от Зиновьева до деятелей местного масштаба, начиная с июня, непрестанно твердили о том, что среди новичков много людей недостойных и корыстных, искателей выгоды, чье место в тюрьме (65). Качественным ухудшением петроградской партийной организации объясняется, почему в это время ответственные члены районных партийных комитетов были вынуждены посвящать значительную часть своего времени чистке рядов посредством партийных судов; почему ПК ввел эти суды в систему и разработал процедуру их созыва (66); а также почему, несмотря на острую нехватку кадров, правила для вступления в партию были ужесточены.
Вторая тенденция, которая становится видна из струмилинских таблиц, это высокий процент петроградских большевиков, занятых непрерывной работой в Советах, органах городского управления, образования и культуры, в профсоюзах и кооперативах, в Красной армии и органах безопасности (58 %, или 2071 чел. из 3 559), по сравнению с теми, кто был занят работой в партийных организациях (67). На самом деле, даже эти цифры не дают полной картины упадка партийной работы, поскольку только малая часть из тех, кто был ею занят, имели достаточную квалификацию, чтобы занимать ответственные посты. Достаточно сказать, что значительный процент большевиков с университетским образованием воспользовались возможностью, вслед за правительством, в марте или чуть позже переехать в Москву. В результате, только 87 респондентов из 2 559 ответили, что имеют университетское или иное высшее образование (68). Скорее всего, немногие из них были заняты партийной работой.
Неуспешными оказались и попытки петроградских большевиков привлечь в партию женщин. Несмотря на такие агитационные инициативы, как появление еженедельной странички «Работницы» в «Красной газете» и усилия женских отделов при ПК и районных комитетах партии, менее 10 % петроградской организации большевиков, или примерно 700 членов, составляли женщины. И только 7 % от этого числа, т. е., порядка 50 женщин, были фабричными работницами, и это в то время как в общей массе петроградских рабочих женщины составляли 39 % (44629 чел. из 113 346 занятых) (69). По мнению Струмилина, столь низкий процент работниц в партии объяснялся тем, что «женщины-работницы принадлежат к более отсталым в культурном и политическом отношениях слоям рабочей массы, преобладая, главным образом, среди текстильной и в конфекционном промысле, в табачном производстве, среди домашней прислуги и т. д.» (70).
Стремясь компенсировать нехватку критической массы кадров для работы в партийных организациях, Седьмая городская конференция петроградских большевиков решила последовать примеру Москвы и создать особую категорию «сочувствующих», т. е., заводских рабочих, которые активно поддерживали бы партию большевиков, особенно в кризисные моменты, но при этом были освобождены от необходимости вступать в партию, соблюдать зачастую обременительные обязанности и следовать, куда прикажет партия, как полноценные члены (71). Кроме того, было решено обязать всех «ответственных» большевиков на непартийных должностях принять участие в той или иной форме активной партийной работы. Отражением этого акцента на обязательность партийной работы для всех членов партии стала смена лозунга «Усилить партийную работу!», выдвинутого на Шестой конференции петроградских большевиков, на более жесткий «Нет членов партии без партийных обязанностей!».
Несмотря на слабость партийных организаций по сравнению с Советами, а также на подчас конкурентные отношения между ними, резолюция Седьмой партийной конференции о работе Петербургского комитета подчеркнула необходимость усилить контроль над Петроградским Советом и его органами. Можно догадаться, что не менее важным было признано осуществление контроля партийных комитетов над Советами на районном уровне (72). Возросшее значение, придаваемое отныне роли партийных организаций в решении политических вопросов на местном уровне, проявилось в том, что глава Советской власти в Петрограде Зиновьев впервые был принят в члены Петербургского комитета РКП (б) (73). Тот факт, что еще какое-то время он продолжал руководить городом и областью, как будто никакого ПК не существует, говорит о том, что партийные комитеты по-прежнему испытывали трудности в осуществлении контроля над Советами.
Участники Седьмой конференции петроградских большевиков одобрили еще одно организационное изменение, которое заслуживает того, чтобы быть отмеченным. В феврале 1918 г. на Четвертой городской конференции большевиков был создан Делегатский совет — широкий представительный орган, который должен был стать самым авторитетным органом партии в Петрограде. Предполагалось, что Делегатский совет уравновесит уменьшившийся в размерах и влиянии Петербургский комитет. Из-за острой нехватки опытных руководящих партийных кадров ПК сократился с сорока и более членов, избираемых районными комитетами, до девяти, избираемых на общегородских конференциях. Однако на практике Делегатский совет не подменил собой ПК в качестве главного партийного органа в Петрограде, оставшись не более чем резонатором идей. Заседания его происходили редко и плохо посещались, особенно в конце весны — начале лета, когда дефицит опытных партийных кадров ощущался все острее. По сути, почти с самого начала Собрание организаторов, которое даже не было упомянуто в партийном уставе, играло в петроградской партийной организации более важную практическую роль, чем Делегатский совет. Состоявшее из назначаемых членов Собрание организаторов превратилось со временем в главный информационный канал, по которому ПК узнавал о проблемах в районах, и форум для обсуждения и распространения новых форм организационной работы. Делегатский совет собрался в последний раз, по-видимому, 6 июля (74). В сентябре он был официально упразднен Седьмой городской конференцией петроградских большевиков (75). Так, непреднамеренно, резкое сокращение опытных партийных кадров в Петрограде перечеркнуло попытку Четвертой городской конференции петроградских большевиков сохранить относительно демократический характер функционирования партийной организации (76).
* * *
В условиях «красного террора» неизбежно расширились полномочия ЧК. Конечно, лидеры большевиков в Москве, такие как Михаил Ольминский, редактор «Социал-демократа» и член Московского городского комитета партии, публично критиковали ЧК за огульную манеру осуществления террора, за неподотчетность и за явно завышенные претензии на фоне других советских структур. Особое внимание в своей критике Ольминский уделил печатному органу ВЧК — «Еженедельнику чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией», который прославлял чрезвычайные комиссии и их «подвиги» по всей России (77). Выпад Ольминского был верхушкой айсберга — острых внутрипартийных споров вокруг действий ЧК в ходе террора. И, хотя в конце октября, после выхода всего шести номеров, «Еженедельник ЧК» был закрыт, произошло это не из-за критики Ольминского и других умеренных, а из-за того, что, даже с точки зрения Ленина, крайний фанатизм этого издания был неприемлемым. Впрочем, именно поддержка Ленина, Троцкого и большинства ЦК в Москве, а также Зиновьева и ПК в Петрограде помогла ВЧК выйти практически невредимой из-под огня критики.
Через несколько дней после убийства Урицкого и покушения на Ленина руководство ВЧК воспользовалось кризисной обстановкой, чтобы ускорить создание единообразных чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией на местах. Одна из главных задач «Еженедельника ЧК» как раз и заключалась в том, чтобы пропагандировать на всю страну идеи и методы ВЧК, чтобы, как было сказано во вступительной статье к первому номеру, «однообразнее, планомернее, методичнее проводить борьбу, уничтожение идеологов, организаторов и руководителей… классовых врагов пролетариата» (78).
В духе этой генеральной линии, состоявшийся в середине октября съезд представителей чрезвычайных комиссий Союза коммун Северной области поставил целью — наряду с оценкой итогов «красного террора», к тому времени в основном завершившегося — разработку общего плана работы комиссий и развитие взаимосвязей между ними. Съезд представителей ЧК Северной области, на который съехались семьдесят два делегата от всех восьми губерний, открылся в Смольном 15 октября. Прозвучавшие в начале съезда доклады с мест показали, что большинство уездных и даже губернских ЧК были созданы партийными комитетами вслед за событиями конца августа не столько как ответ на инициативу сверху, сколько в качестве средства для осуществления у себя «красного террора». Судя по этим отчетам, многие губернские и уездные ЧК, в некоторых случаях действовавшие в тандеме с комбедами, арестовали значительное число заложников. Расстрелы по вынесенным смертным приговорам осуществили только некоторые ЧК, большинство же ждали санкции из центра (79).
Бокий, который к тому времени уже не был главой ПЧК, подвел итоги ее деятельности за семь предшествующих месяцев. Он объявил, что всего за этот период были арестованы 6229 человек. За два месяца, с 15 августа по 15 октября, следователями ПЧК было заведено 1101 дело о контрреволюции, из которых 364 были завершены. До 800 заключенных были расстреляны в ходе «красного террора». По-видимому, эту цифру составили 512 расстрелов, о которых Бокий заявил в прессе 6 сентября, и еще 288 или около того, совершенные между 6 сентября и 15 октября (80).
С главным докладом, открывшим на съезде дискуссию о роли чрезвычайных комиссий в сложившейся ситуации, выступил Зиновьев. В части, касающейся вопросов внутренней политики, он практически повторил то, что говорил на Седьмой городской конференции петроградских большевиков и на заседании Петросовета 24 сентября. Отдав дань усилиям чрезвычайных комиссий «как передовых рабочих ячеек, призванных к укреплению революционных завоеваний», он предупредил, что «хотя буржуазия сильно сбита и сокращена, а кое-где даже почти уничтожена, она может воскреснуть». Мятеж Второго флотского экипажа тремя днями ранее (о котором речь пойдет ниже) показал, что революция все еще находится под угрозой и что только коммунистическая партия имеет право на существование. Высоко оценив успехи «красного террора» в Петрограде, он призвал не ослаблять давление на политическую оппозицию. В конце своей речи он покритиковал «нежелательные явления споров [в ЧК] о том, кто выше в государственной работе», и заявил, что ЧК, так же, как и Красная армия, является продолжением большевистской партии, и споры о том, «кто выше» нарушают лежащий в ее основе принцип внутренней дисциплины (81).
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!