НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ 27 страница
Большой процент арестов и расстрелов, произведенных ПЧК в рамках «красного террора» 1918 г. в Петрограде, пришелся на первые несколько дней после этого решения, принятого расширенным составом ПК 30 августа. В ночь с 30 на 31 августа только в одном Адмиралтейском районе чекистами были арестованы около 40 человек, в основном бывшие офицеры и правые эсеры (9). Особенно большое количество расстрелов «контрреволюционеров» было произведено, судя по газетным сообщениям, в ночь с 31 августа на 1 сентября (10).
Многие из этих первых жертв «красного террора» томились в тюрьмах месяцами. Так было, например, с Василием Мухиным — бывшим богатым и, по всем отзывам, необычайно добрым помещиком, который, судя по документам ПЧК, был арестован в мае на основании слухов о причастности к делу о «Каморре народной расправы» (11). Представителям петроградского Собрания уполномоченных, арестованным в Москве в середине июля, во время разгона правительством регионального Рабочего съезда, повезло больше, чем Мухину. Поскольку к началу «красного террора» они все еще находились в заключении, казалось, что расстрела им не избежать. Однако руководство партии меньшевиков мобилизовало на их защиту зарубежных социалистов. Советское правительство побоялось неприятностей, и Рязанов, действуя через Свердлова и Чичерина, сумел добиться освобождения некоторых делегатов Собрания под свое поручительство (12).
|
|
|
2 сентября в Московском Совете депутат Вознесенский, только что вернувшийся из Петрограда, докладывал, что там расстреляны уже пятьсот «представителей буржуазии» (13). Если эта цифра точна, то она представляла собой количество политических заключенных, расстрелянных ПЧК за две ночи — 30/31 августа и 31 августа/1 сентября (14). Также она охватывала все количество расстрелянных (кроме двенадцати), о которых было объявлено в печати 6 сентября, и более 2/3 из той цифры — «до 800» — которую привел на съезде представителей ЧК Северной области в середине октября Бокий, докладывая об итогах «красного террора» в Петрограде (15). Последняя цифра также соответствовала данным об общем количестве расстрелянных во время «красного террора» лиц, приведенным в итоговых годовых статистических таблицах по ПЧК и Петроградской губчека, подготовленным для внутреннего пользования (16). Еще около пятисот из примерно тысячи заложников были расстреляны Кронштадтской ЧК за период «красного террора» (17).
При всем сказанном, точное число жертв «красного террора» в Петроградском регионе узнать, по-видимому, никогда не удастся, потому что имеющиеся цифры не учитывают расправ, произведенных районными органами безопасности и самоорганизованными рабочими отрядами, в некоторой степени подконтрольными ПЧК. Деятельность одного из таких рабочих отрядов описал в своих неопубликованных мемуарах, написанных в конце 1920-х или в начале 1930-х гг., некий С. П. Петров. В 1918 г. большевик Петров работал на машиностроительном заводе «Новый Лесснер». Он вспоминал, что после убийства Володарского и Урицкого он и его товарищи опасались, что могут стать следующими жертвами бомбометателей-эсеров. «Мы выводили всех рабочих своего завода на антиэсеровские демонстрации… [Мы] объявили ответный террор и осуществили его… Мы тогда не стеснялись — заядлых врагов топили в барках на Лисьем Носу… В день операции… ребята собираются вечером, [а] я информирую их о том, что придется делать» (18).
|
|
|
Распространению подобной практики «судов Линча» способствовали публикации в петроградской прессе, особенно в «Красной газете». После убийства Володарского последняя превзошла по яростности требований немедленного «красного террора» все прочие петроградские издания. Неудивительно, что и после убийства Урицкого призывы к мести в ней звучали дольше и агрессивнее, чем в других газетах. Тональность ее публикаций периода «красного террора» хорошо передает редакционная передовица в номере от 31 августа, озаглавленная «Кровь за кровь». Она призывала рабочих ожесточить свои сердца, чтобы они не чувствовали жалости к убиваемым врагам и не трепетали при виде моря проливаемой вражеской крови. Статья заканчивалась словами: «Пусть прольется кровь буржуазии и ее слуг — больше крови!» (19)
|
|
|
Другая передовица «Красной газеты», опубликованная в первый день «красного террора» в Петрограде и озаглавленная «К сгенке!», проводила параллель между якобинским Террором во Франции 1793 г. и ситуацией, сложившейся в России. Когда французский народ восстал против власти аристократов, королей и церкви, победа не досталась ему легко, утверждалось в статье. Старый порядок упорно сопротивлялся. Но ценой сверхчеловеческих усилий французы одолели все препятствия. Прежде всего, революция решительно расправилась с внутренними врагами, провозгласив Террор против всех врагов революции. Его лозунг был: «На фонари всех аристократов!» В ходе борьбы с контрреволюционерами, революция постепенно крепла в военном отношении и, в конце концов, французы начали побеждать и своих внешних врагов. Мы, продолжал автор статьи, переживаем период, очень похожий на тот момент в Великой Французской революции, и мы тоже должны, в первую очередь, победить внутреннюю контрреволюцию. Французские революционеры тысячами вешали своих врагов народа, аристократов, на фонарных столбах. Русская революция ставит своих врагов к стенке, заканчивал автор и призывал: «К стенке буржуев!»
|
|
|
Масштаб расстрелов в первые дни «красного террора» в Петрограде разочаровал редакцию «Красной газеты». Свое мнение она четко выразила в номере от 4 сентября, признав, что расстрелы, произведенные после убийства Урицкого и покушения на Ленина, были началом террора, но не более того. Партия еще не избавилась от преступной мягкости, поэтому, вместо обещанных тысяч, на деле были расстреляны лишь несколько сот представителей буржуазии (20).
«Красный террор» в Петрограде опирался на массированную идеологическую кампанию, направленную, во-первых, на разжигание ненависти рабочих к внутренним и внешним врагам революции и, во-вторых, на соединение их в сознании рабочих. В первую неделю сентября статьи, лишь слегка уступающие в агрессивности «Красной газете», появились во всех петроградских изданиях. Ежедневные митинги на предприятиях, в рабочих клубах и в других общественных местах по всему городу, на которых выступали известные партийные деятели с речами на тему «С кем мы воюем?», также использовались для упрочения народной поддержки террора (21).
Уже 2 сентября стало известно, что жизнь раненого Ленина находится вне опасности, и он идет на поправку. Однако медицинские бюллетени о состоянии его здоровья продолжали публиковаться на страницах главных петроградских газет еще довольно долго. Они выходили в обрамлении многочисленных резолюций рабочих и красноармейских собраний, выражающих надежду на выздоровление вождя, осуждающих покушение на него и требующих мести; статей о непреходящей роли Ленина в российском и международном рабочем движении; а также описаний убийства Урицкого, отчетов ПЧК о ходе расследования и памятных статей о нем как об идеальном партийном лидере.
Центральный пункт слаженной пропагандистской кампании по соединению в массовом сознании внутренней и внешней контрреволюции был связан с так называемым «делом Локхарта», представленным как совместный заговор союзников по свержению Советской власти в обеих столицах под руководством Брюса Локхарта (22). В начале августа члену коллегии ВЧК Варваре Яковлевой было поручено руководить расследованием петроградских эпизодов этого дела. Пока она находилась в бывшей столице, в Москве были разоблачены сам Локхарт, Сидней Рейли и полковник Анри де Вертамон — руководитель подрывной деятельности французского правительства на территории Советской России и один из главных сообщников Рейли. Все трое были разоблачены агентами Дзержинского — то ли Мурой Бенкендорф, то ли полковником Эдуардом Берзиным, командиром полка латышских стрелков, который обманул Локхарта и Рейли, заставив их поверить, что его солдаты готовы выступить против Советской власти. Что касается Петрограда, то сведения, собранные ПЧК, указывали, что центром подготовки к заговору там было посольство Великобритании, В этой связи ближе к концу августа в Петроград из Москвы были направлены дополнительные следователи-чекисты, а вскоре планировал прибыть и сам Дзержинский (23). Как мы помним, первое, что сделал Ленин, узнав об убийстве Урицкого, — послал Дзержинского в Петроград.
В советских источниках налет ПЧК на британское посольство вечером 31 августа изображается как удивительно успешная операция по захвату участников «дела Локхарта» — антисоветского заговора внутренней и внешней контрреволюции, составной частью которого было и убийство Урицкого. Хотя британские архивные документы показывают, что для утверждений о связях британского посольства с внутренними контрреволюционными заговорами существовали веские основания, нет никаких сведений о том, что подрывные действия Локхарта и Кроуми носили скоординированный характер. В своем служебном отчете, сделанном вскоре после этих событий, Гарольд Тревенен Холл, гражданский сотрудник британской разведки, работавший вместе с Кроуми в Петрограде, пришел к выводу, что два тайных агента, Сабир и Штекельман, с которыми Кроуми сотрудничал в августе, были агентами-провокаторами. Он рассказал, что 31 августа встретился с ними в середине дня по их просьбе. Настаивая на том, что пришло время действовать, они предложили как можно скорее организовать встречу англичан с ними и другими представителями антибольшевистских организаций, работавших с Кроуми, чтобы спланировать выступление. В качестве места встречи они предложили гостиницу «Франция» (24).
31 августа «красный террор» в Петрограде уже шел вовсю. Ночью 30/31 августа были арестованы британский консул Артур Вудхаус и ближайший сподвижник Кроуми Ле Паж. Поэтому нетерпение Сабира и Штекельмана не насторожило Холла. Со своей стороны, он предложил провести встречу прямо в тот же день, чуть позже, но не в гостинице «Франция», а в британском посольстве. Если Сабир и Штекельман вели свою игру, то ловушка, которую они готовили для Кроуми и других заговорщиков, сработала бы во «Франции», не в посольстве. Выслушав Холла, Кроуми начал подготовку к намеченной встрече. Единственный контрреволюционный лидер, имя которого упомянул Холл, был генерал Юденич, и за ним послали машину (25). Впоследствии советская пресса сообщала, что ПЧК ожидала увидеть в посольстве среди прочих известных контрреволюционных деятелей Бориса Савинкова и Максимилиана Филоненко (сподвижника Савинкова и одного из контактов Кроуми в российской контрреволюционной среде) (26). Как бы то ни было, оказалось, что Юденич скрывался в голландском посольстве, и больше никто из русских сообщников Кроуми, кроме Сабира и Штекельмана, к назначенному часу в посольстве не появился (27).
Между тем, вечером 31 августа в Петроград прибыл Дзержинский (28), узнавший там и о покушении на Ленина в Москве, и, предположительно, о ловушке, подготовленной Сабиром и Штекельманом. Прежде чем поспешить обратно, в Москву, чтобы взять под контроль чрезвычайную ситуацию в столице, он дал добро ПЧК на налет на британское посольство. Руководить акцией был назначен Семен Геллер (29). Среди участников были заместитель Геллера Я. Шенкман, следователь из Москвы Бронислав Бортников, другие комиссары и агенты ЧК. В своем отчете Холл свидетельствовал, что незадолго до начала рейда Сабир спускался вниз, на первый этаж посольства, якобы для того, чтобы наказать своим агентам «держать ухо востро». Впоследствии Холл предположил, что Сабир выходил, чтобы дать сигнал к началу акции. Хотя, учитывая, что интересующих ПЧК контрреволюционных фигур в посольстве не было, возможно, что он пытался отменить налет, но безуспешно.
Через считанные минуты после возвращения Сабира в посольство с пистолетами в руках ворвались люди Геллера. Когда они добрались до кабинета Ле Пажа на втором этаже, где собрались Кроуми, Холл, Сабир, Штекельман и, возможно, кто-то еще, началась стрельба. В неразберихе комнатной перестрелки двое — Кроуми и чекист Роберт Ионсон — были убиты, Шейнкман и Бортновский серьезно ранены. Геллер позже признался, что это его выстрел ранил Борт- новского (30). Примерно 40 человек, находившиеся в посольстве во время налета, были арестованы и препровождены на Гороховую, 2. Кроме Сабира, Штекельмана и некоего князя Шаховского, остальные были русские и британские сотрудники посольства. Был день выплаты жалования, и большинство сотрудников были захвачены в офисе «казначея» Эрнста Бойса (31). Тот факт, что Сабир и Штекельман были захвачены, но, в отличие от Шаховского, не оказались в списке арестованных, подтверждает вывод Холла о том, что они были агентами-провокаторами.
Сообщения, появившиеся во всех петроградских газетах после инцидента в посольстве, заявляли о том, что компрометирующие сведения, собранные в ходе рейда, в совокупности с информацией, полученной из анонимных источников, свидетельствуют, что ПЧК удалось ликвидировать «грандиозный заговор», в который оказались вовлечены внутренние контрреволюционные организации и иностранные агенты «англо-французского капитала». В этой связи, налет на посольство — в той мере, в какой он соединил в массовом сознании внутреннюю контрреволюцию с «англо-французским капиталом» — по-видимому, был успешным. Восприятию арестованных британских чиновников как опасной угрозы способствовал и тот факт, что они были помещены в страшный Трубецкой бастион Петропавловской крепости, где в царские времена содержались особо опасные политические преступники. Однако во многих важных отношениях рейд оказался провалом. Наиболее вероятный главный основатель «заговора Локхарта», Сидней Рейли, который находился в Петрограде 31 августа, не был схвачен. Джон Меритт, британский бизнесмен, ставший тайным агентом и тесно сотрудничавший с Кроуми все лето, продолжал снабжать деньгами, по крайней мере, некоторых из финансируемых им заговорщиков и контрреволюционных организаций. Он так наловчился переправлять через финскую границу нелегалов: британцев, избежавших ареста в ходе чекистского налета на посольство, и попавших под подозрение русских, — что стал известен как новый «Скарлет Пимпернел» (32). Более того, обрывки созданной Кроуми тайной сети были вскоре подхвачены другими британскими агентами, такими, например, как Пол Дьюкс (33). И хотя британское правительство поначалу опасалось насчет информации, которую могли содержать захваченные в ходе рейда документы, их ценность оказалась незначительной, поскольку Кроуми еще в июле уничтожил все компрометирующие записи и шифры. С точки зрения советских властей, рейд мог считаться неудачным еще в одном отношении. Он вынудил ВЧК совершить преждевременную атаку на заговорщиков в Москве (34). В ночь с 31 августа на 1 сентября там были произведены массовые аресты сотрудников британского и французского консульств. Среди тех, кого удалось схватить, были Локхарт, его любовница (и вероятная осведомительница ЧК) Мура Бенкендорф, капитан У. Л. Хикс (ближайший помощник Локхарта) и Ксенофон Каламатиано, глава американской шпионской группы в России, а также многие из его русских агентов. Де Вертамон, главный французский соучастник планов Рейли, как и сам Рейли, сумел избежать ареста.
В тюрьме задержанные пробыли несколько недель, после чего не только Локхарт, но и его британские и французские коллеги, арестованные в Москве, а также сообщники Кроуми, арестованные в Петрограде, были освобождены в обмен на Максима Литвинова, будущего советского наркома иностранных дел, и его окружение. (Временный полномочный представитель Советского правительства в Великобритании Литвинов был задержан и помещен в Брикстон- скую тюрьму после ареста Локхарта.) В итоге, Каламатиано оказался единственным обвиняемым от союзников, присутствовавшим на публичном процессе по «делу Локхарта», который состоялся в Верховном революционном трибунале 28 ноября — 3 декабря 1918 г. Наряду с Каламатиано и примерно пятнадцатью предположительными членами его группы, а также пятью членами группы Рейли, обвиняемыми от союзников (судимыми заочно) на процессе были Локхарт, французский генеральный консул Фердинан Гренар и Де Вер- тамон(35). Ни одного из арестованных в Петрограде иностранных агентов не было в числе обвиняемых, возможно, потому что главный из них — Кроуми — был убит. В этих обстоятельствах раскапывать данные о его подрывной деятельности и допрашивать его коллег значило еще сильнее разжечь антисоветские настроения в Лондоне. Не было также сделано сколько-нибудь серьезных попыток соединить воедино антисоветские заговоры в Петрограде и Москве.
Из русских подсудимых на процессе только полковник Александр Фриде, признанный виновным в том, что он был главным агентом Каламатиано, был приговорен к смертной казни и расстрелян. Ряд других агентов Каламатиано получили относительно небольшие тюремные сроки. Как ни старался председатель Революционного трибунала Крыленко, он так и не сумел доказать, что русские обвиняемые, связанные с другими иностранными агентами, кроме Каламатиано, были чем-то большим, чем просто пешками. С части из них обвинения были сняты, другие были оправданы или получили незначительные наказания. Каламатиано был приговорен к смертной казни, но исполнение приговора было отсрочено, и в августе 1921 г. он был освобожден, в соответствии с условиями договора между Советским правительством и АРА (Американской организацией помощи) о чрезвычайной продовольственной помощи России. Локхарт, Рейли, Гренар и Де Вертамон были заочно объявлены «врагами трудового народа», стоящими «вне закона» и подлежащими расстрелу, если будут найдены на территории Советской России.
Налет ПЧК на британское посольство и убийство Кроуми вкупе с жестокостью «красного террора» в Петрограде вообще вызвали международный протест. Дзержинский и петроградские власти делали все возможное, чтобы приглушить негодование и особенно его воздействие на мировое рабочее движение. 2 сентября в зарубежном радиообращении они заявили не только, что агенты англо-французского империализма, объединившись с внутренними врагами Советской власти, попытались повернуть вспять революцию и реставрировать царский режим, что было, по крайней мере, отчасти правдой, но и что эти агенты были лично и непосредственно виновны в убийствах Володарского и Урицкого и в покушениях на Ленина и Зиновьева, что было неправдой. Характерно, что это обвинение не было выдвинуто на процессе по «делу Локхарта» в Москве. Вот что говорилось в радиообращении, которое было опубликовано в печати, по поводу налета на британское посольство:
31 августа в 6 час. вечера в здании Английского консульства в Петрограде нашей комиссии по борьбе с контрреволюцией удалось накрыть одну из главных групп английских заговорщиков… Взята громадная переписка, которую мы опубликуем и которая выдает английских заговорщиков с головой… Свидетельскими показаниями некоторых из задержанных установлено, что английскими [заговорщиками]… задумывался также арест Совета Народных Комиссаров… Мы никогда не прибегли бы к обыску зданий посольств. Но мы не можем молчать, когда посольство превращается в конспиративную квартиру заговорщиков и убийц (36).
Официальная реакция министерства иностранных дел Великобритании на эти обвинения, как и на события, им предшествующие (налет на посольство, убийство Кроуми, арест посольских служащих в Москве и Петрограде) была удивительно сдержанной — возможно, потому что оно знало, что некоторые из этих обвинений обоснованы, и беспокоилось, что на свет могут всплыть веские доказательства (37). На самом же деле, «громадная переписка», якобы захваченная в британском посольстве и выдающая заговорщиков «с головой», никогда не была опубликована, что позволяет предположить, что Геллер и его люди ушли из посольства с пустыми руками.
* * *
1 сентября, когда стало ясно, что аресты и расстрелы в Петрограде носят повальный характер, местные представители Украины, Польши, Грузии и Литвы направили Зиновьеву совместное письмо, в котором заявили о неприемлемости подобных мер к гражданам своих стран, находившимся в тот момент в Петрограде (38). Реакция на их обращение демонстрировала хаотическую природу петроградского «красного террора». Разумеется, большое число граждан этих стран, находившихся тогда под германской оккупацией, были арестованы. Германский консул в Петрограде, узнав об этом, забросал Бокия письмами с требованием освободить большую их часть на том основании, что они находятся под покровительством Германии (39). К каждому письму прилагался список лиц, арестованных с момента предыдущего письма, с указанием их национальности и места задержания — в общей сложности, около тысячи человек (40). 10 сентября Бокий направил германскому консулу текст письма, разосланного им районным Советам с распоряжением освободить всех арестованных граждан стран, находящихся под покровительством Германии, если против этих граждан нет особых улик, обвиняющих их в контрреволюции или спекуляции. Бокий также приказал, чтобы впредь граждан этих стран, если им нельзя предъявить серьезных обвинений, не арестовывали (41). Последующие письма германского консула со списками показывают, что распоряжение Бокия было проигнорировано. Аресты граждан из стран «под германской протекцией» продолжались. К концу сентября примерно из тысячи арестованных, фигурировавших в консульских списках, освобождены были не больше двухсот (42).
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!