НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ 1 страница
Мы живем на другой день после окончания войны… [Р]усский пахарь может вернуться к своей заждавшейся земле. Русский рабочий может вернуться в давно оставленный им город. Весь русский народ может теперь с удвоенной силой и энергией заняться устройством своей новой, вольной, свободной жизни (6).
Левоэсеровская пресса, как и большевистские издания, была склонна считать, что германское правительство уже не сможет возобновить наступление на Восточном фронте, как бы ему этого ни хотелось. «После такого заявления [как сделанное Троцким] трудно будет германскому штабу двинуть войска против России, потому что нельзя ничем будет оправдать это новое нашествие, и германский солдат будет знать, что он защищает только и только аннексионистские вожделения своей буржуазии», — писала 30 января газета «Знамя труда». «Теперь, когда мир сорван только волею делегации Центральных держав, теперь естественно, что революционное движение вспыхнет с новой силой» (7).
Конечно, для западных союзников, готовивших решающее весенне-летнее наступление на Западном фронте, перспектива прекращения военных действий на востоке определенно не сулила ничего хорошего. Так, за пару недель до заявления Троцкого британское Министерство иностранных дел направило в Петроград со специальной миссией опытного молодого дипломата, «доку» в российских делах, Роберта Брюса Локхарта. Главной задачей Локхарта было убедить Советское правительство поддержать союзнические военные усилия. Одновременно руководство военно-морских сил Великобритании дало поручение своему новому военно-морскому атташе в Петрограде, капитану Фрэнсису Кроуми, организовать эвакуацию военного имущества союзников из Балтийского региона. До этого своего назначения Кроуми был боевым офицером, командиром британской подводной флотилии, действовавшей совместно с русским флотом на Балтике (8). Став военно-морским атташе, он писал секретные донесения адмиралу Реджинальду Холлу, главе военно-морской разведки Великобритании. Однако никакого опыта шпионской или подрывной работы и даже дипломатической деятельности у Кроуми не было. В августе 1918 г. латышские офицеры, оказавшиеся информаторами ЧК, обманули его доверие и навлекли на британского военно-морского атташе подозрения в попытках свергнуть Советскую власть на северо-западе России. Возможно, его также предала Мария (Мура) Бенкендорф — привлекательная русская сотрудница британского посольства. Косвенные доказательства свидетельствуют, что Мура, ставшая любовницей Локхарта, была осведомителем ЧК (9). «Граммофон какой-то для всех гнусных сплетен в посольстве», — так писала она про Кроуми в письме к Локхарту (10).
|
|
|
Троцкий, Радек и Карелин вернулись в Петроград из Бреста в 5 часов утра 31 января. Троцкий сразу же отправился в Смольный, где кратко изложил Ленину содержание финальной стадии переговоров. В тот же день Троцкий и Карелин выступили также с докладами о переговорах на совместном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИКа и на заседании Совнаркома, а вечером следующего дня, 1 (14) февраля, ставшего первым днем нового российского календаря (11), — на специальной сессии полного ВЦИКа (12).
|
|
|
Троцкий подробно рассказал ВЦИКу о своей тактике в Бресте. Январская волна стачек в Германии и Австро-Венгрии на короткое время усилила российскую позицию на переговорах и ослабила германскую. Однако после подавления беспорядков германская делегация возобновила свои экспансионистские претензии с новой силой. Дальнейшему ослаблению позиции российской делегации на последних стадиях переговоров способствовали сепаратные действия украинской делегации, а также откровенные публикации в русской прессе о продолжающемся развале русской армии. После подписания 27 января (9 февраля) соглашения между Центральными державами и украинской делегацией стало ясно, что немцы от своих притязаний не отступятся, а, значит, затягивать переговоры больше невозможно. В этих обстоятельствах он, Троцкий, и сделал свое заявление.
|
|
|
С нескрываемым удовольствием описывал Троцкий потрясение, написанное на лицах участников переговоров с противоположной стороны, а также реакцию германских солдат из размещенной в Бресте особой части, которые постарались заверить его, что революционной России нечего бояться германского наступления. Даже их офицеры заявили, что никто и ничто не заставит их выступить против России. И хотя, предупредил Троцкий, полностью отметать возможность возобновления Германией военных действий нельзя, ему она кажется маловероятной. Он рассказал, что лично проехался по русским позициям на линии фронта и был потрясен царившими в войсках хаосом и анархией. Поэтому он не разделял свойственной «левым коммунистам» иллюзии, что русские солдаты смогут защитить революцию от нападения, если оно случится. Он считал, что немедленная, открытая и всеобщая демобилизация продемонстрирует всему миру решительное и однозначное намерение Советской России покончить с войной и переложит бремя защиты русской революции, если в этом возникнет необходимость, непосредственно на плечи европейских революционных масс (13).
|
|
|
Карелин, выступая перед ВЦИКом, подчеркнул, что основной проблемой, стоявшей перед российской делегацией в Бресте, было не выставить напоказ грабительские условия, предложенные Центральными державами, что было несложно, а предъявить свои требования, которые не сводились просто к возврату к довоенному территориальному status quo. Суть была в том, что последнее не сочеталось с социалистическими принципами мира без аннексий и контрибуций и права наций на самоопределение вне зависимости от срока давности их подчинения — принципами, заявленными в Декрете о мире, принятом Вторым съездом Советов, и позже подтвержденными (14). Заявление Троцкого, по мнению Карелина, естественным образом вытекало из этой трудноразрешимой задачи. Позиция, занятая Россией в Бресте, привела к тому, что русская революция стала маяком для порабощенных народов во всем мире. Для иллюстрации этого Карелин описал дружеский прием, полученный им и Троцким в Варшаве, куда они отправились во время перерыва в переговорах. На массовом уровне прежняя враждебность к России сменилась уважением к русской революции. Признавая, что трюк с простым объявлением войны оконченной без подписания мирного договора содержит риск возобновления военных действий, Карелин, как и Троцкий, сомневался в том, что германские солдаты на Восточном фронте способны участвовать в наступлении (15).
Отвечая Троцкому и Карелину, Пумпянский, от лица эсеров, похвалил брестскую делегацию за то, что они не подписали сепаратный мирный договор, однако назвал результаты переговоров неудовлетворительными, поскольку фронт оказался открыт для германского вторжения. Вновь, как на Учредительном собрании, под насмешливые реплики и крики, он призвал к организации международной социалистической мирной конференции в Стокгольме и к формированию, посредством Учредительного собрания, правительства единого народного фронта.
От левых эсеров выступал Штейнберг. Он высоко оценил успехи советской дипломатии и отметил, что трудящиеся Европы и Америки являются естественными союзниками революционной России, и теперь, благодаря Бресту, связи с ними станут крепкими, как никогда. Отвергнув призыв Пумпянского к повторному созыву Учредительного собрания, он, тем не менее, поддержал его идею немедленной организации социалистической мирной конференции в Стокгольме и прекращения ненужных политических распрей внутри страны в качестве меры подготовки к возможному наступлению Центральных держав. Россия, считал он, должна быть готова защитить себя, а «для этого прежде всего необходимо прекратить ту гражданскую войну внутри демократии, которая раздирает страну на части».
Мартов выразил несогласие с мнением Троцкого, что позиция австро-германской стороны после Бреста оказалась слабее, чем была в начале переговоров. С его, Мартова, точки зрения, все указывает на обратное. Одобряя в душе формулу «ни мира, ни войны», он считал необходимым учитывать возросшую уверенность Центральных держав в своих силах в противостоянии с революционной Россией, а также, самое важное, создать условия, которые позволят всем российским гражданам принять участие в защите страны от германского вторжения.
В своем заключительном слове Троцкий, отвечая Мартову, заявил, что ответственность за предотвращение гибели России от рук германских империалистов лежит, в первую очередь, на народе Германии. Тем не менее, он согласился, что в случае необходимости, «мы будем вынуждены защищаться». Большевистская резолюция, принятая на этом заседании, одобрила позицию, занятую российской делегацией на мирных переговорах в Бресте, и выразила уверенность, что при поддержке социалистических рабочих всех стран австро-германские рабочие и солдаты доведут до победного конца борьбу против империалистов и узурпаторов, начавшуюся в Вене и Берлине. Предупредив об опасности вражеского окружения, в котором оказалась русская революция, резолюция подчеркнула, что создание добровольной социалистической Красной армии является одной из важнейших задач момента (16). Было также решено направить Каменева со специальной миссией в Великобританию и Францию — для разъяснения российской мирной политики и в поисках поддержки среди западноевропейских социалистов (17).
На следующий день (15 февраля) Троцкий выразил еще более твердую уверенность в том, что немцы наступать не будут. На вечернем пленарном заседании Петроградского Совета он определил степень вероятности германского наступления в 10 % — против 90 %, что его не будет (18). Отражением широко распространенного среди петроградских большевиков убеждения, что для России война закончилась и пора вплотную заняться внутренними проблемами, является тот факт, что в этот день Троцкий получил назначение руководить поставками и распределением продовольствия — на тот момент, самой грозной и сложной из внутренних проблем революционной России (19).
Троцкий и не догадывался, как скоро его прогнозу предстоит подвергнуться испытанию. На самом деле, решающие события, ставшие кульминационным моментом в борьбе между германскими военными и гражданскими властями по поводу того, как реагировать на декларацию Троцкого «ни войны, ни мира», произошли еще два дня назад (13 февраля) на заседании Коронного совета Германии. Дебаты вокруг политики в отношении революционной России завершились там принятием решения о проведении на Восточном фронте ограниченной наступательной операции. Цель этого наступления состояла в том, чтобы продвинуть германские позиции на восток, к Нарве и Пскову, а в более широком смысле — поставить большевиков на место. Начало наступления было назначено на 18 февраля (20).
Весть о том, что срок германского перемирия с Россией истекает в полдень 18 февраля, после чего восстанавливается состояние войны, достигла Смольного вечером 16 февраля (21). Когда принесли телеграмму, Троцкий был в кабинете Ленина на совещании, на котором, кроме него и Ленина, присутствовали Карелин и еще один левый эсер, коллега Карелина. Ленин, явно глубоко взволнованный, молча передал телеграмму Троцкому. Вспоминая этот эпизод в своих мемуарах, Троцкий писал, что Ленин быстро завершил совещание, выпроводил левых эсеров из кабинета и выпалил: «Все-таки они нас обманули… Эта зверюга своего не упустит» (22).
После того как Ленин напомнил Троцкому, что, согласно их договоренности, он должен поддержать немедленное подписание мирного договора, Троцкий ответил, что способность немцев реально начать наступление на Россию остается под вопросом. Возможно, поэтому какое-то время эта новость не была обнародована (23). О ней даже не поставили в известность ответственных за оборону страны высших военных руководителей и Совнарком (24). Только вечером 18-го, после того как русская разведка перехватила телеграмму, адресованную командующим германскими войсками на Восточном фронте, с указанием, что поскольку Троцкий нарушил перемирие, им предписывается возобновить наступательные действия, русские военные узнали о возникшей угрозе (25).
* * *
Новость о возобновлении германского наступления немедленно вернула в повестку дня спорный и болезненный вопрос о том, заключать или не заключать сепаратный мир с Центральными державами — вопрос, который, благодаря тактике Троцкого «ни войны, ни мира», был оставлен без ответа. Вспыхнувшие с новой силой дебаты по этому вопросу, характер которых постоянно менялся в связи с развитием событий на фронте и неопределенностью по поводу германских конечных намерений, бушевали фактически без перерыва с 17 по 24 февраля. Дебаты велись в прессе, в центральных комитетах большевистской и левоэсеровской партий, в Совнаркоме, в большевистской и левоэсеровской фракциях ВЦИК, на заседаниях ВЦИКа, Петросовета, ПК большевиков, Четвертой городской конференции петроградских большевиков, в петроградских районных Советах и районных комитетах большевиков, а также на фабриках, заводах, в солдатских казармах и матросских корабельных кубриках.
Дебаты начались поздно вечером 17 февраля на заседании ЦК большевиков. Среди опубликованных документов ЦК за этот период имеется таблица, показывающая, как участники заседания (всего присутствовало одиннадцать членов ЦК) голосовали по ряду вопросов о войне и мире. С точки зрения Ленина, самым важным из этих вопросов был первый: должно ли правительство предложить возобновить мирные переговоры? — который для него означал согласие немедленно принять мир на германских условиях. В этом вопросе Ленин проиграл: пять человек ответили «да», шесть — «нет» (26). Не менее важным был последний вопрос: нужно ли заключать мир, если германское наступление станет реальностью, а революционных восстаний в Германии и Австрии не последует? Здесь Ленин одержал верх: Троцкий выполнил свое обещание и проголосовал за мир.
На следующее утро (18 февраля), незадолго до назначенного часа возобновления германского наступления, ЦК пересмотрел свою оценку развития ситуации. К тому моменту поступили сообщения о многочисленных признаках усиления германской военной активности в непосредственной близости от линии фронта. Вражеские аэропланы были замечены над Двинском (находившимся в российской фронтовой полосе), и, судя по всему, готовился удар по крупнейшему балтийскому порту Ревелю. Германское радио настойчиво вещало о необходимости поставить заслон от угрозы «заразы» с востока. Но хуже всего, с точки зрения ЦК, было то, что нигде: ни среди германских войск на фронте, ни в германском тылу, — не было видно ни одного признака протеста. Наступление, однако, пока не началось. И, поскольку на обсуждение вероятных сценариев было потрачено достаточно много времени накануне, Свердлов предложил прервать заседание до тех пор, пока ситуация на фронте не прояснится. Ленин был против, и из уважения к нему было решено продолжить обсуждение, сосредоточившись исключительно на вопросе о том, стоит ли немедленно послать немцам телеграмму с предложением немедленного мира. В конце дискуссии, при голосовании по этому вопросу, ленинское требование без промедления принять германские условия мира опять потерпело поражение, недобрав один голос (27).
Это помогает объяснить поведение большевистских наркомов на заседании правительства, начавшемся ранним вечером 18 февраля и посвященном, главным образом, одному вопросу: как справиться с разразившимся военным кризисом (28). Помимо членов кабинета — большевиков и левых эсеров, на этом заседании, в тот или иной момент, присутствовали также представители Президиума ВЦИК, брестской мирной делегации и генеральных штабов «старой армии» и новорожденных Красной Армии и Флота. С перерывами, позволяющими участникам посещать заседания центральных комитетов своих партий, это заседание Совнаркома растянулось на всю ночь и раннее утро. Дискуссия сосредоточилась, похоже, в основном на путях преодоления практически полного отсутствия у России регулярных вооруженных сил и способах самостоятельной защиты революции до прибытия помощи извне. Среди рассмотренных вопросов были немедленное объявление всеобщей мобилизации (признанное преждевременным по причине все еще ожидаемого «вмешательства» германского пролетариата или рейхстага); заключение оборонного соглашения с умеренно-социалистическими партиями (предложенное левыми эсерами и отвергнутое большевиками); возможность ведения партизанской войны (рассматривалась необычайно серьезно, поскольку «практически у всех есть оружие») и начало эвакуации из Петрограда (не рекомендованное, так как будет отвлекать от оборонных усилий).
Тем временем, сообщения о развертывании германского наступления становились все более тревожными. В считанные часы немцы захватили Двинск и Минск и теперь широким фронтом двигались к Петрограду. Хотя наступающие войска состояли из немногочисленных, наскоро укомплектованных, нерегулярных частей, охваченные паникой русские солдаты не оказывали им ни малейшего сопротивления. Даже не пытаясь взрывать за собою железнодорожные пути и мосты, они опрометью бежали при первых же признаках приближения немцев. Меньше сотни германских солдат потребовалось, чтобы захватить Двинск.
Около полуночи в заседании Совнаркома был объявлен перерыв. Начавшееся вскоре после этого ночное заседание ЦК большевиков было назначено в последнюю минуту: одним из поводов, возможно, послужило ленинское нетерпение отправить телеграмму о согласии принять германские мирные условия, чтобы приостановить наступление немцев на Петроград. На этом, третьем за сутки, заседании ЦК Ленин беспрестанно призывал к немедленной капитуляции (29). «Теперь невозможно ждать, — настаивал он, — ибо положение определено вполне… Игра зашла в такой тупик, что крах революции неизбежен, если дальше занимать политику среднюю… Если бы немцы сказали, что требуют свержения большевистской власти, тогда, конечно, надо воевать; теперь никакие оттяжки дальше невозможны».
Заседание Совнаркома, январь 1918 г. Слева направо: И.3. Штейнберг, И.И. Скворцов-Степанов, Г.Ф. Федоров, В. Д. Бонч-Бруевич, В Е. Трутовский, А Г. Шляпников, П П. Прошьян, В И Ленин, И. В. Сталин (стоит), А. М. Коллонтай, П.Е. Дыбенко (стоит), Е.К Кокшарова, Н И Подвойский, Н.П. Горбунов, В.И. Невский, В.И. Шотман и Г.В. Чичерин.
Главным оппонентом Ленина на том заседании, как и вообще в течение всего брестского кризиса, был Бухарин, который, несмотря на молодость, не испытывал ни малейшей робости. Взяв слово, Бухарин заявил, что Ленин и те, кто ратует за мир чуть ли не любой ценой, просто поддаются панике, тогда как на самом деле ничего неожиданного не происходит. Империалистические силы твердо намерены подавить революцию, чтобы не допустить ее дальнейшего распространения. Теперь борьба неизбежна. По мнению Бухарина, «события развиваются так, как должны. Все, что сейчас случается, мы предвидели. Мы говорим, что либо русская революция развернется, либо погибнет под давлением империализма».
Ленин считал бухаринские аргументы безнадежной утопией. «Если мы не подготовлены [к революционной войне], мы должны подписать мир», — бушевал он. Даже если к первоначальным требованиям немцы «присоединят невмешательство в дела Украины, Финляндии, Лифляндии и Эстляндии, — то и это надо безусловно принять». Для Ленина это была цена выживания. Спасти революцию в России как плацдарм мировой революции — вот единственное, что имело значение.
Соглашаясь с Лениным, что выступать против немцев с разношерстным сбродом, имеющимся в распоряжении Советского правительства, невозможно, Троцкий все еще надеялся на то, что европейские рабочие придут на помощь революционной России. На заседании ЦК ночью 18/19 февраля он предложил, явно с целью выиграть время, вместо немедленной капитуляции, направить Вене и Берлину ноты, с тем чтобы выяснить характер их требований. Судя по всему, Троцкий был уверен, что оглашение этих требований само по себе будет иметь пропагандистский эффект. Однако, когда стало ясно, что эта идея неприемлема для обеих сторон, он вновь выполнил свою часть сделки с Лениным, обеспечив ему при голосовании необходимый для перевеса голос. Семью голосами против пяти (при одном воздержавшемся) большевистский ЦК признал необходимым немедленно информировать германское правительство о готовности России подписать мирный договор. Ленину и Троцкому было поручено подготовить соответствующее послание. Короткое время спустя ЦК левых эсеров, в составе всего шести членов из пятнадцати, также проголосовал за мир и одобрил идею капитуляции, проект которой уже был подготовлен Лениным и Троцким (30).
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!