ИЗ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ В ПРАВИТЕЛИ

 

Крах попыток расширить состав Совнаркома или хотя бы сделать его подотчетным многопартийному ВЦИКу вкупе с нежеланием политических партий (всех, кроме большевиков и левых эсеров) признавать законность Советской власти означали, что после Октября на большевиков ложилась исключительная ответственность за поддержание порядка и работу муниципальных учреждений, а также снабжение Петрограда и окрестностей продовольствием и топливом. Провозглашая переход всей государственной власти в России в руки Советов и отказываясь от многопартийных политических альянсов, Ленин и Троцкий не слишком беспокоились о практической стороне своих действий. Они были поглощены более важными задачами: защитой Советской власти и ее консолидацией, а также стимулированием революционного процесса в мировом масштабе. Без решающих социалистических революций в других странах, считали они, русская революция нежизнеспособна, а потому стремились любыми способами ускорить их. Следствием же их позиции стало то, что большевики из Петроградского комитета партии, Петросовета и петроградских районных Советов были вынуждены превратиться из революционеров в правители и заняться восстановлением либо созданием заново местных органов власти и управления. Положение усугублялось тем, что сколько-нибудь конкретных представлений о том, как управлять, у них не было, как не было и указаний сверху на этот счет; более того, от них требовалось поставлять кадры в формирующиеся учреждения центральной власти, а также заботиться о защите революции и ее дальнейшем распространении по стране. Все эти проблемы, в одночасье свалившиеся на Петроградскую организацию партии большевиков, не могли не привести к фундаментальной трансформации ее состава, структуры, методов работы и отношений с массами.

 

* * *

 

После того как в октябрьские дни вся власть в России, сверху донизу, в принципе, перешла к Советам, можно было предположить, что в Петрограде городской и районные Советы начнут немедленно перенимать обязанности у старых институтов местного самоуправления, таких как созданные на излете царской эпохи городская дума, районные думы и их многочисленные управы. Однако, по ряду причин, имеющих важное значение для понимания эволюции Советской власти в Петрограде и взаимосвязи между этой эволюцией и той ролью, которую играли в осуществлении власти большевистские партийные комитеты, этого не произошло. Возьмем, например, руководящие органы Петроградского Совета. Начиная с сентября 1917 г., исполком Петросовета и его президиум, в которых все еще значительную роль играли меньшевики и эсеры, были практически парализованы внутриполитическими разногласиями и переходом в октябре ряда влиятельных большевиков, таких как Троцкий, в ВРК и Совнарком. Эта дисфункция продолжала существовать до конца ноября, когда были избраны новые исполком и президиум — оба под председательством Зиновьева и преимущественно болыиевистско-левоэсеровским составом. Только тогда, месяц с лишним спустя после формального прихода большевиков к власти, исполнительные органы Петроградского Совета начали, наконец, играть значительную роль в управлении столицей революционной России (1). Фактическим главой Петросовета, благодаря председательству в его исполкоме и президиуме, стал Зиновьев, порвавший к тому времени с умеренными и вернувший себе доверие Ленина. На этом посту он оставался до конца 1925 г. (2)

В первые недели Советской власти Петроградский Совет собирался регулярно и в полном составе. Однако, насчитывавший более тысячи рабочих и солдатских депутатов, из которых несколько сотен являлись почти на каждое заседание, он был попросту слишком велик, чтобы служить эффективным органом обсуждения и принятия решений. Его пленарные заседания, за небольшим исключением, представляли собой скорее митинги для распространения информации и мобилизации общественного мнения в поддержку позиции большевиков по тем или иным вопросам внутренней и внешней политики, нежели серьезные рабочие встречи для решения важных проблем (3).

Что касается Петроградской городской думы, то 9 ноября ВРК предложил распустить ее по причине активной оппозиции Советской власти (4). 16 ноября декретом Совнаркома дума была распущена официально (5), а на следующий день Петроградский Совет принял предложенную Троцким резолюцию, призывавшую «порвать с гнилым буржуазным предрассудком, будто управлять государством могут только буржуазные чиновники», и предусматривавшую немедленное создание при Петросовете и районных Советах отделов, отвечающих за ту или иную область государственного управления (6).

Впрочем, вместо этого, в соответствии с декретом Совнаркома о роспуске существующей Петроградской городской думы, на 26 ноября были назначены выборы в новую городскую думу, рассчитанные на то, чтобы удержать на рабочих местах буржуазных служащих, составлявших ее аппарат. Ведь на практике, несмотря на предпочтения Троцкого, Советы не имели ни навыков работы, ни стабильного состава, ни инфраструктуры, необходимых для осуществления городского самоуправления. Когда Советское правительство распускало Петроградскую городскую думу по причине очевидной невозможности эффективного сотрудничества с нею в прежнем составе, это не означало отмену новых выборов. Напротив, Совнарком был заинтересован провести выборы в новую городскую думу как можно скорее, чтобы сохранить в целости думский аппарат, специализированные отделы и комиссии на всех уровнях. Выборы в Петроградскую городскую думу состоялись 27–28 ноября. Поскольку кадеты и умеренные социалисты бойкотировали их, новый состав думы оказался почти полностью большевистским.

Послеоктябрьские усилия большевиков по сохранению старых муниципальных учреждений были продиктованы еще и тем, что новое советское руководство не слишком жаждало заниматься решением рутинных городских проблем. Посвятив себя всецело делу революции, они поначалу воспринимали Советы не столько как органы народного самоуправления, сколько как политические институты, которые, во-первых, не до конца еще исчерпали свою задачу консолидации сил революции и, во-вторых, должны были, в лучшем случае, определять политику, но не осуществлять ее. В частных беседах это откровенно признавали местные большевики. Например, типичным можно считать ответ члена большевистского партийного комитета Охтинского района на вопрос, почему бы районным Советам просто не взять на себя функции районных дум. «Местное самоуправление, — заявил он, — организация чисто хозяйственная, а районные Советы организация политическая. Советам не следует брать на себя хозяйственные функции, это может затруднить только их работу политическую, с которой Советам нелегко справляться» (7).

Конечно, районных большевистских руководителей беспокоило, что местные думы и их управы, в силу своей природы, могут оказаться настолько враждебно настроены по отношению к революционным переменам, что у Советов не останется выбора, кроме как взять на себя ответственность за непосредственное осуществление городского управления. Но для большинства из них это было весьма неприятной крайней мерой. Некоторые партийные активисты предлагали, в случае особого упорства местных дум и управ, решать проблему с помощью административной подтасовки: изменения границ или уменьшения числа городских районов (8). Хотя это предложение не было принято, оно показывает, насколько глубоко было желание большевиков развести функции районных Советов и дум, оставив рутину городского самоуправления профессиональным думским чиновникам.

После Октября городская и все районные думы Петрограда, за исключением Выборгской, находились под влиянием кадетов и умеренных социалистов, оказавших активное сопротивление Советской власти. Тем не менее, поначалу районные Советы ограничились тем, что установили контроль за районными думами и управами и попытались воздействовать на них через работавших в их рядах большевиков. Лишь в ноябре-декабре (когда во главе практически всех петроградских районных Советов встали большевики), перед лицом забастовок чиновников, инициаторами которых выступали, в том числе, и районные думы, местные Советы начали, наконец, распускать их.

Процесс роспуска районных дум часто начинался с того, что местный комитет большевиков, в ответ на жалобы по поводу саботажа чиновников, принимал резолюцию, призывающую к роспуску и перевыборам местной думы. Резолюция также предусматривала проведение голосования по этому вопросу на расширенном партийном собрании или совещании представителей предприятий и воинских частей района, а осуществление роспуска возлагала на местный районный Совет (9). На этой ранней стадии становления Советской власти в Петрограде процесс принятия партийных решений на городском и районном уровнях носил децентрализованный характер. Партийные организации в разных районах зачастую имели разную структуру и даже разные центры власти, а в своей деятельности еще проявляли относительную демократичность и гибкость. Решения партийных комитетов, по крайней мере, в некоторых районах не были непреложным законом для общих собраний членов партийной организации, которые являлись высшими партийными инстанциями на местах (10).

Решения районных партийных комитетов и районных Советов о роспуске дум предусматривали их перевыборы. В действительности же, несмотря на начатую во многих районах подготовку к ним, перевыборы эти так и не состоялись. Хотели того руководители районных Советов или нет, но обстоятельства вынуждали их, постепенно и по мере сил, прибирать к рукам думские управы и самим превращаться в органы местного самоуправления. Между тем, к началу января забастовки старых госслужащих постепенно прекратились — но не потому, что были подавлены новой властью, или, как предлагал Троцкий, на смену буржуазным чиновникам пришли новые специалисты — представители революционных масс. Просто для большинства городских чиновников основным источником существования была заработная плата, и когда их накопления подошли к концу, они вернулись на работу (11). Из них, начиная с декабря 1917 г. и до середины 1918 г., районные Советы Петрограда принялись формировать свои отраслевые отделы, ведающие главными муниципальными службами.

С приходом в Петроград Советской власти можно было также ожидать, что Петербургский комитет РСДРП (б) примет самое непосредственное участие в разработке основ городской политики и что и он, и районные комитеты, на своем уровне, будут осуществлять контроль за городским управлением. Однако процесс, приведший к такому итогу, начался далеко не сразу и оказался долгим, трудным и болезненным. Заседания Петербургского комитета сразу после Октября были посвящены, главным образом, вопросам общенационального значения, таким как переговоры Викжеля, выборы в Учредительное собрание и его судьба, оценки текущего момента, а также сугубо организационным вопросам. Чаще всего рассмотрение тех пунктов повестки дня, которые могли спровоцировать общую дискуссию о роли комитета в местном самоуправлении, откладывалось из-за нехватки времени.

Районные комитеты партии большевиков, вне зависимости от их структуры, в этот период также большую часть времени посвящали рассмотрению и принятию решений по национальным вопросам (12). Они играли непосредственную роль в мобилизации сил для отражения ожидаемой атаки на Петроград со стороны войск Краснова, в проведении избирательных кампаний большевиков во время выборов в Учредительное собрание и в Петроградскую городскую думу, и для этого — без всяких указаний сверху — начали устанавливать связи с предприятиями, районными Советами и районными думами. Связи эти не были систематическими и варьировались, в зависимости от района. Как следовало из их периодических отчетов Петербургскому комитету, районные комитеты считали своим долгом информировать высшее руководство партии о политических настроениях в низах. Но самым главным их назначением было служить кузницей кадров для управленческих должностей всех уровней, для революционных судов, красной гвардии, рабочей милиции и других военных сил, призванных помогать распространению революции по стране и защищать ее от врагов, собиравших силы на окраинах Центральной России.

Первая серьезная угроза такого рода возникла на Дону еще до провала организованных Викжелем переговоров о социалистическом коалиционном правительстве. В начале ноября генерал Михаил Алексеев, главнокомандующий русской армией в первые недели после Февральской революции и начальник штаба у Керенского после провала корниловского путча, спешно выехал в Новочеркасск, столицу Области войска Донского. Заключив непрочный альянс с атаманом донских казаков, генералом Алексеем Калединым, он начал сколачивать ядро будущей антибольшевистской и проантантовской Добровольческой армии. В последующие недели к нему присоединились генерал Антон Деникин и, что было особенно важно в тот момент, — генерал Корнилов, который бежал из монастыря, где он содержался под стражей после провала попытки переворота, и согласился, наряду с Алексеевым и Калединым, возглавить руководство этим первым крупным Белым движением.

Ленин преувеличивал серьезность угрозы, которую представляла для революции Добровольческая армия. Возможно, это объяснялось тем, что он недооценивал силу антивоенных устремлений в среде молодых казаков и их прохладное отношение к Каледину, а также скрытую поддержку Советской власти со стороны рабочих Ростова и Донбасса и неказацкой части крестьянства (в основном русского происхождения). Ленинское беспокойство по поводу Добровольческой армии усиливалось, вероятно, еще и потому, что число примкнувших к ней офицеров, юнкеров, студентов, а также консервативных и либеральных политических деятелей непрерывно росло. В конце ноября, в ответ на настойчивые призывы Ленина покончить с контрреволюцией на Дону, тысячи петроградских большевиков, красногвардейцев, моряков-балтийцев и рядовых рабочих, многие из которых были мобилизованы районными большевистскими комитетами, начали вступать в ряды спешно создаваемого советского войска, готового выступить на юг. Уже в феврале 1918 г. это войско под командованием Владимира Антонова-Овсеенко, того самого, который в Октябре руководил взятием Зимнего дворца, а затем вошел в состав «коллективного наркома» по военным и морским делам, одержало верх над еще относительно слабой Добровольческой армией и оттеснило ее за Дон, в замерзшие кубанские степи.

Этот первый эпизод российской гражданской войны был типичным для послеоктябрьского периода, если рассматривать его с точки зрения утечки большевистских кадров из Петрограда. Уже тогда, на этой ранней стадии Советской власти, без конца возникавшие чрезвычайные ситуации, как мирного, так и военного характера, вынуждали районные партийные комитеты уделять большое внимание на своих заседаниях кадровым назначениям и перемещениям.

Надежды на систематический контроль за думами и Советами со стороны большевистских фракций были похоронены. Свернута оказалась даже массовая политическая агитация среди петроградских рабочих и солдат. И эта ситуация, чреватая катастрофическими для партийного контроля за органами власти последствиями, развивалась с ошеломительной скоростью.

Уже 29 октября отчеты, поступающие в Петербургский комитет от представителей районных комитетов партии, зафиксировали падение активности и влияния партийных организаций, и об этом же свидетельствовали протоколы партийных собраний низовых ячеек по всему Петрограду. «Жизнь сосредоточилась в Совете, где идет бой… — сообщали из Охтинского района. — Партийная организация никакой роли не играет». «Партийная работа падает: работники отвлечены то в красной гвардии, то в другие места», — писал представитель Нарвского района. «В партии работа прекратилась», — вторил представитель Невского района (13).

К примеру, когда 11 ноября большевистский комитет Колпинского района отобрал 12 кандидатов в депутаты Петроградского Совета, в этот список вошли его самые опытные руководители во главе с его председателем и секретарем. Многие из кандидатов уже были членами местного районного Совета или местной думы. Кроме того, на том же собрании еще 25 человек были избраны кандидатами в депутаты районного Совета (14). 22 ноября на одном партийном собрании в том же районе четыре человека были делегированы для работы в исполкоме районного Совета, три — в местную продовольственную управу, а один — на пост главы районной думы и управы (15).

Документы свидетельствуют, что в Петрограде в первый год Советской власти массовый отток наиболее квалифицированных партийных кадров, ведущий к организационной дисфункции, был характерным явлением для всех районов. Поначалу, несомненно, предполагалось, что эти назначения временные или что их возможно совмещать с партийной работой. В некоторых случаях это было так. Однако, поскольку зачастую назначенцы имели по несколько должностей вне рамок своей партийной организации и поскольку обязанности большевиков в таких органах, как районные Советы, революционные трибуналы и других, имели тенденцию только увеличиваться, то на практике, чаще всего, назначенцу приходилось полностью порывать с активной партийной агитационной и организационной работой. Вслух озабоченность этой проблемой высказал на заседании Петербургского комитета большевиков 16 ноября Слуцкий. В докладе о текущем моменте он напомнил о том, как минувшим летом власть поглотила эсеровскую партию, и предупредил, что то же самое теперь происходит и с большевиками. «Что сейчас делается в районах: все разбрелись и поглощены властью», — констатировал он и призвал: «Мы должны принять все меры к тому, чтобы не быть растворенными «октябрьскими» [т. е., вступившими в партию после Октября, неопытными] большевиками» (16). Рядовые ветераны партии повсеместно разделяли это опасение, но были бессильны что-либо поделать (17).

В декабре, если не раньше, Петербургский комитет, действуя через районные комитеты партии, начал набор новичков на курсы ускоренной партийной подготовки, которые не раз потом возобновляли свою работу в течение 1918 года (18). Но даже не успев закончить эти курсы, самые толковые и знающие слушатели из числа новых большевиков получали направления на работу, не имевшую отношения к партийной. Кроме направления в партийные школы новых членов, районные комитеты пытались компенсировать потери старых кадров, назначая специальных, освобожденных и оплачиваемых, организаторов, которые должны были воссоздавать партийные ячейки на предприятиях и координировать усилия по набору новых членов и агитации среди рабочих. Неслучайно поэтому Колпинский районный комитет, после того как 11 ноября делегировал ряд своих самых компетентных членов на государственную работу, избрал такого освобожденного организатора для восстановления серьезно пострадавших от кадровых потерь цеховых партячеек. Но даже эти шаги реально помочь уже не могли. Очень быстро районные партийные комитеты и их заботливо выстроенные и сплоченные организации оказались в состоянии беспорядка и замешательства. Тесные взаимосвязи с рабочими и другими представителями петроградских низов, обеспечившие большевикам массовую поддержку летом 1917 г. и позволившие им развить успешную стратегию и тактику накануне и в ходе Октябрьской революции, были нарушены.

Что касается Совнаркома, то еще до 15 ноября, то есть, даже до начала его регулярных заседаний, Ленин и другие народные комиссары начали издавать от его имени декреты по Петрограду, например, декрет об ограничении свободы печати. Во второй половине ноября, после роспуска Петроградской городской думы, Совнарком, не колеблясь и не советуясь с местными органами власти, начал издавать декреты, регулирующие столичное городское управление. И все же, как свидетельствует абсолютное большинство источников, главным органом власти в Петрограде, от октябрьских дней до роспуска 5 декабря, был ВРК. Созданный Петроградским Советом с целью контролировать перемещения войск Петроградского гарнизона Временным правительством, он был умело использован большевиками для свержения правительства Керенского (19). Теоретически ВРК по-прежнему оставался органом Петросовета, но практически он после Октября сам превратился в государственную структуру, самостоятельную и в основном неподконтрольную. Хотел он того или нет, но ведя борьбу с антибольшевистскими силами и пытаясь одновременно поддерживать порядок и безопасность — в условиях вакуума, порожденного саботажем старых специалистов-управленцев, с одной стороны, и бесконечными кризисами, вызванными дезорганизацией управления на всех уровнях, с другой, — ВРК был вынужден расширять сферу своей деятельности от военно-полицейской до таких областей, как поставки и распределение продовольствия, топлива и других предметов первой необходимости; транспорт и транспортное сообщение; трудовые отношения и зарплата; здравоохранение; тюремная администрация; распределение жилья (20).

Во главе ВРК стояло бюро, призванное координировать работу его многочисленных и постоянно меняющихся отделов, чьи обязанности, к тому же, часто пересекались. Его комиссары — в основном большевики и левые эсеры, пришедшие сюда из партийных комитетов и прямо с заводов и воинских частей — получив неограниченные полномочия, десятками направлялись в правительственные учреждения, на предприятия, в военные и полицейские структуры. Разумеется, мероприятия ВРК носили беспорядочный и примитивный характер, несмотря на постоянные попытки придать им систему. Из-за непрекращающегося «хаоса» в организации приблизительно 22 ноября в отставку подал секретарь Петроградского ВРК, глава его секретариата Сергей Гусев. Объясняя мотивы своего поступка, он с горечью писал: «В Военно-революционном комитете неоднократно обсуждался вопрос о постановке работы ВРК, принимались резолюции об образовании отделов и комиссий, с назначением в каждый отдел членов ВРК… Все эти постановления оставались невыполненными, и работа ВРК велась в прежнем беспорядочном, хаотическом виде». Заявив, что у него не осталось больше надежд на реформирование ВРК, Гусев просил освободить его от обязанностей в 24 часа (21).

Гусева удалось убедить остаться на своем посту, в частности, потому что решением Совнаркома круг обязанностей ВРК был сокращен (22). Так или иначе, но за организационными проблемами ВРК не следует забывать о той огромной власти и возможностях, которые он сосредоточил в своих руках в первые недели после Октября. В глазах народных масс авторитет ВРК как командного пункта Советской власти значительно вырос после подавления юнкерского восстания 28 октября и разгрома войск Краснова под Пулковом несколькими днями позже. С этого момента контролируемые большевиками районные Советы начинают искать у ВРК поддержки и указаний. С имевшейся в его распоряжении военной силой в лице рабочих-красногвардейцев, солдат Петроградского гарнизона, моряков-балтийцев, а также арсеналами оружия и боеприпасов, ВРК был единственной структурой в Петрограде, способной гарантировать исполнение приказов. Кроме того, невзирая на все организационные недостатки, к его руководству, в тот или иной момент, были причастны самые выдающиеся члены большевистского руководства. Решающая роль ВРК в управлении Петроградом — насколько можно вообще говорить об управлении — не подлежит сомнению. В этом смысле, неоспоримым представляется вывод современного петербургского историка А. Н. Чистикова о ситуации с властью в Петрограде сразу после Октябрьской революции. «ВРК, — пишет он, — олицетворял собой… власть Советов… заменив и Петроградский Совет, и во многом центральную городскую думу» (23).

 

* * *

 

Произвол и хаотичность действий большевиков в первые недели Советской власти, исполнителем которых часто становился ВРК, враждебно настроили по отношению к ним все крупнейшие оппозиционные политические группы. Кроме того, результатом этих мер, по крайней мере, в ближайшей перспективе, должно было стать дальнейшее ускорение темпов и углубление политической, социальной и экономической дезинтеграции Петрограда. Большевики обвиняли в ширящемся хаосе своих предшественников и настаивали, что предпринимаемые ими решительные меры являются самым быстрым и надежным способом исправления ситуации. Но готовы ли были согласиться с этим аргументом революционные рабочие, крестьяне в солдатской форме и матросы, на завоевание поддержки которых, в частности, были рассчитаны эти шаги? Или, как утверждали меньшевики и эсеры, лояльность масс по отношению к большевикам и Советской власти носила непрочный и переменчивый характер?

Полное и всестороннее представление о политических настроениях и предпочтениях в Петрограде и в войсках соседнего Северного фронта дают результаты состоявшихся 12–14 ноября выборов в Учредительное собрание (24). В этой связи важно отметить, что несмотря на гражданскую сумятицу, последовавшую за захватом власти большевиками, справедливость этих выборов, в общем и целом, не подлежит сомнению (25). Ограничения, наложенные на прессу и на распространение агитационных и информационных листков, были ослаблены в достаточной степени, чтобы дать шанс всем конкурирующим партиям и группам представить свои программы и свое видение будущего, несмотря на общий негативный тон этой избирательной кампании. Как уже отмечалось, большевики обладали определенным преимуществом — возможностью издавать революционные декреты, которые, они надеялись, сделают узы, связывающие их с революционными массами, еще крепче. Начиная с исторических решений Второго Всероссийского съезда Советов, большевики стремились использовать это преимущество в полном объеме. Впрочем, ценность его была ограничена из-за коммуникационных проблем. Действительно, даже спустя недели и месяцы после Октябрьской революции, жители многих регионов России имели весьма смутное представление о событиях в Петрограде. 25 ноября на заседании Совнаркома нарком финансов Вячеслав Менжинский вслух посетовал на то, что «декреты правительства не опубликовываются по всей России телеграфно и, таким образом, являются опубликованными только петроградской прессой» (26). Совнаркомом были согласованы меры по устранению этой проблемы, но, независимо от их конечных результатов, они, безусловно, последовали слишком поздно, чтобы повлиять на ход выборов в национальном масштабе.

Накануне свержения Временного правительства Петербургский комитет партии большевиков создал свой комитет по выборам в Учредительное собрание (27). Однако в октябрьские дни его работа оказалась естественным образом прервана и возобновилась лишь за несколько дней до выборов. Вопрос о подходе большевиков к избирательной кампании обсуждался Петербургским комитетом только однажды — на экстренном совещании с партийными активистами 8 ноября. Во вступительном докладе, с которым от имени руководства комитета выступил Володарский, он рассказал о том, что беспокоит руководство в связи с предстоящей кампанией. Явно опасаясь, помимо прочего, что упрочение Советской власти в Петрограде может снизить значимость выборов в глазах потенциальных большевистских избирателей, Володарский делал особый упор на необходимость разъяснения массам, что осуществление Учредительным собранием решений съезда Советов полностью зависит от успеха большевиков на выборах.

Ну, а если большевики проиграют? Еще в начале доклада Володарский заявил, что выборы в Учредительное собрание есть неизбежное проявление борьбы за власть между классами, и, следовательно, революционные массы должны быть ориентированы на то, что если большевики не получат большинства на выборах, понадобится третья революция. Чуть позже, когда это заявление Володарского просочилось в печать, оно вызвало общественный фурор (28). Однако участники совещания 8 ноября не стали тратить время на обсуждение принципиальных вопросов стратегии партии, в случае если верх на выборах одержат противники Советской власти. Большинство было согласно с руководством, что насущной задачей, заслуживающей наибольшего внимания, является организация максимально мощной избирательной кампании и проведение выборов в установленные сроки. Таким образом, внимание было направлено на то, чтобы добиться на выборах большинства, которое бы, по мнению Володарского, «выражало мнение рабочих, солдат и крестьян» (29).

На бесконечных заводских собраниях и митингах, в наводнивших рабочие районы кратких, но убедительных листовках и особенно в партийной печати большевики представляли себя как партию немедленного мира, коренных социальных изменений и твердого, решительного действия — партию революционного пролетариата, в одиночку ведущую борьбу против кадетов — партии буржуазной контрреволюции (30). Главные партии центра — эсеры и меньшевики — были не в счет. 10 ноября Троцкий начал выполнять предоктябрьское обещание большевиков разоблачить империалистический характер войны путем публикации соответствующих документов из секретной дипломатической переписки между Россией и союзниками. Более того, активная деятельность Советского правительства, направленная на скорейшее достижение мира, как раз в тот момент возымела эффект; немцы, похоже, были готовы пойти на перемирие. Одна из главных идей большевистской избирательной кампании, отраженная в первополосном заголовке и редакционной статье в «Правде» от 13 ноября, заключалась в том, чтобы показать: голосование за большевистский список означает поддержку этих усилий и наилучший способ скорее покончить с войной. Как следовало из редакционной статьи, голосуя за список № 4, т. е. за большевиков, избиратели выражали солидарность с Октябрьской революцией и Советской властью (31).

Особые усилия петроградские большевики прилагали к тому, чтобы сохранить поддержку женщин — фабричных работниц. Красноречивым отражением этих усилий является протокол заседания от 12 ноября организованной большевиками Первой конференции работниц Петрограда. Как уже отмечалось (32), главная задача этой конференции заключалась в мобилизации трудящихся женщин на поддержку большевистского избирательного списка. В своей пылкой речи о том, почему трудящиеся женщины должны голосовать только за большевиков, председатель конференции Клавдия Николаева — печатница по профессии и одна из редакторов «Работницы», несмотря на четыре класса образования — поясняла, что из девятнадцати избирательных списков только один, а именно большевистский, обязуется представлять интересы рабочего класса и бороться за упрочение завоеванных им революционных достижений. Она также особо предостерегла своих слушательниц, чтобы они не дали ввести себя в заблуждение и не проголосовали за список № 7, представлявший в основном кадетскую Лигу за равноправие женщин. Ведя избирательную кампанию на фабриках и заводах, говорила она, представительницы Лиги обещают защищать интересы работающих женщин. А на деле, если их изберут в Учредительное собрание, они будут представлять интересы женщин привилегированных классов. «Мы, сознательные работницы, знаем, что не должно быть отдельных женских организаций, — заявила Николаева. — Мы сильны лишь тогда, когда мы сорганизованы в одну братскую пролетарскую семью с всеми рабочими в борьбе за социализм» (33).

Позже на том же заседании конференции слово попросила некая гражданка Дорошевская от Лиги за равноправие женщин. По настоянию Александры Коллонтай, слово ей предоставили. В своем выступлении она говорила о том, что Лигу посещали женщины со всего мира и они высоко оценили ее усилия; что Лига выступает лидером успешной борьбы за права женщин в революционной России и что мужчины не могут отстаивать женские интересы, потому что не способны их понять. «Я сама трудовая женщина — врач, меня бросил мой муж, и я своим собственным трудом прокармливаю своих детей», — завершила она свое выступление (34).

Речь Дорошевской никакого сочувствия у собравшихся работниц фабрик не вызвала. Напротив, их симпатии явно были на стороне другой делегатки, которая скептически отнеслась к идее того, что у всех женщин — общие интересы, и насмешливо предложила спросить об этом у тех «товарищей-прислуг», которые работают на таких, как Дорошевская. Они также были солидарны с еще одной выступавшей, которая поинтересовалась, где была Лига, когда рабочий день женщин на фабрике составлял четырнадцать часов и когда беременные женщины теряли ребенка прямо у станка. Поддержали они и ту делегатку, которая заявила, что несправедливо нападать на мужчин только за то, что они мужчины: «Нет и не может быть разногласия между нами и товарищами-рабочими, с которыми мы работаем одним станком, с которыми мы боремся за свободную жизнь, за честный демократический мир — в рядах одного класса».

Судя по воинственному ответу Коллонтай на выступление Дорошевской, призыв последней поддержать на выборах Лигу за равноправие женщин мгновенно заслонил собой проявившиеся на конференции фундаментальные разногласия между Коллонтай, которая была уверена, что у трудящихся женщин действительно есть свои собственные, уникальные интересы, и для их защиты необходимы специализированные структуры в партии, и большинством петроградских большевичек типа Клавдии Николаевой или Конкордии Самойловой, которые отвергали саму идею разнополых интересов, посвящали большую часть времени общей партийной работе и считали женские печатные издания и женские отделы в партии не более чем средством привлечения женщин-работниц к участию в общем деле борьбы за социализм (35). Главные идеи большевистской избирательной кампании среди женщин нашли также отражение в листовках и агитационных статьях в периодической печати, например, в редакционной статье К. Самойловой «Учредительное собрание и работницы» в «Работнице». Вследствие Февральской революции, говорилось в статье, революционные работницы, рука об руку с рабочими и солдатами, завоевали такие права, как свобода слова, печати и собраний, а также право голосовать вне зависимости от пола. Поскольку Учредительное собрание должно разработать основы нового государственного порядка и принять массу новых законов, для женщин-работниц чрезвычайно важно, чтобы эти законы защищали их права так же, как и права рабочих вообще. Только подлинные защитники интересов рабочих мужского и женского пола, большевики, смогут обеспечить принятие таких законов, как закон об охране материнства, о здравоохранении и пенсионном обеспечении в старости, и позаботятся о создании на предприятиях выборных женских инспекций, которые будут следить за соблюдением условий женского труда (36).

Главные противники большевиков, кадеты, в своей избирательной кампании также изображали выборы в Учредительное собрание, прежде всего, как выбор между двумя диаметрально противоположными перспективами. Как писалось в передовице кадетской газеты того времени, «перед страной два пути — путь углубленной классовой борьбы и разрушения государства, с одной стороны, путь собирания России и установления в ней твердого государственного порядка, с другой. Первый путь ярче всего представляют большевики, второй — партия народной свободы [т. е. кадеты]». Все, что необходимо, резюмировала газета, это сделать твердый и определенный выбор (37). Кадетская предвыборная листовка, озаглавленная «Списки», давала ясно понять, что голосование за ее список, список № 2, возглавляемый Павлом Милюковым, есть голосование за переход всей полноты государственной власти к Учредительному собранию и против большевиков и Советской власти. «Приближаются выборы в Учредительное собрание, — говорилось в листовке. — Этот орган есть единственный подлинный ‘‘Хозяин земли Русской”, и не тем, чьи руки обагрены кровью братьев (т. е., большевикам), должно принадлежать право строить новую Россию, а носителям подлинной государственности, которые по-настоящему любят свою страну и готовы освободить ее от врага, которые уважают свободу народа». Листовка заканчивалась призывом отдать свой голос «за партию народной свободы — единственную действительно национальную, неклассовую и демократическую партию» (38).

Меньшевики тоже выступали в защиту Учредительного собрания и, со своей стороны, клеймили и большевиков, и кадетов. «Сегодня выборы. Голосуйте за список № 16. Ни одного голоса большевикам!» — гласил набранный крупным шрифтом призыв на первой странице «Рабочей газеты» от 12 ноября. Передовая статья того же номера убеждала читателей, что эти выборы — последняя надежда революционной России на выживание. Только Учредительное собрание, в котором будут представлены подлинно демократические организации, иными словами, все социалистические партии, профсоюзы, земства, городские думы и т. д., сможет положить конец узурпации власти большевиками и создать законное и авторитетное правительство, в равной степени уважаемое в России и за рубежом. Только Учредительное собрание, ведомое подлинными социал-демократами, сможет дать народу реальный мир, демократическую республику и землю крестьянам. Кадеты не прочь восстановить монархию, они выступают против экспроприации земель без компенсации и готовы принести Россию в жертву интересам империалистических союзников. А большевики поощряют анархию и гражданскую вражду, а также готовы пойти на позорный мир, который приведет к распаду страны и краху российской государственности (39).

Так же, как и меньшевики, эсеры основной огонь своей предвыборной кампании сосредоточили на кадетах и большевиках, в равной мере. Это выглядело так, словно предыдущих месяцев тесного сотрудничества с главной либеральной партией страны не было вовсе. Свою ненависть к кадетам и большевикам они выплеснули в двух статьях, опубликованных на одной странице газеты «Дело народа» от 12 ноября под заголовками «Не голосуйте за большевиков!» и «Ни одного голоса кадетам!» Никто не должен голосовать за большевиков, утверждала газета, потому что они захватили власть путем вооруженного заговора и нарушили или нарушают все свои обещания. Более того, они угрожают разогнать Учредительное собрание, если оно пойдет вразрез с их ожиданиями (40). За кадетов никто не должен был голосовать, потому что они доказали, что не являются ни революционерами, ни подлинными демократами, ни даже твердыми республиканцами. Вместо скорейшего демократического мира без победителей и побежденных, идеалом кадетов оставалась война до победного конца. Для них любая система, благоприятная для классов, бывших до революции господствующими, была приемлема (41).

Несмотря на резко отрицательное отношение к кадетскому реформизму, в эсеровской предвыборной платформе, по современным меркам, было мало радикального. В самом деле, если не считать революционную аграрную программу, предусматривавшую социализацию земли (т. е., не ограниченную сроками экспроприацию всех пахотных земель в пользу сельских «тружеников» без компенсации владельцам), программа эсеров была вполне сопоставима с критериями современного вэлферного государства. Ключевыми пунктами в ней были переход всей государственной власти к Учредительному собранию; скорейшее заключение справедливого для всех мира (хотя оставалось неясным, как именно этот справедливый мир должен быть достигнут); подтверждение статуса России как демократической республики; принятие законов, гарантирующих основные права граждан и их равенство перед законом; равноправие для женщин (как и большевики, эсеры стремились привлечь женские голоса (42) и принятие либерального трудового законодательства, предусматривавшего восьмичасовой рабочий день, минимальный размер заработной платы и государственные пособия по безработице и в случае утраты трудоспособности.

В отличие от них, предвыборная платформа левых эсеров действительно призывала к революционным политическим и социальным изменениям. Конечно, какое-то время левые эсеры продолжали поддерживать священный ореол вокруг Учредительного собрания как воплощения верховной власти революционной России. Однако для них, как и для большевиков, и выборы в Учредительное собрание, и сами его заседания были естественной ареной классовой борьбы. К тому же, как и большевики, они не чувствовали себя сколько-нибудь связанными парламентскими формами ведения борьбы ради осуществления революционных целей. Предвыборные обещания левых эсеров включали немедленное прекращение деятельности правительства Ленина и Троцкого; создание наконец-то, после долгих мытарств, однородно-социалистического коалиционного правительства, ответственного перед Советами; немедленное заключение мира без победителей и побежденных (если понадобится, путем непосредственного обращения к народам воюющих стран); борьба за триумф социализма в мировом масштабе; рабочий контроль на производстве. Иными словами, они стояли за ликвидацию политического ущерба, причиненного «преждевременным» захватом власти большевиками и за осуществление, через Учредительное собрание, базовых декретов Второго Всероссийского съезда Советов.

Левым эсерам не повезло в том, что во время выборов в Учредительное собрание они переживали серьезный структурный кризис. На своем первом общероссийском съезде, собравшемся ровно через неделю после выборов, левые эсеры сорганизовались в самостоятельную партию. Но, в соответствии с положением дел на дни выборов, их кандидаты оказались зажаты между центристами и правыми эсерами в общем партийном списке № 9. Этот список, в котором кандидаты размещались согласно их должности и статусу в партии, был составлен в сентябре, то есть до того, как разногласия между эсерами превратились в непреодолимые противоречия. Избиратели были лишены возможности делать различия между эсеровскими кандидатами (даже понимай они, в чем эти различия состоят), и, обладая контролем над составлением и ранжированием большинства эсеровских списков по всей стране, центристы и правые эсеры могли гарантировать максимальное прохождение своих кандидатов.

Каков же оказался итог этих выборов? В национальном масштабе больше всего голосов получили эсеры, пользовавшиеся преобладающим влиянием среди крестьян. Вместе с другими умеренно социалистическими и либеральными партиями (в общей сложности, 62 % голосов) они получили доступ к контролю над Учредительным собранием. Однако в Петрограде и окрестностях результаты выборов, являющиеся показателем политических предпочтений на местах, оказались совершенно иными. Активность избирателей в столице была очень высока: 942333 гражданина, или примерно 80 % тех, кто имел право голосовать, явились на избирательные участки. Получив мощную поддержку избирателей центральных, буржуазных, округов, кадеты финишировали вторыми: они набрали 246506 голосов, или 26,3 % от общего числа (43). Лига за равноправие женщин получила 5 231 голос, что составило 0,5 % (44). По сравнению с предыдущими городскими выборами, умеренные социалисты в значительной мере уступили свои позиции: кадетам справа и большевикам слева (эсеры набрали 152 230 голосов, или 16,2 %, а меньшевики — 29 167 голосов, или 5 %). Большевики с 424027 голосами, что составляло 45,2 % от общего числа, были безусловными победителями (45). Имея абсолютное превосходство в пролетарских районах Петрограда, они доминировали в 12 из 18 городских избирательных округов. Кроме того, они имели значительный успех среди солдат петроградского гарнизона, традиционно бывшего эсеровской «вотчиной», где набрали 75 % голосов. Следует также отметить продемонстрированный выборами высокий авторитет большевиков среди моряков Балтийского флота и войск стратегически расположенного Северного фронта. В шести оставшихся округах победу одержали кадеты (46).

В общем итоге, результаты выборов в Учредительное собрание продемонстрировали твердую поддержку низами петроградского региона революционной политики большевиков и Советской власти. Примечательно, что после выборов Викжель окончательно признал свое поражение. Он официально признал руководящую власть ВЦИКа и сосредоточил свое внимание на установлении контроля над Наркоматом путей сообщения (47). Комментируя итоги избирательной кампании в Петрограде, разочарованный корреспондент «Новой жизни» был недалек от истины, когда писал: «Надо признать одно: рабочие Петрограда и для Учредительного собрания признали большевиков своими вождями и выразителями своих классовых чаяний» (48). Ленин отныне мог быть уверен, что петроградские рабочие, солдаты и матросы, а также войска Северного фронта поддержат большевиков в случае конфронтации с Учредительным собранием по вопросу о будущем Советской власти.

 

* * *

 

После того как стали известны результаты выборов в Учредительное собрание, в политике ленинского руководства большевистского Центрального Комитета по отношению к нему постепенно наметились два направления. Первое — это поощрение отзыва уже избранных делегатов, которые выступали против Советской власти. Проект декрета о повторных выборах был написан Лениным и одобрен ВЦИКом вскоре после обнародования результатов выборов. Декрет предоставлял право отзыва и перевыборов делегатов Учредительного собрания местным Советам (49). И хотя, судя по недавно опубликованным данным, «отзывное» движение имело потенциальные шансы на успех (50), до намеченной даты открытия Учредительного собрания оставалось так мало времени, да и само оно, начавшись, оказалось столь скоротечным, что практический эффект этой меры получился незначительным. Второе направление политики большевистского руководства заключалось в пресечении попыток кадетов, эсеров, меньшевиков и других партий и организаций, враждебно настроенных к Советской власти, возглавить приготовления к созыву Учредительного собрания и мобилизовать общественное мнение в его поддержку и защиту. Следуя этой цели, большевики стремились взять под свой контроль все вопросы, связанные с открытием и работой Учредительного собрания. Они также старались вывести из игры влиятельных противников Советской власти, заклеймив их и подвергнув аресту как врагов народа, и подготовить партийные организации и широкие массы Петрограда к возможности роспуска Учредительного собрания.

Декретом Совнаркома от 16 ноября была закрыта Петроградская городская дума — национальный центр сопротивления Советской власти и поддержки Учредительного собрания (51). Ее роспуск спровоцировал новый взрыв протеста со стороны не только либералов и умеренных социалистов, но даже левых эсеров. Городская дума ответила принятием совместной эсеро-кадетской резолюции, в которой отказалась признавать власть и распоряжения Советского правительства, и продолжала заседать, как ни в чем не бывало. Развязка наступила 20 ноября. Прибывших на вечернее заседание гласных у входа в думу встретили вооруженные матросы и красногвардейцы, которые попытались преградить им путь. Сумев прорваться внутрь, гласные занялись своими обычными делами, но очень скоро были силой выставлены вон (52). Возобновив заседание в другом месте, они завершили его принятием решения о провозглашении 28 ноября, дня открытия Учредительного собрания, национальным праздником. Поздно вечером ВРК произвел обыски в квартирах лидеров думской оппозиции; ряд лидеров были арестованы. Все они, за исключением городского головы Григория Шрейдера и его ближайшего помощника, были наскоро допрошены и отпущены (53). Стенографические записи свидетельствуют, что старая городская дума продолжала время от времени собираться подпольно, в разных местах, по крайней мере, до середины января 1918 г. (54).

22-23 ноября лидеры оппозиции из числа участников старой городской думы и Комитета спасения родины и революции — преимущественно эсеры, а также кадеты, народные социалисты и меньшевики-оборонцы — объединились для создания организации, получившей название Союз защиты Учредительного собрания. Разместившийся в здании почтенного Вольного экономического общества, Союз сформировал отделения в ряде районов Петрограда, а также в нескольких крупных российских городах. Цель его, как было заявлено, состояла в том, чтобы быть национальным центром расширения и упрочения народной поддержки Учредительного собрания как законной верховной власти в России и обеспечения его безопасности. Такую же цель преследовала полуавтономная военная комиссия партии эсеров, в свое время помогавшая Комитету спасения организовать антисоветское восстание 29 октября. По мере приближения заветной даты (28 ноября), Союз постепенно захватил лидерство в подготовке массовых демонстраций по всей стране в ознаменование дня открытия Учредительного собрания, объявленного старой городской думой национальным праздником. Почти одновременно эсеровские делегаты, большинство из которых квартировали сообща, в тесной комнате, наскоро переоборудованной в общежитие, на Болотной улице, начали приготовления к работе Учредительного собрания (55).

 

* * *

 

В эти дни ленинское руководство партии большевиков придерживалось в своей политике тех направлений, которые были выработаны, как только стали известны результаты выборов в Учредительное собрание, а именно: организация частичных перевыборов, подрыв авторитета Учредительного собрания в народном сознании и установление контроля за подготовкой к нему. Что касается последнего пункта, то главная проблема состояла в том, что делать с национальной комиссией, еще в августе созданной Временным правительством для координации усилий по подготовке и выборам в Учредительное собрание. Эта Всероссийская комиссия по делам о выборах в Учредительное собрание находилась под влиянием партий, оппозиционно настроенных к Советской власти, прежде всего, кадетов и эсеров. В октябрьские дни, в знак протеста против действий большевиков, комиссия приостановила свою работу и возобновила ее только 6 ноября, когда стало ясно, что выборы в Учредительное собрание, по всей вероятности, состоятся в срок. Однако при этом комиссия упорно отказывалась признавать Советскую власть и, как могла, препятствовала попыткам Совнаркома вмешаться в ее работу. 23 ноября, в ответ на стойкое нежелание комиссии идти на контакт, советские власти арестовали ряд ее членов из числа кадетов и эсеров, всего примерно 12–15 человек, и четыре дня продержали их в заключении (56). Тем временем Моисей Урицкий, член ЦК большевиков и сотрудник наркомата внутренних дел, был назначен специальным комиссаром, призванным осуществлять строгий контроль за работой комиссии (57). Однако после этого комиссия просуществовала еще день-два, а затем была распущена — якобы по причине нежелания сотрудничать с Урицким (58). На самом деле, к тому времени уже был создан новый орган подготовки к Учредительному собранию, который и возглавил Урицкий.

Еще до роспуска эсеро-кадетской комиссии по делам о выборах стало очевидно, что процесс голосования и обработки результатов выборов по стране не укладывается в установленные сроки и, следовательно, только малая часть получивших мандат делегатов сможет прибыть в Петроград к 28 ноября. Для Ленина отсутствие всякого намека на кворум было удобным предлогом отсрочить Учредительное собрание. 26 ноября он издал постановление, согласно которому оно должно открыться только тогда, когда в Петроград прибудут 400 делегатов — приблизительно половина от общего числа. Этим же постановлением оговаривалось, что открывать Учредительное собрание будет человек, назначенный Совнаркомом (59).

Между тем, ВРК, в пику демонстрации, намеченной на 28 ноября старой городской думой, решил провести — по собственной, не согласованной ни с Совнаркомом, ни с Петросоветом инициативе — контршествие. Однако в последний момент Совнарком вынудил ВРК отказаться от этой акции (60). К несчастью для ВРК, распоряжение об отмене шествия не дошло до газеты «Рабочий и солдат». И в тот день, когда «Правда» вышла с огромным пробелом на первой полосе в том месте, где должны были быть напечатаны призывы ВРК к контршествию, первая полоса «Рабочего и солдата» пестрела такими провокационными и безответственными лозунгами, как «Долой кадетов, корниловцев, калединцев — врагов народа!», «Долой соглашателей социал-революционеров и меньшевиков — лакеев буржуазии!», «Долой кадетов из Учредительного собрания!», «Долой буржуазию! Да здравствует народ!» (61).

Сюжет с назначением и отменой этого шествия, как и тактика большевиков по отношению к Учредительному собранию вообще, позволяют глубже заглянуть в процесс принятия важнейших политических решений на этом отрезке времени, который в целом подтверждает картину, сложившуюся в первые недели после прихода большевиков к власти. Политика большевистского руководства в отношении Учредительного собрания определялась Совнаркомом и большевиками из ВРК — оба органа заседали ежедневно. Важно отметить, что заседавший нерегулярно Центральный Комитет партии ограничился рассмотрением вопросов, связанных с позицией большевистской делегации. Не похоже, чтобы ЦК рассматривал хоть какие-то вопросы, касающиеся Учредительного собрания, до 29 ноября — следующего дня после намеченной даты его открытия. На том заседании Урицкий обратился к членам комитета за указаниями по поводу того, как следует обращаться с Учредительным собранием. Николай Бухарин ответил риторическим вопросом, а следует ли вообще созывать Учредительное собрание, и сам себе ответил: да, поскольку «в широких массах еще живы конституционные иллюзии». Он предложил созвать собрание, выдворить кадетов, а из левых депутатов организовать «революционный конвент». Хотя идея революционного конвента была подхвачена Троцким, на голосование она поставлена не была. Отвергнуто было и предложение вызвать в Петроград сразу всю делегацию большевиков — из опасения преждевременно «выдернуть» с работы на местах ценные провинциальные кадры, а также, возможно, не желая способствовать скорейшему достижению заветного числа 400 делегатов, необходимого для открытия Учредительного собрания. В большинстве своем, Центральный Комитет, в задачу которого входило определять политику партии в таких основополагающих вопросах, был не прочь либо отложить принятие решений по Учредительному собранию до лучших времен, когда революционная ситуация в России и в мире станет более ясной, либо переложить эту ответственность на Совнарком, а самим заняться провоцированием оппозиции, с тем чтобы заставить ее сделать первый шаг.

Этот выжидательный подход нашел свое отражение в докладе о политике партии по отношению к Учредительному собранию, с которым выступил на заседании Петербургского комитета 12 декабря Урицкий. «Сейчас мы вступаем в вопросе об Учредительном собрании в самый острый момент… Наша тактика не может быть определена заранее даже за час… — уверял он. — Как мы поступим, что мы сделаем, будет зависеть от того, что и как они будут делать… Созовем ли мы Учредительное собрание? — Да, созовем. Разгоним? — Да, может быть, все зависит от обстоятельств» (62).

Следует отметить, что для членов Петербургского и районных комитетов партии, как и для членов Центрального Комитета (за вычетом умеренных), выжидание имело отношение к тактике и никак не затрагивало базового принципа: Учредительное собрание ни в коем случае не должно заменить собой Советскую власть. Протоколы заседаний ЦК от 26 ноября и ПК от 12 декабря сомнений на этот счет не оставляют (63).

Эту позицию в полной мере разделяли и левые эсеры. Их решительная оппозиционность по отношению к Учредительному собранию проявилась на заседаниях первого общероссийского съезда левых эсеров во второй половине ноября. Во время дискуссии о «текущем моменте» 23 ноября член игравшего ведущую роль Петроградского комитета левых эсеров Екатерина Кац выразила мнение большинства делегатов, заявив: «Учредительное собрание должно считаться с волей и тактикой Советов. Поскольку же оно будет противостоять этой воле, мы за ним не пойдем, и никакими фетишами нас ничто и никто не повернет». Еще более решительно прозвучало выступление П. Прошьяна: «Если мы верим и видим, что началась социальная революция, то власть должна принадлежать Советам р., с. и кр. деп… Конечно, отдать власть Учредительному собранию, сложить свое боевое оружие мы не можем и не должны… Если Учредительное собрание с первого же шага своего приступит к организации власти… мы ему этой власти не отдадим» (64).

Несмотря на то, что полного единства по поводу отношения к Учредительному собранию среди левых эсеров на съезде не было, имевшиеся разногласия касались в основном механизма и сроков его роспуска (в случае отказа большинства депутатов признать верховенство Советской власти), а не вопроса о том, является ли прерогатива Учредительного собрания учреждать форму правления в России неприкосновенной даже в том случае, если она означает конец Советской власти. Большинство левоэсеровских лидеров полагали, что нужно позволить созвать Учредительное собрание в том составе, который дали результаты выборов, но с учетом отозванных и переизбранных делегатов. Многие были согласны с Евдокимом Муравьевым из Воронежа, который считал, что если с самого начала четко не заявить своей отрицательной позиции по отношению к Учредительному собранию, «…массы отойдут от нас, как в свое время отошли от правых с. р. и меньшевиков… и мы останемся без армии». Однако более осторожные, в плане тактики, лидеры, такие как Штейнберг, Карелин и Камков, считали, что Учредительное собрание еще слишком популярно в массах, поэтому любая мысль о прямом действии против него должна быть оставлена на время, достаточное для того, чтобы оно успело дискредитировать себя в глазах масс. Рассуждая об этом на заседании съезда 27 ноября, за день до первоначально намеченной даты открытия Учредительного собрания, Камков предположил, что на это понадобится не больше недели. В резолюции, принятой съездом, говорилось, что первоочередной задачей является немедленное осуществление на практике власти рабочих и крестьян и что если Учредительное собрание такую власть установит и обязуется следовать основополагающим решениям Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, а также Чрезвычайного съезда Советов крестьянских депутатов, то оно должно быть всемерно поддержано. Однако любая попытка Учредительного собрания превратить себя в орган борьбы против Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов как законного воплощения государственной власти будет признана посягательством на завоевания революции и потребует решительного отпора (65).

 

* * *

 

Хорошо осведомленные о враждебном отношении большинства большевиков и левых эсеров к Учредительному собранию, противники Советской власти из Союза защиты Учредительного собрания расценили ленинское постановление от 26 ноября о переносе даты открытия как часть заговора большевиков с целью вообще сорвать его проведение. Поэтому, несмотря на беспокойство по поводу собственной слабости и плохой организации, они продолжили подготовку к проведению массовых демонстраций в поддержку Учредительного собрания и его торжественного открытия 28 ноября (66). На заседании ЦК кадетской партии вечером 27 ноября было решено придерживаться ранее намеченного плана с одной лишь поправкой: поскольку слишком мало избранных делегатов успело прибыть в Петроград, было признано необходимым собирать их на ежедневные подготовительные совещания, до тех пор пока в городе не соберется достаточное количество делегатов, чтобы можно было начать собственно Учредительное собрание (67).

Демонстрация в поддержку Учредительного собрания 28 ноября стала свидетельством глубокого раскола, произошедшего за шесть недель Советской власти среди населения Петрограда. Около полудня процессия из преимущественно хорошо одетых граждан численностью, по разным оценкам, от десяти до ста тысяч человек (68), многие из которых пришли прямо из храмов, где в тот день служили благодарственные молебны, под перезвон церковных колоколов, двинулась от здания городской думы вниз по Невскому проспекту. Невский был украшен яркими флагами и транспарантами с приветствиями в адрес Учредительного собрания. Процессию возглавляли бывший городской голова Григорий Шрейдер, только что отпущенный из тюрьмы; его коллеги по старой городской и районным думам; участники съезда партии эсеров в полном составе (включая более 300 делегатов из всех российских губерний); умеренные социалисты из числа членов старых ВЦИКов (ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и ЦИК Советов крестьянских депутатов), тайком продолжавших собираться; а также оставшиеся на свободе члены руководства партий народных социалистов и кадетов. По наблюдениям очевидцев, рабочие, солдаты и матросы в толпе встречались редко (69).

На повороте с Невского на Литейный демонстрантов встретил натянутый через улицу огромный транспарант: «Дорогу народным избранникам!» Дойдя до Таврического дворца, они, однако, обнаружили, что ворота в окружавшем его заборе чугунного литья заперты и надежно охраняются. Тогда сторонники Учредительного собрания перелезли через забор и штурмом взяли прилегавший к дворцу сад. Там, в саду, они выслушали яростные речи эсеров Чернова и Питирима Сорокина (будущего основателя факультета социологии в Гарварде) и известного кадета Федора Родичева о том, что советскому правлению нужно немедленно положить конец. Затем, протиснувшись мимо Урицкого на входе, толпа устремилась во дворец. Там в четыре часа дня было объявлено о начале совещания, в котором приняли участие 60 из 127 находившихся тогда в Петрограде делегатов Учредительного собрания (из них 4 кадета, а все остальные — эсеры). После избрания Чернова председателем делегаты выслушали еще несколько пылких речей и завершили совещание, получившее название Первого частного совещания делегатов Учредительного собрания, принятием обязательства впредь собираться в Таврическом дворце ежедневно, до тех пор пока в зале не будет занято достаточное количество мест, после чего будет назначена дата открытия Учредительного собрания (70). 29 ноября им удалось вновь собраться в Таврическом дворце. Это собрание делегатов, однако, было разогнано силой, и с тех пор вход во дворец для них был закрыт.

События 28 ноября и их возможные последствия стали предметом обсуждения на заседании Совнаркома вечером того же дня. В центре внимания оказался Троцкий, который изобразил события минувшего дня ни много ни мало как вооруженное восстание против Советской власти во главе с кадетским ЦК — координационным центром контрреволюции и оппозиции Советской власти во всероссийском масштабе (71). Возможно, большевистские лидеры, пользуясь доходившими до них тайными сведениями, и преувеличивали влияние кадетов на оппозицию Советской власти в Петрограде и организацию движений сопротивления по всей стране (72). Лидеры кадетов, в том числе Павел Милюков, в тот момент как раз принимали самое активное участие в контрреволюционном выступлении на Дону, возглавляемом генералами Корниловым, Алексеевым и Калединым. Однако показателем того, что Совнарком воспользовался кадетской акцией в Таврическом дворце всего лишь как предлогом для репрессий, служит тот факт, что солдаты и красногвардейцы, вооруженные санкциями ВРК на арест, начали облаву на главных кадетских лидеров утром 28 ноября, за несколько часов до начала демонстрации (73).

Как бы то ни было, по окончании доклада Троцкого члены Совнаркома, принимавшие участие в заседании ночью 28/29 ноября (все — большевики, так как нарком земледелия левый эсер Андрей Колегаев отсутствовал), одобрили текст правительственного заявления, заклеймившего партию кадетов «как организацию контрреволюционного мятежа партией врагов народа» (74). Они также приняли написанный Лениным декрет о немедленном аресте кадетских лидеров и предании их суду революционного трибунала. Декрет возлагал на местные Советы по всей стране обязанность «особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции» (75).

Оба документа: и объявившее кадетов «врагами народа» заявление, и ленинский декрет о их немедленном аресте, — были опубликованы в «Известиях» на следующее утро. Большинство рабочих и солдат Петрограда, скорее всего, всерьез восприняли атаку большевиков на кадетов. Однако для умеренных социалистов, не говоря уже о самих кадетах, она стала подтверждением их опасений, что большевики намерены либо сорвать Учредительное собрание, либо подорвать единство его рядов. Так, Владимир Базаров в газете М. Горького «Новая жизнь» рассуждал о том, что, возможно, вместо того чтобы отменить Учредительное собрание вовсе, большевики и их «верные оруженосцы — левые эсеры» задумали превратить его в послушный инструмент выражения своей воли (76).

Разжалованные Базаровым в «оруженосцы» большевиков, левые эсеры, на самом деле, были не меньше умеренных социалистов встревожены — пусть и по другим причинам — объявлением партии кадетов вне закона и возможными политическими последствиями этого акта для Учредительного собрания. Они считали этот шаг непродуманным, потому что он лил воду на мельницу тех, кто полагал, что Советская власть намерена покончить с Учредительным собранием прежде, чем оно получит шанс явить свое подлинное лицо. Укрепляя это и без того широко распространенное убеждение, большевики, по мнению левых эсеров, наносят гораздо больший вред Советам, чем Учредительному собранию (77). Левоэсеровская фракция ВЦИКа немедленно подготовила и направила на рассмотрение Совнаркома срочный запрос по поводу нарушения депутатской неприкосновенности кадетских делегатов (78). На следующем заседании ВЦИК 1 декабря левый эсер Исаак Штейнберг, от лица своей фракции, обрушился с критикой на антикадетский декрет, доказывая, что такие неоправданные репрессивные меры, как объявление кадетской партии вне закона и арест ее членов, являются неприемлемыми методами ведения классовой борьбы. Революционер со стажем, известный публицист и юрист, получивший европейское образование, Исаак Штейнберг, наряду с Карелиным и Спиридоновой, был самым смелым и откровенным критиком большевистской политики произвола и репрессий в партии левых эсеров. Теперь, от ее имени, он потребовал от большевиков, чтобы те вели революционную борьбу открыто и честно, намекнул, что декрет Совнаркома о запрете партии кадетов выдает намерение сорвать созыв Учредительного собрания и высказался категорически против подобной акции (79).

Ответить на запрос левоэсеровской фракции и на выступление Штейнберга взялся сам Ленин. Еще раз повторив и расцветив деталями уже известное обвинение, что ЦК кадетской партии превратился в генеральный штаб контрреволюции, он заявил, что все политические и социальные элементы, стоявшие ранее правее кадетов, теперь объединились с ними в один грандиозный антисоветский заговор. Прикрываясь лозунгами о поддержке Учредительного собрания, кадеты открыто разжигали гражданскую войну в стране. «На эго, — считал Ленин, — может быть только один ответ — тюрьма. Так поступила Великая Французская революция — она объявила буржуазные партии вне закона» (80).

Ленинский ответ Штейнбергу мог показаться бледным на фоне коротких, но преисполненных пафоса и многозначительности замечаний Троцкого. Чуть ранее Троцкий прервал заседание, чтобы в радостном возбуждении объявить, что германское правительство приняло предложенные большевиками условия перемирия (81). Эта очевидная уступка германского империализма, возможно, чрезвычайно вдохновила Троцкого, пробудив его революционный пыл и драматический талант. Если ленинская речь преследовала в основном конкретную, насущную цель: оправдать действия Совнаркома в ответ на официальный запрос и критику Штейнберга, — то для Троцкого это было слишком мелко. В репрессиях против кадетов он увидел предвестие террора более грандиозного масштаба. Стуча по трибуне, чтобы подчеркнуть значение своих слов, он громогласно вещал: «В том, что пролетариат добивает падающий класс, нет ничего безнравственного… Вы [левые эсеры] возмущаетесь тем нагим террором, который мы направляем против своих классовых противников — но знайте, что не далее, как через месяц, этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов» (82).

Левый эсер Сергей Мстиславский, в ответ на ссылки Ленина и Троцкого на Французскую революцию, заметил, что большевики, при всех их разговорах о социалистической революции, на самом деле замыкаются «в тесном кругу чисто буржуазных политических революционных форм». Одновременно он подверг критике умеренных социалистов за их обособление от движения масс, чего, как считали левые эсеры, делать никак нельзя. Поэтому, невзирая на отчетливо выраженное высокомерие Ленина и Троцкого, он дал понять, что левые эсеры намерены продвинуться в переговорах об их вхождении в правительство. Перед лицом большевизма, который не мы придумали, заявил он, мы сделаем все возможное, чтобы уменьшить вред, который он наносит делу революции (83).

Мстиславский внес проект резолюции, запрещающей Совнаркому препятствовать созыву уже избранного Учредительного собрания. Эта резолюция также предусматривала отмену декрета о запрете кадетской партии и еще раз подтверждала принцип ответственности Совнаркома перед ВЦИКом, воплощенный в «Наказе» Свердлова от 17 ноября (84). Настаивая на принятии данной резолюции, Штейн- берг буквально умолял большевиков «освободиться от [бессмысленного] кадетского кошмара». Однако затем дискуссия была прекращена, и ВЦИК большинством в 150 голосов против 98 при 3 воздержавшихся (очевидно, голоса разделились строго по партийным линиям) принял большевистскую резолюцию, которая подтвердила, что созыв Учредительного собрания состоится по прибытии в столицу 400 делегатов, и не только признала правомерность запрета кадетской партии, но и санкционировала принятие любых других мер для борьбы с контрреволюцией, какие Совнарком сочтет необходимыми в будущем (85). Продолжая вести переговоры с левыми эсерами об их вхождении в Совнарком, большевики и не подумали сделать уступку их чувствам.

 

* * *

 

Вследствие политики, настойчиво и успешно проводимой Лениным и Троцким, в первые дни и недели после Октября петроградские большевики оказались в ситуации, когда на них легла полная ответственность за все стороны жизни и управления в Петрограде. Однако ни опыта, ни подготовки, ни тяги к этой работе у них не было. Поэтому они попытались использовать для управления существующие политические институты — прежде всего, Петроградскую городскую думу и районные думы и их административный аппарат — управы. Лишь после того как стало ясно, что этот подход не работает, властные и управленческие функции стали постепенно переходить к Советам. Образовавшийся в переходный период вакуум местной власти восполнял Петроградский ВРК, который, вольно или невольно, превратился в главный орган власти в Петрограде.

Одновременно все больше петроградских большевиков из числа наиболее эффективных партийных кадров направлялось на работу в новые советские и военные структуры, а также за пределы Петрограда — укреплять Советскую власть на местах. В результате, партийная работа среди заводских рабочих Петрограда и рядового состава воинских частей практически замерла. Конечно, поддержка, которой продолжала пользоваться большевистская программа в массах, вкупе с организованным в последний момент пропагандистским натиском обеспечили большевикам успех на выборах в Учредительное собрание в Петрограде и петроградском регионе. Более того, это неоценимое преимущество позволило большевикам в союзе с левыми эсерами взять под свой контроль процесс созыва Учредительного собрания. Однако в дальнейшем растущая изоляция большевистской организации от ее социальной базы не могла не привести к самым печальным последствиям.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 ЦГАСПб Ф 9618 On 1 Д 185 Л 1-42

2 О Зиновьеве как политическом руководителе Петрограда см содержательный очерк А. Н. Чистикова. Чистиков А. Н. У кормила власти //Петроград на переломе эпох Под ред. В. А. Шишкина и др. — СПб. 200 °C 35-42

3 См там же С 11

4 Петроградский Военно-революционный комитет Документы и материалы Под ред. Д. А. Чугаева и др. — М, 1966 Т 1 С 277

5 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 2 Л 2

6 Известия. 1917. 18 ноября. С 4-5

7 ЦГАИПД Ф 1 On 1 Д 12 Л 8об — 13об

8 Там же

9 См. напр ЦГАИПД Ф 2315 On 1 Д 2 Л 19–20 и Д 3 Л 48 (Колпинский район), Ф6 Oil 1 Д 1 Л 3 1 об, 32 об. 39-39об, 40–41 (Петербургский район), Ф 10 On 1 Д 12 Л 4–5 (Охтинский район)

1 °Cм, напр, протокол общего собрания партийной организации Новодеревенского района от 11 декабря 1917 г Раскритиковав в пух и прах работу районного комитета большевиков, собрание проявило властные полномочия, отвергнув предложенные комитетом кандидатуры в Новодеревенский районный Совет — ЦГАИПД Ф 13 Оп.1 Д 1 Л 21об

11 По этому поводу см. Чистиков. У кормила власти С 43

12 Обычно, прежде чем занять позицию по отношению к тому или иному общеполитическому вопросу, районный комитет заслушивал доклад на эту тему кого-то из своих руководителей или представителя района в городском комитете партии, а также доклады о настроениях с мест См, напр, дискуссию по переговорам Викжеля на заседании большевистского партийного комитета Второго городского района (ЦГАИПД Ф 1817 On 1 Д 3. Л 56–57) или дискуссии в Охтинском комитете по вопросу о созыве и роли Учредительного собрания и о мирных переговорах (Там же Ф 10 On 1 Д 12 Л 1-10)

13 Петербургский комитет РСДРП (б) С 523-524

14 ЦГАИПД Ф 2315 On 1 Д2 Л 18, ДЗ Л 41, Д4 Л 3

15 Там же Д2 Л 19, ДЗ Л 42

16 Петербургский комитет РСДРП (б) С 571–572. См. также ЦГАИПД Ф6 On 1 Д 1. Л 39

17 См в этой связи отчет партийного комитета и дискуссию о кадровых потерях на общем собрании партийной организации Петербургского района Петрограда 11 декабря 1917 г — ЦГАИПД Ф6 On 1 Д 1 Л 29об — 30 об

18 ЦГАИПД Ф 1 Оп 4 Д 84 Л 20–25, Ф 2315 On 1 Д 4 Л 3, Ф 6 On 1 Д 33

19 См выше. Пролог

2 °Cамым лучшим, хотя и неполным, источником по истории ВРК остается сборник под редакцией Д. А. Чугасва Петроградский Военно-революционный комитет Т 1–3 — М,1966-67

21 Петроградский Военно-революционный комитет Т 3. С 270

22 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 11 Л 2 См также ниже, глава 3

23 См Чистиков. У кормила власти С 10–11. См. также отчет о деятельности ВРК Владимира Алгасова, одного из его членов, на первом съезде партии левых эсеров — Протоколы первого съезда партии левых социалистов-революционеров. С 47.

24 Самое полное и всестороннее исследование, посвященное ходу избирательной кампании по выборам в Учредительное собрание, а также его итогам и судьбе, см Протасов Л. Г. Всероссийское Учредительное собрание. История рождения и гибели — М., 1997

25 См О N Radkey Russia Goes to the Polls The Election to the All-Russian Constituent Assemblev — Ithaca, 1989 P 87-135 См по этому поводу также Вишняк М. В. Всероссийское Учредительное собрание. Париж, 1932 С 92

26 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 11 Л 10об

27 Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 г. Протоколы Под ред. И. Ф. Куделли М-Л, 1927 С 115-117

28 Протасов. Указ. соч. С 266

29 Петербургский комитет РСДРП (б) С 564

30 ГОПБ Коллекция листовок

31 Правда. 1917. 13 ноября. С 1. Эти выборы, как и большинство других в России в то время, осуществлялись по партийным спискам. Число мест, которое партия могла получить в том или ином избирательном округе, зависело от числа голосов, поданных за ее список. Порядок кандидатов в каждом списке определялся партийными комитетами. Место в списке могло значительно повлиять на избирательные шансы кандидата

32 См. выше, глава 1

33 Работница. 1917. 8 декабря. С 10-11

34 Работница. 1918. 26 января. С 10-11

35 Там же С 11–12. О разногласиях между двумя сторонами на конференции см Wood. The Baba and the Comrade P 69-70

36 Работница. 1917. 18 октября. С 5-7

37 Цит по Знаменский О. Н. Всероссийское Учредительное собрание. История созыва и политического крушения Л, 1976 С 257

38 См. James Bunyan and Н Н Fisher, eds The Bolshevik Revolution 1917–1918 Documents and Materials — Stanford, 1965 P. 345–346

39 Рабочая газета. 1917. 12 ноября. С 1, 13 ноября. С 1

40. Дело народа. 1917. 12 ноября. С 2

41 Там же

42 См. напр. листовку «Женщины, голосуйте на выборах в Учредительное собрание!»— ГОПБ Коллекция листовок

43 Radkey О Н Russia Goes То the Polls Р 36

44 Знаменский Указ. соч. Табл 1 в конце книги

45 Radkey Russia Goes То the Polls P 36

46 Знаменский. Указ. соч. С 277 и таблица в конце. См. также Октябрьское вооруженное восстание. 1917-й год в Петрограде Т 2 — Л, 1967 С 491

47 РГАСПИ Ф 19. On 1 Д 15 Л 2, 30

48 Новая жизнь. 1917. 16 ноября. С 1

49 Keep The Debate P. 144–146

50 Осипова T. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне — М, 2001 С 66. Осипова показывает, что поскольку Декрет о земле уже осуществлялся на практике, многие крестьяне больше не были заинтересованы в Учредительном собрании и в решениях своих сходов настаивали, что если оно не захочет подтвердить декреты Советской власти, то должно быть распущено. Основываясь на данных о крестьянских сходах в 415 волостях, она делает вывод, что большинство крестьян (53,5 %) выступало за Советскую власть. 30 % по-прежнему настаивали на переходе власти к Учредительному собранию, а 16,5 % крестьян колебались между этими альтернативами

51 О связи между роспуском Петроградской городской думы и опасениями по поводу контрреволюционной деятельности, связанной с Учредительным собранием, см Разгон ВЦИК Советов С 250

52 Журнал Петроградской городской думы. 1917 № 123. Заседание 20 ноября 1917 г. С 1-24

53 Там же С 3–5; РНБ СПб РО. Стенографические отчеты Петроградской центральной городской думы Т.З. С 21.

54 РНБ СПб РО. Стенографические отчеты Петроградской центральной городской думы. Т 3

55 Соколов Борис. Защита Всероссийского Учредительного собрания //Архив русской революции Т 13 —Берлин, 1924 С 30.

56 Декреты Советской власти. Т 1 — М, 1957. С 167-168

57 ГАРФ Ф 130 On 1 Д 10а Л 30. См также Знаменский. Указ. соч. С 301-302

58 Декреты Советской власти. Т 1 С 167

59 Там же ТЗ С 159

60 Любимов И. И. Революция 1917 года. Хроника событий Т6. Октябрь-декабрь — М, 193 °C 222

61 Правда. 1917. 27 ноября. С 1, Рабочий и солдат 1917. 27 ноября. С I

62 Петербургский комитет РСДРП (б) С 596-600

63 Дискуссия по вопросу об Учредительном собрании стояла также в повестке дня заседания ПК 2 декабря, протокол которого не сохранился. Однако в пересказе она была подробно изложена на заседании Охтинского районного комитета 4 декабря. Этот пересказ также не оставляет сомнений в том, что, по степени легитимности в глазах руководства петроградских большевиков, Учредительное собрание явно уступало Советской власти — ЦГАИПД Ф 10 On 1 Д 12 Л 1-4

64 Протоколы первого съезда партии левых социалистов-революционеров С 65-66

65 Там же С 87, 91–92, 111

66 Знаменский Указ. соч. С 301–302. Демонстрации в поддержку Учредительного собрания прошли 28 ноября во многих российских городах

67 William G Rosenberg Liberals m the Russian Revolution The Constitutional Democratic Party, 1917–1921 —Princeton, 1974 P 277–278. Думова II. Г. Кадетская контрреволюция и се разгром — М, 1982 С 54, Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства, 1917–1918 гг. — М, 1965 С 276

68 По мнению Льва Протасова, ведущего российского специалиста по истории Учредительного собрания, цифра «сто тысяч», названная журналистами — сторонниками Учредительного собрания, была, вероятно, раздута, но она была гораздо ближе к реальной, чем «десять тысяч», фигурирующие в советских источниках. См Протасов Указ. соч. С 271

69 Знаменский. Указ. соч. С 308, Любимов. Указ. соч. Тб С 225

70 Знаменский. Указ. соч. С 309, Вигиняк. Указ. соч. С 95

71 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 13 Л 2

72 Бонч-Бруевич. На боевых постах. С 187-189

73 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии, 1915–1920 Рук. проекта В. В. Шелохаев. — M.I998 С 6, 412

74 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 13 Л 6–7, Декреты Советской власги Т 1 С 165–166. Колегаев вошел в Совнарком несколькими днями ранее

75 РГАСПИ Ф 19. On 1 Д 13 Л 2. Декреты Советской власти Т 1 С 161–162.

76 Новая жизнь. 1917. 30 ноября. С1

77 Знамя труда. 1917. 30 ноября. С 1

78 Keep The Debate Р 172–173, Протоколы заседаний Исполнительного Комитета Советов. С 124, Разгон ВЦИК Советов С.300

79 Keep The Debate Р 172–173, 354

80 Там же Р 175-176

81 Там же Р 177

82 Там же Р 177–178,356

83 Там же Р 177-179

84 См выше, глава 1

85 Keep The Debate Р 180, Протоколы заседаний Исполнительного Комитета Советов. С 121-122

 

Глава 3

СОБИРАНИЕ СИЛ

 

В декабре 1917 г., несмотря на напряженность, вызванную расхождением между жесткой политикой большевиков и левоэсеровскими идеалами и нашедшую отражение в конфликте вокруг репрессий против кадетов и вокруг взаимоотношений Совнаркома и ВЦИК, левые эсеры согласились войти в состав Совнаркома. Вопреки общепризнанному мнению, создание ВЧК — Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем — одного из главных инструментов репрессий в раннесоветский период, было напрямую связано с этим событием.

Согласно традиционной трактовке, в первых числах декабря 1917 г. Петроградский ВРК, сочтя свою миссию, связанную с захватом и консолидацией Советской власти в Петрограде, полностью исчерпанной, объявил о самоликвидации. Это произошло 5 декабря на заседании Совнаркома. Там же была создана координационная группа по осуществлению самороспуска ВРК в семидневный срок. Но, как утверждается, уже на следующий день всероссийский масштаб забастовок государственных служащих заставил Ленина обратиться к Совнаркому с предложением поручить Феликсу Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения революционных способов подавления политического саботажа. О чрезвычайном значении, которое придавалось этой задаче, говорил тот факт, что на следующий день, 7 декабря, когда в Совнаркоме стало известно, что комиссия Дзержинского еще заседает, члены правительства решили не расходиться до тех пор, пока та не закончит свою работу. На том заседании комиссии Дзержинский предложил: для борьбы с контрреволюцией и саботажем создать при Совнаркоме временный орган с широкими полномочиями. Предложение было немедленно принято, и на свет родилась ВЧК (1).

Между тем, советские архивные документы, проливающие свет на перипетии последних недель существования ВРК и его взаимоотношений с Совнаркомом в этот период, заставляют меня усомниться в этой трактовке. После Октября ВРК заполнил вакуум, созданный прекращением работы старых государственных учреждений, и взял на себя ответственность за осуществление основных муниципальных функций и координацию усилий по поддержанию безопасности и защите революции в Петрограде. Особенно в период между 4 и 17 ноября, когда после отставки Рыкова пост наркома внутренних дел оставался вакантным, в руках ВРК оказались сосредоточены необычайно большие полномочия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.

В середине ноября успехом завершилось слияние центральных исполкомов крестьянских и рабоче-солдатских Советов в единый Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и начались переговоры о создании коалиции большевиков и левых эсеров в Совнаркоме (2). В течение следующих двух недель невозможно было сказать с определенностью, какая из двух левых социалистических партий: большевики или левые эсеры, — окажется у руля объединенного ВЦИКа. В руках левых эсеров в этот период находились чрезвычайно мощные рычаги влияния. Среди прочего они потребовали от большевиков равного представительства в ВРК, и большевики пошли на эту неудобную для них уступку (3). С первых послеоктябрьских дней левые эсеры подвергали яростным нападкам насилие, применяемое ВРК к политическим оппонентам, и ограничение их гражданских прав. Равенство левых эсеров и большевиков в ВРК грозило ограничить свободу действий последних в деле подавления политических противников. На заседании Совнаркома 15 ноября было высказано мнение в пользу отмены ВРК. Председатель ВЦИК Свердлов выступил решительно против подобного шага. Вместо этого он предложил существенно сократить круг обязанностей ВРК и направить в его распоряжение из Наркомата внутренних дел средства, предназначенные для борьбы с контрреволюцией, и другие не подлежащие учету средства. А чтобы левые эсеры, пользуясь своим равенством, не мешали осуществлять репрессии против политических оппонентов, он предложил попытаться сохранить под своим контролем Военную комиссию ВРК и предоставить ей право производить самостоятельные аресты, не подразумевающие участия всего ВРК (4).

Протокольная запись этого заседания Совнаркома не содержит указаний на какие-либо действия, предпринятые в соответствии с этими рекомендациями. Однако на заседании ВРК 21 ноября большевистское руководство комитета попыталось предпринять шаги, направленные на создание полностью нового органа борьбы с контрреволюцией, исключавшего участие левых эсеров. Попытка эта оказалась перечеркнута уже на следующий день, когда левые эсеры настояли на своем участии в новом органе (5). Понимая, что ВРК стал разменной фигурой в переговорах между большевиками и левыми эсерами о коалиционном правительстве, большевистское руководство ВРК предпочло на время отложить его реорганизацию (6).

Несмотря на то, что все это время накал левоэсеровской критики по поводу большевистского «террора» не ослабевал, и теперь было ясно, что левые эсеры будут иметь влиятельное представительство и в ВРК, и в его специальном отделе по борьбе с контрреволюцией, на заседании Совнаркома 25 ноября Ленин по-прежнему с надеждой смотрел на ВРК как на главный орган внутренней безопасности молодого Советского правительства. На том заседании были представлены три предложения, касающиеся будущего ВРК. Ленин, вслед за Свердловым, настаивал на том, чтобы все обязанности ВРК, напрямую не связанные с борьбой против контрреволюции и саботажа, были немедленно переданы соответствующим наркоматам. Мартин Лацис предложил включить ВРК в состав отдела ВЦИКа по борьбе с контрреволюцией, а Урицкий — вовсе ликвидировать ВРК. В накаленной политической атмосфере, вызванной приближением даты открытия Учредительного собрания и усилением саботажа госслужащих, предложение Урицкого, возможно, было сочтено преждевременным. Против предложения Лациса, скорее всего, сыграла затянувшаяся неопределенность по поводу того, какая партия будет контролировать ВЦИК после его преобразования. Принято было предложение Ленина о сужении круга задач ВРК (7).

Тем не менее, спустя две с небольшим недели, ВРК был ликвидирован и его место заняла новорожденная ВЧК. Как это произошло? Некоторые фанатично настроенные и независимо мыслящие товарищи в большевистском руководстве ВРК были возмущены теми ограничениями, которые навязали им Ленин и Совнарком, лишив тем самым полной свободы действий. Их раздражало то, что Совнарком, заигрывая с левыми эсерами, жертвует возможностями ВРК бороться с контрреволюцией. Отражением напряженности, возникшей между радикально настроенным ВРК и более осторожным Совнаркомом, стала вооруженная демонстрация, которую ВРК организовал и вознамерился провести, без санкции Совнаркома, чтобы противопоставить шествию в поддержку Учредительного собрания 28 ноября (8). Не готовый к подобной лобовой атаке и, вероятно, опасавшийся последствий, к которым могла привести физическая, а то и кровавая конфронтация двух демонстраций, Совнарком отменил акцию ВРК. Многие военревкомовцы были, без сомнения, в ярости от подобного публичного унижения, усугубленного публикацией в «Рабочем и солдате» их призывов к контрдемонстрации и «выволочкой», которую, по поручению Совнаркома, им устроил Владимир Бонч-Бруевич (9). Судя по объявлению, сделанному Вячеславом Молотовым на заседании исполкома Петросовета 29 ноября, в тот день или накануне ночью ВРК принял решение о самоликвидации (10).

Как связан вопрос об отношениях большевиков и левых эсеров с роспуском ВРК и созданием ВЧК? Теперь мы видим, что, вероятно, ВРК принял решение о самороспуске не потому, что считал свою роль исчерпанной, а потому что его радикальное большевистское руководство было недовольно поведением Совнаркома. Мы также видим, что для Совнаркома решающим фактором, заставившим его принять самоликвидацию ВРК и пойти на создание ВЧК, было осознание того, что для успешной борьбы с чиновничьим саботажем и, что более существенно, с той опасностью, которую представляли для Советской власти сторонники Учредительного собрания, ему необходим временный орган, свободный от вмешательства со стороны левых эсеров. В подготовленном в 1922 г. для внутреннего пользования и долго остававшемся недоступным историкам докладе об организационных вопросах, связанных с деятельностью ВЧК, Лацис признавал значение «левоэсеровской проблемы» в принятии решения о создании ВЧК. Левые эсеры, в его интерпретации, «сильно тормозили борьбу с контрреволюцией, выдвигая свою “общечеловеческую'" мораль, гуманность и воздержание от ограничения права свободы слова и печати для контрреволюционеров. Для руководителей Советской власти становилось ясным, что совместно с ними будет немыслимо повести борьбу с контрреволюцией. Поэтому выдвигалась мысль о создании нового органа борьбы с контрреволюцией вне Военно-революционного комитета, куда бы не входили левые с.-р.» (11).

Для того чтобы оценить значение левоэсеровского фактора в ликвидации ВРК и создании ВЧК, необходимо реконструировать ход переговоров между большевиками и левыми эсерами по вопросу о формировании правительственной коалиции. 16 ноября Свердлов доложил на заседании Совнаркома о дискуссиях, которые состоялись у него в тот день в левоэсеровской фракции нового, объединенного, ВЦИКа по поводу возможной коалиции большевиков и левых эсеров, и их обнадеживающих результатах. Привлеченный перспективой расширения правительства перед решающей схваткой с Учредительным собранием, а также вдохновленный результатами сотрудничества с левыми эсерами в рамках ВЦИКа, Совнарком избрал делегацию, призванную закрепить и развить успех Свердлова (12).

Делегация приступила к переговорам на следующий день. К тому моменту левые эсеры были разгневаны произведенным большевиками накануне роспуском Петроградской городской думы. Они были уверены, что сумеют сохранить большинство в новом, объединенном, ВЦИКе, когда реорганизация его полностью завершится. Кроме того, они надеялись иметь достаточное количество номинально эсеровских крестьянских голосов в Учредительном собрании, чтобы играть в нем решающую роль. Поэтому они дали понять большевикам, что цена их вхождения в Совнарком будет высока. Вначале они настаивали на том, что левым эсерам должны быть отданы посты наркомов внутренних дел, военных дел, железнодорожных дел и юстиции (помимо наркомата земледелия, уже возглавляемого левым эсером Колегаевым). Наряду с вопросами, касающимися крестьянства и земельной реформы, эсеры испытывали особенно пристальный интерес к строительству вооруженных сил, способных встать на страже революции в России и поддержать социалистические восстания за рубежом. Это заставляло их проявлять особую настойчивость в борьбе за право контроля над наркоматом по военным делам. Не меньшее значение они придавали созданию в России справедливой системы революционного законодательства, что объясняло их упорство в продвижении кандидатуры Штейнберга на пост наркома юстиции.

Совершенно очевидно, что уступить все эти посты левым эсерам для большевиков-переговорщиков было неприемлемо. Кроме того, новые провокационные акты со стороны большевиков, совершенные ими во второй половине ноября, способствовали дальнейшему росту раздражения левых эсеров и неоднократно заводили переговоры в тупик, подчас грозя и вовсе развалить их. Среди этих актов, всякий раз вызывавших горячий протест со стороны левых эсеров, были арест членов Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание, объявление кадетов партией «врагов народа», арест руководителей кадетской партии и разгон с помощью вооруженной силы первого частного совещания делегатов Учредительного собрания. Таким образом, переговоры затянулись почти на три недели. Наконец, 7 декабря Совнарком, первым вопросом повестки дня рассмотрев последние условия левых эсеров по вхождению в правительство, счел, что они приемлемы с некоторыми поправками. Русский историк-эмигрант Анатолий Разгон, подробнее других изучивший историю этих переговоров, утверждает, что вопрос о равенстве распределения ключевых наркомовских постов между большевиками и левыми эсерами, на котором настаивали последние, все еще обсуждался (13). Возможно и так. Однако к тому моменту было уже ясно, что во ВЦИКе большевистское большинство будет восстановлено. Левоэсеровские лидеры полагали, что участие в правительстве Ленина дает им шанс, возможно единственный, обуздать экстремизм большевиков и сыграть заметную роль в деле продвижения революции в России и за ее пределами. Петроградские рабочие, солдаты и матросы, чьи симпатии были на стороне левых эсеров, также оказывали на них давление, подталкивая к вхождению в Совнарком (14). К тому же, одно из главных условий левых эсеров, поддержка их программы земельной реформы, было принято большевиками (15). Поэтому 9 декабря левые эсеры согласились войти в Совнарком на большевистских условиях, хотя они были и далеки от равенства. Вскоре после этого компанию Колегаеву (нарком земледелия) в правительстве составили Штейнберг (нарком юстиции) и еще шесть наркомов-левых эсеров (16). Помимо этого, левые эсеры были введены в состав всех коллегий наркоматов и в другие центральные правительственные учреждения. В результате, накануне созыва Учредительного собрания левые эсеры занимали примерно четверть постов в Совнаркоме и около трети мест во ВЦИКе, будучи также заметно представлены во всех других органах Советской власти.

Представленная на этом фоне, становится ясно видна главная причина замены ВРК на ВЧК, а также той спешки, которую проявил Совнарком, создавая новый орган 7 декабря — день, когда левоэсеровские условия формирования правительства «с некоторыми поправками» были приняты большевиками. Суть была такова: Штейнберг должен был возглавить потенциально беспокойный Наркомат юстиции, и для Ленина было принципиально важно, чтобы ВЧК — состоящая исключительно из надежных большевиков и подчиненная напрямую Совнаркому, в котором сохранялось преимущество большевиков — приступила к работе до того, как это произойдет. Официальное извещение о создании ВЧК было опубликовано в «Известиях» 10 декабря (17). Оно доводило до сведения читателей, что штаб-квартира нового органа разместится на Гороховой, 2. До Февральской революции по этому адресу располагались приемная градоначальника Петербурга, городская полиция и печально известная охранка — Охранное отделение Департамента полиции.

Следует заметить, что ленинские опасения насчет Штейнберга полностью оправдались. Не прошло и недели после его вступления в должность, как он, без обсуждения с Совнаркомом, издал 15 декабря декрет, в соответствии с которым все заключенные из Смольного и тюремных помещений революционного трибунала должны были быть переведены в одну из пяти главных городских тюрем. Там специальные временные комиссии, созданные по согласованию с Петроградским и районными советами, должны были рассмотреть их дела на предмет справедливости ареста и либо заключить до суда под стражу, либо освободить в течение 24 часов. Этим же комиссиям предписывалось произвести немедленно подобную ревизию заключенных во всех прочих тюрьмах Петрограда (18). Позволить этому декрету осуществиться значило подорвать уже начатую ВЧК практику превентивных арестов и изоляции политических оппонентов — не в наказание за конкретные контрреволюционные акты, а для предотвращения возможных проблем с их стороны. Поэтому для Ленина, Дзержинского и их единомышленников опубликование декрета Штейнберга было равносильно объявлению войны. Более того, на следующий день Штейнберг дал интервью прессе, в котором сообщил о своем намерении лично посетить Смольный и ревтрибунал, чтобы выпустить на свободу заключенных, не виновных в каких-либо конкретных преступлениях (19).

На следующий день Штейнберг издал еще один декрет, в котором содержался перечень учреждений, имеющих право санкционировать и осуществлять обыски и аресты, а также предписывалось обо всех неправомерных действиях со стороны этих учреждений сообщать в их вышестоящие организации и ему лично (20). ВЧК входила в этот перечень. Однако предписание направлять жалобы ему лично ясно говорило о намерении Штейнберга осуществлять контроль над ВЧК в соответствии с критериями, определенными народным комиссаром юстиции. Это намерение обозначилось еще более отчетливо чуть позже, когда Штейнберг распорядился все материалы ВЧК присылать ему на просмотр (21). Получив отказ, Штейнберг направил официальное прошение в Совнарком о предоставлении ему права инспектировать работу ВЧК. Это прошение также было отклонено (22). Продолжая гнуть свою линию, нацеленную на искоренение произвола в осуществлении революционного правосудия, Штейнберг назначил своего заместителя, тоже левого эсера, Александра Шрейдера ответственным за подготовку свода российских революционных законов и инструкций для революционных трибуналов, призванных систематизировать их структуру и порядок работы.

Между тем, в условиях эскалации политической напряженности, вызванной задержкой созыва Учредительного собрания и началом сепаратных переговоров о мире с Германией, ВЧК только усилила преследование политических оппонентов. Так, 16 декабря в штаб-квартире Союза защиты Учредительного собрания были арестованы 15 умеренных социалистов (23). Спустя чуть более суток, с санкции ВЧК, был арестован и заключен в тюрьму Николай Авксентьев (24). На следующий день Дзержинский издает приказ о немедленном аресте и предании суду революционного трибунала еще одиннадцати лидеров оппозиции и делегатов Учредительного собрания, среди которых Ираклий Церетели, Виктор Чернов, Федор Дан, Л.М. Брамсон, Матвей Скобелев, Абрам Гоц и Владимир Розанов (25). А вечером того же дня (18 декабря), очевидно, в надежде схватить кого-нибудь из указанного списка, вооруженный отряд во главе с сотрудником ЧК устраивает обыск в штаб-квартире Союза защиты, где на рабочее совещание собрались 135 представителей оппозиционных партий и умеренно-социалистических делегатов от фабрик, профсоюзов, воинских частей, районных дум и Петросовета. Организаторы этого совещания договорились заранее, что, в случае чекистского рейда, они не будут называть своих имен и постараются продолжить заседание. Поэтому они проигнорировали приказ чекиста переписать имена и адреса всех присутствующих и продолжали заседать как ни в чем не бывало. Тогда чекист объявил всех арестованными и поставил в дверях охрану, чтобы никто не сбежал.

Новость об арестах в штабе Союза защиты сообщил на вечернем заседании Совнаркома Ленин (26). Судя по всему, хотя в протокольных записях это и не отразилось, Совнарком постановил, что после опознания все задержанные, не упомянутые в списке Дзержинского, должны быть отпущены (27). Вооружившись этим мандатом, Штейнберг и Карелин поспешили на место происшествия, чтобы попытаться разрешить ситуацию, которая принимала все более взрывоопасный характер. Не обращая внимания на чекиста и его отряд, они пояснили собравшимся, что их группа также выступает против «террора», но считает своим долгом подчиняться распоряжениям законного правительства и обращается к участникам совещания с просьбой назвать свои имена, с тем чтобы разрешить очевидное недоразумение мирным путем. Их призывы собравшиеся также отвергли и с вызовом настаивали на том, чтобы их препроводили в тюрьму. Тогда Штейнберг обратился к председательствующему и попросил его засвидетельствовать, пусть устно, что в зале нет никого из тех, кто фигурирует в приказе Дзержинского об аресте. Получив отказ, Штейнберг и Карелин решили положить конец тупиковой ситуации, обязавшись лично подтвердить, что это действительно так, и отпустив всех.

Отныне открытое, назревшее раньше срока столкновение между Штейнбергом и другими левыми эсерами в правительстве, с одной стороны, и Дзержинским и наркомами-большевиками во главе с Лениным, с другой, становилось неизбежным. Оно произошло на заседании Совнаркома 19 октября, после того как Ленин, с опозданием, внес в уже переполненную повестку вопрос «об освобождении арестованных 18 декабря членов Общества защиты Учредительного Собрания по ордеру тов. Дзержинского народным комиссаром Штейнбергом» (28). Шесть из семи левых эсеров в правительстве присутствовали на этом заседании — небывало высокая явка. Однако большевики, среди которых были Ленин и Троцкий, численно превосходили их более, чем вдвое. Дискуссию открыл Дзержинский, заявив, что своей акцией накануне вечером Штейнберг унизил и деморализовал его комиссию (29). Сухие строки протокола этого заседания не дают представления о накале страстей в развернувшихся дебатах. Завершились они, как и следовало ожидать, принятием резолюции, подтверждающей, что распоряжения комиссии Дзержинского могут быть пересмотрены только после подачи официальной апелляции в Совнарком. Резолюция также содержала пункт о вынесении выговора Штейнбергу и Карелину (30).

Левоэсеровские наркомы, впрочем, сдаваться не собирались. Во время обсуждения одного из вопросов Штейнберг даже пригрозил отставкой (31). Однако самое большее, чего левым эсерам удалось тогда добиться, это договориться отложить осуществление уже принятого решения, в том числе, о выговоре Штейнбергу (32). Эта неудача Штейнберга не остановила. Так, вскоре после этого он телеграфировал всем российским Советам свое распоряжение приостановить систематические репрессии на том основании, что Советская власть стабилизировалась и, следовательно, настало время ввести борьбу с контрреволюцией в рамки нового революционного законодательства (33). Однако и Совнарком продолжал гнуть свою линию, пытаясь помешать ему. Только в декабре-январе поднятые Штейнбергом вопросы относительно действий ВЧК одиннадцать раз обсуждались на заседаниях Совнаркома — и все безрезультатно (34).

Между тем, надежды большевиков на то, что им удастся сохранить ВЧК при себе как своего рода преторианскую гвардию, оказались недолговечными. В начале января 1918 г. Штейнберг, после безуспешных попыток добиться подотчетности ВЧК, попытался обуздать ее экстремизм изнутри, вынудив большевиков включить левых эсеров в состав чекистского руководства. 4 января, после того как кандидатуры левых эсеров, попытавшихся войти в ВЧК, были отметены на том якобы основании, что членство в ней исключительно выборное, Штейнберг направил Дзержинскому письмо, в котором вежливо, но твердо заявил, что левые эсеры из Петросовета и ВЦИКа имеют право на места в руководстве ВЧК и это право должно быть соблюдено незамедлительно и без всяких выборов (35). 7 января требование Штейнберга рассмотрел Совнарком. Это было время накануне открытия Третьего Всероссийского съезда Советов, где поддержка левых эсеров имела для большевиков решающее значение. Это соображение, а также благодарность за помощь, которую левые эсеры оказали большевикам в деле роспуска Учредительного собрания 5/6 января, вероятно, объясняют ту уступку Штейнбергу, на которую пошли большевики, несмотря на возражения Дзержинского (36). На следующий день четыре левых эсера были утверждены членами коллегии ВЧК, а известный левоэсеровский деятель Вячеслав Александрович стал заместителем Дзержинского (37).

 

* * *

 

В течение первой декады декабря, параллельно со сколачиванием коалиции с левыми эсерами и формированием ВЧК, ЦК большевиков предпринял шаги по установлению контроля над своей многочисленной делегацией Учредительного собрания. На первый взгляд, могло показаться, что из всех проблем большевистского руководства это была самая незначительная. Однако для того, кто помнит о том, какие жаркие споры вызывало в ЦК в течение всего 1917 года обсуждение фундаментальных вопросов развития революции, а также об относительной независимости крупных, номинально подчиненных ЦК, органов партии в тот период, наличие глубоких разногласий в партии по вопросу о роли Учредительного собрания не является неожиданностью. И в этом случае, как и раньше, речь шла о принципиально разном видении теоретических и стратегических составляющих проблемы Лениным и его товарищами в ЦК, с одной стороны, и умеренными большевиками во главе, по-прежнему, с Каменевым, с другой.

Как мы помним, в конце октября — начале ноября умеренные были разочарованы безуспешностью своих попыток способствовать созданию широкого социалистического коалиционного кабинета или хотя бы обеспечить реальную подотчетность Совнаркома ВЦИКу. После этой своей неудачи они оказались, добровольно или вынужденно, лишены руководящих позиций в партии и правительстве. При этом, однако, они не утратили ни веры в правильность и важность своего дела, ни решимости сделать все, что потребуется, чтобы вернуть партию с взятого ею курса на насилие и экстремизм на более умеренный путь. Во всяком случае, нарастание политических противоречий и хаоса в экономике в последующие недели ноября только укрепили их уверенность в том, что Ленин с Троцким ведут и революцию, и страну к неизбежному краху. Свою последнюю надежду они возлагали на Учредительное собрание, которое неизменно рассматривали как единственную инстанцию, которая может решить вопрос о будущем политическом и социальном устройстве революционной России.

Ближе к концу ноября, когда вопрос о судьбе Учредительного собрания начал выходить на передний план, Каменев, Рыков, Милютин и Ногин направили в ЦК заявление с просьбой о восстановлении на своих постах. Ни это заявление умеренных, известное в историографии как «Письмо 4-х», ни письменный ответ Ленина на него до сих пор не опубликованы и не рассекречены. Однако едва ли можно сомневаться в том, что стремление умеренных вернуться было продиктовано их желанием побороться за свои взгляды на Учредительное собрание внутри партийного руководства. Протокол заседания ЦК от 29 ноября, на котором обсуждалось заявление умеренных, дает понять, что оно было встречено отказом, потому что было очевидно, что их позиция не изменилась и что, как сказал Урицкий, «совершенно нет гарантии, что, оставшись вновь в меньшинстве, они опять не выступят с такими же [как перед Октябрьским восстанием и во время переговоров с Викжелем] письмами и выступлениями» (38).

Тем не менее, у четверки еще оставались карты на руках. Дело в том, что практически все ведущие представители умеренных большевиков были избраны делегатами Учредительного собрания, поскольку избирательные списки большевистской партии формировались в конце сентября, когда влияние умеренных было на пике. Предсказать, как делегация в целом поведет себя в отношении Учредительного собрания в сложившихся условиях, было невозможно. Однако умеренные подбадривали себя тем, что во время Демократического совещания в конце сентября 1917 г. значительное большинство большевистской делегации, бывшей, по существу, последним официальным собранием руководителей партийных организаций страны (эквивалентным по численности партийному съезду), выступило на их стороне по вопросу о Предпарламенте против Троцкого и ленинистов (39).

Многое из того, что касается кампании умеренных большевиков по поддержанию в партии незыблемости авторитета Учредительного собрания в то время, остается неясным. Известно лишь, что на первом организационном собрании большевистских делегатов Учредительного собрания, состоявшемся в начале декабря в Таврическом дворце, после замечаний Ленина об отношении ЦК и Совнаркома к Учредительному собранию, умеренные получили большинство на выборах во Временное бюро фракции. В его состав вошли Каменев, Ногин, Рыков, Милютин, Рязанов и Ларин — короче говоря, большинство из тех, кто в начале ноября покинул высшие посты в партии и правительстве (40).

Под руководством этого умеренного бюро, большевистская фракция начала проводить собственную линию, основанную на принципе верховенства Учредительного собрания как высшей инстанции, определяющей дальнейшую политическую судьбу России. Игнорируя принятое на заседании ЦК 29 ноября и, несомненно, доведенное до их сведения Лениным решение о нецелесообразности преждевременного вызова в Петроград всего большевистского делегатского корпуса, фракция дала задание Временному бюро обеспечить немедленную явку всех недостающих делегатов. Тем временем, бюро должно было начать подготовку проекта законодательства для представления на рассмотрение Учредительного собрания. Фракция также проголосовала за немедленный созыв всероссийского партийного съезда или конференции для выработки партийной линии по отношению к Учредительному собранию. В ожидании решений этого партийного форума, делегация выступила против попыток Совнаркома контролировать процесс созыва Учредительного собрания и определять его структуру (41).

Расхождения в действиях между ЦК большевиков и большевистской фракцией Учредительного собрания, проявившиеся в этих шагах умеренных, стали главной темой обсуждения на заседании ЦК 11 декабря (42). На нем было принято решение немедленно вызвать в Петроград всю партийную делегацию Учредительного собрания. Также было решено, что на следующий день (12 декабря) на одобрение фракции будет представлен написанный Лениным проект «Тезисов по вопросам Учредительного собрания». Существующая республика Советов, говорилось в этих «Тезисах», представляет собой значительно более высокую форму демократии, чем буржуазная республика и Учредительное собрание. Единственная возможность разрешить кризис, вызванный противоречиями между общими итогами выборов в Учредительное собрание и народными чаяниями, заключается в максимально широком использовании перевыборов и безоговорочном признании Советской власти Учредительным собранием (43). Иначе говоря, «Тезисы» представляли собой строгий запрет на отношение к Учредительному собранию как к легитимному выражению воли народа, т. е., так, как относились умеренные большевики. Учредительное собрание должно было быть лишено власти и влияния, но при этом состояться. Наблюдать за тем, чтобы в своей дальнейшей деятельности большевистская фракция руководствовалась этими принципами, было поручено Бухарину и Сокольникову. На том же заседании ЦК 11 декабря была принята еще одна, также написанная Лениным, резолюция о необходимости избрать новое Временное бюро. Требование прежнего бюро о созыве партийного съезда или конференции даже не рассматривалось (44). В связи с этим, едва ли можно считать совпадением тот факт, что в тот же самый день (11 декабря) Каменев, Рыков, Рязанов, Ларин и Милютин были выведены из состава большевистской фракции ВЦИК (45).

О заседании большевистской делегации Учредительного собрания, состоявшемся 12 декабря, известно немногое. Согласно извещению, посланному Свердловым Временному бюро, заседание было перенесено из Таврического дворца в Смольный, с тем чтобы в нем могли принять участие члены ЦК (46). Это обстоятельство, а также то, что делегаты, еще не прибывшие в Петроград, не успевали на это заседание, давало ленинистам огромное преимущество. Повестка дня заседания, одобренная накануне Центральным Комитетом, включала доклад представителя ЦК (несомненно, предусматривавший разнос поведения фракции), рассмотрение ленинских «Тезисов» и выборы нового бюро — в таком порядке (47). Известно, что Ленин лично представил собравшимся свои «Тезисы», и они были одобрены (48). Что же касается выборов нового бюро, то все, что о них известно, это то, что председателем, вместо Каменева, был избран Александр Шляпников (49). Умеренное крыло партии потерпело новое сокрушительное поражение.

 

* * *

 

Главный пункт ленинских «Тезисов» об Учредительном собрании — мысль о том, что любая форма государственного устройства, предложенная Учредительным собранием, будет непозволительным шагом назад от республики Советов, созданной народом в ходе Октябрьской революции, — лег в основу энергичной пропагандистской кампании, которую вели среди петроградских рабочих и солдат большевики, а также левые эсеры во второй половине декабря 1917 г. и в первые дни нового года. В начале этой кампании, 20 декабря, Совнарком, под нажимом левых эсеров, принял решение созвать Учредительное собрание 5 января — при условии, что необходимые 400 делегатов будут к тому времени на месте (50). Двумя днями позже это решение было подтверждено резолюцией ВЦИКа. Одновременно, явно в противовес Учредительному собранию (если такая необходимость возникнет), ВЦИК назначил созыв всероссийских съездов Советов рабоче-солдатских и крестьянских депутатов на 8 и 12 января соответственно (51).

Вопросы, касающиеся открытия и работы Учредительного собрания, должны были обсуждаться на заседании Совнаркома 2 января. Однако это обсуждение было отложено до совместного чрезвычайного заседания центральных комитетов большевиков и левых эсеров, которое должно было состояться тем же вечером, но позднее (52). Информации об этом заседании сохранилось мало, хотя с уверенностью можно сказать, что там обсуждались ленинская Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа и сопровождавший ее закон. На следующий день, 3 января, и то, и другое без возражений было принято ВЦИК, а 4 января опубликовано в «Правде». Подготовленная для первоочередного принятия Учредительным собранием, Декларация была призвана с самого начала и самым решительным образом противопоставить Советы и Учредительное собрание, исключив всякую возможность для консолидации власти последнего. В категорической форме Декларация провозгласила, что Россия была и остается Республикой Советов и что вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам. Она безоговорочно подтвердила все важнейшие внутри- и внешнеполитические законы и мероприятия Советского правительства, а на случай, если что-то было упущено, предусмотрела отказ от любых законодательных претензий со стороны Учредительного собрания. В сопровождавшем Декларацию законе подчеркивалось, что любая попытка отдельного лица или учреждения, в том числе Учредительного собрания, взять на себя те или иные функции государственной власти будет расценена как контрреволюционный акт и подлежит подавлению любыми средствами, включая применение вооруженной силы (53). Недвусмысленность посыла была очевидной: либо Учредительное собрание добровольно уступает свои полномочия и покидает сцену, либо его заставят это сделать. В этом состояло серьезное тактическое отличие Декларации от более ранних ленинских «Тезисов» по Учредительному собранию, которые предусматривали возможность широкого сотрудничества Советов и Учредительного собрания при главенстве Советов.

 

* * *

 

Пока большевики и левые эсеры готовили сцену для скорой кончины Учредительного собрания, их оппоненты — особенно эсеры, поскольку фракция меньшевиков была совсем малочисленной — продолжали подготовку к его работе. Правда, после событий 28 ноября у эсеровского ЦК были серьезные сомнения в том, что Учредительному собранию все-таки будет позволено собраться (54). Тем не менее, в течение первой половины декабря эсеровские делегаты, прибывшие в Петроград из провинции, продолжали регулярно собираться, нередко в их импровизированном общежитии на Болотной улице (55). Ближе к середине месяца, когда эсеровская делегация в столице насчитывала уже примерно 150 человек, она собиралась ежедневно, чтобы обсудить и пересмотреть проект законодательства, отобрать кандидатуры выступающих, проинструктировать их и даже отрепетировать выступления главных докладчиков. Были созданы различные комиссии, распределившие между собой такие задачи, как координация агитационной и пропагандистской работы в Петрограде; установление и поддержание связей с Советами и партийными организациями в провинции; координация деятельности эсеровской фракции с другими фракциями Учредительного собрания, включая левых эсеров (это была задача межфракционной комиссии); подготовка и публикация ежедневных бюллетеней, брошюр и листовок; написание проектов базовых законов, касающихся формы политической власти и политического устройства новой России, а также основ экономической и социальной реформ. Эсеры считали принципиально важным как можно раньше продемонстрировать подлинное лицо большинства Учредительного собрания и даже записали эту задачу первым пунктом в резолюции, принятой четвертым съездом их партии, состоявшимся в начале декабря (56).

Так, самыми важными комиссиями у эсеров были комиссия по основным законам и специальный комитет первого дня, единственным назначением которого было строить планы открытия Учредительного собрания и координировать стратегию и тактику первого заседания (57). Уже 18 декабря эсеровская фракция одобрила проект предложенной комитетом декларации, которая официально приветствовала факт свержения политической и юридической системы царизма; навечно дезавуировала самодержавие как форму правления; провозглашала Россию демократической федеративной республикой и подчеркивала, что до момента принятия основных законов вся государственная власть в стране принадлежит Учредительному собранию (58).

В конце месяца большая часть проектов реформенного законодательства, написанных комиссией по фундаментальным законам, была рассмотрена и одобрена преимущественно центристским бюро эсеровской фракции, и основные мысли этих проектов были включены в краткий программный манифест, получивший широкое хождение (59). Этот манифест призван был привлечь внимание к мерам, разработанным или разрабатываемым фракцией для немедленного осуществления Учредительным собранием. Для решения вопроса о мире предлагалось создать представительную делегацию, способную вести переговоры на высшем уровне со всеми воюющими державами. Целью этих переговоров должно было стать скорейшее заключение всеобщего мира, без победителей и побежденных. Но еще до окончания этих переговоров все желающие военнослужащие должны были быть демобилизованы, а российская армия переведена на добровольную основу. Национальный вопрос предполагалось решать путем самоопределения национальных меньшинств внутри Российской федеративной демократической республики. Что касается аграрной реформы, имевшей принципиальное значение для эсеров, то манифест предусматривал, что еще до начала осенней страды все частнособственнические земли будут перераспределены земельными отделами между трудящимися крестьянами в соответствии с принципом равного землепользования и без компенсации владельцам. В сфере промышленности предусматривалось введение государственного регулирования и контроля при самым широким участии рабочих организаций, а со временем, переход управления производством в руки самих трудящихся. Манифестом также предусматривалось законодательное перекладывание бремени выплаты военных долгов с трудящихся на собственнические классы; введение восьмичасового рабочего дня, минимальной заработной платы и всех форм социального страхования; ведение активной борьбы с безработицей и обеспечение масс предметами первой необходимости. Из манифеста было видно, как далеко влево готово зайти большинство эсеровской фракции и бюро, для того чтобы привлечь голоса сторонников Советской власти. Если сравнить пункты манифеста с программой умеренных большевиков до и сразу после свержения Временного правительства, то, возможно, единственным отличием будет отсутствие требования исключения несоциалистических партий из состава правительства (60). Неслучайно убежденный правый эсер, аграрий Николай Огановский презрительно окрестил деятельность бюро фракции «викжелистой» (61).

Около 20 декабря, когда была объявлена дата открытия Учредительного собрания, эмиссары эсеровской межфракционной комиссии встретились с Штейнбергом, Карелиным и Колегаевым, чтобы прозондировать почву на предмет возможного сотрудничества. Николай Святицкий, один из эмиссаров, позже вспоминал, что у них был долгий, напряженный спор, после которого левые эсеры дали ясно понять, что они «по другую сторону баррикад», т. е., с большевиками (62). Еще бы! Кроме того, нужно отметить, что многие левые эсеры надеялись, что им удастся привлечь на свою сторону достаточное количество номинально эсеровских крестьянских делегатов, чтобы играть в Учредительном собрании самостоятельную решающую роль.

И до, и после этой неудачи руководство партии эсеров неизменно поддерживало забастовки госслужащих, требующих немедленного созыва Учредительного собрания, и стремилось использовать все возможности, чтобы расширить агитацию в его пользу среди петроградских рабочих, солдат и матросов, в частности, силами Союза защиты Учредительного собрания (63). Оно также пыталось воздействовать на большевиков с помощью крестьян, поддерживающих Учредительное собрание. Отражением этих усилий может служить телеграмма, подписанная Черновым от лица старого, эсеровского ЦИК Советов крестьянских депутатов, которая получила хождение в сельских районах в конце декабря. В этой телеграмме Чернов утверждал, что назначение советскими властями Третьего Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов на 15 января, т. е., много позже Учредительного собрания (5 января), а Третьего Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов на 8 января направлено на то, чтобы лишить крестьян решающего голоса и облегчить подавление Учредительного собрания. Через голову нового, объединенного, ВЦИКа старый ЦИК Советов крестьянских депутатов перенес дату крестьянского съезда на 8 января — так, чтобы он совпал со съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. Затем он обратился к верным Учредительному собранию крестьянским Советам с призывом прислать своих представителей в Петроград, снабдив их политическими инструкциями на предмет поддержания неприкосновенности Учредительного собрания до 5 января — несомненно, чтобы противостоять возможным посягательствам на него со стороны сторонников Советской власти (64).

Впрочем, это было и все. Невзирая на усилия, предпринимаемые Союзом защиты и эсеровской военной комиссией с целью обеспечить безопасность Учредительного собрания, руководство партии эсеров опасалось вести серьезные приготовления к защите из навязчивого страха, что они могут спровоцировать правительство на ответные действия. В ответ на настойчивые призывы военной комиссии перейти, наконец, от заслушивания докладов и подготовки резолюций к вопросам безопасности оно заявило, что поскольку Учредительное собрание было избрано всем народом для устройства новой политической системы и жизни в России, то его защита также есть дело народа (65).

К тому же, многие эсеровские лидеры считали Учредительное собрание настолько священным, что просто не могли представить, что кто-то попытается посягнуть на него (66). Борис Соколов, член военной комиссии эсеров, позже признавал, что деятели типа него, предпочитавшие активные и даже превентивные меры в защиту Учредительного собрания, составляли незначительное меньшинство эсеровской фракции и вызывали раздражение большинства. Поэтому, когда военной комиссией был одобрен план другого ее члена, Федота Онипко, состоявший в организации похищения или убийства главных руководителей большевиков, эта идея была немедленно заблокирована эсеровским ЦК на том основании, что «безумные террористические акты» могут «вызвать такое возмущение среди рабочих и солдат, что это может окончиться всеобщим погромом интеллигенции» (67). Еще 12 декабря ЦК партии эсеров, всерьез обеспокоенный тем, что агрессивные шаги личностей типа Соколова могут дать Совнаркому повод отменить Учредительное собрание, специальным постановлением запретил террористические акты и сформировал особую комиссию, призванную «обследовать работу тех товарищей, которые заняты организацией обороны Учредительного собрания» (68).

Однако принятая в тот же день (12 декабря) резолюция Семеновского полка, выразившая поддержку Учредительному собранию как «полновластному хозяину земли Русской» (69), вероятно, приободрила военную комиссию. Примерно в это же время Союзу защиты Учредительного собрания удалось наладить выпуск ежедневного «Бюллетеня Всероссийского союза защиты Учредительного собрания», а ближе к концу месяца и военная комиссия сумела издать несколько номеров своей собственной газеты для солдат отъявленно антибольшевистского толка «Серая шинель» (70). Представители многочисленных петроградских заводов и фабрик регулярно принимали участие в рабочем совещании, а также в различных лекциях и дискуссиях, организованных Союзом защиты Учредительного собрания. Хотя значение этих мероприятий невозможно просчитать или оценить с точки зрения готовности к политическому действию, ясно, что эсеры пользовались немалым влиянием среди рабочих ряда важнейших предприятий, в том числе государственной типографии и Обуховского оружейного завода. Так, 28 декабря рабочие Обуховского завода отказались принимать резолюцию о безоговорочной поддержке Советской власти, а вместо нее приняли заявление, осуждающее внешнюю и внутреннюю политику Совнаркома как ведущую страну и революцию к неизбежному краху. Провозгласив в заявлении, что Учредительное собрание является последней надеждой революции, обуховцы потребовали немедленного его созыва (71).

Эсеровская военная комиссия очень хотела создать что-то вроде собственной красной гвардии, но, как горестно признавал Соколов, «на бумаге у нас числилось до двух тысяч рабочих дружинников, но именно только на бумаге» (72). Им удалось перебросить в Петроград несколько сот вооруженных солдат и офицеров с фронта. Предполагалось, что часть из них будет использована для укрепления настроений в поддержку Учредительного собрания в Семеновском и Преображенском полках, а остальные, будучи официально прикреплены к фиктивному солдатскому университету, сформируют летучие боевые отряды, готовые выступить 5 января. Эти шаги, однако, также были отвергнуты ЦК партии эсеров как слишком опасные (73).

Одновременно руководство Союза защиты Учредительного собрания начало прорабатывать планы мирной массовой военногражданской демонстрации в поддержку Учредительного собрания, совпадающую по времени с его открытием 5 января. 29 декабря эти планы получили одобрение на четвертом заседании организованного Союзом рабочего совещания. Их практическое воплощение, начавшись на этом заседании, было продолжено на следующем, 3 января (74). Похоже, что, по крайней мере, некоторые из организаторов этого марша надеялись, что он может перерасти в вооруженное восстание под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию». Описывая очень подробно планы шествия, Борис Соколов утверждал, что, чем ближе была дата открытия Учредительного собрания, тем выше были шансы на то, что в нем примет участие значительное количество рабочих и солдат. Основу солдатского участия должны были составить Семеновский и Преображенский полки, а также 5-ый дивизион бронемашин. Однако даже он признавал, что говорить о чем-то с уверенностью нельзя (75). В любом случае, когда эти планы были представлены ЦК партии эсеров на утверждение, последний, не вняв аргументам об их перспективности, наложил абсолютный запрет на вооруженное шествие и потребовал, чтобы даже солдаты оставили оружие в казармах, дабы избежать всякой возможности кровопролития (76).

 

* * *

 

В это же время советские власти обратились к рабочим и солдатам с призывом воздержаться от участия в любых демонстрациях в поддержку Учредительного собрания. Высшие органы партии большевиков в решении вопросов безопасности участия не принимали. И Центральный, и Петербургский комитеты партии были всецело поглощены обсуждением возможных последствий для перспектив мировой революции сепаратного мира, рассмотрением условий которого занимались советская и германская делегации (77). Между тем, находившиеся в распоряжении правительства органы и силы безопасности были дезорганизованы. ВРК был распущен, а процесс создания ВЧК находился еще в рудиментарном состоянии. Будучи замыслена как всероссийский орган, она пока могла действовать только в пределах столицы, но даже и там ее влияние, в силу ряда причин, было ограничено. В Петрограде действовало несколько постоянных учреждений, чьи функции и полномочия пересекались с функциями и полномочиями ВЧК. Среди них были следственная комиссия революционного трибунала при Петроградском Совете (прежде — военно-следственная комиссия ВРК) (78), чрезвычайная комиссия безопасности Петрограда (во главе с Георгием Благонравовым), комитет по борьбе с погромами (во главе с Бонч-Бруевичем) — все только недавно созданные (79) — а также те или иные районные следственные комиссии, некоторые из которых были еще в проекте. Эти и прочие органы безопасности действовали независимо друг от друга и находились в разной степени неорганизованном состоянии.

Кроме того, в этот период у ВЧК практически не было своей вооруженной силы. Даже при проведении небольших операций она была вынуждена в основном полагаться на недисциплинированные, зачастую необученные и плохо поддающиеся контролю красногвардейские отряды, многие из которых существовали при районных Советах. Следует также отметить, что вначале руководители ВЧК, включая Дзержинского, принципиально избегали использовать «методы охранки»: услуги тайных осведомителей, агентов-провокаторов и т. д. Они надеялись, что им будет достаточно бдительных рабочих, которые станут глазами и ушами ВЧК (80). Так что, даже в том, что касалось сбора тайной информации, польза от ВЧК была ограниченной. Эта изначальная стойкая неприязнь ко всему, что хоть как-то напоминало о ненавистной охранке, помогает объяснить те огромные трудности в подборе лояльных и квалифицированных сотрудников, с которыми столкнулась ВЧК на этом раннем этапе своего существования и которые продолжала испытывать в течение почти всего 1918 года. Конечно, острую нехватку надежных кадров испытывали все советские учреждения. Однако кадровая проблема ВЧК имела уникальное свойство, о котором позднее вспоминал Яков Петерс, в 1918 г. — член президиума ВЧК. Он писал, что для старых большевиков слишком свежи еще были воспоминания об агентах царской охранки — тех, что боролись с рабочими, производили обыски, ссылали неугодных в Сибирь, отправляли в застенки и на виселицы. Пришла новая власть — и все начинается сначала: снова обыски, аресты, насилие. Многие просто не видели разницы между репрессиями в прошлом и в настоящем и отказывались служить в органах ВЧК (81). Трудности, связанные с призывом на службу в ВЧК большевиков и даже беспартийных рабочих, помогают объяснить, почему в ее ряды сумело просочиться так много бывших агентов охранки и просто преступников, а также почему, с точки зрения Советского правительства, ее возможности как органа безопасности были изначально ограничены. Несколько месяцев спустя один из руководителей ВЧК, Иван Полукаров, в официальном отчете так описывал этот период: «Не было сил, умения, знания, и размер комиссии был незначительным» (82).

Ввиду этого, важная роль в обеспечении безопасности Советской власти в Петрограде во время Учредительного собрания выпадала президиуму Петроградского Совета, который, в свою очередь, возлагал надежды на помощь районных Советов, отрядов красногвардейцев и латышских стрелков, отдельных частей Петроградского гарнизона и балтийских матросов. Это видно из протоколов заседаний президиума, состоявшихся в конце декабря — начале января (83). 31 декабря, меньше чем за неделю до назначенной даты открытия Учредительного собрания, президиум собрался, чтобы обсудить вопросы безопасности. После того как главный докладчик по этой теме откровенно заявил, что на существующие военные силы положиться нельзя, вербовку пятисот самых проверенных, стойких и опытных товарищей в так называемый «Первый революционный пулеметный батальон Кольта». По замыслу было решено начать, невзирая на праздники, не позднее 2 января экстренную президиума, батальон в таком составе был бы надежным вооруженным подразделением, пригодным для решения особенно важных задач. Члену президиума, большевику Петру Залуцкому было поручено без промедления поставить в известность о кризисе безопасности районные Советы (84).

Поздно вечером первого дня нового 1918 года произошло событие, которое только усилило тревоги советских властей в Петрограде и еще больше раскалило и без того взрывоопасную политическую атмосферу. Автомобиль, в котором Ленин возвращался с выступления перед красногвардейцами, отправляющимися на Дон сражаться с войсками генералов Корнилова, Алексеева и Каледина, был обстрелян неизвестным. Ни сам Ленин, ни его пассажиры — сестра Мария и швейцарский социал-демократ Фриц Платген — серьезно не пострадали; злоумышленник скрылся. Однако советские власти сразу же решили, что за попыткой убийства стоят правые эсеры. На следующий день в помещении газеты «Воля народа», главного печатного органа правых эсеров, был произведен обыск, а члены редакции и бюро эсеровской фракции Учредительного собрания Питирим Сорокин и Андрей Аргунов арестованы (85).

По личной просьбе Ленина, расследование инцидента было поручено возглавляемому Владимиром Бонч-Бруевичем комитету по борьбе с погромами, а не ВЧК или чрезвычайной комиссии безопасности Петрограда (86). Результаты расследования по делу, собранные в соответствующей папке, содержат не всю информацию. В 1935 г., когда НКВД обратился к Бонч-Бруевичу с просьбой прояснить некоторые детали в деле одного из предполагаемых участников заговора против Ленина, тот в секретном письме ответил, что попытка покушения была организована и осуществлена группкой молодых фронтовых офицеров-идеалистов, прибывших в Петроград защищать Учредительное собрание (87). 22 января они были схвачены, и непосредственные участники покушения признали свою вину. Остальные арестованные, среди которых было несколько активных членов Союза кавалеров ордена Св. Георгия, вскоре были отпущены. Дела сознавшихся были переданы в следственную комиссию революционного трибунала. Однако во время германского наступления в конце февраля 1918 г. узники официально попросили предоставить им возможность искупить свою вину в бою и, с одобрения Ленина, были амнистированы и отправлены на фронт (88).

В первые дни января 1918 г. очень многие петроградские рабочие и рядовые военнослужащие трактовали попытку покушения на Ленина как проявление борьбы между Учредительным собранием и Советской властью. Но даже в этих условиях некоторые крупные части Петроградского гарнизона подтвердили свое намерение поддержать Учредительное собрание. Особое беспокойство большевиков, вероятно, вызвала клятва верности Учредительному собранию, провозглашенная Преображенским полком (89) — из-за близости его казарм к Таврическому дворцу. И хотя его верность зависела от принятия Учредительным собранием законов о немедленном демократическом мире, равном, безвозмездном распределении земли между крестьянами и народном контроле в сфере промышленного производства и распределения, гарантии осуществления этих мер со стороны большинства эсеровской фракции уже были получены и стали достоянием широкой публики.

В ночь с 2 на 3 января состоялось экстренное совместное заседание ЦК большевиков и левых эсеров, посвященное Учредительному собранию (90). Последовавшая за ним общая дискуссия левоэсеровского руководства (в составе ЦК партии, фракции ВЦИК и делегации Учредительного собрания) по этому поводу признала «почти единодушно», что атака на Советскую власть со стороны правоэсеровских делегатов собрания должна получить решительный, организованный отпор «революционной демократии» и что «поскольку Учредительное собрание является органом, подвластным революции, проводящим в жизнь ее завоевания, он не пойдет в разрыв с Советами». В противном случае, «конфликт с Учредительным собранием, вернее, с фракцией правых эсеров — неизбежен» (91). Ясно, что внимание левоэсеровского руководства было сосредоточено на мерах, направленных на утверждение превосходства Советской власти.

Того же подхода придерживались большевики. 3 января, заслушав сообщение Зиновьева о демонстрации, которую Союз защиты Учредительного собрания готовился провести 5 января и которую Зиновьев охарактеризовал как часть заговора с целью свержения Советской власти, президиум исполкома Петросовета принял решение не пытаться запрещать шествие. В то же время, он обратился с публичным призывом к рабочим и солдатам не участвовать в нем, а также предупредил граждан вообще, что в случае, если демонстрация не окажется мирной, следует ожидать принятия самых крайних мер (92).

Позже в тот же день, выступая с большим докладом перед Петроградским Советом, Зиновьев с самого начала заявил, что большевики не обвиняют в попытке убить Ленина какую-то одну партию. Однако сам он в своем продолжительном докладе именно это и сделал, возложив ответственность непосредственно на правых эсеров. По мнению Зиновьева, индивидуальные террористические акты и стрельба в спину были их визитными карточками. Эсеровская пресса в открытую приветствовала все формы борьбы в их схватке не на жизнь, а на смерть с большевиками. И это понятно, пояснял он, ведь правые эсеры настолько обанкротились в глазах революционных масс, что единственное, что им осталось, это поднять оружие против лидеров рабочего класса. Вслед за Зиновьевым, якобы для того, чтобы прояснить факты, касающиеся попытки покушения на Ленина, на трибуну поднялся Бонч-Бруевич. Но вместо того, чтобы рассказать об инциденте, он — возможно, потому что 1 января его самого не было в Петрограде, и его расследование этого дела еще не началось, — зачитал длинный список деяний правых эсеров, представлявших собой угрозу Советской власти. «Нами все будет сделано, чтобы избежать кровопролития [5 января], но пусть будет уверенность, что мы готовы отразить и подавить, если нужно, беспощадно, каждый направленный против нас удар», — заявил он и добавил, что каждый рабочий и солдат должен быть готов, если потребуется, взять дело защиты революции в свои руки (93).

Резолюция, принятая под шумное одобрение зала после выступления Бонч-Бруевича, обвинила правоэсеровскую печать в подстрекательстве к актам террора против представителей Советской власти и поставила «буржуа и их прислужников — правых эсеров» в известность, что новое насилие с их стороны получит ответ в виде массового террора (94). Еще одна резолюция, принятая на этом заседании, призвала рабочих оставаться 5 января на своих рабочих местах, а солдат — в казармах. Ближе к концу заседания выступили представители некоторых военных частей, чтобы опровергнуть сообщения о том, что войска гарнизона колеблются в выражении поддержки Советской власти и склоняются в сторону Учредительного собрания. Затем депутаты Петросовета единогласно предоставили Благонравову карт-бланш принимать любые меры, какие он сочтет нужными, для поддержания порядка в столице 5 января (95). Не менее однозначной была резолюция, практически без обсуждения принятая ВЦИКом: «Вся власть в Российской Республике принадлежит Советам и советским учреждениям, — говорилось в ней. — Поэтому всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваться как контрреволюционное действие… [и] будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами» (96).

Вечером того же дня (3 января) Благонравов ввел в Петрограде военное положение, оправдывая этот шаг необходимостью обезопасить Советскую власть от посягательства, запланированного на 5 января. В указе о введении военного положения Благонравов предупредил граждан, что все попытки погромов будут подавляться вооруженной силой, что отказ подчиняться постановлениям правительства подлежит суровому наказанию и что, начиная с 5 января, все попытки контрреволюционных групп приблизиться к Таврическому дворцу или Смольному будут пресекаться вооруженным путем (97). Было ясно, что советские власти были твердо настроены любой ценой избежать давления со стороны огромной, враждебно настроенной толпы, подобной той, что вышла на улицы Петрограда 28 ноября. Инструкции, специально изданные для участников демонстрации, организованной Союзом защиты Учредительного собрания, предписывали, что они должны пройти мимо Таврического дворца без остановки (98). Однако запрет даже приближаться к окрестностям дворца делал кровавое столкновение между защитниками Учредительного собрания и защитниками Советской власти неизбежным.

5 января «Известия» сообщили, что массовые митинги во всех частях Петроградского гарнизона, имевшие место в предыдущие дни, завершились принятием обязательств поддержать Советское правительство в любом конфликте с Учредительным собранием. В реальности, впрочем, все было не столь однозначно. Солдаты Семеновского и Преображенского полков по-прежнему оставались источником беспокойства для Советской власти. Преображенский полк, например, официально решил не принимать участия в демонстрации в поддержку Учредительного собрания, но, в то же время, пообещал выступить, если понадобится защищать ее от попыток срыва (99).

Ввиду сохранения подобных угроз, президиум исполкома Петроградского Совета днем 4 января созвал представителей районных Советов и фабзавкомов на экстренное совещание (100). Совещание открыл большевик Михаил Лашевич — военный комиссар, работавший в тесном контакте с Благонравовым. «Демонстрации не запрещены, гак как все равно их демонстрация будет, — заявил он. — Наша стратегия — чтобы во всех местах был наш кулак, и если бы они попытались захватить какое-либо учреждение, мы могли бы напрячь свои силы». «Особые меры, — продолжал он, — приняты по охране Смольного и Таврического. Завтра с утра летают наши аэропланы для разведки, они будут связаны с морским штабом». Чтобы избежать паники, Лашевич настоятельно советовал оповестить о полетах жителей городских районов. «Может быть, — предупредил он, — наступление завтра, надо быть все время наготове» (101).

Когда Лашевич закончил, Зиновьев, чей дискант из-за панического возбуждения звучал выше обычного, выкрикнул: «Мы переживаем дни третьей революции!» — и добавил, что для того чтобы удержать рабочих от участия в демонстрации, агитаторам придется метаться от предприятия к предприятию. В отличие от лидера большевиков, присутствовавшие на совещании представители районных Советов в целом были спокойны. Правда, некоторые из них принесли тревожные вести. Так, представитель отдаленного Колпинского района предупредил, что у них «на демонстрацию пойдут, неизвестно, вооруженные или мирно». При этом, пожаловался он, «у нас нет опоры, так как лучшая часть красногвардейцев отправлена на фронт». В том же тревожном ключе прозвучало выступление представителя Невского района, охарактеризовавшего свою территорию как «гнездо оборонцев» и предупредившего, что некоторые рабочие собираются принять участие в демонстрации. Местные красногвардейцы, сказал невский представитель, находятся под влиянием анархистов, поэтому ни нападать на Совет, ни защищать его не станут (102).

На этом, к общему облегчению участников совещания, перечень проблемных мест оказался исчерпанным. Представитель Петербургского района сообщил, что несмотря на то, что уличные митинги и студенческие демонстрации в поддержку Учредительного собрания уже шли вовсю, об участии рабочих в них можно было не беспокоиться. Из центрального Первого Городского района сообщали, что сил для наведения порядка у них вполне достаточно, однако, учитывая близость района к Таврическому дворцу, броневик и пулемет не помешают. Представитель Второго Городского района также обнадежил собравшихся. Из его выступления следовало, что ситуация в этом буржуазном районе пока спокойная: местная полиция разоружена, красногвардейцы наготове, рабочие на демонстрацию не собираются.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 См. напр, Geotge Leggett The Cheka' Lenin's Political Police The All-Russian Extraordinary Commission for Combating Counterrevolution and Sabotage — Oxford and New York, 1986 P 15–18, Кутузов В. A., Лепетюхин В. Ф., Седов В. Ф. Степанов О. И. Чекисты Петрограда на страже революции — Л, 1987 С 53-56

2 См выше, глава 1

3 К тому времени левые эсеры составляли только 20 % общего числа членов ВРК

4 ГАРФ Ф 130 On 1 Д 1 Л 10об

5 Чугаев. Петроградский Военно-революционный комитет. Т 3. С 232. 259

6 Там же С 285

7 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 11 Л 2

8 См выше, глава 2

9 ГАРФ Ф 1236 Он 1 Д 3 Л 149. К тому времени трения между ВРК и Совнаркомом усилились настолько, что сведения о них просочились в несоциалистическую печать 1 декабря газета «Наш век» сообщила, что левая оппозиционная группа внутри ВРК, недовольная стараниями Ленина направить внутреннюю политику большевиков в законное русло, одержала верх, и теперь ВРК действует «совершенно автономно и принимает свои решения, не считаясь с Советом народных комиссаров» — Наш век. 1917. 1 декабря. С 3

10 ЦГАСПб Ф 9618 On 1 Д 186 Л.11

11 Лацис М. Отчет Всероссийской чрезвычайной комиссии за четыре года се деятельности (20 декабря 1917 г — 20 декабря 1922 г) 1 Организационная часть — М, 1922 С 8

12 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д2 Л 1 3об, Разгон. Правительственный блок С 121

13 Разгон. Правительственный блок. С 128

14 См, напр, резолюцию по вопросу о правительстве, принятую на совещании представителей частей Петроградского гарнизона в середине ноября. Заслушав доклады представителей ВЦИКа, городской думы и всех социалистических партий, солдаты приняли резолюцию, в которой выразили доверие Советскому правительству и заявили, что вхождение в него представителей левых эсеров является насущным — ЦГА СПб Ф 9618 On 1 Д 53 Л 376

15 Смирнов Н // Третий Всероссийский съезд Советов Л, 1988 С 111

16 Среди них были Прош Прошьян (нарком почт и телеграфов), Владимир Трутовский (нарком по местному самоуправлению), Александра Измайлович (нарком дворцов республики), Владимир Карелин (сонарком по военным и морским делам и нарком имуществ Российской республики), Владимир Алгасов (нарком внутренних дел без портфеля)

17 Известия 1917. 10 декабря. С.7

18 Знамя труда. 1917 16 декабря. С 2

19 Там же. С 3

20 Там же. 19 декабря. С 3.

21 Лацис М. Указ. соч. С 14

22 Там же

23 Меньшевики в 1917 году. Т 3. 4 2 С 559

24 Наш век. 1917 19 декабря С. 3

25 РГАСПИ Ф 5. On 1 Д 2565 Л 1

26 Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т5 С 142

27 РГАСПИ Ф5 On 1 Д 2565 Л 1 об

28 Там же Ф 19 On 1 Д 30 Л 2

29 IN Steinberg Als ich Volkskommissar war Episoden aus der russischen Oktoberrevolution — Munich, 1929 P 35-37

30 РГАСПИ Ф 19 On 1. Д30

31 Sternberg Als ich Volkskommissar P 35-37

32 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 30 Л.2об

33 Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. Под ред. Я. В. Леонтьева. Рук. проекта. В. В. Шелохаев — М, 2000 Т 1 С 179

34 По подсчетам Разгона — Разгон. Правительственный блок С 135

35 ЦА ФСБ РФ Ф 1 Оп 10 Д 52 Л 5-6

36 РГАСПИ Ф 19 On 1 Д 42 Л 1 об

37 Там же

38 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б) С 154. См также Известия ЦК КПСС. 1989 № 1 С 236

39 Рабинович. Большевики приходят к власти С 215

40 Городецкий Е, Шарапов Ю. Свердлов — М, 1971 С 233–234, Ленин В. И. Сочинения 3-е изд Т 22 — М, 1931 С 130, 593, прим 62, Известия ЦК КПСС 1989 № 1 С 236, Новая жизнь. 1917. 2 декабря С 3, Наш век. 1917. 2 декабря. С 3

41 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б) С 160–161, 279, прим 192, Известия ЦК КПСС 1989 № 1 С 237, Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 35. С 469, прим 70, Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т5. С 125

42 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). С 160–161, Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С 137-138

43 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 35. С 162-166

44 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). С 161

45 Быстрова А. Борьба за укрепление диктатуры пролетариата. Первые шаги диктатуры пролетариата //Октябрь в Петрограде. Под ред. О. А. Лидак — Л, 1933 С 325

46 Городецкий. Шарапов. Свердлов. С 234. Короткие сообщения в прессе об этом заседании см. Дело народа. 1917. 14 декабря. С 2, Социал-демократ. 1917. 14 декабря. С 2

47 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). С 161

48 Там же. С 280

49 Октябрьское вооруженное восстание. Т 2 С 493

50 РГАСПИ Ф 19 On I Д31 Л 2об

51 Keep The Debate Р 247

52 РГАСПИ Ф 19. On 1 Д 39 Л 1, Знамя труда. 1918. 4 января. С 3, Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 176

53 Keep Tfee Debate Р 257–258, Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т 35 С 221-224

54 Архив Бахметьева (Columbia University, New York). Коллекция Зензинова. Протоколы Центрального Комитета партии эсеров. С 19

55 См выше, глава 2

56 Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Под ред. Д. Б. Павлова. Рук. проекта В. В. Шелохаев — М, 2000 Т. 3, Ч. 2. С 197

57 РГАСПИ Ф 274 On 1 Д 45 Л 1-340, Святицкий Н Фракция партии С Р, Учредительное собрание и се деятельность //Партийные известия 1918 № 5 С 32–42, Ога- новскийН Дневник члена Учредительного собрания //Голос минувшего 1918 № 4–6 С 145–148, Соколов Б Защита Всероссийского Учредительного собрания //Архив русской революции — Берлин. 1924. Т 13. С 33–34, 58

58 РГАСПИ Ф 274 On 1 Д 45 Л 15,45-46

59 Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т 3. Ч 2. С 197

60 Там же. С 271-274

61 Огановский Н. Указ. соч. С 143, 151

62 Святицкий Н. 5–6 января 1918 года. Из воспоминаний бывшего эсера //Новый мир 1928 № 2 С 220-22 1, Соколов Б. Указ. соч. С 31, 35

63 Архив Бахметьева. Коллекция Зензинова. Протоколы ЦК партии эсеров С 18-19

64 ЦА ФСБ РФ Ф 1 On 1 Д 5 Л 144

65 Соколов Б. Указ. соч. С 31, 35. См также Святицкий Н. 5–6 января 1918 года. С 222

66 Быковский Н. Я. Всероссийский Совет крестьянских депутатов 1917 г. — М. 1929 С 34

67 Соколов Б. Указ. соч. .С 48. Было ли как-то связано с планом Онипко покушение на Ленина 1 января 1918 г. остается неясным

68 Архив Бахметьева. Коллекция Зензинова. Протоколы ЦК партии эсеров С 19

69 ЦА ФСБ РФ Ф 1 Оп 2 Д 7 Л 42

7 °Cоколов Б. Указ. соч. С 42

71 Бюллетень Всероссийского союза защиты Учредительного собрания. 1918. 3 января. С 2

72 Соколов Б. Указ. соч. С 44, Семенов Г. Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров — М, 1922 С 13

73 Соколов Б. Указ. соч. С 41, 44. См также Владимирова В. Год службы «социалистов» капиталистам — М — Л, 1927 С 106. Семенов Г. Указ. соч. С 10-1 1

74 Бюллетень Всероссийского союза 1917. 31 декабря. С 2. 1918. 5 января. С 2. См. также Быковский Н. Я. Указ. соч. С 349

75 Соколов Б. Указ. соч. С 50

76 Там же С 60. Слегка иную версию этих событий см Семенев Г. Указ. соч. С 13. См также Владимирова В. Указ. соч. С 109-110

77 Так, последние две недели декабря заседания ПК, похоже, были почти полностью посвящены этому вопросу — Петербургский комитет РСДРП (б). С 607-623

78 ЦГА СПб Ф 143 On 1 Д 52 Л 29-29об

79 Следственная комиссия ревтрибунала при Петроградском Совете была создана 24 ноября Чрезвычайная комиссия безопасности Петрограда и комитет по борьбе с погромами появились в начале декабря

80 Лацис М. Отчет Всероссийской чрезвычайной комиссии С 11. См также Леонов С. В Рождение Советской империи — М, 1997 С 248-249

81 Петерс Я. X. Воспоминания о работе в ВЧК в первый год революции //Пролетарская революция 1924 № 10(33) С 10

82 ЦА ФСБ РФ Ф 1 Оп 2 Д 25 Л 1

83 ЦГА СПб Ф 9618 On I Д 185 Л 1-26

84 Там же Л 19, Президиум Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, декабрь 1917 г. //Красная летопись 1932 № 1–2 (46–47) С 111

85 ГАРФ Ф 337 On 1 Д4 Л 1, 13, 17

86 ЦА ФСБ РФ № Н-972 Т 8 Л 23

87 Там же

88 Там же Т1 Л 1–2, Т2 Л 30, Т 8 Л 24–25,Т10 Л 169-176

89 ЦГАИГ1Д Ф 1 Оп 1. Д 273 Л 2

90 Знамя труда. 1918. 4 января. С 3, Известия ЦК КПСС 1989 № 2 С 176

91 Знамя труда. 1918. 4 января. С 3

92 ГАРФ Ф 9618 On 1 Д 185 Л 20

93 Известия. 1918. 5 января С 3. Подробнее о мерах безопасности, принятых петроградскими властями в преддверии Учредительного собрания, см Октябрьское вооруженное восстание. Т 2. С 496-500

94 Известия. 1918. 5 января. С 3

95 Там же

96 Там же. 4 января. С 1

97 Там же Указ был опубликован в прессе и усиленно распространялся другими способами 4 и 5 января

98 Бюллетень Всероссийского союза защиты Учредительного собрания 1918. 4 и 5 января. С 1

99 Петроградское эхо 1918. 5 января. С 1

100 ЦГА СПб Ф 9618. On 1 Д 185 Л 26–30. ЦГАИПД Ф 1 Оп 4 Д 121 Л 1-4

101 ЦГАИПД Ф 1 Оп 4 Д 121 Л 1

102 Там же Л 2-4

103 Там же

104 Там же Л 4. См также Первые шаги большевистского Петроградского Совета в 1917 г. Протоколы заседаний //Красная летопись 1927 № 3 (24) С 80-82

105 Известия. 1918. 5 января. С 1, Знамя труда. 1918. 5 января. С 4, Ильин-Женевский А. Ф. Большевики у власти Воспоминания о 1918 годе — Л, 1929 С 24-26

106 Известия.1918. 5 января. С 1

 

Глава 4

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!