Полюса Лобановского Игорь Рабинер 11 страница
И я поехал в Киев. Взял этот кубок здоровый, федотовский, приезжаю. Встречают меня. Я говорю администратору киевской команды: “Возьми мне обратный билет на двенадцать ”.
Он отвечает:
– Я не могу этого сделать, потому что Василич приказал мне, что вы все уедете на следующий день.
Все – это я, Соловьев с женой и Никита Павлович Симонян. Разговора никакого быть не может. И вот вместо того, чтобы мне уехать, я звоню Морозову и говорю:
– Юр, меня никто не отпускает.
– Ну, ничего, меня бы, наверное, неделю не отпустил.
Я вручил, поздравил, рассказал анекдот: “На Украине пришел мужик в милицию и говорит: я хочу поменять фамилию свою на более знаменитую. Какую бы вы хотели взять? Лобановский. А у вас какая? Лобачевский”.
Все ребята пошли в ресторан. А мы – на отдельной квартире, вроде бы у Пузача… Пузач, Лобановский с женой, Симонян, Соловьев с женой, Зеленцов, который наукой в Киеве заведовал, я… – человек десять было. А величие Лобановского в том, что он первым среди всех советских тренеров упорядочил учебно‑тренировочный процесс с точки зрения науки. Наука выдавала ему рекомендации, как работать над скоростью, как над скоростной выносливостью. Какие пульсовые стоимости, на каком пульсе, что вырабатывается. Базилевич позже на этом кандидатскую диссертацию защитил. И Василич, как и все фанатичные тренеры, даже за столом начинал обсуждать различные методические идеи. И вот сидим: коньяк, закуска, а он начинает с Зеленцовым спорить по поводу режима Б.
|
|
|
Суть вот в чем. Если при некоторой нагрузке пульс не превышает ста пятидесяти ударов в минуту, значит, идет работа над общей выносливостью организма. От ста пятидесяти до ста семидесяти – скоростная выносливость, а если от ста семидесяти до двухсот – работаем над скоростью. Соответственно режимы: А, Б, В. Работа над скоростью – это периодические рывки, а скоростная выносливость – поддержание высокого темпа в течение всего матча. Отсюда и методика пауз для восстановления организма. Когда работаем над скоростью, должны обязательно опустить пульс до ста двадцати, дать полное восстановление, а не стартовать со ста пятьюдесятью. Когда работаем над скоростной выносливостью, то даем небольшую паузу – полторы‑две минуты – и на уставший организм заставляем работать дальше. Тренер называет, например, режим Б – ребята бегут. Остановились – он сразу: возьмите пульс. Взяли. Ему говорят: пульс сто тридцать. Он: мы ничего не вырабатываем. Прибавить. Пробежали. Пульс сто сорок. Еще. Сто пятьдесят – вот в таком темпе и бегите. В таком темпе бегут и знают, что идет работа над выносливостью. Прибавить на двести метров. Пульс сто восемьдесят. Пауза спуск до ста пятидесяти. Опять…
|
|
|
Мы выпиваем, закусываем, балагурим, а Лобановский с Зеленцовым все по поводу режима Б – скоростной выносливости. Спорят, что эффективнее: гладкий бег с пульсом сто пятьдесят или упомянутый уже несколько раз квадрат шесть на шесть. Я не выдержал и говорю Зеленцову:
– Валер, вот ты работаешь над скоростной выносливостью. Например, квадрат шесть на шесть: пять попыток по пять минут с двухминутной паузой. А если сделаешь это упражнение, а после паузы другое с тем же пульсом, а потом третье. Мы вот сидим за столом, тебе необходимо определенное количество калорий. И представь, тебе дают на первое – щи, на второе щи, и на третье щи. Калории набрал, но ведь невкусно!
Все засмеялись, а у Лобановского сразу глаза загорелись: Зеленцов, запиши! Чего ты так сидишь!..
Если вернуться к вышесказанному, то я тоже сторонник больших нагрузок, но с оговоркой, что эти нагрузки должны быть разнообразны и интересны. И по возможности – больше работы с мячом. Иначе футболист не поймет их необходимость, будет проклинать и тренера, и себя заодно. Поэтому когда ребята поняли мои и свои задачи, им стало интересно, и у нас установились очень хорошие отношения».
|
|
|
Ну да, а Владимир Никитович Маслаченко любил рассказывать, что вообще всю методику Лобановского он, Маслаченко, ему и порассказал – после командировки в Чад. Сам, правда, лукаво при этом посмеивался. Можно еще по статьям, по мемуарам покопаться и немало подобных свидетельств подыскать, только вряд ли они будут столь же изысканно‑добродушными, не струящими злость по поводу чего‑то несостоявшегося.
Важно только не забывать то, с чего мы начали, о чем так хорошо сказал Сергей Ковалец: одно дело – пресловутые «конспекты», которых никто не видел, а совсем другое – умение подойти к человеку.
Неограниченная власть, диктаторские полномочия – лучшая, самая эффективная политическая система. Но при одном, увы, невыполнимом условии: диктатор должен быть идеальным человеком, только тогда людей поведет за ним не только страх, но и страсть! В советском футболе наиболее успешными были команды, которыми руководили тренеры, приблизившиеся к такому идеалу.
Лобановский был первым из них.
Лев Филатов: «И все‑таки несомненно, что он владел душами, в том числе и некоторых репортеров.
Редкостная, старообрядческая, гугенотская целеустремленность покоряла. За ним шли, пускаясь на риск, напропалую, иной раз и принося жертвы, его последовательная, расписанная до мелочей практика, его теоретизирование, то ли глубокое, то ли пустозвонное, то ли с дальним прицелом, то ли тщетное, в любом случае оно выше понимания рядового мастера, наконец, его неугомонные материальные хлопоты – все это ставило Лобановского в глазах подчиненных на пьедестал. Они делали свой выбор, зная не понаслышке, что возле него меньше беспорядка и больше удобств, чем поодаль. Он был не очень понятен, но выгоден. Это располагало».
|
|
|
Скажу больше: великая трагедия «позднего» Лобановского заключалась в том, что он начинал чувствовать себя в новой жизни чужим. Он все‑таки привык работать в совершенно иных условиях – когда если не все, то подавляющее большинство футболистов безоговорочно ему верит, и вера эта базируется на его безраздельной власти в команде. Понятно, что при советской системе это было достаточно легко реализуемо, и провинившегося футболиста могли, например, закатать в спортроту. Современная система, где за каждым игроком стоит три агента, намертво исключает такие вещи – здесь сто раз подумаешь, прежде чем косо посмотреть на какого‑нибудь лентяюгу! И приходится в итоге прописывать до мелочей системы штрафов и прочие вещи, ранее казавшиеся чуждым излишеством.
«И слава Богу! – воскликнет иной демократ и поклонник “Эмнисти Интернэшнл”. – Мы научились уважать права человека!» Соглашусь, тем более у нас нет иного выхода. Но все же маятник, как обычно, резко качнулся в другую сторону, и вместе с грязным бельем в реку, отчаянно вопя, полетел ребенок. “Мне вчера дали свободу – что я с ней делать буду…”»
Лобановский и многие его сверстники – даже не соратники и не единомышленники, именно сверстники – росли в убеждении, что любимому делу нужно отдавать всего себя без остатка! Что нужно уметь даже семью задвинуть на второй‑третий план, не говоря уже о склонности кутнуть по молодости (хотя умели!)…
Их подход к футболу был фанатичным – а новая молодежь не желала становиться фанатиками. Она не желала и не желает служить футболу, требуя, чтобы это он служил ей, и категорически отказывается поступиться ради него даже толикой своих интересов и прихотей. А в результате – к двадцати годам напрочь утрачивает в футболе мотивацию. Вот, кстати, еще один краеугольный камень системы Лобановского. Вот без чего, по его мнению, не может быть Игрока с большой буквы.
Вот этого Лобановский принять не мог. Понять – да, но тем тяжелее ему становилось… Жизни без футбола он не мыслил, но что ему было делать в таком футболе?! Он искренне пытался перестроиться и перестроить свою команду – игроки стали уходить (Шевченко, Ребров, Калитвинцев, Лужный), на их место вынужденно подписывали легионеров, потому что советская система детско‑юношеского футбола приказала долго жить, а на смену ей, как у нас часто водится, не явилось ничего.
Может быть, потому он столь небрежно, разрушительно относился к собственному здоровью и образом жизни словно нарочно приближал неизбежный конец? Он ведь и вправду не хотел слушать медиков, хотя то, что Лобановский вернулся из Эмиратов и Кувейта уже глубоко, неузнаваемо больным человеком, было достаточно очевидно всем окружающим. И с годами ему становилось заметно хуже. Алексею Михайличенко все чаще приходилось подменять мэтра на скамейке. Пока он не стал главным. Вынужденно.
«Лобановский ушел, и «Динамо» не стало». Сколько раз доводилось это слышать и читать… Любят болельщики «бело‑синих» повторять всуе эту бессмысленную фразочку. Намертво забывая, как ухудшились результаты команды в последние два года при ВВЛ. Нет, понятно, что по сравнению с нынешним уровнем, когда команда не в состоянии группу Лиги Европы пойти, то был марципанчик, но факт остается фактом – в сезонах 2000/01 и 2001/02 Лига чемпионов была динамовцами напрочь провалена. Георгий Деметрадзе, в которого искренне верил и не раз о том говорил Лобановский, в «Динамо» не задержался, Максим Шацких стал легендой «Динамо», но все же и близко не заменил команде ни Шевченко, ни Реброва, через команду пошел какой‑то мутный вал футболистов, из которых лишь единицы соответствовали запросам и традициям клуба.
Было, было. Все это началось уже тогда. И я очень не уверен, что Лобановский, будь у него все в порядке со здоровьем, сумел бы выстроить этот процесс. С иностранцами, с новой молодежью, с агентами, с хроническим дефицитом талантов и ограниченными финансовыми возможностями… Конечно, можно нарисовать себе сияющую перспективу и уверовать в нее, только какой в том смысл? Нам ведь с вами жить, любить футбол и болеть за эту команду и этот клуб.
Которые поднимутся, верю. Не могут не подняться. Хотел бы написать: «Он видит!», но, помнится, московскому «Спартаку», вечному, хоть и забытому антиподу «Динамо», осознание такого присутствия пока не помогло… Более того, полное впечатление, что там уже привыкли к нынешней своей, середняцкой сущности.
Вот такой судьбы для «Динамо» я боюсь больше всего.
Мы говорим «Партия», подразумеваем – «Динамо»! Артем Франков
Яков Петрович Погребняк во времена двух первых «заходов» Валерия Лобановского в «Динамо» был вторым секретарем ЦК Компартии Украины и непосредственно отвечал за футбол. Вот и пусть этот интереснейший и честнейший человек (даже во времена тотального разоблачения «сволочей‑партократов» ему ничего не смогли приписать – а ведь он был первым секретарем Львовского обкома в канун отделения Украины!) самолично расскажет нам, как и что было организовано на киевской кухне. Благо мы с ним хорошо знакомы и не раз эти темы обсуждали – что «за жизнь», что «за футбол». В рассказах Погребняка немало прямых и косвенных ответов на все наезды в сторону «Динамо» и Лобановского, столь привычные что по советским, что по украинским временам, а также четкое описание фундамента, материальной базы и организации процесса, без которых невозможен настоящий, то есть большой и стабильный успех.
– …В те времена был заведен такой порядок, что Политбюро всё вместе обедало. Нас было двенадцать человек – первый секретарь, пять секретарей, председатель Совмина, председатель Президиума Верховного Совета, КГБ, город, профсоюз. В общем, руководящий состав. На собственно обед уходило максимум полчаса. Затем обычно решались вопросы. Иногда даже до споров доходило, в основном между «верхней тройкой», ну и мы свои пять копеек вставляли.
Происходило все примерно так. Секретарь ЦК, отвечающий за село, говорит – у нас не хватает крупного рогатого скота, который дает высокие надои. Не можем мы вырастить! А потому желательно закупить, скажем, в Норвегии. Щербицкий спрашивает – сколько это будет стоить. Секретарь сообщает сумму в валюте. Первый секретарь обращается к Председателю Совмина, что вы на это скажете? Тот одобряет идею – мол, нужное дело – и обещает выделить деньги из резерва…
Кстати сказать, спорить мы тогда спорили и точку зрения свою отстаивали очень активно. Но когда решение принималось – действовали в согласии с ним, и никто уже свое отдельное мнение на люди не выносил. В интересах дела.
Много других вопросов решалось именно во время этих обедов. То строителей надо перебросить на строительство крупнейшего металлургического комбината в Кривом Роге (того самого, который сейчас у нас выкупили ребята, что в то время, когда он строился, пешком под стол в очень далекой стране ходили), то разобраться с поставками мяса в Москву. Первый секретарь Московского обкома Гришин, он же главный куратор и болельщик «Спартака», все время возмущался, что недодаем…
И вот на одном из обедов, в день матча «Динамо», Щербицкий у меня и интересуется – как обстоят дела в команде. Как «Динамо» сегодня будет играть – спрашивает. Нормально, отвечаю. А Мунтян будет на поле? Да вроде будет. А Колотов как там? А я всей информацией не владел, начал запинаться. Щербицкий махнул рукой, расстроился. И я тогда понял, что мне, кроме ответственности, надо еще и любить футбол!
Поэтому я взял себе за правило в день матча с утра говорить с Лобановским, узнавать о жизни команды, новостях. У нас с ним была прямая телефонная связь, так что я мог в любое время позвонить.
Помню, была история с финалом Кубка СССР 1973 года. Когда «Динамо» проиграло «Арарату», я ночь не спал. На работу шел с ватными ногами. Чувствовал, что мне достанется. Мы все в ЦК обычно на работу приходили к девяти, а Щербицкий – где‑то к 10‑ти. Вот сижу я и жду – когда же он позвонит. Без четверти десять – звонок! Не помню даже, поздоровался Щербицкий или нет. Но слова его помню: «Яков Петрович, чтобы я такого позора, как вчера, больше не видел. Делайте, что хотите!» И тогда мы уже начали задумываться о Лобановском.
Собралась по этому поводу целая команда – я, заместитель председателя Совета Министров УССР Владимир Семичастный (тот самый, что в свое время КГБ СССР возглавлял, его к нам вроде как сослали – больно много знал), замминистра МВД генерал‑лейтенант Катаргин, председатель совета ДСО «Динамо» Михаил Бака, Леонид Кравчук (он тогда замзавотдела ЦК был), Иван Клопов (завсектором физкультуры и спорта в ЦК) и другие товарищи. Вот все мы обмозговали этот вопрос – и вышли на Лобановского.
– А кто первым назвал фамилию Лобановского?
– Знаете, это мог быть и сам Щербицкий! У Владимира Васильевича целый личный штаб был, который занимался футболом. Вообще, Владимир Васильевич очень серьезным болельщиком был. Помню, в 1967 году приезжал он вручать орден нашей области (я тогда в Ивано‑Франковске работал). Так вот, попросил он меня сделать перерыв в торжественной части. Я не понял зачем, но сделал. Владимир Васильевич вышел – и отправился, я уж не помню, то ли по телевизору смотреть, то ли к радиоприемнику слушать репортаж о матче «Динамо». Послушал и, довольный («Динамо» тогда, кажется, выиграло), вернулся на свое место!
Если охарактеризовать Щербицкого двумя словами, то он был любитель и знаток футбола. Во время матча натуральные конспекты вел. Сядет в сторонке и пишет что‑то вроде «8‑я минута, ударил Колотов. Мазила». Подсчитывал удары и угловые! «Динамо» он, конечно, помогал, отстаивал интересы команды и самого Лобановского даже перед московским начальством.
– Что вы знаете и можете сказать о версии с сыном Щербицкого? Ее приводили, ссылаясь на начальника команды при Лобановском в «Днепре» и «Динамо» – Александра Петрашевского. Дескать, он был вхож в семью Щербицких, прекрасно знал о пагубных пристрастиях Щербицкого‑младшего к наркотикам, а отец считал Лобановского и футболистов подходящей компанией, способной его вытянуть…
– Ни подтвердить, ни опровергнуть не могу. Знаю только, что с футболом Щербицкий‑младший связан был – хотя бы потому, что был женат на бывшей супруге футболиста Поркуяна. И в «Динамо» он был вхож.
Вообще на решение пригласить Лобановского повлияли объективные факторы. В свое время он был классным игроком. В «Днепре» показал себя отличным тренером, вывел команду в высшую лигу, там тоже отлично с командой сыграл. Да и своего, родного тренера хотелось…
Во время одного из обедов Щербицкий меня спрашивает – кого будем брать? Я предложил Лобановского. Как оказалось, у Владимира Васильевича тоже было такое мнение.
А Севидов, конечно, с обидой из «Динамо» ушел. Теперь уже я считаю, что не надо было нам так грубо с ним… Но – такое было время и такие порядки.
Пригласили мы Лобановского на беседу, сказали ему о решении. Не могу сказать, что он подпрыгнул от радости, услышав о «Динамо». Аргументы у него были такие – я же понимаю, что это «Динамо», уровень, дескать, критиковать будете (за то, что в «Днепре» ему прощалось). Но и не отказывался. Спросил только, будем ли мы помогать.
Я ему ответил, что футбол у нас на первом месте и что любые вопросы можно решить со Щербицким. А время ему дадим.
Я часто на базе «Динамо» бывал. В день матча – всегда! Приезжал на базу, собирал команду и давал ей своеобразную установку. Особенно перед важными встречами, например, со «Спартаком». Рассказывал, как повышается производительность трудящихся после побед «Динамо», с достижениями нашей республики знакомил, об успехах советской власти сообщал. И просил ребят сыграть хорошо. Минут двадцать выступал. Помню, Виктор Колотов (он вообще молчаливый был) коротко отвечал – не подведем.
Пожал каждому футболисту руки (при встрече и прощании), кого‑то по плечу похлопал. Потом захожу в комнату к Лобановскому. С ним обычно были Базилевич и Зеленцов. Спрашиваю я Валерия Васильевича – что надо? На матч, в смысле. Он отвечает – шесть тысяч. Рублей. Остальное – потом…
Приезжаю на работу, иду на «начальственный обед». Рассказываю Щербицкому, что был в команде. Спрашивает меня Владимир Васильевич – а Мунтян будет? Будет, отвечаю, он в хорошей форме. А с Веремеевым что? – Да ногу подвернул, но восстановиться успевает… Смотрю, Щербицкий доволен, что я ему так подробно докладываю об обстановке в команде.
Тут я и говорю, что команда просила на этот матч шесть тысяч. Он к пред Совмина Ляшко – Александр Павлович, сделайте! Тот, как всегда, помедлил, потянул время, но пообещал, что Министерство финансов выделит средства. Я после этого звоню Лобановскому и сообщаю, что деньги будут. Мол, я свое обещание выполнил – теперь уж и вы со «Спартаком» постарайтесь! Он говорит – голову на отсечение не даю, но биться будем изо всех сил. И, как правило, не подводили.
Вот в таком режиме мы и работали с «Динамо». А полюбил я футбол по‑настоящему, наверное, в 1975‑м. Помню, как команда Кубок кубков выиграла, приехали мы в аэропорт ее встречать. Выходит Колотов из самолета и еще на трапе Кубок над головой поднимает. И тут просто слезы на глаза…
А знаете, сколько заявок было на матч с «Баварией» за Суперкубок? 800 тысяч! При ста тысячах вместительности стадиона. Весь цвет республики, вся элита собралась. Мы тогда тоже потрудились – обеспечили билетами всех Героев Советского Союза и Героев Соцтруда, лауреатов всевозможных премий, на области по квотам распределяли. Думаю, тысяч 150 тогда точно было. Все проходы заняли!
А в матче том, помню, когда Блохин Зеппу Майеру забил – у Щербицкого слезы стояли на глазах. Да что там у Щербицкого – вся Украина переживала, вся республика ликовала! И выпили мы тогда за победу хорошенько…
Блохин, Блохин… Это был его матч. Как же он тогда играл… Понимаете, вот это всеобщее народное обожание не могло не передаться! Невозможно было остаться равнодушным, в стороне!
– Как решались вопросы с материальным обеспечением «Динамо»?
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!