Полюса Лобановского Игорь Рабинер 1 страница
Одна из моих непреходящих репортерских болей: так и не поговорил, и никогда уже не поговорю с Лобановским. Как не сходил и никогда уже не схожу на концерт Фредди Меркьюри, не посидел с рюмкой чего‑нибудь крепкого (да даже если и без нее) с Сергеем Довлатовым, не поговорил по душам также с Николаем Старостиным и Львом Яшиным…
Годами не сошлись. И обстоятельствами. Когда в 90‑м Валерий Васильевич, оскорбленный всеобщей хулой после чемпионата мира в Италии, убыл к Персидскому заливу (там, как признался недавно его добрый товарищ Виктор Понедельник, еще и другой фактор сказался: надо было заработать денег для отправки дочки на операцию в Америку), я делал первые робкие шаги в журналистике. И помню, кстати, как в нашем небольшом интервью для «Собеседника» Константин Иванович Бесков, извечный оппонент Лобановского, вдрызг разнес подготовку сборной СССР к последнему мировому первенству в ее истории.
За полгода до того, как в 96‑м Лобановский триумфально вернулся в Клев, уже я сам отбыл в Калифорнию собкором «Спорт‑Экспресса» по Северной Америке. Там мы увлекательно беседовали о великом тренере с осевшими за океаном Виктором Каневским и Александром Хапсалисом. Но не с самим мэтром…
А когда несколько лет спустя вернулся в Москву, «спецы» по новому Лобановскому, и так‑то неохотно общавшемуся с прессой, уже завелись (или вернулись с докувейтских времен) в каждой газете, и пробиться сквозь эту стену было невозможно. Тем более – теперь из другой, пусть и соседней, страны.
|
|
|
Хотя как это – невозможно? 20‑летняя на сегодня жизнь в журналистике доказала мне, что, если чего‑то по‑настоящему захочешь (если, конечно, это не интервью с Марадоной, который затребует за него сотни тысяч долларов) – обладая именем, добьешься обязательно. Может, имени на тот момент было недостаточно, а может, стремления. Но вот, допустим, телекомментатору и моему доброму товарищу Алексею Андронову, который младше меня на два года, прорваться к Лобановскому – и пробить его защитный панцирь – удалось. И я ему в глубине души отчаянно – но по‑белому! – завидовал.
А потом Лобановского не стало. И только уже и осталось, что жалеть о несбыточном. И задавать себе нелицеприятные вопросы.
Сегодня я, кажется, знаю на них ответ.
Всей своей дожурналистской отроческой футбольной жизнью я делал все, чтобы Бог развел меня с Лобановским во времени и пространстве. Случайное – оно ведь только на поверхностный взгляд кажется нам случайным…
Я не заслуживал аудиенции Лобановского, потому что не было в футболе человека, которого, будучи юным болельщиком «Спартака», ненавидел бы больше него. Так же, как спартаковские фанаты первой половины 2000‑х ненавидели Валерия Газзаева и ЦСКА, а сегодняшние – «Зенит». Как киевские фаны, предполагаю, не переносят Рината Ахметова и Мирчу Луческу, а донецкие – братьев Суркисов. Чем ты моложе – тем меньше признаешь полутона. Есть белое и черное. Друзья и враги. Кто не с нами, тот против нас.
|
|
|
За что ненавидел? За то, что не брал в сборную кумира на все времена Федора Черенкова (кто ж тогда мог знать о серьезных проблемах со здоровьем у любимого игрока). За то, что играя менее зрелищно, чем «Спартак», киевляне Лобановского очков регулярно набирали больше. И далеко не всегда, как мне казалось, чистыми средствами… Это была какая‑то мантра «Гинер все купил», только в версии‑80…
Войдя в репортерский, а потом и обозревательский, мир, начав общаться с умными и глубокими людьми из этой сферы, да даже и крепко сдружившись с ровесником‑киевлянином, отчаянно болевшим за «Динамо» и боготворившим Лобановского, я взглянул на все другими глазами. Не сказать, конечно, что полюбил его – такое невозможно. И недостатков по‑прежнему продолжал видеть у него достаточно.
Но не уважать человека, о котором весь западный мир говорит, что он как тренер опередил время, – глупо. И, коли есть такая возможность, не анализировать его наследие, не стараться выпытать все детали о нем у игроков и коллег, – тоже.
|
|
|
Много‑много лет я общался с самыми разными людьми о Лобановском. И сложился пазл. Сложный, противоречивый, как и должно быть с неординарным, вызывавшим к себе полярное отношение человеком. Но вот вам порыв души: когда в 2003 году я впервые после смерти мэтра оказался в Киеве на матче Лиги чемпионов «Динамо» – «Локомотив», то первым делом отправился к памятнику Лобановскому в парк перед стадионом «Динамо», названным после смерти тренера в его честь. И, как и многие, положил к этому чудесному изваянию (насколько же точно, по‑моему, пойманы выражение лица и «язык тела»!) букетик цветов.
А ведь, как недавно выяснилось, он и вовсе имел шанс стать моим кумиром!
За какие‑то два месяца до смерти Владимира Маслаченко, в начале осени 2010‑го, мы с выдающимся телекомментатором сидели на кухне его квартиры на «Соколе» и беседовали для книги «Спартаковские исповеди». И Никитич рассказал совершенно потрясающую вещь, которая ранее, по‑моему, не всплывала нигде.
– В конце 76‑го года, когда «Спартак» вылетел в первую лигу, Николай Старостин еще формально был вне команды (в межсезонье‑75/76 отец‑основатель красно‑белых стал жертвой профсоюзных интриг, что имело самые печальные последствия для «Спартака». – Примеч. И.Р.), но активно занимался поисками нового тренера. В тот момент Николай Петрович стал мне частенько названивать по телефону. Ив какой‑то момент у меня возникла совершенно безумная идея.
|
|
|
Я очень дружил с Аликом Петрашевским, который работал в киевском «Динамо». Не раз ездил комментировать еврокубковые матчи киевлян, и мне запомнился такой момент. Мы сидели в бане с Лобановским, Базилевичем, массажистом, немножко нарушали режим. Беседовали, естественно, о футболе. Разговор зашел о «Спартаке», и вдруг Лобан сказал: «Спартак» – это фирма». Весомо так сказал, как отрезал.
Как‑то мы разговаривали с Петрашевским (уволенным вместе с Базилевичем после событий 1976 года. – Примеч. И.Р.), и тот высказал идею: а почему бы не Лобановский? Я ответил, что, во‑первых, нужно, чтобы он сам был согласен, а во‑вторых, необходимо уговорить Старостина. И вот звоню Николаю Петровичу и говорю: «Как насчет Лобановского?»
Пауза. И ответ: «Ну, Лобановский – это недостижимо». – «Почему?» – «Ты понимаешь, тут надо очень хорошо подумать. А он согласен?» Я брякнул: «Согласен». Короче, договорились созвониться еще через пару дней. А я тут же набрал Петрашевского, чтобы он уговаривал Лобана. И тот уговорил! Я еще раз перезваниваю Старостину, подтверждаю информацию, что Лобановский готов. Чапай (прозвище Старостина‑старшего. – Примеч. И.Р.) отвечает, что окончательно определится дня через два.
И точно. Звонит и говорит: «Володя, слушай, ты знаешь: боюсь, что нас не поймут. Идея очень интересная, но не поймут. И потом мы, по‑моему, уже здесь договорились. Как ты насчет кандидатуры Бескова?»
Такая вот история. Степени ее правдивости проверять не у кого: ни Старостина, ни Лобановского, ни Петрашевского уже нет в живых. Но одна мысль о том, что все могло пойти по совершенно другому пути, и мое красно‑белое детство имело шанс быть не бесковским, а лобановским, поражает воображение.
Как наверняка потрясли болельщиков киевского «Динамо» слова Маслаченко о том, что Лобановский дал согласие. Могло ли такое быть на самом деле? Кто ж знает. Однако если вспомнить момент этого разговора – зимой после самого тяжелого, наверное, в карьере Валерия Васильевича сезона‑76, когда его друга и единомышленника Олега Базилевича выставили из «Динамо», да и сам он удержался там с колоссальным трудом, то исключать подобных слов Лобановского я бы не стал. Обида, в том числе и на взбунтовавшихся футболистов, вполне еще могла быть жива.
Что же касается невзятия Лобановским на большие турниры Черенкова, то я недавно затронул эту тему в разговоре с самим Федором. И тот, человек по своей натуре всепрощающий и смиренный, рассказал вот что. Когда московская публика в 90‑м возмущалась, что киевский тренер так и не предоставил Черенкову шанса сыграть хотя бы на одном мировом первенстве, у самого футболиста даже мыслей об этом не было. После сезона‑89, кода «Спартак» стал чемпионом, а сам любимец болельщиков Федя был признан лучшим игроком сезона в СССР, у него наступило страшное внутреннее истощение. И весь 90‑й он думал не о сборной, а только о том, как бы набраться сил, чтобы опять захотеть играть в футбол.
Болельщик – он ведь всегда категоричен. А категоричность эта нередко идет от незнания истинного положения дел. Тем более так обстояло дело во времена Советского Союза, когда – не поверите, молодые читатели! – еще не было интернета, да и газет было раз, два и обчелся.
Внутренне не согласен с решением Лобановского кумир спартаковской торсиды был только в 86‑м. У Эдуарда Малофеева, по словам Черенкова, он имел стопроцентное место в составе, но смена тренера за три недели до чемпионата мира срикошетила на лидера «Спартака». Его лучшего друга и партнера по команде Сергея Родионова, поехавшего на ЧМ‑86, я спустя годы спрошу:
– Невключение в состав Черенкова Лобановский мотивировал условиями среднегорья, в которых Федору, дескать, играть будет несподручно. Он был откровенен?
Родионов ответил:
– Тяжело судить. Во всяком случае, за Черенковым длительное время должен был наблюдать врач сборной, чтобы сделать такой вывод. Подобного наблюдения не припомню. Факт в том, что от сборной отцепили человека, который должен был в ней быть. К нужным матчам он обязательно подошел бы в оптимальной форме.
Внешне Федор почти никак не отреагировал на случившееся. Но что в его душе происходило, могу себе представить, поскольку сам был в его положении. Меня в последний момент отцепили от Олимпиады‑80. Но мне‑то в тот момент 18 лет было, и перенести все оказалось гораздо легче. Федору же скоро исполнялось 27, и на большом турнире сыграть ему было так и не суждено. Лично я с Лобановским хорошо сработался, пожаловаться не на что. Но по отношению к Черенкову в 86‑м все сложилось несправедливо.
Но вот вам слова, сказанные мне другим спартаковцем в той сборной. Ринатом Дасаевым: «Предубеждения против Черенков а у тренера, полагаю, не было. Он всегда у нас интересовался: «Как там Федор?» – причем неформально. Иногда брал его в команду, иногда – нет. Конечно, порой за Черенкова было обидно, но думаю, что Лобановский, зная проблемы Федора со здоровьем, просто боялся его перегрузить».
Тут ведь действительно была патовая ситуация. Сверхнагрузки киевского мэтра были известны всем. Вагиз Хидиятуллин рассказывал мне: «Мы готовы были играть до конца, пока уже кости при переломе торчать не будут. За это в той же Франции славян‑футболистов и уважали. Вспоминаю Лобановского, который говорил: «У меня футболист пять лет должен играть». То есть за пять лет он из него все соки выжимал – и все».
Или, скажем, Андрей Канчельскис во время нашего разговора об Алексе Фергюсоне заметил: «Невозможно сравнить предсезонные нагрузки в «МЮ» с теми, которые я немного застал в киевском «Динамо» у Лобановского. Те выдерживал далеко не каждый. Но если бы Валерий Васильевич киевлян так не нагружал, они не добились бы всех своих выдающихся для Советского Союза результатов. У каждого большого тренера – своя методика ».
Или Йожеф Сабо в интервью «СЭ» вспомнил: « В Италии перед игрой с «Ювентусом » на тренировку приехал Липпи. Подошел к нам: «Господин Лобановский, преклоняюсь перед вами. Из вашей системы я взял половину…» Да, нагрузки огромные, выдержит не каждый. Знали бы вы, сколько раз Каладзе терял сознание на тренировках у Лобановского! Но именно Васильич сделал из него игрока».
Можно себе представить, как бы сказались нагрузки Лобановского на и без того ослабленном здоровье Черенкова. А не давать ему этих нагрузок – значит вызывать брожение в коллективе. Почему, мол, мы бегаем, а кто‑то от этого освобожден? Проще – не брать. Тем более когда есть играющий в схожем ключе Заваров.
Но ведь и тут не все так просто. Хидиятуллин поведал мне, что Лобановский обожал Владимира Бессонова и прощал ему все. (А прощать, надо думать, было что, учитывая, что Бессонов сказал в интервью для «Спорт‑Экспресса» моим коллегам Юрию Голышаку и Александру Кружкову: «Ребята, я за свою жизнь выпил больше водки, чем вы съели борща»). Бывало, распределял в Киеве нагрузку перед тренировкой. В самую «жесткую» группу отправлял бегунков – Яковенко, Яремчука, Раца. Во вторую – остальных, в третью – тех, кто восстанавливался после травм. А затем смотрел на лицо Бессонова – и почти шепотом произносил: «А Бессонов – в баню».
Выходит, и Лобановский дифференцировал свои легендарные нагрузки. Но даже с самыми деликатными из них Черенков не факт, что совладал бы.
В ответ на мое цитирование Николая Старостина, в фильме о Федоре сказавшего: «Правы Черенковы, а не Лобановские», сам Черенков с патриархом… не согласился: «Я вижу, что футбол пошел как раз по более жесткому и силовому пути. Постоянно идет борьба, прессинг. Все это проповедовал Валерий Васильевич, на которого я совершенно не в обиде за то, что он меня не брал. Каждый тренер имеет право на свое видение футбола».
В особенности когда если это видение приводит к результатам и мировому признанию. Которое, если вдуматься, пришло не благодаря, а вопреки.
* * *
С белорусом Сергеем Алейниковым, серебряным призером Euro‑88 в составе сборной СССР, позже игравшим в «Ювентусе» и осевшим в Лечче, мы беседовали именно в этом маленьком южноитальянском городке. И он вспоминал:
– После полуфинала чемпионата Европы, когда мы обыграли Италию – 2:0, к нам в раздевалку пришел великий Энцо Беарзот, который в 82‑м привел итальянцев к золоту первенства мира. И сказал через переводчика Лобановскому и нам: «Я всегда мечтал о такой постановке игры, когда команда ведет прессинг по всему полю. И такой футбол сегодня показали вы!» При этом за полгода до того матча мы в Бари были разгромлены итальянцами в товарищеском матче – 1:4. И та игра дала нашему тренеру огромное количество информации. Лобановский анализировал все от и до. И пришел к выводу, что противостоять настоящему прессингу Италия не сможет. Что на сто процентов и подтвердилось.
В 88‑м, когда набирала обороты перестройка, у Лобановского по крайней мере уже была возможность более или менее регулярно ездить за границу и просматривать нужные ему матчи. Когда же его тренерская карьера в Киеве только начиналась, все было совершенно иначе…
В 1993 году мне довелось пообщаться с Олегом Базилевичем – единомышленником Лобановского и соавтором уникального эксперимента, когда два главных (!) тренера на основаниях полного равноправия руководили киевским «Динамо». И доруководились в 75‑м до побед в Кубке кубков и Суперкубке.
– Помимо научного обеспечения, вашей уникальной для СССР особенностью стало налаживание информационной службы – попросту разведки , – посадил я Олега Петровича на одного из его любимых «коньков». И услышал поразительную историю.
– По этой части мы в СССР были первопроходцами. Понимали: без серьезного анализа игры соперников высоко не подняться. Но как же сложно было эту информацию из‑за «железного занавеса» добывать! Те же еврокубковые финалы можно было смотреть только по закрытым каналам… КГБ. Изощрялись мы как могли. Однажды в канун финала Кубка чемпионов обратились буквально с мольбой дать нам этот финал посмотреть. Сколько нервов потратили – страшно вспомнить. Но своего все‑таки добились, сидели в здании КГБ и смотрели матч. А весь мир наблюдал за ним по обычным телевизорам…
В тот момент по юношескому недомыслию просто посмеялся услышанной диковинной истории – и думать о ней, опубликовав в «Футбольном курьере», забыл. Сейчас бы она врезалась в мою память на годы…
Газету с этим интервью я нашел лишь недавно, разбирая перед подготовкой этой книги свои старые, и близко не попавшие еще ни в какой интернет архивы. Прочитал этот фрагмент – и изумился. Вот почему.
Ведь та «Бавария» под водительством Франца Беккенбауэра, которую киевляне дважды обыграли в Суперкубке, – это была сегодняшняя «Барселона»! То есть команда – абсолютная царица в европейском футболе.
Вот смотрите. Сборная ФРГ, более чем наполовину состоявшая из баварцев, как и нынешние испанцы, выиграла два крупнейших турнира подряд – Euro‑72 и ЧМ‑74. «Бавария», в свою очередь, выдала вообще уникальный по нынешним временам фортель, взяв три Кубка европейских чемпионов подряд – с 74‑го по 76‑й! То есть не было на тот момент футболистов титулованней и уверенней в себе. И Суперкубок‑то тот застал их не на закате, а в самой середке их трехлетней суперсерии.
Так вот: только попробуйте представить, каково было молодым тренерам Лобановскому и Базилевичу, с трудом добивавшимся права посмотреть финал Кубка чемпионов в здании КГБ, не просто идти в ногу с флагманами мирового футбола, но где‑то даже опережать их!
Если бы баварцам рассказали, где главные тренеры соперников наблюдали за их триумфом – они точно посходили бы все с ума…
Но продолжим о признании. И процитируем звезду «Манчестер Юнайтед» 90‑х Андрея Канчельскиса:
– Считаю, что если бы Лобановскому выпала возможность поработать с серьезным западным клубом, он мог бы добиться и больших достижений, чем Фергюсон. Играя в Италии, я убедился, что Лобановского там боготворят!
«Систему оборонительных действий Лобановского изучал весь мир», – говорит главный тренер московского ЦСКА Леонид Слуцкий. Не будучи футболистом‑профессионалом, он взял свое в том числе за счет великолепного знания теории – и в России сейчас не найти ни одного игрока, кто бы сказал, что Слуцкий не разбирается в футболе. При том что обычно к тем, кто не играл на высоком уровне, футболисты относятся крайне настороженно и скептично… Так что Слуцкий знает, о чем говорит.
Когда в 93‑м мы общались с Базилевичем, он о международном признании тоже заговорил:
– В 1975 году «Динамо» было признано лучшей игровой командой в мире. Да‑да, не только в футболе – в спорте вообще. Решение по этому поводу принималось AIPS – Международной ассоциацией спортивной прессы. Это было высшее творческое достижение в моей биографии.
На тренировках Лобановского во время традиционных сборов в немецком Руйте стремились побывать едва ли не все именитые немецкие тренеры, для которых «Динамо» стало образцом еще во время матчей за Суперкубок в 75‑м. Если сборная СССР выбиралась на Апеннины – на занятия рвались титулованные итальянские специалисты. Почему? Об этом можно судить из слов главного тренера казанского «Рубина», одного из редчайших победителей «Барселоны» времен Гвардьолы – Курбана Бердыева. Когда‑то, во времена выступлений за алма‑атинский «Кайрат», опытный уже полузащитник Бердыев получил возможность понаблюдать за тренировками Валерия Васильевича и в нашем разговоре вспоминал:
– Мы и киевляне тренировались на соседних полях в Леселидзе, а у нашего тренера Каминского были хорошие отношения с Лобановским. Никто от нас ничего не скрывал. И когда я увидел его занятия – просто опешил. Это сравнимо с ощущением, когда видишь процесс творчества великого художника. Команда работала на тренировке, как часы, и я, записывая содержание упражнений, подумал, что сам так сделать не смогу никогда.
Сейчас Бердыев считается среди российских тренеров как раз‑таки образцом организации рабочего процесса. Кто знает – не наблюдай он тогда случайно этих тренировок Лобановского, может, и не дало бы это спустя десятилетия всходов в его собственной работе?
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!