Священник с золотыми волосами 4 страница
Саша кивнул без слов и махнул своим людям идти.
Кухня была грубой, жаркой от печи. Мука, вода и соль ждали, когда их замешают, раскатают и испекут в пепле. Они работали в тишине, но тишина была легкой. В этом месте было спокойно. Вопросы монаха были мягкими, и юноша едва их замечал. Ему было неловко заниматься непривычным заданием, он месил тесто и рассказывал об отце, о смерти матери, о путешествии в Москву.
– И ты пришел сюда, – закончил за него монах. – Что ты ищешь, сын мой?
Саша открыл рот и закрыл его.
– Н–не знаю, – признался он со стыдом. – Чего–то.
К его удивлению, монах рассмеялся.
– Хочешь остаться?
Саша уставился на него.
– Жизнь тут у нас сложная, – серьезно продолжал монах. – Тебе придется построить свою келью, высадить свой сад, печь свой хлеб, помогать братьям, когда нужно. Но тут спокойствие, умиротворение. Вижу, ты его ощутил, – видя потрясение Саши, он сказал. – Да, да, многие пилигримы приходят сюда и просят остаться. Но мы принимаем только тех, кто не знает, чего ищет.
– Да, – медленно сказал Саша. – Да, я бы очень хотел остаться.
– Хорошо, – сказал Сергей Радонежский и повернулся к печи.
* * *
Они гнали лошадей в Москву. Олег не так понял пылающий взгляд на лице юноши. Он ехал близко к Саше, хотел поговорить с Петром, но юноша добрался до отца первым.
Они приехали в город на пылающем закате, башни церквей и дворца темнели на фоне фиолетового неба. Саша оставил лошадь во дворе и побежал по лестнице к комнатам отца. Он нашел отца и брата одевающимися.
|
|
|
– Рад встрече, младший брат, – сказал Коля, когда Саша вошел. – Ты закончил с церквями? – он быстро посмотрел на Сашу и повернулся к одежде. Зажав язык губами, он устроил шапку из черного соболя на черных волосах. – Ты вовремя. Помойся. Мы сегодня идем пировать, и нам покажут женщину, на которой женится отец. У нее все зубы – это важно, как по мне – и приятный… что, Саша?
– Сергей Радонежский пригласил меня остаться в монастыре на холме Маковец, – громко повторил Саша.
Коля побелел.
– Я хочу быть монахом, – сказал Саша. Они посмотрели на него. Петр надевал красные сапоги. Он развернулся, чтобы увидеть сына, и чуть не упал.
– Зачем? – завопил Коля с ужасом. Саша стиснул зубы из–за неприятных слов на языке, его брат уже привлекал множество служанок во дворце.
– Чтобы посвятить жизнь Богу, – сообщил он Коле с ноткой важности.
– Вижу, святой тебя впечатлил, – сказал Петр, не дав Коле прийти в себя. Он восстановил равновесие и надел второй сапог с большей силой, чем требовалось.
– Да… впечатлил, отец.
– Хорошо, так и сделай, – сказал Петр.
Коля раскрыл рот. Петр опустил ногу и выпрямился. Его кафтан был рыже–золотым, золотые кольца на ладонях мерцали в свете свечей. Его волосы и борода были смазаны ароматным маслом, он выглядел внушительно и неуютно.
|
|
|
Саша ожидал спора, так что уставился на отца.
– При двух условиях, – добавил Петр.
– Каких?
– Во–первых, ты не будешь посещать того святого, пока не поедешь присоединиться к нему. Это будет после урожая следующего года, чтобы ты год подумал. Во–вторых, ты должен помнить, что, если станешь монахом, все твое наследие перейдет братьям, и у тебя останутся только молитвы.
Саша сглотнул.
– Но, отец, если бы я только снова увидел его…
– Нет, – заявил Петр непререкаемым тоном. – Ты можешь стать монахом, если хочешь, но ты сделаешь это с закрытыми глазами, а не поддавшись словам затворника.
Саша с неохотой кивнул.
– Хорошо, отец.
Петр был чуть мрачнее обычного, он повернулся без слов и пошел к лестнице, где ждали лошади, задремав в угасающем свете вечера.
6
Демоны
Иван Красный имел лишь одного сына: маленького светловолосого сорванца Дмитрия Ивановича. Алексей, митрополит Москвы, высший священник Руси, получивший сан от самого патриарха Константинополя, учил мальчика письму и управлению государства. Порой Алексею казалось, что поможет в его работе только чудо.
|
|
|
Три часа мальчики корпели над берестой: Дмитрий и его старший двоюродный брат Владимир Андреевич, юный князь Серпухова. Они дрались, проливали чернила. Алексею казалось, что дворцовые коты лучше сидели бы и слушали.
– Отец! – закричал Дмитрий. – Отец!
Иван Иванович вошел в дверь. Мальчики вскочили со стульев и поклонились, толкаясь.
– Выйдите, дети мои, – сказал Иван. – Я поговорю со святым отцом.
Мальчики тут же пропали. Алексей опустился на стул у печи и налил медовухи.
– Как мой сын? – сказал Иван, придвинув стул и устроившись напротив. Князь и митрополит давно знали друг друга. Алексей был верным Ивану еще до смерти Симеона и перехода власти к нему.
– Смелый, честный, очаровательный и непоседа как бабочка, – сказал Алексей. – Он будет хорошим принцем, если проживет долго. Зачем вы пришли ко мне, Иван Иванович?
– Анна, – сказал Иван.
Митрополит нахмурился.
– Ей стало хуже?
– Нет, но и лучше не становится. Она стала слишком взрослой, чтобы прятаться во дворце и пугать людей, – Анна Ивановна была единственным ребенком Ивана от первого брака. Мать девушки была мертва, а ее мачеха ненавидела ее. Люди шептались, когда она проходила, и крестились.
|
|
|
– Есть достаточно монастырей, – ответил Алексей. – Это просто.
– Не в Москве, – сказал Иван. – Жена этого не потерпит. Она заявит, что о девочке будут болтать, если она останется близко. Безумие постыдно в роду правителей. Ее нужно отослать.
– Я все устрою, как вы пожелаете, – утомленно сказал Алексей. Он уже многое устраивал для этого князя. – Она может отправиться на юг. Заплатите настоятельнице золотом, и она заберет Анну и скроет ее происхождение.
– Благодарю, отец, – сказал Иван и налил еще вина.
– Но, думаю, у вас проблема серьезнее, – добавил Алексей.
– Их много, – сказал великий князь, выпивая вино. Он вытер рот ладонью. – О какой вы говорите?
Митрополит кивнул в сторону двери, куда ушли два принца.
– Юный Владимир Андреевич, – сказал он. – Князь Серпухова. Его семья хочет, чтобы он женился.
Иван не был впечатлен.
– На это еще много времени. Ему всего тринадцать.
Алексей покачал головой.
– Они думают о принцессе Литвы, второй дочери герцога. Помните, Владимир еще и внук Ивана Калиты, он старше вашего Дмитрия. При хорошем браке и совершеннолетии он сможет забрать Москву у вашего сына, если вы умрете раньше времени.
Иван побледнел от гнева.
– Они не посмеют. Я – великий князь, и Дмитрий – мой сын.
– И? – Алексей не поразился. – Хан помогает князьям, пока они служат ему. Сильнейший князь получает власть. Так Орда обеспечивает мир на территориях.
Иван задумался.
– И что?
– Пусть Владимир женится на другой, – сказал сразу Алексей. – Не на принцессе, но и не плохого происхождения, чтобы не оскорбить. Если она красива, юноша не откажется.
Иван задумался, потягивая вино и грызя пальцы.
– У Петра Владимировича богатые земли, – сказал он. – Его дочь – моя племянница, у нее будет большое приданое. Она должна быть красивой. Моя сестра была очень красивой, а ее мать очаровала моего отца, заставив жениться, хотя пришла в Москву нищенкой.
Глаза Алексея сияли. Он потянул каштановую бороду.
– Да, – сказал он. – Я слышал, что Петр Владимирович в Москве ищет себе жену.
– Да, – сказал Иван. – Он всех удивил. Со смерти моей сестры прошло семь лет. Никто не думал, что он женится снова.
– Хорошо, – сказал Алексей. – Если он ищет жену, может, отдадите ему свою дочь?
Иван опустил кубок с удивлением.
– Анна будет скрыта в северных лесах, – продолжил Алексей. – Разве тогда Владимир Андреевич откажется от дочери Петра? От девушки, что так близко к трону? Так он оскорбит вас.
Иван нахмурился.
– Анна хочет в монастырь.
Алексей пожал плечами.
– И что? Петр Владимирович не жесток. Она будет довольно счастлива. Подумайте о сыне, Иван Иванович.
* * *
Демон сидел, вышивая, в углу, только она его видела. Анна Ивановна сжала крест на груди. Закрыв глаза, она шептала:
– Уйди, уйди, прошу, уйди.
Она открыла глаза. Демон все еще был там, но теперь две ее женщины смотрели на нее. Все остальные смотрели на вышивку на коленях. Анна старалась не смотреть на угол, но не могла сдержаться. Демон сидел на стуле, заметный. Анна поежилась. Тяжелая льняная рубаха давила на ее колени мертвым грузом. Она сунула ладони в складки одеяния, чтобы скрыть дрожь.
Служанка проникла в комнату. Анна спешно взяла иголку и удивилась, когда потрепанные башмаки остановились перед ней.
– Анна Ивановна, вас вызывает отец.
Анна уставилась. Ее отец не вызывал ее почти год. Она сидела, остолбенев, а потом вскочила на ноги. Она быстро сменила простой сарафан на другой, алый с позолотой, надела его на грязную кожу, стараясь не обращать внимания на запах длинной каштановой косы.
Русь любила чистоту. Зимой ее родственницы каждую неделю ходили в купальни, но там был маленький пузатый демон, что улыбался в паре. Анна старалась показать его, но сестры ничего не видели. Сначала они решили, что ей показалось, потом – что она глупая, а после этого просто поглядывали на нее и молчали. Анна больше не говорила о глазах в купальне, как не упоминала и о лысом существе, вышивающем в углу. Но она порой поглядывала туда, и она не ходила в купальню, пока ее мачеха не стыдила ее, пока не вела туда силой.
Анна распустила и еще раз заплела грязные волосы, коснулась крестика на груди. Она была самой верующей из сестер. Все так говорили. Они не знали, что в церкви из неземных лиц были только иконы. Демоны не преследовали ее там, и она жила бы в церкви, если могла, защищенная благовониями и нарисованными глазами.
Печь была горячей в кабинете ее мачехи, великий князь стоял рядом с ней, потея в зимней одежде. Он был с привычным кислым выражением лица, хотя глаза искрились. Его жена сидела у огня, ее тонкая коса тянулась из–под высокого головного убора. Ее иголки остались забытыми на коленях. Анна остановилась в нескольких шагах от них, склонила голову. Муж и жена в тишине разглядывали ее. Наконец, ее отец заговорил с ее мачехой;
– Ради Бога, женщина, – он звучал раздраженно. – Она не может помыться? Выглядит так, словно жила со свиньями.
– Не важно, – ответила ее мать, – если она уже обещана.
Анна смотрела на ноги, как хорошая дева, но в этот миг вскинула голову.
– Обещана? – прошептала она, ненавидя то, каким высоким стал ее голос.
– Ты выйдешь замуж, – сказал ее отец. – За Петра Владимировича, северного боярина. Он богатый, и он будет добр с тобой.
– Замуж? Но я думала… надеялась… уйти в монастырь. Я… я бы молилась за вашу душу, отец. Я больше всего этого хотела, – Анна заламывала руки.
– Ерунда, – сухо сказал Иван. – У тебя появятся сыновья, и Петр Владимирович – хороший человек. Монастырь – холодное место для девушки.
Холодное? Нет, он был безопасен. Благословлен, спас бы ее от безумия. Анна хотела принять обет, сколько себя помнила. Теперь ее кожа побелела от ужаса, она бросилась вперед и обхватила ноги отца.
– Нет, отец! – закричала она. – Прошу! Я не хочу замуж.
Иван поднял ее рывком, поставил на ноги.
– Довольно, – сказал он. – Я решил, это к лучшему. У тебя будет хорошее приданое, конечно, и ты родишь мне сильных внуков.
Анна была маленькой и невзрачной, и ее мачеха, судя по ее лицу, сомневалась в словах князя.
– Но… прошу, – прошептала Анна. – Какой он?
– Спроси у женщин, – милостиво сказал Иван. – Уверен, у них ходят слухи. Жена, проверь, чтобы она была собрана. И пусть помоется до свадьбы.
Анна пошла обратно, подавляя всхлипы. Замуж! Не в монастырь, а хозяйкой в поместье боярина. Не в безопасность, а жить как племенная кобылица боярина. Северные бояре были похотливыми, как говорили служанки, одевались в шкуры, и в семьях у них были сотни детей. Они были грубыми, воинственными. Говорили даже, что они отринули православную веру и поклонялись дьяволу.
Анна сняла красивый сарафан через голову, дрожа. Ее грешное воображение рисовало демонов в относительной безопасности в Москве, а что будет в одиночестве в поместье дикого боярина? Северные леса были полны призраков, как говорили женщины, и зима там длилась восемь месяцев из двенадцати. Мысли не помогали. Девушка села за вышивку, ее руки дрожали, и стежки не выходили прямыми. Она боролась, но лен был в пятнах беззвучных слез.
7
Встреча на рынке
Петр Владимирович, не зная, что великий князь и митрополит решили его будущее, проснулся рано утром и отправился на рынок на главной площади Москвы. Во рту был вкус старых грибов, его голова болела от разговоров и напитков. И он поступил глупо, позволив сыну свободу. Его сын хотел стать монахом. Петр надеялся на Сашу. Мальчик был спокойным, он был умнее старшего брата, ладил с лошадьми и оружием. Петр не хотел отпускать его в монастырь выращивать сад, почитая Бога.
Он уговаривал себя, что Саше было всего пятнадцать. Он мог передумать. Набожность была одним делом, другое – оставить семью и наследие ради лишений и холодной постели.
Шум голосов отвлек его от мыслей. Петр встряхнулся. Холодный воздух пах лошадьми и огнем, сажей и медовухой. Люди с кружками на поясах описывали качества напитка, стоя у бочек. Торговцы выпечкой ходили с подносами с горячим, а продавцы одежды, камней, воска, редкого дерева, меда и меди, медных и золотых мелочей боролись за место. Их голоса гремели в утреннем солнце.
А рынок тут был небольшим.
Хан сидел в Сарае. Туда ходили известные торговцы, продавали диковинки двору, пострадавшему от трех сотен лет разбоя. Даже рынке на юге, во Владимире, или на западнее, в Новгороде, были больше, чем московский. Но торговцы все же прибывали на север из Византии и дальше с востока, их манили цены товаров, манило еще больше, потому что князья платили им шкурами с севера.
Петр не мог вернуться домой с пустыми руками. Подарок Ольге был простым, он купил ей ленту для волос из шелка с жемчугом, чтобы сияла на ее темных волосах. Трем сыновьям он купил кинжалы, короткие, но тяжелые, с украшенными рукоятями. Но, как он ни пытался, он не мог ничего найти Василисе. Она не любила мелочи, бусы или украшения для волос. Но он не мог дать ей кинжал. Хмурясь, Петр мешкал, разглядывая золотые брошки, когда заметил странного мужчину.
Петр не мог сказать, что именно в нем странного, но он был неподвижным среди суеты. Его одежды подходили князю, сапоги были богато расшиты. Нож висел на его поясе, белые камни сверкали на рукояти. Его черные кудри не были прикрыты, что было странно для любого мужчины, еще и зимой – небо было ясным, а под ногами скрипел снег. Он был гладко выбрит, что было неслыханно для Руси. Петр издалека не мог понять, стар он или молод.
Петр понял, что пялится, и отвернулся. Но ему было любопытно. Торговец камнями тихо сказал ему:
– Интересен тот мужчина? Не вам одному. Он порой приходит на рынок, но никто не знает, кто его народ.
Петр не поверил. Торговец ухмыльнулся.
– Правда, господин. Его не видели в церкви, епископ хочет, чтобы его закидали камнями за идолопоклонство. Но он богатый, всегда приносит невероятные товары. И князь утихомиривает церковь, а мужчина приходит и уходит. Может, это дьявол, – он издал смешок, а потом нахмурился. – Я ни разу не видел его весной. Он всегда приходит зимой, в конце года.
Петр хмыкнул. Он не отрицал существование демонов, но не был убежден, что они ходили бы по рынку – летом или зимой – в величественном наряде. Он покачал головой, указал на браслет и сказал:
– Он у вас гниет. Серебро уже зеленое по краям, – торговец запротестовал, они начали спорить, забыв о темноволосом незнакомце.
* * *
А незнакомец остановился перед прилавком в десяти шагах от Петра. Он провел тонкими пальцами по шелковому свертку. Его ладони говорили ему о качестве товаров, он лишь на миг взглянул на ткань перед собой. Его бледные глаза стреляли взглядом по людному рынку.
Торговец тканью смотрел на незнакомца с опаской. Торговец знал его, некоторые считали его одним из них. Он уже привозил диковинки в Москву: оружие из Византии, фарфор легче воздуха. Торговцы помнили. Но в этот раз у незнакомца была другая цель, иначе он не пришел бы на юг. Он не любил города, и пересекать Волгу было рискованно.
Краски вспыхивали, вес ткани вдруг показался скучным, и через миг незнакомец оставил ткань и пошел по площади. Его лошадь стояла на южной стороне, жевала сено. Сгорбленный старик стоял рядом с ее головой, бледный и худой, выглядел иллюзорно, хотя белая кобылица была величественна, как гора, и ее упряжь сияла серебром. Люди смотрели на нее с восхищением, проходя мимо. Она кокетливо потряхивала ушами, вызывая у всадника слабую улыбку.
Но вдруг крупный мужчина с потрескавшимися ногтями появился из толпы и схватил поводья лошади. Лицо всадника потемнело. Хотя его шаги не ускорились – не было необходимости – холодный ветер налетел на площадь. Люди хватались за шапки, кутались в одежду. Вор забрался на седло кобылицы и впился пятками в бока.
Но кобылица не двигалась. Как и старик, что странно. Он не кричал, не поднял руку. Он лишь смотрел с нечитаемым взглядом глубоко посаженных глаз.
Вор ударил по плечу кобылицы. Она не пошевелила копытом, лишь тряхнула хвостом. Вор замешкался в потрясении, а потом было слишком поздно. Всадник подошел и сорвал его с седла. Вор закричал бы, но его горло замерзло. Он потянулся к деревянному кресту у горла.
Всадник улыбнулся без веселья.
– Ты тронул мое. Думаешь, вера тебя спасет?
– Государь, – пролепетал вор. – Я не знал… я думал…
– Что такие, как я, не ходят среди людей? Я хожу, где пожелаю.
– Прошу, – выдавил вор. – Государь, молю…
– Не хнычь, – сказал незнакомец с холодным юмором. – И я оставлю тебя пока что ходить под солнцем. Но, – тихий голос стал ниже, веселье утекло из него, как вода из разбитой чашки, – ты отмечен, ты мой, и однажды я коснусь тебя снова. И ты умрешь, – вор подавил всхлип, а потом оказался один, горло и руку жалило.
Незнакомец уже был в седле, хотя никто не видел, как он забрался, он послал лошадь в толпу. Старик поклонился и пропал среди людей.
Кобылица была легкой, быстрой и ловкой. Гнев всадника угасал, пока он ехал.
– Знаки вели меня сюда, – сказал он лошади. – В этот вонючий город, хотя мне не стоило покидать свои земли, – он был в Москве уже месяц, искал без устали, заглядывал в каждое лицо. – Что ж, знаки не надежны, – сказал он. – Дочь ведьмы скрыта от меня, ее дитя давно пропало. Время прошло и может больше не наступить.
Кобылица ударила всадника ухом. Он сжал губы.
– Нет, – сказал он. – Меня так просто одолеть?
Кобылица уверенно бежала. Мужчина тряхнул головой. Он еще не был побежден, магия дрожала в его горле, в его ладони наготове. Его ответ был где–то в жалком городе, и он найдет его.
Он повернул кобылицу на запад, направил ее галопом. Прохлада среди деревьев очистит его голову. Он еще не был побежден.
Пока еще.
* * *
Запах медовухи и собак, пыли и людей поприветствовал незнакомца, когда он пришел на пир великого князя. Бояре Ивана были крупными людьми, привыкшими биться, вырезать жизнь в землях холода. Незнакомец не был крупнее самого маленького из них. Но никто, даже самый смелый – или пьяный – не мог посмотреть ему в глаза, никто не бросал ему вызов. Незнакомец занял место за высоким столом, пил медовое вино. Серебряная вышивка на его кафтане сияла в свете факелов. Одна из фрейлин княгини села рядом с ним и смотрела из–под длинных ресниц.
Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!