Архетип как объект литературоведческого анализа
Любая наука в своем развитии идет по пути наибольшего проникновения в природу изучаемого объекта. Постепенное и насколько возможно глубокое внедрение в суть явления, наиболее полное его понимание — это цель и способ развития любого знания. Сегодня гуманитарная научная мысль достигла такого уровня развития, когда появилась возможность взглянуть на объект изнутри, вплоть до самого его основания. Это, безусловно, касается и литературоведения, которое, опираясь на достижения иных гуманитарных наук, развернуло свой исследовательский интерес к выявлению самых истоков возникновения того или иного образа, мотива, сюжета, к опыту, накопленному всем человечеством, из которого мы вынимаем самое существенное — основополагающее ядро смысла. Поиск и выявление архетипов как базисных элементов культуры как нельзя лучше отвечает этой актуальной цели.
Современная наука дает такое определение архетипу: «Архетип» - первообраз, изначальная модель мировосприятия, укорененная в коллективном бессознательном человечества, нации, рода и актуализирующаяся в индивидуальной (творческой) деятельности индивида. По сути, это исходный базовый образец для дальнейших вариативных построений на его основе» [4, c. 8]. В данном определении акцент делается на прогностическую функцию архетипа. О том, что функционирование архетипа носит не только ретроспективный, но и прогностический характер. То есть, «как общекультурная модель архетип скорее задает некую парадигму развития, нежели дает готовый, завершенный образец» [3, c. 48]. Именно такая природа архетипа и придает актуальность его поиску в литературном произведении: образ в динамике, в вариативной гибкости, в пластических возможностях, в связи с предыдущими и последующими поколениями гораздо полнее, нежели как застывшая структура, пусть даже и сложно организованная. В силу этой потребности заглянуть глубже предложенного ученые всегда обращали пристальное внимание на существование архаичных элементов, подобных архетипу. Так появились такие смежные архетипу понятия, как «порождающие модели» А.Ф. Лосева, «константы» Ю.С. Степанова, «сверхтипы» Ю.М. Лотмана, «структурные элементы» Н. Фрая и др.
|
|
|
Исследователи сказочных сюжетов, в частности, В.Я. Пропп, прямо не указывая на их архетипическую сущность, тем не менее, часто сводят сюжеты к неким архаичным образцам, подобно тому, как это делалось с мифами. Проникнув из психики человека в сферу культуры, архетипы пронизывают различные культурные феномены: например, Е.М. Мелетинский в числе других называет такой архетип, как «чудесный помощник» [19, c. 60] и приводит примеры из мифологии; подобный образ (даритель) отмечается Проппом как некий базовый организующий сюжетный элемент сказки с глубокой психологически обусловленной основой [22, с. 40-43].
|
|
|
Е.М. Мелетинский вычленяет набор базисных культурологических архетипов, формирующих большинство мифологических сюжетов. Это, в первую очередь, культурный герой, борющийся за упорядочивание окружающего хаоса; далее — хаос, враждебный беспорядок, представленный в архетипических образах бури, стихии либо более конкретном образе страшного чудовища, драконоподобного противника; и, как правило, — жертва, объект борьбы также архетипических категорий добра и зла [19, c. 55] Именно архетипический мотив оппозиции добра и зла (как наиболее яркий пример бинарности и амбивалентности человеческого мышления и, соответственно, архетипической модели) является центровым в структуре большинства мифов. Данная оппозиция становится ключевой для всей культуры в целом, особенно для литературного творчества.
К слову, бинарная модель является наиболее типичной моделью функционирования архетипов, как носящих понятийный характер (добро/зло, верх/низ, тепло/холод и др.), так и более конкретных, к примеру, город/деревня. В свою очередь, каждый из членов данной бинарной модели также внутренне бинарен: А.Ю. Большакова, выделившая архетип деревни, рассматривает его «в рамках антиномии «идиллия/жестокая реальность» [3, c. 53]; что касается города, то две основные его ипостаси — «город проклятый, падший и развращенный» и «город преображенный и прославленный», или «город-блудница» (Вавилон) и «город-дева (Иерусалим)» [18]. М.С. Уваров в работе «Бинарный архетип» пишет о бинарных архетипах как о продуктивных моделях развития европейской культуры [30, c. 17]. В свою очередь, Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский особо отмечают дуальность как структурообразующую модель именно русской культуры [17].
|
|
|
Невозможно отрицать, что мифологические модели архетипов играют существенную роль в организации литературной образности. Напротив, именно в мифологии зарождается литература, которая на начальном этапе своего развития через осознание и интерпретацию мифологических сюжетов постигает базисные структуры человеческой ментальности, а главное — осмысливает присущие им ценностные категории, подобно тому, как взрослый человек из опыта детства черпает представления о том, что такое добро и зло. На данном этапе происходит как бы заимствование запрограммированных в коллективном психологическом опыте аксиологических понятий на пути к их дальнейшему развитию в контексте художественного осмысления.
|
|
|
Однако мнения различных ученых по поводу целесообразности отождествления литературных образов с мифологическими на основе архетипической общности расходятся. В настоящее время термин «архетип» функционирует с гораздо большим спектром значений, нежели когда он был впервые введен К.Г. Юнгом для обозначения «врожденных возможностей представления» [34, c. 57]. Юнг воплощение архетипов находил преимущественно в снах и мифологии; современные исследователи вопроса понимают архетип как «относительно устойчивую риторическую конструкцию, повторяющуюся в литературах и культурах различных эпох» [15, c. 227]. Очень часто два фундаментальных подхода к исследованию литературного творчества — мифологический и архетипический — отождествляются: «Современные теории архетипов (теории мифа) в отечественной науке <…> имеют давние истоки» [8, c. 54]. В научных изысканиях мифологов, как утверждает А.Ю. Большакова, поиск «первообраза» занимал периферийное место [6]. То есть, по мнению некоторых ученых, это обедняет художественные образы, сводит их к примитивным сюжетным моделям и образцам: «при таком подходе к проблеме предполагаемый литературный анализ опять же переходит в сферу науки о мифе: художественный текст воспринимается лишь как материал для реконструкции тех или иных мифологем» [3, c. 54]. В противовес этому ученые предложили не столько возвращать образы к исходным архетипам, сколько признать эволюционное развитие самого архетипа, его переход от психологическогоуровня к культурному. Архетипы психологического уровня, таким образом, надо искать в глубинах человеческой психики, там, где, воспользуемся образным выражением Ф.И. Тютчева, «под ними хаос шевелится» [29, c. 53]. Истоки культурных архетипов лежат в другой сфере — в области христианства — прародителя европейской культуры.
Другие исследователи выступают против такого жесткого разграничения мифологемы и архетипа и пытаются реабилитировать понятие мифологемы в формировании художественного текста. С.М. Телегин утверждает, что «понятие «мифологема» шире, чем архетип. Допустимо использование сочетаний «мифологема горы», «мифологема города», но говорить об «архетипе горы» или «архетипе солнца» совершенно неправильно с позиций теории Юнга, так как в этом случае мы имеем дело с досодержательной (курс. авт. — С.Т.) первичной схемой [26, c. 15] (справедливости ради стоит заметить, что у Юнга встречается такое понятие как архетип Солнца: «…мы обнаруживаем миф о солнечном герое во всех его бесчисленных вариациях. Этот миф, а не физический процесс есть реальность, образующая архетип Солнца» [35, c. 75]). Функционирование мифа ученый видит так: «Вся мировая история человечества — это лишь процесс реализации воли к мифу. <…> Дело в том, что интерпретация — это средство реализации воли к мифу и овладения бытием» [25, c. 73]. Такая трактовка мифа весьма похожа на свойства, приписываемые архетипу. Таким образом, разные ученые называют одни и те же концепты и архетипами, и мифологемами.
С выделением понятия «литературный арзхетип» литература предстала как некий культурно обусловленный аналог пространства коллективного бессознательного; литературные модели, сюжетные элементы, отдельные персонифицированные образы и различные наиболее устойчивые и значимые способы символизации и метафоризации стали архетипами этого нового пространства «литературного бессознательного» [7, c. 40], все расширяющегося за счет взаимодействия авторов, литератур: «…формирование литературного архетипа отражает процессы общекультурного взаимообогащения и собственно литературной эволюции» [4, c. 11].
Но поскольку художественное поле литературы отличается несоизмеримо большим образным богатством, ученая мысль значительно расширила круг значений данного понятия. Во-первых, литературные архетипы отличаются более осязаемой оболочкой, у них зачастую есть не только конкретный образ, но даже и имя (например, наиболее яркие архетипы Гамлета, Дон Кихота, Дон Жуана). То есть, литературный архетип — это конкретный праобразециз опыта литературы или художественной культуры в целом.
Во-вторых, помимо архетипов, большей частью персонифицированных и представляющих наиболее архаичные модели поведения, в зону внимания исследователей вошли и более абстрактные архетипические элементы, некие константы, сгустки смысла, имеющие принципиальное значение для сознания человека, нации и человечества в целом. В качестве примера можно привести такие архетипы-образы как «город», «дорога», «деревня», «мир», «бунт»и т.д.
Увеличение количества выделенных наукой архетипов повлекло за собой их дальнейшее осмысление, не только семантическое, но на данном этапе и ценностное; что касается последнего аспекта, то он оказался принципиально новым по отношению к самому понятию архетипа. Безусловно, ценностный компонент всегда был присущ архетипу, но если ранее ему не придавалось особого значения в силу представлений об универсальности, а значит, и объективности архетипа, то теперь происходит коренное переосмысление его функциональных свойств: это не только накопление, передача смысла, но и его оценка. Архетип предстает как идеальный образец, «ценностная константа литературного процесса, обеспечивающая «вечные ценности» литературы» [7, c. 44]. Если ранее постижение ценностного аспекта архетипа производилось интуитивно, в силу глубоко внутренней бессознательной потребности, то теперь эта потребность превратилась в исследовательский интерес, осознанную интенцию.
Разная степень ценностной обусловленности архетипов для конкретного индивида (человека и шире — нации, человечества) повлекла за собой их выстраивание по степени близости тому или иному воспринимающему и, как следствие, разделение на универсальные («суть смыслообразы, запечатлевшие общие базисные структуры человеческого существования» [12, c. 126]) и этнокультурные («константы национальной духовности, выражающие и закрепляющие основополагающие свойства этноса как культурной целостности» [12, c. 126]). Те архетипы, которые черпаются из мифа и ритуала, есть универсальные архетипы; в свою очередь, литературные архетипы могут быть как универсальными, так и константами накопленного опыта конкретного народа (например, «странник» для русской литературы). Чем «более универсален» архетип, чем более масштабную культурную плоскость он охватывает, тем более он объективен. Архетип содержит в себе аксиологическое ядро: «…архетипу как канону присуща определенная идеальность, и мы даже можем говорить о непосредственной связи литературного архетипа с эстетическим идеалом. Обращение к архетипу «очищает», «возвышает» художественный мир произведения» [7, c. 44]. Ту же функцию воплощения высших ценностей приписывают и мифу: «Ценность — это то, в чем реализуется воля к мифу (курс. авт. — С.Т.)» [25, c. 72]. Вновь происходит смешение понятий «архетип» и «миф».
Описанию, анализу истоков, ценностному осмыслению архетипов (констант — в терминологии автора) русской культуры посвящена работа Ю.С. Степанова «Константы: Словарь русской культуры». Исследование посвящено наиболее существенным для русской ментальности архетипам. Возьмем, к примеру, типичный русский культурный архетип странничества, скитальчества. По сути, это не разные архетипы, а две ипостаси одного социального явления, ставшего важным концептом русской духовной действительности; именно различная ценностная характеристика становится тем признаком, по которым автор разграничивает эти ипостаси: скитальчество — «сам образ «былинки, гонимой ветром» из трогательного и страдальческого становится ироническим» [24, c. 198]. И если странничество у Степанова носит лирический характер, то скитальчество — это антиценность, насмешка, даже проклятие.
Таким образом, архетип, с одной стороны, возвращает нас к идущей из глубин нашей ментальности тенденции к построению бинарных моделей (ценность — антиценность), с другой — все более углубляет осмысление ценностного компонента каждого из членов архетипической оппозиции, а значит, все более обогащает его аксиологическую ориентацию. Осознание не только идентификационной, но и ценностной значимости архетипа еще более сближает его с познавательными и эстетическими нуждами человечества, поскольку то, что имеет культурное значение для развития коллективного опыта, гораздо более существенно, нежели то, что носит исключительно умозрительный характер.
Суммируя сказанное, исследователи выводят общий набор присущих архетипу свойств и характеристик, который включает: первичность, инвариативность (матричность), вариативность (производность), универсальность, образцовость [4, c. 8], а также устойчивое свойство передаваться по наследству [4, c. 10], аксиологическое ядро.
Архетип в современном литературоведении обрастает новыми смыслами и позволяет проникнуть глубже в истоки нашим представлений, показать нам, «откуда мы родом». Анализ литературных архетипов — это важнейший канал, по которому исследователь погружается в глубины психологизма художественных образов и объясняет их аксиологическую природу.
Примечания
1. Аверинцев С.С. Аналитическая психология К.Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. — 1970. — № 3. — C. 113—143.
2. Аверинцев С.С. Архетипы // Мифы народов мира: Энциклопедия. — М.,1980. — Т.1. — С. 110 — 111.
3. Большакова А.Ю. Архетип — концепт — культура // Вопросы философии. — 2010. — №7. — С. 47 — 57.
4. Большакова А.Ю. Архетип, миф и память литературы // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции (г. Астрахань, 19 — 24 апреля 2010 г.) / под ред. Г.Г. Исаева. — Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2010. — С. 7 - 14.
5. Большакова А.Ю. Гендерный архетип и проблема автора // Научно-издательский центр «Социосфера». [Электронный ресурс]. URL: http://sociosphera.ucoz.ru/publ/konferencii_2010/teorija_i_praktika_gendernykh_issledovanij_v_mirovoj_nauke/gendernyj_arkhetip_i_problema_avtora/4-1-0-80 (дата обращения: 15.02.2012).
6. Большакова А.Ю. Мифопоэтическое и архетипическое: к проблеме становления духовных традиций и практик // Научно-издательский центр «Социосфера». [Электронный ресурс]. URL:http://sociosphera.ucoz.ru/publ/ehtnogenez_i_rannjaja_istorija_narodov_evrazii/mifopoehticheskoe_i_arkhetipicheskoe_k_probleme_stanovlenija_dukhovnykh_tradicij_i_praktik/3-1-0-25 (дата обращения: 15.02.2012).
7. Большакова А.Ю. Теория архетипа на рубеже XX — XXI вв. // Вопросы филологии. — 2003. — № 1 (13). — C. 37 — 47.
8. Дербенева Л.В. Архетип и миф как архаические составляющие русской реалистической литературы XIX века. — Ивано-Франковск: Факел, 2007. — 428 с.
9. Доманский Ю.В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном творчестве: Пособие по спецкурсу / при поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса). Россия. — 2-е изд., испр. и доп. — Тверь: Тверской государственный университет, 2010. [Электронный ресурс]. URL: http://medialib.pspu.ru/page.php?id=1147 (дата обращения: 4.01.2011).
10. Завьялова Е.Е. Концепт «старость» в эпистолярном наследии Н.В. Гоголя 63) // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции (г. Астрахань, 19 — 24 апреля 2010 г.) / под ред. Г.Г. Исаева. — Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2010. — С. 57 - 63.
11. Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул / пер. с. англ. // Новое литературное обозрение. — 1996. - №22. — С. 33 — 64. [Электронный ресурс]. URL: http://www.metodolog.ru/00438/00438.html (дата обращения: 6.07.2010)
12. Культурология . Энциклопедия. В 2-х т. / гл. ред. С.Я. Левит. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. — Том 1. — 1392 с.
13. Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами / пер. с англ. — «София», Ltd., 1997. — 336 с. [Электронный ресурс]. URL: http://jungland.ru/Library/KempGeroj.htm (дата обращения: 31.10.2010).
14. Леонтьев А.А. Бессознательное и архетипы как основа интертекстуальности // Текст. Структура и семантика. — М., 2001. — Т.1. — С. 92 — 100. [Электронный ресурс]. URL: http://www.philology.ru/linguistics1/leontyev-01.htm (дата обращения: 8.08.2010)
15. Липовецкий М. Трикстер и «закрытое общество» // Новое литературное обозрение. — 2009. - №100. — С. 224 — 245.
16. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М.: Искусство, 1976. — 367 с.
17. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Портал ОГИ и кафедры русской литературы Тартуского университета «Ruthenia.ru». [Электронный ресурс]. URL: http://www.ruthenia.ru/document/537293.html (дата обращения: 21.05.2011).
18. Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. — НГПУ, 2003. [Электронный ресурс]. URL: http://medialib.pspu.ru/page.php?id=1280 (дата обращения: 26.12.2010).
19. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. — М.: Изд-во Российского государственного гуманитарного университета, 1994. — Вып. 4. — 136 с.
20. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика». — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2000. — 170 с.
21. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — М.: Главн. редакция восточной литературы, 1976. — 408 с.
22. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. — 2-е. изд. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1969. — 168 с.
23. Смирнов И.П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака). — 2-е изд. — СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 1995. — 191 с.
24. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Академический Проект, 2001. — 990 с.
25. Телегин С.М. Аксиологический подход как метод мифореставрации // Категория ценностей и культура (аксиология, литература, язык): Материалы Всероссийской научной конференции: 13 — 15 мая 2010 г. / под ред. докт. филол. наук, проф. Е.В. Поповой. — Владикавказ: Изд-во СОГУ, 2010. — С. 70 - 76.
26. Телегин С.М. Термин «мифологема» в современном российском литературоведении // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции (г. Астрахань, 19 — 24 апреля 2010 г.) / под ред. Г.Г. Исаева. — Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2010. — С. 14 - 16.
27. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в областимифопоэтического: Избранное. — М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. — 624 с.
28. Топоров В.Н. Несколько соображений о происхождении древнегреческой драмы (к вопросу об индоевропейских истоках) // Текст: семантика и структура. — М.: Наука, 1983. — С. 95 - 118.
29. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. — М.: Правда, 1988. — 480 с.
30. Уваров М.С. Бинарный архетип. — СПб.: Изд-во БГТУ, 1996. — 214 с.
31. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX — XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. — М.: Изд-во МГУ, 1987. — С. 263 - 232.
32. Элиаде М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское. — М.: Ладомир, 2000. — 414 с.
33. Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству / пер. с нем. В. Бибихина) // К.Г. Юнг. Собрание сочинений: В 19 т. Феномен духа в искусстве и науке. — М.: Ренессанс, 1992. — Т. 15. — С. 93 — 120.
34. Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени / пер.с нем. — М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. — 336 с.
35. Юнг К.Г. Психология бессознательного / пер.с нем. — М.: ООО «Издательство АСТ - ЛТД», «Канон +», 1998. — 400 с.
36. Юнг К.Г. Психология и поэтическое творчество / пер. с нем. С.Аверинцева // Собрание сочинений: В 19 т. Феномен духа в искусстве и науке. — М.: Ренессанс, 1992. — Т. 15. — С. 121 — 152.
37. Юнг К.Г. Символическая жизнь / пер. с англ. — М.: Когито - Центр, 2003. — 326 с.
Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 1751; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!