Съезд предоставляет военному генеральному комитету право Главного управления войсками и требует от него практической работы, а не переписки с Петербургом.
Во время работы съезда военный врач Кекало делает интересное заявление от группы «самостийников». "Самостийники" идут в опозицию к "автономистам-федералистам", при условии, что "так постановит весь народ". В этом заявлении скрывалось наше родное "постольку поскольку". Надо было столько сил и умения, чтобы вести последовательную практическую работу.
Как обычно, постановления съезда являются продуктом компромисса. То был компромисс, на который согласилась душа неофита под влиянием своих руководителей, которые в его воображении являются заместителями Бога на земле.
Но все же в постановлениях съезда были и моменты, которых одинаково пугались и российская демократия и наши идеологи "единаго революционного фронта" с Россией. Так среди прочего съезд постановил:
- Предложить украинскому Центральному совету к правительству (российскому) больше не обращаться и немедленно приступить к твердой организации края. Дальше съезд обеспечил наиактивнейшую поддержку Центральной Раде во всех ее мероприятиях и призывал весь сорґанизованный украинский народ единодушно и неуклонно выполнять все его постановления. Еще далее говорится об армии: – Поручает Украинскому Военному Ґенеральному Комитету, как можно быстрее разработать детальный план украинизации армии и принять все меры для немедленного воплощения решения в жизнь... – чтобы все обращения Украинского Военного Ген. Комитета к российской высшей военной власти признавались и исполнялись ею обязательно…
|
|
|
– Приказы Украинского Военного Ген. Комитета для всех украинских воинов и украинских военных организаций с сегодняшнего дня обязательны.
Съезд, в своем приказе генеральному комитету не забыл и о Вольном казачестве, представители которого были на съезде. Он поручил Ген. Комитету организацию и управление нашей национальной гвардией.
В конце съезда все были довольны своей работой. Довольны от того, что пришлось переживать время прорыва нации к новой, свободной жизни. В такие моменты человеческая душа обмякает. Массами овладевает пасхальное настроение, они прощают грехи своим братьям и съезд... "выразил генеральному комитету искреннюю благодарность".
Во время выборов в Войск. Ген. Комитет. и выборов Всеукраинского совета военных депутатов снова провели процедуру с "исповедью" кандидатов перед всем съездом.
Были люди, отказывавшиеся восхвалять самих себя и за них говорили члены съезда, знавшие кандидатов. Но были и другие случаи, когда люди говорили о себе такое, что указывало и на их огромное желание попасть в состав высоких институтов и одновременно на полную политическую несознательность. Один объявлял себя "социал-революционером самостийником", другой - приверженцем "земельной партии", третий - "беспартийным соц.-демократом" и т. п.
|
|
|
Наконец выборы закончились.
Одними резолюциями и выборами нельзя было ограничиться. Этого было недостаточно и членам съезда, и избирателям, и всей нации. Украина ждала «решительного слова».
Но руководители боялись решительных слов, а еще больше боялись решительных дел. Центральной Раде по постановлению съезда нельзя было обращаться в Петербург. Поэтому исполнительный комитет ґубернского совета объединенных общественных организаций «с ведома» Центральной Рады, а может и на основании ее предложения, послал в Петербург телеґраму, прося как можно быстрее решать украинский вопрос сверху.
Однако Петербург и на сей раз промолчал. - У него были свои дела и не было ни времени ни желания «заниматься» другими. Ответа не дождались. Впрочем, съезд не очень то и ждал.
Вечером 10 июня ст. ст. в зале большого городского театра не было слышно ни одного вздоха, ни одного движения. Тысячи людей, словно окаменели. Только, дрожа, шелестела бумага в руках у мужчины, стоявшего посередине сцены. Зазвучали слова Первого Универсала. Содержание универсала оказывало магическое влияние на массы. В содержание можно и нужно было бы кое-чего добавить. Но факт объявления не чего-либо иного, а «Универсала», говорил сам за себя. Украина порывала с Россией, хотя о том и не говорилось в Универсале, хотя авторы Универсала и боялись этого.
|
|
|
– Народ Украинский!.. докажи, что ты... можешь гордо и достойно стать рядом с каждым... государствообразующим народом, как равный с равным... Прозвучали последние слова Универсала. Рука с бумагой опустилась. А тысячи людей еще не выдыхали и не шевелились. Как будто не все сказано в Универсале. Чего-то ждут. И среди абсолютной тишины чей-то замечательный баритон тихо, но уверенно начал: - как умру, похороните. Казалось, что вселенная поет с нами:
Оковы порвите
И вражьей злой кровью
Волю окропіте…
То клялся съезд исполнить завет великого учителя-революционера. А в универсале о том забыли упомянуть, а может и не хотели.
Член президиума Гаврилюк падает на руки своего окружения. У него нервный припадок. Кто-то рыдает. Кто-то смеется... …
Члены съезда, люди закаленные в четырехлетних боях, и никто не стесняется утереть глаза. На второй день Украина услышала Первый Универсал.
|
|
|
Услышал его и мир. То был первое обращение украинского народа к народам мира. Первое обращение об окончании многовековой неволи. Мир должен считаться с фактом нашего существования.
Творим!
Как бы там ни было, а слова - "Отныне сами будем творить нашу жизнь" - прозвучали. Провозгласила те слова украинскому народу Украинская Центральная Рада в первом универсале. Значит: прочь сомнения, прочь просьбы о милости к Петербургу, прочь компромиссы, прочь все, что препятствует развитию национальной революции! – Призывом этим был сделан решительный шаг.
Слова универсала, впервые провозглашенные к народу под памятником великого гетмана на Софийской площади, покатились по Украине. Они докатились и до крестьянской крыши, и до грязных казарм, и до сырых окопов, в которых за чужое дело гибли сыновья Украины до сего времени. Слова коснулись нежнейших, а заодно и сильнейших струн народной души. Покатились они по Украине, достигли далеких границ воскресшей родины и оттуда возвратились в Киев могучим эхом: Творите! - Где только билось украинское сердце, где только была жива украинская душа, везде готовились помогать Центральной Раде в построении новой жизни. Миллионы украинцев спешили выразить свою радость; украинская нация не присягала служить Петербургу, клялась бороться с ним.
«Граждане с. Броварки, гадячского уезда, единогласно постановили... обложить налогом все земли по 10 копеек от десятины и отдать деньги в казну Украинской Центральной Рады». «Волостной сход в Бузирках на Бердычевщине... постановил обложить налогом земли по десять копеек от десятины в пользу родного дела»; таких постановлений были тысячи; – украинский крестьянин сам себя облагал налогом и нес свои копейки в свою государственную казну. Собранные деньги крестьяне привозили в Киев, чтобы «собственноручно отдать их Центральной Раде», которую они признают своим правительством.
А в Умани, Виннице, Полтаве, Петербурге, Москве и на фронтах, украинские крестьяне в солдатских «ґимнастёрках», с оружием в руках, готовились «всеми силами поддерживать и защищать свое правительство – Центральную Раду». Они служили молебны и клялись "в верности Центральной Раде" ("Рус. Слово» 18 VI 1917 г.).
Народные массы искренне приняли слова «сами будем творить нашу жизнь» и творили, что могли и как умели, чтобы помочь Киеву освободиться из под влияния Петербурга. Свое имущество, свою кровь жертвовала нация для своего освобождения. Бывают моменты в жизни, большие и дорогие моменты, когда душа порывается стихийно к борьбе за высшие и светлые идеи. Таким моментом в жизни украинской нации были недели после объявления универсала. Тяжело, почти невозможно понять, как случилось такое, что еще год, полгода назад немые, казалось, духовно мертвые массы, рабско покорные, сегодня стали свободными гражданами; вчера это были пигмеи, сегодня - гиганты. Разве не великаном был тот изможденный, израненный солдат в «гимнастерке», сорвавший со своей груди золотые и серебряные медали, собравший такие же медали у своих товарищей и привезший все "своему правительству"? Те медали и кресты, добытые кровью, пролитой за Россию... теперь они принесены в жертву для борьбы против России; при упоминании о последней – глаза солдата светятся ненавистью. А как назвать того деда из Вольного Казачества, который топчется в коридорах педаґоґического музея, который приехал в Киев присягнуть на своей прапрадедовськой сабле, положить свою седую голову за Украину и за «свое украинское правительство»? Революция создала чудо. Появились герои, святые и неизвестные до этого герои. Они умели любить свою несчастную Родину и учились ненавидеть ее врагов; века неволи не уничтожили благородных чувств в массах. Сколько было тех героев? - Легионы! И все они ясно и решительно говорили Ц. Раде: – Творите!
Между теми, что должны были творить, оказался и я. Оказался вместе со всеми военными депутатами, которые были выбраны членами Ц. Совета на втором всеукраинском военном съезде.
Собрались на первое заседание в доме Педагогического музея. Такое впечатление, что избранники от армии в большинстве своем являются сельскими интеллигентами - людьми мало опытными в политических премудростях; для них являлся авторитетом городской интеллигент, особенно, если последний был лицом известным еще до революции. Все депутаты в «гимнастерках» и френчах. Лица загорелые. Разговоры энергичные, решительные, порой страстные.
Заседание должен был открыть помощник головы Ц. Рады В. Винниченко. Ждем. В помещении слишком тепло. Пот заливает глаза. Наконец появляется Винниченко. Вид у него немного озабоченный, беспокойный.
Он начал свою речь с приветствия нас от имени Ц. Рады. Далее сказал:
– В самом начале следует отметить, что военный съезд не оправдал наших надежд. Ц. Рада ждала от съезда чего-то другого. Мы надеялись, что съезд выберет членов Совета, которых можно будет использовать, как материал для агитационной работы на селе…
Слушаю и удивляюсь. Что он хочет сказать? Какой ему «материал» хочется видеть во мне? Как бы то ни было, а я считаю себя таким же членом украинского революционного парламента, как и сам «товарищ» Винниченко, а не «материалом для аґитационной работы». Смотрю вокруг и вижу замешательство на лицах моих товарищей. А Винниченко нервно с надрывом продолжает:
- Между вами, товарищи депутаты, богато офицеров ... а нам надо солдат. Офицеров нельзя показывать селу, потому что там их не будут слушать; офицер член Ц. Рады одним своим видом будет вредить авторитету наивысшего института демократии. Удивляюсь, что выбрано столько офицеров членами Совета…
- Офицеры обманули нас солдат! – крикнул из угла солдат А-ко. Его поддержало еще несколько «товарищей». Вдруг солдат А-ко оказался у трибуны рядом с Винниченко и не попросив разрешения говорить, начал «поддерживать товарища Винниченко». Около пяти солдат поддержали его возгласами с мест. С места сорвался один прапорщик, за ним подпоручик... Наименее уравновешенные рвались к трибуне. Офицеры били себя в грудь и доказывали, что они «никого не обманывали и сейчас же отказываются от своих мандатов»... Солдаты же задорно доказывали, что нет - их обманывали. Шум получился страшный. Разгоряченные люди что-то кричали, что-то кому-то доказывали, клялись и даже угрожали. Винниченко хотел остановить шум, но его уже никто не слушал. Увидев такое, он постоял немного, махнул рукой и исчез. Шум усилился. У некоторых из офицеров от обиды в глазах блестели слезы.
Я с несколькими товарищами решил выйти в коридор, пока горячие головы немного остынут. Здесь нас встретил М. Грушевский; узнав причину шума, он побежал в зал заседаний. Мы пошли за ним. Через минуту М. Грушевский уже звонил колокольчиком возле трибуны и просил всех садиться на свои места.
М. Грушевского послушали; его фигура импонировала. Речь М. Грушевского была краткой. О Винниченко он сказал:
– Владимир Кириллович от себя добавил... нам, Ц. Раде одинаково нужны и солдаты, и офицеры, потому что все вы равноправные члены революционного парламента.
После речи Грушевский открыл первое заседание Всеукраинского Совета Военных Депутатов. То название мы и приняли навсегда. Выбрали президиум, выбрали комиссию, которая должна была обеспечивать нас питанием и кровом; еще выбрали комиссии: агитационную, просветную, организационную и т. п.
Однако, неприятное воспоминание о нашем первом заседании осталось. Нам не удалось услышать, что сказал Виниченко в конце своей речи, мы услышали лишь то, что он сказал «вначале». И для нас сказанного было достаточно. Винниченко, кажется, хотел поделить нас на две враждующие группы: солдатскую и офицерскую, и получив себе симпатии "товарищей солдат", шаховать интеллигентную часть депутатов. Он хотел вызвать своеобразное разделение, наверное не классовое, потому что между солдатами были люди достаточно зажиточные, а между офицерами депутатами немало людей, принадлежавших к т. назыв. интелигентскому пролетариату. Разделение не пошло на пользу Винниченко – он более не выступал перед Всеукраинским Советом Военных Депутатов, а военные не увлекались политическими премудростями вождя пролетариата. Возможно, что сказанное Винниченко «сначала» сорвалось с его уст невольно, как следствие орґанической ненависти к армии и к военным, которая была присущей голове нашего первого правительства; эту ненависть он порой умел спрятать, но бывало, что она и прорывалась у него наружу.
Характерной чертой наших революционных масс была их бескомпромиссность. Лозунг «отныне сами будем творить нашу жизнь», они приняли просто без каких либо-оговорок. Ни в одной организации, или общине не было принято постановлений с оговорками о том, что нужно быть осторожными и не порывать с Петербургом. Нашим массам не нравилось российское. Украинский народ не делал разницы в отношениях между правительствами Московии, Турции, Германии, как высказался на военном съезде представитель Вольного Казачества – все они были далеки и чужды, ибо своим правительством украинские массы признают Ц. Раду. Здоровый национальный инстинкт указывал основания, на которых должна была строиться новая жизнь. Теми основаниями народные массы считали свою казну и свою национальную армию. Облагая себя налогом крестьянин пытался образовать казну, а войско создавал, отделяясь от русских в тылу и на фронте.
Немного иначе понимали провозглашенный принцип сами авторы универсала. Как именно понимали они его, тяжело было угадать, но без сомнения не так, как народные массы. Ибо уже с первых дней после объявления Универсала начались в Ц. Раде споры относительно способа воплощения в жизнь провозглашенных принципов. В Ц. Раде было немало членов, которые ужасались грандиозного взрыва народного энтузиазма и не знали, что делать. На заседаниях Рады начались дебаты. Выступающие обуславливали потребность образования центрального исполнительного орґана: его задачей должно быть управление, организация стихийно образовывающейся на местах украинской власти в определенную систему, ибо такая власть возникала сама по себе, тогда как российской власти население не признавало и не хотело к ней обращаться или собиралось изгонять со своих окраин; были и такие уезды, из которых российская власть сбегала сама. Сама жизнь требовала образовать центральный управляющий орган. Однако мысль о создании такого органа встретила значительную оппозицию среди членов Ц. Рады. А самое главное, что в оппозиции оказались «научные силы» – партия соц.–федералистов и большая часть украинских соц.–демократов. В опозиции был "мозг" Рады. Опозиция не отрицала образования органа исполнительной власти целой Украины, но не признавала за украинским народом права "самовольно" творить такой орган, советовали просить разрешения у Петербурга;были и испугавшиеся – у нас не хватит силы…
В длинных спорах все же большинством голосов решили создать центральный исполнительный орган, которому дали название «Ґенеральний Секретариат Украинской Центральной Рады».Через несколько дней появилось на свет Божий первое правительство воскресшей Украины. Оно было "коалиционным"; в его составе были: соц. - демократы: 1. В. Винниченко - председатель секретаря и секретарь внутренних дел; 2. С. Петлюра - военные дела; 3. Б. Мартос - земельные дела; 4. В. Садовский - судебные дела; 5. И. Стешенко - Образование; соц. - революционеры: 1. П. Христюк - писец; 2. М. Стасюк - пищевые дела; соц. - федералисты: 1. С. Ефремов – межнациональные дела; беспартийные: 1. Х. Барановский – финансы.
Странным было то, что в составе генерального секретариата оказались люди, которые наиболее рьяно боролись против образования такого орґана (Б. Мартос), уверяя, что «мы не имеем права».
Шли дни, недели. Наконец, 27 го июня (ст. ст.) В. Винниченко объявил декларацию ген. секретариата. Молча, с напряженным вниманием слушала Ц. Рада первую декларацию первого украинского правительства. А выслушав хлопала в ладоши и кричала: Слава!
Приветствовали декларацию все члены Совета. Одним нравилось содержание декларации, другим то, что это было декларация "своего правительства", третьи приветствовали, потому что видели, что хлопают в ладони и выкрикивают соседи по креслам…
Декларация была довольно длинной, кроме общей части, в ней были указаны задачи каждого секретариата. Пересказывать все содержание декларации нет смысла, достаточно привести лишь некоторые наиболее яркие места. Ген. секретариат считает момент «серъёзным и ответственным»; новая украинская власть не должна быть такой, «как старая европейская». Право творить новую жизнь Украинская Центральная Рада, по мнению секретариата, получила из доверия к себе народных масс, «это право родилось и выросло из одного доверия» без какого-либо принуждения; - «сконцентрированая воля» нации чем дальше, тем больше увеличивается. Однако ген. секретариат не знал, как поступить: «Мы вступили в ту зону, где стираются грани двух властей – нравственной и официально правовой»; секретариат бессилен решить, в какой именно половине более или менее мы находимся». Несмотря на то, что сам же секретариат признал факт "доверия до конца, во всех сферах, как национальной, так экономической, и политической, и государственной жизни", которыми наделил украинский народ своих избранников, секретари не чувствовали в себе достаточно силы, чтобы творить, не оглядываясь на Петербург, потому что ему "легче довериться, чем оправдать чье-то доверие". Ген. секретари смело подписывались от имени украинской нации: «здесь нет вражды к Петербургу», а есть только «полное равнодушие» к нему. Секретариат, отметив, что в своей работе опирается на доверие населения, далее подчеркнул, что только получив себе доверие и от угнетателей украинской нации и от их аґентов на Украине (т. наз. «национальных меньшинств»), он сможет закончить «процесс преобразования в официальную правовую, всеобъемлющую власть со всеми присущими ей компетенциями, функциями и аппаратами». Ускорение этого процесса ген. секретариат считает «задачей Ц. Рады в этот критический, переходный момент»; за выполнение задачи берется сам ген. секретариат и «только так и понимает свое предназначение». «Институт ген. секретариата должен охватывать все потребности украинского народа» и в направлении удовлетворения их он будет вести свою деятельность».
«Первейшим препятствием к плановому ведению такой работы является недостаток политически-социальной грамотности, понимания, забитость народных масс. В этом кроется самая большая угроза»... Горькая, но святая правда! Народные массы имели в себе колосальный запас энергии и еще здоровые жизненные инстинкты, но сознания они не имели, ибо если бы имели его в должной мере, то наверное не отдали бы своего доверия людям, которые сами не осознавали своих задач. Да и откуда могли народные массы получить то сознание? А верхи нашей демократии даже во время революции больше хлопотали об «общих достижения революции», о «едином революционном фронте» и о «движении всей России», чем об интересах нашей нации, которая наградила их «доверием до конца»! Даже во время революции народным массам морочили головы, втирая идеи о "братском сожительстве" с москалями. И в этом действительно "крылась самая большая опасность" для нашего освобождения.
В декларации заявлялось, что ген. секретарь внутренних дел в первую очередь начнет укреплять в массах осознание безальтернативности «орґанизации автономного строя на Украине»; к компетенции этого же секретариата отнесли и «подготовку... орґанизации единой краевой автономной власти» ... Из этого было видно, что ген. секретариат не собирался даже творить автономии, а только подготовлять. Позже я узнал, что на заседаниях ген. секретариата доходило до жарких дебатов по поводу того, «творить автономию» или «подготавливать» и в конце концов решили «подготавливать». Не много же революционного пыла и размаха имели наши ген. секретари.
В делах финансовых секретариат собирался проводить «подготовительную работу». Секретариат земельных дел «в целях подготовки... должен был подготовить проект земельного закона». Секретариат военных дел собирался «украинизировать армию», вместо того, чтобы создавать украинское войско.
В конце декларации ген. секретариат разместил плохо замаскированный выпад против небольшой кучки украинской интеллигенции, которая подходила к делу нашего освобождения не со стороны готовящихся автономии и помощи России, а со стороны борьбы против России за образование Самостоятельного Украинского Государства и немедленного «самовольного» создания главного основания государственности – национальной армии. В декларации упомянуто об "анархистских элементах украинства", с которыми ген. секретари собирались «бороться неуклонно».
А Петербург пристально следил за тем, что делается у нас. Объявление Универсала испортило там настроения. Сначала там поверили в серьезность намерений Центральной Рады и не знали, с какой стороны начинать решение вопроса. Как видно из воззвания петербургского правительства, там решили, что Украина отделяется от России, потому призывали: Братья украинцы! Не отрывайтесь от общей Родины! Не разваливайте общей армии! Российские партии и орґанизации начали выносить постановления об «отмене Универсала». Увидев, что по решительным словам Универсала мы не собираемся делать решительных дел, россияне присмотрелись, с какой стороны можно было бы атаковать наше "самоопределение". Они выискивали самое слабое место в нашей позиции, то есть самых неуверенных элементов среди нашей демократии, чтобы нанести свой удар безошибочно.
Реакционные российские круги советовали просто ликвидировать нас силой. Но надежных сил россияне фактически не имели. Взять какую нибудь воинскую часть и послать в Киев против Ц. Рады было опасно, потому что в каждой части было много украинцев. Поэтому петербургское правительство, состоявшее отчасти из элементов реакционных, отчасти из якобы демократических, поручило наше дело своей "демократической" части.
Как будто по команде (возможно, что таки действительно по команде) посыпались «демократические» резолюции российской демократии. В резолюциях будто действительно признавали за нами право на самоопределение (вплоть до автономии включительно!), но только, когда на то согласится российские учредительное собрание. В резолюции Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов было так же сказано: «Всероссийское учредительное собрание... единый повновласный хозяин русского государства». Оно бы нам и без разницы было, кого там русские считают своим хозяином, но вся беда в том, что русская революционная демократия не соглашалась с тем, что в Киеве, Харькове, Екатеринославе, Одессе не российское государство. В этой самой резолюции россияне признают в "интересах ... самого украинского народа крайне необходимым отмену выданного Укр. Ц. Радой Универсала". Всероссийский Съезд Советов Рабочих и Солдатских Депутатов тоже хлопотал о «благе» украинского народа и признавал, «что автономию (для Украины) могут окончательно установить лишь всероссийское учредительное собрание». Вообще российская демократия считала лучше, чтобы Ц. Рада сама отказалась от принципов, провозглашенных в первом Универсале.
Петербург имел своих верных агентов на Украине. То были: чиновники разных российских учреждений, которые получали из российской государственной казны дополнительную плату и премии в награду за «русификацию» нашего народа, российские военные, которые гнобили в свое время украинский народ, когда он пробовал пошевелиться, люди «свободных профессий» в виде русских – адвокатов, аґрономов, инжинеров, техников и т. п., которые обслуживали интересы русских помещиков на Украине; к сторонникам господствующей нации принадлежали также поляки и жиды. Та «демократия» враждебной нам национальности тщательно руководилась директивами из Петербурга и проявляя «разумную» инициативу, боролась против нас. Эта «демократия» была действительно отважной – вокруг клокотало украинское море, а она сидела среди волн и говорила. Ничего больше не могла она поделать, но произносить речи, обращенные против нашего революционного движения, сидя в нашей же столице, в то время было немалой смелостъю. Управляемая директивами из Петербурга, российская «демократия» в Киеве искала понимания с Центральной Радой. Снова проходили заседания той "демократии" на которых уже выступали и представители Ц. Рады: М. Грушевский и В. Винниченко. Первый подхватил российский лозунг "объединение демократии", а второй признался, что «в разъединении (с россиянами) нельзя идти дальше, что надо прийти к взаимопониманию». Мало того, В. Винниченко уверял наших врагов, что «до времени осознания ген. секретариат не выдаст никакого акта». Вот как боялись руководители нашей демократии оторваться от Петербурга, вот как стремились они к взаимопониманию и соглашениям с нашими врагами! Говорили они оба искренне и наша траґедия заключалась не только в том, что они оба не умели говорить с врагами, как следует, но и в том, что они не считали русских врагами. Петербургу и его агентам на Украине все это нравилось. Прочитав "подготовительную" декларацию ген. секретариата и услышав заявления М. Грушевского и В. Винниченко, наши противники решили, что «не так страшен черт, как его малюют», что Ц. Рада не думает и даже боится оторваться «от общей Родины». - Гости из Петербурга приехали в Киев быстро.
Будучи прекрасно информированными о действительном состоянии на Украине, петербургское правительство решило поддерживать наших соглашателей против радикальных элементов украинства, или, как записано в декларации ген. секретариата, против "анархистиских элементов". Поэтому в Киев поехали министры «демократы»: Керенский, Церетели и Терещенко (тоже демократ!). Демократам легче уговорить демократов, поэтому Петербург и выслал к нам соответствующую приманку, чтобы поймать нас на крючок. Приехали российские министры в Киев неожиданно и сразу к своим агентам. Там они посоветовались о том, как было бы лучше вернуть Ц. Раду к "законности". Посовещавшись, министры начали с болтовни с представителями Рады.
Обе стороны все понимали. Как и положено в таких случаях, торговались долго и упорно. Представители Ц. Рады предложили дополнить ее депутатами от «меньшинств». Они предлагали неукраинцам 30 % мест. Проект был очень выгоден для россиян, однако российская демократия и министры не согласились на него. Увидев нерешительность и уступчивость Ц. Ради, ее желание достичь взаимопонимания компромисса любой ценой, россияне "обнаглели"; они требовали для меньшинств целых 50 % мест. Рада, ее верхушкой, возможно и согласилась бы на русское предложение, если бы не испугалась потерять авторитет в массах; поэтому более 30 % мест нашим врагам она и не дала.
Сладко вздыхали руководители нашей демократии, в ожидании желаемого взаимопонимания; страшно им было "творить нашу жизнь" без согласия Петербурга. В те времена "новая Рада" писала: "надо надеяться, что теперь взаимопонимание дойдет уже до счастливого конца" (1 VII в. ст.). Еще бы не дошло! когда обе стороны так хотели того взаимопонимания. Действительно, то понимание дошло «до счастливого конца», который не предвещал счастливого конца национальной революции, во главе которой оказались соглашатели.
Наши демократы так обрадовались достигнутому соглашению, что обеими руками подписались; «хотим под московского царя!" Совместно с российскими министрами был выработан текст второго Универсала, которым отменялись революционные принципы, провозглашенные в первом Универсале. Российская демократия и недемократия получили повод порадоваться "Центральная Рада аннулировала" выданный ею Универсал на «благо самого украинского народа». Но россияне были более опытными в политике и не выражали своих чувств громко, как делали это наши демократы из «Нов. Рады» и М. Грушевский с Винниченко. Наоборот, россияне внешне проявляли недовольство подписанным соглашением.
Второй Универсал был объявлен на заседании Центральной Рады 3-го июля В. ст. После объявления его авторы поздравили друг друга.
– Поздравляю Вас и всю Украину с новым строем, – говорил Винниченко в речи на заседании Совета. Украина же не приветствовала ни второго Универсала, ни его авторов. Последним ничего не оставалось, как только утешать себя:
- Мы действительно переходим большую границу нашего бесправия (беззакония), - так говорил глава ген. секретариата. Авторы второго универсала так ужасались «бесправия», что без стеснения заявили: «Мы решительно отвергаем попытки самовольного осуществления автономии Украины до всероссийского учредительного собрания» (слова второго универсала) - ген. секретариат будет действовать «как орган Временного Правительства (российского)».
За все это господа петербургские министры пообещали "признать ... ген. секретариат, состав которого обозначит правительство... Через сей орган будут осуществляться мероприятия, относящиеся к орґанизации страны и ее управления». Больше ничего не получили соглашатели. Они ужасались бесконечности революционного «бесправия» и радовались тому, что Петербург пообещал признать их своими чиновниками и дать им ограниченное право.
Анализируя оба универсала, не трудно увидеть, что оба они писались "применительно к обстоятельствам". Первый Универсал вынудили написать революционные массы – это был революционный акт. Второй универсал вынудила подготовить российская демократия – имеем «хотим под московского царя»!
Уже после выработки текста соглашения, В. Винниченко подал его на утверждение Ц. Раде. Проект вызвал оппозицию. Началась критика. Можно было надеяться, что текст не будет принят Радой. Критика проекта вывела Винниченко из равновесия. Он бегал вокруг трибуны, хватался руками за голову, махал ими в воздухе, зачитывал фразы с листов бумаг, на которых был записан проект. Я никогда не видел. Винниченко таким свирепым. Перебивая выступающих, он выкрикивал:
– Товарищи! Церетели ... Церетели уедет из Киева! Тогда все погибнет... Он наш друг! Решаем быстрее, потому что все погибнет…
И большинство Центральной Рады согласилась, что российский министр Церетели является приятелем Украины, что лучше разойтись со своим народом, чем с российской «демократией» – текст соглашения был утвержден.
Российские министры чувствовали себя победителями. И были правы. Они с мужеством исполнили свой долг перед Россией.
2-го июля (ст. ст.) министры уехали из Киева. На киевском железнодорожном вокзале собралась толпа «меньшинств», чтобы проводить «своих» министров, приветствовала их. Отвечая на привитание "наш приятель" Церетели между прочим сказал «Величие рускаго государства дорого революционной демократии. Во имя единого, великого целого мы не остановимся, чтобы задавить малую-часть целого!»... А Керенский пригрозил: «Россия должна быть великой, сильной, неделимой... когда кто-либо посягнет на ее целостность и протянет руки, то мы еще можем сказать: Руки прочь!» Так говорили представители революционной России, перед которыми заискавал ген. Секретариат о "праве" и "новом строе" и с которыми Винниченко поздравлял Украину. Они ехали гордые своей победой и при этом оплевывали тех, кто считал российских министров за приятелей Украины…
На рассвете 5 июля на главных улицах Киева началось неожиданное движение. Было слышно, как ступали тысячи ног по брусчатке, как дребезжали автомашины, цокотали фуры, клацали подковами лошади о камни. Город еще спал. Я проснулся от этого шума и распахнул окно.
Огромная колонна, которой не было видно конца, продвигалась по улице. Волнами колыхались штыки над головами серых людей. Трепетали желто-синие флаги. Движение молчаливой колонны создавало грозное впечатление.
– Куда и за чем идут эти люди? Какая сила послала их в такую раннюю пору на улицу? – промигнуло в моей голове.
Словно ошпаренный выскочил я на улицу, накинув на себя одежду. Пошел рядом с колонной, спрашивая, куда идут казаки. На мои запросы либо вовсе не отвечали, либо говорили кратко и решительно:
– Идем кацапов бить... Идем помогать творить нашу жизнь Ц. Раде.
С колонной дошел я до дома Педагогического музея. Здесь остановился.
Мимо меня проходили тысячи истощенных, заляпанных грязью людей; большинство ободранных, случались и босые; не все имели оружие. Проходили торжественно с достоинством, как будто чувствовали свое превосходство. Обходя дом Педагогического музея поворачивали головы к дверям и окнам и кричали:
– Слава!! Слава Центральной Раде!
Солнце уже взошло и красными вспышками поблескивало на тысячах штыков, над которыми колыхались национальные флаги. Но никто не отвечал на привитие казачества. Молча смотрели окна дома на марш неизвестных героев.
Это были Полуботковцы, то есть украинский полк имени гетмана Павла Полуботка. Восставшие войска быстро заняли все государственные учреждения и крепость на Печерске. Россияне сдали свои позиции без сопротивления и убежали.
Несмотря на высказанное в декларации решение «неуклонно бороться», ни ген. секретариат, ни ген. военный комитет быстро не собрались: кто знал, не повернут ли восставшие войска свои штыки против соглашателей, как против врагов Родины? Никто не мог сказать, как будут развиваться дальнейшие события. Только убедившись, что восстание обращено исключительно против россиян, начали собираться ген. секретари и члены ген. военного комитета. Еще перед этим на Большой Владимирской улице появился полк имени Богдана Хмельницкого. Члены Ц. Рады собирались к дому Педагогического музея. Наблюдалась полная беспомощность. Никто не знал, с чего начинать.
Между тем Полуботковцы, поддерживая образцовый порядок в городе, вели себя пассивно. Видимо они и сами не ожидали такого успеха.
Из Петербурга получили по телеграфу приказ ликвидировать восстание силой. Этот приказ был направлен командующему киевским округом и укр. ген. военному комитету. У россиян не было надежных войск в Киеве. Но им помог укр. ген. военный комитет. Полк Богдана Хмелькицкого получил приказ от высшей украинской институции двигаться против Полуботковцев. Я видел, как двигались сотни Богдановского полка против Полуботковцев. Неохотно выполняли Богдановцы приказ, но выполняли – сочувствие было на стороне отважных Полуботковцев. Вместе с Богдановцами двинулись и россияне.
Увидев наступающих россиян, Полуботковцы начали отстреливаться. Русские тоже стреляли, но продолжать наступление не решились. Упало несколько раненых. Перед Полуботковцами появились ряды казаков Богдановского полка. Одновременно Полуботковцам послали приказ от укр. ген. военного комитета, чтобы они оставили город и отошли к своим казармам.
Перед заходом солнца Полуботковцы оставили город. Так же, как и утром, шли грозно, торжественно. Они выполнили приказ высшей украинской власти. А после ухода колонны россияне вновь развешали трехцветные флаги на государственных учреждениях…
По требованию петербургского правительства укр. ген. военный комитет издал приказ Полуботковцам, чтобы они сложили оружие и отправились на фронт. Полуботковцы с колебаниями выполнили и этот приказ.
О недовольстве соглашательской политикой Центральной Рады в частях Киевского гарнизона большинство членов Совета не было своевременно проинформировано. Только по ликвидации выступления мы узнали, что Полуботковцы требовали от президиума Совета прекратить угодническую политику. Президиум Рады как-бы и соглашался с Полуботковцами, но при этом продолжал вести переговоры о соглашении. Полуботковцы решили, что своим решительным выступлением они придадут решимости Ц. Раде. Но надежда не оправдалась – Рада встала не на сторону повстанцев. Вполне возможно, что если бы все члены Совета, более радикальные, были бы своевременно информированы о настроениях Полуботковцев, то последние не остались бы без политического руководства в день выступления. К сожалению, революционная часть членов Совета узнала о выступлении только 5-го июля.
Само выступление Полуботковцев вызвало значительный отклик на периферии. К Киеву «на помощь» двинулось Вольное казачество; к этому же готовились и украинские военные. Быстрая ликвидация выступления прекратила и движение «на помощь».
Открытое и решительное выступление Полуботковцев было первым вооруженным выступлением против россиян в нашей столице; оно же явилось первым массовым протестом против угоднической политики украинского политического центра. Тот отклик, который оно вызвало на Украине, указывал на то, что наши революционные массы не боятся ни «самочинности», ни «безправства» (беззакония). Украинская кровь Полуботковцев, которая краснела в Печерске, пролилась за идею самостоятельного украинского государства. И эта кровь указывала путь, который выведет нас из бесправия.
Украинская демократия в Ц. Раде, не обратила внимания на предостережение. Среди широких украинских масс росло недовольство соглашательской политикой. Психологические нити, вязавшие в одно целое украинское народ, понемногу натягивались, хотя еще и не рвались. Но социалистические политики Совета смотрели только на Петербург.
Революция набирала все больший и больший размах. Надо было творить. Надо было строить. Мы имели подходящие условия, чтобы творить – наш враг, Россия, шатался, его главные основы рушились. Мы же имели замечательный материал для построения жизни - пылающие революционным энтузиазмом народные массы. Но среди руководителей Ц. Рады не нашлось человека с творческим гением. У нас были каменщики и порой не плохие, но не было архитекторов созидателей. У нас не было Руководителей. Те люди, которые считали себя руководителями, ими не были. Время, дорогое время тратилось впустую; договоры сменялись, наносили нам ущерб; драгоценный материал портился.
Были люди, которые уже тогда поняли нашу внутреннюю трагедию, их было не много. Они не могли значительно влиять на развитие событий. Против светлых единиц стояла темная сила нашего палача – России, которая охотно поддерживала соглашателей. Последние имели еще авторитет в массах, ибо «украинцами стали не с марта месяца»... Соглашатели дорого платили России за временную поддержку и платили интересами целой нации. Достаточно вспомнить, что нескольких Полуботковцев россияне посадили в погреба киевской цитадели, где они и просидели вплоть до осени 1917 года. О тех Полуботковцах не очень беспокоилась Ц. Рада и им ничего не оставалось, разве что сквозь стены и решетки посылать молитвы к Господу, чтобы он «рассудил» их, как некогда просил гетман Павел Полуботок.
Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!