Мировой рост подлинного ленинизма - страшная опасность для Сталина

Кремль, как уже сказано, примирился с ничтожеством Коминтерна при помощи теории социализма в отдельной стране. Надежды на международную пролетарскую революцию он заменил надеждами на Лигу Наций. Иностранным компартиям приказано вести "реалистическую" политику, которая в короткий срок добьет то, что еще осталось от Коминтерна. Со всем этим Сталин мирится заранее. Но с чем он не может примириться, так это с возрождением мирового революционного движения под самостоятельным знаменем. Можно отказаться от критики реформизма; можно заключить блок с радикалами; можно одурманивать рабочих отравой национализма или пацифизма; но нельзя ни в каком случае допустить, чтоб международный пролетарский авангард получил возможность свободно и критически проверить идеи ленинизма на собственном опыте и сопоставить при свете дня сталинизм с так называемым троцкизмом.

С 1923 года вся идеология советской бюрократии складывалась путем все более враждебного отталкивания от "троцкизма". При всяком новом зигзаге точкой отправления служил "троцкизм". И сейчас, когда террористический удар Николаева ставит перед бюрократией заново важнейшие политические вопросы, которые казались ей раз навсегда решенными, она снова пытается, через посредство группы Зиновьева, найти виновника в лице троцкизма, который является, как известно, авангардом буржуазной контрреволюции, союзником фашизма и пр. Внутри СССР бюрократии удалось постольку утвердить эту версию, поскольку массы лишены возможности проверки, а те, которые знают правду, вынуждены к молчанию. Именно из этого состояния придавленности партии и выросло, как уже сказано, чудовищное явление внутрипартийного терроризма. Но опасность подкрадывается - уже подкралась - извне, с международной арены. Те самые идеи Маркса и Ленина, которые внутри СССР караются тюрьмой, ссылкой и даже расстрелом, как "контрреволюционный троцкизм", находят сейчас все более широкое и открытое признание со стороны наиболее сознательных, активных, самоотверженных элементов международного пролетарского авангарда. Гнусные клеветы, которые наемные журналисты, без чести и совести, продолжают и сейчас повторять на страницах печати Коминтерна, вызывают все большее возмущение в рядах самих компартий, изолируя в то же время секции Коминтерна от более широких кругов.

Сама по себе такая перспектива, повторяем, перестала пугать Москву. Но есть другая опасность, которая начинает давить на сознание сталинской фракции, как кошмар. Рост влияния идей нефальсифицированного ленинизма в рабочем движении Европы и Америки не сможет остаться тайной для рабочих СССР. Можно, хоть и не легко, замолчать участие бывшей американской Лиги в пенсильванской стачке, можно, хоть и трудно, замолчать слияния Лиги с Рабочей Партией; но когда события примут более широкий размах и революционные марксисты, ленинцы, примут в них руководящее участие, замолчать эти факты не будет никакой возможности. Вытекающая отсюда для сталинской фракции гигантская опасность совершенно очевидна. Все здание лжи, клеветы, травли, фальсификаций и амальгам, здание, непрерывно возводившееся со времени болезни и смерти Ленина, обрушится на головы самих строителей, т.-е. клеветников и фальсификаторов. Сталинцы глухи и слепы к перспективам мирового рабочего движения. Но у них чрезвычайно изощренный нюх по части всякой опасности, угрожающей престижу, интересам и привилегиям бюрократии.

Неизбежность новых амальгам была предсказана заранее

Наблюдая по печати из своей изолированности за постепенными, медленными, но надежными успехами идей подлинного ленинизма в Америке и Европе, я не раз говорил друзьям: близится момент, когда принципиальное "качество" этой международной тенденции начнет превращаться в массовое "количество"; этот момент должен будет прозвучать в ушах сталинцев, как сигнал смертельной опасности: ибо одно дело раздавить революционную марксистскую группировку тяжестью бюрократического аппарата в период революционного отлива, усталости, разочарования и упадка масс; другое дело - вытеснить из мирового рабочего авангарда сталинский суррогат "большевизма" силой марксистской критики. Но именно поэтому - так говорилось не раз в беседах и письмах - сталинская верхушка не сможет пассивно дожидаться торжества ленинизма. Она должна будет принять "свои" меры. Конечно, не меры идейного порядка: здесь ее бессилие настолько очевидно, что Сталин за последние годы вообще перестал высказываться по вопросам международного рабочего движения. "Свои" меры для Сталина значит: усиление репрессий; новые более чудовищные формы амальгам; наконец, союз с буржуазной полицией против ленинцев, на основе взаимных услуг.

Уже очень скоро после убийства Кирова, когда все были еще уверены, что дело идет о белогвардейском покушении, кто-то из друзей прислал мне из Женевы циркулярное письмо Интернационального Секретариата Международной Лиги коммунистов-интернационалистов, посвященное кровавому акту в Смольном. Ссылаясь на затяжку расследования и крайне двусмысленный тон первых кремлевских сообщений, И. С. высказывал, уже в постскриптуме, предположение: не совершается ли в ГПУ подготовка какой-либо новой грандиозной амальгамы против "троцкистов". Циркуляр И. С., помеченный 10 декабря, имеется несомненно во всех частях света. Правда, сам И. С. оговаривал свою гипотезу в том смысле, что такая амальгама, хоть и возможна, но все же "мало вероятна". Однако, "мало вероятное" осуществилось. Когда появилось первое сообщение о том, что Николаев принадлежал некогда к ленинградской оппозиции 1926 года, сомнениям не оставалось больше места. Новая травля против Зиновьева - Каменева не замедлила последовать. Тогда же, в беседе с одним из друзей (извиняюсь за эти личные подробности, но они необходимы для понимания психологической подоплеки дела) я сказал: "на этом этапе дело не остановится; завтра они выдвинут троцкизм". Для такого предсказания поистине не нужно было быть пророком. Полученный через два-три дня номер Temps от 25 декабря заключал в телеграмме из Москвы такое сообщение: "Надо заметить... что в течение нескольких дней имя Троцкого все чаще и чаще произносится рядом с именем Зиновьева.*1 Труп Кирова и группа Зиновьева становятся таким образом подготовительными ступенями для более широкого и смелого замысла: удара по международному ленинизму.
/*1 Весьма дружественный Сталину Temps подчеркивает тут же, что в числе арестованных зиновьевцев находится известный "троцкист" Евдокимов. На самом деле Евдокимов является одним из основных членов группы Зиновьева. "Троцкистом" он никогда не был. Дела это, конечно, не меняет. Но нельзя не отметить, что таким мелким фальсификациям, совершаемым через посредство дружественной прессы, нет числа.

Какой характер должен принять ближайший удар, этот вопрос не решен, окончательно, может быть даже и в самом узком кругу заговорщиков (Сталин - Ягода - Ярославский и Ко). Многое зависит от дальнейшего хода событий. Но одно ясно: недостатка ни в злой воле, ни в материальных средствах у заговорщиков нет. Рост международного ленинизма будет подстегивать их злую волю каждый день. Нельзя поэтому исключать заранее ни одной из тех гипотез, которые сами собой напрашиваются на основании создавшейся обстановки. Но какой путь ни будет подсказан ходом событий и творческим воображением Сталина - Ягоды, подготовка "общественного мнения" будет идти по линии опасностей терроризма, угрожающих со стороны "троцкистов" порядку и миру в Европе. L'Humanite уже пишет о "троцкистской террористической группе" в Ленинграде: лакеи всегда забегают впереди господ.

Перерезать дорогу подготовляемым новым амальгамам можно только одним путем: разоблачить замысел заранее. Сталинцы обрабатывают общественное мнение международной полиции, на предмет высылок, выдач, арестов и других более решительных действий. Ленинцы должны подготовить к возможным событиям общественное мнение пролетариата. В данном случае, как и в других, надо открыто сказать то, что есть. Этой задаче должно служить, в частности, и настоящее письмо.

Некоторые выводы

Можно ли, в виду такого постыдного образа действий советской верхушки, безоговорочно признавать СССР рабочим государством? - так скажут, пожалуй, некоторые идеалисты, моралисты, или просто ультралевые путанники. Вместо того, чтобы анализировать конкретные формы и этапы развития рабочего государства, как оно создано сочетанием исторических условий, эти мудрецы (Трэн является во Франции их неподражаемым "теоретиком") "признают" или "не признают" рабочее государство в зависимости от того, нравятся ли им действия советской бюрократии или нет. С таким же правом мы могли бы отказаться признавать американский пролетариат пролетариатом на том основании, что во главе его стояли и стоят люди, вроде Гомперса, Грина и Ко. Бюрократия нужна рабочему классу, тем более рабочему государству. Но нельзя отождествлять бюрократию с классом. Рабочее государство, как и рабочий класс в целом, проходят через разные этапы, как подъема, так и упадка. Сталинская фракция получила преобладание в период поражений мирового пролетариата, усталости и апатии русского пролетариата и быстрого формирования привилегированного правящего слоя. Кто в борьбе фракций в СССР видит только победы и поражения отдельных лиц, тот ничего не видит.

В 1926 году Н. К. Крупская, примкнувшая тогда, вместе с Зиновьевым и Каменевым, к левой оппозиции, говорила: "если б жив был Ленин, он сейчас, наверное, сидел бы у ГПУ в тюрьме". Не потому, конечно, что Сталин оказался сильнее Ленина: нелепо даже и сравнивать эти две фигуры. Ленин - гений-новатор, Сталин - крепкое и законченное воплощение бюрократической посредственности. Но революция - диалектический процесс, знающий свои высокие подъемы и крутые спуски. В последние два года своей жизни Ленин главную опасность для революции видел в бюрократизме, а в Сталине - наиболее законченного представителя этой опасности. Ленин заболел и умер во время горячей подготовки к борьбе против сталинского аппарата.

Преступно было бы отрицать прогрессивную работу, совершенную советской бюрократией. Без инициативы, без кругозора, без понимания движущих исторических сил бюрократия, после упорного сопротивления, оказалась вынуждена, логикой своих собственных интересов, принять программу индустриализации и коллективизации. По своему общему уровню, по характеру своих интересов сталинская бюрократия немногим выше бюрократии американских тред-юнионов. Но в противоположность этой последней она корнями своими сидит в национализированных средствах производства, вынуждена охранять и развивать их. Она совершает эту работу по-бюрократически, т.-е. плохо, но сама эта работа имеет прогрессивный характер. Первые крупные успехи на этом пути, непредвиденные для самой бюрократии, повысили ее самочувствие и сплотили ее вокруг того вождя, который полнее всего воплощает положительные и отрицательные черты бюрократического слоя.

Эта "героическая" эпоха бюрократии на исходе. Бюрократия исчерпала внутренние ресурсы "просвещенного абсолютизма". Дальнейшее развитие хозяйства и культуры требует низложения бюрократии путем возрождения советской демократии. Бюрократия отчаянно сопротивляется. В борьбе против прогрессивных потребностей нового общества она неизбежно разлагается. После того, как бюрократия подавила внутреннюю жизнь партии, сталинская верхушка подавила внутреннюю жизнь самой бюрократии. Отныне разрешено одно: славить "великого и любимого вождя". Из этого клубка противоречий вырос "коммунистический" террор против бюрократической верхушки.

"Внутренний" террор знаменует тупик бюрократизма, но ни в какой мере не указывает выхода из тупика. Выход может быть найден только на пути возрождения большевистской партии. Эта задача разрешима только в мировом масштабе. Чтоб русские рабочие отбросили гашиш "социализма в отдельной стране" и повернулись массой своей в сторону международной социалистической революции, мировой пролетарский авангард должен сплотиться под знаменем ленинской партии. Борьба против реформизма - более непримиримая, чем когда либо - должна дополняться борьбой против парализующего и деморализующего влияния сталинской бюрократии на мировое рабочее движение. Защита Советского Союза немыслима без борьбы за Четвертый Интернационал.

Л. Троцкий.
28 декабря 1934 г.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 41.

 

Л. Троцкий.
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

С неизбежным запозданием на день я получил парижскую газету L'Humanite от 28 декабря, с выдержками из обвинительного акта и с комментариями некоего Дюкло. Так как выдержки и комментарии исходят от ГПУ, то нет надобности объясняться с наемными лакеями: достаточно раскрыть планы господ.

Как и следовало ожидать, обвинительный акт ни словом не упоминает о группе Зиновьева - Каменева. Другими словами: первоначальная амальгама рассыпалась прахом. Но попутно она выполнила свое назначение, подготовив психологически другую амальгаму: в обвинительном акте совершенно неожиданно - неожиданно для наивных людей - всплывает имя Троцкого. Убийца Кирова Николаев находился - по его признанию - в связи с консулом иностранного государства. Во время одного из посещений Николаевым консульства, консул вручил ему 5.000 рублей на расходы. Николаев прибавляет: "Он сказал, что может установить связь с Троцким, если я передам ему письмо от группы к Троцкому". И это все. Точка. Дальше обвинительный акт не возвращается к этому эпизоду. Надо еще отметить, что Николаев дал впервые свое показание об иностранном консуле и об его предложении передать письмо Троцкому лишь на двадцатый день после ареста. Очевидно, следователю пришлось в течении двадцати дней помогать памяти террориста, чтоб извлечь из нее столь ценное показание! Но пройдем мимо этого. Допустим, что показание аутентично. Допустим далее, что интересующий нас консул действительно существует в природе. Допустим, что он вступил в сношения с террористической группой (такие случаи в истории бывали). Но как и почему здесь всплывает мое имя? Не потому ли, что террористическая группа ищет связей с Троцким? Нет, этого не решается утверждать и ГПУ. Может быть Троцкий ищет связей с террористической группой? Нет, и этого обвинительный акт не смеет сказать. Сам консул берет на себя инициативу и, передавая Николаеву, накануне подготовляемого террористического акта, 5.000 рублей, выпрашивает письма на имя Троцкого. Только это сообщение - поистине поразительное сообщение! - и делает Николаев. Фигура "консула" сразу освещается светом магния. "Консул" бодрствует! "Консул" на посту! "Консулу" необходим маленький документик: письмо от финансируемых им террористов на имя - Троцкого. Получил ли консул это письмо? Казалось бы, не маловажный вопрос. Но как раз на этот счет мы из обвинительного акта, как он передан в L'Humanite, не узнаем ни слова. Неужели же ни следователь, ни прокурор так и не поинтересовались этим обстоятельством? Ведь интерес представляют не подвиги никому неизвестного консула, а вопрос о сношениях террористов с Троцким. Были эти сношения или нет? Было ли письмо написано и передано? Был ли получен ответ? На эти неотразимые вопросы мы не слышим никакого ответа. Поразительно? Только для наивных людей. ГПУ не могло позволить прокурору нескромности в той области, на которую оно вынуждено набросить покров молчания. Можно не сомневаться, что письмо никогда не было написано, ибо, если террористы что-нибудь знали о Троцком, - а они не могли не знать, - для них не могло быть тайной мое непримиримое отношение к авантюризму индивидуального террора, проходящей красной нитью через 37 лет моей революционной и литературной деятельности (см. многие десятки статей в собрании моих "Сочинений", изданных Госиздатом). Однако, признать, что террористы не видели ни малейшего основания искать связей с Троцким, и потому не откликнулись на предупредительное предложение "консула", значило бы сразу опрокинуть всю амальгаму. Лучше промолчать! Сделаем, однако, на минуту совершенно невероятное допущение: красноречивому провокатору удалось действительно получить столь интересующее его письмо. Но куда оно девалось? Конечно, было бы очень заманчиво передать такое письмо Троцкому и... получить от него для ленинградских "сторонников" какой-нибудь поощрительный ответ, хотя бы и безотносительно к террору. Но если не консул, то его вдохновители слишком хорошо понимали рискованность такого предприятия: предшествующие попытки провокации, правда, меньшего масштаба, заканчивались неизбежными фиаско. Письмо - если оно, повторяем, вопреки всем вероятиям, было написано - должно было просто остаться в архиве ГПУ, как инструмент, не соответствующий цели. Но об этом нельзя сказать вслух, не признавая тем самым, что консул приходится кузеном врангелевскому офицеру (см. ниже).

Мыслим ли, однако, консул в качестве агента-провокатора? Мы совершенно не знаем, идет ли речь о действительном консуле или о подставном: ресурсы мистификации в данном случае неограниченны. Но и подлинные консула мало похожи на святых. Иные из них занимаются контрабандой, запрещенными операциями с валютой и попадают в руки полиции (не только ГПУ, разумеется). Провалившемуся консулу обещают не только забвение грехов, но и вполне легальную валюту в придачу, если он окажет несколько маленьких и невинных услуг. Такие случаи бывали, бывают, будут бывать... пока существуют консула, таможни, валюта, посредники, посредницы и предприимчивая полиция.

Приведенная нами версия, неотразимо вытекающая из самого обвинительного акта, если уметь его читать, предполагает следовательно, что само ГПУ, через действительного или мнимого консула, финансировало Николаева и пыталось связать его с Троцким. Эта версия находит косвенное, но весьма действительное подтверждение в том факте, что все ответственные представители ГПУ в Ленинграде были немедленно после покушения прогнаны, а следствие долго топталось на месте в явном затруднении: какой выбрать вариант для объяснения того, что случилось. Мы не хотим сказать, что ГПУ, в лице своих ленинградских агентов, преднамеренно убило Кирова: для такого допущения у нас нет никаких данных. Но агенты ГПУ знали о готовящемся террористическом акте, следили за Николаевым, вступали с ним в сношения через подставных консулов с двойной целью: захватить как можно больше причастных к делу лиц, а попутно попытаться скомпрометировать политических противников Сталина при помощи сложной амальгамы. Увы, слишком сложной, как показал дальнейший ход событий: прежде чем "консул" успел подготовить политический выстрел против Троцкого, Николаев спустил затвор против Кирова. Организаторы наблюдения и провокации полетели после этого со своих мест. А при составлении обвинительного акта пришлось тщательно обходить мели и подводные рифы, оставлять в тени "консула", замазывать следы работы ГПУ и в то же время спасать все, что можно, из провалившейся амальгамы. Загадочное промедление со следствием находит таким образом вполне естественное объяснение.

Зачем же все-таки понадобился консул? Без консула никак нельзя было обойтись. Консул символизирует связь террористов и Троцкого с мировым империализмом (хотя консул представлял, надо думать, какое-нибудь совсем маленькое и захолустное государство: это безопаснее). Консул удобен и в другом отношении: его нельзя "по дипломатическим соображениям" назвать в обвинительном акте и следовательно вызвать в качестве свидетеля: главная пружина комбинации остается таким путем за кулисами. Наконец, сам консул - если он действительно существует в природе - ничем особенным не рискует: даже отозванный, по соображениям дипломатической вежливости, своим правительством он вернется домой, как заслуженный герой, пострадавший на службе горячо любимому отечеству; в кармане его при этом окажется некоторая дополнительная к скромному жалованью сумма на черный день, и это тоже не портит дела.

Характер махинации легче всего понять, если знать хоть немного предшествующую закулисную историю борьбы Сталина с "троцкизмом". Я приведу только три примера. Уже в 1926 г. наемные журналисты разнесли по всему миру весть о том, что левая оппозиция уличена в связи с... белогвардейцами. Мы недоумевали. Оказалось: ГПУ подослало одного из своих штатных агентов, с предложением услуг по распространению оппозиционной литературы, к никому неизвестному восемнадцатилетнему юноше, сочувствовавшему оппозиции. Агент ГПУ 6 - 7 лет перед тем состоял будто бы в армии Врангеля (что, впрочем, никем не проверено). На этом основании Сталин публично обвинял всю оппозицию в блоке... не с агентом ГПУ, а с белогвардейцами.

Накануне моей ссылки в Центральную Азию (январь 1928 года) иностранный журналист предложил мне, через Радека, тайно передать, если нужно, письмо моим иностранным друзьям. Я высказал Радеку уверенность в том, что журналист - агент ГПУ. Письмо я, однако, написал, так как я не имел сказать моим иностранным друзьям ничего такого, что не мог бы повторить открыто. На другое утро письмо мое было опубликовано в "Правде", как доказательство моих тайных сношений "с заграницей".

20 июля 1931 года краковская желтая газета "Kurjer Codzienny" опубликовала грубейший фальсификат за подписью Троцкого. Несмотря на то, что мои литературные работы не допускаются в СССР под страхом тягчайших наказаний (Блюмкин был расстрелян за попытку провоза "Бюллетеня русской оппозиции"), статья из Kurjer'а было воспроизведена в московской "Правде" в виде клише. Самый элементарный анализ статьи показывает, что она была сфабрикована в ГПУ, при участии небезызвестного Ярославского и напечатана (надо думать, по тарифу объявлений) в Kurjer'е только для того, чтоб быть воспроизведенной в "Правде".

Я вынужден оставить в стороне ряд других более ярких комбинаций и амальгам, чтоб преждевременным разоблачением не повредить третьим лицам. Во всяком случае тип этого рода творчества после сказанного ясен. Треугольник из Николаева, "консула" и Троцкого не нов. Он подобен десятку других треугольников и отличается от них лишь более широким масштабом.

Надо, однако, оговориться, что советская печать, как видно по телеграфным выдержкам в той же l'Humanite, делает из последней амальгамы в отношении Троцкого крайне осторожное применение, не идя дальше разговоров об "идеологических вдохновителях". Зато l'Humanite говорит о моем участии в убийстве Кирова почти с такой же уверенностью, с какою Matin писал недавно о моем участии в убийстве царя Александра и Барту.

Разница выводов l'Humanite и "Правды" объясняется не только тем, что глупость амальгамы из Николаева, "консула" и Троцкого гораздо яснее в Москве, чем в Париже; но и потому, что по самой сути своей эта часть амальгамы предназначена для заграницы, прежде всего для Франции. Прямая цель ее: повлиять в нужном духе на французских рабочих через посредство единого фронта и оказать давление на французские власти. Отсюда невероятный тон l'Humanite! Советское правительство оказалось вынуждено открыто признать, что участие Зиновьева, Каменева и др. "не доказано"; обо мне в правительственном сообщении вообще не было речи. В обвинительном акте говорится лишь о стремлении "консула" получить письмо для Троцкого, - без выводов. Лакеи из l'Humanite пишут, что участие Троцкого в убийстве Кирова "доказано".

Настоящее письмо, как уже сказано, посвящено не лакеям, а их господам. Однако, я не могу не отметить здесь, что одним из первых моих острых конфликтов с "тройкой" (Сталин, Зиновьев, Каменев) вызван был моим протестом против того, что они, во время болезни Ленина, занялись систематическим развращением более податливых "вождей" западного рабочего движения, в частности при помощи подкупа. "Ведь покупает же буржуазия вождей тред-юнионов, парламентариев, журналистов, - почему же нам этого не делать?", возражали мне Сталин и Зиновьев. Я отвечал им, что при помощи подкупа можно разлагать рабочее движение, но не создавать революционных вождей. Ленин предостерегал против отбора в Коминтерне "покорных дураков". К этому прибавился отбор готовых на все циников. Готовых на все? До первой серьезной опасности. Люди без чести и совести не могут быть надежными революционерами. В трудную минуту они неизбежно предадут пролетариат. Я могу лишь посоветовать рабочим твердо запомнить себе имена бесстыдных клеветников, чтоб проверить это предсказание.

Л. Троцкий.
30 декабря 1934 г.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 41.

 

Л. Троцкий.
НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ СТАЛИНСКОЙ АМАЛЬГАМЫ

Обстоятельства позволяют кратко осветить последние эпизоды процесса об убийстве Кирова и связанной с этим делом амальгамы (вернее: серии амальгам).

1. Таинственный консул оказался латышским консулом: наше предположение, что для амальгамы выбран маленький консул маленькой страны подтвердилось полностью. Но необходимость назвать консула - очевидно, под дипломатическим давлением - грозила опрокинуть амальгаму: кто же поверит, что консул Латвии организует мировую интервенцию против СССР? Понадобилась новая версия: консул Латвии являлся на самом деле агентом Гитлера. Возможно. Но как в таком случае связать Троцкого с Гитлером? Сталин и не пытался дать объяснение. Он предоставил своим заграничным наемникам выпутываться, как знают. А наемники не смогли дать ничего больше того, что им самим отпущено от природы.

2. Группа Зиновьева была арестована по делу об убийстве Кирова. Обвинительный акт не заикается, между тем, ни об одном из арестованных в Москве зиновьевцев. Почему же все-таки они были арестованы? Заграничные лакеи обливают Зиновьева грязью с таким же бесстыдством, с каким они ползали перед ним на брюхе в 1923 - 1925 г.г.

3. В чем можно обвинить Зиновьева, Каменева и их друзей политически? В том, что они капитулировали. Этим актом политического малодушия они загнали в тупик революционную молодежь. Она оказалась без перспективы. Между тем свинцовая крышка бюрократизма не дает ей ни думать, ни жить, ни дышать. Именно в таких условиях рождаются террористические настроения. Только рост подлинного большевизма, в мировом масштабе, может вдохнуть новые надежды в советскую революционную молодежь и оберечь ее от пути отчаянья и авантюр.

4. Попытка связать большевиков-ленинцев с идеей интервенции имеет очень определенный исторический запах. В 1917 г. Милюков, Керенский и К° обвиняли Ленина, Троцкого и других большевиков в том, что они являются агентами немецкого генерального штаба и служат целям интервенции Гогенцоллерна. Эта идиотская клевета обошла тогда весь мир. Сталин не придумал ни одного нового слова. Он рабски повторяет старую клевету на вождей большевизма. Он является лишь учеником Милюкова и Керенского.

5. Когда британские морские власти арестовали меня в марте 1917 года для заключения в концентрационный лагерь в Канаде, Ленин писал в "Правде", N 34, 16 апреля 1917 года:

"Можно ли поверить хотя на минуту в добросовестность того сообщения, которое получено было английским правительством и состояло в том, что Троцкий, бывший председатель Совета Рабочих Депутатов в Петербурге 1905 года, революционер, десятки лет отдавший бескорыстной службе революции, - что этот человек имел связь с планом, субсидированным германским правительством? Ведь это явная, неслыханная, бессовестнейшая клевета на революционера!".

Эти слова писались до того, как я объединился с Лениным, до того, как я был избран председателем большевистского совета 1917 года, до Октябрьского переворота, до гражданской войны, до создания Третьего Интернационала, до строительства советского государства. И по прошествии новых 18 лет не агенты британской контрразведки, а сталинцы повторяют ту же самую "явную, неслыханную, бессовестнейшую клевету на революционера"! Это простое сопоставление лучше всего характеризует ту отраву лжи, клеветы, обмана, которую сталинская бюрократия вливает в мировое рабочее движение!

6. Все 14 обвиняемых по делу об убийстве Кирова оказались расстреляны. Все ли они участвовали в террористическом акте? Обвинительный акт отвечает на этот вопрос утвердительно, но не приводит и тени доказательства. Мы не верим обвинительному акту. Мы видели, с какой наглой и вместе трусливой тенденциозностью он впутывает в свой текст имя Троцкого, сознательно умалчивая о том, какие последствия имела провокация консула насчет "письма". Впутать в дело десяток ленинградских комсомольцев гораздо легче, чем Троцкого. Кто эти комсомольцы? Мы не знаем. Не трудно расстрелять неизвестных комсомольцев. Среди них должны быть и агенты ГПУ: те самые, которые сводили Николаева с "консулом", подготовляли амальгаму, а в последний момент не доглядели и дали Николаеву произвести фатальный выстрел. Физическое устранение этих агентов было необходимо, чтоб избавиться от стеснительных участников и свидетелей амальгамы. Но среди расстрелянных могли быть и просто критически настроенные комсомольцы. Задача амальгамы: окончательно терроризовать жаждущую самостоятельности молодежь, показав ей, что малейшее сомнение в божественной благодати, покоящейся на Сталине, или беспорочном зачатии Кагановича будет отныне караться наравне с террористическими актами.

7. Заграничные агенты ГПУ, выдающие себя нередко за друзей СССР и компрометирующие действительных друзей СССР, обвиняют всякого, кто критически относится к произведенной расправе, в сочувствии (!) террористам. Революционеры не могут питать по отношению к этим лакейским методам ничего, кроме презренья. Несомненно, враги и скрытые противники Октябрьской революции всячески пользуются путанными и противоречивыми комментариями к суммарным расправам в своих целях. Но это обстоятельство вовсе не должно побуждать нас закрывать глаза на двойственную роль советской бюрократии, которая, с одной стороны, ограждает (по своему) завоевания октябрьской революции от классовых врагов, а с другой стороны, бешено защищает свои экономические и политические привилегии от критики и протеста передовых рабочих. ГПУ в качестве орудия бюрократии, направляет оружие террора и против контрреволюционеров, угрожающих рабочему государству, и против комсомольцев, недовольных самодержавием бесконтрольной бюрократии. Отождествляя себя с рабочим государством по старой формуле "государство - это я!", бюрократическая верхушка изображает террор против партии и комсомола, как террор против контрреволюции. Этой цели и служат отравленные амальгамы.

8. Дело идет не о борьбе советской бюрократии против Троцкого и "троцкистов". Дело идет о моральной атмосфере мирового рабочего движения. Гнусная амальгама вокруг "консула", служившего, видимо, одновременно трем правительствам, принадлежит ныне к числу обычных, нормальных приемов сталинской бюрократии в борьбе за ее кастовые позиции. В 1921 г., предупреждая ближайших товарищей против избрания Сталина генеральным секретарем, Ленин говорил: "этот повар будет готовить только острые блюда". Тогда, конечно, еще и речи не было об отравленных блюдах амальгам. И кому они ныне преподносятся. Рабочим. Сталинцы систематически отравляют ложью мировой пролетарский авангард. Неужели же этого требуют интересы рабочего государства? Никогда! Но этого требуют корыстные интересы бесконтрольной бюрократии, которая хочет во что бы то ни стало оградить свой престиж, свою власть, свои привилегии при помощи террора против всего мыслящего и критического в рядах пролетариата.

9. Самая горячая преданность Советскому Союзу не должна быть слепой, иначе она ничего не стоит. Рабочее государство развивается в противоречиях, внешних и внутренних. Формы и методы рабочего государства уже менялись несколько раз и будут меняться впредь. Бюрократический этап, имевший свои объективные причины, исчерпан. Абсолютизм бюрократии стал величайшим тормозом для дальнейшего экономического и культурного роста советов. Лакеи бюрократии, обоготворяя ее режим, играют реакционную роль. Революционеры-марксисты ставят своей задачей освободить мировой пролетарский авангард от пагубного влияния бесконтрольной бюрократической клики, чтобы помочь затем рабочим СССР возродить партию и советы, не посредством осужденных заранее террористических авантюр, а посредством сознательного массового движения против бюрократического абсолютизма.

Л. Троцкий.
12 января 1935 г.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 42.

 

 

Л. Троцкий.
ДЕЛО ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА И ДР.

16 января 1935 г., 20 часов.

Только что услышал по радио сообщение, что Зиновьев и Каменев предаются военному суду "в связи с делом об убийстве Кирова". Итак, амальгама вступила в новую стадию.

Припомним еще раз важнейшие этапы. Зиновьев, Каменев и их московские друзья арестованы "в связи" с убийством Кирова. В ходе следствия происходит, однако, неожиданная запинка. ЦИК, в изъятие из только что опубликованного закона, вынужден продлить ход следствия. Не смотря на это оказывается все же, что для предания Зиновьева и др. суду нет достаточных данных. Почему же их арестовали? Вывод ясен: их арестовали не почему-либо, а для чего-либо.

Их арестовали для амальгамы, т.-е. для установления связи между террористическим убийством и оппозицией, всякой вообще оппозицией, всякой вообще критикой, прошлой, настоящей и будущей. Их решились арестовать, потому что все казалось заранее рассчитано. ГПУ было в курсе подготовлений террористического акта в Ленинграде. "Консул" выполнял данное ему поручение: он представлял соединительное звено амальгамы. Но действительный террорист, Николаев, в последний момент - по соображениям конспирации - оторвался, видимо, от своей собственной группы, в том числе и от входивших в нее агентов ГПУ. Раздался роковой выстрел. Он не входил в программу Сталина. Но это был риск предприятия. Киров пал жертвой. Агенты ГПУ пострадали: старших сместили, младших расстреляли вместе с террористами.

Непредвиденный выстрел внес расстройство в амальгаму. "Консул" и его руководители ничего не успели подготовить. Пришлось Зиновьева-Каменева и их друзей выделить из процесса. Обвинительный акт по делу Николаева не упоминал о них ни словом; правительственное сообщение говорило, что они будут подвергнуты административной ссылке. За что? Неизвестно! Суд над 14 ленинградцами состоялся: все были расстреляны. Казалось, дело ликвидировано. Но так могло казаться лишь тем, кто забыл о главной задаче всего предприятия: об амальгаме. "Предсказание задним числом", скажет кто-либо из противников. К счастью, я могу процитировать целый ряд документов, в том числе и опубликованных.

Вскоре после моего прибытия в Турцию, 4-го марта 1929 года, я со всей конкретностью разъяснял в "Бюллетене" русской оппозиции, какие цели преследует Сталин этой высылкой. Указав на живучесть идей оппозиции в партии, я писал:

"Сталину остается одно: попытаться провести между официальной партией и оппозицией кровавую черту. Ему необходимо до зарезу связать оппозицию с покушениями, подготовкой вооруженного восстания и пр. (подчеркнуто в "Бюллетене")... Но как раз на этом пути - продолжал я - стоит руководящая верхушка оппозиции...

"Отсюда план Сталина: ...выслать головку оппозиции заграницу (тогда предполагались еще высылки. - Л. Т.) и развязать себе тем самым руки для палаческой работы по отношению к молодым и рядовым оппозиционерам, имена которых еще неизвестны массам, особенно заграницей...

"Вот почему после высылки вождей оппозиции надо с уверенностью ждать попыток сталинской клики так или иначе втянуть ту или другую якобы оппозиционную группу в авантюру, а в случае неудачи - сфабриковать или подкинуть оппозиции "покушение" или "военный заговор...".

Эти строки, написанные, как сказано 4 марта 1929 года, напечатаны в N 1-2 "Бюллетеня" русской оппозиции (июль 1929 г., стр. 2). Уже через несколько месяцев Сталин расстрелял Блюмкина за свидание со мной в Константинополе и доставку от меня письма товарищам в Москву. Письмо, носившее чисто принципиальный характер, так мало походило для нужд амальгамы, что не было даже использовано в советской печати, которая, впрочем, и о расстреле Блюмкина не обмолвилась ни одним словом.

4 января 1930 г. я писал по этому поводу:

"Блюмкин расстрелян - по постановлению ГПУ. Такой факт мог иметь место только потому, что ГПУ стало чисто личным органом Сталина. В годы гражданской войны Чека совершала суровую работу. Но эта работа велась под контролем партии... Сейчас партия задушена... Политбюро не существует... Бухарин уже заявил, что Сталин держит в своих руках членов так называемого Политбюро при помощи документов, собранных через ГПУ. В этих условиях кровавая расправа над Блюмкиным явилась личным делом Сталина". ("Бюллетень", N 9, 1930 г., стр. 8).

В цитированной статье впервые указан новый, крайне важный фактор, толкающий Сталина на путь кровавых амальгам.

"Расстрелом Блюмкина Сталин хочет сказать международной оппозиции большевиков-ленинцев, что внутри страны у него есть сотни и тысячи заложников, которые будут расплачиваться своими головами за успехи подлинного большевизма на мировой арене". (Там же).

Итак, шесть лет тому назад мы предупреждали друзей о неизбежности "попыток сталинской клики так или иначе втянуть ту или другую якобы оппозиционную группу в авантюру, а в случае неудачи - сфабриковать или подкинуть оппозиции покушение...". Шесть лет эти попытки, несмотря на все усилия ГПУ, не давали результатов. Режим партии и советов тем временем прогрессивно ухудшался. В молодом поколении настроения отчаяния сгустились до взрывов террористического авантюризма. Мог ли Сталин, при таких условиях, не ухватиться за убийство Кирова для осуществления давно лелеемой мысли об амальгаме?

17 января. - Утренние телеграммы принесли некоторые разъяснения: показания обвиняемого Бакаева, в связи с некоторыми другими обстоятельствами, дали, по словам официального сообщения, возможность "установить участие Зиновьева, Евдокимова, Каменева и Федорова из московского центра, в контрреволюционной деятельности". 19 человек, в том числе четыре названных, предаются суду военного трибунала. В сообщении, как оно передано французской печатью, ни словом не упоминается о деле Кирова. Речь идет о "контрреволюционной деятельности" вообще. Что это значит, мы знаем хорошо. Контрреволюцией является все то, что не совпадает с интересами, взглядами, зигзагами и предрассудками бюрократической верхушки. Из текста сообщения вытекает таким образом, что когда Зиновьева, Каменева и их друзей арестовали, то не было никаких данных не только насчет их причастности к убийству Кирова, - этих данных нет, разумеется, и сейчас, - но и насчет их участия в какой-либо оппозиционной группировке. Только теперь, на основании неизвестных нам показаний Бакаева, которого пришлось для этого держать под угрозой привлечения по делу Николаева, т.-е. под страхом расстрела, удалось будто бы установить участие Зиновьева и др. в "контрреволюционной деятельности". В чем она выражалась, мы пожалуй, так и не узнаем. Вернее всего в том, что они в тесном кругу жаловались на Сталина, вспоминали "Завещание" Ленина, ловили бюрократические слухи и мечтали о "настоящем" партийном съезде, который сместит Сталина. Вряд ли было что-либо более серьезное. Но они представляли ту опасность, что могли стать осью для недовольной Сталиным низшей и средней бюрократии. А в этой области верхушка не шутит.

Но все же непонятно на первый взгляд, зачем понадобился на этот раз военный суд? Даже самым растленным международным лакеям Сталина будет не легко объяснить рабочим почему и за что, т.-е. за какую именно "контрреволюционную деятельность", 19 старых большевиков, стоявших в большинстве своем у колыбели партии, предаются военному трибуналу. Сталин не может не понимать, что он перетягивает струну. Неужели без цели, из слепой мстительности? Нет, мы этого не думаем.

Московский корреспондент "Temps" подчеркивает, что несмотря на всю кампанию обвинений и травли, Зиновьев и Каменев "до сих пор еще не исключены из партии". Газеты сообщали уже об их высылке. Только вчера они сообщили неожиданно об их предании военному суду. Получается такая картина, как если бы Зиновьева и Каменева подвергали пытке неизвестностью: "мы вас можем оставить в партии, но мы можем вас и расстрелять". Похоже на то, что Сталин чего-то домогается от Зиновьева и Каменева, играя на их не очень стойких нервах. Чего же он может домогаться? Очевидно, каких-либо "подходящих", "нужных", "полезных" показаний. Зиновьев, Каменев и их друзья, поставленные под угрозой расстрела, должны помочь Сталину исправить и доделать ту амальгаму, которую жестоко скомпрометировал слишком медлительный консул. Никакого другого объяснения военному трибуналу я не нахожу.

В 1928 г., когда я находился в Центральной Азии, ГПУ арестовало моего ближайшего сотрудника, управляющего делами военного и морского комиссариатов, Г. В. Бутова и предъявило ему требование дать показания о моих "контрреволюционных" подготовлениях. Бутов ответил на это голодовкой в тюрьме ГПУ; голодовка длилась 50 дней и закончилась его смертью. От Блюмкина требовали под дулом револьвера провокации; он отказался; тогда спустили затвор. От Бакаева и других требовали показаний против Зиновьева и Каменева. Такие показания, если верить официальному сообщению, были получены.*1 Почему же не допустить, что от Зиновьева, Каменева и остальных то же требовали показаний, угрожая военным судом и, не добившись результатов, довели дело до военного суда?
/*1 Весьма возможно, что опровергая возводимое на него обвинение, Бакаев заявил: "да, собирались, критиковали ЦК, но о терроре не было и речи". Слова: "собирались, критиковали ЦК" и положены были в основу обвинения. Разумеется, дело идет лишь о нашем предположении.

18 января. - "L'Humanite" от 17 января принесла извлечения из обвинительного акта против Зиновьева и других. Если это "обвинительный акт", то против сталинского режима!

Изложим важнейшие выводы на основании того, что публикует сам Сталин.

1. Никакого отношения к террористическому акту в Ленинграде московская группа обвиняемых не имела. Сталин возлагает на Зиновьева, как бывшего вождя бывшей ленинградской оппозиции, политическую ответственность за террористические тенденции. Но эти тенденции возникли внутри большевистской партии. Ответственность за них несет руководство партии. В этом смысле вполне правильно сказать: политическую ответственность за убийство Кирова несет Сталин и его режим.

2. Главный свидетель обвинения, Сафаров, почему то выделенный из процесса (роль этого субъекта в деле представляется крайне загадочной) показывает, что "контрреволюционная" деятельность Зиновьева-Каменева и других была особенно активной в 1932 году! Но ведь за эту именно деятельность они и были исключены в 1932 году из партии и сосланы. Дело происходило в тот момент, когда паническая коллективизация, после слишком долгой дружбы с кулаком, породила неисчислимые жертвы и буквально поставила на карту судьбу советского режима. Все кипело в стране, и вся бюрократия шушукалась в недоумении и страхе. В чем обвиняла Зиновьева и Каменева Центральная Контрольная Комиссия в 1932 году? В связях с правыми оппозиционерами (Рютин и др.). Вот буквальный текст обвинения: "Зная о распространявшихся контрреволюционных документах, они вместо немедленного (!) разоблачения кулацкой агентуры, предпочли обсуждать (!) этот (?) документ и выступить тем самым прямыми сообщниками антипартийной контрреволюционной группы". Зиновьев и Каменев обвинялись, следовательно, в том, что "обсуждали" правую платформу, прежде чем донести на нее. За это они были исключены. Но ведь после того они покаялись (да как!) и были возвращены в партию. В чем состояла их новейшая контрреволюционная деятельность? На этот счет мы не слышим ни слова. Обвинительный акт говорит о вражде группы Зиновьева к вождям, о дававшихся ею политических директивах (каких? когда? кому?) и пр., но тщательно избегает пояснений, фактов, дат. Дело явно идет о том же 1932 годе. И обвиняемый Сафаров, который предпочел превратиться в свидетеля обвинения, признает, что после разгрома группы Рютина "контрреволюция" Зиновьева приняла "ползучий" характер, другими словами сошла со сцены.

3. "Обвинительный акт" говорит, правда, что Куклин, Гертик, Евдокимов и Шаров поддерживали сношения с ленинградской контрреволюционной группой и "в борьбе с советской властью не останавливались ни перед какими средствами". К сожалению, ни одно из этих средств не названо! Равным образом не указано, к какому времени относились эти сношения? По всей видимости к 1932 году! Обвинительный акт ни словом не упоминает о связи этих обвиняемых с Николаевым. Единственный политический вывод, который можно сделать из плутней обвинительного акта, таков: вторая капитуляция Зиновьева-Каменева оставила ленинградскую зиновьевскую молодежь без руководства и без перспектив. Жизнь в партии становилась все удушливее. Коминтерн накоплял преступления и поражения. Обсудить их и даже поставить вслух вопрос о них значило быть немедленно арестованным. В этой атмосфере у наиболее крайних, экзальтированных (и науськанных агентами ГПУ) элементов возникла бессмысленная идея убийства Кирова.

4. Обвинительный акт по делу Николаева пытался, как мы помним, связать террористов с оппозиционной "платформой" 1926 года. В противоположность этому обвинительный акт по делу Зиновьева прямо признает, что группа Зиновьева "не имела никакой определенной программы". Иначе и быть не могло. От платформы 1926 г. группа Зиновьева отреклась; к тому же - и это важнее - на актуальные вопросы нашего времени платформа 1926 г. не дает ответа. Так порывается последняя нить "идеологической" связи ленинградской группы с бывшей левой оппозицией.

5. Но ведь Зиновьев и Каменев сами "признали" свою вину? Здесь то и заключается самая гнусная часть процесса. По существу обвинения Зиновьев и Каменев ничего не признали, да и не могли ничего признать, ибо никакого материального состава преступления не было. Но поставленные под топор военного суда они согласились принять на себя "политическую" ответственность, чтоб избегнуть расстрела за террористический акт. Зиновьев ничего не показывает, ничего не рассказывает, он лишь покорно рассуждает на тему о том, что "прежняя деятельность" "бывшей оппозиции" - в силу "объективного хода вещей" - "не могла не способствовать" "вырождению этих преступников". Зиновьев соглашается признать не юридическую, а "философскую" амальгаму сталинской печати: если б не было на свете оппозиций и критики, то не было бы и вредных заблуждений, молодые люди были бы послушны, и террористические акты были бы невозможны. Вот смысл показаний Зиновьева в передаче обвинительного акта.

Особенно замечательно покаяние Каменева. "Он подтвердил, что до 1932 года он участвовал в нелегальной контрреволюционной деятельности и входил в "московский центр", и что до последнего момента он не прекратил своих отношений с Зиновьевым". Больше ничего!!! Но ведь дело идет не об оппозиционной критике 1932 г., за которую Каменев был исключен, а об убийстве 1934 г. Конечно, конечно, но ведь Каменев "не прекратил сношений с Зиновьевым" (после совместного покаяния!!), а Зиновьев, хоть и прекратил "контрреволюционную деятельность", но из среды его бывших сторонников в силу "объективного хода событий" (т.-е. совершенно помимо воли Зиновьева) вышел террорист Николаев.

Смысл этой отвратительной и вполне сознательной путаницы совершенно ясен. Сталин поставил Зиновьеву и Каменеву ультиматум: они сами должны доставить ему такую формулу, которая оправдала бы его репрессии против них, тогда он снимет обвинение в организации убийства Кирова. Формула Зиновьева должна была десять раз переходить из тюрьмы в кабинет Сталина и обратно, пока, после всех необходимых поправок, была признана приемлемой. После этого был инсценирован военный суд. Так, угрозой большей репрессии Сталин вымогает признания, которые оправдывают меньшую репрессию.

6. Пробовал ли Сталин при помощи военного суда дополнить работу консула и вырвать показания против Троцкого? Я не сомневаюсь в этом. Успеха он во всяком случае не имел. Принципом фракции большевиков-ленинцев всегда было рвать непримиримо с капитулянтами. Двойной бухгалтерии мы не допускаем. Не из лояльности по отношению к нелояльной бюрократии, а из лояльности по отношению к массе. Если узурпаторская, насквозь консервативная бюрократия задушила в партии всякое движение мысли, то революционные марксисты не могут действовать иначе, как тайно. Это их право, это их долг. Но они не смеют отрекаться от своих идей и оплевывать свое знамя, как делают капитулянты. Мы порвали в свое время с зиновьевцами так же решительно, как в прошлом году - с Раковским. Этот полный разрыв связей, политических и личных, сделал невозможным - несмотря на помощь консула и военного суда - успешное развитие амальгамы в сторону большевиков-ленинцев.

7. Было бы, однако, преступным легкомыслием думать, что Сталин откажется от попыток подкинуть нам какое-нибудь новое "дело", подстроенное ГПУ и его иностранными агентами. Других методов для борьбы с нами у Сталина нет. Дело Зиновьева, помимо своего собственного значения, важно, как предупреждение. Борьба за оздоровление атмосферы мирового рабочего движения требует ясного понимания механики сталинских амальгам.

Л. Троцкий.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 42.

 

 

Л. Троцкий.
ВСЕ СТАНОВИТСЯ ПОСТЕПЕННО НА СВОЕ МЕСТО

(Письмо американским друзьям)

Я вам очень благодарен, дорогие друзья, за обращенный ко мне в декабре запрос: он побудил меня давать оценку делу Кирова на его важнейших этапах. Всякий добросовестный читатель имеет теперь возможность сопоставить наши априорные соображения и гипотезы с последовавшими затем официальными признаниями, и сделать необходимые выводы.

30-го декабря 1934 года я высказывал твердую уверенность в том, что ГПУ было с самого начала в курсе подготовлявшегося террористического акта. Об этом неопровержимо свидетельствовало участие "консула", который мог быть только агентом ГПУ. Теперь мы имеем проверку. 23 января военный трибунал приговорил 12 ответственных ленинградских представителей ГПУ, во главе с их шефом Медведем к суровым карам: заключение от 2 до 10 лет! Приговор вменяет им в вину не более не менее, как тот факт, что "они были осведомлены о подготовлявшемся покушении на Кирова но обнаружили... преступную небрежность (!)..., не приняв необходимых мер охраны". Признание о фактическом соучастии ГПУ в преступлении прикрыто жалкой фразой на счет "небрежности". Можно ли в самом деле хоть на минуту допустить, что такие столпы ГПУ, как Медведь могли проявить "небрежность" в отношении известной им заранее подготовки убийства Кирова? Нет, "небрежность" тут не при чем. Избыток усердия, азартная игра за счет головы Кирова - это объяснение более отвечает сути дела.

Когда подготовка террористического покушения, с ведома ГПУ, уже началась, задача Медведя и его сотрудников состояла вовсе не в том, чтоб арестовать заговорщиков, - это слишком просто; надо было найти подходящего консула, свести его с Николаевым, внушить Николаеву доверие к консулу и пр.; одновременно надо было подстроить связь между группой Зиновьева-Каменева и ленинградскими террористами. Это не простая работа. Она требует времени. А Николаев не стал ждать. Расхождение темпов работы Медведя и работы Николаева и привело к кровавой развязке.

Приговор трибунала прямо заявляет, что Медведь, Запорожец и др. "не приняли мер, чтобы во время вскрыть и прекратить" деятельность террористической группы, "хотя имели полную возможность сделать это". Нельзя выразиться яснее. Могли предупредить убийство, но не сделали этого. Почему же? По небрежности, отвечает трибунал. Кто этому поверит? Медведь и другие не могли принять мер пресечения, потому что не довели еще порученного им деликатного дела до конца: не добыли еще ни одной подходящей записочки от Зиновьева (недаром же первое правительственное сообщение жаловалось на недостаток доказательств в отношении группы Зиновьева-Каменева); не нашли еще необходимых агентов связи между Ленинградом и Москвой; не сумели еще исторгнуть у Николаева письмо для Троцкого. Словом, самое главное не было еще готово. А Николаев не захотел больше откладывать.

Медведь "знал", говорит нам трибунал. Мы в этом не сомневались. Через кого он знал? Через собственных агентов, участвовавших в подготовке покушения и в то же время наблюдавших за Николаевым. Что сталось с этими агентами? На процессе Медведя о них не сказано ни слова. Не удивительно! Их дело было разрешено заодно с делом Николаева: агенты ГПУ входят несомненно в число 14 расстрелянных заговорщиков. Одни пострадали за убийство, другие - за неудачное выполнение поручения.

Совершенно очевидно, однако, что Медведь не мог вести всю эту азартную игру за свой личный страх и риск. Не могло же участие иностранного консула в подготовке убийства Кирова оставаться секретом одного Медведя. Об деле столь исключительной важности Медведь не мог не докладывать ежедневно по телефону Ягоде, а Ягода - Сталину. Дело ведь шло о головах людей с мировыми именами. К тому же даже при самом "счастливом" исходе амальгама с консулом грозила дипломатическими неприятностями. Без прямого согласия Сталина - вернее всего, без его инициативы - ни Ягода, ни Медведь никогда не решились бы на такое рискованное предприятие.

Никто, надеемся, не возразит нам теперь но ведь сам Медведь признал обвинение "правильным". Еще бы! Что другое оставалось ему? Обвиняемые выбрали из двух зол меньшее. Не могли же они, в самом деле, заявить, что участвовали в преступной провокации с целью амальгамы по прямому поручению Ягоды: такое признание стоило бы им головы. Они предпочли быть обвиненными за "преступную небрежность". Это осторожнее. К тому же через несколько месяцев они могут снова понадобиться...

Все постепенно становится на свое место. Дело Медведя бросает яркий сноп света на дело Зиновьева-Каменева, на его место в стратегии Сталина. Представим на минуту, что пред населением СССР и всего мира прошли бы только два процесса: Николаева и Медведя, - незаконченная амальгама выступила бы на свет во всей своей обнаженности. Николаев с револьвером в кабинете Кирова: консул, выпрашивающий перед этим у Николаева письмо для Троцкого; наконец, Медведь, который все это знал заранее, но не принял нужных мер. Все слишком ясно: провокация бесстыдно выпирает наружу. Именно поэтому и нельзя было ставить дело Николаева и дело Медведя одно за другим. Надо было в промежутке оглушить страну сенсацией, отодвигающей в тень никому неизвестных Николаева и Медведя. Необходимо было отделить процессы действительных участников убийства - Николаева и Медведя - процессом старых революционеров, сподвижников Ленина, строителей партии, обвинив их в преступлении, к которому они - в отличие от Сталина, злонамеренно игравшего с огнем - не имели ни малейшего отношения. Дело Зиновьева есть грандиозная дымовая завеса для дела Сталина-Ягоды.

Первые правительственные сообщения и официальные статьи после ареста московской группы старых большевиков гласили, что Зиновьев-Каменев и их друзья поставили себе целью "восстановление капиталистического строя", и стремились вызвать иностранную "военную интервенцию" (через посредство... латышского консула!). Ни один серьезный человек не поверил этому, разумеется.

Лакеи Сталина, выступающие под именем "вождей" Коминтерна, не устают, однако, твердить, что Зиновьев, Каменев и др. "сами признали свои преступления". Какие? Подготовку реставрации капитализма? подготовку военной интервенции? подготовку убийства Кирова и Сталина? Нет, не совсем это. Под дулом револьвера они признали: 1) что очень критически относились к методам коллективизации; 2) не питали к Сталину-Кагановичу никаких симпатий; 3) не скрывали своих мыслей и чувств от своих ближайших друзей. Только! Все это было в 1932 году. За эти тяжкие преступления, главным образом, за отсутствие любви к Сталину, они и были в свое время исключены. После того они, однако, покаялись и были восстановлены в партии. Какое же преступление вменено им за время после покаяния? Из вороха пустых фраз и лакейских ругательств мы извлекли одно единственное конкретное указание: в декабре 1934 года Зиновьев говорил своим друзьям, что политика единого фронта ведется Коминтерном неправильно; что фактически инициатива передается в руки социал-демократии.

Самый факт, что такого рода критическая оценка новейшей политики Сталина-Бела Куна приводится на суде, как преступный акт и официально цитируется, как доказательство контрреволюционного заговора, показывает, до какого неслыханного унижения довел партию разнузданный произвол термидорианско-бонапартистской бюрократии!

Допустим, что критика Зиновьева неправильна. Признаем даже за лакеями право считать направленную против них критику "преступной". Но причем же тут все-таки "реставрация капитализма" и "военная интервенция"? Какая связь между требованием более революционной политики против буржуазии и программой восстановления буржуазного режима? Где тут здравый смысл? Он полностью погребен под чудовищными извержениями подлости!

Но что же сталось с консулом? Вот вопрос, на какой мы не слышим ответа. Консул Латвии дал 5.000 рублей на организацию убийства Кирова. Этот факт официально установлен судом. Что же дальше? Ко времени суда латвийский дипломат оказался в отпуску в Финляндии - не в ненавистном СССР, и не в родной Латвии, а в "нейтральной" Финляндии. Предусмотрительный консул, у которого должны быть предупредительные друзья! Ясно, во всяком случае, что консул не по собственной инициативе и не на свой риск финансировал убийство Кирова. Маленькому чиновнику такие замыслы не по плечу. Если консул не был агентом ГПУ, как хотят нас уверить лакеи Сталина, то он мог действовать только по поручению какого-либо иностранного правительства, латышского или германского (как намекала сталинская печать). Почему же не вывести преступную банду на чистую воду? Почему бы, например, по примеру Югославии не поставить вопрос о террористических преступлениях дипломатии на обсуждение Лиги Наций? Казалось бы, игра стоит свеч. Между тем Сталин не проявляет ни малейшего интереса к дипломату-террористу и его вдохновителям. По поводу так называемого "отозвания" консула не было даже правительственного сообщения! Простой переход к очередным делам.

У этой загадки есть другая сторона: почему молчит сам консул? Сейчас он вне СССР и может, казалось бы, раскрыть всю правду. Если он финансировал террор, значит он заклятый враг советов. Почему же он не обличает своих врагов? Потому что дипломат хорошо знает международную пословицу: обличение - серебро, а молчание - золото.

Революционный террор не нуждается в маскировке, ибо он находит непосредственное оправдание в сознании народных масс. Потребность в амальгамах возникает с того момента, когда бюрократия поднимается над революционным классом, как правящая каста, со своими особыми интересами, тайнами и махинациями. Борясь за свою власть и свои привилегии, бюрократия вынуждена обманывать народ. Самая необходимость прибегать к амальгамам беспощадно разоблачает и осуждает бюрократический режим.

Насколько я могу судить издалека, в качестве изолированного наблюдателя, стратегия, развернутая вокруг трупа Кирова, не принесла Сталину больших лавров. Но именно поэтому он не может ни остановиться, ни отступить. Сталину необходимо прикрыть сорвавшиеся амальгамы новыми, более широкого масштаба и... более успешными. Нужно встретить их во всеоружии! Борьба против диких расправ над марксистской оппозицией в СССР неотделима от борьбы за освобождение мирового пролетарского авангарда от растлевающего влияния сталинских агентов и сталинских методов. Ни один честный пролетарский революционер не смеет молчать. Из всех политических фигур самой презренной является фигура Понтия Пилата.

Л. Т.
26 января 1935 г.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 42.

 

 

Л. Троцкий.
НОВАЯ ПЕТЛЯ СТАЛИНСКОЙ АМАЛЬГАМЫ

16 января 1935 г. я писал по поводу дела Зиновьева и др.: "Было бы преступным легкомыслием думать, что Сталин откажется от попыток подкинуть нам какое-нибудь новое "дело", подстроенное ГПУ и его иностранными агентами. Других методов для борьбы с нами у Сталина нет".

Сейчас на головы наших друзей в СССР накинута новая петля сталинской амальгамы. Она подготовлена грубо и неряшливо. Но это не помешает ей, конечно, проложить дорогу кровавым расправам над большевиками и их близкими.

20 марта "Правда" опубликовала сообщение о высылке из Ленинграда бывших князей, крупных фабрикантов, помещиков, царских сановников и жандармов, всего 1.074 человек. Сообщение присовокупляло: "Часть из высланных привлечена... за деятельность против советского государства и в пользу иностранных государств".

Мы оставляем совершенно в стороне вопрос о том, каким образом в Ленинграде оказалось в 1935 году, на 18-ом году после Октября, свыше тысячи опасных представителей старой царской России. Значит ли это, что ГПУ, преследуя и истребляя ленинцев, не замечало классовых врагов? Или же эта тысяча бывших не представляли ранее опасности, а подняли головы лишь теперь, после того, как сталинский режим довел до внутрипартийных террористических актов и до массовых кровавых расправ над партийной молодежью? Так или иначе, официальное сообщение не оставляло место никаким сомнениям насчет того, против кого чистка в Ленинграде направлялась: все 1.074 человек точно распределены по категориям бывших господствующих классов и царской бюрократии.

Но через пять дней, в "Правде" от 25 марта, мы находим уже новую версию: по поводу арестов и высылок говорится буквально следующее:

"Смердящие подонки троцкистов, зиновьевцев, бывших князей, графов, жандармов, все это отребье, действующее заодно, пытается подточить стены нашего государства".

Итак, среди 1.074 человек высланных и привлеченных, притом на первом месте, оказываются "троцкисты и зиновьевцы", действующие "заодно" с бывшими царскими министрами и жандармами. Но почему же группа троцкистов и зиновьевцев совершенно выпала из официального сообщения 20 марта, дающего точный перечень всех категорий высланных и привлеченных? Совершенно ясно: лаборатория амальгам спохватилась с запозданием и внесла "поправку" в официальное сообщение задним числом: "заодно" с бывшими жандармами действовали, оказывается, троцкисты и зиновьевцы, о которых почему то позабыло пять дней перед тем.

В связи с этой неожиданной "поправкой" внесено еще одно немаловажное изменение, по части уголовной квалификации. Сообщение 20 марта говорило, что князья и жандармы действовали "в пользу (?) иностранных государств". Растяжимость этой формулы понятна сама собой. "Правда" от 25 марта употребляет в применении к троцкистам и князьям, "действовавшим заодно", гораздо более определенную формулу: они работали, оказывается, "по указанию иностранных разведок". Так грубые фальсификаторы позволили нам на протяжении пяти дней видеть невооруженным глазом начало и конец новой петли, конечно, не последней.

Только совершенные простаки могут подумать, что "Правда" просто проявила избыток полемического усердия против "троцкистов", прибавив лишнюю ложь и клевету на их счет. Нет, "Правда" - не l'"Humanite". За "Правдой" стоит ГПУ. Редакторы "Правды" не пишут, что придет в голову: они выполняют поручения определенных учреждений. Статья 25 марта свидетельствует попросту, что на протяжении пяти дней решено было учинить новую кровавую расправу над оппозиционерами и, так как никакого подходящего террористического акта не оказалось под руками, то "Правде" поручено было связать новые истребления большевиков с облавой на бывших помещиков, князей и жандармов.

Мы говорим о новых истреблениях: произошли ли они уже на деле или только предстоят? Мы не знаем этого. Весьма возможно, что подлая статья "Правды" от 25 марта представляет своего рода анонимный некролог по уже расстрелянным ленинцам; возможно, однако, что она только подготовляла кровавую расправу. Во всяком случае ясно, что Сталин исправляет промах ленинградского ГПУ: сорвалась амальгама с латвийским консулом, - на замену ей можно построить амальгаму с князьями и жандармами. Техника другая, цель - та же.

Уже ближайшие дни могут принести нам точные сведения насчет того, против кого непосредственно направлялась на этот раз новая сталинская петля. Но чтоб свести число новых жертв к минимуму, нужно теперь же начать кампанию разоблачения новой амальгамы и ее авторов.

Л. Троцкий.
31 марта 1935 г.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 43.

 

Л. Троцкий.
РАБОЧЕЕ ГОСУДАРСТВО, ТЕРМИДОР И БОНАПАРТИЗМ

(Историко-теоретическая справка)

Внешняя политика сталинской бюрократии - по обоим своим каналам: главному, дипломатическому и вспомогательному, коминтерновскому - совершила резкий поворот в сторону Лиги Наций, status quo, союза с реформистами и буржуазной демократией. Внутренняя политика повернула одновременно к рынку и "зажиточному колхознику". Новый разгром оппозиционных, полуоппозиционных групп и отдельных сколько-нибудь критических элементов, новая массовая чистка партии имеют своей задачей развязать Сталину руки для правого курса. По существу дело идет о возвращении к старому, органическому курсу (ставка на кулака, союз с Гоминданом, Англо-русский комитет и пр.), но в более широком масштабе и в неизмеримо более трудных условиях. Куда ведет этот курс? Слово "термидор" снова на многих устах. К сожалению, это слово стерлось от употребления, утратило конкретное содержание и явно недостаточно для характеристики ни того этапа, через который проходит сталинская бюрократия, ни той катастрофы, которую она подготовляет. Прежде всего нужно условиться о терминах.

СПОРЫ О "ТЕРМИДОРЕ" В ПРОШЛОМ

Вопрос о "термидоре" тесно связан с историей левой оппозиции в СССР. Сейчас было бы не легко установить, кто первый прибег к исторической аналогии с Термидором. Во всяком случае в 1926 г. позиции распределились примерно так. Группа "демократического централизма" (замученный Сталиным в ссылке В. М. Смирнов, Сапронов и др.) утверждала: "Термидор - совершившийся факт!". Сторонники платформы левой оппозиции, большевики-ленинцы, категорически опровергали это утверждение. По этой линии и произошел раскол. Кто оказался прав? Чтоб ответить на этот вопрос, надо точно определить, что собственно обе группы понимали под "термидором": исторические аналогии допускают разные истолкования, а тем самым и злоупотребления.

Покойный В. М. Смирнов - один из наиболее благородных представителей старого большевистского типа - считал, что отставание индустриализации, рост кулака и нэпмана (нового буржуа), смычка между ними и бюрократией, наконец перерождение партии зашли настолько далеко, что без новой революции возврата на социалистические рельсы быть не может. Пролетариат уже утратил власть. После разгрома левой оппозиции бюрократия выражает интересы возрождающегося буржуазного режима. Основные завоевания Октябрьской революции ликвидированы. Такова была в основе своей позиция группы "Д. Ц.".

"Левая оппозиция" возражала на это: элементы двоевластия несомненно возникли в стране; но переход от этих элементов к господству буржуазии мог бы совершиться не иначе, как посредством контрреволюционного переворота. Бюрократия уже связана с нэпманом и кулаком; но главные корни бюрократии еще уходят в рабочий класс. В борьбе с левой оппозицией бюрократия несомненно тащит за собой тяжелый хвост, в виде нэпманов и кулаков. Но завтра этот хвост ударит по голове, т.-е. по правящей бюрократии. Новые расколы в ее среде неизбежны. Перед опасностью прямого контрреволюционного переворота основное ядро центристской бюрократии обопрется на рабочих против нарождающейся сельской буржуазии. Исход конфликта еще далеко не предрешен. Рано еще хоронить Октябрьскую революцию. Разгром левой оппозиции облегчает дело Термидора. Но Термидор еще не произошел.

Достаточно воспроизвести точно содержание споров 1926-27 годов, чтоб правота позиции большевиков-ленинцев предстала, в свете дальнейшего развития, во всей своей очевидности. Кулак уже в 1927 г. ударил по бюрократии, отказав ей в хлебе, который он успел сосредоточить в своих руках. В 1928 году бюрократия открыто раскалывается. Правые - за дальнейшие уступки кулаку. Центр вооружается идеями разгромленной им совместно с правыми левой оппозиции, находит опору в рабочих, разбивает правых, становится на путь индустриализации, а затем коллективизации. Ценою неисчислимых лишних жертв основные социальные завоевание Октябрьской революции оказались все же спасены.

Прогноз большевиков-ленинцев (точнее: "лучший вариант" их прогноза) подтвердился полностью. Сейчас на этот счет споров быть не может. Развитие производительных сил пошло не по пути восстановления частной собственности, а на базисе социализации, путем планового руководства. Мировое историческое значение этого факта может быть скрыто только от политических слепцов.

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!