ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА, КАК ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ НОРМА
Господа "кантианские" социологи (извиняемся пред тенью Канта) приходят нередко к тому выводу, что "настоящая" диктатура, т.-е. такая, которая отвечает их идеальным нормам, существовала только в дни Парижской коммуны или в первый период Октябрьской революции, до Брест-литовского мира, в лучшем случае, до нэпа. Вот, что называется попасть пальцем в небо! Если Маркс и Энгельс называли Парижскую коммуну "диктатурой пролетариата", то лишь в силу заложенных в ней возможностей. Сама же по себе коммуна еще не была диктатурой пролетариата. Захватив власть, она плохо знала, что с ней делать; не наступала, а выжидала; оставалась замкнутой в кольце Парижа; не смела прикоснуться к государственному банку; не произвела, да и не могла произвести переворота в отношениях собственности, ибо не располагала властью в национальном масштабе. К этому надо прибавить бланкистскую односторонность и прудонистские предрассудки, которые не позволяли даже вождям движения полностью осознать коммуну, как диктатуру пролетариата.
Не более счастливый характер имеет ссылка на первый период Октябрьской революции. Не только до Брест-литовского мира, но и до осени 1918 года социальное содержание революции ограничивалось мелкобуржуазным аграрным переворотом и рабочим контролем над производством. Это значит, что революция не выходила еще, по своим действиям, за пределы буржуазного общества. В этот первый период наряду с рабочими советами, и не редко оттесняя их, господствовали солдатские советы. Только к осени 1918 года мелкобуржуазная солдатски-аграрная стихия входит понемногу в берега, а рабочие приступают к национализации средств производства. Только с этого времени можно говорить о наступлении действительной диктатуры пролетариата. Но и здесь еще требуется большая оговорка. Диктатура географически ограничивалась в те первые годы старым московским княжеством и вынуждена была вести трехлетнюю войну по всем радиусам от Москвы к периферии. Это значит, что до 1921 года, т.-е. как раз до нэпа, шла только еще борьба за установление диктатуры пролетариата в масштабе всего государства. А так как, начиная с нэпа, диктатура, по мнению лже-марксистских филистеров, исчезла, то значит ее и вообще никогда не существовало. Для этих господ диктатура пролетариата есть просто невесомое понятие, идеальная норма, неосуществимая на нашей грешной земле. Немудрено, если "теоретики" этого типа, поскольку они не отказываются начисто от самого имени диктатуры, стремятся смазать непримиримое противоречие между нею и буржуазной демократией.
|
|
|
Крайне характерна, под лабораторным, а не политическим углом зрения, парижская секта "коммунистов-демократов" (Суварин и К°). В самом их названии уже заключается разрыв с марксизмом. В критике Готской программы Маркс отвергал название социал-демократии в виду того, что оно ставит революционную социалистическую борьбу под формальный контроль демократии. Совершенно очевидно, что "коммунисты-демократы" принципиально не отличаются от "социалистов-демократов", т.-е. социал-демократов. Между социализмом и коммунизмом нет устойчивой перегородки. Грехопадение начинается с того момента, когда социализм и коммунизм, как движение или как государство, подчиняется не реальному ходу классовой борьбы, не материальным условиям исторического процесса, а над-социальной и над-исторической абстракции "демократии", которая на деле является орудием самозащиты буржуазии против пролетарской диктатуры. Если в эпоху Готской программы еще можно было в слове социал-демократия видеть лишь неправильное, ненаучное название для здоровой по духу пролетарской партии, то вся дальнейшая история буржуазной и "социальной" демократии превращает знамя "демократического коммунизма (?)" в знамя прямой классовой измены.*1
/*1 Интересующиеся, если таковые найдутся, могут ознакомиться с "платформой" самих "коммунистов(!)-демократов". С точки зрения основ марксизма, трудно себе представить более шарлатанский документ.
|
|
|
|
|
|
БОНАПАРТИЗМ
Противник типа Урбанса скажет: реставрации буржуазного режима действительно еще нет, но нет уже и рабочего государства; нынешний советский режим есть над-классовое или между-классовое бонапартистское государство. С этой теорией мы уже свели в свое время счеты. Исторически бонапартизм был и остается правительством буржуазии в периоды кризисов буржуазного общества. Можно и должно различать "прогрессивный" бонапартизм, закрепляющий чисто капиталистические завоевания буржуазной революции, и бонапартизм упадка капиталистического общества, конвульсивный бонапартизм нашей эпохи (Папен - Шлейхер, Дольфус, кандидат в голландские бонапарты Колейн и проч.). Бонапартизм всегда означает политическое лавирование между классами; но под бонапартизмом, во всех его исторических перевоплощениях, сохраняется одна и та же социальная база: буржуазная собственность. Нет ничего абсурднее, как из бонапартистского виляния между классами или из "надклассового" положения бонапартистской шайки делать вывод о бесклассовом характере бонапартистского государства. Чудовищный вздор! Бонапартизм есть лишь одна из разновидностей капиталистического господства.
|
|
|
Если Урбанс хочет расширить понятие бонапартизма, распространив его также и на нынешний советский режим, то мы готовы принять такое расширенное толкование, - при одном условии: если социальное содержание советского "бонапартизма" будет определено с необходимой ясностью. Совершенно верно, что самовластие советской бюрократии сложилось на почве лавирования между классовыми силами, как внутренними, так и внешними. Поскольку бюрократическое лавирование увенчалось личным плебисцитарным режимом Сталина, можно говорить о советском бонапартизме. Но если бонапартизм обоих Бонапартов, как и нынешних жалких последышей, развертывался и развертывается на основе буржуазного режима, то бонапартизм советской бюрократии имеет под собой почву пролетарского режима. Терминологические новшества или исторические аналогии могут представлять те или иные удобства для анализа, но не могут изменить социальной природы советского государства.
"ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КАПИТАЛИЗМ"
За последний период Урбанс создал, впрочем, новую теорию: экономический строй советов оказывается разновидностью "государственного капитализма". "Прогресс" состоит в том, что от терминологических упражнений в области политической надстройки, Урбанс спустился к экономическому фундаменту. Но этот спуск, увы, не принес ему добра.
Государственный капитализм есть, по Урбансу, новейшая форма самозащиты буржуазного режима: достаточно взглянуть на корпоративно-"планирующее" государство в Италии, Германии и Соединенных Штатах. Привыкнувший к широкому размаху, Урбанс прибавляет сюда и СССР. Об этом скажем ниже. Поскольку дело касается капиталистических государств, Урбанс подходит к очень важному явлению нашей эпохи. Монопольный капитализм давно перерос и частную собственность на средства производства и границы национального государства. Однако, рабочий класс, парализованный своими собственными организациями, не сумел своевременно освободить производительные силы общества из капиталистических оков. Отсюда затяжная эпоха экономических и политических конвульсий. Производительные силы бьются о перегородки частной собственности и о национальные границы. Буржуазные государства вынуждены усмирять бунт собственных производительных сил при помощи полицейского кулака. Это и есть так называемая "плановая экономика". Можно условно назвать ее "государственным капитализмом", поскольку государство пытается обуздать и дисциплинировать капиталистическую анархию.
Напомним, однако, что первоначально марксисты под государственным капитализмом понимали лишь самостоятельные хозяйственные предприятия государства. Когда реформисты мечтали преодолеть капитализм при помощи муниципализации и огосударствления все большего числа транспортных и промышленных предприятий, марксисты возражали: это не социализм, а государственный капитализм. В дальнейшем это понятие получило, однако, расширительный смысл и стало применяться ко всем видам государственного вмешательства в хозяйство; французы употребляют в этом смысле слово "этатизм".
Урбанс, однако, не только констатирует потуги "государственного капитализма", - он их, по своему, оценивает. Насколько вообще можно понять его, он объявляет режим "государственного капитализма" необходимой и притом прогрессивной стадией в развитии общества, в том же смысле, в каком трест является прогрессом по сравнению с разрозненными предприятиями. Одной этой фундаментальной ошибки в оценке капиталистического планирования достаточно, чтоб похоронить любое направление.
Если в эпоху капиталистического восхождения, конец которой положила война, различные формы огосударствления можно было рассматривать - при известных политических предпосылках, - как прогрессивное явление, т.-е. считать, что государственный капитализм ведет общество вперед, облегчая будущую экономическую работу пролетарской диктатуры, то нынешнюю "плановую экономику" приходится рассматривать, как насквозь реакционную стадию: государственный капитализм стремится вырвать хозяйство из мирового разделения труда, приспособить производительные силы к Прокрустову ложу национального государства, искусственно сократить производство в одних отраслях и искусственно же создать другие отрасли при помощи громадных накладных расходов. Экономическая политика нынешнего государства, начиная с таможен старо-китайского образца и кончая эпизодами запрещения машин в "плановом хозяйстве" Гитлера, достигает неустойчивого регулирования ценою снижения национального хозяйства, внесения хаоса в мировые отношения и полного расстройства денежной системы, которая весьма и весьма понадобится для социалистического планирования. Нынешний государственный капитализм не подготовляет и не облегчает будущую работу социалистического государства, наоборот, создает для нее колоссальные дополнительные трудности. Пролетариат упустил ряд сроков для захвата власти. Этим он создал условия: в политике - для фашистского варварства, в экономике - для разрушительной работы "государственного капитализма". После завоевания власти пролетариату придется экономически расплачиваться за политические упущения.
ХОЗЯЙСТВО СССР
В рамках данной работы нас, однако, больше всего интересует то обстоятельство, что Урбанс пытается под понятие "государственного капитализма" подвести и хозяйство СССР. При этом - трудно поверить! - он ссылается на Ленина. Объяснить эту ссылку можно только одним: в качестве вечного изобретателя, создающего ежемесячно по новой теории, Урбанс не имеет времени читать книги, на которые ссылается. Термин "государственный капитализм" Ленин действительно применял, но не к советскому хозяйству в целом, а лишь к определенной его части: иностранным концессиям, смешанным промышленным и торговым обществам и, отчасти, к контролируемой государством крестьянской, в значительной мере кулацкой, кооперации. Все это - бесспорные элементы капитализма; а так как они контролируются государством и даже функционируют при прямом его участии, как смешанные общества, то Ленин условно, "в кавычках", по его собственному выражению, назвал эти хозяйственные формы "государственным капитализмом". Условность термина определялась тем, что дело шло не о буржуазном, а о пролетарском государстве: кавычки и должны были подчеркнуть эту немаловажную разницу. Поскольку, однако, пролетарское государство допускало частный капитал и позволяло ему, в известных рамках, эксплуатировать рабочих, постольку оно одним своим крылом прикрывало буржуазные отношения. В этом, строго ограниченном, смысле можно было говорить о "государственном капитализме".
Самый термин Ленин выдвинул во время перехода к нэпу, когда он предполагал, что концессии и "смешанные общества", т.-е. предприятия, основанные на сочетании государственного и частного капитала, займут крупнейшее место в советском хозяйстве, наряду с чисто государственными трестами и синдикатами. В отличие от государственно-капиталистических предприятий, т.-е. концессий и проч., Ленин определял советские тресты и синдикаты, как "предприятия последовательно социалистического типа". Дальнейшее развитие советской экономики, особенно промышленности, Ленин представлял себе в виде конкуренции государственно-капиталистических и чисто-государственных предприятий.
Теперь, надеемся, ясно, в каких пределах Ленин употреблял термин, введший в соблазн Урбанса. Чтоб довершить теоретическую катастрофу вождя "Ленин(!)-бунда", надо еще напомнить, что ни концессии, ни смешанные общества, вопреки первоначальным ожиданиям Ленина, не играли в развитии советского хозяйства почти никакой роли. Сейчас от этих "государственно-капиталистических" предприятий вообще ничего не осталось. Наоборот, советские тресты, судьба которых казалась еще очень смутной на заре нэпа, получили в ближайшие годы после Ленина гигантское развитие. Таким образом, если пользоваться ленинской терминологией добросовестно и с пониманием дела, то придется сказать, что советское хозяйственное развитие совершенно обошло стадию "государственного капитализма" и развернулось по каналу предприятий "последовательно социалистического типа".
Однако, и здесь нужно устранить возможные недоразумения, на этот раз прямо противоположного характера. Ленин выбирал свои термины точно. Он называл тресты не социалистическими предприятиями, как именуют их теперь сталинцы, а предприятиями "социалистического типа". Это тонкое терминологическое различие означало под пером Ленина, что тресты получат право называться социалистическими, не по типу, т.-е. не по тенденции, а по своему подлинному содержанию, когда революционизируют сельское хозяйство, когда уничтожат противоположность между городом и деревней, когда научатся удовлетворять полностью все человеческие потребности; другими словами, лишь в меру того, как на основе национализированной промышленности и коллективизированного сельского хозяйства, сложится действительно социалистическое общество. Достижение этой цели Ленин мыслил, как преемственную работу двух-трех поколений, притом в неразрывной связи с развитием международной революции.
Резюмируем. Под государственным капитализмом, в строгом смысле слова, надлежит понимать ведение буржуазным государством промышленных и иных предприятий за собственный счет или "регулирующее" вмешательство буржуазного государства в работу частно-капиталистических предприятий. Под государственным капитализмом "в кавычках" Ленин понимал контроль пролетарского государства над частно-капиталистическими предприятиями и отношениями. Ни одно из этих определений к нынешнему советскому хозяйству ни с какой стороны не подходит. Какое собственно конкретное экономическое содержание вкладывает Урбанс в понятие советского "государственного капитализма", остается совершенной тайной. Попросту сказать, вся его новейшая теория построена на плохо прочитанной цитате.
БЮРОКРАТИЯ И ПРАВЯЩИЙ КЛАСС
Есть, однако, и другая теория "непролетарского" характера советского государства, более замысловатая, более осторожная, но не более серьезная. Французский социал-демократ Л. Лора (Lucien Laurat), сподвижник Блюма и учитель Суварина, написал книжку в защиту того взгляда, что советское общество, не являясь ни пролетарским ни буржуазным, представляет собой совершенно новый тип классовой организации, так как бюрократия не только господствует над пролетариатом политически, но и эксплуатирует его экономически, поглощая ту прибавочную стоимость, которая раньше приходилась на долю буржуазии. Лора облекает свои откровения в тяжеловесные формулы "Капитала" и придает, таким образом, своей поверхностной, чисто описательной "социологии" видимость глубины. Компилятор, по-видимому, не знает, что вся его теория, только с гораздо большим огнем и блеском, формулирована была свыше тридцати лет тому назад русско-польским революционером Махайским, который имел то преимущество над своим французским вульгаризатором, что не дожидался ни Октябрьской революции ни сталинской бюрократии, чтобы заранее определить "диктатуру пролетариата", как подмостки для командующих постов эксплуататорской бюрократии. Но и Махайский не создал свою теорию из ничего: он лишь социологически и экономически "углубил" анархические предрассудки против государственного социализма. Махайский, кстати сказать, тоже пользовался формулами Маркса, но более последовательно, чем Лора: по Махайскому, автор "Капитала" злоумышленно скрыл в формулах воспроизводства (2-ой том) ту долю прибавочной стоимости, которую будет поглощать социалистическая интеллигенция (бюрократия).
В наше время подобного рода "теорию", но без обличения эксплуататора-Маркса, защищал Мясников, который объявил, что диктатура пролетариата в Советском Союзе сменилась господством нового класса: социал-бюрократии. Весьма вероятно, что прямо или косвенно Лора почерпнул свою теорию именно у Мясникова и лишь придал ей педантски-"ученое" выражение. Для полноты надо еще добавить, что Лора усвоил себе все ошибки (только ошибки) Розы Люксембург, в том числе и те, от которых она сама успела отказаться.
Однако, подойдем ближе к самой "теории". Класс, для марксиста, представляет исключительно важное и притом научно-очерченное понятие. Класс определяется не одним лишь участием в распределении национального дохода, а самостоятельной ролью в общей структуре хозяйства, самостоятельными корнями в экономическом фундаменте общества. Каждый класс (феодалы, крестьянство, мелкая буржуазия, капиталистическая буржуазия, пролетариат) вырабатывает свои особые формы собственности. Всех этих социальных черт бюрократия лишена. Она не имеет самостоятельного места в производственно-распределительном процессе. Она не имеет самостоятельных имущественных корней. Ее функции относятся, в основе своей, к политической технике классового господства. Наличие бюрократии, при всем различии ее форм и удельного веса, характеризует всякий классовый режим. Ее сила имеет отраженный характер. Бюрократия нерасторжимо связана с экономически господствующим классом, питается его социальными корнями, держится и падает вместе с ним.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 148; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!