Возможные варианты дальнейшего развития
Революционная ситуация, ставящая перед пролетариатом непосредственно проблему завоевания власти, слагается из объективных и субъективных элементов, связанных друг с другом и в значительной мере обусловливающих друг друга. Но эта взаимообусловленность относительна. Закон неравномерного развития распространяется целиком и на факторы революционной ситуации. Недостаточное развитие одного из них может привести к тому, что либо революционная ситуация вообще не придет к взрыву, а рассосется, либо, придя ко взрыву, закончится поражением революционного класса. Каково на этот счет положение в нынешней Германии?
1. Глубокий национальный кризис (хозяйство, международное положение) безусловно налицо. На нормальных путях буржуазно-парламентского режима выхода не видно.
2. Политический кризис господствующего класса и его системы управления совершенно несомненен. Это не парламентский кризис, а кризис классового господства.
3. Революционный класс, однако, еще глубоко расщеплен внутренними противоречиями. Усиление революционной партии за счет реформистской находится в самом начале и происходит пока еще темпом, далеко не соответствующим глубине кризиса.
4. Мелкая буржуазия уже в самом начале кризиса заняла положение, угрожающее нынешней системе господства капитала, но в то же время смертельно враждебное пролетарской революции.
Другими словами: имеются на лицо основные объективные условия пролетарской революции; имеется одно из ее политических условий (состояние правящего класса); другое из политических условий (состояние пролетариата) лишь начало изменяться в сторону революции и, уже в силу наследия прошлого, не может изменяться быстро; наконец, третье политическое условие (состояние мелкой буржуазии) направлено не в сторону пролетарской революции, а в сторону буржуазной контрреволюции. Изменение этого последнего условия в благоприятную сторону не может быть достигнуто без радикальных изменений в самом пролетариате, т.-е. без политической ликвидации социал-демократии.
|
|
|
Мы имеем, таким образом, глубоко противоречивую обстановку. Одни из ее факторов ставят пролетарскую революцию в порядок дня; другие же исключают возможность ее победы в ближайший период, т.-е. без предварительного глубокого изменения в политическом соотношении сил.
Теоретически мыслимы несколько вариантов дальнейшего развития нынешней обстановки в Германии, в зависимости как от объективных причин, причисляя к последним и политику классовых врагов, так и от поведения самой компартии. Наметим схематически четыре возможных варианта развития.
|
|
|
1. Компартия, напуганная собственной стратегией третьего периода, продвигается вперед ощупью, с крайней осторожностью, избегая рискованных шагов и - без боя упускает революционную ситуацию. Это означало бы видоизмененное повторение политики Брандлера 1921-1923 г.г. В этом направлении, отражающем давление социал-демократии, будут толкать брандлерианцы и полубрандлерианцы, вне партии и внутри ее.
2. Под влиянием избирательного успеха партия, наоборот, делает новый резкий поворот влево, в сторону прямой борьбы за власть и, будучи партией активного меньшинства, терпит катастрофическое поражение. В этом направлении толкают: фашизм; крикливая, неумная, ничего не взвешивающая, не просвещающая, а оглушающая агитация аппарата; отчаяние и нетерпение части рабочего класса, особенно безработной молодежи.
3. Возможно, далее, что руководство, ни от чего не отказываясь, будет пытаться эмпирически найти среднюю линию между опасностями двух первых вариантов, совершит при этом ряд новых ошибок и вообще настолько медленно будет преодолевать недоверие пролетариата и полупролетарских масс, что тем временем объективные условия успеют измениться в неблагоприятную для революции сторону, уступив место новой полосе стабилизации. В этом эклектическом направлении, сочетающем общий хвостизм с частными авантюрами, больше всего толкает германскую партию московская сталинская верхушка, боящаяся занять ясную позицию и готовящая для себя заранее алиби, т.-е. возможность перекинуть с себя ответственность на "исполнителей", - направо или налево, смотря по результатам. Это достаточно нам знакомая политика, жертвующая всемирно-историческими интересами пролетариата в интересах "престижа" бюрократической верхушки. Теоретические предпосылки такого курса уже даны в "Правде" от 16 сентября.
|
|
|
4. Наконец, наиболее благоприятный, вернее сказать, единственно благоприятный вариант: германская партия, усилием лучших своих, наиболее сознательных элементов, отдает себе ясный отчет во всех противоречиях нынешней обстановки. Правильной, смелой и гибкой политикой партия успевает еще на основах нынешней ситуации объединить большинство пролетариата и добиться перемены фронта полупролетарских и наиболее угнетенных мелкобуржуазных масс. Пролетарский авангард, как вождь нации трудящихся и угнетенных, приходит к победе. Помочь партии перевести на этот путь свою политику есть задача большевиков-ленинцев (левой оппозиции).
|
|
|
Было бы бесплодно гадать о том, какой из этих вариантов имеет больше шансов на осуществление в ближайший период. Такие вопросы разрешаются не гаданиями, а борьбой.
Необходимым ее элементом является непримиримая идейная борьба с центристским руководством Коминтерна. Из Москвы уже дан сигнал политики бюрократического престижа, которая перекрывает вчерашние ошибки и подготовляет завтрашние фальшивыми криками о новом торжестве линии. Чудовищно преувеличивая победу партии, чудовищно преуменьшая трудности, истолковывая даже успех фашистов, как положительный фактор пролетарской революции, "Правда" делает, однако, маленькую оговорку. "Успехи партии не должны вскружить голову". Вероломная политика сталинского руководства и тут верна себе. Анализ обстановки дается в духе некритической ультралевизны. Партия этим заведомо толкается на путь авантюризма. В то же время Сталин заранее подготовляет себе алиби при помощи ритуальной фразы о "головокружении". Именно эта политика, близорукая, недобросовестная, может погубить германскую революцию.
Где выход?
Мы дали выше, без всяких смягчений и прикрас, анализ трудностей и опасностей, относящихся целиком к политической, субъективной сфере, выросших главным образом из ошибок и преступлений эпигонского руководства и ныне явно угрожающих сорвать новую, на наших глазах слагающуюся революционную ситуацию. Чиновники либо закроют на наш анализ глаза, либо освежат запас ругательств. Но вопрос идет не о безнадежных чиновниках, а о судьбе германского пролетариата. В партии, в том числе и в аппарате ее, есть немало людей, которые наблюдают и мыслят и которых острая обстановка заставит завтра мыслить с удвоенным напряжением. К ним мы и обращаемся с нашим анализом и нашими выводами.
Всякая кризисная обстановка заключает в себе большие источники неопределенности. Настроения, взгляды и силы, враждебные и дружественные, формируются в самом процессе кризиса. Их нельзя заранее математически предвидеть. Их надо измерять в процессе борьбы, через борьбу, и на основе этих живых измерений вносить в свою политику необходимые поправки.
Можно ли учесть заранее силу консервативного сопротивления социал-демократических рабочих? Нельзя. В свете событий последних лет эта сила кажется гигантской. Но ведь вся суть в том, что больше всего содействовала сплочению социал-демократии ложная политика компартии, нашедшая свое высшее обобщение в нелепой теории социал-фашизма. Чтоб измерить действительную сопротивляемость социал-демократических рядов, нужен другой измерительный прибор, т.-е. правильная коммунистическая тактика. При этом условии, - а это не маленькое условие, - может обнаружиться в сравнительно короткий срок, в какой степени социал-демократия изъедена внутри.
В иной форме сказанное выше относится и к фашизму. Он взошел, при прочих наличных условиях, на дрожжах зиновьевско-сталинской стратегии. Какова его наступательная сила? Какова его устойчивость? Достиг ли он кульминации, как уверяют нас оптимисты по должности, или только первой ступени? Этого нельзя механически предсказать. Это можно определить только через действие. Как раз в отношении фашизма, который является бритвой в руках классового врага, ошибочная политика компартии может в очень короткий срок привести к фатальному результату. С другой стороны, правильная политика, правда, не в столь короткий срок, может подкопать позиции фашизма.
Революционная партия во время кризисов режима бывает гораздо сильнее во внепарламентской массовой борьбе, чем в рамках парламентаризма. При одном, опять-таки, условии: если она правильно разбирается в обстановке и умеет практически связать живые потребности масс с задачей завоевания власти. К этому сводится сейчас все.
Было бы, поэтому, величайшей ошибкой видеть в нынешнем положении Германии одни лишь трудности и опасности. Нет, положение открывает и огромные возможности при условии, если оно будет ясно и до конца понято и правильно использовано.
Что для этого нужно?
1. Вынужденный поворот "вправо", в то время как обстановка поворачивается "влево", требует особо внимательного, добросовестного и умелого наблюдения за дальнейшим изменением всех факторов обстановки.
Надо сразу отбросить прочь абстрактное противопоставление методов второго и третьего периода. Надо брать обстановку, как она есть, со всеми ее противоречиями и с живой динамикой ее развития. Надо бдительно равняться по реальным изменениям этой обстановки и воздействовать на нее в направлении ее действительного развития, а не в угоду схемкам Молотова или Куусинена.
Ориентироваться в обстановке - важнейшая и труднейшая часть задачи. Бюрократическими методами она вообще не разрешима. Статистика, как она сама по себе ни важна, для этой цели недостаточна. Нужно каждодневно прощупывать самые глубокие толщи пролетариата и вообще трудящихся. Нужно не только выдвигать жизненные и захватывающие лозунги, но и следить за тем, как они преломляются в массах. Этого можно достигнуть только через активную партию, просовывающую всюду десятки тысяч щупальцев, собирающую их показания, обсуждающую все вопросы и активно вырабатывающую свое коллективное мнение.
2. С этим неразрывно связан вопрос о режиме партии. Люди, назначаемые из Москвы, независимо от доверия или недоверия партии, не смогут вести массы на штурм капиталистического общества. Чем искусственнее нынешний режим, тем глубже будет его кризис в дни и часы решения. Из всех "поворотов" самый необходимый и неотложный касается партийного режима. Это вопрос жизни и смерти.
3. Изменение режима есть предпосылка изменения курса и вместе с тем его последствие. Одно без другого немыслимо. Партия должна вырваться из атмосферы фальши, условностей, замалчивания реальных бед, прославления мнимых ценностей, - словом, из гибельной атмосферы сталинизма, которая создается не идейным и политическим влиянием, а грубой материальной зависимостью аппарата и основанными на этом методами командования.
Одним из необходимых условий освобождения партии из бюрократического пленения является генеральная проверка "генеральной линии" германского руководства, начиная с 1923 года и даже с мартовских дней 1921 года. Левая оппозиция в ряде документов и теоретических работ дала свою оценку всех этапов злосчастной официальной политики Коминтерна. Эта критика должна стать достоянием партии. Обойти и замолчать ее не удастся. Партия не поднимется до уровня своих великих задач, не оценив свободно свое настоящее в свете своего прошлого.
4. Если коммунистическая партия, несмотря на исключительно благоприятные условия, оказалась бессильной серьезно потрясти здание социал-демократии при помощи формулы "социал-фашизма", то реальный фашизм угрожает теперь этому зданию уже не только словесными формулами мнимого радикализма, но и химическими формулами взрывчатых веществ. Как бы ни было верно то положение, что социал-демократия всей своей политикой подготовила расцвет фашизма, не менее верным остается то, что фашизм выступает как смертельная угроза прежде всего для самой социал-демократии, все великолепие которой неразрывно связано с парламентарно-демократически-пацифистскими формами и методами государства.
Что вожди социал-демократии и тонкий слой рабочих-аристократов в крайнем случае предпочтут торжество фашизма революционной диктатуре пролетариата, на этот счет не может быть никаких сомнений. Но именно приближение такого выбора создает для социал-демократического руководства исключительные трудности пред лицом их собственных рабочих. Политика единого фронта рабочих против фашизма вытекает из всей обстановки. Она открывает пред коммунистической партией огромные возможности. Условием успеха является, однако, отказ от теории и практики "социал-фашизма", вредность которой становится в настоящих условиях прямо-таки угрожающей.
Социальный кризис неизбежно вызовет глубокие трещины внутри социал-демократии. Радикализация масс скажется и на рабочих с.-д. задолго до того, как они перестанут быть социал-демократами. Нам неизбежно придется заключать с разными социал-демократическими организациями и фракциями соглашения против фашизма, ставя при этом вождям определенные условия пред лицом масс. Связывать себя заранее формальным обязательством против таких соглашений могут только перепуганные оппортунисты, вчерашние союзники Перселя и Кука, Чан-Кай-Ши и Ван-Тин-Вея. От пустой чиновничьей фразы о едином фронте нужно вернуться к политике единого фронта, как она формулирована была Лениным, и как она применялась большевиками всегда, особенно же в 1917 году.
5. Проблема безработицы является одним из важнейших элементов политического кризиса. Борьба против капиталистической рационализации и за 7-часовой рабочий день остается полностью в порядке дня. Но поднять эту борьбу на высоту революционных задач может только лозунг широкого планового сотрудничества с Советским Союзом. В программной декларации к выборам ЦК германской партии заявляет, что после прихода к власти коммунисты установят хозяйственное сотрудничество с СССР. Это несомненно. Но нельзя противопоставлять историческую перспективу политическим задачам сегодняшнего дня. Рабочих и, в первую голову, безработных, надо уже сегодня мобилизовать под лозунгом широкого хозяйственного сотрудничества с республикой Советов. Госплан СССР должен при участии немецких коммунистов и профессионалистов выработать план экономического сотрудничества, который, исходя из сегодняшней безработицы, развертывается во всестороннее сотрудничество, охватывающее все основные отрасли хозяйства. Задача не в том, чтоб обещать, после прихода к власти, перестроить хозяйство; а в том, чтоб прийти к власти. Задача не в том, чтоб обещать сотрудничество советской Германии и СССР, а в том, чтоб завоевать сегодняшние рабочие массы для этого сотрудничества, связав его тесно с кризисом и безработицей и развернув его в дальнейшем в гигантский план социалистического переустройства обоих стран.
6. Политический кризис в Германии ставит под знак вопроса версальский режим в Европе. ЦК германской компартии говорит, что придя к власти германский пролетариат ликвидирует версальские документы. И это все? Ниспровержение версальского договора, как высшее достижение пролетарской революции! Что же будет поставлено на место этого? Об этом ни слова. Такая негативная постановка вопроса сближает партию с национал-социалистами. Советские Соединенные Штаты Европы - единственно правильный лозунг, указывающий выход из европейской раздробленности, грозящей не только Германии, но и всей Европе полным хозяйственным и культурным упадком.
Лозунг пролетарского объединения Европы является в то же время очень важным орудием в борьбе против гнусностей фашистского шовинизма, травли против Франции и пр. Самая неправильная, самая опасная политика это та, которая состоит в пассивном приспособлении к врагу, в подкрашивании себя под него. Лозунгам национального отчаяния и национального бешенства надо противопоставить лозунги интернационального выхода. А для этого необходимо собственную партию очистить от отравы национал-социализма, главным элементом которого является теория социализма в отдельной стране.
Чтобы свести все сказанное выше к одной простой формуле, поставим вопрос так: должна ли тактика германской компартии в ближайший период вестись под знаком обороны или наступления? Мы отвечаем: обороны.
Если б столкновение произошло сегодня, в результате наступления компартии, то пролетарский авангард расшиб бы себе голову о блок государства с фашизмом, при испуганном и недоуменном нейтралитете большинства рабочего класса и при прямой поддержке фашизму со стороны большинства мелкой буржуазии.
Позиция обороны означает политику сближения с большинством германского рабочего класса и единый фронт с социал-демократическими и беспартийными рабочими против фашистской опасности.
Отрицать эту опасность, преуменьшать ее, относиться к ней легкомысленно есть самое большое преступление, которое только можно сегодня совершить по отношению к пролетарской революции в Германии.
Что будет "оборонять" коммунистическая партия? Веймарскую конституцию? Нет, эту задачу мы предоставим Брандлеру. Компартия должна звать к обороне тех материальных и духовных позиций, которые успел завоевать для себя в германском государстве рабочий класс. Дело идет самым непосредственным образом о судьбе его политических организаций, его профессиональных союзов, газет и типографий, клубов и библиотек и проч. Рабочий коммунист должен сказать рабочему социал-демократу: "Политика наших партий непримирима; но если фашисты придут этой ночью громить помещение твоей организации, то я явлюсь к тебе на помощь с оружием в руках. Обещаешь ли ты, в случае, если опасность будет угрожать моей организации, поспешить на помощь?". Вот квинтэссенция политики настоящего периода. Вся агитация должна быть построена по этому камертону.
Чем настойчивее, серьезнее, вдумчивее - без визга и хвастовства, столь быстро приедающихся рабочим, - мы будем вести эту агитацию, чем более дельные организационные меры обороны мы будем предлагать в каждом заводе, в каждом рабочем квартале и районе, тем меньше опасности, что наступление фашистов застигнет нас врасплох, тем больше уверенности, что наступление это сплотит, а не расколет рабочие ряды.
Именно фашисты, благодаря своему головокружительному успеху благодаря мелкобуржуазному, нетерпеливому и не дисциплинированному составу своей армии, склонны будут в ближайший период зарываться по части наступления. Конкурировать с ними сейчас на этом пути было бы не только безнадежно, но и смертельно опасно. Наоборот, чем больше фашисты будут иметь в глазах социал-демократических рабочих и вообще трудящихся масс вид наступающей стороны, а мы - обороняющейся, тем больше у нас будет шансов не только разгромить наступление фашистов, но и перейти самим в успешное наступление. Оборона должна быть бдительной, активной и смелой. Штаб должен обозревать все поле борьбы, учитывая все изменения, чтобы не упустить нового перелома обстановки, когда потребуется дать сигнал генерального штурма.
Есть стратеги, которые всегда и при всяких условиях стоят за оборону. К ним принадлежат, например, брандлерианцы. Смущаться того, что они и сегодня тоже будут говорить об обороне было бы чистейшим ребячеством: они это делают всегда. Брандлерианцы являются одним из рупоров социал-демократии. Наша же задача состоит в том, чтобы, сблизившись с социал-демократическими рабочими на почве обороны, повести их затем в решающее наступление. На это брандлерианцы абсолютно неспособны. В момент, когда соотношение сил радикально изменится в пользу пролетарской революции, брандлерианцы снова окажутся балластом и тормозом ее. Вот почему политика обороны, рассчитанной на сближение с социал-демократическими массами, ни в каком случае не означает смягчения противоречий с брандлерианским штабом, за которым нет и никогда не будет никаких масс.
В связи с охарактеризованной выше группировкой сил и задачами пролетарского авангарда совершенно особое значение получают методы физической расправы, применяемые сталинской бюрократией в Германии и в других странах по отношению к большевикам-ленинцам. Это есть прямая услуга социал-демократической полиции и ударным бандам фашизма. В корне противореча традициям революционного пролетарского движения, эти методы, как нельзя более, отвечают духу мелкобуржуазных чиновников, сидящих на обеспеченном сверху жаловании и боящихся его потерять при наступлении партийной демократии. Против гнусностей сталинцев необходима широкая разъяснительная работа, как можно более конкретная, с обличением роли наиболее недостойных чиновников партаппарата. Опыт СССР, как и других стран, свидетельствует, что против левой оппозиции с наибольшим неистовством борются те господа, которым необходимо прикрыть пред высоким начальством свои грехи и преступления: растрату общественных сумм, злоупотребления должностью или просто полную свою непригодность. Совершенно ясно, что разоблачение кулачных подвигов сталинского аппарата против большевиков-ленинцев будет тем успешнее, чем шире мы развернем нашу общую агитацию на основе изложенных выше задач.
Мы рассмотрели вопрос о тактическом повороте Коминтерна исключительно в свете германской обстановки, так как, во-первых, германский кризис ставит сейчас немецкую компартию снова в центре внимания мирового пролетарского авангарда, и так как в свете этого кризиса все проблемы выступают с наибольшей выпуклостью. Нетрудно, однако, было бы показать, что сказанное здесь относится, в той или другой мере, и к другим странам.
Во Франции, все формы классовой борьбы после войны имеют неизмеримо менее острый и решительный характер, чем в Германии. Но общие тенденции развития те же, не говоря уж о непосредственной зависимости судьбы Франции от судьбы Германии. Повороты Коминтерна имеют во всяком случае универсальный характер. Французская компартия, объявленная Молотовым первой кандидаткой на власть еще в 1928 году, вела совершенно самоубийственную политику в течение последних двух лет. Она проглядела, в частности, экономический подъем. Тактический поворот был объявлен во Франции в момент, когда промышленное оживление явно стало сменяться кризисом. Таким образом те же противоречия, трудности и задачи, о которых мы говорим в отношении Германии, стоят в порядке дня и во Франции.
Поворот Коминтерна в сочетании с поворотом обстановки ставит новые и чрезвычайно важные задачи перед левой коммунистической оппозицией. Ее силы невелики. Но каждое течение растет вместе с ростом своих задач. Ясно понять их значит овладеть одним из важнейших залогов победы.
Л. Троцкий.
Принкипо, 26 сентября 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 17-18.
Л. Троцкий.
ПИСЬМО КОНФЕРЕНЦИИ НЕМЕЦКОЙ ЛЕВОЙ ОППОЗИЦИИ
Дорогие товарищи!
В этих строках горячего приветствия вашей конференции я хочу еще раз и как можно короче высказаться по поводу основной линии немецкой коммунистической оппозиции.
Для всякого из нас ясно, что немецкая левая оппозиция сейчас еще чрезвычайно слаба в сравнении с теми задачами, которые возлагаются на нее обстановкой. Эта слабость унаследована от прошлого и является результатом как объективных исторических условий, так и ложной политики руководства, сперва Маслова-Фишер, затем Урбанса. Эти люди считали и приучали к тому оппозиционных рабочих, что официальная партия вынуждена неизбежно распадаться и терять влияние, и что оппозиция, усиливаясь в борьбе с партией, вырастет на ее развалинах в новую партию. Каждый серьезный рабочий должен был по этому поводу сказать себе: если должно распасться все то, что создавалось в течение последних десяти-двенадцати лет, и если новые люди начнут строить на новом месте, то где же гарантия, что выйдет лучше? Это правильная постановка вопроса. Действительная гарантия только в живом опыте пролетарского авангарда, а опыт накопляется событиями и годами. Широкие круги революционных рабочих только тогда начнут внимательно прислушиваться к оппозиции и верить ей, когда убедятся на опыте, что она не только не отказывается от всего приобретенного коммунизмом опыта в Германии, как и во всем мире, но, наоборот, опирается на этот опыт, чтобы делать из него, вместе с пролетарским авангардом, правильные революционные выводы.
Конечно, и в рабочем классе есть резонеры, голые критики, которые создают небольшие секты, остающиеся годами на периферии рабочего движения и удовлетворяющиеся бессильной критикой, в стороне от больших задач и перспектив. Такие мнимо-левые пустоцветы радуются каждой неудаче коммунистической партии, суеверно надеясь, что из неудач пролетарского авангарда, вырастет каким-то образом их собственная сила.
С этими сектантами, которые в Германии играют всеми цветами радуги, мы не имеем и не можем иметь ничего общего. Победа нашей политики строится нами не на ослаблении, а на укреплении коммунистической партии.
Нет ли здесь противоречия? слышится нам возможное возражение и, - даже двойного противоречия:
Во-первых, мыслимо ли ожидать усиления коммунистической партии при нынешнем руководстве?
Во-вторых, не поведет ли усиление партии к усилению нынешнего руководства, которое, как показал опыт, не способно привести пролетариат к победе?
Оба эти возражения неправильны, ибо не диалектичны.
Что влияние партии может возрастать, несмотря на нынешнее негодное руководство, об этом снова свидетельствуют последние выборы. Правильное руководство есть необходимое условие устойчивых успехов, а тем более - полной победы пролетариата; но приливы влияния партии могут происходить и вопреки негодному руководству, под влиянием объективных причин. Можно сказать с уверенностью, что руководство германской партии, начиная уже с мартовских дней 1921 года, особенно же с октября 1923 года и до сегодняшнего дня, только и делало, что ослабляло партию, революцию, пролетариат. С другой стороны, безвыходное международное положение Германии, жадная и злобная политика германской буржуазии, подлая и вероломная роль социал-демократии толкают огромные массы на путь революции. То обстоятельство, что бюрократическое сталинское руководство, слепое и самонадеянное, глухое и невежественно оппортунистическое и авантюристское, всей своей политикой мешает революционизирующимся массам стать под коммунистическое знамя, это обстоятельство, при наличных условиях, является важнейшим источником растущей силы национал-социализма. Прирост коммунистических голосов на последних выборах кажется сам по себе значительным, если мерить его парламентским масштабом. Но он крайне незначителен с точки зрения революционных возможностей и задач.
Можно сказать, что коммунистическая партия приобрела на последних выборах лишь арифметическую разницу между той массой, которую толкали к ней буржуазия и социал-демократия, и той массой, которую руководство компартии отталкивало прочь. Но мы имеем полное право прибавить, что плюсы германской компартии, как и всех секций Коминтерна, были бы несравненно меньше, а минусы гораздо больше, если бы не голос критики и предостережения левой оппозиции, не ее анализ и прогноз. Как мы ни слабы организационно, но мы уже стали серьезным фактором внутренней жизни всех компартий и притом фактором их усиления.
Но не ведет ли это усиление к упрочению позиций нынешнего руководства? И разве же не является нынешнее руководство главной помехой на пути пролетарской революции? Последнее совершенно правильно. Тельман, Ремеле, Нойман - это сочетание худших черт органического оппортунизма, бюрократической безответственности, филистерского самодовольства, фельдфебельской дисциплины и особого фельдфебельского авантюризма, т.-е. такого, когда авантюры совершаются по приказанию начальства, и когда авантюристы заранее знают, что окажутся безнаказанными. От политического экстремизма, для которого ничего не существует, кроме "завоевания улицы" во имя непосредственной диктатуры пролетариата (на бумаге), такое руководство без труда переходит к поссибилизму, приспособляясь ко всем веяниям, исходящим от мелкой буржуазии, в том числе и к шовинизму. Голова чиновника-центриста устроена так, что в ней всегда свистят все сквозные ветры эклектики. Подобного руководства никогда бы добровольно не потерпели революционные немецкие рабочие. Оно назначается, поддерживается, спасается и навязывается авангарду немецкого пролетариата сталинской фракцией в Москве. Это совершенно бесспорно.
Верно ли, однако, что усиление влияния компартии в рядах немецкого рабочего класса ведет к усилению нынешнего партийного руководства? Нет, это не верно. Это и есть основное и в корне ошибочное суждение всех и всяких видов ультралевого и мнимо-левого сектантства.
Сталинская бюрократия и в СССР, и в международном масштабе, могла достигнуть нынешней силы лишь благодаря длительному революционному отливу. Первый удар левому крылу сталинская фракция нанесла после того, как брандлеровское руководство столь позорно упустило революционную ситуацию 1923 года. Беспощадному разгрому подвергли сталинцы левую оппозицию после того, как вчерашний союзник Сталина, Чан-Кай-Ши, подверг разгрому китайскую революцию. Годы капиталистической стабилизации были годами упрочения сталинского аппарата. И это совсем не случайно. Понижение активности масс, упадок революционных настроений, рост апатии, только эти процессы и могли сделать возможным за последние годы чудовищный рост партийного бюрократизма, опирающегося на государственный аппарат, его материальные средства и его средства репрессии. Таким образом, поражения международной революции, ослабление компартий, ослабление левого крыла (большевиков-ленинцев) внутри компартий и рост силы сталинского аппарата являются параллельными и взаимно связанными процессами.
Уже это простое и неоспоримое обобщение позволяет нам сделать некоторые прогнозы. Действительная радикализация масс и прилив рабочих под знамя коммунистической партии будут означать не укрепление бюрократического аппарата, а, наоборот, его расшатку, его ослабление. Тельман, Ремеле, Нойман - повторяем - могут сохранять свои руководящие позиции только при ослаблении и застое революционного движения, только при упадке активности рабочих. Рост коммунистических масс означает рост революционных задач и рост требований, предъявляемых к руководству. Опыт последних двенадцати лет не прошел даром. Он осел в головах тысяч и десятков тысяч передовых рабочих, прикрытый коркой формальной дисциплины, но он вскроется во всей своей силе при наступлении предреволюционного периода, когда передовые рабочие будут совсем другими глазами глядеть на руководство, призванное их вести в решающий бой.
Уже нынешний прилив коммунистических голосов наряду с ростом фашистской опасности должен поднять революционное самочувствие пролетарского авангарда, а значит и его критический дух по отношению к собственному руководству. Этим самым улучшаются условия для пропаганды и агитации большевиков-ленинцев.
То, что могло бы погубить оппозицию это дух закоулочной секты, которая живет злорадством, пораженчеством, без надежд и перспектив. Чтоб сыграть свою историческую роль оппозиция должна насквозь проникнуться сознанием неразрывной связи между успехами партии и ее собственными успехами. Только при этом условии оппозиция найдет себе дорогу в ряды пролетарского авангарда, от которого она изолирована соединенными силами капиталистической стабилизации, репрессий аппарата и ошибок собственного руководства.
Из сказанного ясно, какая непроходимая пропасть отделяет нас от брандлерианцев, и насколько правилен и спасителен был разрыв с Урбансбундом. В том и состоит путь нынешнего положения, что в то время, как сталинский аппарат стал глубоко реакционной силой, которая держится капиталистической стабилизацией и политическим застоем, коммунистическая оппозиция, наоборот, может только выиграть от революционного прилива и от притока масс под знамена партии. Дальнейший ход развития, при правильной политике с нашей стороны, будет все яснее обнаруживать, что правящий аппарат пришел в полное противоречие с потребностями партии, тогда как судьба оппозиции, наоборот, целиком сливается с судьбой партии и пролетарской революции.
За последние полгода немецкой оппозицией выполнена важная часть подготовительной работы. Произведено размежевание по основным линиям и создан свой орган "Коммунист", взявший правильный курс в отношении официальной партии; наконец, рука об руку с другими секциями, установлены основы международной организации коммунистической левой. Все это в совокупности создает условия для развития правильной политики, а следовательно и для роста влияния фракции большевиков-ленинцев. Но все-таки сделана еще ничтожно-малая часть исторической работы, стоящей перед левым крылом коммунизма. Упущение времени, а значит и упущение революционной ситуации - это вполне реальная опасность, стоящая не только пред официальным коммунизмом, но и пред оппозицией. Опыт снова показывает, как много времени похищают мелкие трения и групповая борьба, неразрывно связанные с жизнью сектантских кружков. Нет другого способа справиться с этим наследством прошлого, как поставить перед собою во весь рост гигантские революционные задачи и мобилизовать для их разрешения самоотверженность и преданность лучших элементов оппозиции. От всей души желаю вашей конференции справиться с этой великой задачей.
С крепким коммунистическим приветом.
Л. Троцкий.
18 сентября 1930 года.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 17-18.
Л. Троцкий.
ПИСЬМО ИСПОЛНИТЕЛЬНОМУ БЮРО БЕЛЬГИЙСКОЙ ОППОЗИЦИИ
Копия: Интернациональн. Секретар. в Париже,
" Оппозиционной группе Шарлеруа.
Уважаемые товарищи!
Я не думаю, что после года идейной борьбы мы можем путем переписки прибавить что-либо существенное к тому, что уже сказано обоими сторонами в печати.
Я ограничусь здесь только одним вопросом, касающимся перспективы одной или двух партий в Бельгии.
Борьба за Коминтерн есть борьба за мировой пролетарский авангард, за наследие Октябрьской революции и за преемственность большевизма. Мы отнюдь не согласны думать, что революционное наследие прошлого сводится сейчас к "идеям" группы Урбанса или нескольких товарищей в Брюсселе. Революционное наследство огромно, надо его уметь реализовать.
Общая наша линия не исключает, однако, того, что в той или другой стране оппозиция, по соотношению сил, может оказаться призванной играть роль самостоятельной политической партии. Такого рода исключительное положение в отдельной стране не меняло бы, однако, нашей основной линии на возрождение Коминтерна. Самостоятельная партия большевиков-ленинцев (оппозиции) в отдельной стране должна была бы действовать, как секция Коминтерна, и относиться к более слабой официальной партии, как к фракции, проводя по отношению к ней политику единого фронта, и тем самым возлагая на нее перед рабочими ответственность за наличие раскола.
Как видите, эта позиция не имеет ничего общего с той, какую вы защищаете. Но как перспектива для Бельгии, допускавшаяся мною, в качестве гипотезы, возможность оказалась недействительной. Бельгийская оппозиция несомненно представляла серьезную силу два года тому назад. Но нынешнее брюссельское руководство обнаружило за этот период отсутствие принципиальной позиции, непростительные шатания в каждом вопросе и готовность поддерживать везде и всюду каждую группу, которая противопоставляет себя интернациональной оппозиции по самым основным вопросам. Прямо или замаскированно вы поддерживали против левой оппозиции Урбанса, Паза, Моната и др., несмотря на то, что эти группы имеют между собой мало общего, если не считать общей им всем враждебности к большевикам-ленинцам. Результаты такой политики налицо. В то время, как во всех без исключения странах оппозиция либо значительно продвинулась вперед во всех отношениях, либо, по крайней мере, идейно сплотила свои ряды, в Бельгии оппозиция становилась все слабее и слабее. Вы поймете, что у интернациональной оппозиции нет и не может быть основания возлагать ответственность за печальное положение дел в Бельгии на кого-либо, кроме как на Исполнительное Бюро в Брюсселе.
В протоколах апрельской интернациональной конференции я читаю следующие слова тов. Эйно: "Я думаю, что, если товарищи из Шарлеруа будут упорствовать на своей непримиримой точке зрения, то окажется невозможным продолжать совместную работу, ибо в основе общей работы должен быть минимум доверия". Эти слова интернациональная оппозиция должна ныне применить к брюссельскому Исполнительному Бюро.
Интернациональный секретариат не есть почтовый ящик. Это орган, связывающий фракцию единомышленников в международном масштабе. Вы знаете, что в прошлом году я настаивал перед товарищами из Шарлеруа на продолжении сотрудничества с нами. Вместе с французскими товарищами я надеялся на то, что у нас произойдет сближение на основе опыта совместной работы. Эта надежда не подтвердилась. Остается сказать то, что есть, именно, что мы не принадлежим к одной и той же фракции и сделать из этого все необходимые выводы.
Я присоединяюсь таким образом к тому заключению, которое до меня сделали товарищи из Шарлеруа, редакция "Веритэ" и товарищ Обэн в своей критике вашей декларации.
С коммунистическим приветом.
Л. Троцкий.
13 октября 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 17-18.
Л. Троцкий.
ИСПАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Старая Испания
Цепь капитализма снова грозит разорваться на слабейшем звене: на очереди стоит Испания. Революционное движение развивается в этой стране с такой силой, которая заранее отнимает у реакции всего мира возможность верить в скорое наступление порядка на Пиренейском полуострове.
Испания принадлежит, бесспорно, к группе наиболее отсталых стран Европы. Но отсталость ее имеет особый характер, отягощенный великим историческим прошлым страны. В то время, как Россия царей всегда оставалась далеко позади своих западных соседей и медленно подвигалась вперед под их давлением, Испания знала периоды высокого расцвета, превосходства над остальной Европой и владычества над Южной Америкой. Мощное развитие торговли, внутренней и мировой, все более преодолевало феодальную разобщенность провинций и партикуляризм национальных частей страны. Рост силы и значения испанской монархии был в те столетия неразрывно связан с централизующей ролью торгового капитала и с постепенным формированием испанской нации.
Открытие Америки, которое сперва обогатило и подняло Испанию, направилось впоследствии против нее. Великие пути торговли отклонились от Пиренейского полуострова. Обогатившаяся Голландия отпала от Испании. Вслед за Голландией поднялась над Европой Англия, высоко и надолго. Уже начиная со второй половины 16-го столетия Испания приходит в упадок. Со времени разгрома Великой Армады (1588) упадок этот принимает так сказать официальный характер. Надвигается то состояние феодально-буржуазной Испании, которое Маркс назвал "бесславным и длительным гниением".
Старые и новые господствующие классы - земельное дворянство, католическое духовенство с их монархией, буржуазные классы с их интеллигенцией - упорно пытаются сохранять старые претензии, но, увы, без старых ресурсов. В 1820 году окончательно отделились южно-американские колонии. С потерей Кубы в 1898 году Испания почти совершенно лишилась колониальных владений. Авантюры в Марокко лишь разоряли страну, питая и без того глубокое недовольство народа.
Задержка экономического развития Испании неизбежно ослабляла централистические тенденции, заложенные в капитализме. Упадок торговой и промышленной жизни городов и экономических связей между ними неизбежно вел к уменьшению зависимости отдельных провинций друг от друга. Такова главная причина, почему буржуазной Испании до сего дня не удалось преодолеть центробежные тенденции своих исторических провинций. Скудость источников общенационального хозяйства и чувство недомогания во всех частях страны могли только питать сепаратистские тенденции. Партикуляризм выступает в Испании с особой силой, особенно рядом с соседней Францией, где Великая революция окончательно утвердила буржуазную нацию, единую и неделимую, над старыми феодальными провинциями.
Не позволяя сложиться новому буржуазному обществу, экономический застой разлагал также и старые господствующие классы. Гордые дворяне прикрывали нередко свое высокомерие дырявыми плащами. Церковь грабила крестьянство, но время от времени вынуждена была претерпевать грабеж со стороны монархии. Эта последняя, по замечанию Маркса, имела больше черт сходства с азиатской деспотией, чем с европейским абсолютизмом. Как понимать эту мысль? Сопоставление царизма с азиатской деспотией, делавшееся не раз, представляется гораздо более естественным, как географически, так и исторически. Но и в отношении Испании это сопоставление сохраняет всю свою силу. Разница лишь та, что царизм складывался на основе крайне медленного развития как дворянства, так и примитивных городских центров. Испанская же монархия сложилась в условиях упадка страны и загнивания господствующих классов. Если европейский абсолютизм вообще мог подняться лишь благодаря борьбе крепнувших городов против старых привилегированных сословий, то испанская монархия, подобно русскому царизму, почерпала свою относительную силу в бессилии как старых сословий, так и городов. В этом ее несомненная близость с азиатской деспотией.
Преобладание центробежных тенденций над центростремительными в хозяйстве, как и в политике, подрывало почву под испанским парламентаризмом. Давление правительства на избирателей имело решающий характер: в течение последнего столетия выборы неизменно давали правительству большинство. Так как кортесы находились в зависимости от очередного министерства, то само министерство естественно попадало в зависимость от монархии. Мадрид делал выборы, а власть оказывалась в руках короля. Монархия была вдвойне необходима разобщенным и децентрализованным господствующим классам, неспособным править страной от собственного имени. И эта монархия, отражавшая слабость всего государства, была - между двумя переворотами - достаточно сильной, чтоб навязать свою волю стране. В общем государственную систему Испании можно назвать дегенеративным абсолютизмом, ограниченным периодическими пронунциаменто*1. Фигура Альфонса XIII очень хорошо выражает эту систему: и со стороны дегенеративности, и со стороны абсолютистских тенденций, и со стороны страха перед пронунциаменто. Лавирования короля, его измены, его вероломство и его победы над враждебными ему временными комбинациями коренятся вовсе не в характере самого Альфонса XIII, а в характере всей правительственной системы: в новых условиях Альфонс XIII повторяет бесславную историю своего прадеда, Фердинанда VII.
/*1 Военный заговор, военный переворот.
Наряду с монархией и в союзе с нею централизованную силу представляло еще духовенство. Католицизм до сего дня продолжает оставаться государственной религией, духовенство играет большую роль в жизни страны, являясь наиболее устойчивой осью реакции. Государство тратит ежегодно многие десятки миллионов песет на поддержку церкви. Религиозные ордена крайне многочисленны, владеют большими имуществами и еще большим влиянием. Число монахов и монахинь достигает 70 тысяч, равняясь числу учеников средней школы и в два с лишним раза превосходя число студентов. Не мудрено при таких условиях, если 45 процентов населения не умеет ни читать, ни писать. Главная масса безграмотных сосредоточена, разумеется, в деревне.
Если крестьянство в эпоху Карла V (Карлоса I) мало выигрывало от могущества испанской империи, то оно в дальнейшем несло на себе наиболее тяжкие последствия ее упадка. Оно влачило в течение столетий жалкое, во многих провинциях - голодное существование. Составляя и сейчас свыше 70 процентов населения, крестьянство поддерживает на своей спине главную тяжесть государственного здания. Недостаток земли, недостаток воды, высокая арендная плата, примитивное хозяйственное оборудование, первобытная обработка земли, высокие налоги, поборы церкви, высокие цены на промышленные товары, избыточное сельское население, большое число бродяг, нищих, монахов - такова картина испанской деревни.
Положение крестьянства издавна делало его участником многочисленных восстаний. Но эти кровавые взрывы шли не по общенациональным, а по локальным радиусам, окрашиваясь в самую разнообразную, чаще всего в реакционную краску. Как испанские революции в целом были малыми революциями, так крестьянские восстания принимали форму малой войны. Испания есть классическая страна "гверильи".
Испанская армия в политике
Со времени войны с Наполеоном в Испании создалась новая сила - политизирующее офицерство, младшее поколение господствующих классов, унаследовавшее от отцов разорение великой некогда империи и в значительной мере деклассированное. В стране партикуляризма и сепаратизма армия, по необходимости, получила крупнейшее значение, как централизованная сила. Она стала не только опорой монархии, но и проводником недовольства всех секций господствующих классов, и прежде всего собственного: как и бюрократия, офицерство вербуется из тех крайне многочисленных в Испании элементов, которые требуют от государства прежде всего средств к жизни. А так как аппетиты разных групп "образованного" общества далеко превосходят наличие государственных, парламентских и иных должностей, то недовольство остающихся за штатом питает республиканскую партию, столь же неустойчивую, как и все группировки в Испании. Но так как под этой неустойчивостью скрывается нередко подлинное и острое возмущение, то республиканское движение время от времени выделяет из себя решительные и смелые революционные группы, для которых республика является мистическим лозунгом спасения.
Общая численность испанской армии составляет около 170.000 человек, из них свыше 13 тысяч офицеров; сюда же надо прибавить полтора десятка тысяч военных моряков. Являясь орудием господствующих классов страны, командный состав вовлекает в свои заговоры низы армии. Это создает условия для самостоятельного движения солдат. Уже в прошлом унтер-офицеры вторгались в политику без офицеров и против офицеров. В 1836 году унтер-офицеры мадридского гарнизона, подняв восстание, заставили королеву обнародовать конституцию. В 1866 году недовольные аристократическими порядками в армии сержанты артиллерии подняли мятеж. Но все же руководящая роль оставалась в прошлом за офицерством. Солдаты шли за своими недовольными командирами, хотя недовольство солдат, политически беспомощное, питалось другими, более глубокими социальными источниками.
Противоречия в армии совпадают обычно с родами войск. Чем квалифицированнее род оружия, т.-е. чем большей он требует интеллигентности со стороны солдат и офицеров, тем восприимчивее он, вообще говоря, к революционным идеям. В то время, как кавалеристы тяготеют обычно к монархии, артиллеристы дают большой процент республиканцев. Неудивительно, что и летчики, новейший род оружия, оказались на стороне революции и внесли в нее элементы индивидуалистического авантюризма своей профессии. Решающее слово остается за пехотой.
История Испании есть история непрерывных революционных конвульсий. Пронунциаменто и дворцовые перевороты следуют один за другим. На протяжении 19-го и первой трети 20-го веков происходит непрерывная смена политических режимов и внутри каждого из них - калейдоскопическая смена министерств. Не находя достаточно устойчивой опоры ни в одном из имущих классов, - хотя все они в ней нуждались, - испанская монархия не раз попадала в зависимость от собственной армии. Но провинциальная разрозненность Испании налагала свою печать на характер военных заговоров. Мелкое соперничество хунт было лишь внешним выражением того, что испанские революции не имели руководящего класса. Именно поэтому монархия неизменно торжествовала над каждой новой революцией. Однако, через некоторое время после торжества порядка хронический кризис снова прорывался острым возмущением. Ни один из этих опрокидывавших друг друга режимов не запускал плуг глубоко в почву. Каждый из них быстро изнашивался в борьбе с затруднениями, которые вырастают из скудости общенационального дохода при непомерности аппетитов и претензий господствующих классов. Мы видели, в частности, как позорно закончила свои дни последняя военная диктатура. Грозный Примо-де-Ривера пал даже без нового пронунциаменто: из него просто вышел воздух, как из шины, напоровшейся на гвоздь.
Все прошлые испанские перевороты были движением меньшинства против меньшинства: господствующие и полугосподствующие классы нетерпеливо рвали друг у друга из рук государственный пирог.
Если под перманентной революцией понимать нарастание социальных переворотов, передающих власть в руки наиболее решительного класса, который затем применяет ее для упразднения всех классов, а следовательно, и самой возможности новых революций, то придется констатировать, что несмотря на "непрерывность" испанских переворотов, в них нет ничего похожего на перманентную революцию: это скорее хронические конвульсии, в которых находит свое выражение застарелая болезнь отброшенной назад нации.
Правда, левое крыло буржуазии, особенно в лице молодой интеллигенции, уже давно ставило своей задачей превращение Испании в республику. Испанское студенчество, которое в силу тех же общих причин, что и офицерство, вербовалось преимущественно из недовольной молодежи, привыкло играть в стране роль, совершенно непропорциональную его численности. Господство католической реакции разжигало оппозицию университетов, придавая ей антиклерикальный характер. Однако, не студенчество создает режим. На своих руководящих верхах испанские республиканцы отличаются крайне консервативной социальной программой: они видят свой идеал в нынешней реакционной Франции, считая, что вместе с республикой к ним придет богатство, и отнюдь не собираются, да и не способны, шествовать путем французских якобинцев: их страх перед массами сильнее, чем их вражда к монархии.
Если щели и поры буржуазного общества заполнены в Испании деклассированными элементами господствующих классов, многочисленными искателями должностей и доходов, то внизу, в щелях фундамента, такое же место занимают многочисленные люмпен-пролетарии, деклассированные элементы трудящихся классов. Лаццарони в галстуках, как и лаццарони в отрепьях представляют собою сыпучие пески общества. Они тем опаснее для революции, чем менее она сама нашла свою подлинную двигательную опору и свое политическое руководство.
Шесть лет диктатуры Примо-де-Ривера придавили к земле и спрессовали все виды недовольства и возмущения. Но диктатура несла в себе неизлечимый порок испанской монархии: сильная по отношению к каждому из раздробленных классов, она оставалась бессильна по отношению к историческим нуждам страны. Это привело к тому, что диктатура разбилась о подводные рифы финансовых и иных затруднений прежде, чем ее успела настигнуть первая революционная волна. Падение Примо-де-Ривера пробудило все виды недовольства и все надежды. Так генерал Беренгер оказался привратником революции.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 183; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!