Часть двадцать седьмая (Сноводения Триджаты)
Триджата, одна среди ракшаси глупых и злобных,
Разумна была и себе не имела подобных.
Товаркам сказала она: «Сновиденье такое
Мне было, что Ситу вам должно оставить в покое!
Негодницы! Лучше меня растерзайте в отместку,
Да только не троньте царя Дашаратхи невестку!»
Спросили злонравные: «Что тебе снилось, поведай?»
«Мне снилось, что Рама в Айодхью вернулся с победой!
И тут,— продолжала она,— пробудившись на ложе,
Я чувствую, как волоски шевелятся на коже!
Пригрезилось мне: в облаках лебединая стая
Впряглась в колесницу из кости слоновой, блистая.
И царственный Рагху потомок стоял в колеснице,
В беспыльных одеждах, в роскошной густой плетенице.
А сто лебедей белокрылых помчали куда-то
Его и безгрешного Лакшману, младшего брата.
Я деву Видехи, что схожа с лупой полуночной,
Узрела, одетую в лен белизны беспорочной.
Подножьем царевне служила гора снеговая.
Вокруг океан простирался, ее омывая.
Как солнце с лучами своими сливается дивно,
Так Рама и Сита друг с другом слились неразрывно.
Мне Рама и Лакшмана снились, два царственных брата,
Сидящих на белом слоне, снаряженном богато.
Гороподобный, с четырьмя клыками,
Качая белоснежными боками,
Гордился слон своими седоками,
С могучим станом, с крепкими руками.
Он мужа и деверя Ситы подвозит к дремучей,
Нетронутым снегом покрытой заоблачной круче.
|
|
|
И между лопаток слоновьих легко, без помехи
Садится в одеждах блистающих дева Видехи.
И вскоре три царственных отпрыска, с дивной осанкой,
На белом слоне, в облаках, проплывают над Ланкой.
Мне снилось: по-царски одетый, в густой плетенице,
Возлюбленный сын Дашаратхи скакал в колеснице.
Поводья златые держал он в могучей деснице.
И восемь быков белоснежных упряжкой послушной
Служили прекрасной чете в колеснице воздушной.
Приснился мне Равана, маслом кунжутным омытый.
Он — в красном, на голой земле, с головою обритой
Простерся, гирляндами из олеандра обвитый.
Что Равана пьяный лежал на земле, мне приснилось,
Что тело его от кунжутного масла лоснилось,
Он Пушпакой, отнятой им у Куберы, хвалился,
И вдруг со своей колесницы воздушной свалился.
Мне снилось, что Ланки владыка, исполненный страха,
Как будто в беспамятстве рухнул на землю с размаха.
И женщиной скверной влеком, изрыгавшей проклятья,
Остриженный, в черных одеждах лежал без понятья.
Мне Равана снился в наряде пурпурном, как пламя,
В повозке железной, притом запряженной ослами.
Плясал, и смеялся, и пил он кунжутное масло,
|
|
|
Как будто в нем разум померк и сознанье угасло.
Он плел ахинею, — в словах его не было склада, —
И смрад источая, казался исчадием ада.
И сей злоприродный, похитивший Рамы супругу,
В повозке, влекомой ослами, направился к югу.
А что до волшебной столицы, пленительной Ланки,
Блистающей словно алмаз драгоценной огранки, —
Столицы, где неисчислимо коней поголовье,
Слоны ездовые и чудное войско слоновье, —
Багряное пламя объяло прекрасную Ланку,
Как будто оно тростника охватило вязанку!
И в громокипящую глубь океанские воды
Вобрали дворцы и порталов обширные своды».
Хануман, скрытый завесой ветвей, пристально следил за несчастной царевной Видехи, окруженной отвратительными ракшаси, походившей на лань, затравленную псами. Будучи обезьяной высокого и благочестивого рода, он счел бы уместным обратиться к ней на санскрите. Но опасаясь, что Сита примет его за Равану, явившегося к ней в обезьяньем облике, Хануман рассудил иначе. «Прежде всего я должен, — подумал он, — заговорить с ней о Раме, к которому обращены сейчас все ее помыслы. Тогда она доверится мне, на каком бы языке я ни изъяснялся! »
Улучив минуту, Хануман ласково и учтиво начал свою речь с рассказа о жизни Рамы, сына царя Дашаратхи. Заметив, что Сита с волнением прислушивается к его словам, осторожно спросил ее: «Скажи мне, кто ты, тонкостанная госпожа с глазами, подобными лотосам? Отчего царственный шелк твоего одеяния изорван и забрызган грязью? Отчего из очей у тебя сочатся слезы, как вода из разбитого сосуда? С какой целью привязываешь ты к ветвям ашоки свои темные кудри? Твой дивный облик, полный печали, убеждает меня, что передо мной похищенная Раваной супруга Рамы!»
|
|
|
Хануману с трудом удалось успокоить Ситу, устрашенную внезапным появлением исполинской обезьяны. «Откуда взялось это чудовище? — думала в испуге царевна Митхилы.— Быть может, я задремала, и оно пригрезилось мне? Но увидеть во сне обезьяну — худая примета!»
И все же знакомый перстень с выбитым на золоте именем Рамы не мог не вызвать доверия Ситы к неожиданному собеседнику. Узнав от Ханумана о преданных сыну Дашаратхи обезьянах и медведях, готовых нанести удар ее десятиглавому похитителю, царевна Видехи сказала: «Пусть Рама и Лакшмаыа с обезьяньей ратью поскорее вызволят меня отсюда!»
Сын Ветра предложил Сите сесть к нему на спину: «Перелетев океан, я домчу тебя к потомку Рагху!»
|
|
|
Сита, однако, отвечала: «О могущественная обезьяна! Я понимаю, сколь велика твоя мощь, а скоростью ты не уступаешь своему родителю Ветру. Но разве под силу мне переправиться через океан? С такой головокружительной высоты свалившись в бурные волны, я неизбежно стану добычей акул и крокодилов».
С этими словами Сита достала спрятанную в складках платья драгоценную жемчужину, украшавшую прежде ее дивное чело, и вручила Хануману, чтобы он передал ее старшему сыну Дашаратхи.
Хануман не сразу возвратился туда, где дожидались его Рама, Лакшмана и Сугрива с обезьяньим войском. Он воспользовался своим пребыванием на Ланке, дабы причинить Десятиглавому значительный урон и ослабить его военную мощь. Так, великосильный вожак обезьян, подобно урагану, обрушился на священную рощу и на месте ее оставил пустыню. Немало дворцов превратил он в развалины. Попытки ракшасов бороться с Хануманом не увенчались успехом. Могучий Индраджит, сын Раваны, пустил в ход оружие, дарованное Брахмой. Оно не убило Ханумана, но связало его по рукам и ногам. Это оружие, называемое «сетью Брахмы», сообщило ему неподвижность, и обезьяний военачальник рухнул на землю. Меж тем, находясь во власти оружия, созданного Самосущим, Хануман не испытывал ни малейшей боли. «Должно быть, Брахма не лишил меня своего благословения! — помыслил Хануман, припоминая все дары, которыми он старался заслужить милость этого Учителя мира. — Он связал меня, — думал советник Сугривы, — он и освободит! Примечательно, что я не испытываю ни малейшего страха. Тем более что «сеть Брахмы» не может быть пущена в ход дважды».
Будучи вдобавок опутан лыками и конопляными веревками ракшасов, Хануман почувствовал, что оружие Брахмы утратило свою волшебную силу, и старался не показать этого своим преследователям.
«Хорошо, что они думают, будто я взят в плен, — сказал себе хитроумный предводитель обезьян. Теперь мои недруги непременно поволокут меня во дворец Раваны, и я окажусь лицом к лицу с их грозным владыкой»
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 241; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!