ПЛОХИЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ Я СОВЕРШИЛ 16 страница



— Может, и так. — Ямамото наклонила голову. — Только я больше не хочу бороться. Впрочем, с нами с самого начала играют в одни ворота. Мне кажется, фирма просто испытывает нас. Разве это не унизительно? Победа — это жить и быть счастливой. И жених мой так говорит.

Ямамото лучше меня была приспособлена к действительности, но тогда я так не считала. Вот будет большая удача, если она отступит и уйдет, думала я, но в то же время такая поспешная капитуляция вызывала у меня презрение.

То был единственный случай, когда Ямамото открыла передо мной душу. После этого она неизменно оставалась сдержанной, холодной отличницей, и не знаю, следовало ли принимать всерьез слова, сказанные ею в тот раз. Не исключено, что она говорила совсем не то, что думала, испытывала меня. Между нами шла ожесточенная борьба — за мужскую часть сотрудников, за ассистенток, за остальных членов «великолепной семерки». Мы были в «диком поле».

Узнав, что Ямамото сдала экзамен по английскому языку на первый уровень, я тут же начала готовиться к экзамену. Занималась как сумасшедшая и через год получила такое же свидетельство. Но кого было им удивить в нашей фирме, где многие владели английским? Я понимала: этого недостаточно — и стала вести на английском все записи. Или писала по-японски, но предложения строила по правилам английской грамматики. Это подействовало. Все смотрели на меня круглыми глазами. Я была очень довольна произведенным эффектом.

В другой раз мне пришла мысль написать в газету. Кругозора и знаний и у меня достаточно — и не только по экономике, но и по мировой политике. Язык и стиль — замечательные. Я послала в одну общенациональную газету заметку «Что делать Горбачеву». Ее напечатали в самом центре полосы колонки читателей. Когда вышла газета, я утром летела на работу как на крыльях. Думала, люди придут в восхищение: «Видели твою заметку. Ну ты даешь!» Однако все сидели, уткнувшись в работу и делая вид, что ничего не знают. Неужели и правда не видели газету? Трудно поверить.

В обеденный перерыв шеф взял ту самую газету с моей статьей. Жертвуя обедом, я совершала маневры вокруг его стола в надежде, что он отметит мое творчество и скажет что-нибудь. Наконец он поднял голову и посмотрел на меня.

— Это вы написали, Сато-сан? — Шеф постучал пальцем по газете.

Я выпятила грудь:

— Да, я.

— Хм! Светлая у вас голова.

И все. До сих пор помню свое разочарование. Что-то здесь не так, подумала я. Могла быть только одна причина, которая оправдывала меня в собственных глазах. Зависть. Они мне завидовали, потому что я выделилась из общей массы.

Я проработала в фирме уже два года. Однажды я сидела за столом и сочиняла на английском очередной отчет, как рядом выросла чья-то тень.

— Здорово у вас получается. Учились за границей?

Это был директор общего департамента. Время от времени он заходил в наш отдел посмотреть, как дела. Звали его Кабано. Он заглянул в разложенные передо мной листки. Похоже, его заинтересовало, что я там пишу. Ему было сорок три года. Добродушный дядька, окончил какой-то второсортный университет, за что его слегка презирали. Поэтому я не посчитала нужным отвечать. Кабано взглянул на меня — я ощущала себя в офисе чужой — и сочувственно улыбнулся:

— Я очень хорошо знал вашего отца, Сато-сан. Когда я сюда пришел, он работал в финансовом отделе. Много мне помогал.

Я подняла голову. Почти все, от кого мне доводилось слышать об отце, держались в фирме особняком, как бы на отшибе. Кабано тоже был из их числа. Мне послышалось пренебрежение в его тоне, стало обидно за отца.

— Вот как?

— Жаль, конечно, — ваш отец ушел так рано. Зато как бы он был счастлив и горд, что у него такая замечательная дочь!

Я молчала, опустив голову. Кабано, удивленный тем, что я никак не реагирую, быстро ретировался. Когда вечером я собиралась домой, ко мне подошел тот самый тип, который на междусобойчике рассуждал про мои связи. Он пришел в компанию за пять лет до меня.

— Это, конечно, не мое дело, но я хотел тебе кое-что сказать, — оглядываясь по сторонам, полушепотом проговорил он.

— Что такое? — Мне хотелось его пристукнуть. Я никак не могла простить ему, что он наплел тогда в кабаке.

— Даже не знаю… Хочу посоветовать как старший товарищ. Ты неправильно себя вела. С Кабано, я имею в виду. Грубо.

— Интересно! А вы-то сами как себя ведете? Вещаете перед всеми, что у меня какой-то блат есть. Это, по-вашему, не грубо?

«Старший товарищ» скривился — видно, не ожидал такого отпора.

— Ну извини, если обидел. Я тогда выпил лишнего. Нечаянно вышло. Вообще-то я хотел всех предупредить, чтобы к тебе относились как надо. Как к члену большой семьи — корпорации G. И Кабано-сан к тебе за тем же подошел, а ты ему нахамила. В семье все должны друг друга поддерживать. И нечего дуться на то, чего не было.

— Что бы вы ни говорили, я поступила в компанию сама, без всяких связей. Хотела работать там же, где отец. И меня взяли за мои качества. Конечно, я горжусь отцом, но мне надоело слушать про него разную чепуху.

«Старший товарищ» сложил руки на груди и спросил:

— Неужели только за качества?

От этих слов у меня из глаз брызнули слезы.

— А вы проверьте! «По блату, по блату…» Хватит уже!

— Да я вовсе не имел в виду ничего плохого. — Он жестом призвал меня успокоиться. — Я сам, к примеру, устроился по протекции. Мой дядя здесь работал. Сейчас он уже на пенсии. Мне наплевать, что обо мне говорят — по блату я здесь или не по блату. Чувствую себя спокойно. Спасибо дяде. Конечно, всегда найдутся такие, кто будет шипеть за спиной насчет блата. Еще кто-нибудь к дяде плохо относится. Тоже вредит. Но куда денешься. В жизни кругом враги. И не надо стесняться привлекать на свою сторону союзников. Японское общество так устроено.

— Неправильно все это.

— Ты совсем не знаешь мира мужчин, потому так и говоришь.

С этими словами он повернулся и ушел. Вывел меня из себя. Какой еще «мир мужчин»! Когда им надо, они все всегда друг с другом споются и никого в свой круг не пустят. Если у нас одна большая семья, как он говорит, почему женщины — сбоку припека? Наверняка в фирме есть группа выпускников университета Q., но почему-то мне никто об этом не сказал. Кругом одни враги. В самом деле, как в «диком поле».

Тут до меня донесся шепот Ямамото:

— Хорошо. Встречаемся у кинотеатра.

Ямамото быстро положила трубку и огляделась, не засек ли кто, что она по служебному телефону обсуждает личные дела. Вид у нее был довольный. Даже сияющий. Улыбка во весь рот. Не иначе договорилась о свидании. «Надо привлекать на свою сторону союзников», — в голове прозвучал голос «старшего товарища». Раз так, самый надежный способ — зацепить какого-нибудь самца. Ямамото зацепила, поэтому и держалась здесь. Я подавленно опустилась на место и положила голову на стол.

— Ну я пошла, — объявила Ямамото, направляясь к двери. Она подкрасила губы ярко-алой помадой и прямо-таки светилась от радости.

Я встрепенулась, вскочила со стула и вышла следом.

У кинотеатра в Хибия Ямамото поджидал парень, по виду — студент. Куртка, джинсы, кроссовки. Простое лицо, самый обыкновенный парень, такие на каждом углу попадаются. Ямамото радостно замахала ему рукой, и они пошли в кино. Ну и дела! Я вздохнула с облегчением, узнав, что любовь Ямамото — такая бесцветная личность, и в то же время была разочарована: он не оправдал моих ожиданий.

Прозвенел звонок, сеанс начинался. Я осталась на улице одна — и никак не могла успокоиться. Маленькие черные жучки заползали в мое сердце. Один, другой, третий, четвертый. Сколько я ни старалась их прогнать, этой мерзости становилось все больше. В конце концов мне стало казаться, что черная шуршащая масса заполнила все сердце. Ощущение было ужасное. Захотелось бежать сломя голову, куда угодно, лишь бы подальше от этого места.

Ямамото обладала тем, чего не было и никогда не будет у меня. Причем не только Ямамото. Ни на что не способные девчонки-ассистентки, которых я не могла принимать всерьез; пришедший в фирму вместе со мной парень, наглый до предела; маргинальный старикан Кабано… Все они умели это делать, и получалось у них совершенно естественно. Все умели, а я нет. Это — умение коммуницировать с себе подобными. С друзьями и любовниками. С людьми, перед которыми можно открыть душу. С кем одно удовольствие поговорить, встретиться после работы. То есть за дверями фирмы у них было с кем почувствовать себя абсолютно свободно.

Задувал свежий майский ветер. Солнце ползло к закату, окрашивая в оранжевое густо разросшиеся деревья в парке Хибия. Однако мрак у меня в душе не рассеялся. Гадкие черные жуки кишели с недовольным шуршанием и треском, множились, переполняя сердце. «Ну почему только я? Почему?» — звенел в мозгу вопрос. Борясь с порывами ветра, сгорбившись, я брела по Гиндзе домой, где меня никто не ждал, кроме матери. Мрачная перспектива! А завтра снова на работу. От одной этой мысли становилось тошно. Черные жуки, питавшиеся моим отчаянием и раздражением, зашуршали еще громче.

Я жила, как живут побитые жизнью немолодые мужики. Курсировала между домом и работой. Смысл существования — в получении зарплаты. Все деньга шли в семью. Мать их забирала и клала в банк. На остаток покупала где-то по дешевке рис и мисо, платила за учебу сестры, за содержание и ремонт дома. Даже на мои карманные деньги наложила лапу. Если бы я вдруг куда-то делась, мать, уже потратившая почти все накопления на то, чтобы сестра училась дальше, оказалась бы на улице. Некуда мне было деваться. Мать старела, так что придется содержать ее до самой смерти. Ну и чем я отличаюсь от мужчин? Тяну такой же воз, содержу семью. А ведь мне всего двадцать пять. Такой ребенок, обреченный на то, чтобы вечно работать, работать, работать…

У мужчин есть тайные радости, друзья. Они могут выпивать, таскаться за женщинами, интриговать. У меня же, кроме работы, — ничего. Но и на работе я не первая. Не угнаться мне за Ямамото. Я не умею ладить с людьми. Это тянулось еще со школы, где у меня не было ни друзей, ни подруг. «Не было, не было», — во всю мочь трещали копошившиеся в сердце жуки. Меня охватило такое одиночество и отчаяние, что я остановилась посреди улицы и расплакалась. А жуки надрывались все громче:

Позови меня кто-нибудь. Обрати на меня внимание. Скажи что-нибудь доброе. Пожалуйста, пожалуйста!

Я милая, хорошая, правда? Ну скажи!

Шепни: давай выпьем чаю и…

Скажи, что хочешь побыть со мной наедине.

Бредя по вечерней Гиндзе, я невольно сталкивалась взглядом с шедшими навстречу мужчинами, безмолвно умоляя их обратить на меня внимание. Но они, мельком взглянув на меня, тут же с раздражением отводили глаза. Им не было до меня никакого дела.

Я свернула с главной улицы на боковую. Мимо одна за другой проходил и хостесс из разбросанных по Гиндзе баров и клубов. Толстый слой косметики на лицах, приторный аромат духов. Они тоже не желали удостоить взглядом незнакомку, затерявшуюся в их переулках. Смотрели только на мужчин — потенциальных клиентов. Вечером заведения, куда спешили эти женщины, заполняло мужское племя. Этот мир принадлежал ему. «Все они похожи на мужиков из нашей фирмы», — сообщили хостесс засевшие в моем сердце жуки. Одна женщина, стоявшая у входа в бар, пристально смотрела на меня. Ей было лет тридцать пять. Одета в кимоно из серебристо-серого шелка с карминного цвета поясом. Волосы собраны на затылке. Она не сводила с меня недобрых подозрительных глаз.

«Почему вы так смотрите?» — возмущенно зашуршали жуки.

«Чего торчишь перед глазами?! Ты здесь чужая. Ступай отсюда, — заговорила дама в кимоно. — Ты ничего не понимаешь, принцесса. Здесь развлекаются мужчины. Отдыхают после работы. Поработают, а потом у нас расслабляются. И работа, и наше заведение — одно с другим связано. Все это мир мужчин. Все для них».

Я пожала плечами.

«Вон оно как! Я нигде не нужна. Получается, я — что-то вроде воздуха».

«Много хочешь, — развеяла мои иллюзии дама в кимоно. — Дура! Воздух — вещь совершенно необходимая. Сравнила! Ты — безделушка. Сейчас такие нужны. Вроде как для алиби. Искусственная, совершенно неестественная штучка. А вот без нас мужчинам никак не обойтись. Все равно что без воды, без воздуха».

«Но я хочу работать».

«А может, пусть лучше мужчины работают? Все равно женщинам с ними в этом не тягаться. А что я? Я — женщина и выполняю женскую работу».

«Мне надо деньги зарабатывать».

«Женщина должна следить за собой и покорять мужчин. — Дама в кимоно окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног, явно не одобряя мой скучный и серый вид, и презрительно фыркнула. — Но мне кажется, это не для тебя. Ты вообще на себя рукой махнула, что ли?»

«Ничего я не махала. Я хоть и просто выгляжу по сравнению с тобой, зато у меня настоящая работа. Я, к твоему сведению, окончила университет Q., работаю в строительной фирме G.».

«А толку никакого, — вынесла свой приговор дама. — Кто на тебя польстится? Ниже среднего. Второй сорт. На Гиндзе работу никогда не найдешь».

Ниже среднего… По балльной системе — меньше пятидесяти. Никто меня не хочет. Я чуть не помешалась от этой мысли. Ниже среднего… Кошмар!

Я хочу победить. Хочу победить. Хочу победить. Хочу быть первой.

Хочу, чтобы обо мне сказали: «Она — классная. Здорово, что мы познакомились».

Жуки в сердце затрещали снова.

Подкатил длинный узкий лимузин с тонированными стеклами, за которыми ничего не разглядеть. Проходившие мимо люди останавливались посмотреть на это чудо, а лимузин, ворочавшийся в тесном переулке, как бегемот, тем временем свернул за угол и остановился перед шикарным ночным клубом. Водитель почтительно распахнул дверцу, и из машины показался очень представительный мужчина за сорок в двубортном костюме. С ним была молодая женщина. Она такая красивая, что все хостесс заведения, а с ними швейцар и случайные прохожие рты открыли. Блестящее черное вечернее платье подчеркивало белизну ее кожи и алую помаду на губах. Мягкие, каштанового цвета, волосы волнами падали на плечи.

— Юрико! — вырвалось у меня.

Да, это была она. Моя соперница в женской школе Q., совершенно непристойная особа. Прилежание, учеба… это все не для нее. Она появилась на свет исключительно для секса. Услышав окрик, Юрико обернулась, скользнула по мне взглядом и, ничего не сказав, взяла своего спутника за руку. «Я — Кадзуэ Сато! Ты же меня узнала! Чего притворяешься?» — кусала я губы от злости.

— Ты что, знаешь ее? — вдруг обратилась ко мне дама в кимоно.

Все это время я вела с ней тяжелый мысленный спор, и, услышав ее реальный голос, неожиданно молодой и теплый, удивленно отступила на шаг назад.

— Вместе учились. В старших классах. Я дружила с ее старшей сестрой.

— Да ну! Сестра, небось, тоже красавица? — вздохнула она, но я поспешила ее разочаровать:

— А вот и нет. Ничего общего. Смотреть не на что, — ответила я, предоставив изумленной даме в кимоно самой решать вопрос, как такое может быть.

Как-то сразу стало легче: я представила, какое унижение испытала бы сестра Юрико, если бы вдруг узнала, чем занимается ее младшенькая. Словно камень с души свалился. Бывают люди и понесчастнее меня! Конечно, сестре Юрико до моего уровня далеко; от нее пахло бедностью, и уж, конечно, в первоклассную фирму она бы никогда не устроилась. «Так что в любом случае я лучше ее», — успокаивала я себя. Этой маленькой радости оказалось достаточно, чтобы черные жуки растворились без следа. В тот вечер я избавилась от тревоги, от которой, как мне казалось, никуда не денешься. Однако предчувствие, что жуки когда-нибудь вернутся и снова будут мучить меня, осталось.

 

О детстве ничего хорошего я не могу вспомнить. Стараюсь вообще забыть его. Глядя в ванной на себя в зеркало, я волей-неволей возвращаюсь к тому, не самому лучшему времени. Сейчас мне тридцать семь. Выгляжу я еще молодо, не ем все подряд, поэтому все такая же худенькая. Ношу все тот же размер. Но одно меня ужасно пугает: через три года мне будет сорок. Женщина в этом возрасте — уже старая вешалка. Кому она нужна? Да никому. Хотя, помню, как я боялась тридцати! Но сорок — это уже более чем серьезно. В тридцать у меня были надежды на будущее. О чем я мечтала? Ну, к примеру, о работе в хорошей компании, о карьере. Или что встречу принца. И все в таком роде. Смешно. Сейчас я о таком не мечтаю.

Возрастные рубежи ставят все в моей жизни с ног на голову. Я занялась проституцией в тридцать лет. Никакого опыта в этом деле не имела, и это меня раздражало. Самый первый клиент, услышав, что я девственница, страшно удивился. Не хочу об этом вспоминать. До полтинника я, пожалуй, не доживу. Да и насчет сорока есть сомнения. В любом случае, лучше умереть, чем дожидаться, когда превратишься в кочерыжку. Какой смысл небо коптить?

— Хочешь пива? — послышался из комнаты голос клиента, возвращая меня к реальности.

Я стояла под душем, смывая прилипшие, как блестящий клей к телу, пот, слюну и сперму человека, которого видела впервые в жизни. Впрочем, на этот раз все не так плохо. Клиенту было лет пятьдесят пять или даже больше. По одежде, поведению видно — из приличной фирмы. Добрый. Сделал дело, теперь вот пива предложил. Первый случай в моей практике.

Человеку под шестьдесят. Наверное, в его глазах я выглядела еще молодо. Были бы все такие клиенты — тогда можно и после сорока не бросать это дело. Обмотавшись полотенцем, я вышла из ванной. Клиент дожидался меня уже в трусах и курил сигарету.

— Выпей пива. Время есть еще.

Расслабился человек, подумала я с облегчением. Молодой бы на его месте все требовал: давай еще! давай еще!

— Спасибо! — Я взяла стакан обеими руками.

Глаза клиента сощурились в улыбке.

— А ты девушка воспитанная. Надо же… Такие манеры… Зачем тебе все это надо?

— Ну как сказать… — Приятно слышать, что у тебя хорошие манеры. Я ласково улыбнулась. — Наверное, в один прекрасный момент просто надоело курсировать между домом и работой. Приключений каких-то захотелось. С женщинами так бывает. А когда такая работа… Видишь людей, каких иначе никогда не встретишь. Жизнь лучше узнаешь.

Приключения? Банальное словечко… Клиент получил удовольствие, но хотел еще услышать какую-нибудь историю. Собственно, именно за историю он и платил.

— Приключение? — Клиента явно зацепило это словечко. — Действительно приключение — собой торговать. Да еще какое! На такое мужчина не способен.

Улыбнувшись, я поправила парик. Я его не снимала даже под душем.

— Ты где работаешь? В фирме? — заинтересовался клиент.

— Да. Но это секрет.

— В какой? Я никому не скажу. Что за фирма?

— А вы в какой? Сначала вы скажите, а потом я.

Я специально напускала тумана, чтобы возбудить его интерес. Может, он еще меня вызовет. По крайней мере, я рассчитывала на это.

— Договорились. Знаешь, я профессор. Преподаю в университете.

Я почувствовала в его словах гордость. Как говорится, а вот с этого места подробнее, пожалуйста.

— Не может быть! В каком же?

— Я дам тебе визитку. А у тебя есть карточка?

Полуголые, мы обменялись визитными карточками. Клиента звали Ясуюки Ёсидзаки. Профессор права в третьеразрядном частном университете в Тибе. Нацепив очки, он с уважением рассматривал мою визитку.

— Вот это да! Заместитель заведующего отделом, департамент комплексных исследований. Строительно-инжиниринговый холдинг G. Это же очень ответственная должность!

— Да ничего особенного. Готовлю статьи и отчеты о влиянии экономических факторов на рынок.

— Выходит, мы почти коллеги! Вы в аспирантуре учились?

В глазах Ёсидзаки мелькнули робость — видно, он меня побаивался — и любопытство. Два чувства, смешавшись, привели его в возбуждение.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!