Когда Эдварда и Белла репетировали сцену секса в «Ромео и Джульетте». 3 страница



- А ты видел много малышей?

- Только некоторых. Достаточно, чтобы осознавать, что они... они люди. Понимаешь?

Я действительно не могла понять, что он подразумевал, его слова звучали вяло и были трудными для восприятия. Я прекратила поглаживать его волосы, потому что была уверена, что это не помогало ясности его сознания.

- Каллен?

Он схватил мою руку и направил обратно к своим волосам.

- Продолжай.

Я осторожно провела пальцами по коже его головы, и он вздохнул.

- Думаю, что я был милым малышом, - проговорил он, сглотнув. - Правда, не знаю точно... я многого не помню... но думаю, что был.

- Уверена, что был. Очень милым. Наверно, еще и очень непослушным.

- Наверно. Может быть, поэтому они… возможно, я был плохим. Недостаточно располагающим к себе. Знаешь, дети, которые не получают достаточно... объятий... или любви... или чего там еще, когда они еще маленькие…. Это... это губит их. Иногда на всю жизнь.

Его дыхание замедлилось, но я не хотела, чтобы он прекратил говорить. Я знала, что то, о чем он говорил мне, было важным. Я только жалела, что не знала, почему.

Я мягко потрясла его.

- Эдвард, останься со мной.

Он повернулся на спину, глядя на меня усталыми глазами.

- Я не знаю, отказались ли они от меня потому, что я был поврежден, или я стал поврежденным, когда они отказались от меня, но конечный результат все равно один.

Он моргнул, долго и медленно, и я видела, что он проигрывал свое сражение со сном.

- Эдвард, о чем ты говоришь? Кто отказался от тебя?

- Мне было два года, ради всего святого. - Он говорил едва слышно. - Маленький человек. Кто отказывается от двухлетнего? Решает, что он не то, чего они, в конце концов, хотят?

Внезапно все встало на свои места. Письмо в его ящике Департамента социальной службы. Его завуалированные комментарии о том, что он на самом деле не знает своего отца.

- О, мой бог, Эдвард...

- Родители никогда не говорили мне. Когда мне было шестнадцать, однажды вечером я подслушал их разговор. Мама думала, что я имею право знать, но отец был против. Сказал, что я не должен знать о дурной крови, которая породила меня. То, что я был достаточно своенравным, не зная о моих биологических родителях.

О, Господи. Шестнадцать? Он так и не узнал об этом, пока он не стал практически мужчиной? Что за черт?

Я даже не могла осознать, как глубоко это могло повлиять на чью-то психику. До тех пор он думал, что знал, кто он такой и откуда, чтобы потом узнать, что все это было ложью или, как минимум, огромным упущением? Это же потрясло все его чувство собственного достоинства. Его Я.

Неудивительно, что у него проблемы.

Мне стало так больно за него. Так обидно.

Я попыталась замаскировать свой шок, сдерживая свой голос тихим и уравновешенным.

- И что ты сделал, когда узнал? Ты открыто поговорил с ними?

Он отвернулся, и его голос дрогнул, когда он сказал:

- Несколько лет они не знали, что я слышал, но каждый раз, когда папа пропускал мои соревнования или отменял наши планы на выходные, я считал, что это потому, что я не был его настоящим сыном. Вот тогда мы начали ссориться. Каждый раз, когда он хвалил Элис, а не меня, я знал, что это потому, что она была его кровь, а я не был. Я был лишь неудачником, отверженным ребенком, над которым сжалилась мама.

- Эдвард, нет...

Я обняла его, прижавшись к его спине, и попыталась утешить, в чем он, вероятно, так нуждался все эти годы.

- Обнаружив это... - продолжил он, - я только подтвердил то, что всегда думал о себе: что я никогда не буду достаточно хорошим. Независимо от того, что делаю или как сильно стараюсь, люди будут отказываться от меня, потому что, очевидно, я того не стою. И осознание этого делало меня действительно чертовски злым, потому что я полагал, что «зачем напрягаться». Зачем продолжать притворяться? Иногда лицемерие папы бесило меня до безумия, и я вымещал это на Элис. Я действительно дерьмово обращался с ней, и от этого чувствовал себя еще хуже, потому что знал, что это не ее вина. Она понятия не имела, почему я вдруг превратился в такого колоссального кретина. Она до сих пор не знает правды. По сей день она думает, что я ее настоящий брат.

О, Каллен.

- Ты ее настоящий брат.

- Нет, это не так. Я на самом деле вообще никем настоящим не являюсь. Может быть, поэтому я хороший актер. Каждый персонаж, которого я играю, более реален, чем я.

Я убрала свою руку из его волос и приложила к его лицу. Когда он, наконец, посмотрел на меня, я поняла, что какие бы заверения я ему ни дала, для него их будет недостаточно.

И все же, я должна была попытаться.

- Каллен, я наблюдала за вашей семьей достаточно, чтобы понять, что ты абсолютно настоящий для всех них, даже для твоего отца. Твоя мама и сестра очень сильно любят тебя, и ничего, даже кровь, этого не изменит. И твой отец... ну... я не знаю, почему он считает, что так трудно иметь дело с тобой, но есть тысячи отцов и сыновей, у которых те же проблемы, и я уверена, что большинство из них не вертится вокруг вопросов усыновления. Может быть, проблема не в том, что вы оба такие разные. Может быть, как раз в том, что вы слишком похожи.

Он фыркнул и покачал головой, но я не хотела, чтобы он уклонился от темы и стал защищаться, поэтому поцеловала его, чтобы остановить стены, пока они не взлетели снова. Он на секунду замер, прежде чем поцеловать меня в ответ, но когда он это сделал, я знала, он старался. От него пахло зубной пастой и алкоголем, и, когда его прерывистое дыхание сказало мне, что он направил на меня все свое внимание, я отстранилась и продолжила:

- И позволь мне сказать тебе то, что ты уже знаешь: хочешь ты это признавать или нет, ты настоящий и для меня тоже. Я никогда не встречала никого настолько настоящего, как ты, за всю мою жизнь, и когда я с тобой, я чувствую, что могу быть настоящей тоже, потому что, уверена, ты первый человек, который видит меня со всеми недостатками, и я ему все равно нравлюсь. Так что не смей сидеть тут и говорить, что ты ни для кого не настоящий. Ты окружен людьми, которые любят тебя, несмотря на всю твою решимость оттолкнуть их. Иногда ты настоящая боль в заднице, но поверь мне, когда я говорю, что ты, Эдвард Каллен, совершенно определенно настоящий.

Я ожидала, что он высмеет меня или, по крайней мере, будет спорить, но, к моему удивлению, он этого не сделал. Он просто смотрел на меня несколько долгих секунд, а затем закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, в то время как мышцы его челюсти сжались и разжались. Мне очень хотелось заползти к нему в голову и выяснить, что он думает, но так как я не могла этого сделать, то просто ждала, когда он что-нибудь скажет.

Я ждала довольно долго.

Наконец, он проговорил:

- Ты ненормальная.

Хотя слова были обидными, он произнес их со своего рода благоговейным почтением.

- Я... гм... я прямо не знаю, как отреагировать на это.

- Ты должна принять их как комплимент. Я просто... - Он покачал головой. - Я не знаю, как ты делаешь это.

- Делаю что?

- Вытягиваешь из меня все мои жалобы и заставляешь лучше себя чувствовать в одно и тоже время. Это... это как сверхсила или как там. Чертовски ненормально.

Я еле сдержала свою улыбку.

- Я заставляю тебя лучше себя чувствовать?

Его рот тоже еле сдерживался от улыбки.

- Немного.

- Немного… Что необходимо предпринять, чтобы апгрейдить это «немного»? Потому что, понимаешь, я хочу быть девушкой с полным пакетом услуг, и я готова сделать для тебя практически все, чтобы…

Он поцеловал меня, чтобы заткнуть или, может быть, потому что просто очень хотел поцеловать меня. В любом случае, я была рада, потому что это заставляло меня думать, что, возможно, его родители правы. Возможно, я смогу его исправить. Возможно, все наши неправильные части могут быть отданы друг другу, замещая наши собственные, и мы соберем друг друга правильными.

И пока мы целовались, все другие мысли, кроме тех, которые были связаны с его ртом и руками, исчезли на второй план, а маленькая логически последовательная часть моего мозга говорила мне, что вот как сейчас, мы – самая неиспорченная форма самих себя.

Незамысловатая.

Ну, насколько незамысловатой она может быть у нас двоих.

И вот какие мы сейчас, нас легко представить идеальными и счастливыми, и подходящими.

Очень, очень подходящими.

...

...

...

 

Действие 24. Озарение

Прошлый раз в 2010 году

- Белла, я бы солгал, если бы сказал, что не хочу, чтобы люди думали, что мы вместе, потому что, по моему мнению, мы уже вместе. Но если это нервирует тебя, то мы можем замедлить темп. Держать руки подальше от тебя будет охрененно мучительно, но я смогу справиться с этим, если ты решила, что так лучше. Но согласиться сделать шаг назад полностью отличается от твоих попыток оттолкнуть меня, что ты только что делала. Позволь сэкономить тебе силы, сказав, что ты не сможешь избавиться от меня так легко. Я не боюсь расставаний. Я использовал все эти уловки, когда оставил тебя. Я, наконец, узнал, что не могу жить без тебя, и что еще более важно: что не хочу жить без тебя. Так что, можешь идти и нервничать из-за всего, чего хочешь. Я все еще буду здесь, когда ты закончишь. Понятно?

Он выжидающе смотрел на меня, пока я не подтвердила то, что слышала его, кивком головы. Затем, прерывисто вздохнув, он пристально смотрел на меня еще несколько колени-подкашивающих секунд, прежде чем сказать:

- Хорошо.

С этими словами он развернулся и исчез внутри театра, двери закрылись за его спиной.

Я осталась там, с бешено колотившимся сердцем, учащенным дыханием, пытаясь осознать, какого черта только что произошло.

Я думала, что знаю, какими мы были. Насколько уклоняющимися и уворачивающимися. Но этот новый Эдвард продолжал делать то, что удивляло меня. Разрушая наши старые модели поведения. Изменяя наши формы в нечто новое и незнакомое.

________________________________________

2010

Неделю спустя

Дорогой дневник,

Я не знаю, почему побеспокоилась сделать в тебе запись. Полагаю, я надеюсь, что ты внесешь хоть какую-то ясность. Для меня это способ очиститься от тех противоречивых эмоций, которые практически парализуют меня.

Каллен в настоящее время удивителен, и мне так сильно хочется ему довериться. Но желание и на самом деле сделать это – разные вещи. Каждый раз, когда я делаю шаг вперед, следующий шквал горечи накрывает меня, и я возвращаюсь к домысливанию каждого его движения, поиску улик, которые юная, более наивная-Я отказывалась видеть.

Если бы я только могла вернуться назад во времени и упросить себя не влюбляться в него так сильно. Не то чтобы юная-Я послушалась бы. В то время я думала, что держу в руках все ответы. Я знала, что он был поврежден и испуган, но полагала, что мы были достаточно сильными, чтобы сгладить все трещины и щели.

Какое-то время казалось, что это так, но это была всего лишь иллюзия, как зимой, когда снег покрывает гигантские дыры, делая вид, что земля идеальная и цельная.

Каллен и я никогда не были цельными. Просто в различной степени сломанными. Всегда балансирующими на грани нашей бескрайней неуверенности в себе.

И вот теперь он просит меня пройти по этому скользкому пути еще раз, но проявляет такую заботу обо мне, убеждая меня сделать осторожный шаг вперед, искушая верить, что наш новый путь имеет твердый фундамент, а не воздух.

Заманчиво.

Проблема в том, что независимо от того, насколько заботлив бы он ни был, я всегда буду помнить другие падения. И не важно, сколько раз он будет говорить мне, что он изменился и вырос, я всегда буду знать, что это было за мой счет. Потребовалось два раза разбить мое сердце, чтобы даровать ему озарение. Чертовски хорошо для него.

Что же дарует мне мое?

...

...

...

Я стояла в баре и потягивала водочный коктейль. Он был третьим. Я, наконец, начала чувствовать меньше. Или, может быть, я чувствовала больше. Трудно сказать.

Я слышала их в дальнем углу ресторана, смеющихся и разговаривающих, хорошо проводящих время. Голос Каллена выделялся, хотя он и не был особенно громким. Будто мое радио было настроено на его частоту, в состоянии слышать его через все окружающие разговоры; почувствовать его, даже когда он находился на другой стороне зала.

Все отмечали наше предстоящее тесное сотрудничество в театре на следующей неделе. Технические репетиции. Предварительные прогоны. Полировка и совершенствование игры, чтобы она стала настолько идеальной, какой только может быть. Готовой быть увиденной. Оцененной.

Я должна быть с ними, но была не в настроении.

Не знаю, почему они так счастливы. Я была в ужасе.

Если я облажаюсь, спектакль провалится. Даже если Каллен выдаст лучшее исполнение за всю свою карьеру, он там будет не один, и чем ближе премьера, тем больше сомнений закрадывалось в пространство между моими страхами.

Я смотрела на них, таких шумных и уверенных. Аро поднял в моем направлении бокал, широко улыбаясь. Такой довольный тем, что он создал. Такой уверенный в моих способностях.

Я слабо улыбнулась и вернулась к моему напитку.

Неужели он действительно верит, что кто-то, чьи эмоции медленно душат его, сможет собраться, невзирая на все свое дерьмо, чтобы добиться достойного исполнения?

Не стоит верить мне. Я не доверяю себе.

Я даже себя не знаю.

Я так часто изображала разных людей на протяжении многих лет, что больше не знаю, какая же я реальная. В свое время я думала, что знаю, но, похоже, это было целую жизнь назад, и этот человек, так жаждущий любви и склонный быстро прощать, чужой для меня сейчас.

Я такая дура.

Я услышала низкий смех и повернулась, чтобы увидеть смеющегося Каллена и дико жестикулирующего Аро. Он выглядел таким счастливым. Беззаботным.

Когда-то я испытывала что-то подобное.

Я закончила со своим напитком и заказала другой. Может быть, четыре будет моим счастливым числом.

Какой-то мужчина подошел и сел на табурет рядом со мной, улыбнувшись мне, когда заказывал виски. У него были темные волосы и голубые глаза. Привлекательный. В дорогом костюме. Узел галстука ослаблен, рубашка расстегнута.

Я, должно быть, уставилась на него, потому что он пристально посмотрел на меня, в то время как бармен подал ему напиток.

- Я бы тоже заказал вам, но, похоже, ваш еще свежий.

Я моргнула и отвернулась.

- Э-э... да. Спасибо, но у меня все хорошо.

Запах виски донесся до меня, когда он пригубил свой напиток, и это напомнило мне о другом времени, миллион лет назад, когда я была доверчива и наивна.

- Вы здесь одна?

Я знала, о чем он спрашивает. Я больше не наивна.

- Я здесь с друзьями, - сказала я, указывая на громкий стол в углу. Каллен изображал кого-то. Возможно, Джека Николсона. И очень хорошо.

Незнакомец кивнул.

- А. Взяли перерыв от легкомыслия?

- Что-то вроде этого.

Вдруг, теплое покалывание прошло по моему позвоночнику, и я повернулась к Каллену, к его острому и пылающему взгляду с другого конца зала. Он остановился прямо посередине импровизации. Я знала, что он следил за мной весь вечер, стараясь быть деликатным, но это был другой взгляд. Я больше не была одна.

Еще воспоминание: каким он был до своего прозрения. Всегда такой ревнивый. Боявшийся меня потерять. Достаточно боявшийся, чтобы разрушить нас, прежде чем это смог сделать кто-то другой.

Я выпила еще, пытаясь заглушить боль воспоминаний, которую вытягивали эти мысли. Это не помогло.

Каллен продолжал смотреть. Я развернулась обратно к бару и постаралась его игнорировать.

Незнакомец наклонился, виски в его дыхании заставило меня наклониться вперед в желании воспроизвести чувственную память.

- Вы слишком красивы, чтобы выглядеть такой грустной. Могу ли я чем-нибудь помочь?

Я слышала вариации этой фразы бесчисленное количество раз на протяжении многих лет, и в очень многих случаях я позволяла, чтобы эти люди помогали мне. Позволяла их рукам касаться меня, пока я закрывала глаза и думала о нем. Воображала, что их губы были его, их руки, их тела. И когда я занималась с ними сексом, то делала это отчаянно, пытаясь почувствовать его в них, во мне, представляя, что он не оставлял меня. Используя их и ненавидя их потом за то, что они не были им. Ненавидя себя еще больше, за то, что все еще так сильно хотела его.

Ненавидя его больше всего.

А теперь он заставлял меня не ненавидеть его. Полностью меняя направление, которым я шла после него. И я так изменилась, что больше не знала, какого черта я делала. Что я чувствовала. Кто я такая.

Он когда-то был таким же. Эмоциональным кренделем. Закрученным так сильно, что не мог развязаться самостоятельно, даже для меня.

Что ж, он больше не такой.

Он сейчас намного лучше. Исправленный.

Или это он так говорит.

Я посмотрела на незнакомца, такого симпатичного и надеющегося, что мое хрупкое эмоциональное состояние приведет к тому, что он сможет меня трахнуть. В прошлом так вероятно бы и произошло, и даже сейчас я испытывала желание попробовать виски на его языке, но я знала лучше. Несмотря на знакомый запах, он не его, и даже в темноте с зажмуренными глазами, он никогда даже приблизительно не заставит меня почувствовать тоже самое.

Было бы намного проще, если бы мог. Если бы каждая молекула в моем теле не тянула меня к мужчине на другой стороне зала.

- Пока я просто хочу выпить, - сказала я незнакомцу и улыбнулась, понимая, что Каллен наблюдает за каждым моим шагом. - Но спасибо за предложение. - Я коснулась его руки. Начала с плеча и добралась до локтя. Мои слова говорили «нет», но прикосновение говорило «может быть». Я не подразумевала «может быть», но Каллен этого не знал и, возможно, я хотела, чтобы он помучился. Может быть, я мелочная и достаточно ожесточенная, чтобы проверить его вновь обретенное спокойствие и посмотреть, действительно ли он так изменился, как утверждает.

- Ну, а что, если я выпью с вами? - спросил незнакомец, принимая мое «может быть», как вероятное «да». - И вы сможете рассказать мне о том, почему такая красивая женщина пьет в одиночестве в зале, полном людей.

Я кокетливо улыбнулась, поддерживая эту игру. Убедившись, что Каллен видит.

Я говорила. Я смеялась. Я смотрела в глаза и касалась руки мужчины. Это все была игра, но я хотела подтолкнуть Каллена проявить скрытые трещины и изъяны, которые могли бы причинить мне боль снова.

Его пристальный взгляд, как тепловой луч, обжигал меня каждую секунду, что я говорила с незнакомцем. Я находила болезненный комфорт в этом. Его ревность была знакома. Я по ней даже соскучилась.

Интересно, как далеко мне надо подтолкнуть его, прежде чем он сломается? Мне просто нужно остаться здесь и говорить? Касаться незнакомца так, будто я хочу от него большего, чем просто разговор? Или мне нужно зайти дальше? Поцеловать его? Уйти с ним?

Позволит ли новый и улучшенный Каллен мне уйти вместе с ним? Или он опять превратится в пещерного человека-собственника, каким часто был в прошлом?

Меня так и подмывало это узнать.

Я знала, что это делало меня плохим человеком, но ебать... Я так долго была хорошей, и посмотрите, куда это меня завело.

Еще один коктейль. Еще больше болтовни. Каллен прожег дыру на моем лице, и я могла чувствовать, как его расстройство вибрировало в воздухе, говоря мне, что то, что я делала, был неправильным.

Настолько неправильным.

Пагубным.

Мстительным.

После пяти коктейлей, я больше не могла притворяться и продолжать игру. У меня не было ни энергии, ни желания. Причинив страдание Каллену, я не смогу стереть свою боль, независимо от того, сколько частей меня думает, что это произойдет. Это просто сделает нас обоих несчастными.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 107; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!